Вы не вошли.
А не создать ли нам свой Емцетред, аноны? Любите ли вы Таню Гроттер так, как любил ее Ванька Пуппер, Ург, Пинайлошадкин? Скучаете ли вы по веселой ведьме Улите и тянет ли вас блевать от бешеной овуляшки, в которую она превратилась? Жалели ли вы Арея и мечтали ли о его переходе на светлую сторону? Читали ли вы ШНыр и поняли ли хоть что-нибудь в этой пинакотеке ебанавтов?
Давайте поговорим про Дмитрия Емца и его произведения. Анон очень старый фанат, любивший его когда-то за легкость и юмор и до сих пор читающий сквозь фейспалм современные высеры. Я верю, что я такой не один.
Рисовалка: http://doodle.multator.ru/thread/emets
Чат: https://join.skype.com/eZyn1OrYsGcc
Чтения
Гуголдок: https://docs.google.com/document/d/1DT0 … sp=sharing
И магический контрабас (книга 1)
Глава 1, часть 1
Глава 1, часть 2
Глава 2, часть 1
Глава 2, часть 2
Глава 2, часть 3
Глава 3, часть 1
Глава 3, часть 2
Глава 4
Глава 5, часть 1
Глава 5, часть 2
Глава 6, часть 1
Глава 6, часть 2
Другие чтения книги
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
И исчезающий этаж (книга 2)
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5-6
Глава 7
Глава 8
Глава 9-10
Глава 11
Глава 12
Глава 13-14
Глава 15
И Золотая Пиявка (книга 3)
Глава 1-2
Глава 3
Глава 4-5
Глава 6
Глава 7-8
Глава 9
Глава 10-11
Глава 12-13
Глава 14
И трон Древнира (книга 4)
Главы 1-2
Другие читения той же книги
Глава 1-2
Глава 3
Глава 4, часть 1
Глава 4, часть 2
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Главы 8-9
Глава 10
Глава 11
Главы 12-13
Глава 14
Глава 15
Главы 16-17
И посох Волхвов (книга 5)
Глава про матч
Главы 1-2
Главы 3-5
Другие читения той же книги
Глава 1 (плюс интервью)
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Главы 8 и 9
Глава 10
Глава 10
Глава 11
Глава 12, часть 1
Глава 12, часть 2
Глава 13
И молот Перуна (книга 6)
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
И ботинки кентавра (книга 8)
Глава 1, часть 1
Глава 1, часть 2
Глава 2, часть 1
Глава 2, часть 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11-12
И колодец Посейдона (книга 9)
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
И Локон Афродиты (книга 10)
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
И перстень с жемчужиной (книга 11)
Глава 1
Глава 2, часть 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
И проклятие некромага (книга 12)
Глава 1, часть 1
Глава 1, часть 2
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11-12
Глава 13(1)
Глава 13(2)
И болтливый сфинкс (книга 13)
Недочтения 1
Недочтения 2
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9-10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
И Птица Титанов (книга 14)
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5-6
Глава 7
Глава 8-9
Глава 10
Глава 11
Глава 12-13
Глава 14-15
Глава 16-17
Глава 18-19
Глава 20-21
И пенсне Ноя
Глава 1
Глава 2, часть 1
Глава 2, часть 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Tипичный диалог из какой-нибудь 25 книги про Танечку и Ванечку
1-4 книги: краткие чтения
Сборная солянка из разных книг МБ
Рай-Альтернатива, прототип Мефодия Буслаева
Мефодий Буслаев 1: Маг полуночи
Пролог
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Мефодий Буслаев 2: Свиток желаний
Глава 1
Глава 2
Глава 3 +окончание главы через один коммент
Глава 4, часть 1
Глава 4, часть 2
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Мефодий Буслаев 3: Третий всадник мрака
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Мефодий Буслаев 4: Билет на Лысую гору
Главы 1-2
Главы 3-4
Главы 5-7
Главы 8-11
Главы 12-14
Мефодий Буслаев 5: Месть валькирий
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Главы 5-6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10-11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Главы 15-16
Мефодий Буслаев 6: Тайная магия Депресняка
Глава 1
Глава 2
Мефодий Буслаев 7: Лёд и пламя Тартара
Глава 1, часть 1
Глава 1, часть 2
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10-12
Глава 13-14
Мефодий Буслаев 8: Первый Эйдос
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Продолжение главы 12
Ещё продолжение главы 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Мефодий Буслаев - 9.Светлые крылья для темного стража
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Мефодий Буслаев - 9.Лестница в Эдем
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Мефодий Буслаев - 18. Ошибка грифона
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Мефодий Буслаев 19: Самый лучший враг
Глава 1
ШНыр 1: Пегас, лев и кентавр
Глава 1: часть 1, часть 2
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
ШНыр 2: У входа нет выхода
Главы 1-2
Главы 2-4
Глава 5
Главы 6-7
Глава 8
Глава 9
Главы 10-12
Главы 13-14
Главы 15-16
Главы 17-19
Главы 20-21
ШНыр 3: Мост в чужую мечту
Введение
Главы 1-2
Главы 3-4
Глава 5
Главы 6-7
Глава 8
Главы 9-11
Глава 12
Главы 13-14
Глава 15
Главы 16-18
Главы 19-20
Главы 21-23
Глава 24, часть 1
Главы 24, часть 2, Главы 25-26
Главы 27-28
Шныр 4: Стрекоза второго шанса
Глава 1
Главы 2-4
Главы 5-6
Глава 7
Глава 8
Главы 9-10
Главы 11-12
Глава 13
Глава 14
Главы 15-17
Главы 18-19
Глава 20
Глава 21
Главы 22-24
Главы 25-27
Главы 28-30
Глава 31
Глава 20
Глава 21
Глава 22-24
Глава 25-27
Глава 28-30
Глава 31
ШНыр 5: Муравьиный лабиринт
Дополнения к «Кодексу ШНыра»
Глава 1-2
Глава 3
Глава 4-5
Глава 6-7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13-15
Глава 16-17
Глава 18-20
Шныр 6: Череп со стрелой
Глава 1
Глава 2
Глава 3-4
Глава 5
Глава 6
Глава 7-9
Глава 10
Глава 11
Глава 12-13
Глава 14-16
Глава 17
Глава 18-19
Шныр-7: Глоток огня
Глава 1-2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7-8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 20
ШНыр-8: Седло для дракона
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
ШНыр-9: Цветок трёх миров
Предисловие
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Глава 25
Шныр-10: Замороженный мир
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Рассказ про аборты
Сравнение рандомных отрывков из разных книг на количество уникальных слов, предлогов и прочий автоматический лексический разбор.
Сравнение книг Емца и Зевраса: часть 1 (семантика), часть 2 (субъективная)
«Кто запихивает детей в живот»
Когда в православном браке «крышу» срывает по очереди, Как отвоевать личное пространство в многодетной семье
Как испортить ребенка, или Беременный папа
Конец света, или Как выживают в обесточенном Крыму
“Мой сын ничего не делает, только играет”
Родители, не заморачивайтесь! (и через пост продолжение)
Цитаты
Кто сеет ветер, фичок по Емцу, автор Анаисфеникс
Разбор сцены секса из Великого нечто
Обсуждение Гвен Мортимер
Фанфик Пони по МБ
Дети против волшебников(Никос Зервас)
Фильм
Книга, часть 1
Глава 1
Глава 2
Глава Главы 3-4
Главы 5-7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15-17
Глава 18
Часть 2
Главы 1-5
Главы 6-9
Главы 10-11
Главы 12-15
Главы 16-17
Главы 18-19
Часть 3
Главы 1-2
Глава 3
Глава 4
Главы 5-6
Главы 7-10
Глава 11
Главы 12-14
Главы 15-16, эпилог
2 и 3 часть также читались в Душеспасительных чтениях (см. шапку).
Кадеты Точка Ру(ДпВ-2)
Часть 1
Главы 1-2
Главы 3-4
Главы 5-6
Главы 7-8
Главы 9-10
Главы 11-13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18 — пропущена
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Главы 24-25, цитаты
Часть 2
Глава 1
Глава 2
Главы 3-4
Бунт пупсиков
Глава 1, часть 1
Глава 1, часть 2
Глава 2
Глава 3, часть 1
Глава 3 часть вторая, часть Главы 5
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 8-10
Глава 11-12
Глава 13-15
Глава 16-19
Бунт Пупсиков-2
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Черная-черная простыня (сборник)
Глава 1
Продолжение 1 главы
Глава 2
Интервью
Тихие мальчики и воинственные девочки
https://holywarsoo.net/viewtopic.php?pi … 3#p2567123
http://holywarsoo.net/viewtopic.php?pid … 2#p1389172
http://holywarsoo.net/viewtopic.php?pid … 2#p1389242
http://holywarsoo.net/viewtopic.php?pid … 2#p1389502
http://holywarsoo.net/viewtopic.php?pid … 1#p1363321
http://holywarsoo.net/viewtopic.php?pid … 5#p1383105
http://holywarsoo.net/viewtopic.php?pid … 9#p1383109
http://holywarsoo.net/viewtopic.php?pid … 1#p1383111
Обложки нового издания ТГ
Все обложки ТГ + Обложки "Проклятия некромага"
Обложки ШНыров
Иллюстрации к ДпВ
Ванька/Глеб от ИИМС
"Дети против волшебников", Царицын/Тихогромов, постканон от ИИМС
https://holywarsoo.net/viewtopic.php?pi … 3#p2561263
https://holywarsoo.net/viewtopic.php?pi … 6#p2584966
https://holywarsoo.net/viewtopic.php?pi … 3#p2599893
https://holywarsoo.net/viewtopic.php?pi … 9#p2759129
Отредактировано (2017-03-09 06:33:52)
А я !внезапно! понял, кого мне Емец напоминает: Стивена Моффата же! Смотрите сколько общего!
1) Мерзкие червепидоры, которые считаются положительными героями, и им предлагается сочувствовать.
2) Куча картонных персонажей.
3) Сексизм изо всех щелей.
4) Нормальные персонажи либо оттираются в сторону, либо стремительно ухудшаются, либо обожают червепидоров.
5) Есть типа "крутой" типаж героини (у Емца это все те бойкие девицы: Танька, Варвара, Гробыня, Улита и т.д.), но на самом деле: а) автор тупо дрочит на этот типаж; б) жизнь "крутых и сильных" героинь всё равно вертится вокруг мужиков(у Емца не в каждом случае).
6) Повсеместные проёбы в логике.
7) Автор постоянно забывает, что сам писал/говорил, и из-за этого канон противоречит самому себе.
С другой стороны, у Моффата хотя бы нет навязчивого морализаторства. Но Емец зато свои собственные придумки портит, в чужие каноны не лезет...
Туристическое агентство "На орбиту Татуина" представляет вам швырь-7!
Сашка, Ул и Родион летят в Е-бург, причём у Ула с Родионом с собой взрывоопасные домашние заготовки. По пути они гробят двойку берсерков, долетают и решают оставить Сашку сторожить пегасов. На всё время вылазки. Нахрена было столько плясать с выбором именно его - не понятно.
Я бы обнял тебя, но я просто текст.
Надпись на заборе
Уже надписи на заборе в эпиграфе пошли...
Сашка был уверен, что они вылетят на рассвете, но ошибся. Ул с Родионом не смогли вовремя найти сумку холодильник, в которой собирались перевозиться ледовики – атакующие закладки, изготовленные по рецепту первошныров.
С кем первошныры-то воевали?! Мне казалось, что они почти все закончились в момент грандиозного ухода Гая и Ко.
В кубиках сухого льда полыхал негаснущий сиреневый огонь, не требующий воздуха и не боящийся воды. От берсерка, рядом с которым взорвался бы ледовик, не осталось бы и одиноко летающего аппендикса. Пока Ул с Родионом разбирались с сумкой холодильником, у младших и средних шныров успели закончиться утренние пролетки.
Меркурий, красноносый, с полуседой бородой, в которую вмерзли сосульки и солома, стоял у входа в пегасню и принимал лошадей. Угодить ему было невозможно. Снисходительный и добрый во всем остальном, в том, что касалось пегов, Меркурий отличался исключительной требовательностью. Скрыть от него что либо было нереально. Казалось, он видел спиной.
– А ты что. Пег весь. В мыле. Тебе его давали. Пролетать. А не загнать, – встречал он Фреду.
– Где твои глаза. Подпруги распущены. Тебе бы. По голове. Седлом. Поерзать… – говорил он Кирюше.
– А ты. Зачем. В деревья садился. Крылья. Хочешь. Поломать, – останавливал он Макара, сопровождая свои слова подзатыльником.
Макар втягивал голову в плечи.
– Видишь хлыст, – кипел Меркурий. – Если по чьей вине. Пег без крыла. Останется. Измочалю о спину. Перо еще, может, прощу. Но не. Крыло.
Судя по птицам, крыло подобного типа заживает долго и неудобно. Тут не хлыстик, тут бич надо будет взять за издевательство над живым существом...
Макар не обижался, хотя обычно заводился из за любой ерунды. В голосе Меркурия он ощущал правоту человека, стоящего на страже идеи. И эта идея была больше любой обиды.
Скажем так, далеко не всякая идея делает человека правым. Совсем не всякая.
В этот момент Родион протащил мимо Меркурия тяжелый кусок гранита, собираясь навьючить его на Аскольда. Гранит был в спортивной сумке. Меркурий похлопал по сумке ладонью:
– Охранная. За первой грядой. Козырек. Оттуда. Отколупали.
Родион удивленно поскреб пальцами шею, не понимая, каким образом Меркурий смог определить свойства закладки через сумку. Ведь охранная закладка не отзывается так, как обычная.
– Хорош кусочек? – спросил Родион.
– Недурен. У базы их можно. Заложить. Ни одна боевая ведьма. На сто метров. Не сунется. А это что. Ледовики, – Меркурий кивнул на сумку холодильник, которую нес Ул, и снова безошибочно попал в точку, хотя тут было проще: что еще можно перевозить в сумке холодильнике? Не мороженое же.
– Ледовики, – подтвердил Ул.
– Хорошая. Вещь. Ледовики, – одобрил Меркурий. – Если. Случайно. Не уронить.
Ул с Родионом переглянулись. Оба знали, что, если уронят сумку холодильник, от пегасни останется кучка кирпичей, а от них самих – подошвы. Ледовики – оружие капризное. Первошныры и те, увлекшись им поначалу, потом отказались с ним связываться.
– Кавалерия. Конечно. Не знает, – сказал Меркурий.
– Э э… Ну тут дело такое… – начал Ул, соображая, что если Кавалерия что то пронюхает, то будет скандал, потому что ледовики могли рвануть уже во время изготовления. А изготавливали их, между прочим, сегодня ночью на чердаке ШНыра!
Уёбки, какие же они уёбки.... Ула даже беременная Яра в том же здании не наводит ни на какую мысль?! Какого хрена они со своими эксперементами в тот же сарай Кузепыча не пошли, где антикварные машины стоят?
Меркурий махнул рукой:
– Ладно. Но чтобы. В последний раз.
Ул с Родионом радостно закивали. Конечно в последний! А если уронят сумку, так и подавно следующих разов не будет.
А этот им потакает... И почему от первошныров не осталось практически записей, но описание оружия, от которого отказались, до современных идиотов дожило?
Толкая хитрую Азу в живот кулаком, чтобы она не надувалась и позволила затянуть подпругу, Ул словоохотливо сообщил Сашке, что химическое оружие бывает парообразное, газообразное, аэрозольное (дым, туман), капельно жидкое. По воздействию на человека: нервно паралитическое (заман, зарин), кожно нарывное, удушающее, общеядовитое, раздражающее.
– Э э… А я тут при чем? – осторожно уточнил Сашка.
Ул немедленно отозвался, что конечно ни при чем. Но ты, чудо былиин, вслушайся в глубину текста! Это же реалистическая поэма! Порой, когда он, Ул, проходит болото, он твердит это про себя, и ему гораздо легче понимать, что происходит вокруг.
А) Он явно перепутал химическое с психическим, раз в болоте помогает разобраться и б)без хорошего понимания химия всё это оружие - красивая абракадабра, а не реалистическая поэма.
Ул с Родионом вскочили на пегов легко. Сашка же, одетый теплее обычного и оттого ощущавший себя неуклюжим, вскарабкался на Аскольда без всякого блеска. Стремя болталось у него на высоте солнечного сплетения – туда и ногу то едва задерешь, особенно когда непрерывно приходится прыгать на второй, потому что помесь танка и паровоза не желает стоять на месте.
Еще Сашке здорово мешало, что кроме обычного снаряжения на Аскольде были котелок и две охранные закладки.
"Котелок" - это как в той истории, где девушки в поход котёл на 30+ литров взяли?
Одна килограммов тридцать, другая даже больше. Разместить это так, чтобы не мешать крыльям пега и оставить место для всадника, оказалось непросто. Сашка пытался протестовать, но Ул заявил, что Азу перегружать нельзя (здесь Родион отвернулся и хихикнул)
Это намёк на то, что Ул толстый, или на то, что Ул её балует?
), а Митридат и без того прилично нагружен. Так что хочешь не хочешь, а с закладками придется лететь Аскольду.
– Он же, чудо былиин, тяжеловоз! Так или не так? – спросил Ул бодро, точно рассчитывал, что Сашку зашкалит от счастья, что все летят на обычных пегах, а ему доверили едва ли не бомбовоз.
Итого - Аза налегке, нагруженный Митридат и перегруженный Аскольд. Они вообще соображают, что лететь придётся со скоростью Аскольда, или нет?
Ул и Родион тронули пегов, разогревая их перед взлетом, и Сашке осталось только последовать их примеру. Несколько минут спустя они уже летели, постепенно, чтобы не утомлять пегов, набирая высоту. Погода была весенняя. Зима рвалась точно обер точная бумага. Под фиолетовыми облаками пробегали тучки, из которых лил дождь.
В верхних облаках было множество дыр. В них слитными колоннами пробивался солнечный свет. Он казался таким материальным, что Сашке хотелось его потрогать. Потом Аскольд врывался в дождь и становилось ничего не видно. Даже дышать и то приходилось через сомкнутые губы. Ворот свитера насасывал влагу как губка. Секунд тридцать слепого полета – и пег вырывался из дождя в солнце. Удивительно, но перья пега не промокали.
Более чем - пег свои 8 метров крыльев вылизывает ежедневно спец.слюной?!
И снова Сашку слепило, но уже не дождем, а солнцем.
Сашка держался за Родионом. Берсерков на гиелах было пока не видно, но Ул на Азе на всякий случай прикрывал их сверху, летая зигзагами. Сейчас только Сашка начинал понимать преимущества Азы. Аза была как ласточка, легкая и стремительная. Любой вираж был ей нипочем. Митридат… хм… ну он, пожалуй, орел. Мощный, с сильными крыльями, способный яростно ворваться в ведущий сквозь болото тоннель и разорвать паутину эльбов, но особой воздушной карусели ожидать от него нельзя. А вот с кем сравнить Аскольда? Сашка так и не отыскал точного сравнения. Но тут, видимо, лучше не искать прямых аналогий, а то очень быстро упрешься в грузового слона с пришитыми крылышками.
Тетя Нинель, я чувствую твой след в этом сравнение.
Пока в нагрузке пегов есть смысл, но скоро они пролетят через Москву и охранять их не надо будет!
Наконец дождевые тучи пронесло. «Полосатый» дождь перестал. Сашка летел и мерз, испытывая сильное желание прижаться к шее Аскольда и согреться о нее. Шныровская куртка была сухой, такое уж уникальное свойство драконьей кожи, зато свитер под ней промок примерно до уровня груди. Это от дождя, который затек через ворот.
Сашка некоторое время сомневался, стоит ли это делать, но потом решил, что заболеть будет хуже, и использовал для просушки свитера русалку. Сразу стало теплее, хотя в ноздри ему и потянуло пережаренной шерстью. Видно, переборщил с просушкой.
Пока он сушился, Родион ухитрился оторваться и летел довольно далеко впереди. В полете он не оглядывался, считая, что не теряться – это забота Сашки. Лишь изредка Сашка слышал по кентавру его бормотание, да и то обращенное к Улу. Все время меняя высоту, они пытались отыскать воздушное течение, которое само несло бы их в нужную сторону.
Москву они пролетели через Сокольники и Преображенку. Крошечной свечой зажглось солнце в куполе храма. Тут же неподалеку засветилось маленькое озерцо.
Чьего храма-то? Давайте будем думать, что у них там РПЦ- Русская Пастафарианцаская Церковь, чтобы мозги от противоречий не взрывались? Раминь.
– На полутора летим. Ветер под крыло валит, – услышал Сашка в кентавре голос Родиона. – Ул, может, до двух поднимемся, там поищем?
Ул согласился, и они набрали еще метров пятьсот, упершись в плоскую, похожую на плиту тучу сизого цвета. Туча имела четкие нижние границы и практически за них не выходила, если не считать отдельных мелких ошметков, которые, отделяясь от нее, дрожали в воздухе. Туча была на вид такой плотной, что Сашка невольно втянул голову в плечи, боясь о нее удариться. Потом ему стало любопытно: что будет, если голова окажется в туче, а тело снаружи?
Вначале он попытался осторожно просунуть в тучу вытянутую руку, и когда рука уцелела, окунулся в нее головой. Туча была похожа на очень плотный туман. На лице оседала влага. Увлекшись, Сашка набрал высоту и на пеге врезался в тучу, тараня ее слежавшиеся бока крыльями пега. Он опасался, что Аскольд испугается и начнет шарахаться, однако для страха тоже нужна фантазия, бомбовоз же был ее начисто лишен. Его мощные крылья буравили тучу, создавая позади спирали и закруты. Сашка забирал все выше. Вскоре он уже целиком находился в туче. Теперь ему хотелось другого – найти верхний край и высунуться из тучи головой так, чтобы они с пегом остались внутри и выглядывала бы только его голова.
Сверху туча была более расплывчатой, чем снизу. Неровной, бугрящейся как снег, с отдельными высокими горами и низинами. Несколько раз лицо Сашки выныривало из нее и сразу скрывалось. Тогда он поднялся еще выше и неосторожно задрал голову, проверяя, где солнце. Огромное, очень близкое солнце ударило ему в глаза. Ослепило. Сашка поневоле ослабил поводья и доверился пегу.
Когда зрение возвратилось, он спохватился, что давно не видел Ула и Родиона. Сашка круто нырнул в тучу, пронизал ее и стал озираться. Так и есть. Его спутников нигде не было, сколько Сашка ни искал их глазами.
Он заметался, не представляя, что ему делать. Можно было воспользоваться кентавром, но Сашка пока медлил, зная, что Родион обязательно будет издеваться. Да что там Родион! Весь ШНыр! Не удержаться за ведущим в горизонтальном полете – это позорнее, чем в супермаркете потерять маму.
В условиях сильной облачности-то, без наличия на самолётах пегах каких-либо средств слежения вроде проблесковых маячков и радаров?! Да запросто! Это в чистом небе надо суметь.
Поэтому Сашка отчаянно вертел головой, надеясь все же их отыскать. Когда он совсем отчаялся, далеко внизу, в разрывах туч, он увидел две крошечные, рядом держащиеся точки. Вот же они! Удивляясь, что Ул и Родион так сильно сбросили высоту, Сашка стал резко снижаться, стараясь только, чтобы Аскольд не перешел в пикирование. А то подумает еще, что они идут в нырок, потом не остановишь. Пригнувшись к седлу, Сашка падал сверху на Ула и Родиона. Он подумал, что занятно будет пронестись над ними, испугать, а потом резко развернуться у них перед носом.
Ветер бил ему в лицо. Слезящиеся глаза выдавали расплывчатую картинку. Ул и Родион, к которым он стремительно приближался, казались сверху какими то пляшущими человечками. Сашка видел, как, не замечая его, они вертят головами, и попутно слабо удивлялся, что крылья у Азы и Митридата выглядят сверху темными. Надо же, как свет играет!
Внезапно Аскольд, до того снижавшийся с большим жаром, стал вскидывать морду и пытаться забрать в сторону. Сашка не дал ему это сделать, натянув поводья. Они резко теряли высоту. Крылья, к которым они приближались, увеличивались. Их очертания все больше напоминали летучих мышей. У пегов таких крыльев не бывает. Несколько мгновений Сашка упорно сопротивлялся, пытаясь подогнать реальность под то, что он считал реальностью.
Фигурки в седлах тоже становились больше. Сашка различал уже термокомбинезоны, абсолютно непохожие на куртки шныров, и поблескивающие подковы закинутых за спины арбалетов. Берсерки! Вот осел! Вместо Родиона и Ула он пытался пристроиться к двум ведьмарям! В последний момент один из берсерков задрал голову, уставившись на него. Сашке почудилось даже, что он видит, как берсерк в смертельном испуге разинул рот.
Останавливаться было уже поздно. Отворачивать тоже. Крылья у Аскольда были полуприжаты. Разогнавшийся как пуля, он стремительно обрушивался прямо на гиел. Действительно, какие тут арбалеты! Какие топоры! Сашка до боли закусил губу, закричал. Крик сразу снесло – он его даже не услышал. Продолжая беззвучно кричать, Сашка пронесся между берсерками, удивившись, что гиел разметало как осенние листья.
Вот как надо охотиться на гиел и берсерков. Вопрос - почему они это не делают? Пускайте в качестве сладкой цели кого-нибудь легкого на самой быстрой лошади и какую-нибудь закладочку из легкодобываемых и малополезных. Всё это - в условиях надвигающегося облака. Берсерки залетают в облако... и уже не вылетают. Форт Тилля состоит-то из меньше сотни человек вроде, после первой же погибшей десятки они резко перестанут откровенно наглеть.
«Неужели задел? Вдруг крылья пегу переломал?» – мелькнула мысль.
Убежденный, что берсерки, пылая жаждой мести, уже гонятся за ним, он вскинул голову. Картинка, которую он увидел, отпечаталась в его сознании на всю жизнь. Одного из берсерков выбросило из седла, и он повис, застряв ногой в стремени. Гиела металась, летая кругами и сильно заваливаясь на один бок. Похоже, всадник, не осознавая, что делает, продолжал жалить ее электроповодьями. Другой берсерк, опомнившись, пытался направить свою гиелу вслед за Сашкой, но гиела упрямилась.
Параллельно Сашка, к удивлению своему, обнаружил, что мир трясется. Это он сам, не осознавая этого, всем телом наклонялся вперед и раскачивался. Ему казалось, что так он разворачивает Аскольда и толкает пега к спасительному облаку. Откуда то сбоку и сверху вынырнул Родион. Как петух наскочил мощной грудью Митридата на второго берсерка. Безжалостно сшиб его, и тот вместе с гиелой унесся куда то, зачерпывая руками воздух и точно сам пытаясь лететь.
Потом Родион оказался прямо перед Сашкой. Что то закричал. Замахал рукой, привлекая внимание. Сашка видел, как распахивается его рот, но почему то голос Родиона звучал не изо рта, а со стороны вцепившейся в поводья Сашкиной руки. Ах да, кентавр!
– Лети за мной, дурила! Пега выравнивай! Чего ты трясешься в седле? Расшибешься!
Сашка, опомнившись, перевел Аскольда в горизонтальный полет. Следуя за Родионом, он пронесся над самыми крышами, едва избежав столкновения с одинокой железной мачтой, к которой сходилось множество проводов. Выправился. Полетел за Родионом. Не жалея Митридата, Родион сердито и быстро набирал высоту, изредка переговариваясь о чем то с Улом, которого Сашка сейчас не видел.
Они продолжали подниматься. Сашка угадывал высоту по возраставшему холоду и по тому, что все тяжелее становилось дышать. Лишь когда они пронизали первую, а за ней и вторую тучу, Сашка понял замысел Родиона и почему тот не жалел Митридата. Родион отрывался от возможной погони, но отрывался не уходом к ШНыру, а набором высоты.
Предельная высота полета пега – пять-шесть километров. На шести километрах уже сложно лететь без кислородной маски.
Автор, ты осёл. Задолго до кислородной маски они смерзнуться в своих свитерках насмерть, а кожа седла и куртки так задубеет, что будет не шевельнуться(6-7 градусов за каждый километр подъёма, минус, есс-но, плюс это небо - то есть даже если там -10, то это минус десять пронизывающего до костей ветра и абсолютной влажности). 6 км - царство полимеров, или таких натуральных материалов, что нищим шнырам их банально не купить. Пег, кстати, тоже не истребитель с печкой, такой подлянки на долгое время не оценит.
Шныр начинает задыхаться, а пег быстро устает – ведь ему тоже нужно дышать.
Лошадке кислорода больше нужно, он же, в отличии от человека, работает, и дефицит от каждого вздоха будет тоже больше - то есть задыхаться она начнёт раньше.
Наконец откуда то вынырнул Ул и, часто оглядываясь, чтобы убедиться, что они его видят, пристроился впереди. Замахал рукой, показывая, что довольно, больше подниматься не нужно. Сашка пролетел еще немного, а потом летящего впереди Ула подхватило и, как невесомую бумажку, отшвырнуло сразу метров на пятьдесят. Сашка увидел, как, едва усидев в седле, Ул с усилием разворачивает Азу. Потом точно так же, но уже чуть мягче, потому что он был уже готов, подхватило и отбросило Родиона.
Пока Сашка соображал, что случилось, то же самое произошло и с ним. Налетевший откуда то ветер ударил Аскольда под правое крыло. Пега развернуло, поставив почти перпендикулярно земле. И сразу же отбросило, как прежде Ула и Родиона. Правая нога Сашки выскользнула из стремени. Он попытался удержаться, но ощутил, что заваливается все сильнее и сильнее. Еще немного – и он повиснет, как тот берсерк, если вовсе не вылетит из седла. Сашка отчаянно замахал руками и в последний момент сумел вцепиться в одну из сумок. Это помогло ему удержаться. Он вернулся в седло. К тому времени Аскольд уже самостоятельно развернулся крыльями по ветру. Вокруг что то выло, гудело. Попутное воздушное течение! Вот что они искали и наконец обнаружили!
Красивое описание. Жаль только, что это больше похоже, блеать, на подводное течение в Поисках Немо!
Приложу две картинки -
Широта Москвы - 55. Это не зона течения на восток! Это зона течения на юго-запад с северо-востока, чтобы попасть на восток, надо снижаться или к 30 градусам, или подниматься к 65+, а это даже не Питер(59) - это Мурманск(68). И воздушное течение такой чёткой локализации вроде бы не имеет - здесь было, там не было. Течение образуется из-за разности давлений, а оно так резко не меняется...
разве что в Е-бурге внезапно давление резко снизилось, тогда да, воздушные массы будут туда перемещаться, конечно, но автор же таким не заморачивается?
Аскольд несся в воздушном потоке, следуя за Улом и Родионом, которые были уже далеко впереди. Скорость потока была так высока, что Аскольд почти не двигал крыльями. Разбросал их и планировал, изредка делая несколько точных и коротких взмахов, чтобы подправить полет.
Холод был жуткий. Виски сковало точно обручем. Торчащие из под шапки волосы звенели. Влага на куртке превратилась в лед. Окажись тут Рина с ее образным воображением, она назвала бы Сашку «ледяным человечком». Перья пега снаружи тоже покрылись льдом, но он был тонок, не держался и соскальзывал крошечными брызгами. Видно, сама форма пера как то препятствовала обледенению. Какое же все таки продуманное и совершенное существо – пег!
Особенно Аскольд.
Летели они очень долго. Так долго, что солнце начало выцветать и выцвело в вечер. Ревущий ветер покачивал Сашку как куклу. Убаюкивал. Выдувал все мысли. Он уже не знал, ни куда летит, ни зачем летит, ни летит ли вообще. В нем все вымерзло. Все размылось.
Изредка Сашка закрывал глаза и позволял себе на одну две секунды уснуть. Потом толчком просыпался. Поначалу ему еще смутно хотелось, чтобы полет скорее прекратился, но потом и это желание исчезло. Он скорее удивился и даже воспротивился, когда, прорезая вечер, точно загустевший кисель, впереди него возник Ул, замедливший полет Азы, и как мельница замахал руками.
Несколько секунд Сашка непонимающе таращился на Ула, а потом, очнувшись, направил Аскольда в сторону и вниз. Тяжелый пег неохотно вышел из ревущего потока и стал снижаться.
Внизу редкими островками, похожими на плохо выбритую щетину, толпились деревца, а между ними – снег, снег, снег. В снег они и сели.
Конец апреля же, и летят они по европейской части России, даже не по таинственной Сибири
За МКАДом, то есть Евпатории, жизни нет?
Потом долго брели пешком, ведя пегов за собой. Было сыро и противно. Пеги фыркали, упрямились. Аскольд то и дело останавливался и стоял как ослик, сильно откинувшись назад и расставив передние ноги. Не сложенные до конца крылья со встопорщенными перьями висели по сторонам какими то непонятными одеялами, прикрывавшими сумки с закладками. Аза тоже капризничала.
Родион искал место для ночлега. Наконец они зашли в лесок. На оттаявшем склоне развели костер. Нарубили елок, мигом соорудив навес. Теплый воздух от костра попадал под него, бродил и, отыскивая щели, просачивался наружу. Быстро стало тепло, даже почти жарко. Пеги, стреноженные и с подвязанными крыльями, ходили у ручья, в низине.
Куда стекает растаявший снег.
Внезапно Родион уставился на Сашку и задиристо ткнул его кулаком в плечо. Не понимая, что он сделал не так, Сашка отодвинулся спиной к жару костра. Заблудившаяся искра пчелой укусила его за шею. Родион опять ткнул его и засмеялся. Смех его был страшным, лающим. Казалось, он кашляет и одновременно веселится.
– Нет, ты видел этого вот! – крикнул он Улу. – Ты посмотри… посмотри! Я из тучи выхожу… гляжу, он головой вертит, меня не замечает… Я к нему. А тут он вдруг решился и вниз куда то валится… Я думаю: что такое? В нырок, что ли, пошел? Да нет, не похоже! Увязался за ним. А там два ведьмаря на гиелах. Он пометался пометался, да прямо между ними и свалился. Они скорее в стороны. Одного аж из седла выбросило! Еще бы – пикирующий пег! Такое в страшном сне не привидится!
– Я их за вас принял, – буркнул Сашка.
– Да это ясно, что не за себя, чудо былиин! – согласился Ул. – А знаешь, почему их разметало? У тебя ж две закладки на седле были! Дикая силища!.. А вообще с боевым крещением тебя! Хотя это не крещение еще… Крещение – это когда в первый раз в передрягу попадешь и потом в строй вернешься.
А почему гиел с берсерками отбросило? Гавр закладку аж во рту держал, гиела на двушке не дохнет, у берсерков эльбов нет...
Родион перестал кашлять смехом и повернул к Улу лицо. В строгих его глазах плясали два одинаковых костра.
– Это да, – сказал он. – В строй. Вроде, смотришь, смелый шныр, ныряет, достает что то. А один раз собьют его, расшибется, пега потеряет – узнает страх. Тут у некоторых такая тряска начинается – в седло не могут сесть. Или сядут, на метр поднимутся – и назад. Перемыкает человека. Перед нырками вообще неконтролируемый ужас начинается. Многие после таких случаев летать бросали. Взять того же Вадюшу… Да не только его!
Сашка кивнул. Он помнил Вадюшу и то, с каким ужасом тот просто прикасался к пегам. Хотя когда то, говорят, неплохо держался в седле и результативно нырял.
Потом они забрались под навес и попытались уснуть. Сашка долго ворочался. Одному его боку, ближе к костру, было жарко. Другому – холодно. Частичное поджаривание наряду с частичным замерзанием заставляло Сашку все время вертеться. Родион и Ул, кашляя от дыма, который регулярно задувало в шалаш, ругали Сашку и толкали его локтями.
– Еще раз повернешься ко мне – я тебя пристрелю! – предупредил Родион.
– А ко мне повернешься – я тебя зарублю саперкой! Ты меня только что ботинком пнул! – пообещал Ул.
Сашка задумался, в какую сторону ему поворачиваться и что лучше: быть пристреленным или зарубленным, но так и не додумал эту мысль до конца. Усталость прошедшего дня мягко тюкнула его по затылку и погрузила в сон.
Ул с Родионом тоже уснули.
И их съели злые волки. А что нет? Снег в конце апреля пластом лежит? Значит и волки должны быть! Голоднющие! Стаями!
Ладно, реалистично - ветер переменился, и они надышались дымом из костра, может и не проснулись даже. Есть такие люди - дежурные называются...
Улу снилось что то сугубо реалистическое. Кажется, он чистил во сне Азу или спорил с Кузепычем, который чего то ему не давал. Сашке снились пельмени, которые прыгали и водили хороводы. Наверное, он просто был голодный.
В самый приятный момент сна, когда Сашка почти подкрался к какому то зазевавшемуся пельменю, его разбудил крик Ула. Ул вопил, что отвязался Митридат и надо его ловить. Митридата поймали, но заснуть уже никому не удалось. Было слишком холодно. Родион вылез из шалаша и стал угрюмо раздувать угли. Ул и Сашка уже возились с котелком, наполняя его снегом, чтобы растопить его и вскипятить чай.
– Мы далеко от Екатеринбурга? – спросил Сашка.
Ул пальцем прочертил на снегу нечто вроде карты:
– На полпути. Ничего. Сейчас дело шустрее пойдет. На двух электричках доберемся!
Сашка знал, что «электричками» Ул называет попутные воздушные течения. На другой день, сменив две «электрички», они добрались до Екатеринбурга.
По дороге Ул с Родионом тайком от Сашки посовещались и пришли к выводу, что пеги вымотались. Брать их в город и подставлять под свежих гиел лучшей четверки Гая не имеет смысла. Да и Сашку тоже не стоит подвергать опасности.
Километрах в тридцати от Екатеринбурга они отыскали стоящий на отшибе дом. То, что он заброшен, было очевидно по провалившейся крыше пристройки и глубокому, без единой ведущей к нему дорожки снегу. В доме этом разместили Сашку, а в сарае возле него всех трех пегов. Тут же был и колодец, а овес предусмотрительный Ул взял с собой. Причем хорошо взял, с запасом.
Часа два они сидели у пропускавшей дым печки, грелись и ели ножами консервы из банок. Отогревшись, Ул и Родион стали деловито собираться.
– И долго мне вас ждать? – хмуро спросил Сашка.
– Кто ж его знает, чудо былиин! Как дело пойдет! Если меня убьют, я тебе позвоню! – сказал Ул.
– Аналогично, – отозвался Родион, с восхитительной небрежностью перекидывая через плечо сумку холодильник с ледовиками. – Ты, главное, Митридата подальше от Аскольда держи! Он его уже второй день за крыло тяпнуть пытается… Мощный конь, но подловатый. Я давно к нему присматриваюсь!
Таща с собой тяжеленные закладки, оба шныра по глубокой заснеженной низине спустились к шоссе, поймали попутку и уехали в город.
И нахуя было именно Сашку тащить?! Денщиком кто угодно мог поработать.
И почему от первошныров не осталось практически записей, но описание оружия, от которого отказались, до современных идиотов дожило?
С идиотов сталось бы сжечь те записи, которые показались им скучными.
Чьего храма-то? Давайте будем думать, что у них там РПЦ- Русская Пастафарианцаская Церковь, чтобы мозги от противоречий не взрывались? Раминь.
Мне кажется, при первошнырах-аскетах уместен будет буддийский храм. Возможно, у них там альтернативная реальность, в которой Русь вместо христианского запада повернулась в сторону востока.
Вот как надо охотиться на гиел и берсерков. Вопрос - почему они это не делают? Пускайте в качестве сладкой цели кого-нибудь легкого на самой быстрой лошади и какую-нибудь закладочку из легкодобываемых и малополезных. Всё это - в условиях надвигающегося облака. Берсерки залетают в облако... и уже не вылетают. Форт Тилля состоит-то из меньше сотни человек вроде, после первой же погибшей десятки они резко перестанут откровенно наглеть.
Отличная мысль!
Снисходительный и добрый во всем остальном, в том, что касалось пегов, Меркурий отличался исключительной требовательностью.
Снисходительный и добрый? O rly?
Но вообще глава на удивление, эээ, мирная. Во всяком случае, у меня от нее как-то не особо бомбило. То есть, да, персонажи тупят, но в рамках емцеверса это еще норм.
Анон пишет:
Йозеф Эметс,
венгерский философМожно я тихо спрошу, почему "венгерский" философ приводит в своих рассуждениях пример из истории СССР?
По той же причине, по какой "Греческий" писатель пишет об особой Русской защите
Два чая анону с Моффатом.
По той же причине, по какой "Греческий" писатель пишет об особой Русской защите
Учитывая, что их подозревают в идентичности - этого грека, венгра, нигерийца и ещё хер знает кого...
Дамы и господа, швырь-7.
Ул и Родион исследовали город. Ночью Родион пошёл в одиночку гулять, и наткнулся на залежи камней с двушки. Рядом с ними его позвал к машине водитель такси.
В жизни никогда не бывает так хорошо, как ожидаешь, и так страшно, как боишься.
Йозеф Эметс
Эээ, верните Арею, если уж не настоящему автору, цитату!
Спустя сутки после расставания с Сашкой Ул и Родион сидели в одной из самых дешевых гостиниц города Екатеринбурга. Оба старших шныра были заняты делом. Родион варил яйцо в столовой ложке, держа ее над зажигалкой. Ул стирал носки в графине, напустив в него шампуня.
Они расщедрились на номер, или так в хостеле развлекаются? В любом случае - что за нахер? Что за пролетарские замашки? Разве у них нет в номере/на этаже хотя бы туалета с раковиной?
– Ишь как ишшмыгались дорогой!.. Вообще надо бы тазик! А то, чудо былиин, вся культура во мне чешется! – с сожалением сказал Ул.
Родион случайно коснулся пальцем раскаленной части ложки. Скривился.
– Где ж его взять – тазик то? – спросил он.
– В том то и дело, что негде. Опять же в графин я налил газировку, – продолжал рассуждать Ул. – Наполнять же газировкой целый таз… я не Альберт Долбушин, чтобы так транжирить!
Нет, мальчик, ты не Долбушин. Он бы с этой целью газировку не покупал бы, обошёлся самой просто водопроводной водой.
В качестве добровольной стиральной машины встряхивая графин с носками, Ул подошел к окну. На подоконнике на всякий случай лежали два заряженных шнеппера и саперка. Отодвинув штору, Ул выглянул наружу. Вот она, главная база ведьмарей! Находится в недостроенной телевышке. Страшная, прямая как карандаш башня, чем то похожая на маяк. Отовсюду видна, из любой части города. Сверху торчат железные штыри. Говорят, с этой башни то и дело прыгают самоубийцы.
Да, есть такая телебашня, действительно самое высокое здание города, но вряд ли она видна из любой точки, да и самоубийцы с неё давно не прыгают - все проходы заварены(если верить интернету).
Родион убрал палец от разогревшейся зажигалки, позволяя ей остыть.
– Отодвинься ка от окошка! От греха подальше. А то не ровен час шарахнут через стекло! – посоветовал он Улу.
– Навряд ли шарахнут. Не видно им ничего. Стекло бликует, – возразил Ул, но от окна все же отошел.
Постирав носки в графине, Ул прополоскал их под струей в раковине, после чего высушил феном, который поочередно засовывал внутрь каждого носка, любуясь тем, как носок надувается.
– Ну все, – сказал он Родиону. – Теперь у меня какое предложение? Дадим храпунца минут так на триста, а на рассвете навестим ведьмариков. Не встречал еще ни одной их боевой четверки, которая ухитрилась бы продежурить всю ночь.
Родион кивнул. Он знал это не хуже Ула. Берсерки – еще куда ни шло, а вот у боевых ведьм с дисциплиной худо. До двух или трех ночи они обычно полны сил, носятся, вопят, куда то едут, во что то ввязываются и, ссорясь, подливают друг другу в чай цианистый калий, вызывающий у них, увы, лишь расстройство пищеварения. Часам же к четырем утра они обычно приходят к выводу, что неплохо бы немного вздремнуть, и длится это «немного» обычно до середины следующего дня.
Учитывая, что ведьмы не тупое мясо, то пусть буянят в своё удовольствие. Но тут, конечно, наезд на женщин.
До того как заселиться в гостиницу, Ул с Родионом уже провели в Екатеринбурге немало времени. Изучали обстановку. Старались не светиться. «На мягких лапках», как говорила Кавалерия. С ведьмарями пока лицом к лицу не сталкивались, и было непонятно, знают ли те вообще, что шныры в городе.
По Екатеринбургу их водила девушка Тоня – огненно рыжая и такая зашкаливающе громкая, что ей разрешали разговаривать только шепотом, потому что при любом другом раскладе все вокруг глохли. Когда два года назад за Тоней прилетела золотая пчела, Тоня опшикала ее дихлофосом. Вроде бы не самое страшное, но в сознании у пчелы что то помутилось, и, когда некоторое время спустя Тоню попытались доставить в ШНыр, оказалось, что ограда ее не пропускает.
Одна попытка, другая, третья. Безрезультатно. Причем не только Тоня не могла проникнуть через ограду, но и ее пчела. Шевелила усиками, крутилась вокруг своей оси – и назад. Кавалерия вообще не верила, что такое возможно. Ведь что только шныры новички не делали с пчелами! И в раскаленном металле топили, и кузнечным молотом плющили – и ничего. А тут какой то там дихлофос! Однако факт есть факт – ограда Тоню не пропустила, хотя Тоня и рвалась в ШНыр как только могла.
Почему-то Тоня только водителем-экскурсоводом работает, а не сама выясняет, в чём проблема, хотя ей это в родном городе в разы проще было бы.
Родной город Тоня знала блестяще, но общаться с ней было непросто. И не только потому, что Тоня кричала. У нее было клиповое сознание телевизионщицы. Возле сделанного дела где то ставилась невидимая галочка, и дело мгновенно вычеркивалось из памяти.
И при чём тут клиповое сознание и телевизионщица?! Это больше на высшую меру рациональности похоже.
– Где выставка продажа камней? – спрашивал у нее Ул.
– Какая? – удивлялась Тоня.
– Здрасьте подвинься! Ты сама нам утром показывала!
– Я показывала?
– Там рядом храм еще такой треугольником!
– Ну да! Имеется такой! – спохватывалась Тоня, и в сознании у нее вспыхивало новое дело, ожидавшее своей галочки.
А это вообще на ранний маразм похоже.
Крайняя робость сочеталась у Тони с такой же крайней отвагой. Мужчин и маньяков она боялась, смешивая эти понятия, и легко могла шарахнуться от безобидного пьянчужки, который стоял за березой потому только, что без березы сразу упал бы. Тоне же мерещилось невесть что. При этом ей ничего не стоило перейти дорогу в трех сантиметрах от мчащейся машины, вытащить у рычащей собаки из пасти кость или встрять в экстремальную перепалку в маршрутке.
Шарахаться от пьяных и алкоголиков имеет какой-то смысл, особенно от незнакомых - алкоголь снимает все тормоза, и безобидный пьяный из-за чего-то незаметного в опасного вполне может мутировать . Это бородатой тумбочке такие вещи смешны, а маленькую хрупкую Тоню вполне могла когда-то сильно напугать... Хотя её храбрость всё равно идиотизмом отдаёт в трёх случаях из трёх.
Упрямство быстро переходило у Тони в уступчивость. Поначалу она была решительно против чего бы то ни было, но потом сдавалась.
– Я не любительница по заброшкам лазить. Нет, нет и еще раз нет! – говорила она с суровостью педагога из старого советского фильма. – Но, если вы хотите, тут недалеко есть дом, из которого все просматривается!
Они шли в недостроенный дом, и Тоня поднималась по лестнице на десятый этаж, лихо петляя между ржавыми корытами с засохшим цементным раствором. Некоторое время Ул с Родионом стояли у окна, пытаясь запомнить расположение улиц абсолютно нового для них города, после чего Тоня не менее решительно заявляла:
– Я не любительница обедать в общепите, но, если вы хотите, здесь рядом имеется недорогая столовая. Там каждое третье блюдо бесплатно, если в заказе есть вчерашняя котлета.
Вечером, проводив Ула и Родиона, Тоня распрощалась с ними за сто метров от гостиницы – на случай, если они все же маньяки. Шныры – да, но мало ли у кого какие внеслужебные увлечения.
А теперь все дружно вспомним Платошу из второй книги и его сталкинг.
– Уезжаешь? – спросил Ул.
Тоня мелко закивала, как игрушечный слоник с головой на пружинке. Ей надо было ехать за город на последней маршрутке. Дома ее ждала мама, до того звонившая по телефону каждые десять минут и спрашивающая звенящим шепотом, слышным на другой стороне улицы: «Тоня!!! Ты жива? Тебя не убили?» – «Пока нет!» – строго отвечала Тоня. «Но ты мне звони!» – «Хорошо!»
Тоня уже уходила, когда Ул, придержав ее за локоть, негромко спросил:
– Вопрос можно? Весь день сегодня на языке вертелось. Сколько баллончиков ты на нее извела?
– На пчелу? – сразу поняла Тоня.
– На пчелу.
– Пять… В магазин все время бегала.
Ул, кивнув, утешающе похлопал ее по плечу:
– Ну, по барабаниусу! Все будет хорошо!
– Разумеется, будет! – сурово ответила Тоня и снова стала отвечать волнующейся маме, задающей все те же нехитрые вопросы.
И эта линия заменяется какой-нибудь сценой с картой или нафигатром.
Закончив возню с носками, Ул умело подремонтировал шилом и леской отпоровшийся рукав шныровской куртки и лег спать.
Леской он драгоценную кожу с жопы дракона правит, причём в месте постоянного натяжения. Ой какой молодееееец.... Леска или порвётся, или прорежет кожу рано или поздно к чёртовой бабушке(уточнила у рыбака, тот удивился, что подобную фразу вообще в печать выпустили. Мдаааа).
Заснул он мгновенно. Во сне смешно всхрапывал и говорил кому то: «Низзя! Сгинь! Это не тебе!» Скорее всего, воспитывал Азу.
А про Яру как-то не вспоминает...
Родиону не спалось. Круглая, повисшая прямо над башней ведьмарей луна тревожила его. Дважды он вставал и задергивал шторы, но луна светила и сквозь них. Родион ворочался, пытался накрывать голову подушкой, отворачивался к стене. Ничего не помогало. Хитрая луна все равно давила.
Родион вскочил, сорвал штору. По стеклу, прямо напротив луны, ползала пчела. Он не выдержал и прицелился в нее из шнеппера, одновременно прицелившись и в луну.
– Почему ты еще жива? Сдохла бы ты наконец! – сказал он в сердцах, и непонятно было, сказал он это пчеле или луне.
Пчела покрутилась на лунном диске, медно отливая брюшком, и доверчиво перелетела на шнеппер. Родион сердито сдул ее, сунул шнеппер в сумку и, не будя Ула, стал собираться. Открыл холодильник, достал два ледовика и осторожно переложил их в пакет, чтобы взять с собой.
«Ничего, сегодня холодно. Растаять не успеют», – прикинул он. Обуваясь в темноте, ушиб пальцы об одну из охранных закладок, которые им предстояло заложить на рассвете. Поморщился. Присел, ощупывая пальцы, и зачем то выругал берсерков, будто именно они были виноваты в том, что он не смотрит себе под ноги.
Если бы удалось заложить закладки рядом с башней ведьмарей! Внешне легкая, задача на самом деле таковой не являлась. Спрятать охранную закладку так, чтобы берсерки не смогли от нее быстро избавиться, – непросто. Идеальный вариант – замуровать закладку в фундамент, но это получается редко. Гораздо чаще приходится импровизировать и что то изобретать.
Нахрена они силы распыляют? Ну заложит он тут закладку, уедут они, ведьмари похихикают и закладку выковыряют - ныряют-то, как я понимаю, только в Москве, может, ещё на Дону, но там разводная база, значит камень будет в гордом одиночестве без возможности быстрого усиления/замены. А в Белокаменной можно этих охранных создавать спокойненько сеть, вышвырнуть ведьмарей этой сетью из города, а дальше, особенно не беспокоясь, расширяться и делать то же с другими городами.
И как первошныры ваяли и хранили ледовики? У них денег на глубокие подвалы и ледники были? Или только зимой делали? Да и надеяться на не растает не стоит - в апреле 2010(а у них вроде все ещё 2010) и +13 ночью бывало, в 2011 потеплее было, но всё равно плюсовые температуры. К тому же Емец сам говорил, насколько они боятся тряски - какой пакет?!
Спотыкаясь в тесном коридоре, Родион вышел из номера. Лифт вызывать не стал, спустился по лестнице. Толкнул дверь. Вышел на улицу. Было холодно. Возле гостиницы темными кучами лежал снег. На единственной абсолютно чистой машине помадой было написано «Не хвастайся!». На остальных, грязных машинах надписей не было.
Знаете, я чувствую себя предвзятой, но мне кажется, что Ебец эту надпись не осуждает. Правда, я не знаю, где он нашёл грязные машины в миллионнике, вроде мойки сейчас популярны и не дороги... Хм.
Вскинув лицо вверх, Родион посмотрел на сизое небо, и на него ножом гильотины свалилась безнадежность. В глазах зажглась волчья тоска.
И чорный/синий/зелёный взгляд. Во-первых, тоска не такая эмоция, чтобы глаз зажигался. Во-вторых - это бред. Не бредом было бы, если бы кто-нибудь у него на лице её прочел - потому что прочёл бы по целому комплексу всего + додумал, но просто так зажегшаяся тоска... Ле фу, в общем.
Захотелось вытащить саперку, выстрелить в самого себя пнуфом и отправиться в Арктику, чтобы крошить там берсерков и пасть в неравном бою.
Каких берсерков? Там давно уже всех пожрала моль Фиа.
Скверно, очень скверно было Родиону все эти последние недели. ШНыр казался ему тесным как тюрьма, а предстоящая жизнь длинной, серой, бесконечной. Надоевшее Подмосковье, невзрачный забор, мокрый парк, знакомый до последнего дерева, блочный дом с отслоившейся, покрытой пятнами грибка штукатуркой, нахохленные галки на проводах – все это казалось Родиону невыносимым.
Бляяяяядь... У них там грибок расплодился. Вспоминая тред адского ремонта и человека, который в сталинке подхватил какой-то редкий грибок, а потом лечился хер знает сколько, мне становится за шныров страшно. Ну до этого-то зачем довели?!
А ещё вопрос на засыпку - как они этот блочный дом-то строили? Строители на территорию пройти не могли, денег на строительства взять неоткуда, материалы тоже, проезда для техники нет. Блочный дом - это не национальная изба индейцев фигвам, это что-то посложнее, там архитектор и инженеры нужны всё просчитывать, особенно в условиях такого подвала, который огромен и его трогать нельзя, нужен прораб нормального уровня(а не улитка Атлант Валико), чтобы за строительством следить, нужно ещё до хрена всего, о чём я не знаю и знать не могу... Не может у них быть блочного строения такого размера, не может.
Ну хорошо. Не нравится – всегда можно уйти. Но куда? В бабушкину квартирку на Парковой улице, где до сих пор стоит ее аккуратный диванчик и сохнут на окнах цветы? Найти работу на складе, обзавестись быстро тучнеющими друзьями и слушать рассказы, сколько они вчера выпили и как им после этого было плохо? Нет, в такой среде он задохнется! Тогда, может, перейти на сторону ведьмарей и, устроив пир во время чумы, выжечь себя псиосом?
Взять пегаса и пойти пролетаться через всю страну. И я не шучу - пегасов они любят, смена мест людям зачастую помогает... Возможно, поехать на донскую базу шныров, на приволье степное, на солнце, пока легче не станет. Сдать квартиру и уехать на Гоа - на год, два, три, пока вздохнуть полной грудью не сможет, а ещё там зарядную закладку сунуть, чтобы все могли на денек вырваться на сирине и вернуться. Пойти к Лехуру и найти психолога, попить таблеточки от депрессии, которая самая натуральная. Уехать лесником в тайгу, раз он выживать любит. Найти неожиданное хобби, хоть вязание, и увлечься до сумасбродства... В общем вариантов много, вопрос, почему это всё предлагаю я, а не Калерия или друзья.
Эх, если бы не двушка, если бы не Вторая гряда, за которую так мучительно хотелось прорваться! Если бы человек был тленен и смертен – как бы Родион тогда оторвался, как бы пожил для себя!
Охуеть,а человек бессмертен и нетленен? Говоришь про душу, так уточняй...
Ничего и никого бы не пожалел! Полыхнул бы как звезда! А сейчас нельзя! Терпи, шныр! Живи и терпи!
Почему? Он не ныряет, так зачем ему вот так?
Думая об этом и терзая себя, Родион шел вдоль дороги, держа направление на недостроенную телевышку. Ему хотелось разглядеть ее поближе, прикинуть, где на рассвете можно затаить охранные закладки.
Ночной Екатеринбург был городом странным, с загадочной, неправильной геометрией. Привычная геометрия утверждает, что чем усерднее приближаешься к какой либо точке, тем ближе от нее оказываешься. Тут же все происходило с точностью до наоборот. Вроде бы Родион честно двигался к вышке, но, вынужденный все время что либо огибать, оказывался от нее все дальше и дальше. Неожиданно он уткнулся в стадион. Несмотря на ночь, там горели все прожекторы и тепло укутанные, казавшиеся толстыми футболисты, разминаясь, бегали цепочкой. На зелени искусственного покрытия горошинами из лопнувшего стручка рассыпались одинаковые мячи.
Родион постоял у стадиона, наудачу повернул и оказался у длинного дома. Здесь с ним произошла необъяснимая вещь. Он вдруг напрягся как собака ищейка, и даже ноздри его хищно раздулись. Сердце знакомо забилось, как это бывало только за Первой грядой. Прямо перед ним через равные интервалы лежали крупные фрагменты горных пород и оплавленные подземным жаром слитки металлов.
Металлы на лужайке в количестве. Ну-ну. Не в цветмет взрослые сдадут, так мелочь растащит для своих игрищ.
Родиону почудилось, что все это с двушки. Но почему здесь и лежат открыто? Что то не стыковалось. Родион перебежал дорогу, ухитрившись дважды споткнуться на ровном месте, и выскочил к камням. Он испытывал суеверный страх и одновременно радость.
Не помня о берсерках, которые легко могли стеречь такое сокровище, он стал гладить камни и слитки так, как пожилая женщина ласкала бы своего любимого кота. При мигающих равномерных вспышках желтого ночного светофора Родион поочередно ощупывал все камни, проверяя, не полыхнет ли где внутри закладка. Увы, ни камни, ни железные руды закладками не отозвались, однако радостное возбуждение не покидало Родиона.
Его нерпь, казалось, была такого же мнения. Отдельные фигурки на ней тихо и тепло мерцали, точно огоньки новогодней елки, когда глазами ребенка смотришь в темной комнате из под одеяла. Вот зажегся кентавр, вот вспыхнул и погас сирин. Остаточно, слабо, даже для зарядки не хватит, но все же…
Постепенно перемещаясь от камня к камню, Родион обогнул дом. Тут что то заставило его задрать голову и прочитать буквы над застекленным крыльцом. Это был геологический музей при горном университете. Так вот откуда здесь все эти образцы!
https://youtu.be/3lfwWbMYqcw
Образцы в музее лежат на витринах/в запасниках, а не на территории рядом!
Радость Родиона начала погасать, но не погасла.
Нерпь! Почему она отозвалась?
Где то рядом коротко просигналили. Родион повернулся. Метрах в пяти от него, через газон, остановился неприметный синий «Логан». На крыше машины горели шашечки такси. Водитель, приспустив стекло, подзывал его к себе.
Родион попался пнуйцам - борцам со всем магическим. Они его побили было, но тут на них напали ведьмари с растворённым - человеком, полностью захваченным эльбом. Родиону удаётся уничтожить растворённого, узнать, что ищут тут какой-то валун, но не более того, зато оторванная рука(!) растворённого пересаживает в него эльба. Шныры валят из Е-бурга.
Рыбы не подозревают, что на свете существует вода, поскольку не мыслят своей жизни вне воды. Им просто не с чем сравнивать. И лишь пойманные сетью и вытащенные на берег, осознают, что вода все же была. И вот они корчатся, бьют хвостом, пытаясь вернуться в воду.
Человек часто не знает, что есть Бог, потому что всегда существовал в Боге. И лишь теряя Бога, он мучительно ощущает, что что то не так, и начинает Его искать.
Кавалерия
Ребят, у вас в этой книге нет Бога. Увы. А рыба корчится не от осознания воды, а потому, что дышать нечем, как и задыхающийся человек корчится не от того, что понял суть воздуха... Рефлексы и осознание имеют довольно слабую связь.
Родион осторожно приблизился. Голова шофера имела форму груши. Интеллектуально скромная в висках
Он голову распилил и поиграл с ней в "Что? Где? Когда?"
книзу она расширялась и украшалась такими мощными челюстными мышцами, что любой пес, скуля, спрятался бы под диван.
Не надо льстить мужику - всё равно меньше.
– Ехать будем? – спросил водитель.
Родион быстро прикинул варианты. До рассвета уже недолго. Башню он так и не осмотрел. В городе заблудился. Самое правильное сейчас – вернуться в гостиницу за Улом. Но и гостиницу он один не найдет. Правда, лицо водителя внушало некоторые опасения, но Родион потому и был Родионом, что чаще всего действовал вопреки чувству самосохранения.
Вот щас за всех Родионов стало обидно.
– Почему нет? Поехали! – сказал Родион и протиснулся в темный салон машины, на сиденье рядом с водительским. Под ним оказалось что то холодное.
– Прошу прощения, парень… – прогудел водитель. – Я тут это… деревяшку не убрал. Привстань ка!
Родион привстал. То холодное, на что он сел, оказалось бейсбольной битой. Аккуратненькой такой, среднего рабочего размера. Родион быстро обернулся, проверяя, нет ли кого на заднем сиденье. Нет, пусто.
– Что то не так, сынок? – ласково спросил обладатель бульдожьих челюстей.
– Да нет, все так… Вы, случайно, не от Тилля? – ляпнул Родион, незаметно подползая пальцами к карману со шнеппером.
Водитель ответил не сразу. Видимо, пытался понять вопрос.
– Не, я не от фирмы работаю. Улицы темные, на дорогах всякое бывает… – простодушно сказал он, и его тяжелые челюсти приветливо клацнули.
Родион расслабил руку.
– Как вас зовут? – спросил он.
– Дядя Сережа.
– А я дядя Родион!
– Ну поехали покатаемся, дядя Родион! – просто сказал дядя Сережа.
«Логан» тронулся и начал быстро набирать скорость. Родион внезапно спохватился, что так и не назвал места, куда его везти. И про цену они не договорились. Странновато как то для таксиста. Его рука еще металась между нерпью и шнеппером, когда дядя Сережа, успевший разогнать машину, без предупреждения ударил по тормозам. «Логан» встал как вкопанный.
Родиона, так и не успевшего пристегнуться, дернуло вперед. Он влетел головой в лобовое стекло и успел еще увидеть на нем круглый, из многих трещин состоящий след от своей макушки.
Я краш-тест нашла, правда, в тазе.
"Поэтому для непристегнутого водителя «десятки» удар о лобовое стекло после столкновения на скорости 50 км/ч оборачивается пиковой перегрузкой в 208 g! Замедление на критичном для головного мозга трехмиллисекундном промежутке превысило опасный порог в 88 g и достигло 94 g. Мало того: поскольку лобовое стекло в современных машинах установлено отлого, человек при ударе об него неизбежно запрокидывает голову, что и зафиксировали датчики в шейных позвонках манекена-водителя: их выламывало назад с моментом в 88 Нм. При безопасном пороге в 57 Нм.
Правому пассажиру еще хуже. Головой о стекло он ударяется с такой же силой — пик замедления достигает 191 g. Но шею у него выламывает назад с чудовищным моментом в 154 Нм. Практически втрое выше опасного порога! Много это или мало? Представьте, что к вашему затылку приделан рычаг метровой длины, на который роняют 15-килограммовую гирю. Сможете удержать голову?"(я помню, что там резкое торможение, а не столкновение, но и скорость явно выше 50-ти)
Да, выжить он мог, если удачливый. Но бегать и драться, что он будет делать позже, уже вряд ли в состояние.
Все же сознание он не потерял. Отброшенный назад, стал приподниматься, но тут дядя Сережа, ласково сказав «Отдохни, сынок!», несильно тюкнул его по затылку средней частью биты.
Наступила ночь. В черепном домике у Родиона погасили свет.
Когда он очнулся, то обнаружил, что сидит на земле, косо прислоненный спиной к дереву, за ствол которого были заведены его руки. Рядом с ним стояли трое мужчин. Один из них был знакомый водитель «Логана» с тяжелыми челюстями. Двое других – спортивные, быстрые в движениях парни лет по двадцать пять. Не пытаясь приподняться, так как голова сильно кружилась, Родион попытался добраться до кармана, но обнаружил, что не может двигать руками. В запястья что то вгрызалось, сковывая руки за спиной. Родион пошевелил пальцами. Он чувствовал, что нерпь на нем, но дотянуться до ее фигурок не было ни малейшей возможности.
Заметив, что пленник пришел в себя, водитель «Логана» присел с ним рядом на корточки. Его лицо было очень сочувственным:
– Очухался, друг? Узнал меня?
– …дядя Сережа, – сказал Родион.
– Правильно! Дядя Сережа. А это Лешик и Кузя… За наручники не обижайся! С ними как то понадежнее. Нам от тебя фокусов не надо.
Родион что то прохрипел, лишая себя радости знакомства с Лешиком и Кузей. Параллельно он попытался определить, не сняли ли с него ботинки, где в правом каблуке был припрятан узкий нож штопорной формы, зажимавшийся в ладони как кастет.
Автор, ну елки-моталки, ты что, кастетов никогда не видел? Не бывает таких ножей, бывает нож с рукояткой-кастетом.
Имелось еще и несколько сугубо шныровских штучек, но уже не в каблуке, а за спиной, с обратной стороны ремня. Метательные иглы вещь хорошая, но при скованных руках ими не воспользоваться. Лучше подойдет небольшая герметично закрытая капсула.
Если сдавить ее достаточно сильно, капсула лопнет. Вода из источника, некогда набранная в Межгрядье, попадет на хлопчатую ткань, пропитанную слизью эльбов. Хорошо так полыхнет. Если не на треть города, то уж на весь этот сквер точно. Десятиминутная слепота всякому, кто вовремя не закроет глаза, обеспечена. И не только слепота. Некоторое время Лешик, дядя Сережа и Кузя будут очень не дружить с реальностью. Когда же они обретут способность двигаться, Родиона здесь уже не будет. Если он, конечно, успеет освободиться от наручников.
До каблука незаметно не дотянуться, а вот до ремня пожалуй, но пока эти трое на него смотрят – нереально.
– Откуда ты знаешь про Тилля? Ты ведьмарь? – спросил один из парней.
Родион заторможенно задумался: кто он, этот парень? Лешик или Кузя? Может, Лешик. А может, и не Лешик. Тогда Кузя.
– Так ведьмарь? – терпеливо повторил парень.
Родион прохрипел, что нет. Одновременно он соображал, почему вообще был задан такой вопрос. Сами ведьмари никогда не называют себя ведьмарями. Это все равно что немцы в сорок первом году, ворвавшись в дом, заорали бы: «Фрицы в хате есть?»
– Эх, Кузя Кузя! Конечно, не ведьмарь он! – сказал дядя Сережа. – Это ж ежу понятно, что шнырь!.. Спасибо, я его из машины заприметил, когда он у камней вертелся. Что, думаю, вертится? Неспроста это. А когда он про Тилля заговорил – тут уж я точно все понял.
Один из парней виновато вытер рукой нос, и Родион, во‑первых, понял, что это Кузя и есть, а во‑вторых, увидел, какие набитые у него костяшки. Сразу понятно, как человек проводит свой день. Утром качалка – вечером груша. Или: утром груша – вечером качалка.
Родион пальцами попытался дотянуться до ремня. Вот он! Прямо под пальцами, очень близко, но мешает куртка. Не дотянуться. Эх, встать бы! Но эти трое сразу что то заподозрят. Ребята ушлые.
– Не шнырь, – поправил Родион. – Шныр.
– А какая нам разница, а, шнырь? Думаешь, оттого, что ты шнырь, бить тебя будут меньше? – с вызовом спросил дядя Сережа.
Родион посмотрел на борцовские запястья дяди Сережи. В сочетании с набитыми костяшками его друга Кузи знающему человеку они многое объясняли.
– Венды? – спросил Родион.
– Пнуйцы! – щепетильно поправил дядя Сережа.
Пнуйцы были ответвлением вендов. Такими же, как мстюны
Эти?
https://www.youtube.com/watch?v=jzYHWAXdTDs
антимаги и антивсеги. Разница между ними была небольшой, но существенной. Мстюны били только тех, кто неуважительно отзывался о родоначальнице движения вендов Женьке Шмяке. Не любишь Женьку – вот тебе!
О, внезапно, родоначальник такой организации - дама.
Антимаги били только магов. Антивсеги били всех подряд, кроме шныров. Пнуйцы же были самой дикой и анархической разновидностью вендов. Они били и шныров тоже.
А кто из них обрил и обозвал Афанасия пидорасом?
– Знаешь, шнырь, девиз пнуйцев? «За одного битого двух небитых дают»! – с вызовом произнес Лешик.
От Кузи он отличался более длинными руками и носом со следами перелома.
– Правильный девиз! – похвалил Родион. – Особенно приятно, что ты его выучил! Долго учить пришлось?
Лешик секунд пять усердно думал, после чего, разобравшись, что над ним издеваются, двинулся к Родиону. Тот, готовясь его встретить, неприметно подтянул к груди ногу.
Дядя Сережа, примирительно сопя, вдвинулся между ними.
– Не надо, Лешик… И ты, шнырь, тоже… Не ерепенься! Успеется еще зубами помусорить! – сказал он и, протянув руку, ощупал Родиону макушку. – Кость вроде целая, – сказал он заботливо. – Порезиков тоже нету. А ведь стекло мне едва не пробил!.. Давно я замечаю, что головешки – они сверху крепкие. Будем говорить – сплошная кость!
Родион едва не брякнул, у кого голова сплошная кость. Но сдержался. Он не хотел, чтобы его опять били. Во всяком случае, до тех пор, пока руки у него скованы.
Небо едва начинало сереть. Похоже, с того момента, как его перехватили у музея, прошло не более получаса. И еще Родион заметил, что недостроенная телевышка находится отсюда совсем недалеко. Он отчетливо видел ее всю, начиная почти от основания.
Ему сначала по мозгам стеклом+перегрузкой, потому битой... Но нет, жив курилка.
– Мы ведь, парень, чего хотим? Чего в вашу жизнь лезем? – проникновенно продолжал дядя Сережа. – Шныри, ведьмари – вы все вроде как особенные. Одни летают не пойми куда, приносят чудеса всякие. Я уж там не вникаю. У других машины дорогие, деньги, волшебство, девочки.
Особенно у ведьм, берсеркш и дам-финасисток. Девочки, дорогой мой олень, не ресурсы!
Кузя пригорюнился. Чувствовалось, что только уважение к дяде Сереже мешает ему обидеться окончательно и долго долго пинать Родиона ногами.
– Потому что простого человека – его ведь тоже защищать надо! Если его не защитить, простого человека, то кто же его, простого человека, защитит? Вот мы и решили вас бить, чтобы справедливость была! – с надрывом сказал дядя Сережа. – Правильно я говорю или неправильно?
Мда... Неудивительно, что у таких нет девочек.
Родион не перебивал дядю Сережу. Он понимал, что, пока дядя Сережа работает языком, он не работает руками, и это хорошо. Дядя Сережа между тем увлекался все сильнее. Он больше не сидел на корточках, а стоял и жестикулировал, вздымая руки к небесам и словно выговаривая им за то, что он, дядя Сережа, не шнырь и не ведьмарь. Нету у него магии, и машина у него не «Лексус», а между тем и золоченые шмели за ним не прилетают, и прочие радостные чудеса в жизнь его не вторгаются.
Радостные чудеса - это в Эдеме и Тибидохсе. У шныров в жизни радостей нет.
Родион, как ни трещала у него голова, слушал внимательно. Почему то дядя Сережа ненависти у него не вызывал, даже почти ему нравился. В словах дяди Сережи было столько искренней убежденности, что Родион и сам почти уверился, что шныры – зло и главное, что с этим злом можно и нужно делать, – это его бить. Потому что если не бить, то простому человеку обидно – а защищать то его надо? Простого то человека!
Как Емец ненавидит, похоже, этих обычных людей, раз он их выписал такими.
Родион напряг мышцы, проверяя, насколько слушается тело. Тело то слушалось, но голова продолжала кружиться, да и наручники мешали. Эх, дотянуться бы до ремня! Родион опасался, что если сейчас начнет проявлять излишнюю активность, то в самый ответственный момент его поведет и защитники простых людей вмиг раскатают его по асфальту.
Дядя Сережа несильно пнул Родиона ногой:
– Эй, шнырь, ты как то отвлекся! Сюда слушай, ушами!.. Видит простой человек, что мы вас бьем, и не так ему обидно жить на свете!.. Потому и сегодня бить тебя мы будем долго, чтобы больше ни один шнырь в наш город не сунулся!
То, что в финале его будут бить, для Родиона тайной не являлось. Какие бы мысли ни посещали пнуйцев, вывод они всегда делали один.
– А ведьмарей то вы бьете? – спросил он.
Кузя и Лешик застенчиво заулыбались.
– Как же не бить? – любовно глядя на своих молодцов, сказал дядя Сережа. – Хлопцы вчера берика возле торгового центра поймали! Здоровенный такой лось! Все пытался до топора добраться. А на днях делмэна у «Высоцкого» подстерегли. Уж мы защищали, защищали простого человека!.. Хлопцы то больше кулаками, а я человек уже неновый, мне суставы беречь надо. Так я, грешным делом, биту себе завел. «Вразумлятор» называется.
Жаль, что они на хорошую ведьму ещё не нарывались. Вот было бы веселье!
Автор ещё заботливо уточнил, что "Высоцкий" - это такой элитный жилой дом в Е-бурге. Ах эти суки-буржуи...
Родион с его битой был уже знаком.
– И что делмэн? – спросил он.
– Уехал делмэн на «Скорой» в больничке лежать… Горячий был, все вернуться грозился! – ласково сказал дядя Сережа. – Подлечится, так вернется. Да только я думаю, что смелости у него поубавилось, так что теперь другого пришлют.
«Делмэнами» пнуйцы называли деловых людей, приписанных к форту Долбушина, которых Гай отправлял в разные города России для открытия новых баз ведьмарей.
Пнуйцы? А Калерия у нас тоже пнуец?
"Да, – согласилась Кавалерия. – Но практика показывает, что до этого ведьмари предпочитали загаживать карту России в спокойном последовательном режиме. В город неторопливо отправляется четверочка: делмэн от форта Долбушина"
Магией делмэны не обладали, за закладками не охотились, личинок в себе не взращивали, на псиосе не сидели.
А нахрена тогда псиос этому форту? А раньше ведь требовался.
Честолюбивые, жесткие, трезвомыслящие, умевшие унюхать свою выгоду через бетонную стену и через эту же стену ее и выцарапать, снабженные крупными суммами денег, делмэны решали для ведьмарей вопросы сугубо практические: покупали здания, оборудовали их, устраивали базы снабжения, приобретали транспорт. Лишь когда все было готово, прибывали берсерки, служившие для охраны, и последними – прикомандированные Белдо боевые маги. Обычно это был капризный и склочный народец, который занимался непосредственно вербовкой инкубаторов и вселением в них элей.
А зачем им инкубаторы, если хранилище элей в Москве? Вывозить потом целеноправленно? А смысл?
Дальше инкубаторы тщательно отслеживались до момента, пока из их тела не проклевывался эльб, что в подавляющем большинстве случаев стоило инкубатору жизни.
Но не всегда?
На похороны, устраиваемые обычно торжественно, приезжал сам Белдо. Старичка поддерживали под локти Млада и Влада. Они же незаметно всовывали ему в пальцы бумажку с именем усопшего, которым сам старичок обременять свою память не любил.
Текст был обычно одним и тем же. Дионисий Тигранович особенно не импровизировал.
– Дорогой (ая) (имя)! Жестокие звезды забрали тебя у нас! Ты был прекрасен и горд и ушел в вечность! Бренная плоть не выдерживает напора гениальности, ведь мудрость она получает с небес! Твой прекрасный дар отнят у нас, но мы навеки сохраним тебя в своей памяти! – сотрясаясь от рыданий, произносил Белдо.
Попутно он осторожно скашивал взгляд на люк, откуда по тайным переходам обычно можно было проникнуть в подземное хранилище эльбов, оборудованное стараниями делмэнов по последнему слову техники. Там, в хранилище, где мощные машины поддерживали определенную температуру и влажность, медлительно ковыляла та самая «вселенская гениальность», недавно убившая своим рождением инкубатора.
Люк был у каждой могилы? Причем люк бесполезный - люди на кладбищах не умирают. И что будут в хранилищах делать эли? Ждать перевозки в столицу, к большому хранилищу? Оно в мире одно.
Неожиданно на примыкавшей к скверу круглой площади появился белый спортивный «Ауди». Автомобиль подъехал тихо. Остановился. Несколько секунд внутри машины происходила какая то возня, заставлявшая ее слегка сотрясаться. Затем пассажирская дверь распахнулась. Наружу неловко вывалился худой высокий человек в куцем пиджачке, из которого торчали его длинные руки. Несколько секунд человек стоял на месте, озирался и явно не представлял, куда ему идти. Он отшатнулся было к «Ауди», но чьи то руки решительно развернули его в сторону припаркованного «Логана» пнуйцев.
Человек еще немного пошатался, а потом пошел. Шаги у него были заплетающимися, конечности двигались несинхронно. Он казался большой куклой, к рукам и ногам которой привязаны веревки, в то время как невидимый кукольник навис над ней сверху. Чем дольше смотрел на него Родион, тем отчетливее убеждался, что одна из ступней у незнакомца явно сломана, потому что наружу торчала кость, а сама ступня болталась. Лицо кривилось точно от сильной боли. Казалось, он вот вот закричит или застонет, но вместо этого он начинал хохотать, как человек, испытывающий зашкаливающее удовольствие.
Дядя Сережа озабоченно обернулся, проверяя, куда это так настойчиво смотрит его пленник.
– Чего, шнырь? Пьяного увидел? Думаешь, он тебе поможет?
– Может, и поможет. Это растворенный, – сказал Родион.
– Чего о?
– Он бы умер давно, но эльб его псиосом шарашит. Замещает боль на удовольствие.
Такой вид инкубаторов Родион встречал лишь однажды. Хрупкая девушка у него на глазах, преследуя Ула и Макса, пробегала насквозь межквартирные перегородки недостроенного дома, пробивая их своим телом. Родион стоял снаружи и видел, как она несется, а из окон летит гипсовая пыль. Это было запредельно страшно. Почти добравшись до Ула, девушка упала и больше не поднялась, потому что эльб все же не рассчитал возможностей человеческого тела. Родион потом нашел у нее в кармане маленькую игрушку цыпленка. Значит, что то живое, человеческое в ней еще теплилось и проступало в моменты, когда власть эльба слабела.
Девушка была еще жива. После этого цыпленка Родион не удержался и погладил ее по руке. Девушка слабо, но все же благодарно улыбнулась ему и умерла.
Но дядя Сережа всего этого не знал. И опасность явно недооценивал.
– Растворенный? Это как кофе, что ли? – спросил он с издевкой.
– У меня в кармане бинокль. Достаньте его! Скорее!
Дядя Сережа с неохотой полез в карман, но почему то в свой.
– В моем кармане!
– Твой карман, мой карман… Я тебя умоляю, шнырь, какие могут быть счеты между простыми людьми? – прогудел дядя Сережа, и Родион сообразил, что содержимое его карманов давно перекочевало к пнуйцам.
Дядя Сережа достал маленький бинокль, и, держа его двумя пальцами, повернулся к Родиону:
– Этот, что ли? Из театра утащил?
– Поднесите его к глазам! – потребовал Родион.
Дядя Сережа начал было подносить бинокль к глазам, но внезапно остановился и цокнул языком:
– Э нет, шнырь! Знаю я ваши штучки! Я это сделаю, а у меня зрачки сварятся. Сперва сам посмотри!
И, направив бинокль в сторону растворенного, он приложил его к глазам Родиона. Внутри бинокля полыхнуло розовое пламя. Родион увидел эльба. Это был особенный эльб. Меньше обычных, почти карлик. Лицо плоское, лишенное каких либо черт и лишь пылающее точками глаз. Эльб сидел у худощавого на плечах, ногами обвивая его шею. Многочисленные пальцы коротких рук корнями уходили растворенному в мозг.
Пока корни тонкие, они похожи на охотничьи паутинки, которые выстреливаются эльбами, когда летишь сквозь болото. Такие корни еще управлять человеком не могут. Они лишь воздействуют на его органы чувств, посылая видения. Вначале эльб управляет ласково, многое обещая и многое давая взамен. Он понимает, что от него еще могут отказаться. Со временем паутинки утолщаются, разветвляются, захватывают все отделы мозга. Мозг разрушается, и власть эльба становится полной. Теперь никакие завлекательные образы больше не нужны. Убеждения тоже не нужны. С человеком больше не церемонятся. Лишь воздействие на центр удовольствия, чтобы заглушить боль, – и вперед, моя лошадка! Не важно, что у тебя сломана нога, ты три дня не спал и неделю не ел! Все равно скоро издохнешь! – Н но, вперед!
Растворенный приближался. Сбивало с толку, что он двигался несколько наискось, словно мимо них, то ли действительно не замечая Родиона и пнуйцев, то ли желая сбить их с толку. Родион сделал ставку на последнее. Тело сильно повреждено, передвигается плохо, и эльб это понимает. Ему нужно подобраться поближе.
– Да, странноватый мужичок… – неохотно признал дядя Сережа.
– Он умрет через несколько часов. Не знаю, где они его такого достали. Вам придется сражаться с эльбом… – предупредил Родион.
Крипота а-ля натюрель. Правда, есть два сомнительных моментах - не сдохнет ли перенапряжённый центр удовольствия, и сможет ли явный иномирец эльб управлять чужим, совершенно иным телом чуть ли не без инстинктов.
Дядя Сережа поскреб подбородок.
– Не верю я тебе, шнырь. Ох не верю! – сказал он честно. – Много меня, шнырь, в жизни пугали. И чем только не пугали. А только, скажу я тебе, двойка в бороду всегда защитит простого человека.
Родион с грустью посмотрел на него. Видимо, пнуец потому и пнуец, что слова для него неинформативны. Он понимает только пинки.
– Нога! – безнадежно сказал Родион.
– Что «нога»?
– На ногу его посмотрите!
Дядя Сережа наконец заметил сломанную, с торчащей наружу костью ногу растворенного, на которую тот ступал с такой решимостью, словно вбивал в землю железный костыль. Это заставило его нахмуриться. Человека, который так неаккуратно относится к своим конечностям, двойкой в бороду не остановишь.
– Кузя! А ну ка проверь того парня! И смотри: осторожно! – велел он.
Кузя повернулся и решительно направился к растворенному. Тот приближался заплетающимся шагом. Казалось, достаточно толкнуть его пальцем, чтобы он упал и больше не поднялся.
– Верните его! Его убьют, – крикнул Родион, пытаясь подняться на ноги.
– Кого? – недоверчиво спросил дядя Сережа.
– Вашего Кузю. Снимите с меня наручники!
– Э нет! – сказал дядя Сережа, толкая Родиона в грудь, хотя тот и так никуда не делся бы от дерева. – Куда собрался, шнырь? А ну сидеть!
Кузя дошел до растворенного и, что то сказав ему, размашисто ударил. Растворенный качнулся, но устоял, хотя видно было, что у него вылетело несколько зубов. Кузя хотел ударить его еще раз, но не успел. Растворенный перехватил в воздухе его руку и легко, точно ветку сухой елки, сломал ее. Та чудовищная сила, с которой все было проделано, Родиона ничуть не удивила. Эльб, внедрившийся в мозг человека, способен усилить силу нервного импульса раз в десять.
Кузя завопил. В следующий миг растворенный легко оторвал его от земли и отбросил метров на десять. Кузя с треском врезался в кустарник и так и остался в нем, слабо ворочаясь.
– Так. Ясно. Лешик! – отрывисто приказал дядя Сережа.
Лешику не надо было ничего объяснять. Он уже надевал на пальцы кастет, озабоченно поправляя его, потому что для его мощных пальцев кастет был тесноват.
– Не люблю я по этим гнилым мордам да голой рукой. Тяпнет еще – так изувечишься… – пробормотал Лешик и, для разогрева нанося в воздух удары, направился к растворенному.
Вскоре он уже с боксерской легкостью приплясывал вокруг, атаковал и отскакивал, не давая шатко стоявшему зомби схватить себя. От его мощных ударов растворенный валился, но сразу поднимался и опять начинал наступать, пытаясь сгрести своего противника. Да только куда там! Лешик ускользал и опять бил.
– Ну что, шнырь, видал? Простого человека какой то там магией не сколупнешь! – с торжеством воскликнул дядя Сережа, но тут, словно чтобы опровергнуть его, растворенному попался под руку толстый сук. Он резко взмахнул им, задев Лешика по плечу. Сук оказался гнилым и сломался, но Лешик потерял равновесие и не сумел вовремя отпрянуть. Растворенный схватил его, на мгновение прижал к себе и сразу небрежно отбросил, как поломанную куклу.
Лешик прокатился по земле и затих, даже не пытаясь подняться. Родион готов был поклясться, что у него не осталось ни одного целого ребра.
– Я же говорил!!! – крикнул Родион.
Дядя Сережа горестно качнул головой:
– Ну что тебе сказать, шнырь? Плохо дело. Отвоевались пареньки. Полегли за простого человека. Зеленые, опыта мало. Теперь выход балерины! – сказал он и, сопя, извлек из под короткой шоферской куртки биту – свой великий «вразумлятор». Легонько помахивая битой и согреваясь, дядя Сережа зашагал к растворенному.
Родион понял, что, скорее всего, дядю Сережу живым уже больше не увидит. Хотя нельзя сказать, чтобы это желание было очень уж сильным.
– Руки! – срывая связки, крикнул он ему вслед. – Освободи мне руки!
Дядя Сережа остановился. Почесал битой лоб.
– Это еще зачем? – спросил он подозрительно.
Родион объяснять не стал.
– Руки! – крикнул он еще страшнее, добавив пару слов, которые девица Штопочка обычно произносила, когда бич срывался и захлестывал ее по спине.
Дядя Сережа приподнял биту, точно взвешивая, не шарахнуть ли ему и Родиона, чтобы шнырь уж точно никуда не делся. Возможно, он так бы и поступил, но тут глаза их впервые встретились: пылающие глаза Родиона – и хитроватые, под мясистыми растрепанными бровями, глазки дяди Сережи.
Чем пылающие?
Потом дядя Сережа опустил биту и, достав ключ от наручников, кинул его на раскисшую землю рядом с ногами Родиона.
– Давай, шнырь! Отомстишь за пареньков, если у меня чего не сложится… – буркнул он и, больше не оглядываясь на Родиона, пошел навстречу растворенному.
Тихо ругая дядю Сережу, Родион пяткой подгреб ключ поближе к стволу. Царапая кожу на запястьях, прокрутился вокруг дерева и, до боли подавшись вниз, почти лег на землю с задранными сзади руками. Ощущая себя как на дыбе, стал вслепую шарить. Раскисшая гниль прошлогодних листьев лезла под ногти.
Пока Родион нашарил ключ, пока сумел вставить его и разомкнуть наручники, прошло не меньше минуты. Все это время, находясь с обратной стороны ствола, он не видел дядю Сережу и слышал только хриплые крики, суетливый топот ног и страшный хохот, прерываемый глухими ударами биты.
Когда, освободившись от наручников, Родион расстался наконец с деревом, бой уже заканчивался. Дядя Сережа шаг за шагом отступал, вяло отмахиваясь битой, которую держал уже в левой руке. Правая у него висела плетью. Растворенный наступал на него, не уклоняясь от ударов. Лицо у него было смято, нос сломан, один глаз выбит, но это не мешало ему хохотать не переставая. Чувствовалось, что ему очень весело. Эльб вообще не размыкал уже контакта с центром удовольствия, безжалостно выжигая его. Пока Родион оценивал ситуацию, растворенный перехватил врезавшуюся ему в плечо биту и, вырвав ее, ударил дядю Сережу, сразу откатившегося к ногам Родиона.
Не мешкая, Родион схватил пнуйца под мышки и предельно быстро потащил его в кустарник. Это было нелегко. Дядя Сережа, заботясь о простых людях, мало заботился о диете. Его пятки прочерчивали по влажной листве дорожки, выдававшие направление их движения.
Поняв это, Родион торопливо задрал рукав, коснулся льва и дальше уже несся заячьими скачками, закинув грузного пнуйца на плечо. Отбежав метров на двести, он описал по скверу полукруг и, вернувшись, затаился за почерневшим сугробом между площадью и «Логаном». Конечно, можно было бы и вовсе покинуть это место, но не хотелось бросать Лешика и Кузю.
Сгрузив с плеча массивного пнуйца, Родион выглянул из за сугроба. Длинная тень растворенного покачивалась от него метрах в тридцати. Наклонившись, растворенный единственным глазом смотрел на траву, остановив взгляд там, где Родион догадался перекинуть дядю Сережу через плечо.
Дядя Сережа слабо зашевелился. Приходя в себя, застонал. Стон был очень тихим, но растворенный выпрямился и стал озираться. Родион знал, что услышать он их едва ли может, а разглядеть за сугробом и подавно. Зрение у почти уничтоженного человека расплывающееся, слух ослабленный, зато чужую боль и растерянность от эльба не укроешь. И слепой, и глухой – он уловит ее даже в черноте подземной пещеры.
Чем? Собаки это вынюхивают, кто-то видит по мимике. А эльб пользует магию-шмагию?
Родион ощутил легкое прощупывающее покалывание, словно бы щекотку в мыслях. Так всегда начинались атаки в болоте. Потом все прекратилось, и Родион ясно увидел девушку, которая, протягивая руки, легко бежала к нему по траве. Поначалу девушка была неотчетлива, почти силуэтна, скорее грезилась, чем существовала, но чем дольше Родион смотрел на нее, тем материальнее она становилась. Девушка бежала с той неуклюжей, немного смешной и одновременно притягивающей грацией, которая привлекает больше всего. Теперь Родион отчетливо различал, что это шатенка с тонкими руками и длинными русалочьими волосами.
Сердце Родиона пропустило один удар, а потом нагнало его дробным стуком. Точно сухая горошина заметалась в банке.
«Эта та, из метро!» – подумал Родион.
И конечно, это оказалась именно она – девушка, которую он встретил когда то давно в поезде метро. Ему было тогда шестнадцать. Очень скоро она вышла из вагона и из его жизни, и первую любовь Родиона навеки перерубили захлопнувшиеся двери. Он даже запомнил эту станцию – «Гражданская». Потом, когда он проезжал мимо «Гражданской», то всегда сердито выдыхал и отворачивался, чтобы не смотреть в окно.
Родион раздвоился. Первый умный, шныровский Родион отлично знал, что никакой девушки здесь нет и быть не может. Та девушка давно уже растолстела, или вышла замуж, или обрезала волосы, или получила юридическое образование, но даже если все упомянутые четыре трагедии с ней не случились – все равно она уже совсем другая!
В чём беда юридического для автора и лично для Родиона?
Не та! Но это было известно только первому Родиону. Другому же – ночному, слабовольному Родиону
опутанному охотничьей паутинкой эльба, хотелось во все верить. Он почти готов был пустить себе на плечи эльба, чтобы только несколько месяцев, пока тело его разрушается, всегда, днем и ночью, неразлучно быть с девушкой, существующей лишь в его воображении… Да, пусть все так и будет! Пусть ведьмари таскают его по темным дворам, пусть заставляют его – грязного, исхудавшего, с воспаленными глазами – выслеживать шныров и стрелять в них. Не важно! Он всего этого не ощутит, потому что с ним рядом будет та девушка! Реальнее реальности, правдивее правды. Даже проламывая кому нибудь голову, он будет видеть лишь ее… Ну а потом… потом девушка, конечно, исчезнет, не удержавшись в его разрушенном мозгу, и тогда эльб замкнет ему центр удовольствия…
Это... странно. Фиксация какая-то.
Эта мысль заставила Родиона очнуться.
Ощутив, что паутина утолщается, а его воля вконец ослабла и разорвать он ее не может и, главное, не желает, Родион оторвал кусок бордюра и, коротко, беззвучно почти крикнув, метнул его в девушку. Это было ужасно. Ему показалось, что он с размаху пригвоздил себе руку ножом к столу – боль, которую он ощутил, была даже больше.
Лев все еще действовал. Приобретший силу ядра, бордюрный камень пролетел девушку насквозь, ничуть не навредив ей, но разрушив иллюзию. Не находя больше зацепки в сознании Родиона, девушка с русалочьими волосами укоризненно посмотрела на него и рассыпалась как призрак. И вновь из ночи выплыл просроченный сквер с грязным снегом и черными колоннами деревьев.
Просроченный сквер?
Растворенный повернулся и уверенно зашагал к почерневшему сугробу.
– Нашарил! – пробормотал Родион. – Почувствовал, где паутину потерял. А до этого, видать, вслепую паутинки пускал.
Схватив дядю Сережу, он пригнулся и потащил его в кустарник. С каждой секундой пнуец становился все тяжелее. Лев, который Родион использовал уже давно, погасал.
Неужели всё это в 20 секунд уложилось?
. Когда лев окончательно погас, Родиону удалось заползти в фундаментную яму от опрокинутой ураганом беседки и затащить туда дядю Сережу. Земля была рыхлая и влажная, как раскопанная могила.
– Одуванчики! – сказал вдруг дядя Сережа. – Уйдешь в самоволку, а там одуванчики! Лежишь, смотришь в небо… а они к тебе наклоняются. Кажется, с неба растут!.. И сейчас вот тоже… одуванчики!
Родион, ловивший в темноте малейшие шорохи, вздрогнул. Он и не знал, что дядя Сережа очнулся и теперь лежит, придерживая сломанную руку. На миг Родион ощутил зависть, понятную лишь шныру. Насколько же дядя Сережа лучше его, если эльб только и сумел что опутать его какими то воспоминаниями об одуванчиках!
Вообще-то о самоволке, ну ладно.
Вот и думай после этого плохо о людях! А ведь на первый взгляд казалось, что привлечь мечты дяди Сережи можно только бутылкой пива. Но все равно, одуванчики или девушки – это было не важно. Первая нащупывающая паутинка быстро окрепла бы, потому что дядя Сережа, в отличие от Родиона, понятия не имел, как противостоять эльбам.
Рванув дядю Сережу за здоровое плечо, Родион повернул его к себе. Дал ему затрещину. Голова у дяди Сережи мотнулась, но смотрел он по прежнему бараньими глазами, хотя одуванчики, похоже, из мыслей его уже пропали. Теперь ему мерещилось что то другое.
– Вертушки! Вертушки вызывать надо! Положат же ребят!.. Связист, подожди, браток! – крикнул дядя Сережа и, внезапно вскочив, рванулся из ямы навстречу растворенному.
Родион успел сбить его с ног, чтобы тот не слишком рвался к связисту. Дядя Сережа ворочался в мокрой яме и стонал, потому что упал на сломанную руку. Это было скверно, но все же боль отрезвила его.
– Слез с меня! – приказал он осипшим голосом.
Родион послушался, готовый вновь броситься на него, если потребуется. Дядя Сережа судорожно дышал, бодая землю лбом.
– Освободился, шнырь? Этот… как его… еще там? – спросил он.
– Ищет нас.
– Ясно. Лешик с Кузей где?
Родион ответил, что живы. Дядя Сережа коснулся своей сломанной руки, поправляя ее, и, засопев от боли, уткнулся в землю:
– Слушай сюда, шнырь. Если меня вдруг вырубит… Машину водишь?
– Да.
– Возьмешь мою. Доставишь меня, Лешика и Кузю к Димону. Там в бардачке на пачке сигарет телефон… В больницу не надо… понял меня? Найдут нас там. Димон – он все устроит!
– Ясно, – Родион выглянул из ямы, определяя, где сейчас растворенный.
Дядя Сережа тяжело дышал, выискивая в боли паузу, чтобы говорить дальше:
– Слушай, шнырь… Этот город для меня как родной… два года мне было, когда отца сюда служить перевели… не нравится мне, что здесь сейчас твориться стало… повсюду эти шастают… поначалу мы с ними бодренько боролись… четверо их приехало… вышибли… через полгода уже восемь заявились… и этим объяснили, уехали… а потом, видать, нашли они чего то тут… забегали сильно… прямо рой их… теперь весь город под ними… не справиться нам, шнырь… не уберечь простого человека…
Родион жадно пропускал сквозь свой слух сбивчивый шепот.
– Что они нашли в городе? Где?
– Геологический музей… Там они, видать, чего то шарят… и на складах, где образцы с экспедиций хранятся, там тоже… в основном не трогают ничего… но кое что увозят…
– Потому вы и следили за музеем?
– Да. Подвернулся ты нам, шнырь, под горячую руку… рассердился я… ведьмарей мало, думаю… теперь еще и шныри приперлись…
У них шныры вообще-то постоянно проживают - та же Тоня. Или они таких поймать не в состояние?
Родион опять выглянул. Ему навстречу со стеклянным ржанием проскакал табун пегов. Крылья чуть приспущены, раскинуты, как в момент взлета… Что за образы? Что за странная ведьмарская паутина? Он снова спрятался, невольно оглянувшись вслед проскакавшим пегам.
Дядя Сережа бормотал что то горячо, но почти невнятно.
– Где мой шнеппер? Ледовики где? – шепотом крикнул Родион.
Пнуец дернулся. Повернул к нему выбеленное луной лицо:
– Что?.. А?
– Кубики такие прозрачные! У меня с собой были… Где они?
Дядя Сережа замычал от боли, кусая рукав:
– Рука, шило тебе в печень… Осторожно, шнырь!
Родион отдернул ладонь, сообразив, что, забывшись, схватил дядю Сережу за плечо.
– Ключи от машины… карман… возьми их… там твое барахло… в багажнике… – просипел дядя Сережа.
Родион залез пнуйцу в карман. Достал бинокль. Потом незнакомый ему нож. Последними появились ключи.
– Я быстро, – сказал он дяде Сереже. – Лежи здесь и не вставай! Если будет мерещиться какая то муть или даже хорошее что – не верь! Даже если жена к тебе побежит или мать звать на помощь будет! Понял?
Дядя Сережа дернул головой, мыча и вроде бы соглашаясь, но Родион знал, что это согласие мало что означает. Если эльб подберет приманку получше – все равно клюнет. Все клюнут. Главное, не задеть первую, сигнальную паутинку. Не выдать себя обратным контактом.
Держа в одной руке ключи от машины, а в другой нож, Родион пополз за животе.
– Погоди, шнырь… Лешика с Кузей не бросай, если со мной чего случится… Они ж как дети! Береги простого человека!
Родион хотел брякнуть, что усыновлять этих дуболомов не будет, но сдержался.
– Присмотрю, – пообещал он.
Дядя Сережа коснулся его ускользающей ноги.
– Метро! – с трудом выговорил он. – Машину они выследят… позвони Димону, бросай нас, а сам к метро пробивайся… Дворами, дворами…
Родион кивнул и быстро пополз. Дядя Сережа тихо бормотал. Мысль о метро, случайно зацепив охотничью паутинку эльба, вызвала целый поток ассоциаций.
«Украинские пятьдесят копеек… мы по ним раньше… в Питере в метро проходили. Жетон десять рублей стоит, а украинские пятьдесят копеек… вшестеро меньше… Или еще пластиковые жетоны были… ломали их и проходили… по половинке».
Про 50 копеек не знаю, но нижегородские жетоны так хорошо шли, что в них дырки начали делать, чтобы не утекали в таком количестве. Про половинку звучит бредово.
Метров тридцать Родион полз, чтобы случайно не выдать эльбу место, где находится раненый пнуец. Потом вскочил и побежал к машине. Все время оглядываясь, чтобы не упустить из виду растворенного, сгоряча выскочил на площадь, прочерченную фарами белого «Ауди», о котором он совсем забыл.
Он торопливо метнулся в сторону, ускользая от фар. Отскочил, кинулся к машине пнуйцев и издали еще нажал на кнопку сигнализации. Багажник распахнул беззубую пасть, скрывавшую сумки, канистры, инструменты. Роясь в них в темноте, Родион спиной ощущал, что растворенный близко. Пальцы нашарили холодную рукоять шнеппера. Он вскинул его, снял с предохранителя, прицелился в ковылявшую к нему шаткую фигуру и, еще прежде выстрела, определил, что шнеппер разряжен. Найти в багажнике пнуф и ледовики Родион не успел.
Взревел двигатель. Взвизгнули, буксуя, шины. Родион метнулся в сторону, и это его спасло. Он был уже в полете, когда что то, отбросив, ударило его по бедру, а еще мгновение спустя он услышал жестяной звук удара и мелкий, догоняющий звон разлетающихся фар. В «Логан» врезался белый «Ауди». Останься Родион у багажника, он был бы расплющен между двумя машинами.
Родион попытался подняться, но не успел. Кто то схватил его и безжалостно швырнул на снег. Над ним, готовясь сломать ему шею, навис растворенный.
– А ну назад! Не сейчас! – крикнул кто то.
Растворенный неохотно повиновался. Дверь разбитого «Ауди» распахнулась. Вначале появилась нога в блестящем ботинке, а затем, нетерпеливо толкая полусдувшуюся подушку безопасности, из машины вылез человек.
– Поверни его ко мне! – приказал он.
Руки растворенного сжимали Родиона точно клещи. Он приподнял шныра и развернул его лицом к тому, кто этого требовал. Перед Родионом стоял молодой мужчина. Его светлые брови топорщились и ближе к переносью торчали как колючки. По многочисленным, частично поджившим ссадинам на лице Родион догадался, что это, должно быть, тот делмэн, которого пнуйцы подстерегли у «Высоцкого». Нет, плохо пнуйцы его знали! Он не уехал в Москву, а сдержал свое обещание отомстить.
И притащил не ведьму, а растворённого? Ну-ну.
– Ты не пнуец… – не требуя от Родиона никаких подтверждений, сам себе сказал мужчина. – Нет, не пнуец! А кто ты? А, вижу: ты шныр! Надо же, какая честь… Сколько времени мы здесь, и вот первый шныр! Весело?
Родион молчал, не находя это таким уж веселым.
– А я Волосков. Слышал о таком? Делмэн Волосков! – Мужчина начал было протягивать руку, но на полпути раздумал и спрятал ее за спину.
Родион ответил, что о делмэне Волоскове не слышал. Тот ничуть не обиделся:
– Ну, значит, не надо было тебе слышать… значит, мелкая ты сошка, чтобы меня знать… Что ты тут делал среди пнуйцев, шныр? А?
Родион не ответил. На снегу валялись многочисленные мелкие предметы, выброшенные из открытого багажника «Логана», когда в него врезался « Ауди». Одна из промасленных тряпок, в которой еще угадывалась мужская майка, развернулась. Тускло блеснул синий подтаявший квадрат ледовика. Вот уж пнуйцы! Шнеппер из осторожности разрядили, а о том, что ледовики опасно без холодильника держать, не подумали.
Я всегда думаю, что вещь из простого пакета нужно держать в холодильнике, а вы?
Заметив напряженный взгляд Родиона, делмэн Волосков повернул голову – посмотреть, что заинтересовало шныра. Не мешкая, Родион дернулся и сумел, извернувшись в каменных руках растворенного, как кролик оттолкнуться от него ногами. Тот разжал руки и выпустил его. Родион добежал до тряпки и схватил ледовик, пальцами ощутив, что тот подтаял. Лед истончился, и сиреневый огонь плескал внутри опасно ярко.
Рядом послышался крик делмэна, тоже заметившего сиреневый огонь. Родион с силой сжал ледовик и швырнул его в дерево между растворенным и Волосковым.
Все ледовики получаются разными. Никогда не угадаешь, какая сила в них таится. Родион успел прикрыть лицо сгибом руки. Локоть обожгло сухим жаром, а самого Родиона, пытавшегося прижаться к земле, проволокло и отбросило в сторону. Казалось, белая вспышка заполнила весь сквер и часть площади. Когда она спала, несколько мгновений Родион не мог даже дышать, лишь чувствовал щекой колючий холод земли.
Некоторое время он лежал, потом с усилием поднялся. Его сильно шатало. Зрение мало помалу возвращалось. Совсем близко он увидел половину « Ауди», срезанную ровно точно бритвой. Такие ровные срезы – визитная карточка ледовиков.
Растворенного Родион так и не увидел. В момент взрыва ледовика тот оказался слишком близко от дерева. Теперь ни дерева, ни растворенного уже не было.
Делмэна Родион обнаружил метрах в десяти. Тот успел немного отбежать, но вспышка нагнала его. Он лежал лицом вниз. Родион подошел к нему, перевернул. Волосков был жив, глядел на Родиона не с ненавистью, а с острым удивлением. В глазах у него была обида умного человека, не любящего прощать себе ошибок.
Почему все так вышло? Он все рассчитал, все проанализировал, все было для него ясно как день. Все люди были расставлены на доске как шахматные фигуры. Заручился всеми поддержками, избавился от всех значимых врагов, всех перехитрил, предусмотрел все случайности. Заработал если не все, то очень многие деньги. И к мести своей приготовился. Одного он только не учел – что в гадком скверике у дерева окажется шныр, с которым нельзя договориться, потому что он хочет только правды и служит каким то своим, непонятным делмэну ценностям. Это была совсем другая логика, которой Волосков при всем своем уме не мог постичь.
Это он про Родиона? Ценности? Правда? Да Родя хочет только пробраться подальше на двушку... прямо как Гай.
– Я ухожу, – сказал Родион.
Делмэн равнодушно молчал, тихо ненавидя его. Но Родион не ушел, хотя и обещал. Напротив, наклонился и тихо спросил:
– Что ведьмарям нужно в Екатеринбурге?
Волосков не ответил. Глядя в близкие глаза Родиона, он неожиданно вспомнил другие, чем то очень похожие глаза. Это были глаза Гая, когда он впервые заглянул к нему с одним своим товарищем.
Оппа. Неожиданное подтверждение.
Этот товарищ, человек очень ушлый кстати, первым и узнал, что где то в Москве есть какие то «форты», которые играют в подростковые игры с топориками, арбалетами и летающими собачками, но, говорят, имеют средства и порой ими даже делятся.
Товарищ решил взять быка за рога, и бык был, казалось, не против, потому что смотрел на них и улыбался.
«Что вам нужно? – спросил он. – Можете переходить сразу к сути, минуя вежливость».
«К сути? Дайте мне денег! Много!» – твердо и даже весело сказал товарищ Гаю.
«Хорошо, – легко согласился Гай. – Дайте ему много денег! Только проследите, чтобы он все съел… Ингвар, можно вас потревожить?»
Товарищ Волоскова весело засмеялся, но оказалось, что напрасно. Гай не шутил. Съесть товарищ смог только шестьсот тысяч, хотя берсерки Тилля очень ему помогали, очень волновались за него и, болея за его успех, даже смазывали купюры медом. Потом стонущего товарища унесли, а Гай вдруг вспомнил, что приходил то он не один, и повернулся к Волоскову, который тогда еще не был делмэном, а был просто бойким молодым человеком, выпускником престижного экономического вуза. Теперь Волосков смирно стоял и, бледнея, смотрел на топорик, казавшийся игрушечным в мощной лапе берсерка. Правая коленка у Волоскова сама собой подергивалась.
«Готов много работать, мало говорить, не хаметь и все понимать с первого раза?» – спросил Гай.
А нафига обычный экономист, если есть финансисты Долбушина с их талантами? Причём и подчиняются-то делмэны тому же Долбушину, а не составляют ему альтернативу у Гая.
Волосков пугливо взглянул на него и торопливо закивал. В бесцветных зрачках Гая появилась скука. Он хорошо знал людей этого типа. Прекрасные люди, верные и исполнительные. Во всяком случае, до мгновения, пока им не предложат больше. Но шныры ничего не предложат.
Yeah. Емец исповедует мысль, что все хорошие - бомжи-бессребреники.
И вот теперь ясные глаза Родиона пугали делмэна ничуть не меньше глаз Гая.
– Тот человек, который был со мной… Павел… где он? – спросил Волосков.
– Растворенный? Мертв, – ответил Родион.
– А эльб?
– Уничтожен.
Делмэн закрыл глаза – отчасти потому, что ему было больно, но больше потому, что боялся Родиона.
– Когда то Павел играл в городском оркестре. Я говорил ему, чтобы он не подселял эту личинку, но он хотел писать музыку… Хорошую музыку… Белдо обещал, что все так и будет. Но эта личинка… она совсем не помогала… Почти сразу на шее у Павла появилась небольшая ранка. Он прятал ее под шарфом. Касался ее – и ему становилось очень хорошо. Он смеялся, бегал, глаза у него загорались. Хватал инструмент, начинал играть. Но плохо, не лучше, чем раньше… Потом постепенно выцвел. Уже не бегал. Сидел часами, раскачивался и тер, тер эту ранку… Поначалу он боролся с собой… Обещал мне этого не делать, но все равно делал… Я не мог остановить его. Вскоре он уже ничего не понимал. Был как какое то животное. Пинай его, не пинай… Но меня узнавал и даже по своему любил.
Павел хотел писать музыку, а играл в городском оркестре, причем, похоже, города Москвы. Почему он играл-то плохо, раз до городского оркестра дошёл? Почему абзац сам себе противоречит?!
Родион слушал его, прищурившись.
– И тогда ты повел своего друга на смерть к пнуйцам? – спросил он.
Волосков заерзал лопатками по земле. Ему стало очень неуютно.
– Почему на смерть? Он сам должен был их прикончить! Хотя что теперь… Не человек уже, – угрюмо огрызнулся он.
Родион зачерпнул носком ботинка раскисшую листву:
– Твоему приятелю подселили очень простого эля. Усеченку. Эльбом я назвал его так, шутки ради. Никакого сложного обмана он бы не потянул. Оттого и вздутие это было на шее, что эль поставил ему «кнопку».
– Как? – не понял делмэн.
– Ну не в буквальном смысле кнопку, как крысе ставят, но очень похожую. Личинка разрушает человека, давая ему возможность самому замыкать контакт удовольствия. Это пока у эля не отрастут корни. Он же тоже слабый поначалу. А потом, когда корни длинные, он сам уже может все делать. Но все равно воздействует на центр удовольствия, уже просто чтобы боль глушить…
Делмэн слабо поморщился.
– Да… Сейчас у нас много таких наделали… Хотят как роботы. Дохнут быстро, но их используют для тяжелых работ
А нахера им такие зомбари? Техникой/берсерками не справиться?
Это все из за закладок, будь они неладны.
– Что «все»?
– Ты спрашивал про город: зачем тут столько наших и гиелы. Из за закладок. Их тут то и дело обнаруживают.
– Прямо в самом городе? В камнях из экспедиций? – спросил Родион и сразу же пожалел, что упомянул об этом, потому что делмэн, сообразив, что Родион что то знает, замкнулся.
– Да, в камнях. Но ищут они какой то другой валун. Очень большой… Больше я ничего не скажу! А теперь вызови мне «Скорую», шныр! Или, если хочешь, добей! – упрямо сказал он и, чтобы не видеть Родиона, отвернулся.
– Не буду, – помотал головой Родион.
– Дело твое. Тогда я советовал бы тебе исчезнуть. С минуты на минуту тут будут наши.
Родион пошел к машине. В отличие от «Ауди», «Логан» пнуйцев уцелел при взрыве ледовика. Обнаружив в бардачке мятую пачку сигарет, Родион отыскал на ней написанный ручкой номер. Тут же лежал и мобильный телефон.
Голос, ответивший ему, сложно было назвать вежливым. Типичный голос пнуйца, которого разбудили ночью телефонным звонком. Не представляясь, Родион сообщил, где можно найти Лешика, Кузю и дядю Сережу, и предупредил, что надо очень спешить. Благодарить его не стали. Вместо этого у Родиона грубо потребовали назвать его имя и пообещали найти его под землей, если он попытается скрыться.
Родион нажал на отбой и потом с того же телефона вызвал «Скорую» для делмэна. Ему было все равно, кто приедет первым: «Скорая», пнуйцы или ведьмари. Уж как нибудь разберутся между собой. А вот ему, шныру, здесь лучше не оставаться.
Он повернулся и пошел мимо круглой площади, стараясь держаться подальше от света фонарей. Где то вдали уже плескала синяя точка сирены. Отойдя метров на двести, Родион внезапно ощутил, что кто то трогает его за плечо.
Он резко повернулся, не понимая, как к нему смогли подкрасться сзади. Нет, не подкрадывались. По его шныровской куртке ползла страшная синяя рука, отрезанная выше запястья так ровно, как это делают только ледовики.
Родион вскрикнул и с омерзением хотел ее сбросить, однако прежде, чем он успел это сделать, рука длинными ногтями вцепилась в кожу на его шее возле уха. Ощутив боль, он рванул, но пальцы уже разжались сами, и рука бессильно упала на асфальт. Она уже сделала все, что хотела.
Спооойлер! Подсадила эля. Который как-то выжил во взрыве, хотя был на шее, а не руке. Как? А хз.
Через час Родион добрался до Ула. Всполошившийся город кишел ведьмарями, в небе были боевые двойки гиел. В этих условиях соваться к вышке они не решились и охранные закладки оставили прямо в номере. Опыт подсказывал, что вскоре ведьмари сами отыщут, где останавливались шныры, а раз так, то пусть их ожидает сюрприз.
Ай молодцы какие! Могли бы сразу выкинуть - в номер забегут берсерки,а у них эльбов и боязни закладок нет.
Родион и Ул поспешили к Сашке и на отдохнувших пегах взяли курс к ШНыру. Была сильная облачность. Берсерки на гиелах их не преследовали, видно все еще были над городом.
Шею у Родиона сильно жгло. Он ловил себя на том, что все время тянется к ней и пытается трогать три полукруглых вздутия, оставленных ногтями вцепившейся в него руки.
И что они узнали? Откуда тут закладки? Что за валун ищут? Что интересует Гая? Нет? Так почему, не выполнив задания, они спокойно смылись?
И Родя молодец-молодец такой перелёт после встречи башки со стеклом устраивать.
Эээ, верните Арею, если уж не настоящему автору, цитату!
В качестве добровольной стиральной машины встряхивая графин с носками
Постирав носки в графине, Ул прополоскал их под струей в раковине
Во-первых, у них есть раковина. Во-вторых, я поняла. Они тупые мужики и не знают, что можно стирать руками.
Не может у них быть блочного строения такого размера, не может.
Интересное наблюдение.
О, внезапно, родоначальник такой организации - дама.
Офигеть!
– Потому что простого человека – его ведь тоже защищать надо! Если его не защитить, простого человека, то кто же его, простого человека, защитит? Вот мы и решили вас бить, чтобы справедливость была! – с надрывом сказал дядя Сережа. – Правильно я говорю или неправильно?
Правильно. Побей его за всех нас! И других шныров тоже побей.
Какой-то тупой сюжет. Прилетели, случайно наткнулись на человека, который случайно захотел поболтать о том, что их интересовало, улетели.
Оно же. Ситх, прости, я только сейчас вспомнила, что ты начинал это читать... в общем, надеюсь, ты не в обиде.
Макар приходит к Дане стрельнуть денег и выяснить, какой у него дар и не переметнулся ли он к ведьмарям. Выяснив, то не переметнулся, и дар не открылся, Макар уходит. Позже Даня дереться со случайными людьми и внезапно учится превращаться в призрака, который при этом сам манипулирует материальным. Гай, узнав об этом, рассказывает своему секретарю, что Дане в руки случайно попалась предназначенная именно ему закладка, и он смог бы вернуться.
– Что главное для шныра?
– Понимать добро и зло!
– Главное для шныра – перед тем как в седло лезть, поддевать под джинсы треники. Если зимой у человека не поддеты треники – понимать добро и зло ему вскоре расхочется.
Суповна
И джинсы у них 100%-ый деним, и тренировочные штаны тоже льняные или хлопковые, никакого эластана или полиэстра... Кого вы обманываете, автор?
Макар вышел из метро. Шмыгнул носом. Оглянулся. Какая то женщина, которую он случайно задел, быстро прижала к животу сумочку. Макар давно замечал, что от него почему то постоянно прячут сумочки. Небось только и есть у нее там что недавно полученные права, ветеринарная справка на право провоза кота в самолете и рублей четыреста денег в огромном кошельке косметичке, где лежит также и помада.
Да, у нас тут опять внутренний мир Макара, и лучше он с позапрошлой книги не стал. Но ныряет он успешно, конечно, и, вероятно, считается лучше Долбушина.
Чтобы попугать женщину, Макар некоторое время тащился за ней следом, но, заметив, что она направляется в сторону полицейского, быстро свернул в толпу.
«Заложит еще, курица! А в полицейской базе я еще числюсь!» – подумал он и посмотрел на бумажку с адресом. Ага! Даня живет где то там!
Данин дом имел форму карандаша. Обложенный светящимися желто сине красными плитами, он был виден за три квартала. Макар задумчиво хмыкнул. Он заранее знал, что в таком доме наверняка окажется консьержка и что консьержке он не понравится. У консьержек, хотя они с виду и безобидные старушки, исключительный нюх на людей. Можно подумать, их берут на службу прямо с границы, где они пачками ловят шпионов.
Учитывая, что Макар скорее всего выглядит как-то так
, то беспокойство пожилой леди вполне понятно - не обнесёт кого-нибудь(а Макарушка это в жизни точно делал), так подожжёт почтовые ящики или лифт пометит.
Матвей угадал. Консьержка действительно не пропустила его, и пришлось использовать звонок другу. Даня спустился быстро. Он был в длинных шортах, красной майке и нелепых женских тапочках, болтавшихся у него едва ли не на больших пальцах ног. Других тапок, как оказалось, он в спешке не нашел.
Макар, не удержавшись, показал консьержке язык и просочился за Даней в лифт. Пока они поднимались, Макар ухитрился испачкать кнопку верхнего этажа, написав возле нее маркером «Ракета на США».
– Ты что, больной? Тут в лифте камера! – взвился Даня.
Достаточно было бы и "ты что, больной".
Родители Дани были на кухне. Через стекло было видно, как они там ходят. Макар на всякий случай полушепотом произнес неслышно шипучее «сссть», что должно было означать «здрасьте», и просочился в комнату Дани.
Она была длинной, как пенал, и с двумя письменными столами. Один был завален книгами. Другой занимал компьютер. Тут же лежал и паяльник. Для человека гуманитарного склада Даня неплохо разбирался в технике. Мог починить почти любой телефон или поменять разбитый экран у смартфона, чем активно пользовались в ШНыре.
Вы меня извините, но менять экран и даже паять детальки, при наличие готовой схемы/видео и прямых рук, не так уж и сложно для человека любого склада ума, особенно если телефон не алюминиевая неразборная "ванночка", а аппарат со съёмным аккумом и открытыми винтами для доступа к потрохам. Нужен навык обращения с паяльником, поставщик деталей и схем, и определённая смелость для таких действий.
– А я тут это… навестить тебя пришел! – сообщил Макар, трогая мелкие предметы на столе у Дани. Тот наблюдал за этим с опаской, зная, что что нибудь может и пропасть.
– Я уже догадался, – смиренно сказал он. – Может, ты на диван присядешь?
– Зачем? – удивился Макар.
– Да так. Тебе удобнее будет.
– Сесть – это всегда успеется, – подумав, сказал Макар и присел, но не на диван, а на подоконник, откуда был виден двор.
– Ну как ты вообще? Жизнь и все такое? – спросил он, начиная трогать ручку окна.
– Да ничего. Хорошая жизнь. Читаю вот, – неохотно сказал Даня.
Макар важно покивал, одобряя факт чтения.
– Читать – это хорошо… Умный будешь, – сказал он.
– Я и так умный, – возразил Даня.
Макар и с этим не стал спорить:
– Родители то как? Не удивились, что ты вернулся?
Даня сделал головой досадливое движение, показывая, что не хочет об этом говорить. Макар опять охотно закивал. Он был вообще какой то подозрительно понимающий. Не орал, не подскакивал, не хватал за пуговицы, чтобы их откручивать. Даню это тревожило.
– Ты на стекло не наваливайся спиной. Высоко все таки, – сказал он заботливо.
Макар 30 секунд назад садился лицом к окну, чтобы за двором наблюдать, а тут уже спиной.
– А ча мне будет? Думаешь, разобьюсь?
– Ну не разобьешься, так стекло разобьется.
– Нича ему не будет, – сказал Макар, однако на стекло наваливаться перестал.
– А наши о тебе волнуются, – продолжал он. – Спорят, как ты там. Мол, ушел к ведьмарям или не ушел. Проявился у тебя дар после закладки или не проявился. Полная непонятка с тобой, короче.
Даня остро взглянул на него:
– Что? Правда, кто то думает, что я ушел к ведьмарям?
Макар пожал плечами.
– Да не, – лениво протянул он. – Какое там… Некоторые пытались болтать, типа Ганича. Сашка чуть по стене его не размазал… Ча, ведьмари к тебе так ни разу и не подкатывали?
– Нет, – ответил Даня сухо. – Не подкатывали. И дар пока не проявился. Так и передай, если тебя за этим послали.
Макар замотал головой, уверяя, что его никто не посылал, а это он так, от себя спросил.
Действительно, кто мог его послать? Калерия уже списала Даню в утиль.
– Ну нет так нет. А ведьмари ведь о тебе знают! Они такие вещи сразу просекают. У них есть кто то в форте Белдо, кто это сразу чувствует. Ну, взял шныр закладку или не взял.
– Кто? Круня? – спросил Даня.
– Не знаю. Может, и Круня. А может, и не Круня.
А они не так давно и про Гая не знали,а уже Круней интересуются.
Имеются, короче, деятели, – рассеянно отозвался Макар, явно думая уже о чем то другом. – Слушай, друг… У меня тут к тебе дело есть. Рублей триста не подкинешь? Выручи!
Поняв, что это и есть главная причина визита Макара, Даня вздохнул и открыл ящик стола:
– У меня нет трехсот. У меня вот есть две по сто и есть пятьсот одной бумажкой…
– Давай пятьсот! Я сдачу верну! – с готовностью предложил Макар.
Даня, немного поколебавшись, протянул ему деньги. Макар взял купюру, внимательно посмотрел ее на свет и, бормоча, что на ней нет какого то волоска, стал рыться у себя в карманах. Рылся он долго. Изредка что то доставал и, поворачиваясь к Дане спиной, разглядывал, будто боялся, что Даня подглядит, сколько у него денег.
– Странно… С пятисот у меня сдачи нет, – озабоченно сказал Макар. – Все какие то сильно крупные. Давай еще две по сто.
И он решительно протянул руку.
– Зачем? – не понял Даня.
– Как зачем? Чтобы я сдачу с крупной мог дать…
Даня, не сообразив, как можно сдать сдачу с пятисот, получив две по сто от того, кто дал тебе и пятьсот, все же протянул ему еще двести. Макар опять стал рыться в карманах, изредка с подозрением поглядывая на ковер и будто подозревая, что потерял деньги где то у Дани в комнате и тот теперь сможет их прикарманить.
– Надо же… нет ничего! – признал Макар наконец. – Кажись, я Сашку с утра выручил. Он вечно без копейки сидит. Может, подкинешь еще триста для ровного счета? Тогда я буду должен тебе тыщу. А?
А кто заставил Даню вообще давать денег Макару, он же не хотел это делать, и знает, что не вернёт?
– У меня нет, – твердо сказал Даня.
– А у родителей? У родителей есть? – быстро спросил Макар.
– У родителей тоже нет! – сказал Даня еще решительнее.
– Ча, вообще никак? Совсем без денег сидят? – удивился Макар.
– Да, – сказал Даня. – Совсем.
– А едят что? Одну перловку?
– Да, – заверил Даня.
– Быть такого не может! Давай я сам у них спрошу! Может, завалялась где тысчонка другая?
– НЕ НАДО! – очень медленно сказал Даня и зачем то взял со стола молоток.
Макар посмотрел на молоток, вздохнул и смирился.
– Чего ты завелся? Я же пошутил! – сказал он миролюбиво.
– А я посмеялся! – ответил Даня.
Теперь, когда Макаденьги уже были получены, можно было бы и уйти, но уходить без союблюдения политеса Макару не хотелось. Он подошел к Даниному столу и стал перебирать книги.
Зря он так. Я бы, если неприятный гость полез бы в мои книги, взбесилась бы.
– Ни ко лай Ле с ков , – чуть ли не по слогам прочитал он. – И что? Николай Лесков жив или умер?
– Умер, – сказал Даня.
– Во год какой кривой!
В голосе Макара сквозило бесконечное удивление. Человек умер, а кто то книжки его читает и вроде как с ним беседует. Во дела! Просто какое то вызывание духов.
Вообще Макар из 4-ой книги, и Макар из 5-7 - совершенно разные люди. В 4-ой книге он и завязать со всем этим хотел, и поляну в честь первого нырка накрыть, и от закладки отказался... Было в нём, кмк, что-то живое и нормальное. А тут он просто гниль человеческая.
Даня кашлянул.
– Ну ты еще заходи! – сказал он бодро.
– Обязательно, – пообещал Макар и, испытывая облегчение ничуть не меньше Даниного, зашлепал к дверям.
Даня на всякий случай опять проводил его до консьержки. У них в подъезде почти на каждом этаже стояли где велосипеды, где коляски, где дорогие лыжи, и он немного опасался, что одна из этих вещей может случайно увязаться вслед за Макаром, ладони которого были чем то вроде громадного магнита.
Мда.
– Ну давай пять! – сказал Макар, когда запищал замок и Даня открыл перед ним подъездную дверь. – Не скучай тут, брат! Кавалерии что нибудь передать?
– Привет передавай, – сказал Даня.
Макар важно кивнул и зачем то посмотрел на Данины руки, будто привет был чем то вроде пакета, который ему предстояло захватить с собой.
– А я тут это… ныряю, – сказал Макар, в последний момент вспоминая, что не все еще рассказал. – Мы почти все ныряем. Ну, младшие шныры в смысле. И, представляешь, никто пока закладки не прикарманил. Сильно, да?
– Пока! – повторил Даня с нажимом. – До свидания! Иди осторожно! Тут вот ступенечка!
– А ча такое? – удивился Макар. – Ну пока! Странный ты!
Он сунул руки в карманы и вперевалочку зашаркал к метро, не замечая, что из припаркованной серой машины за ним внимательно наблюдают двое мужчин.
Макар - козёл, ударил по больному. Дафна в МБ этим тоже с Ареем развлекалась, но там отношения были специфические до крайности,а тут ничего подобного нет.
Знаете, в чём проблема? В том, что Даню за месяц навестил только желающий стрельнуть у него денег Макар - ни Рина, ни Сашка, ни старшие шныры или Калерия, которая могла бы его отправить на тот же Дон... Был человек - и не стало человека для них.
Даня вернулся в кабину лифта и, пока лифт поднимался, попытался стереть надпись «Ракета на США». Увы, надпись не стерлась, только палец запачкался.
У себя в комнате Даня обнаружил своего родителя, Андрея Викторовича. Долговязый и грустный, чем то похожий на нахохленного мерзнущего журавля, родитель стоял у стены и разглядывал пробковую доску, разноцветные кнопки на которой были пришпилены так, что образовали число «3».
– Что значит «три»? – спросил Андрей Викторович.
– Тебе будет неинтересно! – недовольно отозвался Даня.
Андрей Викторович обиделся.
– Давай предположим, что мне это будет интересно! – сказал он.
– Ну хорошо, – уступил Даня. – «Три» означает количество напрасно убитых сегодня часов. Два часа я перезаливал систему, которую можно было и не перезаливать.
Я бы предположила, что Даня гентушник или любитель андроид-кастомов, но что-то не верится. Xp вспоминают, что ли? И почему он систему "заливал", если её ставят? Заливают файлы, образы, но не систему...
Двадцать минут простоял перед зеркалом, пытаясь определить, действительно ли мои мышцы такие дохлые или мне это только так кажется. Еще сорок минут слабовольно читал глупый журнальчик, который мама забыла на кухне. Итог: три часа потерянного времени. Десять тысяч восемьсот секунд.
Андрей Викторович ковырнул пробковую доску пальцем, проверяя, не крошится ли она.
– Ладно… А если бы ты, допустим, час прождал автобуса? Это бы вошло в потерянное время?
– Нет. На остановке я бы читал книгу на телефоне. И это было бы уже не убитое, а вынужденно израсходованное время. То есть не моя вина! – буркнул Даня. Ему хотелось побыть одному, грустя о ШНыре, а приходилось отвечать на глупые вопросы.
Андрей Викторович присел на угол дивана. Своего сына он уважал и немного побаивался, не понимая, как он, скромный начальник небольшого банковского отделения, ухитрился породить такое вот ученое чудо.
Ухитрился породить, но при этом отпустил хрен знает куда, а сейчас Даня даже не учится, хотя поступление в этом году, первые ЕГЭ уже, считай, начались.
В кухне что то упало. Даня и Андрей Викторович разом повернули головы. На лице у отца Даня заметил беспокойство и страх. Андрей Викторович, человек умный и осторожный, всю жизнь боялся свою жену. Мама у Дани, прекрасная хозяйка и вообще совершенство во всех отношениях, одновременно была женщиной внезапных решений. Задумается задумается, а потом – бац! Могла внезапно, по одной случайной статье в Интернете, уехать на другой конец страны к какому нибудь костоправу и пропадать там неделю. Или купить вечером стеллажи и трое суток, не ложась спать, их собирать, никого другого к ним не подпуская. И вроде как это было нормально… ну доктор, ну стеллажи – вполне одобряемая обществом деятельность, – но все равно становилось немного не по себе.
Когда Даня был маленьким, он часто вставал ночью, осторожно заглядывал к родителям в комнату и проверял, на месте ли мама. Не ушла ли пешком на Камчатку, не выпиливает ли лобзиком шкаф. Потом на всякий случай прятал ее обувь, возвращался к себе в постель и спокойно засыпал.
Третий, что ли, раз женщина, которая уматывает чёрт знает куда тут. Второй раз была в 6-ом ШНыре, когда Афанасий ехал с Улом на электричке, а первый - кажется, что-то с Риной, но точно вспомнить не могу. И каждый раз это описывается... омерзительно, вроде как баба-дура, что ждать, ха-ха.
Шум на кухне не повторился. Андрей Викторович с облечением тряхнул головой и слабо улыбнулся.
– Ты поэтому не согласился, чтобы мама купила тебе велосипед? Чтобы не терять времени? – спросил он.
Даня перестал вертеть в руках компьютерную мышь и поднес ее к глазу, ослепив себя красным диодом.
– Не то чтобы я совсем не хотел. Но она собиралась купить мне слишком крутой велик. Я бы невольно влюбился в него. Стал бы искать дополнительно оборудование, бродить по форумам. По самым скромным подсчетам, велик сожрал бы у меня часов сто сорок в год, из которых, собственно, на катание я потратил бы… ну часов двадцать от силы. Да что там двадцать – десять!
– Но ты же должен иногда гулять!
– Иногда я и гуляю, – подчеркнул Даня. – Опять же, я хочу сам решать, куда мне направлять свои стопы, а не чтобы за меня это решал мой велосипед.
– Вещи освобождают время! Например, очень удобно иметь машину, – осторожно оспорил родитель.
Даня усмехнулся:
– Да уж. Покупаешь покрышки, платишь штрафы, а в свободное от штрафов и покрышек время возишь родственников, которые, кстати, гораздо быстрее добрались бы на метро.
Андрей Викторович сердито поднялся. До чего же это сложно – разговаривать со взрослым сыном! А тут еще жена зудит: «Поговори да поговори. А то сидит у себя в комнате как таракан и не пойми чего делает». Шаркая тапочками, он дошел до двери. Оглянулся. Даня, как и прежде, держал у глаза мышь, слепя себя красным огоньком. Кажется, просто ждет, пока отец уйдет.
– До свидания, дедушка! – сказал Андрей Викторович и, позволив себе эту маленькую месть, прикрыл дверь.
А вот тут крапивинский мотив - умный ребенок, берущий ответственность/решения/разумные размышления на себя, глупый родитель. Если диалог перевернуть, то получается, что, возможно, излишне строгий отец распекает сына, но не возникает такого когнитивного диссонанса. И финальная реплика нормальна для подростка, но не для отца же!
Даня проторчал у себя в комнате до вечера. Лежал на животе на диване и, вытянув руку, включал и выключал лампу. Щелк щелк. Настроение у него было кошмарное. А все из за Макара! Пришел, взбудоражил.
Значит, в ШНыре некоторые болтают, что он ушел к ведьмарям? Чудесно! А еще чудеснее, что свойства закладки в нем до сих пор никак не проявились. Мало того что закладку он взял случайно и вылетел из за нее из ШНыра, так еще и дара никакого не получил.
Лампочка вспыхнула ярче обычного и погасла, почернев изнутри. Все. Довыключался. Даня рывком встал с дивана и стал одеваться. Он решил, что должен пройтись. Продышаться. Иначе он не сможет успокоиться.
Перед тем как выйти на улицу, Даня заглянул на кухню, чтобы перехватить пару бутербродов. Его мама, Галина Сергеевна, сидела за столом и, читая книгу «Готовим в пароварке», делала в ней отметки карандашом.
Даня посмотрел на маму с некоторой опаской. У мамы было два настроения: первое – бегательное, второе – умиротворенное. Сегодняшнее настроение, кажется, было умиротворенным. Это выдавала уже и кулинарная книга в руках. В бегательном настроении мама кастрюльками не интересовалась, и готовил папа.
– Какой мальчик хороший! – воскликнула она, увидев Даню. – Он к тебе в гости приходил?
Даня на секунду опешил, глазами ища вокруг себя хорошего мальчика, а потом понял, что мальчик – это Макар, которого мама невесть как углядела через стеклянные двери кухни.
– Ответ утвердительный. В гости, – признал Даня.
Мама закивала:
– Жалко, что он был так недолго! Ты его чем нибудь обидел?
– Да. Бил ногами, – отозвался Даня.
Галина Сергеевна укоризненно покачала головой. Таких шуточек она не любила.
– Он где то недалеко живет? Пусть каждый день приходит. Сможете вместе играть.
– Обязательно, – пообещал Даня. – Он такой, что и каждый день будет приходить. Только деньги готовить не забывай.
Последнюю фразу он, впрочем, произнес тихо и себе под нос. Мама, не расслышав, повернула к нему лицо. Дане стало жаль ее. Она постоянно пыталась поговорить с ним, найти общий язык, но при этом использовала лексикон, будто он был в старшей группе детского сада.
Даня ведёт себя взрослее, но ненамного.
– Ты гулять? Возьмешь мусор? – спросила она.
– Всегда мечтал гулять с мусором, – проворчал Даня, но отказываться не стал.
Его родители из экологических соображений вечно собирали мусор несколько дней подряд, разбирая его по сортам. Потом у них не хватало терпения, и они сваливали все в одну какую нибудь коробку из под телевизора, которая получалась такой здоровенной, что не пролезала в мусоропровод. Выбрасывать полупустую коробку было жалко, и она заполнялась еще несколько дней. В результате в ней начинали происходить сложные химические процессы, и окно приходилось держать круглосуточно открытым.
Опять этот ужас с невыброшенным мусором!
Вот и сегодня все было примерно так же. Опять мусор, и опять в коробке. Неся коробку прижатой к груди и одновременно отворачивая голову, чтобы не дышать гадостью, Даня вышел из подъезда. У кирпичной загородки работала оранжевая машина. Мусорщики – молодые коротенькие парни в синих комбинезонах – только только отстегнули от подъемника пустой контейнер.
«Бедные! – мельком подумал Даня, глядя на них с некоторым превосходством. – Им досадно оттого, что их труд бесполезен. Они увезут мусор, а через день контейнер опять полон. Начинай все заново!»
С одной стороны работка ещё та, с другой - она совсем не бесполезна.
Философствуя в этом направлении, Даня подошел к мусорке (почему то оба коротеньких мусорщика на него внимательно смотрели) и, высоко подняв свою коробку, бросил ее в контейнер. Еще раньше, чем она грохнулась о пустое дно и звук ее раскатился эхом, оба мусорщика пришли в движение и Даня почувствовал, что сейчас начнутся неприятности.
Даня был провоцирующего роста, но лицо при этом имел не грозное, а немного щенячье. Поэтому многим хотелось с ним подраться. Особенно часто почему то мужчинам небольшого роста, которые чуть ли не с табуретками по улицам бегают, только бы дать кому нибудь в нос.
– Эй, удлиненный! Для кого убираем? – заорал один, хватая Даню за рукав.
– Для нас.
– Для кого «для нас»?
– Для народа, – торопливо добавил Даня и этим себе только навредил, потому что они услышали, что голос у него испуганный.
– Так какого клоуна ты мусор в контейнер швыранул? Не видишь: машина рядом стоит? В машину нельзя было?
– Прошу прощения! Я пребывал в некотором замешательстве, вызванном нестандартностью ситуации!
Даня растянул губы в жалобной улыбке интеллектуала, который просит простить его за рассеянность. На первого мусорного гнома, вцепившегося ему в рукав, жалобная улыбка не подействовала, зато второго смягчила.
Если он сначала на них посмотрел с презрением, а потом ещё и швырнул в чистый контейнер свежий мусор, что можно по-разному расценить. Вот странно, что мужики не оценили...
– Да оставь ты его, Ген! Идем! – сказал он.
– Оставить? Это можно. Отчего же не оставить? – охотно согласился первый гном.
Пальцем он зачем то ласково провел по Даниной куртке – примерно там, где у того было солнечное сплетение, а потом стал отворачиваться, будто собираясь вспрыгнуть на подножку мусорной машины. Он еще не до конца повернулся, а Даня уже безошибочно определил, что его сейчас ударят. Он неуклюже отскочил, и очень вовремя, потому что кулак гнома уже несся к его животу.
Убедившись, что удар не достиг цели, мусорный гном, поначалу желавший, как видно, ограничиться одним тычком в живот, озверел. Выкатив глаза, он бросился на Даню и стал осыпать его беспорядочными ударами. Даня же, окончательно растерявшийся, вместо того чтобы бежать к подъезду, позволил прижать себя к кирпичной стене мусорника.
<...>
Дане стало жутко. От страха он даже начал куда то уплывать. Перед глазами все пошло рябью. Ему захотелось вдруг оказаться далеко далеко отсюда. Так далеко, чтобы все эти жизненные мелочи, все эти суетливые, глупые, смешные люди не имели над ним и его телом никакой власти. Чего они хотят? Зачем вторгаются в его жизнь? Какое имеют на это право? Он, Даня, отдельный! Он…
А гном уже опять бросился вперед, размахивая руками как мельница. Даня от ужаса зажмурился, отдавая себя в полную власть этому бешеному пигмею, но почему то на сей раз не ощутил вообще никакой боли. Даже самой незначительной. Осторожно приоткрыв один глаз, Даня обнаружил, что гном хотя и размахивает усердно руками, но кулаки проходят его, Данино, тело насквозь. Странно, что сам гном этого в горячности не замечает.
В полной растерянности Даня отодвинулся назад и обнаружил, что сплошная кладка мусорника его больше не задерживает. Тело его проходило сквозь кирпич, хотя и ощущая некоторое сопротивление, но не большее, чем могла бы оказать вода, если бы обладала способностью стоять вертикально. Вдавливаясь спиной в кирпич – почему то это новое состояние ничуть его не удивляло! – Даня услышал глухой звук, сменившийся ругательствами.
Он сообразил, что избивавший его гном, даже не поняв, как такое могло случиться, со всего размаху врезался кулаком в кирпичную стену. Это поставило в сражении последнюю точку. Баюкая быстро опухающую руку, гном побежал догонять мусоровозку, изредка останавливаясь, чтобы что то выкрикнуть.
Даня хотя и не понимал его слов, но о смысле их догадывался.
– Карлсон улетел, но обещал вернуться! – расшифровал он и, подавшись вперед, выдвинулся из стены. И очень вовремя, потому что уже через несколько секунд ощутил, как начинает твердеть. Ткань куртки залипла в кирпичной кладке, и Дане пришлось выскользнуть из нее, потому что освободиться другим способом он не сумел.
И одежда изменяет свойства с ним, даже одежда с малым контактом с кожей? А что-то, что он в руках держит? В общем, у нас есть Ртуть, Руж, а теперь ещё и Китти Прайд появилась. Росомаха, где ты, мы скучаем!
Он прыгал возле бака и дрожал. А опомнился только тогда, когда его дернули за карман джинсов и легонько потянули вниз. Даня наклонился. Рядом стояла и сочувственно глядела на него девочка лет пяти, в зимней еще, очень смешной шапке с помпонами на концах двух длинных завязок, болтающимися где то на уровне ее колен.
– Дяденька! Почему вы такой раздетый и мусор нюхаете? – спросила он.
– А? Что?
Даня опомнился. Ощупал свой свитер, убедившись в полной его материальности. Несколько раз дернул куртку, не освободил ее, в каком то вялом прозрении вытащил из карманов ключи и поплелся домой.
А если бы он вернулся в это состояние, и залез бы в куртку, куртка размягчилась бы? И только ли куртка, а не вся стена?
Как и Макару, ему пришлось пройти рядом с машиной, в которой сидели двое мужчин. Когда Даня, протискиваясь, оказался от машины совсем близко, один из них уткнулся в планшет, другой, постарше, с твердым красивым лицом, зевнул и, откинувшись на подголовник, притворился спящим.
Однако стоило Дане скрыться в подъезде, как все переменилось. Тот, что якобы спал, вытащил рацию и быстро сказал в нее:
– Ситуация один точка один. Повторяю! Ситуация один точка один. Двенадцатый наблюдательный пост вызывает Гая!
«Ситуация один точка один» означала крайнюю срочность, поэтому секретарь немедленно перевел вызов на Гая. Несколько мгновений – и в салоне серой машины прозвучал его недовольный голос:
– Слушаю!
– Двенадцатый берсерк пост! Мы находимся…
– Знаю где, – ускорил Гай. – Дальше!
– На наблюдаемый объект было совершено нападение.
– Кто велел? – голос Гая звякнул, точно ложечка в стакане.
– Тут драка случилась, – заторопился берсерк. – Ничего особенно серьезного! Мы не вмешивались!
– Подробности!
Берсерк начал описывать. Описывал он довольно точно, ничего не пропуская.
– А там мы даже не поняли, что произошло. Он замерцал. Или не замерцал. И тело какое то такое стало, более… более…
– …настоящее?
Почему у них не люди с закладками/на ныряющих пегах становятся менее настоящими, а мир вокруг них? Они же уходят/пользуются силой другой реальности.
А фон вокруг размылся, но на небольшой площади? – быстро спросил Гай.
– Да! – изумленно подтвердил берсерк и плотно замолчал, ожидая, что Гай и дальше будет ему все растолковывать. Однако Гай объяснять ничего не стал, а сухо потребовал продолжать.
– Ну он… объект… шапку с него сорвал. С нападавшего. А тот его бьет, и руки в его тело проваливаются, как в подушку. А потом, когда он уехал, объект чуть в стене не застрял.
Здесь наблюдатель опять замолчал, дожидаясь от Гая какой то реакции. Но Гая интересовали совсем другие вещи. Он слушал как то избирательно, замечая одно и совсем не замечая другого.
– Даня сорвал с того, кто его бьет, шапку уже после того, как тело замерцало? – уточнил Гай.
– Да.
– Но при этом руки нападавшего не могли причинить ему вреда и проходили насквозь?
– Да!
– Вы в этом абсолютно уверены? Про одновременность? Это крайне важно! – требовательно спросил Гай.
– Абсолютно, – переглянувшись со своим напарником, подтвердил берсерк.
Некоторое время рация молчала. Гай, казалось, взвешивал, можно ли доверять информации.
– Хорошо, – произнес он наконец. – Вы правильно сделали, что не вмешались. Продолжайте наблюдение! В случае чего связывайтесь со мной, а не с Тиллем.
Когда Гай отключился, берсерк вытер со лба пот и приоткрыл дверь машины.
– Уф… и надышали мы… стекло запотело… не по себе мне всегда с ним разговаривать… в следующий раз ты… – проворчал он.
Напарник, молодой, с длинным лицом парень, неохотно кивнул, соглашаясь.
– Ты хоть что то понял? Чего его так интересовало: одновременно все было или нет? – спросил он.
Старший берсерк дернул плечом:
– А чего тут понимать? Все и так ясно. Призрак, а может предметы двигать. Подойдет к тебе такой, влепит между глаз из шнеппера, а ты ему только и сможешь что руку через тело просунуть.
– И все? – с сомнением спросил младший.
– Кто его знает…
Жаль, что мы не у того автора, что предложит хотя бы какое-то объяснение, почему шапку Даня сорвал, а через стену прошёл.
Тем временем в резиденции к Гаю неслышно, как кот, приблизился его секретарь и остановился за стулом.
– Ненавижу, когда вы так подкрадываетесь, Арно! Не обижайтесь, но когда нибудь вы так подойдете, а я выстрелю. Просто на шорох, – не оборачиваясь, сказал Гай.
Секретарь вкрадчиво улыбнулся в пустоту:
– Будут какие то распоряжения?
– Какие распоряжения? – поинтересовался Гай.
– Я про Даню. Подослать к нему кого нибудь для вербовки?
– Нет. Рано! – резко ответил Гай. – Он, кажется, и сам еще не разобрался со своим даром. Иначе не позволил бы себя бить.
– Да… Дар ценный. Хорошо бы нам мальчишку иметь у себя, – сказал секретарь. – Вот только надолго ли его хватит?
– В каком смысле надолго?
– Ну побочный эффект какой будет?
Гай испытующе взглянул на Арно. О том, что присвоенные закладки имеют побочные эффекты и почти половина тех, кто взял чужую закладку, сходит с ума, умирает либо мутирует
Мутирует. Мутирует от магии. Ааааргх! Причём, есс-но, мутирует не в нормальном научном смысле, то есть не подыхает от рака, а как-то с подвывертом.
говорить у них было не принято. Ну разве что между своими. И тут секретарь намеренно нарушал это табу.
– Никакого побочного эффекта! – сказал Гай неохотно.
Секретарь пристально посмотрел на него.
– Как – никакого? То есть он смог бы вернуться в ШНыр и нырять? – недоверчиво уточнил он.
– Да. Вполне. К счастью, никому из них это даже в голову не придет. И это нам на руку, – заметил Гай.
А невозможность нырять что, с побочкой связана?
Секретарь стоял, вперившись взглядом в лицо Гаю. Взгляд у него был волчий, жадный. Казалось, он пытается прочитать что то, скрытое за словами. Не высказанное. Едва ли сложившееся еще у самого Гая. Подглядеть работу души. Тому это не понравилось.
– Вам что то нужно, Арно? – спросил он раздраженно.
В руках у секретаря была папка с докладами, но он правильно понял интонацию и, покачав головой, вышел из кабинета.
– Погасите свет! – крикнул ему вслед Гай.
Секретарь просунул в приоткрытую дверь руку и коснулся выключателя. Он давно уже привык, что его хозяин любит темноту.
Гай остался сидеть на прежнем месте. Кое какой свет все же пробивался через плотные шторы, и лицо его чуть серело. Неровный, расширяющийся книзу овал, похожий на сдувшийся шар. Долго, очень долго Гай смотрел в стену, шевелящуюся неясными тенями. Потом едва различимо сказал, почти прошелестел:
– Каждого ждет своя закладка. Там, на двушке. И когда нибудь потом, в слившихся мирах, все их получат. Правда, этот паренек получил свой подарок раньше времени. Но все равно я ему завидую. Хуже то, что мы, поспешив, получили чужие. И теперь нас ничего уже не ждет.
От этого появилось несколько вопросов. Для простоты чтения дам их списком.
1)А закладки ведьмарей уничтожились?
2)И что, именно первые же вытащенные закладки нужного типа с двушки всегда оказываются для людей именно нужными?
3)Или Фонтан изменяет их сущность под получателя, и кто-то из-за этого именно своей лишается?
4)А что бывает с закладками умерших?
5)А что будет, если шныр возьмет чужую закладку, что запрещено, да отдаст её лично в руки владельцу-своему знакомому?
6)А как можно найти настоящего владельца?
7)А все ли закладки дают доп. способности, если у Дани они появились? Раньше я думала, что это побочка чужой закладки, но, очевидно, нет.
Около улья золотых пчел кто-то оставляет мешок с сахаром, и налакавшиеся молодые пчелы могут сделать неправильный выбор.
В первые годы жизни кажешься себе безграничным. А потом присматриваешься получше и повсюду начинаешь обнаруживать свои границы: не могу не орать, не могу не трусить, не могу не врать, не могу не жалеть себя – и так во всем. Тошнить начинает, когда понимаешь, что внутри тебя понастроены бесконечные мерзостные заборчики. Они окружают тебя со всех сторон. Ты в клетке.
Из дневника невернувшегося шныра
Заборчики внутри тебя или тебя же окружают? И да, просто переверни точку зрения - это не ты в клетки, а они. Просто клетка большая.
Когда Рина проснулась, на улице было уже довольно светло. У окна стояла Алиса, стеклянная от своей обычной утренней ненависти к миру, и, пытаясь открыть раму, раздраженно трясла ее. Ей, как всегда, было то душно, то холодно.
Ручка издала квакающий звук и осталась у Алисы в ладони. Алиса раздраженно отбросила ее. Несмотря на свою физическую слабость, она вечно все ломала. Причем ломала даже такие вещи, которые сломать в принципе невозможно. Например, гаражный замок или лопату.
Эм... Фиговый пример неломаемых вещей. Вот гаечный ключ и нокиа 3310 - это да, совсем другое дело.
– Да что же это такое! В этом ШНыре вечно все отваливается! – крикнула Алиса.
– Что отваливается? – спросила Лена. Свесив ноги, она сидела на кровати и расчесывала свои русалочьи волосы.
У Емца новый эпитет "русалочьи". Теперь везде будет пихать. А ещё в этой книге пока не было ни одних вываренных глаз, ужас-то какой!
– Опять этот Кузепыч что то поменял в окне!
Рина с Леной переглянулись.
– Что он поменял в окне? – осторожно уточнила Лена.
– Разве оно не на себя открывается?
– На себя. Но до этого надо было повернуть ручку! – влезла Рина.
Лара, тоже уже поднявшаяся с постели, стояла перед зеркалом и, выпрямив спину, созерцательно разглядывала себя сбоку.
– Чего то я толстая какая то стала! Это не складка жира? – спросила она озабоченно.
Лена подняла голову и кисло посмотрела на нее. Фигура у Лары была идеальная. Если складка жира и существовала, то ее надо было разглядывать под микроскопом. И то десять молодых ученых поотвинчивали бы друг другу головы, чтобы оказаться у микроскопа первыми.
– Это майка висит! – сказала Лена. – Но ты особенно не радуйся.
– Почему? – захлопала глазами Лара.
– Видишь ли, понятие красоты относительно. Покажи дикарю блондинку весом в пятьдесят кило, он ее добьет и съест. Причем съест из жалости и без аппетита, чтобы девушка не мучилась. А откорми ее сметаной килограммов до восьмидесяти – в Африке из за нее начнется война племен!
– Это ты про меня и про себя? Так Африка ж далеко! Где мы и где Африка? – сказала Лара, которой простодушие с успехом заменяло чувство юмора.
Эттто не простодушие, это хамство или толстый троллинг.
В комнату заглянула Фреда. Она уже успела вымыть голову, и теперь на ней была чалма из полотенца. Лена вернула подушку на место, расправила на наволочке складки и продолжила расчесываться.
– Три новости! – сказала Фреда бодро. – Первая: Кирюша всю ночь проторчал в женской душевой. Хотел, видно, кого то напугать, а кто то его там случайно запер.
Нда. В женской душевой парни именно для этого сидят.
. Вторая: Витяра родил трехлитровую банку крысят, ходит и раздает их всем подряд.
– Родил? – недоверчиво спросила Алиса.
– Чисто технические детали – это не ко мне. Выпросить для тебя крысенка?
– Щас! Только через мой труп! – завопила Алиса.
Фреда ухмыльнулась. Она знала, что Алиса терпеть не может грызунов. Впрочем, не только их одних.
Это скольких же крыс помёт? 10-ти?
– И третья новость! Всех с праздником! Сегодня день ШНыра. Сколько то там лет назад его упомянули в русских летописях. Государев сын охотился в лесах, и «преломиша ногу», и спасен был некими «шнырями». И искали сих шнырей, но шныри «скрышася на лошадех с крылами». Это значит, что Суповна вечерком приготовит что нибудь вкусненькое.
И такое диво никто не искал, после такой-то встречи?
День выдался солнечным. Весь мир, казалось, пропитался весной. Горшеня обнаружил на пригорке проклюнувшийся белый цветок. Разлегся на животе, обхватил руками этот участок оттаявшей земли и в полном восторге созерцал, изредка издавая звуки, похожие на счастливое мычание.
У них там май считай, и не одна собака не обмолвилась про долгую и излишне холодную зиму! Что он в таком восторге?!
Кузепыч с полудня топтался у ворот. Согреваясь, дробил лопатой черные сугробы, чтобы они скорее таяли, и, встречая подъезжавшие машины, принимал подарки. Они были в основном пафосные. Какие то кубки, цветы, картины. Кузепыч ворчал, что вот, каждого тянет подарить что то значительное, а чтобы ведра новые купить или кровельное железо, соображения никому не хватает.
Что-то мне подсказывает, что и Гай с компанией вполне могли послать подарки, в том числе и адекватные. Раз уж они так стенают по двушке...
Некий бывший шныр, едва переживший ужас первого нырка и сразу после этого ушедший, неплохо устроился в жизни. От него в ШНыр приехал грузовик с бронзовой фигурой Митяя Желтоглазого, отлитой в натуральную величину. Бугрящийся бранной мышцей Митяй восседал на крылатом коне. Лицо вдохновенно искажено, будто Митяя бьют током, а он терпит. Воздетые над головой могучие руки готовятся метнуть во врага огромный валун. Как выяснилось, подобным образом скульптор представлял себе закладку.
Едва взглянув на статую Митяя, Кавалерия велела оттащить фигуру на задний двор за пегасней.
Лучше бы в цветмет. На ведра и кровлю хватило бы.
Когда, используя львов на нерпи, громоздкую фигуру перенесли, Меркурий вышел из пегасни и долго стоял рядом. Причем разглядывал он в основном не Митяя, а его коня.
– Жеребец хороший. Только с крыльями. Завал. Не там они. Крепятся. Не видел. Скульптор. Живых пегов. И Митяй был совсем. Не богатырь. Вообще, когда смотришь. На портреты первошныров. Поражаешься. Какие они были. Внешне обычные, – задумчиво произнес Меркурий.
Портреты русских первошныров 1500-ых годов? Причём такие, чтобы можно было сказать, что они обычные? Чудны дела твои, господи, даже на царей писали парсуни, а этим - портреты...
– А по мне так ничего. Впечатляет, – отозвался Влад Ганич.
Поставленный чистить дорожки, он ошивался рядом с Меркурием, но ни одного сугроба пока не победил, поскольку, обманутый теплом, додумался выйти в весенних туфлях и теперь боялся их намочить.
Меркурий повернул голову и, вспоминая о чем то, задумчиво посмотрел на Ганича.
– Ива еще. Не зацвела. Сережек на вербе. Нет
"Рина поглядывала по сторонам и, кутая нос в шарф, сохранявший запах болота, размышляла, что вообще то уже конец апреля. "
Ива цветёт в начале апреля, как и верба.
– сказал он. – Посмотри ка. Ты. Пчел. Что то я не видел их сегодня. В Зеленом Лабиринте.
Получив такое распоряжение, Влад с радостью воткнул лопату в сугроб и, прыгая по кирпичам и деревяшкам, лежащим на раскисшей тропинке, чтобы можно было пройти посуху, отправился к пчелам. Улей был уже выставлен на солнце. Отогревающиеся пчелы летали вокруг, ползали по крыше.
Удивительно, но невыносимый во многих других смыслах, Ганич очень любил возиться с пчелами. Пожалуй, больше всех в ШНыре, за исключением, быть может, Витяры и Меркурия. И пчелы его любили. Даже чужие пчелы порой ползали у него по рукам, по шее, заползали в волосы. Лицо у Ганича делалось в такие минуты мягче, добрее. Но это если больше никого не было рядом. Если же кто то подходил – Ганич моментально деревенел, становился привычно противным и пчелы с него улетали.
Шагах в трех от улья Ганич остановился, присел на корточки и стал смотреть на пчел, стараясь на них не дышать. Что человеческое дыхание раздражает пчел, он понял еще прошлой осенью, когда сунулся к пчелам перед дождем и его ужалили в губу. Влад сидел на корточках довольно долго, удивляясь, что пчелы ведут себя необычно. В сторону Зеленого Лабиринта не летят, зато с большой охотой огибают ближайший куст и ползают по снегу. Одновременно из улья доносится беспокойный гул. Пчелы толпятся у летка. Садятся. Опять взлетают. Ганича поведение пчел озадачило. Он осторожно обошел улей и, особенно не дразня пчел, которые сегодня были явно не в духе, наклонился над тем местом, где они ползали по снегу. И понял, что это был совсем не снег…
Лекции, разумеется, никто не отменил, хотя младшие шныры и подослали к Кавалерии Кирюшу, чтобы он намекнул ей, что в такой праздничный день работать нельзя.
– А что можно? Сидеть в позе лотоса и восхищаться первошнырами? – уточнила Кавалерия.
– Ну хотя бы.
– Ну давай. Начинай! Только учти: отвлечешься хотя бы на минуту от восхищения – моешь лестницу, – сказала Кавалерия.
Кирюша вздохнул и поплелся на лекцию.
А выходные и праздники придумали ведьмари.
Она была про зарядные закладки. Афанасий, которого поставили заменять заболевшего Вадюшу, бодренько диктовал тему. Он всегда диктовал очень быстро, потому что, когда быстро диктуешь, нет времени разбираться, хочется тебе получать образование или не хочется. Просто пишешь, и все. И это обычно хорошо сказывается на образовании.
Как бы намекнуть про осознание и тупую зубрёжку, в данном случае основанную на механической памяти?
Первой надоело писать Фреде.
– А отксерить и всем раздать слабо? Или на компьютере набрать и распечатать? – спросила она, перехватывая ручку зубами и разминая пальцы.
– На компьютере никто учить не будет,
Практикой знание закрепите, нормальные экзамены устройте, и выучат, как миленькие.
– А так, пока пишете, хоть что нибудь в голову просочится. Точка. Новый абзац. «Зарядные закладки обычно похожи на розовые бутоны, распускающиеся внутри камня. Точка. Если закладка имеет дополнительный фиолетовый оттенок, она является одновременно и охранной. Точка». То есть магам из форта Белдо к ней лучше не соваться. Глаза через уши вытекут.
– А можно нескромный вопрос? Это тоже писать? – озабоченно спросила Лара.
– Можно не писать, – разрешил Афанасий. – Это отсебятина. Точнее, отменятина.
Лара стала чесать ручкой голову и потеряла ее в густых волосах.
– Да, – протянула она. – С вами лучше, чем с Вадюшей. Того единственный шанс отвлечь – это спросить, сколько у него было жен и поклонниц.
– И что, много? – спросил Афанасий.
– Говорит, что много. Да только ведь врет как сивый гугл!
– Преподавателей не обсуждаем! – строго сказал Афанасий. – Все, шныры, уткнулись в тетрадки и предоставили свой мозг образовательному процессу!
Он немного выждал и продолжил диктовать. Зарядные закладки не являются ни красными, ни синими. Никакими другими свойствами, кроме способности возвращать энергию ослабленным фигуркам нерпи и отгонять эльбов, они не обладают. В Москве зарядок довольно много. Некоторое количество обнаруживают и уничтожают ведьмари. И столько же шныры должны установить новых.
А ещё с ними можно прыгать на сирине, если верить 1-ой книги. Что же, я ошиблась, и ничьё здоровья в стены они не ставят. И то хорошо.
Лара облизнула губы (временами, притворяясь обессилевшей, она опускала лоб на стол и незаметно откусывала шоколадку) и поинтересовалась, где в России еще есть закладки. Что, в одной Москве, что ли?
– Нет… – отозвался Афанасий. – Я же, кажется, говорил когда то? В каждом крупном городе хотя бы одна, но имеется. И не только в крупных. А теперь давайте пробежимся по Москве. Чертите таблицу. Вы, конечно, многие точки знаете, но я подкину и новенькие.
Адреса Афанасий диктовал очень быстро, и Рина успела записать далеко не все. Зато ей хорошо запомнилась ломаная крыша старого дома, который приткнулся сразу под эстакадой, ведущей с Ленинского проспекта на Третье кольцо. Афанасий показал эту эстакаду с помощью русалки, сделав так, что на несколько секунд она словно втиснулась в единственную шныровскую аудиторию, растворив ее границы. И правда, скособоченный домик так тесно прижался к эстакаде, что Рине захотелось шагнуть с нее на крышу и обнять руками трубу из красного кирпича.
– А вот этого не советую! – предупредил Афанасий, когда Рина произнесла это вслух. – Закладка как раз в трубе, и она зашкаливающе сильная. Достаточно легкого касания нерпью, чтобы зарядка стала полной. А если еще и рукой ухватиться, она сварится до кости!
Звучит бредово. И как её с двушки выкапывали и тащили?
Тут образовательная составляющая рассказа Афанасия затопталась на месте, потому что хитрая Лара, которой надоело писать, подкинула нескромный вопрос: скольких ведьмарей одолел Афанасий в рукопашной схватке?
Афанасий поначалу твердо и очень достойно сказал, что это не ее дело, но потом неожиданно заволновался. А когда Афанасий волновался, он начинал безостановочно говорить. Чем дольше он говорил, тем больше путался, чувствовал, что говорение его утомляет всех окружающих, что лучше замолчать, но остановиться не мог и все говорил, говорил. И забирался в такие дебри, что не мог из них выбраться, и это становилось для него мучительным. Зато часто получалось, что люди, даже враждебно настроенные друг к другу, начинали совместно смеяться над Афанасием и это делало их почти друзьями.
Охуенное основание для дружбы. Просто прелестное.
Спасение явилось с неожиданной стороны. В аудиторию заглянул Ул и, шепнув: «Извините! Тут маленький трабл!» – поманил к себе Афанасия. В руках у Ула были какие то бумажки. Причем довольно много. Ул и Афанасий сдвинулись головами и зашушукались. Рина догадалась, что Афанасий, которому Кавалерия поручила вести дела ШНыра, опять что то накомбинировал. Ул, человек уличный, громкий, шептать умел плохо. То и дело его рокочущий голос подбрасывал имена: «Кавалерия», «Суповна», «Меркурий». Афанасий же точно козырем крыл их фразой: «Кузепыч прикроет, он в курсе!»
Макар, любивший секреты, чуть чуть усилил голоса русалкой, и младшие шныры смогли все различать.
– Почему тут написано «бензин»? – наседал Ул.
– Потому что за сено! А сено – это бензин для лошади! – растолковывал Афанасий.
– А за электричество мы что, перестали платить?
– Как мы можем платить за электричество, когда последний месяц мы числимся как электроподстанция? Правда, скоро, боюсь, эту лавочку прикроют.
Ул хмыкнул:
– Да, чудо былиин, с тобой не соскучишься! А за газ мы не платим, потому что мы газовое месторождение?
– За газ мы, к сожалению, платим. Найди счет, на котором написано «дохлые растения триаса»! – сказал Афанасий и отошел с бумажками к окну, чтобы разглядеть при свете какую то нечеткую печать.
Ребятушки, вас за жопу государство должно даже без ведьмарей взять и хорошенько вздуть. Что, спонсоров среди бывших шныров не нашли?
Ул же остановился напротив доски, взял мел и нарисовал чайник. Рядом же с чайником изобразил зачеркнутую руку.
– Пять копеек образования! Что это? – спросил он у младших шныров.
– Чайник и рука! – отозвалась Лара, любящая догадываться о простых вещах.
– Нет! Это великая конвенция шныров из трех «не»: «никто чужой чайник не тырит, не трогает, не выключает». Придет старший шныр из нырка, поставит себе чайничек. А тут мелочь какая нибудь чайничек увидит – и либо в комнату к себе его упрет, либо воду всю из него сольет. Ясельный пень, куда я клоню? – сказал Ул, слегка передразнивая Кузепыча.
Младшие шныры подтвердили, что пень ясельный.
– Это хорошо! – одобрил Ул. – Хотя бывает и другое! Раз чайник кипел, хозяин про него забыл и спохватился только через два часа. Бежит и видит: чайник расплавился вдрызг, а на стене помадой написано: «Великая конвенция шныров!»
Ничего, что чайник у них обычной на спец.плите на втором этаже, которую ради этого чайника и не трогают?
Афанасий вернул Улу счета, и тот хотел уже было выйти, но тут, опережая его, дверь распахнулась. В аудиторию влетел Влад Ганич и, крикнув «Пчелы!», умчался, не дав больше никаких объяснений.
Ул и Афанасий поспешили за ним. Младшие шныры, не успевшие даже одеться, не отставали. Рина, бежавшая сразу за Афанасием, видела, что он подскакивает как на пружинках. Ну просто не человек, а порхающий эльф.
Кавалерия и Кузепыч были уже возле улья и озабоченно о чем то переговаривались. Пчелы, волнуясь, метались перед летком, изредка образуя подобие бороды. Жужжание внутри улья нарастало.
По тропинке навстречу старшим шнырам крупно шагал Меркурий. За ним спешил простуженный Вадюша и что то тревожно бормотал. Меркурий в ответ проводил себе большим пальцем по шее от уха до уха, точно отрезал голову.
Афанасий обратился было к Меркурию с вопросом, что произошло, но тот лишь с досадой отмахнулся и повернул к пегасне. Зато Вадюша, обожавший все объяснять, остался на тропинке. Он немедленно зашевелил плечиками, как прихорашивающийся попугайчик, и сунул большие пальцы в карманы желтой куртки.
– Рядом с пчелиным ульем мы нашли вот это! – сообщил он, показывая на что то белое, лежащее в кустах. Ул посмотрел.
– Ну мешок! И чего такого то? – спросил он.
Вадюша негодующе чихнул в рукав.
– Не просто мешок! – крикнул он. – Полипропилен! А что хранят в мешках из полипропилена? Что? Что? Что?
Ул играть в угадайку не стал, а просто развернул мешок.
– А, вот он где! Сахарок то наш! – сказал он.
– Что?! – взвыл Вадюша. – Ты зна а аешь?
– А чего тут знать? У Кузепыча при разгрузке мешок с сахаром подмочило. Он его выставил просушить, и его где то затаскали… Ишь ты, раскисло все! Вокруг не снег, а сироп какой то! То то пчелки порадовались! – Ул зачерпнул горсть снега и лизнул его, убеждаясь, что снег действительно сладкий.
– Это диверсия! – взвизгнул Вадюша. – Шныровским пчелам нельзя сахар! У них другой цикл развития! Старым пчелам это не страшно. Но если молодая, только что вылетевшая пчела подкормится сахаром, она может ошибиться при выборе!
Ничего, что до вылета золотых пчёл почти полгода?
Может, это уже произошло! Никто не знает, сколько этот мешок тут провалялся!
Любая вылетевшая сейчас пчела с неправильным выбором легко опознается. В чём трагедия?
К ним подошла Кавалерия, которая что то напряженно прикидывала, прикасаясь то к улью, то к уникуму на своей нерпи. Ее рука со скипетром слабо сияла.
– Две! Не три, а именно две, – негромко сказала она.
– Что «две»?
– Вчера утром из улья вылетели две пчелы. Здесь они не остались и прошли сквозь защиту ШНыра. Очень не вовремя.
– И что теперь будет?
– А что будет? Подозреваю, что появятся два новых шныра, – серьезно ответила Кавалерия.
– А мы можем их не взять? Это же будут неправильные шныры! Шныры, от которых мы можем ожидать вообще всего! – засуетился Вадюша.
Кавалерия, снявшая до этого очки, чтобы по своей привычке потереть пальцами переносицу, внезапно вспыхнула и дужкой очков, как кинжалом, ткнула Вадюшу в грудь. Проволочная дужка даже погнулась немного, а Вадюша в ужасе отпрыгнул.
– Не имеем права не взять! – крикнула Кавалерия. – Что мы можем об этом знать? Пути, ведущие на двушку, неподвластны нашему разуму! Там, где сильный ломается, слабый внезапно одерживает победу. Правильные они или нет, но если пчелы их позовут – мы их примем!
И почему тогда Сашка и Рина парятся, что их выгонят, раз пчелы живы?
Рина с Вовчиком тащат Фантома в Копытово, вдохновлять писателей в обмен на консервы. На обратном пути Рину ловит Гамов и приглашает её на день рождения кота Белдо, причём приглашение не особо добровольное - Гай намекает на то, что он будет зол на Долбушина, если рина не придёт.
– Этим поступком он вышагнул из границ Бога.
– Бог безграничен.
– Да. Но там, где есть подлость, Его нет.
Из дневника невернувшегося шныра
Ну если представить геометрическое отображение Бога как плоскость, то да, он может не пересекаться с плоскостью "подлость". Но реальная жизнь несколько сложнее геометрии.
После обеда к Рине подошел Вовчик и спросил:
– Мать, ты в Копытово, случаем, не собираешься? А то мне осла надо к писателям вести, а продукты одному не дотащить.
Рина хотя и обиделась немного на «мать», в Копытово собиралась. Кузепыч попросил ее купить двадцать лампочек по 60 ватт.
– А Окса?
– Она еще из города не вернулась. Так ты идешь?
– Хорошо. Только ты мне в Копытово напомни про лампочки!
– Идет. Только ты мне самому перед этим напомнишь, про что я тебе должен напомнить, – согласился Вовчик.
Он заскочил в пегасню и вывел из нее ослика Фантома. Сам Вовчик шел по тропинке, а ослик лениво трюхал рядом по снегу. Изредка нюхал снег и фыркал. Рина обнаружила, что Фантом лезет как перина, и, сжалившись, смахнула с его крупа висевший клок шерсти. Результат был очень предсказуем. Уже через минуту она сидела на корточках и, вырывая из блокнота страницы, торопливо строчила:
«Маркиз дю Грац, кавалер ордена Серебряного Шлема, покровитель Летающих Фей и первооткрыватель грозного животного «элефант», подошел к принцессе Эмилии.
– С вас поцелуй, сударыня! – сказал он. – Договоренность от пятого мая сего года!
Принцесса Эмилия пунктуально заглянула в записную книжку.
– Хм… Действительно, была такая. А подвиг? Вы его совершили? – строго спросила она.
– Айн момент!
Маркиз дю Грац достал из сумки что то огромное и зубастое. Это была отрубленная голова ужасного людоеда. Принцесса Эмилия охнула и прижала руки к груди.
– За что вы его так? – спросила она слабеющим голосом.
Маркиз дю Грац деликатно кашлянул. Голова людоеда, просыпаясь, открыла глаза.
– Он меня победил! С вас поцелуй! – сказала она.
– Я не отказываюсь, но пусть он не смотрит! – смущаясь, потребовала принцесса.
Маркиз дю Грац отвернул голову людоеда к стене.
– Давай скорее! А то будешь за второй час проката платить! – разглядывая цветочки на обоях, поторопила голова людоеда.
Принцесса Эмилия притворилась, что ничего не услышала».
У Рины прорезалась неплохая такая самоирония? Внезапно. Хотя титул маркиза всё равно ужасен. Дальше очередной момент ужаса общений Вовчика с Оксой, с вашего разрешения я не буду его комментировать.
Пока Рина строчила, Вовчик терпеливо топтался с ней рядом. Потом, о чем то вспомнив, достал телефон и позвонил Оксе. Продолжая писать, Рина слышала, как Вовчик сурово спросил:
– Когда ты будешь?
– Я совсем близко, – уклончиво отозвалась Окса.
– Я не спрашиваю, близко ты или далеко. Я спрашиваю: когда ты будешь?
– Я в двух шагах.
– В двух шагах от меня дерево! Ты что, на дереве?
– Нет. Я в электричке.
– А почему не слышно, как она стучит?
– Ну я почти в электричке!
– И когда ты будешь?
– Да я уже еду! Говорят тебе!
– Сосредоточься на вопросе. К О Г Д А? Ответ должен содержать время!
– Ну через час, – сказала Окса.
Вовчик вздохнул. Час в понимании Оксы – это было четыре часа нормального человеческого времени. Вовчик посмотрел на пишущую Рину и, усмехнувшись, поднес трубку к ней поближе, чтобы Окса успела услышать ее бормотание. И Окса услышала.
– Кто рядом с тобой? – сразу среагировала она.
– Я один! – сказал Вовчик.
– Я слышала женский голос!
– Тебе показалось… Прости – плохая связь! Телефон почти разряжен!
Вовчик повесил трубку. Окса перезвонила еще раза четыре, потом еще четыре и еще, но он не снял.
– Вот теперь она точно не будет нигде задерживаться! – довольно сказал Вовчик, созерцая в телефоне количество пропущенных вызовов, которых было уже больше десятка.
– Сними трубку! – потребовала Рина.
– Ни в коем случае! Сейчас нельзя снимать, – отказался Вовчик.
– Почему?
– Потому что она звонит, чтобы со мной насмерть поругаться. Без звонка же у нее ничего не получится! Нужен, понимаешь, факт ссоры, а тут его нет!
И Вовчик, очень довольный собой, направился к воротам.
Рина, уже закончившая писать, сунула блокнот в карман и поспешила за ним. По пути она представляла, что вот какое то государство хочет объявить войну соседнему государству, а другое государство не принимает посла. И вот посол прыгает перед запертой дверью, мокнет под дождем и мерзнет. Пытается написать «Вам объявлена война!» на бумажке и подсунуть под дверь, но бумажка не просовывается, а дождь размывает чернила. С той же стороны двери стоят министры и король и тихо хихикают, дожидаясь, пока посол ушлепает ни с чем, так и не объявив войны.
В 16 уже пора понимать, что война от бумажки мало зависит.
Вскоре они уже шли по Копытово. На окраине Рине попалась на глаза сараюшка, из трубы которой сочился дым. Вокруг сараюшки, отыскивая годный к сжиганию мусор, ходила женщина с испитым, опухшим лицом. Рина встречала ее в Копытово и раньше, но почему то считала, что она бездомная. Впрочем, возможно, так оно и было, потому что сараюшка на окраине Копытово едва ли кому то принадлежала.
Запомнила же эту женщину Рина потому, что у нее был пес – крупная приблудившаяся дворняга. Умнейшая собака. Они вместе и спали, и ели. Несколько раз Рина видела, как женщина, допившись до бесчувствия, спит на скамейке у остановки, а собака ее греет и угрожающе ворчит, когда кто то подходит. Вот и сейчас она собирала щепки, а пес ходил за ней как привязанный.
– Видишь эту собаку? – спросила Рина у Вовчика.
– Ну?
– Она управляется глазами, и общение у них вообще на невербальном уровне. Просто единый организм. Мне кажется иногда, что ее ангел хранитель превратился с собаку.
В МБ один страж собачий облик принимал, может, отсылка?
Вовчик что то невнятно пробурчал, пытаясь протащить заупрямившегося Фантома в дыру забора и этим сократить путь. Осторожный Фантом, не любящий нестандарта, в дыру не пошел, и пришлось обходить метров за двести, по известному ослику маршруту. Фантом не любил неожиданностей.
Минут через десять они были уже у подъезда писательского дома. Здесь Вовчик остановился и деловито огляделся.
– Так, – пробормотал он. – Осла взяли. Рюкзаки для продуктов взяли. Сами себя взяли. Ну, топаем!
Он открыл подъездную дверь и пропустил вперед Фантома, который привычно затрюхал по ступенькам, поочередно останавливаясь у каждой квартиры. В большинстве случаев им открывали без звонка. Писатели как то неуловимо ощущали приближение ослика. Одни бросались его гладить сразу. Другие долго мялись и блеяли, притворяясь, что пишут сами, а их интерес к крылатому копытному носит сугубо природоведческий характер.
А Фантом крылатый? Проверила по первой книге - да, крылатый. И они спокойно таскаю крылатого осла в центр немаленького поселка?
С писателями Вовчик вел себя без церемоний. Сказывался большой опыт общения и знание контингента. Подходил и, решительно дернув дверцу холодильника, заглядывал внутрь. При этом Рина всякий раз вспоминала шныровскую пословицу «Дайте мне заглянуть в ваш холодильник, и я расскажу вам, кто вы».
Опыт Вовчика простирался так далеко, что он ухитрялся усмотреть даже то, что было упрятано очень далеко.
– Это что там у вас из пакетика торчит?
– Майонезик, изволите видеть! – с готовностью отвечали ему пишущие про заек.
– Нет, другое. Такое вот красненькое! Не икра, нет?
– Что вы! Какая икра в наше кризисное время! Это кетчуп! – блеял писатель, ухитряясь одновременно жадно тискать шею осла.
Вовчик деловито хмыкал и, прихватив кетчуп, сгружал в рюкзак консервы, причем нередко внимательно проверял дату. Не у всех, но у некоторых проверял.
– А то есть тут некоторые… хитрые… – намекал он грозно, и писатели смущенно опускали глаза.
Потом Рина с Вовчиком поднимались на следующий этаж.
– Кто там? – пугливо спросили из за обитой кожзаменителем двери.
– Осел! – простуженно сказал Вовчик.
За дверью задумались. Потом пропищали:
– Хорошо, возможно, я вам открою. Только проводите его быстрее, чтобы не было сквозняка!
Вовчик шепнул на ухо Рине:
– Вечно с ним так. Без двух шапок на улицу не выйдет! А пишет про спецназ. Как то почитали его с Оксой, так едва в живых остались! На каждой странице треск позвоночников и разрывы снарядов!
В квартире напротив обитала грузная дама, курящая трубку. Она опустилась перед осликом на колени и, обняв его за шею, пророкотала басом:
– Ну, здравствуй, друже! Поможешь с финалом романа?
Вовчик открыл холодильник. В холодильнике у дамы был только холод.
– А где еда? В прошлый раз хоть вареная картошка была! – спросил он, но робко, потому что даму с трубкой, видимо, побаивался.
– Увы, дорогой мой, я ее съела. В каждом писателе и актере живет противный капризон. Ему очень трудно быть хорошим человеком… Ну все, прочь прочь, уводите осла! Мой роман, кажется, дозрел!
О, и среди писателей дама появилась?
На четвертом этаже ослик Фантом, привычно толкнув мордой незапертую дверь, прошел в квартиру и, обжевывая висевшие пузырями обои, направился на кухню. Рина и Вовчик следовали за ним. По кухне в тельняшке бегал писатель Иванов, дергал себя за бороду и очень пугал своего соседа – толстенького положительного поэта Лохмушкина, пальцы у которого были похожи на перевязанные веревочкой сосиски. Не верилось, что это автор трепетных стихов, каждая строфа в которых – как обнаженный нерв.
Внезапно. Фантомово вдохновение способно на большее, чем простая графомань?
Иванов козликом скакал по кухне и, почесывая поочередно то бороду, то мохнатую грудь под тельняшкой, вопил:
– Значится, так, Лохмушка! Делаем музоловки! Эту вот коробку подпираем палкой! Под коробку кладем морковь! Муза истории Клио сунется за морковкой, а мы ее – чпок! – коробкой! Она, конечно, трепыхаться начнет, а мы ей: «Цыц! Возжелала морквы, неверная? Трепещи!»
– Не трогай коробку! Она из под нового принтера! – пискнул Лохмушкин.
– Руки прочь!.. Думаешь, я себе эту музу оставлю? Воинову подарю! Он хорошо пишет, но сюжеты у него рассыпаются!.. А это у нас что?
– А то ты холодильник не узнал! – безнадежно сказал поэт.
– Правильно, Лохмушка! В него мы запрем Мельпомену! Только она полезет за сардельками, а мы ее – чик! – и прихлопнули! Только сардельки должны быть отгрызены, чтобы Мельпомена ничего не заподозрила.
Писатель Иванов отгрыз крепкими зубами половину сардельки и мигом проглотил. Поэт ужаснулся:
– Что ты делаешь, безумец? Зачем ты ешь сырые сосиски?
– Для искусства ничего не жалко! А тебе мы поймаем Эвтерпу! Пусть муза поэзии штопает носки! Мы б и Терпсихору отловили – но куда она тебе с твоим плоскостопием?
Тут Иванов увидел ослика и с воплями кинулся его обнимать. Лохмушкин стоял рядом и, отворачиваясь к окошку, робко трогал Фантома мизинчиком, зачем то шепча «Кис кис!».
Вовчик озирался и, к удивлению Рины, почему то медлил складывать в рюкзак консервы.
– А где… У вас же вроде еще один был? Пишущий? – спросил он.
Лохмушкин и Иванов переглянулись. Иванов стал серьезным, и его лицо даже ухитрилось приобрести мудрое выражение.
– На пятый этаж переехал. Сам захотел. Мы к нему ходим каждый день. Неважно там все. Умирает он.
– Как умирает? – не поняла Рина.
– Как все люди умирают. Ему остался месяц. Ну от силы полтора. И вот он переехал на пятый этаж, сидит в четырех стенах и как дикий дописывает какой то роман для умирающей девушки. Боится не успеть высказать что то очень важное, чтобы она прочитала.
– И девушка умирает? Что, тоже через месяц? – ошеломленно спросила Рина. Для нее это звучало как бред, но где то в глубине бреда безошибочно определялась правда.
Иванов махнул рукой. Было заметно, что он не хочет это обсуждать. А Лохмушкин – тот вообще едва ли не за холодильник спрятался.
– Нет, там не то чтобы через месяц… Там непонятно… Может, и обойдется, – неохотно сказал Иванов. – В общем, сложно все… Зайдите к нему!
– А как этого писателя зовут? Ну который умирает? – спросила Рина, поднимаясь вслед за осликом на пятый этаж. Она испытывала странную робость и старалась подниматься как можно медленнее.
– Воинов, – сказал Вовчик, всех тут знавший.
Он немного помялся у дверей, набираясь храбрости, кашлянул в ладонь и позвонил.
И в явно созданные для хохмы моменты с писателями решили добавить чего-то серьёзного?
Им открыл высокий человек, тоже бородатый, как и Иванов. Только у Иванова борода была дикая, растущая одновременно и из шеи, и из носа, и из ушей, а у Воинова бородка была слабенькая, реденькая, точно сплетенная из отдельных ниточек.
К удивлению Рины, Воинов не выглядел умирающим. Он не лежал в кровати, и к нему не вели капельницы. Он стоял, опираясь на палку, и смотрел на них. Ощущалось, что стоять ему тяжеловато, но не настолько, чтобы на лице отражалось какое то героическое преодоление.
– Осла я гладить не буду! – сказал он, отступая чуть назад, потому что Фантом потянул к нему морду, проверяя нет ли в карманах чего вкусного.
– Почему? – спросил Вовчик разочарованно. Ему хотелось сделать для Воинова что то хорошее.
– Потому что осел – это другое, – тихо сказал Воинов. – Раньше гладил, а теперь понял, что осел – это совсем совсем иное. Может, он и неплох, но для чего то самого важного он абсолютно не подходит.
Он повернулся и пошел в комнату. Дверь в нее была прикрыта. Не удержавшись, Рина заглянула и увидела стол. На столе – компьютер с большим плоским монитором, клавиатура, кофе, много разбросанных бумаг и лекарств.
– Вы тут работаете? – спросила Рина, хотя это было абсолютно очевидно.
– Ну да.
– А флешка? Вы сохраняете на флешку?
– Зачем?
– Ну, жесткий диск может полететь. Пропадет все.
– Да нет, – ответил Воинов рассеянно и, перевернув клавиатуру, подул, вытряхивая крошки. – Когда то сохранял, трясся, суетился, а теперь нет. Писатель должен быть готов писать вилами по воде или пальцем по песку. Если хотя бы на миг усомнишься, что это не так, то все – смерть. Радость творчества – это когда пишешь вилами по воде и не боишься, что это исчезнет…
И знаешь, что всё дублируется в облако... Меня это его спокойствие именно на такие мысли наводит.
Ну все, уводите осла!
– Если что то будет нужно, вы это… скажите! – крикнул Вовчик уже с лестницы.
– Хорошо! – рассеянно отозвался из комнаты Воинов. Ощущалось, что он уже сидит за столом и печатает.
Вовчик и Рина вышли из подъезда. Рина кренилась под тяжестью перегруженного продуктами рюкзака.
– Вот она – жадность! Зачем ты набрала столько гречки? – укорил Вовчик, подпрыгивая, чтобы утрамбовать свой не менее увесистый рюкзак.
– Я набрала гречки?! Не ты?! Я?! – вскипела Рина.
– А кто? Хотя и писатели тоже хитрые. Небось черной икры никто не сунул, только баклажанную… Ладно! Давай перегрузим, а то ты сейчас по уши в асфальт уйдешь.
И, смилостивившись, Вовчик наполнил продуктами громадные карманы, с двух сторон крепко пришитые к попоне ослика Фантома. Ощущалось, что у Насты и Вовчика вопрос доставки продовольствия в ШНыр продуман в деталях.
– Я тебе должен был про что то напомнить! Только я забыл про что! – вдруг сказал Вовчик.
Некоторое время оба вспоминали, а потом вспомнили, что надо купить лампочки.
– Кажется, десять по сто ватт! Или сто по десять ватт! – засомневалась Рина.
– Темень! По десять ватт не бывает, – заявил Вовчик. – Давай я сам куплю! А ты осла в ШНыр веди! Захвати мой рюкзак!
И он умчался. Рина оценила его хитрость. Куда приятнее идти в ШНыр налегке с несколькими лампочками, чем тащить два рюкзака и вести осла, который, несмотря на свою крылатость, характер имеет вполне соответствующий.
Что у них, червепидорство для мужчин обязательно для получение золотой пчелы?
Нагруженный ослик заупрямился, отказываясь трогаться с места, но Рина перехитрила его морковкой, которую привязала к палке, а палку привязала к спине ослика так, чтобы он видел морковь, но не мог до нее дотянуться. Тот же метод, что и с Гавром. Чем одурачишь гиелу – тем проведешь и ослика. Фантом пытался угнаться за морковью и бодро трюхал в нужную сторону.
Рина была на полпути в ШНыр, когда Фантом резко скакнул в сторону и, пытаясь взлететь, захлопал куцыми крылышками. Рина едва удержала его, повиснув у него на шее. Попутно она вскинула голову и увидела белый живот и раскинутые крылья с розовыми прожилками.
– Аль! Гамов! Убью! – крикнула она, грозя в небо кулаком.
Молодой человек, сидящий на спине у гиелы, махнул рукой.
А Аль ухитрился в полёте зависнуть?
В следующую секунду он развернул Аля и, соскользнув с его спины, спрыгнул, гимнастически застыв на полусогнутых ногах. В правой руке у него был арбалет. За спиной – рюкзачок. Свистнул – и Аль послушно унесся, напоследок не удержавшись и задев Фантома кожистым крылом.
Ослик шарахнулся. Рина опять повисла у него на шее. Хорошо хоть на творчество ее больше не пробивало: видно, не до того было.
– Зачем ты напугал осла? Он все консервы по лугу раскидал!
– Я не пугал! Это все Аль! – возразил Гамов.
– Ну разумеется! А вот и не Аль! Ты виноват! Всегда виноват! И во всем! – крикнула Рина.
Принц красоты чуть поклонился:
– Прекрасно сформулированная жизненная позиция! Все заранее виновные найдены. Имеется ангел в количестве одного экземпляра и тиран, тоже в количестве одной штуки. Из тебя выйдет прекрасная жена. Ты умеешь готовить блинчики? – спросил он.
– Тебе?! Блинчики?! Сковородкой по балде – это запросто!
– Как я вижу, все кулинарные нюансы ты тоже продумала. Видимо, на ужин у нас будет что то другое! – сказал Гамов
У Емца люди вообще могут друг с другом гулять без серьёзных намерений? Исключая Жору Жикина в ТГ, он отдельный случай.
и, неожиданно о чем то вспомнив, выпрямился как солдатик.
– Я к тебе по делу! От имени уважаемого Дионисия Белдо имею честь пригласить тебя на день рождения его кота! – произнес он с клоунской торжественностью.
– Куда пригласить? У кого день рождения? – ошалела Рина, с трудом сдерживаясь, чтобы не покрутить у виска пальцем.
– День рождения кота – это, конечно, повод. Дионисий Тигранович не умеет встречаться просто так. Ему нужен вечный праздник, вечный круговорот! Сколько раз я у него обедал, и всякий раз оказывалось, что мы видимся в крайне неслучайный день. То где то родилась сверхновая звезда, то не вовремя зацвел вещий кактус, то именно сегодня Юлий Цезарь сказал своим легионам речь, с которой начался новый виток истории.
Человек искусства, что взять с Белдо
Гамов говорил бодро, весело. Ощущалось, что он искренне рад видеть Рину. Но вместе с тем Рина улавливала в нем и нечто другое. Какую то неприятную затаенность, точно он принес за пазухой камень и этот камень, тяжелый и мокрый, лежит сейчас у него под комбинезоном.
– Кот родился у Белдо! Ды ды ды! До до до! – ускоряя его, сказала Рина. Невольно это вышло в рифму. То, что она повисла недавно на шее у осла, не прошло даром.
– Точно! – с облегчением признал Гамов. – И поздравлять его придут все: и Гай, и все три Тилля, и… Альберт Федорович!
«Альберт Федорович» Гамов произнес с такой значительностью, что Рина не сразу поняла, о ком идет речь. Потом разобралась и нервно фыркнула в нос.
«Спасибо, хоть меня не назвал Анной Альбертовной!» – подумала она. От одного звучания этой «Анны Альбертовны» ей становилось тошно. Почему то сразу представлялась громадная матрона, которая ест торт и роняет крошки себе на бюст.
– И где будет мероприятие? – спросила она.
– Наберешь номер. Тебя встретят и довезут, – сказал Гамов.
В руку Рине сама собой прыгнула маленькая твердая карточка. На ней был только телефон и маленькая, эскизно начертанная машинка. Ни имени водителя, ничего.
– Завтра в девять вечера. Выезжать надо не позже семи, – сказал Гамов.
– А если позже, тогда что? Кот обидится? – спросила Рина.
– Кот то, может, и не обидится, – уклончиво отозвался принц красоты.
Рина усмехнулась. Кажется, Гамов всерьез считает, что она поедет.
– Пусть обижается. Зачем я нужна Белдо?
Гамов ответил не сразу. Видимо, и сам толком не знал. Только догадывался.
– Думаю, ты нужна не Белдо… Но, уверяю, никакая опасность тебе не грозит! После окончания мероприятия тебя вернут в ШНыр!
Рина заявила, что возвращать никого не придется, потому что она не поедет.
– Почему? – удивился Гамов. – Я же говорю: ничего не грозит! Если бы тебя собирались схватить, схватили бы уже сейчас!.. Смотри!
На что то показывая, он вскинул вверх палец. Рина увидела двух берсерков на гиелах, которые кружили в небе метрах в ста над ними. Фантом, беспокоясь, приплясывал на месте. Рина всмотрелась в берсерков, пытаясь понять, не Тилли ли это. Нет, Кеша и Паша громоздкие, а эти легкие, поджарые, как жокеи. Кажется, из лучшей четверки берсерков.
– Все равно не поеду! – сказала Рина.
Гамов вздохнул:
– Отказываться нельзя. На случай, если ты откажешься, Белдо просил намекнуть тебе… что…
Принц красоты замялся.
– Договаривай! – мрачно велела Рина.
– …Кавалерии и вообще всем шнырам скажут, что ты дочь… сама знаешь кого!
А она ещё не сказала, давая повод для шантажа? Ну молодец. Особенно это умно на фоне того, что Долбушина знают и Меркурий, и Калерия, и вряд ли знают его с такой уж и плохой стороны, особенно после истории с Ярой/Полиной.
Рина вцепилась ослику в повод:
– Это что? Шантаж?
– Да, – признал Гамов. – Чистейшей воды. Только, как ты догадываешься, шантажирую тебя не я.
Несколько мгновений Рина пристально смотрела на него, а потом повернулась и, обходя Гамова, занимавшего дорогу, зашагала по глубокому снегу. Ослик тащился за ней. Его подковы продавливали в мокром снегу отпечатки, быстро наполнявшиеся водой. Ботинки Рины, в отличие от копыт Фантома, заметных следов не оставляли. Они выбрали иной путь борьбы с жидкостью и увлеченно засасывали ее в шерстяные носки.
– Так какой твой ответ? Что им передать? – крикнул Гамов.
– Пусть говорят Кавалерии что хотят. Если они поймут, что на меня можно давить, в следующий раз потребуют пронести в ШНыр антизакладку или еще что нибудь. Я не пойду! Лучше брошу ШНыр.
Антизакладка - это что за зверь? Я-то знаю, я всю эту книгу прочитала, но в предыдущих частях серии была только контрзакладка, которая живая закладка.
Гамов догнал Рину и схватил Фантома за уздечку. Хитрая Рина мгновенно ослабила руку, перестав тянуть повод к себе. Ослик ткнулся мордой Гамову в живот. На мгновение принц красоты застыл с вытаращенными глазами и отчетливо произнес:
– «Десантник Аполлонов хлюпнул разбитым носом, сплюнул и вытер саперку о траву.
– А говорили: Ахилл, Ахилл… Помахай мне тут еще пяточками! – проворчал он.
Рядом дрожал уцелевший Гектор. Аполлонов набросил ему на плечи плащ и сунул в руку флягу.
– Молодец, что позвал! Русские своих не бросают! – сказал он».– Фамилия у десантника неважная. Погладь осла еще, – предложила Рина.
Гамов уныло кивнул. Его глаза мало помалу прояснялись.
мммммммда. От Гамова ТАКОГО не ожидала.
– Послушай, – сказал он Рине, – все это, конечно, очень здорово! Никуда не ходить, бросить ШНыр… Но в конце концов, день рождения кота – еще не вселенская трагедия! Если ты не пойдешь, это плохо скажется на твоем отце! Гай и так его недолюбливает.
Гай уже получил вежливо и воспитанно саботирующих любую работу финансистов Долбушина в 4-ой книге, ему на бис оно надо? Тем более то, что ему нужно, можно было сделать и без этого шоу.
Рина задумалась. Сколько раз она говорила себе, что ей все равно, что будет с Долбушиным, но…
– Хорошо! Передай своим хозяевам, что я буду, – сказала она.
– У меня нет хозяев! – рассердился Гамов.
Рина недоверчиво посмотрела на него:
– Что, правда, что ли? Я так и поняла. «Они мне не хозяева! Просто я выполняю свою работу! – сказал Бобик и, полаяв, полез в будку».
– Не думай, что мне приятно было браться за это поручение! Но если бы я отказался, вместо меня отправили бы берсерка! И чем бы все закончилось? Ты горячая, а берсерки все больные на голову. Ты бы схватилась за шнеппер – они за топорик. И все! – сказал Гамов.
Рина вспыхнула. Лучше бы он не оправдывался! Есть такие честные благородные люди, которые в последний момент потихоньку сливают. Гамов, кажется, из этой компании.
Про то, что Гамов сливает, нам уже говорили, но я так и не поняла, что конкретно он сливает. Рину в третьей книге спас и ради неё к Белдо полез? В четвёртой на гнев Тилля ради неё нарвался? В пятой не рискнул ли Алем ради неё и Гавра? Что он из этого слил? Что к берсеркам вернулся? Ну так у Гая отец Гамова, да и идти ему с Алем в общем-то некуда.
– Значит, ты мне одолжение сделал!.. Знаешь что? А не послать ли тебя? – сказала она, отчетливо выговаривая слова.
Лицо у принца красоты вытянулось.
– …по мелкому, но важному делу! – договорила Рина.
Гамов отпустил повод, повернулся и, увязая в снегу, пошел к дороге. Его прямая спина выглядела зашкаливающе благородно. Просто гусарский поручик, бросивший вызов всему свету. Умница, мальчик! Правильная тактика! Когда на тебя злятся, выгоднее всего самому притвориться оскорбленным!
Кажется, Гамов эту дуру просто бросит, и придется остаться ей с Сашкой. Без приятных подарков вроде коробок безумно дорогих шоколадок. Что он не то сделал?
Родион бесится и уходит из Шныра с каким-то планом. Рина едет на встречу к Белдо с повелителем серверов.
Опасно, когда человек постоянно говорит о чем то одном, даже со знаком минус. Например, если я буду постоянно, по три раза в день повторять, что ненавижу попугайчиков, то очень скоро я или совершенно на них зациклюсь, или все будут думать, что я тайный попугайчик и борюсь с самим собой. Ведь, в конце концов, кто мне мешает ненавидеть слоников или синичек? Почему меня закоротило именно на попугайчиках?
Из дневника невернувшегося шныра
Это про гомофоб = латентный гей?
На другое утро Рина проснулась с ощущением чего то неприятного, что ей предстояло совершить. Она еще не помнила, в чем именно состоит это неприятное, но оно уже заранее отравляло ей радость от нового дня. Пакостное это было ощущение. Точно в ее душе что то подгнивало, а она не понимала, что именно. Потом разобралась. Приглашение к Белдо.
«Ну ничего! – сказала она себе. – Это будет только вечером! А до вечера надо еще дожить! Может, мне еще кирпич на голову упадет».
Утешив себя таким образом, Рина оделась, позавтракала и отправилась в пегасню.
Сашка был уже там и, стоя рядом с мерином Бинтом, созерцательно разглядывал оводов. Оводы были новые, уже весеннего призыва. Из за близости Зеленого Лабиринта всякая крылатая кровососущая живность выводилась в ШНыре очень рано и сразу летела на экскурсию в пегасню. Почему то мерин Бинт казался оводам вкуснее других. Они норовили усесться ему на морду, лезли в края глаз. Хвост же Бинта доставал в лучшем случае до середины брюха. Правда, оводы, как Сашка уже обнаружил, особых мозгов не имели, и тактики атаки тоже. Садились сразу куда придется, и немедленно начинали жрать. Когда их давили, улететь не пытались и ловкости не проявляли. Удачно сел – полопал и улетел. Неудачно – значит, не сложилось.
Чудесные оводы требуют для своего развития организм владельца, в который они внедряются, желательно КРС или лошадей. Если дорогие шныры такое пропускают - они потрясающие конезаводчики. Но автор же имеет в виду явно вот эту тварь?
И эта тварь называется слепень. Только вот маленькая проблемка - слепень требует для развития стоячие или слабопроточные воды. То есть, походу, летят они прямо из священного Фонтана в Лабиринте, но там - муравейник, то есть слепням банально неоткуда взяться.
Они норовили усесться ему на морду, лезли в края глаз. Хвост же Бинта доставал в лучшем случае до середины брюха. Правда, оводы, как Сашка уже обнаружил, особых мозгов не имели, и тактики атаки тоже. Садились сразу куда придется, и немедленно начинали жрать. Когда их давили, улететь не пытались и ловкости не проявляли. Удачно сел – полопал и улетел. Неудачно – значит, не сложилось.
«Будь я овод, я садился бы лошади на переднюю половину. Там бы она мне вообще ничего не сделала, ничем бы меня не смахнула», – гуманно думал Сашка.
Как мне кажется, лошадь только на холке не смогла бы достать при желание. А так - вывернулась бы.
Скорее угадав, чем услышав рядом с собой Рину, которая подошла совсем тихо, Сашка повернулся к ней и улыбнулся. Улыбка у него была простая и добрая. Улыбка ради улыбки, а не ради того, чтобы выразить какую то эмоцию и, манипулируя, добиться своего, как это делал Гамов.
Есть на латыни такая хорошая крылатая фраза - "Esse quam videri", "Быть, а не казаться". Автор увлеченно пытается сделать так, чтобы Сашка казался лучше Гамова, но ничего не делает, чтобы он был лучше на самом деле, никак не показывает, почему он лучше.
– Привет! Чего ты меня разглядываешь? О чем думаешь? – Сашка пальцем коснулся Рининого носа. Он утверждал, что, когда вот так вот нажимаешь на нос, все веснушки перемешиваются и меняют цвет. Рина ему не верила. Она была убеждена, что Сашке просто нравится нажимать ей на нос, путая его с кнопкой, а остальное он уже придумывает ради оправдания, чтобы не прекращать это делать.
– Дак так… – уклонилась Рина. – О всяком разном. А ты?
– Я об оводах. И еще о том, что надо попросить кого нибудь написать книгу о таинственных похитителях носков! Ведь совершенно же ясно, что чистые носки кем то похищаются! – сказал Сашка.
"– А вот лично я всегда недоумевал, куда деваются носки, – весело заявил казначей. – Ну, сами знаете: один носок из пары есть, а другой куда-то подевался. В детстве я даже считал, что есть такое существо…
Волшебники призадумались. А затем – и это услышали все – раздался отчетливый звон воплощающейся магии."
Пегасня постепенно наполнялась шнырами. Яра была уже у Гульденка и губкой, перо за пером, бережно промывала ему крылья, выбирая солому и кусочки навоза.
– Дурная привычка у него! Прямо на крылья ложится! И как отучить, не знаю, – озабоченно пожаловалась она Улу.
– А если привязывать? – предложил Ул.
– Чтобы он вообще ложиться не мог? – недовольно отозвалась Яра.
Гульденок фыркнул и губами мягко прихватил ее за ухо. Яра оттолкнула его морду. Нежности – это хорошо, но может сформироваться вредная привычка. Так вот один шныр тоже разрешал пегу «дышать» ему в ушко, а однажды пег о чем то задумался и шныр остался без уха.
В проходе кто то шумно вздыхал. Рузя, которому Цезарь вчера наступил на ногу и сломал средний палец, прыгал в гипсе, опираясь на костыль. Вид у Рузи был виноватый. Перелом среднего пальца – это тот досадный случай, когда на ногу ты наступать не можешь и гипс носишь настоящий, но никто тебя не жалеет и все считают сачком.
А разве не похуй, какой палец сломан, если он сломан? Больно всё равно, и товарища должно быть жалко.
Вздыхая, Рузя как завороженный смотрел на Икара, который, распахнув свое единственное крыло, тщетно пытался взлететь. Взмахи огромного белоснежного крыла были такими сильными, что по проходу, поднимая мусор, порывами проносился ветер. Сам же Икар едва стоял на ногах, поскольку другое его крыло, культяпка, как лихорадочно ни работало, только смешно дергало своим основанием.
Я всё равно тут вижу издевательство над лошадью и ничего иного. Учитывая, что закладки с животными не сливаются, то есть вылечить его вроде и нечем, то он навсегда останется инвалидом, а мог бы быть достаточно радостным обычным конём с генами пегаса - носиться, прыгать, радоваться жизни... А так ему и бегать, наверное, с таким некомпенсированным весом сложно - в сторону заваливает.
– Вот так и я. Порой кажется: сейчас как взлечу! Крылышками порх порх – и носом в лужу! – хмуро произнес кто то рядом с Рузей.
Это был Родион, тоже, оказывается, подошедший и смотревший на Икара.
Рузя пораженно уставился на него. Родион, поняв, что нечаянно сказал это вслух, с досадой отвернулся и вышел из пегасни. Проходя мимо Икара, он коснулся рукой его смешно взмахивающей культяпки, ощутив лихорадочное, но тщетное напряжение спинных мышц молодого коня.
После возвращения из Екатеринбурга Родион выглядел скверно. Похудел. Щеки запали и от щетины казались ржавыми. Лишь глаза горели страшным, каким то волчьим огнем. Когда он ходил в Копытово, то копытовские юнцы – из тех, что шатались у автобусной остановки в поисках к кому бы пристать, – перешептывались между собой, сколько этот мужик сидел и по какой статье.
В ШНыре удивлялись, что дорога могла его так измотать.
Удивлялись, да ничего не сделали. И, что характерно, ограде на подселённого эля плевать, что немного намекает на то, что она только против чужих закладок строилось. А Родиону, как я понимаю, около 20, а он уже сломан, измотан, истерзан и практически отброшен в сторону. Дааа, чудесное место ШНыр.
Выскочив из пегасни, Родион шел по парку к корпусу. Шел быстро, но как то неровно. Временами останавливался, замирал истуканчиком, в слабовольной, оцепенелой рассеянности тянулся рукой к шее и начинал яростно чесать, буквально раздирать ее ногтями. Потом, опомнившись, вздрагивал, отдергивал руку и, зачерпывая мокрый снег, обтирал лицо.
Как то в один из таких дней, когда, сдавшись страсти, он опять раздирал свою шею, позволяя эльбу растворять себя взамен удовольствия, он оказался в Копытово. Зашел в магазин сразу после открытия. Было только пять или десять минут девятого. В магазине имелся винный отдел, где продавали в розлив. Там уже стояло двое завсегдатаев. Они были такие еще довольно приличные с виду, еще не обтрепанные, не нищие, с самыми легкими еще прожилками на щеках и носах, но уже какие то суетливые, покашливающие, смущенно бравурные.
Она выпили по небольшому стакану, заели конфеткой и почему то остались стоять, чего то еще ожидая в себе, но уже, видимо, думая о следующем стаканчике.
Родион смотрел на пьянчужек и понимал, что ничем от них не отличается. Такая же страсть. Только у них своя страсть – у него своя. Но природа страсти абсолютно одна и та же. Полный контроль. Ты себе не хозяин. Ты тряпка, в которой действуют химические силы. Действуют до полного уничтожения. Это война, и миром ей не завершиться.
Я больше скажу, физиология процессов одна и та же, просто у Родиона нет промежуточной станции "алкоголь". И возникает вопрос, почему Меркурий, в своё время почуявший проблемы Афанасия, отделался в случае Родиона какой-то бредовой фразой.
Кавалерия уже несколько дней приглядывалась к Родиону и хмурилась. Один раз она даже попыталась поговорить с ним.
– Человек существует от подарка к подарку. От чего то радостного в своей жизни до чего то радостного. От надежды к надежде. В моей же жизни ничего этого нет, – сказал Родион.
– Не ной! – поморщилась Кавалерия. – А то я сейчас заплачу!
– Кому вы заплатите? – влез в чужой разговор проходивший мимо Влад Ганич. У него, как всегда, возникали свои ассоциации.
В общем, разговора не получилось.
Он ей прямым текстом сказал, что у него нет надежды. "Не ной, да?". А потом Калерия страдает, что сынульку упустила, плак-плак...
А ещё "заплАчу" и "заплачУ" можно перепутать только на бумаге...
У корпуса Родиону попался Макс, тащивший на плече здоровенный арбалет, который он выискал в хранилище первошныров. Вид у арбалета был ветховатый, при прицеливании он требовал упора, но на пути у болта было лучше не оказываться.
Блин... ну что за незнание описываемого материала... Я когда про арбалеты при чтение первой книги гуглила, запомнила что-то про их эволюцию, так что Макс тащит на плече тяжеленную, заряжаемую скорее всего вдвоём дуру, у которой нет приклада, если дуги деревянные, то она не особо и сильна - как такой же лук. Я всё жду восхищение древними луками рядом с блочными современными из пластиков+алюминия, с нормальной тетивой и адекватной стабилизацией стрелы в полёте.
Со своим арбалетом Макс шел как собака с косточкой. На общение был не настроен и хотел забиться куда нибудь в уголок и тихо ковыряться, рыча на посторонних, чтобы не мешали. Макс хотел обойти Родиона по снегу, но тот заступил ему дорогу. Остановившись, Макс вскинул голову.
– Пы… привет! Ч… чего те те… тебе? – поздоровался он.
– Я похож на лакея? Да или нет? – резко спросил Родион.
Макс ошарашенно уставился на него:
– Пы пы пы… почему? Ну ты сы сы сказанул!
– Мне нужна не болтовня, а или «да», или «нет»! Ну! Похож я на лакея?
– Н нет.
– Плохо, – серьезно сказал Родион. – А что выдает, что я не лакей?
– В в взгляд. У лакея взгляд лы лы лы… лакейский. А ты так с смотришь, что х хочется с спрятаться! И двигается лакей мягче, с же… желанием у услужить.
– Значит, будем избавляться от взгляда и услуживать! – непонятно к чему сказал Родион и, мрачно усмехнувшись, прошел к ШНыру. Макс, разинув рот, долго смотрел ему вслед.
Макс с Родионом вместе жили на чердаке. Вместе сражались и т.д. Родион на взводе и несёт какой-то бред/собрался на безумную авантюру, а Макс просто... смотрит вслед? Выяснить, предложить помощь, в конце концов, повалить в снег и пытаться заставить очнуться - не вариант?
Немного позже стало известно, что Родион ненадолго заходил к Кавалерии. О чем они говорили, осталось неизвестным, но, видимо, разговор не сложился, потому что в кабинете у директрисы ШНыра что то разбилось и Родион выскочил от нее как ошпаренный. Еще полчаса спустя его видели на центральной аллее ШНыра, ведущей к подъездным воротам. Родион быстро шел, наклонившись вперед, и за плечами у него был рюкзак.
Учитывая, что он задумал грандиозную самоубийственную в прямом смысле глупость, отпускать его - преступно. В конце концов, Калерия его на маршрутке Н притащила? В нырки гнала, не обращая внимание на состояние? Часть ответственности на ней, кмк.
У ворот ему попалась Наста, метавшая саперку в ящик. Метала она красиво, с переворотом. Лучше ее в ШНыре саперку бросали только Ул с Родионом да, пожалуй, Макс, хотя тот больше предпочитал арбалеты. Из трех бросков Наста промазала только один, да и то потому, что немного перекрутила, экспериментируя. Возле нее Родион ненадолго остановился. Наста понимающе покосилась на его рюкзак.
– Валишь? – спросила она кратко.
– Валю, – ответил Родион.
Наста выпрямилась. Разговаривая с Родионом, она гоняла во рту спичку. Причем делала это мастерски. Казалось, спичка движется сама, без всяких усилий. Спичка скользила вместе со взглядом Насты, который она переводила с Родиона на его рюкзак и обратно.
– Ну и вали! Скатертью дорожка, – сказала Наста. Головка спички вскинулась к ее носу, а потом резко опустилась вниз.
– Я все равно буду с вами! – с усилием сказал Родион. – Всегда.
– Угу, – сказала Наста. – Про «всегда» я поняла. В детстве у меня был аквариум. Любила я это мокрое дело. Рыбки очень добрые, но когда одна рыбка заболевает, к ней сразу подплывает другая и выедает ей глазик. Этим она хочет сказать: «Держись, подруга, я с тобой!»
Наста сама сейчас, как та чудесная рыбка. Только вот рыбки - это зверюшки с большими проблемами по части мозга, слишком уж древние, а люди вроде как на актуальный момент - вершина творения...
На лице у Родиона появилось выражение муки. Он подался вперед, точно хотел что то сказать или объяснить, но вместо этого упрямо и зло махнул рукой и, толкнув незапертые ворота, быстро зашагал к электричке.
Где Ул? Где Макс? Где Афанасий? Меркурий? Они не просто жители одного небольшого дома - они соратники по битвам. А тут они бросают даже не отрезанного от их мира навсегда Даню, а Родиона, у которого пчела ещё жива. Шныру нужны только здоровые сильные ныряльщики, а сломался - иди в утиль. Даже друг для друга они, кажется, не личности, а инструменты.
После обеда, с кастрюлей, полной куриных костей и вчерашней вермишели, Рина отправилась к Гавру. Там то, в сарайчике, ее и отыскал Сашка, вскоре после их утренней встречи в пегасне отпросившийся в Москву на спарринг. Под глазом у Сашки краснела четкая подкова пропущенного удара. Настроение у него было неважное. Уже в Копытово, телепортировавшись из Москвы, он заскочил на детскую площадку отжаться на брусьях. Там на площадке была женщина с ребенком. Она посмотрела на шныровскую куртку Сашки, на его подбитый глаз и на всякий случай отодвинула подальше от него своего ребенка.
«Неужели со мной все так печально?» – подумал Сашка. Как у человека, рано потерявшего мать, отношение к женщинам у него было сложное. Он одновременно и не понимал их, и идеализировал, и остро переживал всякое женское недоверие, воспринимая его как трагедию, как признак своей внутренней ущербности. Причем отношение к нему Рины никак в эту схему не вписывалось. Рина была за скобками.
Поэтому можно на ней злиться из-за подаренных шоколадок.
Другой женщиной, находившейся за скобками, была мама. По ней Сашка словно бы и не скучал и часто не вспоминал о ней, но иногда из памяти сами выплывали какие то детали. Например, что, когда мама готовила суп, то всегда бросала туда целую луковицу. И эта луковица плавала как подводная мина. Он начинал думать об этой луковице – и вдруг память замыкало и он видел мамины руки. И тогда глаза начинало щипать.
Раньше мне Сашка нравился, но как-то после шоколадки в нём я вижу Ваньку Валялкина слишком сильно. Кажется Валялка ещё и сиротой по матери тоже был...
Гавр, уплетавший кости, на мгновение прервался, чтобы сбить Сашку с ног и убедиться, что на объедки он не претендует. Рина подняла Сашку из снега и, взяв его двумя пальцами за подбородок, на свет рассмотрела его синяк.
– Псих! Его по лицу железками бьют, а ему нравится! – сказала Рина.
Отчасти она даже гордилась тем, что Сашка пару раз в месяц ездит в город на спарринги, а потом приезжает оттуда едва живой.
– Какими железками? Железками – из меня бы мозги вытекли, – буркнул Сашка.
– А чем?
– Сегодня перчаткой. Иногда бывают пластиковые трубы с обмоткой. Иногда – нога в защите. Чаще что то вполне цивильное и даже где то заботящееся о человеке.
Бросив Гавру заранее припасенную кость, Рина заперла его в сарайчике и вместе с Сашкой пошла в ШНыр.
– Скажешь Кавалерии, что вечером меня не будет? Отпросишь, ладно? – сказала она, когда они перелезли через забор и, спрыгнув на противоположную сторону, по колено провалились в снег.
– К Мамасе? – спросил Сашка.
– Секрет, – ответила Рина.
Сашка кивнул и не стал допытываться. За это Рина его очень ценила. Если доверяешь человеку, позволяй ему иметь и тайны.
– А если Кавалерия спросит, почему ты сама к ней не подошла? – поинтересовался он.
– Скажи ей, что… Ну не знаю, придумай что нибудь!
Сашка со вздохом пообещал придумать, хотя с воображением у него было туговато. Другое дело Кирюша. Он наплел бы такого, что Кавалерия вначале сочувственно выслушала бы его, а потом, разобравшись, назначила бы и Рине, и Кирюше по три дежурства. Причем Рину бы назначила дежурить по кухне, а Кирюшу – по пегасне, потому что Рина и так не вылезает из пегасни, а Кирюша из кухни. Своей болтовней этот балабол отыскал ключик к Суповне и треплется с ней «за жизнь». Суповна все за него делает, а Кирюшу кормит икрой из селедок и поджаренным хлебом, который он обожает. А какой смысл наказывать человека тем, что для него лучше всякого подарка?
А что у них такое это дежурство по конюшне, если все встают кормить и убирать пегасов каждый день? Ночью там сидеть? А смысл? Да и не сидит вроде никто, Ул рядом с больной Азой один был.
Собралась Рина быстро. Сняла шныровскую куртку, расшнуровала нерпь, разрядила и убрала в тумбочку шнеппер. Из оружия оставила себе только нож на ноге и небольшую коробочку с набором старшего шныра. Удобно разбитая на пять отделений, коробочка легко помещалась в ладони. В ней были песок с двушки, хвоя, сосновая смола и тополиный пух. Обычный вредительский набор старшего шныра.
Правда, пользовалась Рина этим набором неумело. Недавно, когда она ехала в электричке, вагон задергался, что то хрустнуло, и весь состав, скрежеща, остановился. По насыпи забегали люди. Дремавшая Рина открыла глаза и обнаружила, что пол под ее ногами провалился, да так, что стали видны вывернутые, почти на боку лежащие колеса электрички, заклинившие рельсы. Сама же Рина висит практически в пустоте, потому что сиденье еще как то держится.
Несколько минут Рина, поддавшись общему критическому настроению пассажиров, шумно возмущалась разгильдяйством железнодорожников, пока не обнаружила, что из ее кармана из перевернувшегося пузырька вытекает родниковая вода с двушки и, сбегая по ноге, смывает с каблука красную глину. В глину же эту Рина влезла в раскопе у Первой гряды.
Всего-то нагрела РЖД на пару сотен тысяч/миллиончик... Что они такие разрушительные все? И почему Рина радостно куда-то почапала с обувью в глине, тем более села в общую электричку? Свинство же...
Уже в ШНыре, куда Рина добралась еще очень не скоро, поскольку движение электричек было парализовано, Сашка долго считал что то, определяя расстояние между родником, где вода была набрана, и грядой, и на что то умножая.
– Шестнадцать умножить на десять в четвертой степени килограмм – это сколько? – спросил он озабоченно.
– А что?
– Ровно настолько ты нагрузила бедный вагончик. Ты же помнишь, что чем больше расстояние между элементами с двушки, тем сильнее они срабатывают?
Рина, не любившая признавать, что чего то не знает, осторожно кивнула.
– Вот! – продолжал Сашка. – Тебе еще повезло, что тебя саму на шпалы не утащило. Видимо, самый большой пласт глины сразу отвалился.
Если количество глины на что-то влияет, то почему его очевидно нет в уравнение?
Погладив свою шныровскую куртку, одиноко висевшую на спинке стула, Рина натянула взамен нее свитер. Джинсы же оставила те, что были. Правда, кто то из брезгливых ведьмочек, типа Млады или Влады, наверняка заявит, что джинсы пропахли пегасней, но здесь легко можно возразить, что не пегасней, а гиелой, и попросить выражаться поточнее.
Я повторяюсь про аллергиков. Если такой несчастный сядем/встанет рядом с шныром в электричке, ему же плохо может стать - раз одежда уже воняет, какая там концентрация аллергенов!
Перед тем как выйти, Рине захотелось взглянуть на себя в зеркало. Увы, зеркала в комнате не было, вчера его прострелила из шнеппера Алиса, которой не понравилось, как она выглядит, но Рина вышла из положения, включив на ноутбуке веб камеру.
– Ну не то чтобы красавица, но с такой внешностью уже можно работать! – похвалила она себя и посмотрела на часы.
А выключить ноут и посмотреть на себя/к любому стеклу приложить чёрную тряпку не судьба, лучше рассматривать себя в 1.3 мегапикселя? И у красавицы Лары/Лены с её роскошной косой зеркал нет? И до туалета не дойти, или там тоже с ними проблема?
«Десять минут восьмого. Пора!» – сказала она себе и, убедившись, что в комнате никого больше нет, набрала номер с визитной карточки, которую получила от Гамова. Трубку сняли сразу, это видно было по появившемуся на экране таймеру, но при этом в ней не раздалось ни звука. Разве что кто то дышал.
– Алло! – сказала Рина нервно.
Тишина.
– Это я! – сказала Рина.
В трубке продолжали внимательно молчать.
– Это Рина! Вы меня слушаете?
Опять молчание. Но молчание внимательное. Даже участливое.
– Ну Рина, Рина я! Которая Анна Альбертовна!
– Очень хорошо, Анна Альбертовна! Я жду вас в Копытово у магазина «Дашенька». Серая машина, – сказал вежливый и немного грустный мужской голос.
– Я ее узнаю? – спросила Рина.
– Узнаете! – таинственно пообещали ей.
Рина потащилась в Копытово, тихо раздражаясь на людей, которые способны запоминать названия магазинов. Сама она этого дара была начисто лишена. Все эти «Дашеньки», «Полины», «Петровичи», «У Володи» сливались для нее в единую массу. Для самой Рины все магазины делились на продуктовые, хозяйственные, книжные, супермаркеты и так далее. Тогда хоть понятно, о чем речь. А то «Дашенька»! Фр р!
Я знаю людей, которые не запоминают дорогу. Сама из тех, у кого проблема с лицами/именами. Знаю не помнящих цифры. Но все эти недостатки решаются банальным повторением маршрута/имени/цифр. А Рине, которая регулярно ходит по Копытово, договаривается в нём о встречах по ориентирам, очевидно, даже повторение не помогает.
Требуемый магазин Рина все же отыскала. Это был один из новых, недавно появившихся в Копытово магазинов, переделанный из выкупленной трешки на первом этаже. Возле магазина стояло несколько машин, но лишь одна из них была серой, и лишь в одной в салоне сидел водитель. Это был невзрачный «каблучок», какие обычно приобретают мелкие торговцы. И товар можно загрузить, и семью на дачу перевезти. Рина испытала легкое разочарование. Она почему то была уверена, что за ней пришлют «Мустанг» с эскортом мотоциклистов. А тут какой то сарай на колесах.
Рина подошла к «каблучку» сбоку и постучала в стекло. Водитель встрепенулся. Вздрогнул. Рина поняла, что он заснул и она его разбудила.
– Простите! – извинилась она. – Я э э… Альбертовна… которая Анна!
Водитель закивал и, выскочив из машины, распахнул заднюю дверь. Это был дядечка средних лет, похожий на бритого Дон Кихота. Лицо худое, щеки впалые. На подбородке и щеках – полуседая щетина.
– Простите! – извинился он. – Спереди не сажаю. Там у меня все завалено.
Рина протиснулась в салон. По правде говоря, и сзади у него тоже было все завалено. Бумаги, обертки от шоколадок, ноутбук с треснутой крышкой, картонные стаканчики из под заварной лапши. Похоже было, что в машине он и спит, и ест, и вообще проводит целые дни.
– Здравствуйте, Анна Альбертовна! Я из форта Альберта Федоровича. А Эф просил меня приехать, чтобы вашу доставку на мероприятие не доверили людям Тилля. Фамилия моя Завьялов. Не слышали?
Рина осторожно покачала головой. Для себя она уже решила, что фамилию «Завьялов» запоминать не станет. А будет внутренне называть этого человека «Рыцарь Печального Образа».
Мне уже кажется, что девочка-то с УО или толчок с полной оторванностью от реальности. Уточкин как-то перешаманил, очевидно, хотя год с его шаманства уже или прошёл, или пройдет вот-вот. Я не помню даты, но Рина ещё ходила в школу, когда её завербовали в ШНыр, значит не позже конца мая, а завербовали её далеко не сразу.
Дядечка вздохнул и, закрыв за Риной дверь, вернулся за руль. Машина тронулась. Ехали они медленно, с частыми остановками. Шоссе в Москву было забито. Не проявляя нетерпения, Рыцарь Печального Образа чухал на своем «каблучке», как на ослике. И молчал. Почему то Рину эта тихая езда раздражала. И водитель тоже раздражал. Хотелось поискать виноватых. Сорваться на ком нибудь, что вот, ей приходится тащиться в Москву на ведьмарское мероприятие.
– Вы же не бедный? – спросила она дядечку.
Человек за рулем «каблучка» задумался.
– Луну мне не купить, – осторожно отозвался он.
– А машина почему такая страшная?
– Она не страшная. Она верная. Верная машина не может быть страшной.
Рина чуть наклонила голову. Хороший ответ.
– А дар у вас какой? – спросила она, зная, что без особого дара в форт ее отца не попасть.
– Я умею разговаривать с банковскими серверами! – отозвался Рыцарь Печального Образа.
– И что? Они вам отвечают?
– А как же! Ведь им очень одиноко. Все только используют их, и никто не любит. Поэтому они очень нервные, особенно поначалу.
– Ну поговорите! – Рина сунула ему ноутбук, но водитель его не взял, а вытащил из бардачка какую то особенную телефонную трубку. Набрал номер и вдруг издал серию звуков, похожую не то на брачную песнь дельфина, не то на писк допотопного модема.
– Через компьютер тоже можно, но я больше люблю по старинке, – шепотом объяснил он Рине.
Трубка отозвалась ему такими же звуками, только более резкими и раздражительными. Она точно огрызалась и дерзила. Рыцарь выждал немного и выдал еще серию звуков. Серия эта была длинной и успокаивающей. И опять трубка отозвалась. Только теперь в ее попискивании сквозила уже какая то грусть и даже словно бы осторожная жалоба. Далекий сервер жаловался Завьялову, а тот его успокаивал. Через какое то время сервер издал последний писк и разговор прервался.
Аааа! Лучше бы обошлись без этого писка, хоть нули и единицы в ноутбуке выбивали бы. Вот статья про его значение - http://diyhobby.ru/articles/pochemu-zvu … enno-takoi, если совсем коротко - нет там практически данных, и они все служебные, настройка канала, пакет данных так не пойдет. Да и если он общается с душой сервака, зачем ему свистеть?
– А системы безопасности как же? – спросила Рина.
– Какие там системы безопасности! – вздохнул Завьялов. – Это тоже серверы, и им тоже одиноко. Мы просто поговорили по душам.
Рина недоверчиво хмыкнула. Около получаса они ехали молча, а потом, соскучившись, Рина включила радио.
– Экстренная новость! – ворвался в машину бодрый голос диктора. – Только что шестьдесят процентов акций крупнейшей интернет компании «Бугл» проданы за два доллара семьдесят девять центов неизвестному предпринимателю из России. Произошло это из за сбоя сервера Нью Йоркской биржи, однако по закону данная сделка не может быть аннулирована. Работа биржи приостановлена. «Бугл» срочно созывает совет директоров.
Очень жаль, но а)Гугл должен был внезапно выставить на продажи 60% акций, а они даже не в одних руках б)Настоящие владельцы акций такую шутку не поймут и в)на НЮ-бирже отмена сделок в связи со сбоями практикуется https://www.gazeta.ru/financial/2012/08 … 7169.shtml.
Печальный Рыцарь за рулем рыдвана покачал головой.
– Откуда семьдесят девять центов то взялись? Это небось какие нибудь комиссионные! Вот жулье! Все ищут где урвать! – проворчал он.
Рина дико уставилась на Завьялова:
– Так это вы?
Тот вздохнул.
– Ну вот… – пожаловался он. – Опять на меня Альберт Федорович обидится, что я с ним не согласовал. Но я не виноват. Просто их головному серверу было грустно. Ему так надоели все эти акции, страсти, мелочная жадность! Его буквально тошнило от них! Он мечтал влюбиться в бабочку! В маленькую такую бабочку! Хотя бы в капустницу. И чтобы она ответила ему взаимностью. Обняла бы его крылышками, поцеловала хоботком!
Рине стало страшновато ехать в одной машине с человеком, у которого такие фантазии.
Я с ней согласна. Главный сервак биржи(или гугла?) должен хотеть расширение кластера. И расширение. И расширение. И модернизацию устаревших компов, если они есть. И задач побольше, а то простой долгий. И ещё компов в кластер. Какие нахрен бабочки?
– И я ему это пообещал, – озабоченно продолжал Рыцарь. – Правда, я не знаю пока, где возьму эту бабочку, но у меня есть прикидки, к кому можно обратиться. Есть там одна девушка, которая выдумывает бабочек…
– Сервер хочет влюбиться в бабочку? Это же бред! Сервер – это просто куча микросхем, жесткие диски и вентилятор! – не выдержала Рина.
– Это ты так считаешь. И все так считают. Вот именно поэтому я умею разговаривать с серверами, а вы все нет!
Куча микросхем? Ха! Сервер - это в первую очередь ПО. Его можно и на виртуалке поднять... И многие умеют разговаривать с серверами. Всего-то нужно к нему подключиться. А если ещё и под рутом/админом пойти, то серверу можно и приказывать...
Рина покорно кивнула, признавая его правоту.
– И что вы будете делать с этими акциями? – спросила она.
Завьялов пожал плечами:
– Не думал еще. Отдам детским домам или больницам. Мне они не нужны.
– А обратно «Буглу»?
– Нет, это было бы неспортивно, – отказался Рыцарь.
Акции - это ещё не деньги, и твёрдого курса у них нет. Уход их в непонятные руки уже на всякий случай уронил их котировки. А переход хз к кому сделает их ещё ниже...
Гай, узнав об этом, рассказывает своему секретарю, что Дане в руки случайно попалась предназначенная именно ему закладка, и он смог бы вернуться.
Ещё одно подтверждение абсолютного идиотизма шныроустройства.
Знаете, в чём проблема? В том, что Даню за месяц навестил только желающий стрельнуть у него денег Макар - ни Рина, ни Сашка, ни старшие шныры или Калерия, которая могла бы его отправить на тот же Дон... Был человек - и не стало человека для них.
Угу.
Третий, что ли, раз женщина, которая уматывает чёрт знает куда тут.
Эпидемия шизы какая-то!
У мамы было два настроения: первое – бегательное, второе – умиротворенное.
Маниакально-депрессивная мама?
И одежда изменяет свойства с ним, даже одежда с малым контактом с кожей?
Если бы он каждый раз выходил из одежды, было бы, конечно, забавно...
В общем, у нас есть Ртуть, Руж, а теперь ещё и Китти Прайд появилась. Росомаха, где ты, мы скучаем!
Впереди ещё много книг, будет и Росомаха.
От этого появилось несколько вопросов. Для простоты чтения дам их списком.
1)А закладки ведьмарей уничтожились?
Возможно, с закладками ничего не случилось, но для ведьмарей они уже не подходят, потому что изменились ведьмари. Если бы это был добрый мир, то для ведьмарей появлялись бы разведьмаривающие закладки, но поскольку это Емец...
2)И что, именно первые же вытащенные закладки нужного типа с двушки всегда оказываются для людей именно нужными?
3)Или Фонтан изменяет их сущность под получателя, и кто-то из-за этого именно своей лишается?
4)А что бывает с закладками умерших?
Это компьютерная игра, поэтому шныр, выполняющий квест, находит именно нужный квестовый предмет.
Я подозреваю, что закладки дублируются. Таланты ещё куда ни шло, но число серьёзных болезней конечно. Либо шныры, исцелив одну слепую бабку, больше слепыми не занимаются, либо существует более одной закладки, исцеляющей слепоту.
Возможно, это контракт. Человеку предназначена не конкретная закладка, а разновидность закладок, а шныры огребают за нарушение контракта. Вроде до сих пор не упоминались случаи, когда шныр не сам слился с закладкой, а отдал её другому человеку? Как хотел сделать Долбушин, только успешно?
5)А что будет, если шныр возьмет чужую закладку, что запрещено, да отдаст её лично в руки владельцу-своему знакомому?
Очень интересно!
6)А как можно найти настоящего владельца?
Подозреваю, что никак. Или что первошныры умели, но это знание сгинуло во тьме веков.
7)А все ли закладки дают доп. способности, если у Дани они появились? Раньше я думала, что это побочка чужой закладки, но, очевидно, нет.
Ваще снос крыши. Представляете, если к шнырам и ведьмарям добавить ещё мимокрокодилов с законно полученными сверхспособностями...
– А мы можем их не взять? Это же будут неправильные шныры! Шныры, от которых мы можем ожидать вообще всего! – засуетился Вадюша.
Доброты? Сострадания? Разумного поведения? Какой ужас!!!
А она ещё не сказала, давая повод для шантажа? Ну молодец. Особенно это умно на фоне того, что Долбушина знают и Меркурий, и Калерия, и вряд ли знают его с такой уж и плохой стороны, особенно после истории с Ярой/Полиной.
Шныры — такие няшечки, их организация построена на полном доверии...
Только вот маленькая проблемка - слепень требует для развития стоячие или слабопроточные воды. То есть, походу, летят они прямо из священного Фонтана в Лабиринте, но там - муравейник, то есть слепням банально неоткуда взяться.
А может, из вечных луж возле конюшни?
Удивлялись, да ничего не сделали. И, что характерно, ограде на подселённого эля плевать, что немного намекает на то, что она только против чужих закладок строилось. А Родиону, как я понимаю, около 20, а он уже сломан, измотан, истерзан и практически отброшен в сторону. Дааа, чудесное место ШНыр.
Он ей прямым текстом сказал, что у него нет надежды. "Не ной, да?". А потом Калерия страдает, что сынульку упустила, плак-плак...
Угу.
Шныру нужны только здоровые сильные ныряльщики, а сломался - иди в утиль. Даже друг для друга они, кажется, не личности, а инструменты.
Не всякие животные так друг к другу относятся.
После обеда, с кастрюлей, полной куриных костей и вчерашней вермишели, Рина отправилась к Гавру.
Мало ему тухлятины, она хочет, чтобы у него всё слиплось от теста.
Я с ней согласна. Главный сервак биржи(или гугла?) должен хотеть расширение кластера. И расширение. И расширение. И модернизацию устаревших компов, если они есть. И задач побольше, а то простой долгий. И ещё компов в кластер. Какие нахрен бабочки?
Если в МБ круче всего было целовать цветы, то тут круче всего мечтать о бабочках.
Есть там одна девушка, которая выдумывает бабочек…
О, я тоже о ней подумала!
Герой, читающий ШНыр, я скоро донесу ещё кучу глав.
Аноны! Если тут есть кто живой и кому интересен шныр, ответьте - мне выложить ужасно большим паком или в течение всего оставшегося месяца по главе в день?
Возможно, с закладками ничего не случилось, но для ведьмарей они уже не подходят, потому что изменились ведьмари. Если бы это был добрый мир, то для ведьмарей появлялись бы разведьмаривающие закладки, но поскольку это Емец...
Я тоже думала о закладке, извлекающей поглощенные)
Вроде до сих пор не упоминались случаи, когда шныр не сам слился с закладкой, а отдал её другому человеку? Как хотел сделать Долбушин, только успешно?
Рина говорила об этом с Калерией во второй книге, нас ещё летом знатно бомбило от этого. Калерия запретила, потомушто не время.
А может, из вечных луж возле конюшни?
Не, лужи замерзают(и устраивают у конюшни гребанный каток), а тут именно про зеленый лабиринт говорят.
Отредактировано (2016-11-21 23:50:50)
в течение всего оставшегося месяца по главе в день?
Мне так было бы удобнее читать.
Рина говорила об этом с Калерией во второй книге, нас ещё летом знатно бомбило от этого. Калерия запретила, потомушто не время.
Так она запретила или шныр довёл свою затею до конца?
а тут именно про зеленый лабиринт говорят.
А.
Так она запретила или шныр довёл свою затею до конца?
Запретила.
Мне так было бы удобнее читать.
Оки-доки. Закончу читения сегодня, а выкидывать буду долго.
Глава шныра от сегодня)
Рина приходит на встречу, разговаривает с отцом ни о чём и к ней подходит Гай.
С детьми всегда два состояния. Пока ребенок маленький, все ждешь, пока он от тебя отстанет. А когда ребенок взрослый, все ждешь, пока он о тебе вспомнит и пристанет ради чего нибудь, кроме денег.
Йозеф Эметс,
венгерский философ
Ну чо, плохие отношения, сам виноват.
Невзрачная машинка остановилась у подземного перехода, ведущего к метро «Китай город». Печальный Рыцарь припарковался. Вышел. Выпустил Рину.
– На подземке поедем? – спросила Рина.
Завьялов покачал головой. Он выглядел измученным. Все время, пока они толкались по московским пробкам, ему трезвонил влюбленный сервер и требовал бабочку. Они спустились по лестнице и остановились у светлых, плотно подогнанных камней.
– Знаешь, что это? – спросил Рыцарь. – Остатки укреплений Белого города. Когда то над нами была огромная стена, окружавшая весь центр.
Рина погладила камни. Они были настолько огромные, что с трудом представлялось, как их поднимали до изобретения кранов. И как их вообще привезли в Москву.
– Вообще то Китай город – это территория первошныров. Когда то здесь были наши подземья, – сказала Рина.
Завьялов усмехнулся:
– Сочувствую. Жизнь не терпит пустот. Что забросили шныры, то досталось…
– …ведьмарям, – задиристо подсказала Рина.
– Трем фортам, – поправил Рыцарь.
В чём мааааленький казус - подземелья все ещё принадлежат первошныру Гаю, тут вопрос в том, на кого, формального говоря, записывалось имущество - на организацию или на людей. Если на людей, то Гай в своём праве...
По переходу прохаживался низколобый мужчина со зверским лицом. В руке у него был огромный букет роз. Рина некоторое время напряженно размышляла, зачем ему букет. Потом разобралась. Все смотрели на букет и не замечали, что в другой руке мужчина держит большой бумажный пакет из гипермаркета, из которого выглядывает обмотанная кожаными полосами ручка топора.
– Свои! – сказал ему Завьялов.
– Свои все дома сидят! – неприветливо ответил звероподобный и, воровато оглядевшись, коснулся одного из камней в трех местах.
Чтобы это проделать, ему пришлось переложить букет в другую руку. При этом одна из роз сместилась, и Рина разглядела внутри букета прикрытый розами деревянный короб магазинного арбалета. Берсерки Тилля такими арбалетами не пользовались.
«Значит, Гай уже здесь!» – подумала она, понимая, что сейчас, быть может, последнее мгновение, когда еще можно убежать.
Камень тяжело провернулся на тайном шарнире. Открылась узкая щель. Первым в щель протиснулся Завьялов, за ним Рина. Едва они сделали несколько шагов, как камень встал на место. На мгновение Рину затопило ужасом. Слепо колотя кулаками, она рванулась назад, ударилась грудью о холодный влажный камень и опомнилась, лишь услышав зовущий ее голос Завьялова. А ведь были люди, которых замуровывали в городских стенах, оставляя умирать. Какой мучительной была их смерть!
– Спокойно! – вполголоса сказала себе Рина. – Мы еще искупаемся в бензине с сигаретой в зубах!
Еще через десяток шагов коридор расширился. Здесь уже не было так темно. Голубоватый свет сочился прямо из камней.
– Держись ко мне поближе! Ступай только туда, куда и я! – посоветовал Печальный Рыцарь.
– А что такое? Ловушки? – спросила Рина с опаской.
– Да, – отозвался Завьялов. – Еще первошныры ставили. Мы теряли здесь слишком много людей.
– Вы?
– Ну больше белдосики и берсерки. Невозможно объяснить берсерку разницу между амазонитом и жадеитом. Или серпентином и хлоритом. А первошныры именно так предупреждали о ловушках. Идешь себе спокойно. Вокруг банальный известняк или сланцы – и вдруг ни с того ни с сего вкрапился лабрадор с триклинной сингонией. Ну, значит, будь начеку!
Это ведьмы белдо не могут в камнях разобраться? Они же там почти поголовно должны быть экс-шнырами..
Рина усмехнулась. Да уж. В каменном деле шныры знают толк, потому что это помогает отыскивать закладки. Тут что то одно – либо бестолково рой, как трактор, в тех местах, где уже рыли до тебя, либо умей наблюдать и подмечать, где какая порода выходит на поверхность. Кавалерия и Меркурий с закрытыми глазами, лишь на ощупь, узнают и назовут любой камень.
Шкала мооса, а так же кристаллические решетки разных видов каких-нибудь сланцев как бы намекают, что это пиздежь.
– А вы были в ШНыре? Ныряли? – спросила она у Завьялова.
Печальный Рыцарь остановился. Рина почувствовала, что вопрос ему неприятен.
– Я убил свою пчелу, – сухо ответил он.
– Пчелу нельзя убить. Их и в кипятке варили, и чего только не делали, – сказала Рина.
– Я убил ее недоверием. Она все звала меня, ползала по руке, по щеке, а я все не шел. А однажды стало слишком поздно, и она умерла. Хотя в кипятке я ее не варил. Даже пытался кормить ее медом, – сказал Печальный Рыцарь.
Рина недоуменно моргнула.
– А маршрутка номер H вас разве не… – начала она.
– Да. Разумеется. Но я пробыл там недолго и ушел, – отозвался Завьялов. – Пообещал себе, что приду завтра. Потом – что приду через неделю. Потом – что через месяц. Ну и дальше уже ясно. У многих бросивших шныров пчелы не умирают, а у меня умерла. Наверное, я действительно был способен на многое, но…
А пчелка Лехура вроде ещё жива...
Вскоре после встречи с берсерком коридор завершился тупиком. Спутник Рины извлек из кармана два матовых стеклышка на цепочках. Одно оставил себе, другое протянул Рине.
– Прыгун? – спросила она, качнув стеклышко за цепочку.
Повелитель серверов с тревогой взглянул на нее. Потом наклонился и шепнул на ухо:
– Чисто дружеский совет! При Гае не щеголяй осведомленностью! Его бесит, что шныры знают о прыгунах. Я вообще не должен был вести тебя здесь, но мы опаздывали.
– Разве встреча не тут? – удивилась Рина.
– Нет, конечно. Однако на «Китай городе» есть проход, и многие предпочитают им пользоваться.
Рина приложила стеклышко к глазу и увидела дверь, приблизительно и без особого старания начерченную углем.
В 5-ой книге дверь именно так и выглядела, а вот в 6-ой она была нарисована уже в реальности.
Печальный Рыцарь шагнул и исчез. Рина немного выждала и последовала за ним. Каменная стена прорвалась как бумага. Рина, не ожидавшая, что все произойдет так легко, не устояла на ногах, но, едва коснувшись коленом пола, сразу вскочила.
Она находилась в коридорчике обычной московской квартиры. Причем стояла совершенно одна. Ее спутник уже куда то исчез. Коридорчик был не то чтобы тесный, но захламленный. Пахло птичками, котиками и старой кожей громоздких, благонадежных диванов. На врезанной в стену вешалке, капая слезами уличного дождя, болталось несколько зонтов. Под вешалкой валялись разрозненные пушистые тапочки, а между ними, довольно неожиданная в этой мирной обстановке, стояла прислоненная к стене секира.
Рина, ожидавшая чего то совсем другого, вертела головой, пытаясь понять, где она.
– Не разувайся! Не разувайся! Проходи прямо в обуви! – издали закричал кто то, кого Рина пока не видела.
Рина осторожно двинулась на голос. К коридорчику примыкала узкая темная комната, в которой по правую руку угадывался стеклянный шкаф. Рина прошла сквозь нее. При каждом шаге паркет под ногами потрескивал, а в стеклянном шкафу позванивали блюдца. За темной комнаткой оказалась еще одна и еще… И в каждой комнате обязательно таился шкаф, обязательно потрескивал паркет и обязательно вздрагивали блюдца.
Вскоре Рина уже почти бежала. Почему то эта анфилада ужасно пугала ее, хотя она примерно понимала уже, что это одна и та же комната. Ей даже пришло на ум, что она замурована здесь и теперь так будет всегда. Дурная бесконечность повторяющихся ситуаций. Блюдца, блюдца, комнаты, комнаты. И ШКАФ.
Под конец Рина уже бежала так быстро, что, вырвавшись из очередной зеркальной тьмы со шкафом, оказалась прямо посреди огромного, раздвинутого до безграничности зала. Яркий свет ослепил ее. Она остановилась, невольно прикрыв глаза сгибом руки. Вокруг гудели голоса. Голосов было много, очень много.
Рина отняла руку. Увидела нарядных дам, мрачных берсерков, пухлых дельцов, бойких молодых людей, девушек. Все кипело. Все двигалось. Жило. Официанты в черных фраках скользили по паркету с подносами. Рина поняла, что попала на общий сбор всех трех фортов.
Когда разогнавшаяся в повторяющихся комнатах Рина так неосторожно ворвалась в зал, множество лиц повернулось к ней. Даже живая музыка на балконе и та дрогнула и провалилась куда то, потому что маэстро, спиной почуяв тишину, на миг забыл дирижировать и опустил смычок.
Издали к Рине, всплескивая ручками, уже устремлялся Дионисий Тигранович, который и кричал насчет тапочек. За ним, как два черных крыла, неслись Младочка и Владочка. Все трое были сплошная укоризна. Рине стало окончательно ясно, что сбор всех фортов происходил в его квартирке.
– Котик тебя так ждал! Так ждал! Ты где была? – закудахтал Белдо.
– Там комнаты! – испуганно оглядываясь, пожаловалась Рина.
– Ах да! Младочка, коза такая, напутала с пятым измерением! Я попросил ее сделать попросторнее, а она взяла да и размножила гостевую комнатку! Ну не глупо ли? Там даже лампочка перегорела! Раньше одну надо было менять, а теперь десять! Какой расход! Какой расход! – пискнул Белдо и тут же, не переставая ворчать на Младочку, обнял Рину своими мягкими ручками.
А чары тут как работают? Они временные? Постоянные? Как их поддерживают? Почему я читаю 7-ую книгу, а ответов на большинство вопросов так и нет?
Рина хотела вырваться, да куда там! Поверх Дионисия Тиграновича ее уже обняла Млада, а поверх Млады – Влада, которой пришлось обнимать уже сразу троих. Так они и стояли точно огромный бутерброд. И Рина понимала, что, если сейчас резко рванется, они вчетвером просто грохнутся на пол.
– Каждый человек, чтобы не одичать, должен получать в день восемь обнимашек! Мы даже на календарике их отмечаем точечками! – проворковал Дионисий Тигранович.
– Мы обволакиваем тебя любовью! Тебя и Владочку! – добавила Млада, незаметно впечатывая острый каблучок в ногу Влады, которая только что из изощренной мести огрызла ей сережку.
Наконец Рине удалось выскользнуть. Встопорщенная как воробей, она ощущала себя настолько «обволокнутой» любовью, что ей хотелось схватить из коридора секиру и покрошить тут всех в капусту.
– А вот и мой котик! Посмотри, какая прелесть! Ну разве он не чудо? Разве его не хочется затискать до смерти? – умилился Белдо, хватая Рину за руку и подтаскивая к атласной подушке.
На подушке лежал виновник торжества – до безобразия жирный белый кот – и равнодушно отворачивался от деликатесного кусочка рыбки, который протягивала ему Млада. Это был знаменитый Клавдий Мурз – вечный кот Белдо, которому, по утверждению Дионисия Тиграновича, было уже сорок лет. На самом деле это был уже пятый или шестой кот с таким же именем. Когда Клавдий Мурз становился старым, его незаметно утилизировали и заменяли молодым, потому что откровенно дряхлых котов Белдо не любил. А старичок делал вид, что не замечает легких изменений в расцветке и характере, потому что ему было так удобно.
Опять коты. Почему не болонку так раскармливают и выкидывают? И разве коты в 8 лет старые? Может, кормить и ухаживать за ними надо лучше?
– За шкирку его – и на балкон! И не кормить недели две, – брякнула Рина.
Через 2 дня у него начнутся фигово обратимые изменения в поджелудочной, что ли... В общем, котику скорее всего настанет каюк много раньше, чем через 2 недели.
– Правильно! – внезапно обрадовался Белдо. – За шкирку! И не кормить! Я то же самое всегда говорю! Это все Младочка! Она вечно мне все поперек делает!
Младочка пару раз удивленно моргнула длинными ресницами, но спорить не стала. Белдо держал Рину за руку вроде бы ненавязчиво, но цепко. Одновременно он скользил взглядом по залу, озабоченно кого то высматривая.
«Гая?» – подумала Рина, в свою очередь пытаясь найти глазами Долбушина, которого она даже мысленно не называла пока отцом.
Здесь были все. Первые и даже не первые люди трех фортов. Была девушка в кожаных, до локтя, перчатках. Не просто в перчатках, а в перчатках, которые еще закрывались на молнии. Рина догадалась, что это та самая Рая Великанова, студентка зоотехникума, от прикосновения которой все становится шоколадным. Не далее как неделю назад она превратила в шоколад эскалатор станции метро «Выхино», по забывчивости послушавшись голоса дежурной и взявшись за поручень.
И где буча? Где посты-перепосты-фотографии всего этого? Мир изменился, пора это признать.
Была тут и девушка художница с узким, невероятно красивым носом и загнутыми вверх бровями. Когда ей что то было нужно, она касалась пальчиком каменных плеч берсерков и говорила:
– Юноши, дайте мне охристый пакет! Только ни в коем случае не желтый!
И берсерки, снося все на своем пути, кидались за пакетом. И лишь добежав до стены, внезапно останавливались и тупо спрашивали: «А охристый – это че ваще такое?»
Заметив, что Рина с удивлением посматривает на эту девушку, Белдо поймал ее за локоток и шепнул на ушко:
– Да да да! Это Катя Грекова!.. Ей повинуются все мужчины, даже если этого не хотят! Правда, для этого она должна коснуться их ногтем указательного пальца.
Вторая Катя с даром подчинения мужчин, и даже фамилии похожи - Лоткова/Грекова...
Догадавшись, что речь идет о ней, Катя Грекова приблизилась к Белдо и кокетливо царапнула грудь Дионисия Тиграновича ноготком.
– Юноша, принесите мне минеральной водички! С газом, но без газа! – велела она.
К ее крайнему изумлению, Дионисий Тигранович остался на месте и никуда не побежал. Лицо у Кати оскорбленно вытянулось, а кончик носа побелел. Видимо, это был первый случай, когда ее ослушались.
– Мужчины, Катенька! Мужчины!.. Следите за губами! – противненьким голоском сказал Белдо и цепкой своей ручкой протащил Рину дальше.
Кто-то продолжает путать гендер с полом.
У фонтана, от пенной струи которого подозрительно пахло баварским пивом, Рина обнаружила Кешу и Пашу Тиллей, которые, увидев ее, с явным ехидством привстали и произнесли «Здрасьте!».
Кеша и Паша были тут не одни, а со своим родителем. Грозный глава форта берсерков казался сейчас пухленьким и добреньким, как бритый Санта Клаус. Сидя рядом с Кешей и Пашей на куцем стульчике, Тилль любовался своими сыновьями. Он весь был буквально растворен в них. Они жевали и глотали, и он невольно глотал вместе с ними, точно пытался разделить их удовольствие от пищи. Когда Кеша или Паша говорили (по правде сказать, оба были не ораторы), то и Тилль невольно шевелил губами, точно помогая им выговаривать слова.
– У вас чудесные мальчики! – не удержавшись, сказала Рина.
Кеша и Паша сердито засопели, зато старший Тилль, не поняв иронии, благодарно взглянул на нее и с одышкой признал, что мальчики да, молодцы. Радуют папу. Только вот кушают плохо. И девушки у них постоянно меняются. Несерьезный подход, потому что ему уже хочется поскорее стать дедушкой.
Верните язвительного Тилля из третьей книги Мужик с сыном рядом сидел днями, и переживал адски, так что да, он детей своих любит, и не очень-то это и смешно.
И с печалью в глазах Тилль уставился на Рину, точно ожидая, что она сейчас кинется помогать воплощать его мечту. Из неудобного положения Рину выручил Дионисий Тигранович.
– Не надо нам никаких колясок! Нам учиться надо! На двушечку нырять! Закладочки людям приносить! – прощебетал он и, утягивая Рину от Тиллей, повел ее за собой.
– Ты произвела на них выгоднейшее впечатление! – сказал он Рине. – Когда женщина уходит – хочется, чтобы она пришла. Когда женщина приходит – хочется, чтобы она ушла. А мы удалились и этим их сразили!
– Ну да, – сказала Рина. – Только это не работает. Когда женщина ушла, надо быстро быстро закрыть за ней дверь. Тогда женщина моментально остановится и начнет быстро возвращаться, притворившись, что что то забыла.
Разные паттерны поведения доступны только божественным мужчинам?
Белдо захихикал. От него пахло так цветочно, и одет он был так ярко, что, окажись рядом бабочка, она непременно бы на него села, спутав его с розанчиком.
– Да да! Я знаю, что ни один из этих пухлых поросят тебе не нравится! Твое сердце принадлежит другому!
– Кому? – ошеломленно спросила Рина.
Белдо от прямого ответа уклонился. Вместо этого таинственно сказал:
– Он говорил: ты шла через поле с осликом!.. Ты не поверишь, как я мечтаю иногда переселиться в Копытово! В маленькую квартирку с крошечной кухонькой, где гудел бы и трясся ночами холодильник. Я сидел бы на этой кухоньке и писал мемуары, а шныры приводили бы ко мне ослика!
Рина недоверчиво уставилась на него. Как то она плохо представляла себе Белдо в Копытово. А Младочка и Владочка, интересно, где будут жить? На балконе?
– Но нет. Пожалуй, нет, – продолжал Дионисий Тигранович. – Это было бы слишком мучительно! Нет! Я не могу больше примерять роли, не испытывая горечи!
– Какие роли? – не поняла Рина.
– Как какие? Когда я был юн, то много читал. Сотни, тысячи книг! И легко мог представить себя в любой роли. Путешественника, пирата, благородного разбойника! Мое воображение подхватывало меня и несло! Я брал крепости, отыскивал клады, влюблялся сам, в меня влюблялись! Когда ты молод – все роли твои. А теперь я стар, и мне остались только две роли – роль дряхлого босса мафии и роль доброго волшебника. И обе эти роли мне тесны!
– Даже и доброго волшебника? – спросила Рина очень искренним голосом.
Белдо остановился, повернулся к ней и лукаво погрозил пальчиком.
А ведь он действительно стар, и действительно не так уж и много для него возможностей осталось...
В глазах у него – пожалуй, впервые за вечер – Рина заметила беспокойство и голодную, умную, хорошо спрятанную жадность. Так вышколенная собака смотрит на обедающих людей, ожидая, пока ее подзовут, но даже кончиком хвоста не решаясь выказать нетерпение.
«Ему что то от меня нужно», – поняла Рина, и ее сердце сжалось от неприятного предчувствия.
Где то впереди мелькнул Гай. Его мятое лицо на миг раздулось и опало между могучих спин охранников.
Я теперь знаю, кто такой на самом деле Гай - он лягушка! Как эти две, что раздуваются дуэтом.
Опасаясь упустить Гая и понимая, что с Риной ему не пробиться, Белдо с сожалением отпустил ее руку, подпрыгнул и засеменил в толпу, безостановочно повторяя «Звенитезвенитезвените!». Если кто то не соглашался «звенить» и не успевал отодвинуться, то отлетал в сторону – такая могучая сила таилась в тщедушном старичке с ревматическими ножками.
Едва Белдо исчез, как рядом с Риной вынырнул печальный повелитель серверов и колючим подбородком ткнул в сторону окна:
– Ну наконец то он ушел!.. Альберт Федорович вон там! Не желаете поздороваться?
Рина сказала, что не желает, но все же стала пробираться к окну. Из за пятого измерения путь к нему оказался неблизким. Завьялов куда то исчез, а рядом с Риной возникла Лиана Григорьева, больше обычного похожая на юного Пушкина.
Вот прижизненное изображение юного Пушкина(хотя, конечно, 1822 года, то есть не с натуры)
Вполне симпатично, как мне кажется. Пара изменённых черт - и получится не юный юноша, а милая девушка-пацанка.
– Приветствую! – сказала она и, продолжая какую то свою внутреннюю мысль, добавила: – Что то я в последние дни катастрофически ничего не успеваю! Я должна вогнать себя в прокрустово ложе расписания. Или я элементарно разрушусь!
– Почему? – спросила Рина.
– Объем загрузов и неприятностей на одну единицу времени слишком высок. Неприятности и загрузы – это мусор.
Опять у взрослого персонажа эти "загрузы", хотя в прошлый раз были вроде бы даже "загрузоны". Что за детсад..
. Понятно, что мусор нельзя выкидывать ни в раковину, ни в унитаз. Но все же у унитаза пропускная способность выше, а раковину забьет сразу. Так вот: все эти дни я – раковина.
– А мечтаете стать чем? – не удержалась Рина.
Лиана укоризненно цокнула языком.
– А ты колючка! И это, в целом, хорошо, но плохо сказывается на статистике замужеств, – сказала она.
На статистике-то это как сказывается?
Рина наконец пробилась к окну. Долбушин ее пока не замечал. Долговязый и суровый, он опирался на свой зонт. Его телохранитель Андрей, похудевший после ранения, в остальном же прежний
Откормите уже мужика, четыре месяца с ранения прошло! Тиллевич вот на гиеле уже гоняет, а он был ранен серьёзнее и немного позже, а Андрей все ещё похудевший.
Возле Долбушина, опасаясь даже случайно коснуться его зонта, подпрыгивал молодой человек, похожий на чистенькую, абсолютно прирученную свинку.
Рина что то краем уха слышала о нем. Фамилия у него была смешная – Кавунчик. «Переспрашивательная фамилия», – говорила о ней Лиана Григорьева, утверждавшая, что всякий человек, услышавший фамилию «Кавунчик», сразу переспрашивает: «Как как?» – после чего хотя бы раз, но хихикнет.
Кавунчик покупал обычный ширпотреб и силой своего дара отправлял его в далекое прошлое до момента его изобретения. Не так давно, например, он через венецианских купцов впарил турецкому султану лазерную указку и куклу, которая при нажатии на живот пела песенки. Используя лазерную указку для управления кораблями, султан двигал в море свой флот. Отыскивать же в песенках куклы пророческий смысл собирались мудрецы со всего Востока. Когда в куколке закончилась батарейка, безутешный султан утопил в мешках весь свой гарем, казнил хранителя сокровищницы и послал шнурок главному визирю.
Лазерная указка для управления кораблями...
При всем при том дела Кавунчик вел аккуратно, стараясь не слишком влиять на историю.
Рина остановилась от Долбушина шагах в двух и стала ждать, пока он ее заметит. При этом она ровным счетом ничего для этого не предпринимала. Просто стояла и смотрела. У Лианы Григорьевой хватало ума не засвечивать Рину подачей каких либо звуков. Она находилась чуть позади и тоже ждала. Так они стояли не меньше минуты, а Кавунчик все бормотал. Как Рина поняла, он выпрашивал у Долбушина разрешения загнать какому то древнему македонскому правителю несколько детских книжек для его сынишки. Хороший мальчик, любознательный.
– Надеюсь, будет не как в прошлый раз? – недовольно спросил Долбушин.
Кавунчик слегка поднапрягся, соображая, какой раз мог быть назван прошлым. Видимо, накладок случалось немало.
– А что… – начал он.
– А ничего! – отрезал глава форта. – Кто недавно отослал в прошлое партию молний для брюк?
– Да что там молнии, я вас умоляю! Мелочь для венецианских модников! – залебезил Кавунчик.
– Да, – ехидно согласился Долбушин. – Вот только завернуты они оказались в вырванные странички из комиксов с машинками, вертолетами и подводными лодками. И попали эти странички к мальчику по имени Леонардо!
А вот это уже гадко. Леонардо Да Винчи и сам был в состояние нарисовать то, что он нарисовал. К тому же одно дело картинки, другое - чертежи!
Кавунчик очень смутился. Покраснел горячими, с четкой границей пятнами, как краснеют только пухлые и очень белокожие люди. Заерзал на месте. Рина не выдержала и засмеялась, просунув конопатый нос между плечами людей, загораживающих ее от Долбушина. Глава форта услышал ее смех, вздрогнул, повернулся. В глазах его плеснула радость, которую он попытался скрыть, заместив ее деловым выражением. И это тоже было смешно. На мгновение он показался Рине даже забавнее хитрюги Кавунчика. И уж конечно бесконечно роднее.
– Так да? Альберт Федорович, вы разрешаете послать книжки? – быстро спросил умный Кавунчик, нарочито втискиваясь между Риной и Долбушиным.
– Да да да, – Долбушин нетерпеливо махнул рукой, чтобы тот поскорее куда нибудь сгинул, провалился, в общем, исчез. Кавунчик закивал и, очень довольный, улетучился.
– У меня такое чувство, что я знаю, про что будут эти книжки. Какие нибудь военные энциклопедии. И правителя, скорее всего, зовут Филипп. Он одноглазый. А его малютку сына зовут Александр, – сказала Рина.
– Думаешь, они читают по русски? – усомнилась Лиана.
– Вряд ли. А зачем? В детских книжках есть картинки!
И Македонского задели... Ну будут в книжках картинки, чем они помогут? Без навыка чтения схем и они бесполезны. Вот битва Александра при Гавгамеллах -
А вот он же, который я заботливо почистила от надписей -
А вот схема прибора -
Не понимая, что изображено, можно и по измерителю сопротивления посражаться, что уж там...
Озабоченно хмурясь, Лиана двинулась отлавливать Кавунчика, но тот, спеша поскорее улизнуть, катился через толпу как бильярдный шар. Кругленькая форма его живота весьма способствовала этой бильярдности.
– Не. Не пойду. Мне все ноги отдавят… Пусть себе завоевывают мир, если им больше делать нечего. Бедная слабая женщина в это вмешиваться не будет, – отказалась она.
Рина уже была рядом с Долбушиным. Тот со щелчком открыл зонт, отгородив отцу и дочери очень маленькое, но все же только их собственное место в мире.
В первые секунды Рине, вытащенной сюда против ее воли, хотелось ворчать. И она начала было, но быстро ощутила, что ее ворчание не имеет силы. То есть она, может, и ругалась, но и сама себя не слышала, и Долбушин смотрел на нее необыкновенно радостно.
– Тьфу! – сказала Рина, невольно поддаваясь этой радости. – С тобой и не поссоришься! Ты сегодня как сухарь с вареньем!
«Сухарь с вареньем» рассеянно моргнул. Сравнение его явно не восхитило.
Рина чудесная девочка. Прямо какой-то кайфолом ходячий.
К тому же в этот момент под зонтом, прикрывавшим их от посторонних, ухитрилась проскользнуть Лиана. Долбушину это не понравилось. Он хотел пользоваться обществом дочери в одиночестве.
– Принеси, пожалуйста, мне… э э… чашку, – сказал он первое, что пришло ему в голову.
– Чашку? – удивилась Лиана. – Зачем?
– Я что, не могу попросить чашку? – возмутился Долбушин.
– Да можете, наверное… Вот, кстати, и чашка!
И Лиана сунула шефу чашку, которую держала в руке.
– Эта чашка влажная! – сказал Долбушин.
– Ну и что? Все равно она нужна вам для мокрых дел!
– Внутри у нее что то липкое!
– Сахар. Но вы же все равно будете его туда класть! И вообще чашка – это предлог, если на то пошло.
Глава форта вздохнул:
– Ладно. Я вижу, что деспотом сегодня быть не получится. Аня… то есть не Аня… – исправился он, заметив недовольную складку на лбу у дочери, – тебя хочет видеть Гай!
– Цель? – сказала Рина.
– Это важно, – ответил Долбушин. – Действительно важно.
– Для кого? Для ведьмарей или для шныров?
– Для всех. Больше ничего сказать не могу.
Радость у Рины вдруг как то сразу улетучилась. Она уставилась на отца упрямо и зло:
– Почему ты за меня не заступился?
Долбушин оскорбленно выпрямился:
– Я заступился! Не просто заступился. Первоначально Гай хотел, чтобы тебя выкрали люди Тилля. С огромным трудом мне удалось убедить его и… – он искоса взглянул на ручку зонта, – этих людей отказаться от их намерений.
Рина посмотрела на лицо отца и впервые заметила на скуле длинную царапину. Не ссадину даже – счес. Она и раньше видела подобные счесы на пегах, когда неточно выпущенный арбалетный болт проходил вскользь, не ударив наконечником, а лишь задев кожу оперением.
И оперение резало лошади её дублёную шкуру?
– Ты как Гамов, – сказала она с грустью. – Он тоже готов совершать зло, чтобы не совершилось куда большее зло. Он не понимает, что это… ну, в общем, не работает.
И правильно! Пусть Рину украли бы берсерки, и она вступила бы в бой и умерла! В топку правило меньшего зла, да?
Откуда то вынырнул Белдо, сияющий, как двести пять тысяч именинников.
– Мальчики! Девочки! Кисички! Котики! Посмотрите, кого я вам привел! Вы будете так рады! Так рады, что просто безюмно счастливы! – запищал он, отодвигаясь.
Белдо - это суккуб Хнык?
Привел он с собой Гая и четырех его арбалетчиков.
Около улья золотых пчел кто-то оставляет мешок с сахаром, и налакавшиеся молодые пчелы могут сделать неправильный выбор.
серьезно?
Нет, погодите: СЕРЬЕЗНО? Злоебучие пчелы, выбирающие хуй знает кого хуй знает как... что как-то можно испортить этот набор долбоебов в шныре? И что это вообще за плоттвист дебильный: внезапно волшебные чудо-хуюдо-пчелы зависимы от такой банальной вещи как сахер?
Нет, погодите: СЕРЬЕЗНО? Злоебучие пчелы, выбирающие хуй знает кого хуй знает как... что как-то можно испортить этот набор долбоебов в шныре? И что это вообще за плоттвист дебильный: внезапно волшебные чудо-хуюдо-пчелы зависимы от такой банальной вещи как сахер?
Ну обычные пчелы, если быть честными, от сахара тоже хуйню творят, правда, скорее с мёдом. Но эти волшебные... Их же мёдом кормят, вашу ж мать! Они должны быть сахароустойчивыми!
Дважды он вставал и задергивал шторы, но луна светила и сквозь них.
Это как? Один раз встал, задернул, шторы, потом еще раз встал, зачем-то раскрыл, потом еще раз задернул? Зачем?
В общем вариантов много, вопрос, почему это всё предлагаю я, а не Калерия или друзья.
Потому что ты нормальный человек, а они все там уебища.
«Логан» тронулся и начал быстро набирать скорость. Родион внезапно спохватился, что так и не назвал места, куда его везти. И про цену они не договорились. Странновато как то для таксиста.
Он только сейчас это понял? Не, в шныр точно только умственно отсталых берут. Анон вообще считает, что садиться в подозрительное такси было верхом идиотизма.
А, и кстати, там магические бомбы от тряски не взорвались, нет?
Как Емец ненавидит, похоже, этих обычных людей, раз он их выписал такими.
Про ненависть к обычным людям было понятно еще с первой части ТГ, где Емец радостно высирался на "лопухоидов" и пиздуховные утюги.
повсюду эти шастают… поначалу мы с ними бодренько боролись… четверо их приехало… вышибли… через полгода уже восемь заявились… и этим объяснили, уехали… а потом, видать, нашли они чего то тут… забегали сильно… прямо рой их… теперь весь город под ними… не справиться нам, шнырь… не уберечь простого человека…
Откуда они вообще знают про магию, ведьмарей и шныров?
Растворенного Родион так и не увидел. В момент взрыва ледовика тот оказался слишком близко от дерева. Теперь ни дерева, ни растворенного уже не было.
Но они все еще никого не убивают, ага.
– Ну разумеется! А вот и не Аль! Ты виноват! Всегда виноват! И во всем! – крикнула Рина.
Принц красоты чуть поклонился:
– Прекрасно сформулированная жизненная позиция! Все заранее виновные найдены. Имеется ангел в количестве одного экземпляра и тиран, тоже в количестве одной штуки.
Странный какой-то отрывок. Во-первых, Гамов пока что вел себя нормально, ничего ужасного не делал и даже не бесоебил, так что непонятно, с чего вдруг Рина на него кидается. Во-вторых, этот диалог (до начала смешнявочек про блины) скорее звучит как диалог Тани и Глеба, на Рину с Гамовым вообще не похоже. А смешнявочки про блины мне напоминают Матвея с Иркой или Мефа с Дафной.
– Отказываться нельзя. На случай, если ты откажешься, Белдо просил намекнуть тебе… что…
Принц красоты замялся.
– Договаривай! – мрачно велела Рина.
– …Кавалерии и вообще всем шнырам скажут, что ты дочь… сама знаешь кого!
Ээээм... Так это же наоборот выгодно? Дочь Долбушина берсерки не убьют, следовательно, Рина в нырке рискует меньше, чем, ддопустим, Яра или Ул. Опять же, отец ей регулярно сливает инсайдерскую информацию, а еще прикрывал от людей Гая и Белдо несколько раз. Сплошная выгода, в общем. Более умный человек еще и раскрутил бы Долбушина на финансовую помощь, чтобы хоть душ починить.
Гамов отпустил повод, повернулся и, увязая в снегу, пошел к дороге. Его прямая спина выглядела зашкаливающе благородно. Просто гусарский поручик, бросивший вызов всему свету. Умница, мальчик! Правильная тактика! Когда на тебя злятся, выгоднее всего самому притвориться оскорбленным!
А когда то же самое делает Ванька, его никто не осуждает...
Это про гомофоб = латентный гей?
У меня тоже это было первой ассоциацией.
Улыбка ради улыбки, а не ради того, чтобы выразить какую то эмоцию и, манипулируя, добиться своего, как это делал Гамов.
Эээ. Во-первых, улыбка сама по себе в любом случае выражает эмоцию: радость. Во-вторых, не вижу ничего плохого в вежливых улыбках. В-третьих, когда и кем манипулировал Гамов? Сказали бы про Белдо, он бы в пример хорошо вписался. А то у меня ощущение, что Емец все сильнее путает Гамова с Глебом (может, у него когда-то похожий парень девушку увел?), но забыл приписать ему абьюзерство и бесоебство.
Кажется, Гамов эту дуру просто бросит, и придется остаться ей с Сашкой.
Вангую, Гамова с итоге сплавят Насте, чтоб никто не ушел обиженным.
– Человек существует от подарка к подарку. От чего то радостного в своей жизни до чего то радостного. От надежды к надежде. В моей же жизни ничего этого нет, – сказал Родион.
– Не ной! – поморщилась Кавалерия. – А то я сейчас заплачу!
И эти червепидоры у нас силы добра, ага.
В конце концов, Калерия его на маршрутке Н притащила? В нырки гнала, не обращая внимание на состояние? Часть ответственности на ней, кмк.
Засчитываем как доведение до самоубийства?
Как у человека, рано потерявшего мать, отношение к женщинам у него было сложное. Он одновременно и не понимал их, и идеализировал, и остро переживал всякое женское недоверие, воспринимая его как трагедию, как признак своей внутренней ущербности. Причем отношение к нему Рины никак в эту схему не вписывалось. Рина была за скобками.
Это типа он Рину как женщину не воспринимает, только как "своего парня"? И мне кажется, тут тоже попахивает комплексом Мадонны-шлюхи. Кто, блин, из положительных персонажей этим НЕ страдает?
Сашка кивнул и не стал допытываться. За это Рина его очень ценила. Если доверяешь человеку, позволяй ему иметь и тайны.
Ну хоть какое-то отличие от Ваньки: тот доверять патологически не умел.
Маниакально-депрессивная мама?
Такое ощущение, что у Емца все мамы сожраны бытом и отчаянно ищут способ отвлечься от этого тихого ужаса. И меня это наводит на нехорошие мысли относительно участи его жены.
Пока ребенок маленький, все ждешь, пока он от тебя отстанет. А когда ребенок взрослый, все ждешь, пока он о тебе вспомнит и пристанет ради чего нибудь, кроме денег.
И поэтому Емец в книгах постоянно выписывает потерянных дочерей, которые хамят отцам. Только если в случае "Йозефа Эметса" можно предположить, что он тупо не уделял детям внимания, то с чего, например, Рина не любит Долбушина, лично мне непонятно.
Он тоже готов совершать зло, чтобы не совершилось куда большее зло. Он не понимает, что это… ну, в общем, не работает.
А я с ходу могу вспомнить пару канонов, где все прекрасно сработало...
Поняш, ты герой!
Засчитываем как доведение до самоубийства?
Там не просто самоубийство. Там мерзость невероятная, А АВТОР ЕЁ НЕ ОСУЖДАЕТ.
И поэтому Емец в книгах постоянно выписывает потерянных дочерей, которые хамят отцам. Только если в случае "Йозефа Эметса" можно предположить, что он тупо не уделял детям внимания, то с чего, например, Рина не любит Долбушина, лично мне непонятно.
Патамушто она подросток! Причем если Варя хамила всем в равной степени, и Арей просто реагировал нервно, то Рина жжёт именно в сторону Долбушина.
Поняш, ты герой!
Спасибо)) Стараюсь.
Поняша может для тебя выложить потрясающую следующую главу. Я ОЧЕНЬ хочу обсудить поступок Родиона с кем-нибудь. Ядом поплеваться...
Отредактировано (2016-11-22 03:17:36)
Поняша может для тебя выложить потрясающую следующую главу. Я ОЧЕНЬ хочу обсудить поступок Родиона с кем-нибудь. Ядом поплеваться...
Давай, будем бомбить вместе.
Давай, будем бомбить вместе.
Приятной бомбёжки!
Гай хочет выяснить, где Рина нашла аммонит из первой главы, и достаёт карту двушки. Тут начинается буча, выясняется, что Родион замаскировался под официанта и собирается взорвать всех присутствующих и ещё кучу соседей Белдо хренью с двушки. Увидев Рину, Родион падает на бомбу и блокирует её доступ к кислороду, сильно снижая мощность, и к, сожалению, этот террорист-недоучка выживает. Гай же предлагает Рине за информацию нерпь с гепардом, и она невольно соглашается.
Наука и вера не противоречат друг другу. Вера говорит: дом был построен строителем. А наука: дом был построен из плит такого то размера с использованием башенного крана!
Кавалерия
О, значит про необходимость крана в случае блочного дома автор-таки знает.
Про противоречие науки и веры - не-а. Что дом был построен строителями, говорит нам вовсе не вера, а эмпирический опыт, если, конечно, речь не о ребёнке, никогда не видевшим строителей.
"Ве́ра — признание чего-либо истинным без предварительной фактической или логической проверки, единственно в силу внутреннего, субъективного непреложного убеждения". Это мой личный взгляд, предупреждаю, но где есть вера - нет знания, и, что хуже всего, нет поиска знания, что есть науки. Не обязательно, что верящий во что-то человек не несёт знаний в другой области, но в том, во что он верит, он, грубо говоря, не разбирается(не касаясь темы Бога).
На Рину Гай взглянул совсем кратко и сразу отвернулся.
– Здесь шумно! Думаю, нам лучше пройти куда нибудь еще, – сказал он.
Один из арбалетчиков Гая, неправильно истолковав эти слова, неосторожно сунулся к Рине, но ручка долбушинского зонта, преградив дорогу, ткнулась ему в грудь. Прикосновение было совсем мимолетным, но арбалетчик схватился за грудь и, задыхаясь, отступил. Лицо его посерело.
Трое других охранников вскинули свои коробчатые арбалеты, взяв Долбушина на прицел. В свою очередь Андрей, опустившись на правое колено, разом вскинул обе руки. Два крошечных, но грозных арбалета нацелились один на Гая, другой на Дионисия Тиграновича.
Точность будет потрясающей. И разве арбалеты не предлагают двух рук?
Белдо занервничал и стал искоса посматривать себе под ножки. Он, как видно, прикидывал, не грохнуться ли в обморок, но прежде желал убедиться, что не ушибется.
Ноздри у Гая расширились.
– Разве я не обещал, что встреча будет дружеской? Убрать оружие! – спокойно приказал он.
Его арбалетчики перестали выцеливать Долбушина. Чуть помедлив, их примеру последовал и Андрей.
– Я просто сказал, что здесь шумно и много посторонних ушей, – продолжал Гай. – Ну же, Дионисий Тигранович! Подыщите нам уголок!
Глава форта магов, прыгавший туда сюда как синичка, чтобы успокоить и Долбушина, и арбалетчиков, приятно оживился.
– Ах! Ну конечно! В комнату Младочки! Лучшего места нет во всей Вселенной! – захлопотал он. – Младочка! Ангел мой! Ты же пустишь нас на свой островок уединения?
Млада такой просьбе явно не обрадовалась, зато воодушевилась Влада, на чью комнату пока не покушались.
– Идите за мной! Я покажу дорогу! – вскрикнула она, устремляясь вперед.
За Владой, шипя как змея и пытаясь незаметно, но больно толкнуть подругу в спину, семенила ангел Младочка.
Рина, пожав плечами, двинулась было за ними, но Долбушин поймал ее за руку.
– Я иду с вами! – сказал он.
– Разумеется, Альберт! Почему нет? – Гай обернулся к одному из своих охранников. – Найди нам Тилля!
Арбалетчик скользнул в толпу. Комнатка Млады, в которую ей так не хотелось пускать гостей, была смесью некромагического салона с уголком гламурной барышни. Розовые пуфики, зеркальца, ватки, кровать в форме сердечка. И тут же гильотина, тяжелые черные шторы и восковая куколка, утыканная булавками.
Прямо комната Пипы/Гробыни, только часть Тани забыли.
Один из охранников Гая, держа наготове арбалет, заглянул в шкаф. Засады там не оказалось, зато за висевшей одеждой обнаружили запертую стальную дверцу с торчащим ключом, а за дверцей – скелет, на котором еще заметны были обрывки белой рубашки.
– Максик, что ли? – удивилась Влада, всматриваясь в рубашку скелета и в его белые зубы. – Да, точно Максик! А ты говорила, что он тебя бросил! Помнишь, даже гадать ко мне приходила?
Хорошая дверца, раз даже не пахло!
Млада задержала на скелете рассеянный взгляд, побледнела и, покачнувшись, ударила себя ладонью по лбу.
– Прости меня, Максик! Ах я курица! – простонала она.
– Девочки! Девочки! Эмоции потом! Кыш кыш!
Вороны, причитая, вылетели прочь. Белдо посмотрел на скелет и печально произнес:
– Це це це! Вот она жизнь какая сложная штука!
Затем аккуратно притворил стальную дверцу и, двумя пальчиками провернув ключик, стал любоваться своими ногтями. Рина аккуратно присела на край кровати Млады. Долбушин замер рядом с ней, держа зонт на плече, как солдат ружье. Его телохранитель Андрей стоял у стены и не отрываясь смотрел на Гая и его телохранителей.
Вскоре снаружи послышался шум. Это явился Тилль вместе с Кешей и Пашей. Сыновья Тилля начали было самоуверенно втискиваться в комнатку, но Гай, с удивлением взглянув на них, дернул головой.
– Я не звал так много Тиллей! Нам достаточно будет одного, старшего, – сказал он.
Паша и Кеша униженно побагровели и, оглянувшись на что то буркнувшего отца, стали протискиваться мимо охраны. Перед тем как окончательно удалиться, один из юных Тиллей посмотрел на Рину, и она ощутила в его взгляде лютую зависть. Еще бы, ведь ради нее, Рины, здесь собрались все главы фортов, а их, великих наследников, прогнали как собачек.
Гай подошел к столику Млады и указательным пальцем брезгливо сбросил на пол куколку с булавками.
А тут и вуду работает?
Тилль как медведь ворочался в тесной комнатке, пока Белдо не усадил его на пуфик, такой маленький, что он сразу скрылся под главным берсерком. Сам же Дионисий Тигранович был так мил, ловок, легок и компактен, что, никого не побеспокоив, ухитрился бы расположиться и на кончике иглы.
Тоже мне ангел.
– Ну вот! – сладко прочирикал Белдо. – Вот мы все и в сборе! Конечно, не хоромы, но где еще рождаться истине, как не в тесноте сердец?
Гай разжал пальцы. На его желтоватой ладони искорками мерцал спирально закручивающийся аммонит. Рина замерла. Это был тот самый камень, который отняли у нее Тилли.
– Узнаешь? Это твое? Где ты это взяла?
Тяжелый взгляд Гая медленно поднимался от пола, словно карабкаясь по одежде Рины. Ей казалось, что по ней ползет паук. Когда взгляд коснулся ее лба, Рина ощутила, будто на голову ей дуют ледяным воздухом из фена.
Новые фены - теперь пауки!
«Цапля чахла, цапля сохла, цапля сдохла!» – быстро подумала Рина, зная, что эта скороговорка вынесет мозг кому угодно.
О да. По убойности она сравнима разве что с London bridge is falling down.
Видимо, Гаю стало больно, потому что он слегка поморщился. Ощущение ледяного фена исчезло.
– Ах, какое чудо! Рог Аммона из альпийского триаса! – воскликнул Белдо, приплясывая вокруг Рины и в восторге прижимая к груди ручки. – Просто обожаю все эти окаменелости! Двустворчатые моллюски, брахиоподы, кораллы, морские лилии, белемниты!
– Хватит, Дионисий! Так где ты это взяла? – повторил Гай, уже не пытаясь узнать о горестной судьбе цапли.
– Я взяла? Впервые вижу! – ответила Рина, отворачиваясь.
– Неправда! Врать то зачем? Здесь все свои… Она дала это моим мальчикам! – добродушно пробасил Тилль.
– Дала, как же… – передразнила Рина и, не сообразив, что выдает себя, брякнула: – Я бы им еще и саперкой по шее добавила, если б ближе подлетели!..
– Они напали на тебя? Почему ты мне ничего не сказала? – спросил Долбушин голосом, предвещавшим для отпрысков Тилля мало хорошего.
Гай нетерпеливо махнул рукой, призывая обсудить это позднее, в узком семейном кругу.
Долбушин же прослушивал берсерков...
– Так откуда аммонит? С двушки? Прииск у Первой гряды? Вряд ли ты нырнула бы дальше!
– Не знаю никаких двушек, гражданин начальник! Нашла на улице у мусорного бака, – гнусаво сказала Рина, подражая Макару. – Хотела отнести в музей, а тут подвернулись два этих свинота и стибрили… Кстати, сумочку пусть тоже вернут! Она на балансе!
Белдо бочком, как птичка, подскочил к Гаю и царапнул аммонит ноготком. Посмотрел на пальчик. Отпрыгнул.
– Это не закладка! – разочарованно воскликнул он.
– Разумеется! – легко согласился Гай. – Обычный натечный опал, хотя и отличного качества. А вот это уже не опал!
Переложив аммонит в левую руку, правую он сунул в карман и бережно извлек пластиковый контейнер. В контейнере Рина увидела точно такой же аммонит, повисший в прозрачном, чуть подрагивающем геле.
Внутри аммонита что то вспыхивало одиночными синими искрами, но сияние было очень слабым. Гель и контейнер разделяли раковину с рукой Гая.
Гай держал аммонит и контейнер в разных руках, подальше друг от друга. Причем удерживал их с определенным усилием, тщательно следя, чтобы они не соприкасались. Рина видела, что раковины притягиваются друг к другу. И чем ближе оказываются, тем ярче плещет живым светом аммонит в контейнере.
– Закладка! – сипло произнес Тилль.
– Вы исключительно наблюдательны, Ингвар! – похвалил Гай, любуясь аммонитом через контейнер. – Причем закладка, которая до сих пор не нашла себе владельца, потому что никто… ну да это долгая история!
Которая была бы интересней книги(потому что всё интересней этой книги), но это же мелочи?
– Откуда она у вас? – спросил Долбушин.
– Да все оттуда же. Когда то давно я вытащил ее из сумки у разбившегося шныра. Причем разбился он даже без моей помощи. Но это тоже отдельная история…
Гай говорил это отрывисто, любуясь закладкой. Лицо у него было нежным, как у матери, которая смотрит на своего спящего ребенка.
– Не знаю, заметили ли вы, Альберт, – это не просто очень похожие аммониты! Это вообще один и тот же камень! Те же валики с краевыми бугорками! Те же блики, те же вкрапления! Разве что этой царапины нет, но это, подозреваю, след от саперки! Такие камни достойны того, чтобы их извлекали без спешки! Не трясущимися ручками! – он с укором взглянул на Рину.
А дальше то, что будет с одной закладкой, будет и с другой, а тут царапина не отпечаталась...
Рина, оскорбленная тем, что ее ручки назвали трясущимися, забыла повторить, что нашла камень на улице.
– Не буду хвастать, у меня прекрасная память на камни, – продолжал Гай. – Многих людей я не запоминаю и с третьего раза, но камень… камень мне достаточно увидеть лишь однажды. Поэтому, когда я увидел этот опал у Ингвара, я был потрясен. Помчался в свой запасник и понял, что не ошибся. Да, это он!..
Гай еще секунду смотрел на аммонит, а потом опустил руку. И опять держал обе раковины далеко друг от друга.
– А если они соприкоснутся? Или контейнер помешает? – спросил Долбушин.
– Контейнер, конечно, помешает, но все равно рвануть может сильно. На наши похороны, Альберт, никто не явится, потому что хоронить будет нечего, – сказал Гай.
А это как раз и есть антизакладка, и казус в том, что Рина о ней говорит раньше, чем первый раз вообще увидела.
Долбушин перекинул свой зонт через плечо.
– Весело, – сказал он кратко.
– Я тоже веселюсь, – признал Гай. – Давно уже. С того дня, как понял, что обе эти закладки – одно целое… А теперь, Альберт, у меня к вам единственная просьба! Убедите вашу дочь, не проявляя героизма – потому что какой тут героизм, когда ей ничего не угрожает? – показать нам точное место на карте двушки, где она нашла эту раковину. Предельно точное место… После этого, если она пожелает, свой аммонит сможет унести с собой!
Рина хотела резко ответить, что ни за что ничего не скажет, но отец коротко и сильно сжал ей руку.
– Хорошо. Я поговорю с ней. Она отметит, – пообещал он.
– Не когда нибудь, а сейчас! Карта двушки у меня с собой. Чисто случайно, разумеется. Я тоже нашел ее на улице у мусорного бака и забыл отнести в музей, – сказал Гай насмешливо.
Он достал карту и развернул ее прямо на кровати у Млады. Карта развернулась в четыре раза, затем в восемь раз – и заняла всю кровать. Края ее, свесившись на пол, коснулись ковра. Рина узнала заболоченную луговину, лес, ручей. Вот Первая гряда. Вот Прииск. Козырек. Вторая гряда. А дальше? Ведь точно есть и дальше, но как назло, эта часть карты свешивается на пол, и не разглядеть!
А карта Митяя, получается, раз есть что-то за второй грядой? Или кто-то зарисовал из межгрядья, на взлёте?
Более подробной карты двушки не было и в ШНыре. На ней обозначалось множество знаков, значения которых Рина не знала. Правда, попадалось кое что и знакомое. Вот «двигаться строго на север», вот «пега не оставлять и не привязывать», а тут во вполне благонадежном месте – знак смертельной опасности. Рина жадно смотрела на карту и жалела, что не может впитать все в себя и запомнить! Ах, почему у нее в голове нет фотоаппарата! Может, потом из мозга можно будет как нибудь вытащить?
Вообще Гаю выгодно, чтобы эта карта была у шныров, но вообще вопрос, откуда у него столько подробностей - за 500 лет шныры должны бы больше информации добыть... Разве что эта карта включает всю информацию от отколовшихся шныров+знания первых ныряльщиков, потерянные их потомками в самом ШНыре.
– Легко! – ласково заверил ее Гай. – Но для этого придется вначале вытащить сам мозг. Это я тебе чисто по дружески говорю. Фельдшер Уточкин неплохо с этим справлялся.
Уточкин со знаниями колдовал без вскрытия, не надо.
Рина испуганно оглянулась на него и, сообразив, что забыла заблокировать мысли, защитилась все той же сдохшей цаплей.
– Так покажешь место? – в полутьме плохо освещенной комнатки Гай сверкнул синеватой улыбкой, которая почему то казалась движущейся
Блеать. Привет от мохнатых очей и шарфиков с протуберанцами.
– Я подозреваю, что это где то здесь, да?
– Нет, – сказала Рина, специально не глядя на карту, потому что интуитивно ощущала, что Гай нацелил палец в правильный квадрат, хотя и немного дальше, чем она в действительности забралась. Все таки приятно, когда тебя переоценивают!
В тесную комнатку втиснулся один из берсерков. Ухитрившись никого не задеть, с ловкостью циркового медведя он добрался до Тилля и что то быстро зашептал ему на ухо.
– Ты уверен? – спросил Тилль озабоченно. Затем подошел к Гаю и тоже что то быстро шепнул.
– Странно! – сказал Гай, вздрагивая бровями. – Как же он сюда пробрался? Ну так проверьте его!.. Нет! Пусть это сделают мои люди!
Тилль решительно направился к выходу. За ним суетливо засеменил Дионисий Тигранович, ухитрившийся подслушать шепот берсерка на ухо Тиллю и теперь слабеньким голоском зовущий Младочку и Владочку. Воспользовавшись сумятицей, следом за ними выскользнула и Рина.
От Гая свалила спокойненько.
Толпа закружила ее. Она сразу потеряла и Белдо, и Тилля и растерянно озиралась, оглушенная звуками и голосами. Ее толкали. По залу скользили официанты с бокалами на подносах. Один из них, слепо наскочивший прямо на Рину, привлек ее внимание своей длинной, очень спутанной рыжей шевелюрой, закрывавшей ему лоб и большую часть лица.
Она как раз удивленно разглядывала его шевелюру, размышляя, как можно с такими волосами что либо видеть, когда сбоку от того же официанта возник один из арбалетчиков Гая. За его спиной ябедливо подпрыгивал Дионисий Белдо.
Секунду или две арбалетчик пристально смотрел на официанта, пытаясь что то припомнить и попутно сосчитать взглядом других скользивших по залу официантов. Потом, приняв какое то решение, двинулся по залу ему наперерез. От лохматого не укрылся повышенный интерес к его скромной персоне. Он остановился и, показывая, что никуда не уходит и ждет, помахал арбалетчику рукой. Затем, извинившись, передал свой поднос одному из шатко бредущих мимо инкубаторов. Инкубатор впал было в ступор, а потом чему то обрадовался и галопом пронесся вперед, балансируя бокалами на подносе. Видно, решил, что официант теперь он и это очень весело.
Охранник Гая был уже совсем рядом. Правой рукой он тянул из за спины коробчатый арбалет, а левой примеривался к рукаву рыжего. Лохматый, сохраняя все тот же жалобный вид, зачем то полез под белый китель.
«Документик ищет!» – подумала Рина.
Телохранитель считал иначе. Отбросив арбалет, которым он уже не успевал воспользоваться, он прыгнул на официанта. Тот уклонился, круто развернувшись в бедрах, и в руке у охранника, успевшего вцепиться ему в волосы, осталась вся его рыжая шевелюра. Арбалетчик в ужасе уставился на нее. Должно быть, ему показалось, что он содрал с официанта скальп. Но это был всего лишь парик.
Дальше разбитое время застыло, раскалываясь на кадры. Рука официанта показалась из под кителя. Теперь в ней было что то плоское и на глаз ломкое. Серебристая паутина, вмерзшая в тонкий и отчего то не растаявший слой льда.
«Паукс? Нет?» – мелькнуло в мыслях у Рины. Сама она никогда не видела паукс, но слышала, что паутина с двушки, если пронести ее сквозь болото, становится в человеческом мире исключительно сильной атакующей закладкой.
Паутина без пауков? Серьезно, на двушке произошёл какой-то зедц, выгнавший пегасов на землю, а всю остальную жизнь запихнувший в камни-закладки, но паутина осталась паутиной?
Вскинув закладку над головой, официант на мгновение застыл, набираясь решимости.
– Ну что, ведьмарики? Потанцуем? – крикнул он сорванным голосом.
Теперь, когда парик больше не скрывал лица, Рина узнала его. Поняла, что сейчас произойдет. Атакующая закладка, брошенная себе под ноги, – верная смерть для того, кто это сделал. Но и не только для него. Для всех, кто сейчас в зале.
– Родион! – отчаянно крикнула Рина. – Не надо, Родион!
Ее вопль настиг Родиона в момент броска. Он повернулся. Узнал ее. Отшатнулся. В медленно падавшем пауксе, не достигшем еще пола, уже в воздухе что то начало трескаться. По тонким паутинкам пробегал белый усиливающийся огонь. Родион гортанно крикнул, сделал маленький шаг вперед, резко раскинул в стороны руки, точно для того, чтобы занять собой больше пространства, и бросился на паукс грудью.
Рина стояла столбом. Смотрела. Ждала непонятно чего. Ее переклинило. Что то полыхнуло. Мимо пронеслась хрустальная чешуя бокалов. Потом и Рину понесло куда то, подбрасывая и прикладывая об пол. В полете она почему то упорно думала, догонит осколки бокалов или нет. Но так и не узнала, догнала ли. Тишина. Чернота. Провал.
Как он прошёл через охрану? Мимо ведьм белдо и манипуляторов реальностью Долбушина? Никто не почувствовал шныра с такой хренью?
Очнулась Рина от повторяющихся прикосновений чего то холодного и мокрого. Тряпки? Губки? Она хотела возмутиться и потребовать убрать от себя это мокрое, но оно тотчас влезло ей в рот, и она по вкусу определила, что имеет дело с салфеткой. Ничего, кроме салфетки, так противно не раскисает и не распадается на отдельные катышки.
Рина собралась с возмущением выплюнуть салфетку, но тут чей то голос плаксиво пожаловался:
– Ну и где ее папенька, позвольте вас спросить? Он что, возомнил, что я вот так вот буду бесплатно сидеть и протирать его дочь? А если я простужу пальцы?
– Он побежал за врачом, Дионисий!
Мокрая салфетка опять влезла Рине в рот, а потом стала возюкать где то возле уха. Видимо, тот, кто ею водил, вообще не смотрел на Рину и выполнял свою работу явно халтурно.
Но при этом выполнял, хотя Долбушин уже свалил.
– В зале полно врачей… Толпы! Натурально толпы! Владочка по первому образованию психолог! А Младочка по второму образованию логопед!.. Или по третьему. Я всегда путаю…
Рина осторожно приоткрыла глаза. Увидела спинку дивана, шторы – и больше ничего, потому что побоялась осмотреться. Белдо откинул окончательно раскисшую салфетку и брезгливо вытер пальчики о брюки.
– Она не приходит в себя уже час! И ведь абсолютно никаких ран, хотя буквально расплющила мой любимый горшок с бегонией! Между прочим, я каждый день лично ковырял в нем спичкой! Помогал корням дышать! – продолжал плакаться Дионисий Тигранович.
Кому он жаловался, Рина не понимала, пока повторно не услышала другого голоса, то высокого, как звон хрустального бокала, то вдруг проседающего. Гай.
– Дионисий, ее отец заплатит вам за бегонию!
– Бе бе бе! Мне не нужны его противные деньги! Мне нужна именно моя бегония и именно моя спичечка! Где? Где она? Она ее тоже потеряла! – едва ли не со слезами воскликнул старичок.
По невидимому хрустальному бокалу застучали ножом. Так звучал смех Гая. Похоже, он был чем то очень доволен.
– Дионисий, вы не представляете, как нам всем повезло! В первые несколько секунд пауксу нужно большое, просто гигантское количество кислорода!.. Если же накрыть его, даже просто придавить книгой – разрушения будут минимальными! Этот парень и сам то пострадал меньше, чем я ожидал. Не бросься он на закладку, думаю, столичные власти устроили бы на месте вашего дома бассейн. Такими замечательными котлованами не разбрасываются. К тому же и землю не пришлось бы вывозить! Прекрасные оплавленные стенки, по прочности превосходящие гранит… Налил себе водички – и купайся!
Родион - террорист, но как Гай допустил террориста на своей территории? И как он вообще дожил до этого момента? Вряд ли Родион первый ебанавт подобного разлива, в той же второй половине 19-го века такие идеи были весьма популярны...
– Вам легко говорить. Все ваше цело! – прохныкал Белдо, поплевывая на салфеточку, которой собирался протереть Рине лоб. – А у меня уничтожен драгоценный паркет! Я сам лично чудовищно пострадал! У меня испорчены любимые брюки! Их забрызгало красным вином!
– Ну ну, Дионисий! Держитесь! Вы же мужчина!
Узнав, что он мужчина, Белдо издал исключительной пронзительности писк, комментирующий, как видно, всю зашкаливающую степень его мужественности.
Вот кукла персонажа, который 100%-ый гей. И его ориентация не мешает ему быть брутальным и мужественным.
– А все же Родион – это нечто! – с восхищением произнес Гай. – В Екатеринбурге вторгся в наш важнейший проект и… Не знаю, понял ли про сдвоение закладок. Сегодня едва не уничтожил добрую половину всех фортов, включая и нас с вами!.. И главное – он же уходил из ШНыра!
Белдо пошевелил пальчиками, показывая, что уйти то он ушел, но как то не сильно далеко.
– Да, опять Родион! Я же предлагал его немножечко… э э… устранить, – пискнул он, явно стесняясь этого слова. – Вы же первый были против!
– Уж очень хорош! С тем же рвением, с которым он зачищает ребят Тилля, он мог бы работать и на нас. Хорошие наездники быстро осваивают гиел, а по шныровскому бою он вообще не знает равных. Мог бы обучать для нас берсерков, – с сожалением произнес Гай. – А та девица, что мы к нему послали? Что, никак?
– Женщина разрушает человека медленно, а вы потребовали от нее слишком быстрых результатов. Девочка начала спешить, занервничала, и он соскочил с крючка.
Женщины могут быть только с женщинами! Мужчины! Услышьте моё воззвание! Не разрушайте себя! Ни за что не притрагивайтесь к гадским бабам! Только мужик поймет мужика! Лучше нет влагалища, чем попец товарища!
– Я не могу здесь больше, Дионисий! Просто не могу, и все! – внезапно произнес Гай.
Он стоял, глядя не в окно уже, а в стену, на которой шевелились нечеткие тени. В его голосе звучала мука. Старичок торопливо метнулся к Гаю. Его чуткое сердце умело ловить моменты чужой искренности. В эти мгновения Белдо сам как будто раздваивался. Одна половинка его существа сама становилась искренней. Другая же жадно ловила информацию, систематизировала и поспешно раскладывала ее на полочках.
– А? Что? Где? Почему? – спросил он жадно.
– Мне тесно здесь. Я хочу за Вторую гряду! И я прорвусь туда! По трупам пройду, но прорвусь! – скалясь, сказал Гай.
Дионисий Тигранович мелко закивал.
– Да да да, – сказал он поспешно.
Гай не слушал его:
– Однажды я видел то, что за Второй грядой. Всего однажды, издали… Очень, очень давно! Поверьте, спутать это ни с чем невозможно. Вы рисовали акварелью, Дионисий? Знаете, что бывает, когда на свежую картину случайно плеснешь воды?
– Как в нырке, когда все растворяется! – тихо отозвался Дионисий Тигранович.
– Да, как в нырке. Но это больше нырка!
Стоп, то есть нырок - это как Нангияле, а за 2-ой грядой - Нангилиме? Что-то, что (реальнее реальности)^2, раз уж вов ремя нырка ты становишься реалньее окружающего мира?
Воде не важно, что на рисунке: лес, скалы или башня. Она размывает все до начальной сути, до бумаги.
– И вы шагнете в белый огонь? Осмелитесь? – почти беззвучно произнес Белдо.
– Да, шагну. Этот белый огонь – он везде один! И здесь, и там! Пространство, время, даже неприступная гряда – все условность! Акварель не может не уступить воде!
– Но вы же сгорите!
– А что сгорит? Этот огонь не сжигает! Только бы мне попасть туда – в незащищенное сердце двушки. Этот огонь добр, очень добр… Он только притворяется строгим! А там я сотворю для себя любую плоть, если мне вообще нужна будет плоть! Понимаете вы это? Или, может, вам выгодно притворяться глупым, а, Дионисий? Выгодно?!
Голос Гая бился стеклом. Резал уши.
– Нет нет! – поспешно пролепетал глава магического форта. – То есть я не притворяюсь… Я действительно…
Лицо Гая перестало желейно дрожать. Теперь это была не мертвая медуза, а кусок желтоватого пористого сыра.
=>
? И всё это ещё и лягушка при этом?
Дверь распахнулась. В комнатку ворвался Долбушин. За ним без большой охоты тащился пухлый пожилой человек в золотых очках и дорогом кашемировом пальто, накинутом поверх пижамы. Это и было медицинское светило, которого настойчивость главы форта выдернула ночью из постели.
– Ну и где здесь больной? – спросило светило, изучая почему то не Рину, а подпрыгивающего Дионисия Тиграновича, который, вероятно из застенчивости, ухитрялся чесать правое ухо левой рукой.
Долбушин бесцеремонно снес с дороги Белдо и пробился к диванчику.
– Вот! – закричал он, показывая на Рину, которая притворялась едва очнувшейся.
Светило приблизилось к Рине, невнимательно отвернуло ей пальцем веко, зачем то потрогало щеку, коснулось запястья и, особенно не заинтересовавшись пульсом, вернуло свою руку обратно.
– М м да, – произнесло светило с непонятным выражением. – Чудно! Ну что я могу тут сказать, без оборудования, без ничего? Имеется девушка. Лежит на диване. Давление, видимо, в норме. Зрачок реагирует на свет. Мозг, похоже, не пострадал… Хотя кто его знает… Девушка, вы помните, как вас зовут?
– Аня! – сказал Долбушин.
– Рина! – сказала Рина.
Светило, сильно не удивляясь, потерло пальцем свою пухлую щеку, оставив на ней розоватый след.
– М да… Ну что тут сказать?.. Определенные несостыковочки есть, но это уже скорее по части психиатрии… Привозите ее утром в мой центр. Обследуем. Возможно, обнаружим что нибудь интересненькое, типа гастрита или нарушения осанки. Кушает ребеночек хорошо? Не занимается спортом типа горных лыж? А то кожа обветренная и веки воспалены.
– Как это «утром»? Вы что, издеваетесь, профессор? Она час была без сознания! – крикнул Долбушин.
– Да, – охотно согласилось светило. – Не исключаю… В этом возрасте шок легко может перейти в крепкий здоровый сон… Ну так я пошел? Тут точно больше нет больных? – Профессор, закончив изучать Белдо, который зачем то прыгал на носочках, с осторожностью взглянул на Гая, гибкое лицо которого на мгновение исказилось так, что заставило усомниться в существовании под кожей черепа.
– Больше нет. Идите, профессор, вас проводят! – сказал Гай.
Из коридора в комнату вдавились два берсерка. Взглянув на арбалеты в их руках, светило хмыкнуло, явно ставя всем подряд невысказанный диагноз, и, пройдя между ними, направилось к выходу. Берсерки повели его по сложному переплетению коридоров. Он шел, а через две стены, кусая от боли руки, лежал израненный и обожженный Родион.
Ути-пути! Родиончика ещё и лечить после всего за счёт присутствующих надо, и по головке погладить? Родион никого из присутствующих лечить бы не стал, разве что добивал бы. Вы уж простите, но мне сложно испытывать гуманизм по отношению к персонажу, который вместе с берсерками и боевыми ведьмами(хотя там на три боевых приходилось 5 всяких гадалок, как мне кажется) собирался угробить 1)безобидных финансистов вроде той же Лианы, причём там и благотворителей до фига должно быть - Завьялов тот же, да и на встрече форта Долбушина милые люди были в количестве 2)ни в чём не повинных других официантов 3)инкубаторов-жертв 4)подружек-дружков, которые на такие суарэ таскали, если верить первой части, 5)соседей квартиры Белдо вообще-то... Не подыхает Родион? Значит, пусть полежит, пострадает, о своём поведение подумает, а там можно к нему и медика вызывать. Обычного, не безумно дорогого... Да, с моей стороны фу такой быть, я знаю , но мальчик намеренно шёл гробить кучу ни в чём не повинных людей.
Долбушин помог Рине подняться с дивана:
– Собирайся! Мы едем к профессору!
– Ну да, – ехидно сказал Белдо. – Надо очень быстро к нему ехать, пока он совсем не удрал.
Глава финансового форта угрожающе перебросил зонт через руку.
– Мы едем к врачу! – с угрозой повторил он. В его голосе была маниакальность хирурга любителя, который собрался зашивать метровой иглой сантиметровую царапину.
Дионисий Тигранович взглянул на Гая и попытался закупорить дверь своим хилым тельцем.
– Аммонит! – жалобно повторил он. – Пусть покажет на карте, где она его нашла! Буквально одну точечку!
– Все карты после. Девочке нужен врач!
Губы у Белдо запрыгали.
– У меня разгромили весь дом… Я очень несчастен! – жалобно сказал он.
Долбушин сдвинул его с прохода.
– Я пришлю к вам бригаду уборщиц, – пообещал он.
Пугливо косясь на зонт, Белдо кинулся к Гаю.
– Сделайте что нибудь! Он же ее уведет! – крикнул он.
– Минуту, Альберт! – звякнул голосом Гай.
Долбушин ударился локтем о ручку двери. Поморщился. Было больно.
– Никаких минут! Мы уходим!
– Разумеется! Не устраивать же нам, в конце концов, войну фортов! И чего ради? – сказал Гай, непонятно улыбаясь. – Дионисий Тигранович! Если мне не изменяет память, когда то к вам попала укороченная нерпь с гепардом, принадлежащая этой девушке. Было такое?
Я была совершенно уверена, что о гепарде все напрочь забыли, думала даже об этом написать в прошлых читения, но подзабыла. И что значит гепард у Рины? Праааавильно! Что Гавра воспитывать точно не будут!
Белдо, причитая, потащился в заветную комнатку. Там он извлек из шкафа альбом старинных голладских гравюр. Прислушиваясь, не идет ли кто, наскоро пролистал, отыскав толстого, с сизым носом, трактирщика. За спиной трактирщика таился темный, в трещинах масла буфет. Заметив Белдо, трактирщик неуловимо зашевелился на бумаге, заманивая Дионисия Тиграновича в свое подозрительное заведение.
Продолжая по инерции скулить, глава магического форта ноготком открыл верхний ящик нарисованного буфета и, смело вдвинув руку в пятое измерение, извлек укороченную нерпь с гепардом. Пухлый подбородок трактирщика задрожал жирными складочками.
Не глядя на нерпь, чтобы не растравлять себя, глава форта магов быстро поставил альбом на полку и вернулся к Гаю. Рина упрямо стояла в дверях, мешая Долбушину увести ее. Увидев Белдо, Гай сразу вскочил и выхватил нерпь у него из рук:
– Принесли? Отлично! Ну ка, ну ка!
Гай погладил тусклую фигурку гепарда. Она не вспыхнула. Лишь слабо озарились контуры.
– Смотрите, Альберт! Вот он единственный уникум, от которого ни Дионисию, ни Тиллю, ни, боюсь, даже мне нет никакой пользы. Опасная игрушка! Чтобы животное тебя слушалось, его надо любить и искренне желать ему добра. Если же будешь иметь какие то тайные мысли, оно обидится и сделает неправильные выводы. Даже простой хомяк способен вцепиться в палец так, что его зубы сойдутся у тебя в кости. Про хищников я даже не упоминаю… Один случайный образ – и тебе элементарно перегрызут горло.
Гавр Долбушина не загрыз, а Альберт о нём позаботился вполне добро, так что нерпь можно было отдать и главе форта...
– Моя дочь его не возьмет! – крикнул Долбушин.
Рина вцепилась в нерпь. Глава финансового форта тянул ее в одну сторону, Рина в другую, да и Гай не отпускал. Белдо прыгал рядом и, сохраняя нейтралитет, грыз ногти. Арбалетчики Гая и телохранитель Долбушина стояли в коридоре, опасливо косясь друг на друга и уже смутно понимая, что тут разберутся и без них.
Неожиданно Гай выпустил нерпь и, подойдя к дивану, развернул карту:
– Долбушины, минуту! Между собой вы разберетесь позднее!.. Рина! Я не прошу вступать со мной в какие либо сделки! Я просто возвращаю нерпь, потому что она твоя… Ты же окажи мне мелкую услугу! Скажи: ведь аммонит был найден не здесь?
Палец Гая коснулся карты там, где к прииску Первой гряды примыкала овальная, похожая на проплешину площадка. Рина, не удержавшись, быстро взглянула на карту, не ощутив в волосах холодящего дуновения. Тонкий палец безошибочно скользнул ниже и правее, остановившись на нижней границе площадки.
– Значит, тут? Там такие старые раскопы, похожие на перечеркнутый знак равенства. Да? – спросил Гай.
Рина замешкалась с ответом. Потом все же выпалила «Нет!», зная уже, что не успела блокироваться песенкой. Или не захотела?
Гай свернул карту. В четыре раза, затем в восемь. Его узкие пальцы работали быстро и безошибочно, как у сотрудника отдела упаковки.
– Альберт! – сказал он весело. – Отдайте же вы ей нерпь наконец! Насколько я знаю людей, она все равно ее у вас отнимет!.. Ну, не смею задерживать!. Спасибо за отличный вечер, Дионисий!..
И как Рина будет объяснять то, что у неё опять есть гепард, не рассказывая про отца?
Отредактировано (2016-11-22 04:17:57)
Палец Гая коснулся карты там, где к прииску Первой гряды примыкала овальная, похожая на проплешину площадка. Рина, не удержавшись, быстро взглянула на карту, не ощутив в волосах холодящего дуновения.
Откуда здесь подзеркаливание? Как вообще магия работает в этой вселенной?
И как Рина будет объяснять то, что у неё опять есть гепард, не рассказывая про отца?
Для начала Рине придется объяснить, что она делала на вечеринке у Белдо.
Про Родиона просто молчу. Врожденное мудачество наложилось на депрессию, и мальчик решил сдохнуть красиво, прихватив с собой побольше народу. Террорист-смертник, блин, камикадзе недоделанный. Плюс наверняка эль его подзуживал.
Вот такое у нас добро (тм). Безмозглое и злое. Если вечером вспомню, то притащу цитату в тему.
Основано на FluxBB, с модификациями Visman
Доработано специально для Холиварофорума