В пятнадцать часов опять, как и в полдень, стреляли в небо из пушек. «Наверное, тучи разгоняют», — думал Иванушка.
Ну да, у нас, в Питере, как известно, постоянный дождеснег, и поэтому мы, как шотландцы, уже много лет каждый день пытаемся пушкой разогнать тучи. Пока не получается. 
Мне-то казалось, что про питерскую традицию каждый младенец знает 
Впрочем, едва Царицын оказался в квартале Пиявок, он загрустил: народу здесь была уйма, и все одинаковые: в чёрных пиджачках с гербовыми факультетскими шарфиками — шныряют на роликах, говорят по-английски, жуют резинки, хрустят чипсами…
Если забыть, что это место для детей, а не взрослых, то очень даже нормальненький студенческий кампус описан.
Ваня взбежал по ступенькам ко входу в корпус имени Цахеса, но вовремя притормозил: заметил, что входные двери оборудованы турникетами, как в московском метро. Только вместо магнитных карточек дети прижимали к чутким устройствам свои металлические бляхи.
У Вани, конечно, имелась на груди бляха с гербом Гриммельсгаузена. Да только не стал Ваня грудью кидаться на амбразуру турникета. «Компьютер считывает имя каждого входящего, — сообразил кадет. — А значит, при желании, любая рыжая кошка сможет без труда „выяснить, что шаманёнок Шушурун зачем-то бегал в общежитие второго курса. И тогда рыжая подлючка помчится к начальству докладывать: «Мальчик Шушурун интересуется второкурсниками, видать, пытается установить контакт!“ — и будет права.
Неожиданная адекватность.
Беспечно напевая песенку про гениального сыщика из Бремена
Более чем беспечно - за ним вообще-то в теории следят.
Достал из кармана блокнот и, тайком оглядевшись, не следят ли вражеские глаза или объективы, записал на тонком клетчатом листочке:
1. Вениамин Фенин.
2. Анатолий Гошечкин.
3. Эльвира Турухтай.
4. Георгий Мерлович.
5. Анастасия Рыкова.
Это были имена детдомовцев, которые Савенков надиктовал Ване ещё в Москве. Две девочки да три мальчика… Бродят где-то здесь, в шумной толпе второкурсников. А может быть, уже давно в какой-нибудь камере сидят, где их обрабатывают наркотиками да гипнозом. И потом заставляют врать журналистам, что в России их якобы унижали да избивали?
Аноны, я всё жду, когда выяснится, что всё-таки избивали, потому что все описанные армейские пороки уже всплыли.
Размышляя, Ваня засмотрелся на рыжего паренька в чёрно-жёлтой майке факультета Агациферус, который только что поставил на стол тарелку с синюшными печёночными сардельками и теперь, облизываясь, присаживался на стульчик. Что-то в поведении рыжего мальчика показалось Ване странным. То, как он поливает сардельки кетчупом? Или, может быть, парень как-то подозрительно тщательно протирает вилочку салфеточкой?
Стоп. Вилочка ведь у него пластиковая, одноразовая. Зачем тебе, рыжий, вилку протирать, ведь ты только что достал её из запечатанного пакетика? Ну, можно протереть, конечно. Если, допустим, у тебя это в привычку вошло, потому что в детдоме, где ты вырос, не всегда чисто промывали дешёвые советские вилки из алюминия…
А, видите, уже началось. В детдомах офигенно, но при этом грязные дешёвые вилки.
И да, я тоже вилку одноразовую сразу в еду не втыкаю, мою обычно, да и не я одна, так что, Царевич, лучше вспомни анекдот про ложечку!
с улыбкой наблюдал, как рыжий пожирает сардельки. Так едят только те, кто редко обедает за отдельным столом. Нам, кадетам, это знакомо.
Учитывая, что тут в столовой общие столы, в академии Мерлина это всем знакомо.
Ух ты, как интересно! Из общего блюда с персиками, стоящего посреди стола, рыжий выбрал самый большой… Ещё один персик незаметно припрятал в рукав. Видимо, про запас.
Мальчик сейчас на занятия идёт, скорее всего, и вполне может прихватить перекус.
В момент покончив с сардельками, второкурсник подхватил поднос с грязной тарелкой и потащил на мойку. «Эге, вот уж точно детдомовская привычка! — Ваня даже головой покачал от уважения. — Никто из иностранцев не убирает за собой грязную посуду, когда обедает в кафе или ресторане!»
When you're finished, don't be the person who conveniently "forgets" to bus the dishes; take your tray to the proper cart and wipe your mess off the table. And since no one wants to sit on a coffee-stained couch or snuggle up on a crumb-covered pillow, restrict all of your calorie consumption to the cafeteria.
Из английской статьи про Икеа.
А в хорошем кафе/ресторане, кстати, я и в России не подумаю убирать тарелки - всё равно скатерти перестилать будут, да и относят всё на закрытую для посетителей кухню.
Объект, засунув руки в карманы и вихляя плечами, лёгкой походкой вышел в сад. Здесь он достал из рукава персик и — едва раскрыл зубастый зев, чтобы вогнать в него пушистый плод, как вдруг…
Зубастый зев, в который вгоняют пушистый плод 
— Привет, — сказал шаман Шушурун по-английски, вышагивая наперерез из-за куста. — Ты русский?
— Нет, — по-английски сказал рыжий мальчик, поспешно засовывая персик в рукав.
— А почему посуду на мойку сам потащил?
— Что? Ах, это… так, случайно, — с досадой сказал рыжий, немного опешив от лобовой атаки. — Я просто долго жил в России. Раньше.
— То есть по-русски нормально говоришь? — спросил Ваня с улыбкой, переходя на родной язык.
— Yeah but I would not, — упрямо качнул головой мальчик с персиком в рукаве.
— А что так?
— Don't like the language. I prefer English or French. Or maybe latin. Scisne Latine? — с насмешкой во взгляде спросил он.
На кой хрен половину фраз "на английском" писать пиджин-инглишем, а другую на русском?!
И да, "я не люблю язык" - это потрясающе, имхо.
— Не, по латыни пока не умею, — усмехнулся Ваня, и добавил с прищуром глаза: — Знаю только пару фраз. Например, вот такую: «Ubi bene ibi patria» .
— Ты что хочешь сказать? — по-русски угрожающе протянул рыжий. — Ты кто вообще, откуда взялся такой? Сейчас охранника позову!
— Я ученик алтайского шамана Шушуруна, — быстро представился Царицын. — Сегодня первый день в академии, приехал на первый курс. А ты здесь давно?
— Уже год, — рыжий немного успокоился. — Нас пять человек прислали. Слышал, небось?
— Ага, — кивнул Ваня. — В газетах читал про вас. Ну как, народу нравится?
— Не знаю! — второкурсник неуверенно пожал костлявыми плечами. — Я с ними ваше почти не общаюсь. Так, только на пресс-конференциях.
— А почему?
— Да зачем они мне? Я делаю карьеру алхимика. А они в этом ничего не понимают. Занимаются всякой ерундой типа насылания порчи на строительные объекты. Пользы нет с ними общаться.
— Ну как же? — удивился Ваня. — Всё-таки земляки, надо Держатся вместе.
Вот так и появляются всякие анклавы и чайнотауны. Надо держаться не с земляками, а с теми, кто тебе интересен/полезен, вне зависимости от их национальности. Заодно и язык страны пребывания подтянешь, и местные обычаи изучишь.
— Да мне это землячество до заднего места! — рассмеялся рыжий. — Я эту страну гнилую ненавижу. Моя родина — Мерлин.
— Какую страну гнилую?
— Ну, блин, Русь-мать посконную, лапотную. Ненавижу её.
— Назад не поедешь? — быстро спросил Царицын.
— Что я, больной? Здесь буду учиться до конца, любой ценой. И наш дерьмовый МИД никогда меня отсюда не выцарапает.
Мальчик из детдома, напоминаю, если что. А в Мерлине у него перспективы, много вкусной еды, думаю, нормальные друзья, и прочее. Я понимаю(но не принимаю и тем более не исповедую) его эмоции, особенно на фоне того, что его пытаются из Англии выцарапать обратно в детдом.
Слушай, можно я твой носовой платок себе возьму, ладно? Мне для зачёта нужно.
— Бери, — немного удивился Ваня. Он и не заметил, как платок из его кармана перекочевал в рукав рыжего. — Прости, а… зачем тебе?
— Говорю же, для зачёта. У меня задание такое. Надо наработать до двадцати двух мелких краж в сутки. Это для Кохана.
— Для профессора Коша?
— Ну да, я у него на кафедре специализацию сдаю. Блин, клёвый курс. По богатству. Но зато вот такие задания приходится выполнять. Твой карандаш? Можно себе оставлю?
— Ага.
— Ну и клёво. Если карандаш и платок считать, сегодня уже одиннадцать вещей стырил. Осталось ещё столько же — и завтра можно получить пять баллов. Знаешь, я уже сколько всего умею? Олово могу в золото превратить, но, правда, только на пять минут. Зато через год нас научат творить заклятие, которое будет держатся целый час, а это уже немало!
За подобное заклинание, если золото отдавать не незнакомому слепому барыге в переулке, очень больно бьют. Может быть, даже по почкам.
— А когда закончишь Мерлин, куда лыжи двинешь? — серьёзно заморгал Ваня.
— Подам заявление в Институт искусств Нового века. Слыхал, какую карьеру сделал Ленька Рябиновский? Он в Мерлин ещё пять лет назад поступил. Первый студент из России в истории нашей академии. А сейчас — уже диплом у него, и миллионные контракты предлагают в США, в Израиле… Да только он, наверняка, останется в Лабруисе работать.
— Где? — не понял Иван.
— В Лаборатории русских исследований. По-английски Russian Research Lab, сокращённо на местном жаргоне — RuReL. А по-русски иногда называют Лабруис. Это сейчас очень модное место и денежное. Особенно после того как начали вторжение.
— Какое вторжение? — Ваня почувствовал, как от волнения зачесались уши.
— Ну ты вообще лох сохатый, с неба упал? Вторжение на Русь-мать. Академия запустила типа такую региональную программу по рекламе волшебства и магии в России. Прививать расейским ванькам новое оккультное мышление.
— Это зачем? — как можно более равнодушно спросил Ваня.
— Как зачем? Ломать русскую защиту. Твоя расчёска? Можно, себе оставлю?
— Угу.
— Русская защита — это такое уникальное явление. Во всех учебниках по истории магии написано: древняя Византия передала некоторым народам особые духовные силы. Короче, эти силы делают человека типа неуязвимым для волшебников. Вот у меня защиту смогли снять совсем недавно. У тебя, небось, ещё не успели.
А дайте-ка мне ТТХ этой самой защиты. Начиная с графы "на кого распостраняется". На эвенка-православного распостраняется? Русского-сатаниста? Русского-истинного католика?
Рыжий достал свой волшебный жезл, исцарапанный и немного засаленный, направил его на ближайшую асфальтированную полянку, где резвились вокруг лавочек студенты-второкурсники.
— Тэкс… Кого тут поджарить немного… — задумался рыжий, покачивая кончиком волшебной палочки.
— Вон этого, квадратного с зонтиком, у которого глаза злые, — предложил Ваня.
— Ты что, сдурел? — новый знакомый покрутил пальцем у рыжего виска. — Это же разрядник Шквирелл Хоккинс по кличке Нетопырь. Он так ответит, что нам с тобой мало не покажется. Надо выбрать кого-нибудь похилее. Ага, вижу. Смотри.
Он направил палочку на девочку с перисто-жёлтыми волосами, которая чинно сидела с книгой у фонтанчика.
— Ignitio pseudo! — прошептал бывший детдомовец, и тут Ванечка удивился не на шутку. Из палочки вылетел тонюсенький лучик, мигом пролетел метров тридцать до перистой девочки — и ударил ей в волосы. Фыркнуло, чиркнуло — на миг вспышка, лёгкий дымок… Впрочем, девочка даже не вскрикнула. Видимо, привыкла к подобным шалостям однокурсников. Медленно обернулась и показала Царицыну кулак. Потом, подумав немного, на всякий случай погрозила и рыжему.
А могла и сглазить. Добрая девочка.
— Круто, — сказал Ваня. Признаться, он пока не понял, каким образом рыжий вызвал вспышку. — Ну, а при чём здесь русская защита?
— А вот смотри, — парень быстро наставил палочку на Ваню. — Ignitio pseudo! Ignitio pseudo!
Ваня хотел зажмуриться, чтобы искры не обожгли глаза, но понял, что ровным счётом ничего не происходит. Лучик не вылетал из волшебной палочки, хоть тресни.
— Ты погромче скажи, — посоветовал Ваня.
— Ignitio! Pseudo!! Видишь, бесполезно. Вот на рыжую действует, а на тебя не действует, — сказал собеседник. — Значит, с тебя ещё русскую народную защиту ни фига не сняли. Она тебя типа прикрывает от моего заклинания.
— А на финты ж её снимать? — удивился Ваня. — Разве это плохо, что всякие другие волшебники не могут меня зацепить?
— Ха, скажешь тоже! Русская защита — типа дубины о двух концах. С одной стороны, тебя никто не может колдануть, но зато, с другой стороны — ты тоже никого колдануть не можешь! Человек, у которого есть защита, сам не в силах ворожить. Вот ужас, прикинь! И наши дурные предки веками с этим кошмаром жили!
Окей, раз нельзя колдовать с русской защитой и на защищенного ею, то как Царевиц, по мнению академии, телепортировался и своего дружка вызвал?
— Да козлы они. Выдумали себе какую-то Церковь, и за тыщу лет эта Церковь так их выстроила, такая духовная броня наросла, что волшебство ваще не цепляет. Вот и приходится бедным мерлинским преподам по полгода биться, чтобы снять с нашего брата эту клятую русскую защиту.
— А чё, сложно что ли?
— А то нет! С меня полгода не могли снять.
— А как она снимается?
— Не знаю. Сам проф Гендальфус снимал, — с гордостью сказал рыжий. — Говорят, Лабруис открыл какой-то небывало действенный метод, но этот метод пока типа засекречен. Я сам так и не понял, из-за чего с меня эта защита в один день взяла и свалилась. Типа исчезла. Так что теперь я нормальный человек, могу колдовать. Чего и тебе желаю. Ладно, тля, заболтухался я с тобой. Ты какой-то скучный, сам ничего не рассказываешь, только слушаешь.
— Ты просто рассказываешь интересно, — честно сказал Ваня. — Особенно про русскую защиту. То-то я смотрю, у меня на уроках не получается хорошо отвечать.
— А это у всех, кто из России приехал. Знаешь, сколько раз я на исправительном полигоне побывал? Это потому, что пока защиту не сняли, колдовать не получается и учёба типа ваще не идёт…
И зачем им на уроки, раз их освоить не получится? И чему так удивляются преподы, если у них уже не первая партия русских?
После неприятного разговора с рыжим детдомовцем Царицын поплёлся обратно — перемена заканчивалась.
На одной из лавочек Ваня приметил развязного паренька в дорогой кожаной куртке, с гербом Венусиомниса, кокетливо заколотом не на груди, а почему-то на бедре. Он сидел на скамеечке, потягивая из бутылки ржавое пивко.
Ваня покачал головой: ай-яй-яй. Этот парень уселся на ребро спинки, точно петух на насест, а грязные ботинки опустил на сиденье. Сомнений не было. Ваня хорошо знал идиотскую привычку молодёжи из рабочих пригородов Москвы таким образом восседать на лавочках. Царицын не спеша подошёл, присел рядом на краешек.
— Привет. Я вижу, ты русский, — улыбнулся кадет и тут же поправился: — В смысле, из России приехал.
Парнишка поднял бровки и поглядел на Царицына. Глазки его лениво ворочались, будто в подсолнечном масле.
— Слышь, мелкий, дело есть! — сказал он по-русски. — Вон видишь матовое окошко на втором этаже? Сбегай на лестницу, загляни в окно. Если девчонки уже пришли, позови меня.
Договор?
— А зачем тебе? — поинтересовался Царицын.
— Это окошко душевой комнаты для девочек. Скоро закончится урок полётов на метле, девахи пойдут в душ. Можно будет поглядеть, они там голые, прикинь!
— А… что ты хочешь увидеть? — не понял Ваня.
Но мальчик с серебристым хохолком не слышал его, он уже предлагал другой вариант действий:
— Если залезть на балкон в Зале Кромвеля, то в бинокль хорошо видно девчачий туалет в старшем корпусе. Хочешь, пойдём поглядим. У меня бинокль есть.
— А зачем? — Ваня решительно не мог понять, о чём речь. — Ты что, какашек не видел? Они и в мужском туалете такие же.
— Сам ты какашка! На девчонок глядеть!
— Не, я не пойду, — сказал Ваня. — Я и так знаю, как они устроены. Меня в детстве мамка иногда заставляла младшим сестрам подгузники менять. Вот уж я насмотрелся… больше не желаю, спасибо большое.
Тихогромов хоть сны интересные видит, а этот... Аноны, как думаете, гей или пидарас всё адски подавлено?
— Что-то кушать захотелось, — сказал он, облизываясь. — Ты уж не проси, дать не могу. У меня только одна порция. Оч-чень вкусная хрень. Называется «сливочный йогурт с карамельками».
— Как ты ешь такое? — поморщился Царицын. — Это же девчачье фуфло!
— Не фуфло, а суфле.
Если кто-то мне докажет, что Гордон Рамзи 
девочка, то я готова почитать ему любую книгу мира! прямо на ушко
. — Всем, кто занимается на курсах очарования рекомендуют побольше сладкого.
— Ты что, на кафедре очарования учишься?
— Да, у самой аль-Рахаммы. Знаешь, каких успехов я добился? Уже умею накладывать приворотные заклинания.
— Это как?
— Любая деваха от такого заклинания влюбляется в меня. И готова почти на всё, представляешь! Опа! — он перебросил через голову опустевший стаканчик из-под лакомства.
— Не врёшь?! — поразился Ваня. — Вот это здорово.
— Конечно здорово. Выбираешь какую-нибудь красивую, и давай колдовать.
— Наверное, здорово. Любовь на всю жизнь…
— Ну… не на всю, конечно. Вообще-то я пока не научился делать так, чтобы эта влюблённость сохранялась надолго.
— А на сколько?
— На целых десять минут! А потом, правда, надо очень быстро убегать, — серебристый огорчённо поморщился. — Потому что через десять минут очарование слабеет, и ты становишься этой девочке настолько противен, что она может даже по роже дать. Но это ничего. К концу года я научусь заколдовывать их на целых полчаса.
— Слушай, а ты назад в Россию не хочешь? — как бы невзначай поинтересовался Царицын.
— Зачем? Здесь прикольнее. Профессора подглядывать разрешают и даже учебники в библиотеке выдают, где голые тётки нарисованы. Знаешь, как интересно разглядывать!
Этот подросток и то здоровее кажется... хотя я такой типаж не люблю. И надеюсь, что про полчаса очарования маги всё-таки брешут, а то как-то крипотно.
— Разве это интересно? По-моему, все тётки одинаково устроены.
— Эх, скучно мне с тобой. Ну, я побежал. Говорят, на площади Хехля новую рекламу сигарет повесили, а на ней голая тётка. Побегу, погляжу.
— Да погоди, — сказал Ваня. — Посиди, поговорим ещё чуток.
— Не могу сидеть! Вот здесь в животе как будто чешется, очень подглядывать хочется. Давай, пока. Я побежал.
— Последний вопрос! — Ваня с опозданием сообразил, о чём надо говорить с серебристым хохолком. — А из наших, русских девчонок тут есть красивые?
— Ещё бы! Вот, например, наша Элька. Она тоже из России приехала. Очень красивая! И Аська ничего, только тормозная и на мальчиков вообще не смотрит. Ха, вон, кстати, Элька ползёт. Видишь, розовый бантик?
▼немного крипи-порция⬍
То, что с полудня над замком сияло солнце, Элю не волновало. Наглухо застёгнутая в чёрный прорезиненный плащ, в высоченных шнурованных ботинках и чёрных крагах, Эля медленно двигалась вдоль кустов шиповника. Узкие солнцезащитные очки скрывали взгляд бывшей детдомовки. Единственным светлым пятном в её облике был розоватый бантик, сидевший на тугом хвосте вороных волос.
Однако, как понял Царицын, чёрная девочка была не чужда прекрасному. Возле одного из кустов она так засмотрелась на бутоны шиповника, что даже очки сняла.
Ване тоже понравились бутоны. А вот взгляд девочки ему не очень понравился. Мутный и стылый, высматривающий что-то — точно бомж пустую бутылку ищет в кустах.
Вдруг девочка улыбнулась и двинулась по газону вперёд, поближе к кустам. Расстегнула плащ, полезла рукой под мышку и достала… Ваня поразился. Спортивная рогатка с упором для руки, с резиновой ручкой, мощная! Мечта любого хулигана…
Эля быстро прицелилась… шпунёк с визгом стеганул по кустам шиповника, точно хлыстом, и вот… из куста вывалилась птичка. Ваню передёрнуло. Вместо головы, у птички было кровавое месиво. Видимо, шпунёк был тяжёлый, со свинчаткой.
Не удивлюсь, если она сейчас от динамитной шашки прикурит.
Мягко ступая по траве толстыми подошвами на стальных подковах, девочка подошла, бережно склонилась над птичкой и… быстрым движением открутила ей голову. Потом раскрыла сумочку и достала оттуда… связку таких же птичьих головок, нанизанных на проволоку. Пополнив коллекцию свежим экспонатом, Элечка с радостной гримасой застегнула сумочку. При этом из сумочки что-то выпало, блеснув серебристой искрой, в траву.
Уёбку-ли кого-нибудь осуждать за жестокое обращение с животными?
Через четыре секунды блаженство Элечки было прервано. По дорожке неслась на роликовых коньках другая девочка — стриженая дылда в оранжевых джинсах. Видимо, торопилась на занятие. Почему-то появление девочки на роликах привело Элю в бешенство. Она выдернула из-под плаща волшебную указку…
— Tremoro dui! — визгнула бывшая детдомовка, её указка выхаркнула тёмный лучик — и дылда в тот же миг кубарем покатилась по дорожке, гремя роликами по асфальту.
— А, чтоб тебя, сволочь! — крикнула Элечка. — Ты меня напугала!
Взметнулись края чёрного плаща — Эльвира Турухтай прыгнула, замахнулась… Но стриженая успела выхватить свою палочку и поспешно нацелила Элечке в голову.
— Профессору скажу! — взвизгнула она, морщась от боли.
— Да пошла ты в баню, мараться ещё об тебя, падаль, — скривилась детдомовка и, плюнув, зашагала своей дорогой.
Ваня подождал, пока она скроется за кустами — и подбежал к тому месту, где Элечка охотилась на птичку. В траве лежал, поблескивая, небольшой предмет… Садовый секатор! Такой же, как на уроке Карлиса Гаафса!
Тяжёлый случай, — хмыкнул Ваня, грустнея ещё больше. — Похоже, девочка учится на курсе боевой магии. Кажется, общаться бесполезно…
Я бы на это общение с бооольшим удовольствием посмотрела бы.
— Ну здравствуй, — раздался за спиной звонкий насмешливый голос.
Ваня вздрогнул: сказано было по-русски. Он мягко шагнул вбок и только потом обернулся.
На дорожке стоял худенький, но, видимо, сильный мальчик с большими неспокойными глазами. Всё лицо его было усеяно прыщиками так, что казалось, он измазал щёки и подбородок в малине. На глаза низко надвинут козырёк кепки, на плечах поблескивали вынутые из ушей наушники. А ниже — на майке — ещё сильнее блестели два странных значка, похожие на орденские планки.
— Я давно за тобой слежу, — подмигнул прыщавый. — Ты русских детдомовцев ищешь. Я прав?
— Ну прав, — сказал Ваня, лениво жмурясь на солнце. — Интересно же разузнать у своих, чему здесь учат.
— Давай, ври больше, — кивнул прыщавый. — Сначала с Беней Рыжим шептался, потом Сладкому Толяну вопросы задавал. Я всё видел. Ты, небось, из Москвы заслан, чтобы нас уговаривать. Я снова прав?
— А ты вообще кто? — удивился Ваня. — Следователь?
— Я-то известно кто. Меня весь Мерлин знает, — серьёзно сказал мальчик. — У меня двадцать девятый рейтинг в академии, в Звёздной лиге, понял?
— Нет, не понял. На космонавта учишься, что ли?
Ага, именно здесь он и учится на космонавта.
— Болван ты, ха-ха! — отважно произнёс прыщавый. Согласитесь, смелый шаг для гражданского шпака — так вот оскорбить кадета. «Значит, он не знает, что я кадет!» — обрадовался Ваня.
Nope, зайка. Это может значить, что юноша не испытывает трепета перед студентом военного училища(практически пту!), и, собственно, он имеет на это полнейшее право.
— Это значит, что я занимаю двадцать девятое место среди всех студентов академии по совокупности интеллекта, профессиональных навыков и интуиции, — сказал прыщавый. Первое место держит, понятное дело, великий Гарри. А у меня — двадцать девятое, понял? Слыхал про Джорджа Мерло? Это я и есть.
— Не слыхал, — сказал Ваня и вздрогнул: жуткая гримаса раздражения исказила прыщавое лицо собеседника.
— Не ври! Ты не мог не слышать обо мне! Моё имя на мраморных плитах в Старом дворце! Всех, кто пробился в Звёздную лигу, увековечивают в бронзе! Пойди, болван, сходи в Галерею славы — там мой бюст стоит, четвёртый от южного балкона!
— Ну, прости, — вздохнул Ваня. — Не успел заметить.
— А ну признайся, ведь слышал про меня! Ведь рассказывали тебе! Я знаю, про меня все первокурсники шепчутся. Ещё бы: не каждый студент из Москвы сможет, несмотря на русскую защиту, получить за полгода орден Негоши второй степени!
Ммм, какая прелесть - столкнулись два эгоцентриста.
— Нет, правда, не слышал о тебе, — покачал головой Ваня — и снова пожалел об этом: прыщавый едва не бросился на него с кулаками:
— Не ври! Не смей так говорить! Ты специально врёшь, чтобы меня разозлить! А сам-то — ничтожество! Ничего не добился, не достиг! Подумаешь-, ученик Шушуруна! Берут всякую бездарность себе в ученики…
Тут Ваню осенило:
— Слушай, Джордж Мерло. Ты на курсе превосходства учишься что ли?
— Вот, вот! Я же говорил, что ты обо мне всё прекрасно знаешь и только специально дразнишь, — прыщавый вмиг успокоился, подбоченился:
— Да, я учусь у самого проректора Тампльдора. А ты, мелкий, уже выбрал специализацию?
— Да у меня ещё русская защита действует, — усмехнулся Ваня.
— Правда что ли? — сморщился Джордж Мерло и поглядел на Ваню, как на подошву, вляпавшуюся в дерьмо. — Ну ладно, некогда мне с такой мелочью тёрки тереть. Когда вырастешь, заходи, дам списать.
Великий человек Джордж Мерло, повернувшись, пошёл по тропинке, улыбчиво раскланиваясь с каждым встречным.
Есть у Света уже инструмент для поднятия обратно, они им просто не пользуются адекватно.
А вот фиг вам! 
Они спаивают учеников? А нахера? 
А может, всё-таки живая?
Такую суперскую вещь они наливают детям, блин, которые в душе не ебут, насколько это вино клевое. 
