Когда вам кажется, что вы понимаете другого человека, вы галлюцинируете.
Йозеф Эметс
Внезапно подпишусь. Но! К своим персонажам это не относится.
Темной-темной ночью по темному-темному переулку в сопровождении черного-черного джипа ехала серая-серая машина. В серой-серой машине сидели… впрочем, сидели там просто Гай и Белдо. Гай был одет в длинную не то рубаху, не то хламиду, а Белдо – во множество пестрых попугайных свитерков и кофточек.
Емец внезапно решил в первый раз позаигрывать с читателями в середине книги.
– Вы чего-то опасаетесь, Дионисий? – спросил Гай.
– Почему вы так решили? – забеспокоился старичок.
– Ну как же… Медальон от сглаза и эти свитера… они ведь с гробовыми нитями, не так ли? Каждый усиливает защиту предыдущего вдвое. А всего их шесть. Два в шестой степени! Да в вас теперь можно из гаубицы стрелять!
Во-первых почему у них вообще гробовые нити работают? И что такое эти гробовые нити в принципе? А во вторых - свитеров всего 6.
Если первый даёт защиту в условную магическую единицу, то второй усиливает это в два раза, третий в 4, четвёртый в 8, пятый в 16 и шестой в 32, что равно 2^5. 2^6 = 64, то есть Емец не умеет или в элементарную логику, или в элементарную геометрическую прогрессию - вместе со своим редактором.
– Из гаубицы нельзя… – поспешно ответил Белдо и спрятал медальон под свитер.
Гай понимающе усмехнулся.
– «Отправляясь на деловую встречу с товарищами, опытный карманник всегда оставляет бумажник и часы дома», – сказал он, цитируя какую-то старую книгу.– Что ж, я вас понимаю… Круня действительно женщина опасная, и с ней лучше перебдеть, чем недобдеть… Что Тилль? Где он?
– Ингвар в Копытово… Долбушин там же. Телепортации блокированы. Из ШНыра мышь не прошмыгнет, – сказал Белдо, обрадованный переменой темы.
– Мыши не предпринимают дальних путешествий. Они живут в уютных норах, – заметил Гай. – Впрочем, все к лучшему. Пусть спят со шнепперами в руках, пусть изнывают от тревоги. Пусть день и ночь ждут штурма… Их закладка ведь слабеет, верно?
– Да, еле тлеет. Неужели будет штурм? Когда? – занервничал Белдо.
Гай взглянул на него. Старичку почудилось, что глаза Гая мертвы и лишь в глубине горят красные точки.
– Штурма не будет. В ШНыре осталось не так уж много ценного. Разве что хранилище несвоевременных закладок. Дракончик из Межгрядья? Он у Насты! Цветок, связующий миры? И его нет! Разве что улей с золотыми пчелами все еще ценность.
Но второй раз мы его травить не будем, нет. А ещё в Шныре есть муравьиный лабиринт, уже не нужен, не?
Кавалерия совершила ошибку, отослав новичков из ШНыра без прикрытия… На что она надеялась? Что мы их не отследим? Ей следовало бы бросить ШНыр на произвол судьбы и сильным отрядом пробиваться к новой закладке. Тогда у них появился бы шанс… Кавалерия же сделала ставку на десять вчерашних новичков. И сама уже никак не сможет им помочь!
– Она и так послала неслабый отряд, – заметил Белдо.
– Большой, но вот неслабый ли? С Меркурием, с Улом, с Родионом, с Максом, с Суповной, со Штопочкой – он был бы всемеро сильнее. Но она не захотела бросить ШНыр и старую, почти выдохшуюся закладку. Охраняет развалины, как пес свою грошовую будку! Она привязана к месту, к памяти… Знаете, Дионисий, многие женщины при переезде вцепляются в старые кровати, в мебель, в какое-то тряпье и часто забывают документы и прочие важные вещи.
Кстати, а ведь с новой закладкой можно построить новый ШНыр, пока она ещё согласна перемещаться. В новом, более удобном месте.
Гай замолчал. Серая машина медленно ехала по переулку. Водитель Гая сидел за рулем как истукан. Кресло же Арно вообще было пустым. Секретаря с собой не взяли.
Гай прижался лбом к стеклу.
– Да-а-а, – протянул он. – Меняется Москва… Я еще помню, когда здесь был лес… Тит Михайлов ставил силки на зайцев. Вам же известно, Дионисий, что по глубокому снегу зайцы передвигаются по тропам? И на этих тропах их подстерегают охотничьи ловушки. Забежит заяц в петлю – и согнутое дерево – раз! – взметнет его в воздух иногда за шею, но чаще за заднюю лапу или поперек туловища. Болтается заяц, верещит. А лисы тут как тут. Хитрые бестии! Через час ничего нет, только пятно крови на снегу.
– Что? Прямо внутри Садового кольца? – вежливо охнул Белдо.
– Конечно… Чуть ли не внутри Бульварного! Останови машину!
Бульварное кольцо - это на момент молодости Мошки белокаменные стены, какой нахер лес...
Водитель затормозил. Гай показал Белдо на длинный дом с пятнами горевших на нем окон.
– Это не то место, где были моровые захоронения? – спросил он. – Да, оно самое! Помню-помню! Свозили на подводах, сваливали в общие ямы, посыпали известью… Я видел это все сверху… Летел на черной гиеле с красными глазами… Меня, вообразите, принимали за ангела смерти! Восемь телег с наваленными на них мертвецами едут цепочкой. Небольшой промежуток – и еще телег шесть… И так день и ночь!
А Гай там парил из-за этнографического интереса? И никто в него ничего не кинул?
– Да, – подтвердил Белдо.
Он знал, что Гай способен рассказать историю любого центрального двора вплоть до каретного сарая, бывшего на нем триста лет назад. Как сарай превратился в торговые дворы, потом в деревянный дом купчихи Плешкиной, и как еще лет тридцать спустя участок достался Генриху Баху, доктору дворцового ведомства, и как умный немец выстроил доходный дом, стоящий и до сих пор.
– А посмотрите на этот дом! – продолжал Гай. – Элитное жилье! Одного автомобильного металлолома припарковано, наверное, на миллион долларов… А теперь спросите: кому в доме известно, что здесь, году этак в 1700-м, стояла пыточная башня, а рядом три низеньких строеньица… в которых жили заплечных дел мастера? Серьезные ребята, семейные. Уважали после работы навернуть щец. Ну да меньше знаешь – крепче спишь… И, кстати, тоже ведь на территории морового захоронения! Правда, здесь уже холерных хоронили… Чумные дальше, там теперь налоговая инспекция…
– Я же говорил! Круня потому здесь и поселилась, что место такое! Не выходит из своего подвала ни днем ни ночью! Эльбов из подземного хранилища тут слышно лучше, чем оркестр Большого театра, когда сидишь у оркестровой ямы, – прощебетал Белдо.
Чем связаны эльбы и мертвецы другого мира? Почему все эти гробовые шмотки и прочие зубы мертвеца работают, если зыло это какие-то медузы?
– Прекрасно! И мы послушаем! – сказал Гай, подавая знак водителю.
Серая машина тронулась. Тронулся и джип, стоявший сзади с потушенными фарами. Гай с его любящими ночь глазами не любил, когда его слепят.
Любящие ночь глаза...
Чем ближе они подъезжали к месту, тем выше подпрыгивал Дионисий Тигранович, показывая дорогу.
– Как тут все заставлено!.. Через двор всего один шаг! Ну зачем же вы здесь поехали, уважаемый? Мой Птах бы моментально довез! – кудахтал он, укоризненно царапая ноготками плечо молчаливого водителя.
– Так подарите мне Птаха! – насмешливо предложил Гай.
Белдо перестал подпрыгивать. Личико у него приняло озабоченное выражение. Язычок высунулся и сразу спрятался.
– И Птах бы не довез! Такой ужасный двор, такой ужасный! – повторил он.
Наконец машины остановились, но не у красивого дома, пузатыми эркерами глядевшего в переулок, а у кривого бугристого домишки. У стены, прикрыв лицо козырьком ладони, нахохлилась какая-то личность в плащике, похожая на больную сову.
– Если будет просить псиос – давайте только через меня, – шепнул Белдо. – Все ее сиделки немного того… ну вы понимаете… других не отыскать… Вы же неосторожно можете выдать столько псиоса, что она умрет на месте… Круню одну не оставишь, а где искать новую сиделку ночью?
– Да, Дионисий. Через вас! – сказал Гай, прикидывая, сколько псиоса старичок оставит себе.
Псиос, сколько я помню, это что-то вроде наркотика + маны одновременно. Кажется(но я уже точно не помню), тот же Долбушин как минимум на псиосе точно не сидит. Белдо его использует, но с другой стороны - требует ли сила закладки псиос?
Дионисий Тигранович выскочил из машины и отодвинулся, пропуская Гая. Совиная личность увидела их и завозилась с замком. Дверь была деревянная, слоящаяся, разбухшая от влаги. Вниз шли ступеньки. Пахло раскисшим картоном. В воздухе висела теплая противная влага.
Совиная личность скользнула вперед, то и дело оглядываясь и кланяясь. Гай поморщился.
– Вы зарабатываете на Круне миллионы… сделайте же ремонт наконец, раз ее переселить отсюда нельзя! – сказал он Белдо.
– Не хочет… Сама не хочет! Я вам клянусь! – ответил Белдо, однако Гай ему не поверил.
Старичок был жаден той мелкой и пустячной жадностью, которая заставляет трястись за пятачок, зато большие деньги гноит и упускает, не умея их удержать.
Белдо сам живёт в таком доме, куда проникает любая желающая собака, так что неудивительно.
Маленькая комната была тускло освещена единственной лампочкой. Новый бумажный абажур был нацеплен на нее исключительно при известии о приезде Гая. Когда они вошли, за ширмой, отгораживающей треть комнаты, раздался каркающий голос:
– Арбалетчиков – прочь!
Гай, не понимая, как из-за ширмы можно было углядеть, что он с охраной, махнул арбалетчикам, чтобы они вышли.
– Стойте! – опять каркнул голос. – Тот, кто идет вторым, пусть замрет на месте!
Один из охранников Гая с беспокойством оглянулся.
– Да, он! Отберите у него оружие!.. Он сейчас попытается меня убить, чтобы отомстить за разоблачение! Быстрее! – велел голос.
Личный телохранитель – прежде всего человек с превосходной реакцией. В следующий миг мужчина с яростным криком вскинул арбалет, но трое остальных бросились на него и, заломив руки, прижали к полу.
Гай озабоченно сдвинул брови:
– Юрий? Разве с ним что-то не так?
– У него лгущее дыхание. Подведите его к ширме… Ближе…
Рычавшего, пытавшегося вырваться телохранителя подтащили к Круне. На широкой кровати среди множества разноцветных подушек лежала жирная карлица. На глазах у нее была плотная лента с двумя драгоценными, великолепно ограненными камнями.
Поблескивая камнями, карлица протянула руку и ладонью накрыла мужчине лицо.
– Шпион, – сказала она. – Работает на… жирный, много курит… На крыльях носа – красные суховатые пятна!
– Тилль? – резко спросил Гай.
– Думайте сами. Я не запоминаю имен. То, что вы считаете именами, на самом деле жалкие клички… Истинные ваши имена известны только мне, но, проклятье, не все!
Иии ставлю на то, что истинные имена всплыли первый и последний раз.
Вообще у Емца полный беспорядок в системе магии, точнее даже не так. У него нет системы магии. Есть привычка тащить всё, что не приколочено, понравилось - вставляем.
Гай взглянул на телохранителя. Тот едва стоял, шатаясь как пьяный.
– Эх, Юрий… Столько лет мы были вместе… Скормить гиелам живьем!
Мужчину утащили. Он шел вяло, подволакивая ноги. Круня откинулась на подушки:
– Живьем не получится… Его сердце остановится еще в машине.
– Почему?
– Он пытался меня застрелить… такие вещи я не прощаю, – равнодушно проскрипела карлица.
Пока Круня выглядит, как самый сильный персонаж, да и вообще второстепенные ведьмари форта Белдо постоянно оказываются сильнее самого Белдо. И члены других фортов. Почему Белдо самый главный - патамушто.
А ещё Гай с его суперпрозорливостью годами держал рядом с собой шпиона Тилля, и если бы Круня его не сдалал - держал бы и дальше.
Ни на Гая, ни на Белдо она больше не обращала внимания. Точно позабыв, что они в комнате, чертила в блокноте коротким карандашом, который держала не так, как обычно держат карандаши, а как-то неудобно, щепотью. Белдо осторожно заглянул в ее блокнот. Там были нарисованы лес и поворот дороги. И рядом с ними небольшой, жирно прочерченный горб. Камень? Пригорок? Слева угадывалось озеро.
– Что это? – спросил Белдо.
– Не знаю… не знаю…
Круня скомкала лист, отбросила, а потом, ощупью нашарив на кровати, прижала к груди.
– Я хочу гладить его… хочу греть о него пальцы… он мой, он подпустит меня… подпустит всякого, кто подойдет первым и узнает его… он добрый… он не ведает зла… Я хотела бы даже умереть, если бы меня похоронили под ним… Я опять буду красивой… не буду уродливым обрубком… И эльбы отстанут от меня… ничего не смогут мне сделать! Я все верну! – невнятно забормотала она. Из-под повязки, из-под драгоценных камней, лежащих на ее глазах, струились слезы.
Внезапно голова Круни дернулась, точно ее ударило в лицо нечто невидимое. Карлица упала на кровать и затихла. Из носа ее побежала кровь. Совиная личность взволнованно принялась вытирать кровь платком, с подобострастием оглядываясь на Гая и Белдо.
– Такое сейчас часто бывает. Надо подождать: скоро придет в себя! – прошептала она.
Гай подхватил с пола выскользнувший из пальцев Круни лист.
– Неважный рисунок… Трудно будет найти это место! – пробормотал он с досадой. – Лес? В России куча лесов! Дорога! Тысячи дорог!
Что-то вспоминается финал книги Хмелевской, Колодцы предков)
А теперь подзабытая инфа про Круню из первой книги.
Вы думаете, это эльбы, злые твари болота, её такой сделали?
Как бы не так.
На стене висела фотография молодой, редкостно красивой женщины.<...>
Объяснение показалось Полине неубедительным, однако она приняла его.
– А чья фотография была на стене?
– Какая фотография? Где?
– Над кроватью у Круни! Очень красивая женщина.
Глава второго форта ухмыльнулся.
– Это она сама.
– Круня? – не поверила Полина.
– Опасно сливаться с закладками, которые тебе не по силам, – непонятно сказал Долбушин.
Нечто с прекрасной, божественной двушки ослепило Круню, изуродовало и даже сделало из неё карлицу. Истинная сила добра!
– И давно она так? – спросил Белдо.
– Несколько дней, – прошуршала совиная личность.
– Десять лиц больше не рисует?
– Нет. Перестала. Зато сделала вот что!
Личность, опасливо взглянув на Круню, вытащила откуда-то две тряпочки, перетянутые бечевкой. Руки, голова. В тряпочках угадывались…
– Куклы? – спросил Гай.
– Люди. Мальчик и девочка. Она зовет их так… И ненавидит, причем люто… Шипит, царапает, швыряет, а потом ползает по кровати и ищет. Иногда начинает качать, ласкать и даже к груди прижимает, будто кормит.
Вы знаете, идея о том, что новый Митяй может быть тян и Мокша её от души отгрумит, становится всё более и более реальной... Видимо автору зашёл сюжетный ход из Сумерек.
– Люди. Мальчик и девочка. Она зовет их так… И ненавидит, причем люто… Шипит, царапает, швыряет, а потом ползает по кровати и ищет. Иногда начинает качать, ласкать и даже к груди прижимает, будто кормит.
– И тогда ее что-то бьет и она теряет сознание. А когда приходит в себя, опять шипит – и дальше по кругу, – спокойно сказал Гай. Сказал, не ожидая ответа, точно и сам все знал.
Совиная личность сглотнула и, подтверждая, осторожно дернула головой.
Гай посмотрел на лежащую Круню, затем, взяв одеяло, бережно укрыл ее, чем очень удивил Белдо, забывшего даже заохать и умилиться, и, повернувшись, пошел к выходу из подвала.
– Идемте, Дионисий! Тут разберутся и без нас!.. Очнувшись, она опять начнет рвать, бросать, рисовать… Ничего нового…
– Как вы узнали, что все повторяется? – спросил Белдо, догоняя его.
– Конфликт двух центров притяжения. Первый – их воля, – Гай мотнул головой куда-то в угол, где ничего не было, кроме закругления толстых труб. – И второй – остатки ее собственной воли, мечта о красоте и все прочее, до чего им… – опять кивок в тот же угол, – никакого дела нет. Она для них инструмент, не более. Сломается – найдут другой. Вы же первый им и найдете, Дионисий… Сами-то небось не желаете в подвальчике сидеть? Медальон вон нацепили отводящий! А почему так, Дионисий, а? Не любите эльбов?
Круня работает на закладке же, и нет никаких гарантий, что кто-то при жизни Белдо сольётся с закладкой равной силы и той же направленности.
Белдо закашлялся, притворившись, что ничего не услышал.
– Думаете, я не знаю, чего вы боитесь? Вы боитесь потерять себя! – резко закончил Гай.
Совиная личность, услужливо забегая вперед, мешала Гаю подниматься.
– Да расплатитесь же, в конце концов! Или это сделаю я! – раздраженно сказал глава ведьмарей.
Дионисий Тигранович поспешно отвел личность в сторону, и вскоре та на ватных ногах, раскачиваясь как пьяная, низверглась по лестнице в преисподнюю подвала. Дверь она, впрочем, замкнула за собой изнутри. Сказывалась великолепная дрессировка.
Гай с Белдо сели в машину. Три арбалетчика стояли у джипа растерянные. Один из них подбежал к Гаю, собираясь что-то сказать.
– Умер? – опередил их Гай. – Приказ про гиел отменяю! Отправьте тело Тиллю. Похороны за его счет. Заодно посмотрим, как он будет оправдываться.
– Какой негодяй! Ах, какой негодяй! – залепетал старичок.
– Да, негодяй… Но где в наш век возьмешь «годяев»? – задумчиво согласился с ним Гай. – Кстати, Дионисий, я тут вдруг подумал… а та новая горничная, что убирает у меня комнаты, не из вашего ли она форта? Вы же, кажется, мне ее рекомендовали?
Её Белдо рекомендовал, так что логично, что она с ним связана.
Старичок очень смутился.
– Да, я, – залебезил он. – Но ничуть даже и не из форта. Просто дочь моей хорошей знакомой… Чудная девушка, аккуратная, порядок просто обожает, но в сердечных вопросах абсолютно беспомощная! Мужчины ее вечно обижают. Дня по три ходит заплаканная, пока разбитое сердце не срастется… Потом все повторяется, кадр в кадр!
– Знаю, – подтвердил Гай. – Как-то я даже посылал двух охранников выяснить, почему так происходит. И что же? Они вернулись от очередного ее ухажера, вытерли биты газетками, но в психологическом плане объяснить мне ничего не смогли…
Эм... Ну... То есть Гай настолько заинтересовался страданиями горничной, что выслал ей на помощь ребят?
Ладно, девушку трогать не будем! Пусть себе склеивает записки из клочков!
То есть Гай тут-то в курсе.
Серая машина тронулась. Белдо оглянулся на удаляющийся дом.
– Но мы же ничего не выяснили! – воскликнул старичок.
Гай бережно разгладил на колене смятый лист.
– Напротив, мы выяснили все, что смогли… Узнали примерно, как выглядит место. Эльбам известно, что закладка, когда силу ее перетянут в наш мир, подпустит к себе любого! Она еще непуганая, доверчивая, как прикормленная хлебом лань из зоопарка, которой почти всякий смог бы всадить в бок нож… И та, первая шныровская закладка была такая, пока я по глупости не расколол ее! – в голосе Гая прозвучала старая, приглушенная временем досада.
Дальше Гай ехал молча, только губы его кривились, и он покусывал их, словно находясь в сомнении. Потом вдруг взглянул в окно и подался вперед, как человек, на что-то решившийся.
– Это же Тверская, так?.. Видишь тот белый длинный дом? Остановись возле почтового ящика на углу… – приказал он водителю. – Не так близко… Немного сдвинься вперед. А теперь чуть назад! Слишком далеко сдвинулся… Серая машина остановилась.
– Отлично. Просто тютелька в тютельку! – похвалил Гай, оценивающе взглянув на угол дома и прикинув расстояние. – У вас не болит голова, Дионисий?
Старичок помассировал пальчиками виски.
– Болит, – удивленно признал он. – Откуда вы знаете? Не то чтобы сильно, а вроде бы слегка ноет.
– Правильно! – одобрил Гай. – В том ящике сильная шныровская закладка… Подойди вы ближе, вас постигла бы судьба некоторых дам из вашего форта. Так что оставайтесь лучше в машине. Она защищает…
– Вы знали, что здесь охранная закладка, и молчали? Не приказали форту Тилля ее зачистить? – забеспокоился Белдо.
А убыль боевых ведьм в самом центре города не навела ни на какие мысли?
– На то есть свои причины, Дионисий! Да, это неприятное для нас обоих место, но чем-то и удобное. Здесь мы сможем спокойно поговорить, и ваш опекун ничего не услышит… Закладка сбила ему все настройки. Он оглушен, недоумевает, даже подозреваю, что ему сейчас так же больно, как и вам.
У Белдо голова слегка ноет, но не сильно. бедный эльб!
ак что не тревожьтесь… Ситуация с Круней, которую эльбы отключают всякий раз, как она начнет сопротивляться, здесь не повторится, – сказал Гай, казалось, даже смакуя эту подробность.
– Да. Я понимаю… понимаю… – пискнул Дионисий Тигранович, массируя лоб.
– Вы лишь силитесь понять, Дионисий! Силитесь, но пока не понимаете! И не волнуйтесь! Даже если вы что-то поймете, вы ничего не разболтаете.
Старичок испуганно вжался в спинку кресла, оглядываясь на джип, прилипший к их бамперу.
– Нет-нет, Дионисий… Не надо оглядываться! И трогать боевое кольцо лотарингских королей не стоит. Сейчас для него слишком темно, а достаточной энергии оно не накапливает… мы оба это знаем. К тому же вам не угрожает никакого насилия. Я нуждаюсь в собеседнике, и вы самый подходящий. «Ничто так не проясняет дело, как объяснение его другому лицу!» – говаривал Шерлок Холмс. Станете моим доктором Ватсоном, Дионисий Тигранович?
– О-отчасти.
– Сладостно это слышать! Значит, я смогу выговориться. Когда же перестану в вас нуждаться, я сотру вам память! Лишь несколько последних минут, ничего глобального. Я, конечно, не фельдшер Уточкин, фальшивых воспоминаний мне не сфабриковать, но в остальном сработаю чисто. Вы нужны мне на боевом посту. Я дорожу вами, лукавый старичок!
– Б-благодарю.
Лотарингские короли - это Лотарь I и Лотарь II что ли?) Опять же - как они связаны с магией.
Знаете, Дионисий, порой мне кажется, что эльбы не стали бы мешать, попытайся шныры пронести с двушки великую закладку. Физически пронести, я имею в виду, хотя, конечно, это огромный камень, который и десять пегов не стронули бы с места. Напротив, эльбы были бы даже рады… по своим причинам, разумеется.
– По каким? – жадно спросил старичок, забыв, что узнавать это ему нет никакого смысла.
– Эльбы засиделись в болоте. Их мечта – прорвать границу мира. А это произошло бы при встрече камней-двойников. Раздутый газом шарик пронзила бы огненная игла. Здешний мир слился бы с болотом. Часть эльбов погибла бы, значительная часть людей тоже, но тот, кто уцелел, встал бы у истоков новой цивилизации!
Белдо, не отвечая, мелко трясся.
– Да, Дионисий, правильно опасаетесь! Я и сам не знаю, что произойдет, если граница между мирами исчезнет. Может, океан вскипит? Может, континенты сместятся? Не каждый день на тебя сваливается задохнувшийся мир. Но скажу больше, – Гай оглянулся на почтовый ящик и снизил голос до шепота. – Я торможу начинания эльбов как могу, мешаю им… Осторожно, разумеется, торможу и осторожно мешаю, поскольку псиос – это наше все и лишаться его никак нельзя.
Поэтому в прошлый раз я чуть не столкнул в одном месте камни-двойники, да-да.
– П-почему т-тормозите? – поразился Белдо.
– Потому что цель эльбов тупикова. Если что-то продумываешь – продумывай до конца. При вспышке двойников исчезнет лишь граница между нашим миром и болотом! Граница двушки уцелеет! Двушка отгородится от нас и не пустит к себе ни эльбов, ни людей – я вас уверяю! И никакие пеги, гиелы или драконы не преодолеют эту новую преграду. Точнее, они-то, может, и преодолеют, а мы никогда.
– И даже шныры?
– Шныры, может, и проскочат как-нибудь, а новых уже не появится. Ни к кому больше не прилетит золотая пчела. Все будет слишком изуродовано, искривлено, представления исказятся… Добрым, возможно, будет считаться не тот, кто не убивает вообще, а тот, кто убивает меньше других и без предварительных пыток.
Добро пожаловать под крылышко мамы Чумьи, да?
Иии в итоге как я говорила - Гай грандиозно кидает эльбов ради двушки, и не-победа эльбов объясняется не усилиями шныров, а стараниями самого Гая.
Эльбы ведь пожирают слабых без малейшего смущения, вам это известно… Доносы будут восприниматься как гражданская сознательность, ну и прочие искажения в том же духе…
Не пошёл бы автор в жопу, а?
Поэтому, Дионисий, в этом проекте я совсем не друг эльбам, хотя и не по этическим причинам.
– Из-за двушки? – догадался старичок.
– Да. Мой девиз: или двушка, или ничего.
И никому.
Эльбы выродились. Они мудры по-прежнему, они хранят уникальные знания, но их мудрость давно отказывается созидать. Я не против разрушения, но коль скоро ты все разрушил, построй на этом месте хоть что-нибудь новое. Но нет, никогда – их творческая энергия иссякла!
– Вы говорите крамольные вещи! – в ужасе воскликнул старичок, показывая на водителя.
– При нем можно. Не волнуйтесь! – Гай с легкой усмешкой взглянул на равнодушный затылок своего шофера. – С эльбами ясно. Теперь поговорим о людях… И их мне не жаль. Эволюция зашла в тупик. Люди жадны, глупы, невеликодушны, подвержены самым суетным и жалким страстям. Тела их стали неуклюжи: все больше действий они делегируют машинам. Не так давно пройти сотню верст пешком не считалось достойным упоминания
Кхм-кхм, а марафонцем до сих пор восхищаются... А ещё по империи особо сотню вёрст не нашагаешь, как и по стране без юрьевого дня.
Да почти всякая охающая старушка проходила в день верст по пятнадцать, навещая в городе сына-сапожника…
Кратко - хуйня.
А теперь? Уже на два километра все ловят такси или ждут маршрутку. Что это, как не вырождение? А ведь интеллектуальная энергия связана с энергией физической! Оттого и не появляются нынче Моцарты.
А в середине Средних веков, когда маршруток и такси не было, почему не появлялись Моцарты?)
Личный «доктор Ватсон» Гая пошевелил пальчиками, подумал и согласился.
– Но не будем больше ругать ни эльбов, ни людей. Скучно. Признаем лишь, что ни тем ни другим на двушку не пробиться. Закрыта она для них! – закончил Гай.
Но они пробиваются.
А кому тогда достанется двушка? – жадно спросил Дионисий Тигранович. Правую руку он незаметно опустил в карман и водил там вслепую карандашом по случайной бумажке. Хоть какие-то останутся зацепки для памяти.
Нет бы вслепую отправить себе смс!
Особенный шик - на сенсорном телефоне.
– Мне! – просто ответил Гай. – Я сплав человека и эльба. Сплав, Дионисий, именно сплав! Человек ли я? Да, человек! Эльб? Да, и эльб тоже! Как такое возможно, спросите вы? Легко! Ваш опекун где-то там, извне, оттого-то он и не слышит нас сейчас! – Гай махнул рукой в пространство. – Мой эльб здесь… – он показал пальцем на свою мягкую, теряющую очертания голову и лицо, по которому пробегали волны. – Он такой же одинокий несчастный изгой, как и я, покинувший болото еще крошечной и слабой личинкой! Он так же ненавидит эльбов, как я ненавижу людей! Мы с ним одно целое! Я – уже не я. Он – уже не он. У нас нет конфликта двух воль, как у вашей чокнутой Круни! У нас одна воля! Одно тело на двоих. Мы одно целое!
Тут просто нельзя не вставить ЭТО.
https://www.youtube.com/watch?v=s3c9K6MKCIs
В голосе Гая звучала бредовая увлеченность. Он то звенел как стекло, то становился глухим, то истончался. Казалось, по голосу проходят такие же волны, как и по гнущемуся во все стороны лицу.
– Мы… мой эльб и я… особенные! Мы лидеры! Я понимаю, что слово банально, но не могу подыскать иного… Лидер – это тот, кто выбирает игру, увлекается ею, и он же первый нарушает ее правила! Знаете, Дионисий, как определить среди шумно играющих детей лидера? Надо смотреть, кто первый закричит «Давайте бегать!» и подавит бунт, если кто-то начнет протестовать. И вот уже все дети увлеченно носятся и даже наказывают тех, кто пищит, что хочет домой, и пытается перестать бегать. Но тут какой-то мальчишка решительно прекращает играть, громко говорит «надоело!» и предлагает другую игру. И кто же это? Да обычно тот же самый, который все и затеял!
А в тот момент, когда Гай на Митяя слюни распускал, Митяй был более лидером?
– И чего же вы с эльбом хотите? – осторожно спросил Белдо, водя в кармане карандашиком. Он даже мимоходом успел ощупать и понять, что это была за бумажка, по которой он чертил. Чек из магазина.
– Мечта все та же. Одна и навсегда. Беззащитное сердце двушки. Мы – точнее, я, ибо мы едины, – шагнем на двушку, как только шныры своим цветком приведут в этот мир силы великой закладки.
– Как? – выдохнул Белдо.
– Закладка станет нашим пропуском туда. Главное – не напугать ее, пока она доверчива. Прижаться к камню, когда в него перетечет сила с двушки, просто закрыть глаза – и будь что будет. Что там говорила ваша городская сумасшедшая? «Я хочу гладить его… хочу греть о него пальцы… он мой, он подпустит меня… он добрый… он не ведает зла…»? Ну не смешно ли, Дионисий, что все злое так тянется к добру? По логике, оно должно тянуться к злу.
Да блин, пните уже Гая на двушку, ну нельзя спокойно смотреть, как он лезет и лезет, по шнырской вере он же сам там сдохнет!
– Это известный парадокс, – скрипуче сказал Белдо. – По идее, уродливый, злой и противный мужчина должен искать себе жену тоже позлее и попротивнее, но нет – он будет лезть к красивым и добрым…
Гай продолжал говорить, но голос его осип. Он устал. Лицо перестало бугриться и приобрело более или менее твердые формы. Гай опомнился, кашлянул и положил подрагивающую, чем-то похожую на холодную медузу ладонь на лоб Дионисию Тиграновичу. Глаза Белдо остекленели, закрылись. Голова откинулась. Гай прислушался. Старичок дышал тихо и ровно, точно ему снились тонкорунные овечки, прыгающие через загончик в антураже неестественно зеленой новозеландской травы.
Её красили штрафбатовцы, не иначе. Новозеландские.
– Так… одно дело сделано. Теперь еще одно! – сказал себе Гай и, подавшись вперед, коснулся пальцем затылка водителя, на котором, если приглядеться, легко было обнаружить маленькую проплешину, образовавшуюся от многократных прикосновений.
Водитель вздрогнул и тоже все забыл.
– Поехали! Мы отвозим Дионисия Тиграновича домой! – громко велел Гай.
Серая машина тронулась. Старичок дремал. Машина уже свернула на Садовое кольцо, когда Дионисий Тигранович дернул головой и быстро в недоумении завертел ею:
– А? Где я? Что такое?
– Вы заснули, Дионисий! Клевали-клевали носом и уснули… Вон уже ваш дом! – ласково объяснил Гай.
– Я уснул? – испугался Белдо.
– С каждым бывает, – ответил Гай с усмешкой. – Дионисий! Свяжитесь с Гамовым! Узнайте, как у него дела. У меня большие надежды на Гамова.
– Хорошо. Позвоню, – недовольно отозвался старичок.
Что-то слегка укололо Дионисия Тиграновича в ногу. Он, удивленно ощупав, достал застрявший в кармане карандаш. Почему-то тот стоял вертикально, упираясь острой частью в бедро. Удивляясь, что карандаш застрял в таком положении, он сунул в карман ладонь и привел его в нормальное положение. Пальцы нашарили смятую бумажку. Белдо достал ее, мельком взглянул при свете фонаря. Чек из магазина, почему-то с дырочками от карандаша. Белдо, все еще злящийся на себя за сон в машине, с досадой скомкал чек и, приоткрыв стекло, пальцем выщелкнул его наружу.
И в итоге эта глава внутрисюжетно особенно ни к чему не ведёт, особенно последняя её часть. Так, раскрывает Злодейские Планы... которые и так будут раскрыты.
Но хотя бы минимально интересно.
