Вскоре после четырнадцатилетия на верхней губе у Тани выступила лихорадка. Губа вздулась, и лицо сразу стало перекошенным и некрасивым. Так, во всяком случае, казалось Тане. С минуту она угрюмо разглядывала свое отражение в зеркале, а потом тряхнула головой.
– Похоже, пришла пора создать на губе филиал родинки! – сказала она и украсила вздувшуюся губу жирным пятном зеленки, пририсовав к нему еще четыре крылышка, как у мухи.
Разумеется, лихорадка не стала от этого незаметнее, напротив, вылезла еще больше, зато Таня испытала какое-то особенное удовлетворение. Невозможно смеяться над человеком, который смеется над собой сам.
"Никогда не забывай, кто ты такой, ведь мир, конечно, этого не забудет. Сделай происхождение своей силой. Не допускай, чтобы оно превратилось в слабость. Облачись в это, словно в броню, и тогда никто не сможет ранить тебя."
Тирион Ланнистер.
С недавних пор у Тани выработалось особое отношение к своему растущему телу. Тело было чем-то посторонним, враждебным, стремящимся ей навредить. Это был словно нечистый и неудобный номер в гостинице, который она временно занимала. Изменялся голос. Ноги и руки росли как-то толчками, одежда становилась короткой, волосы секлись, так что приходилось мыть голову каждый день – и тогда Таня только хмыкала, взглянув на себя в зеркало.
Но она себя только что в зеркало рассматривала несколько минут 
Ночью, в лучшее свое, самое творческое время, когда она особенна склонна была к абстрактным размышлениям, Таня записала в дневнике: «Вот что я подумала. Бывают люди сногсшибательно красивые, например, Катька Лоткова. Ей совсем ничего не надо с собой делать. Даже упав с пылесоса, разбив нос и выпачкавшись в грязи, она осталась бы красивой в глазах у всех. Но таких, как Катька, мало. Это исключительная редкость, природный дар. Такая красота уже сама по себе и профессия, и образ мыслей, и цель жизни – и вообще все на свете. Такой красивый человек никогда не сможет быть просто самим собой, если, конечно, он не актер или не манекенщик. Он раб своей красоты. Он будет носиться со своим телом бережно, точно какой-нибудь напыщенный лопухоид, который с перекошенным от страха лицом, боясь зацепить стену или сесть на покрашенную скамейку, вечно ходит в парадных белых брюках. Из наших волшебных такая скотинистая персона Жора Жикин.
Блядь, что ей Жора-то сделал вместе с Катей? И как-то два драконболиста мало похожи на тех, кто трясется за свою красоту, они же постоянно рискуют!
Кроме явно красивых, встречаются и явно некрасивые люди. Хочется написать Попугаева, но мне Верку жалко. Может, я просто как-то пристрастно к ней отношусь?
Не ты. Автор.
? Со мной такое случается, и тогда я ощущаю себя порядочной сволочью. Но некрасивую внешность, если она действительно очень некрасива, постаравшись, можно носить с особым шармом. Можно делать это с таким достоинством или с такой простотой, что она будет интереснее красоты. Скажем, Грызиана Припятская страшна, как крокодил. Даже больше. Крокодил рядом с ней сошел бы за звезду Голливуда. Но все, и я тоже, находят Грызиану очень эффектной и говорят, что у нее есть свой стиль.
Потому что Гризиана пробилась, у неё есть стилист?
И, наконец, самая большая группа – люди не то чтобы красивые или некрасивые, но обычные. Иногда они могут казаться красивыми, иногда некрасивыми. Все зависит от ситуации, от внутренней одухотворенности, мужества, ума и других человеческих качеств. Мне кажется, эти люди самые счастливые, потому что могут забыть о своей внешности и жить просто для себя. Все мы, и Ванька, и Ягун, и Пуппер, и я – принадлежим к этой третьей группе. А вообще, глупо зацикливаться на мелочах. Недаром Сарданапал как-то говорил, что убить человека – это принизить и уничтожить его в собственных глазах».
Ага, ходить в обносках, а потом страдать, что люди к тебе странно относятся. Ягун и Пуппер ещё более-менее, а Гроттер и Ваня - это тихий финиш. Таня-то хоть платьем заинтересовалась...
Таня уже задувала магическую лучину
Она даёт столько же света, сколько обычная, то есть нихуя? И зачем лучина, у них же везде свечи!
когда сонная Гробыня, присев на кровати, взглянула на нее.
– Все строчишь, Гроттерша? Философствуешь? Разве тебе не знакома теория Маргвина? Труд делает из темного мага обезьяну! – зевая, прокомментировала она.
– В таком случае ты уже перетрудилась, – парировала Гроттерша.
Склепова фыркнула и вновь уснула. Она вырубалась всегда моментально и спала всю ночь крепко, как сурок, хотя порой, из кокетства, заливала своим поклонникам про бессонные ночи, которые она якобы проводит, занимаясь тайной магией вуду.
Однако она очень часто просыпается именно в нужный момент, хотя и "сурок".
Поклонники не спорили. Спорить с Гробыней было бесполезно по определению. Недаром сама Склепова с гордостью говорила про себя: «А вот я такая! Осел рядом со мной просто образец сговорчивости!»
А зачем по этому поводу вообще спорить?
ледующий день начался без особых происшествий, разве что у доцента Горгоновой во время урока у первогодков сбежало несколько банников и две кикиморки. Кусающихся кикиморок ловили всей школой. Банники же напустили тумана и сгинули неизвестно куда, увеличив и без того завышенный процент негативных вероятностей. Первогодки, по чьей вине сбежала нежить, улюлюкали и веселились больше всех.
И даже Сарданапал не мог на них рассердиться, хотя и пытался. А что с них взять?
А с Ягуна взял... И на Таню орали всерьёз за дракона...
Десять лет есть десять лет. Вчерашние мальчишки и девчонки из лопухоидов, у которых внезапно для них самих проявились магические способности и которые, по этой самой причине, никак не могли оставаться в прежнем своем окружении.
Таня с трудом верила, что она сама когда-то могла быть такой, как они. Четыре года! Безумно мало для взрослого и целая вечность для подростка!
Да как тут вообще магические способности наследуются и где дети самих магов?! На весь курс - один Кузя Тузиков, Ягун да Таня! Может, просто их учат в нормальных школах?
На снятии сглаза Таня заметила, что Ванька и Лиза Зализина, подсевшая к нему, о чем-то долго шептались. Даже Великая Зуби, несмотря на свою рассеянность и томик любовных сонетов под мышкой, под конец это заметила и едва не наложила на них немотный сглаз.
«Ну и ладно! Хочет шушукаться со своей Лизкой пусть шушукается. Продал меня за три пирожка, Иудушка!» – с раздражением подумала Таня. Ей было так обидно, что хотелось вскочить и выбежать из класса. Она не сделала это, только чтобы не радовать Гробыню и Пипу.
С Пипой вообще-то отдельно занимаются, а насчёт Ивана с Лизой у меня двойственные чувства. Он вроде как не с Таней, но Таню за Пуппера осуждае...
Каково же было Танино удивление, когда сразу после урока Лиза быстро ушла, а Ванька отозвал ее и Ягуна в сторону.
– Нужно поговорить. Случилось кое-что важное! – сказал он.
– Пирожки закончились? – не удержавшись, колко спросила Таня.
Ванька удивленно посмотрел на нее.
– При чем тут пирожки? Лизе приснился сон!
– О, тогда это действительно важно! – признала Таня. – Когда мне в следующий раз приснится сон, я созову пресс-конференцию…
– Юпитер, ты злишься, значит, ты не прав! – сказал ей Ягун. – Если ты не любишь Зализину, это не значит, что ты не должна выслушать Ваньку. Думаешь, почему Лиза сама не осталась? Из-за тебя!
Таня совсем недавно против Лизы ничего не имела, как и та - против Тани. Всё-таки Зализина двинулась кукушечкой после Триглава.
Если хочешь, я поговорю с Ванькой сам, а ты иди…
– Ну уж нет, никуда я не пойду. Мне интересно, какие такие сны снятся Зализиной, что оба моих лучших друга обсуждают их, как две сплетницы на рынке, – вполголоса произнесла Таня.
Она чувствовала, что и говорит, и делает что-то не то, но никак не могла остановиться. Она ужасно злилась на всех и, больше других, на саму себя. Еще и эта зеленка с крылышками на губе! Прыщик давно прошел, а зеленка осталась.
У неё же не прыщ, а герпес был А он за день не пройдет, зеленка 10 раз смоется.
Все было плохо, как-то вкривь и вкось. А тут еще Ванька, рассказывая, обращался в основном к Ягуну. Ей это было досадно.
Он Ягуну и писать будет чаще
– Зализина точно не знает, было ли это сном или видением. Может, и тем и другим сразу. Сегодня ночью она слышала голос. Кто-то сказал, что не хочет уходить. Чтобы закрепиться в этом мире, ему нужны три жертвы… И что тогда произойдет то, чему суждено.
– А кто это был? Кто с ней говорил? – спросил Ягун.
– Она не поняла.
– Как не поняла? Она же видела его или нет? – допытывалась Таня.
– Нет, – спокойно сказал Ванька. – От него исходил такой свет, что на него невозможно было смотреть. Он ослеплял. Напоследок он сказал Лизе, что вскоре пошлет знак. Это будет знак всему Тибидохсу, и появится он на куполе! И сразу после этого – первая жертва. И после третьей жертвы еще один знак – будет найдено то, что считалось похищенным. «Когда утащит вор у вора – пророчество свершится вскоре…» Это Лизка запомнила слово в слово.
Ягун повернулся к Тане.
– Теперь ты видишь, что это важно? – спросил он.
Таня Гроттер хмыкнула.
– Да уж теперь вижу! Мне вот что интересно: Сарданапалу Зализина сказала про свой сон? Сдается мне, что нет. Немедленно побежала к Ваньке. Если так, то я готова видеть каждый день двести таких снов. И после каждого кидаться к Валялкину на шею. Ах-ах-ах, Ванечка, у меня опять пророческие видения! Сядь ко мне поближе! Положи мне руку на колено! Пошушукайся со мной, как старая бабка!
И... Таня права, потому что Зализиной надо было идти к Сарданапалу!
– Не веришь – и не верь. А я верю. Ты несправедлива к Лизе и вообще ее не знаешь. И постарайся избавить меня от своих эмоций, – сказал Ванька.
Иного про последнюю его фразу я сказать не могу. Хотя да, парню должно быть пох на настроение девушки...
Он повернулся и ушел в ту же сторону, куда незадолго до того ушла Зализина. Таня это машинально отметила. Ягун с некоторой укоризной посмотрел на Таню, но все же за Ванькой не последовал. Ему еще надо было заскочить к домовым, которые обещали выковать ему бубенчики для пылесоса.
– Ванька Валялкин, герой Тибидохса номер один, благородно удалился подставлять плечо Зализиной, которая танк задавит, если перестанет прибедняться! – громко прокомментировала Таня Гроттер.
И ведь реально задавит. Она заебала некромага, это надо суметь!
Она не верила Лизе. Хорошо, допустим, все это правда. Какой-то древний дух хочет воплотиться в этом мире и прорывается в Тибидохс, сокрушая защитный купол. Но с какой радости он сообщает Зализиной свои планы? Он что, у нее шестерит, что ли?
Таня совсем было успокоилась, решив, что все это очередная блажь Зализиной, но тут в ушах у нее прозвучал сладкий, как мед, голос птицы Сирин:
Когда утащит вор у вора –
Пророчество свершится вскоре…
И именно это неизвестный повторил во сне Лизе! Кто же он?
Кто угодно. это Тибидохс!
Назавтра с утра первым уроком был драконбол. Это был не тот профессиональный драконбол, которым занималась Таня, а драконбол любительский, для учеников первых-вторых курсов.
Поправка - "Это был драконбол любительский, которым занималась Таня, а не профессиональный драконбол."
И да, вся команда "профи" у них два года назад училась на втором курсе.
Старшекурсникам вообще-то полагалось быть на лекции у Поклепа, но тот вместе с Сарданапалом был вызван на Лысую Гору, на двадцать третье экстренное совещание по искоренению бюрократии. Оставшаяся за главную Медузия решительно отправила старшекурсников к Соловью. «Ненавижу, когда кто-то шляется без дела и мешает проводить занятия!» – заявила она.
И вот теперь, несмотря на мороз, Гробыня Склепова, Рита Шито-Крыто, Кузя Тузиков и другие крутились среди новичков с видом профи, давая всевозможные советы. Таня давно заметила, что чем меньше кто-то смыслит в драконболе, тем больше любит делиться своим мастерством.
Рита же неплохой игрок, забивает часто 
Среди «поучающих» затесался и Гуня Гломов. Он важно надувал щеки и пояснял, как правильно садиться за пылесос и взлетать.
Учитывая, что Гломов был старше Пуппера и выглядел крайне внушительно, малыши смотрели на него, как на очень взрослого дядю. Их уважение ничуть не уменьшилось, даже когда Гломов позорно свалился с пылесоса, перепутав скоростное заклинание с тормозящим.
Какой-то первокурсник с бледными щечками, покрытыми веснушками, чем-то похожий на Шурасика в детстве, робко приблизился к Баб-Ягуну и, потянув его за рукав, шепотом спросил:
– Простите, мы тут с ребятами поспорили, кто это. Преподаватель или не преподаватель? Если преподаватель, почему его на уроках не видно?
– О, он больше, чем преподаватель! Это наша знаменитость! Бакалавр магии вуду Гуннио Гломини! Хотите совет? Подойдите к нему и поинтересуйтесь, сложно ли быть гением. Ему будет приятно. Только обязательно обратитесь к нему «бакалавр Гуннио», – авторитетно пояснил Баб-Ягун.
Бледный мальчик любознательно моргнул и отошел к своим. Первокурсники долго шептались, с восторгом разглядывая настоящего бакалавра магии вуду. После этого длинноносая девочка с белой, похожей на мышиный хвостик косичкой нерешительно подошла к господину Гломини с бумажкой и, попросив у бакалавра Гуннио автограф, задала вопрос о сложности стези гения.
Две минуты Гуня врубался, что такое «стезя», еще минуту в его мозг по крупицам просачивалось подозрение, что над ним подшутили. И, наконец, следующие пять минут Баб-Ягун удирал от маститого бакалавра по сугробам, боевыми искрами отстреливаясь от ледяных глыб и кирпичей, которые швыряла в него тибидохская «знаменитость».
Относительно неплохая шутка, хотя бы голову не хочется фейспалмом пробить.
Соловей О. Разбойник держался в стороне. Он не читал нотаций и не запрещал Гуне, Кузе Тузикову и другим «профи» давать новичкам бредовые советы. Но Таня заметила, что Соловей О. Разбойник внимательно наблюдал за младшекурсниками: как они подходят к дракону, как взлетают, как ловят мячи. Она понимала, что тренер приглядывается к ним, прикидывая, нельзя ли взять кого-то в команду, и невольно испытывала ревность.
Спохватившись, что она до сих пор не передала Соловью слова Пуппера о сборной вечности, Таня подошла к тренеру.
– Сколько раз предупреждать: ненавижу, когда ко мне подходят со стороны слепого глаза… Кто еще там? – проскрипел тренер, не оборачиваясь.
– Извините, – сказала Таня.
– А, это ты, Гроттер! – голос Соловья потеплел. – Ну, как тебе новобранцы? Сборной позарез нужно вливание свежей крови. В следующем году вы закончите школу и придется набирать новую команду, да только никого особенно яркого я не вижу. Можешь мне поверить: я копчу небо так давно, что надоел уже сам себе… Люди с каждым годом мельчают и морально, и духовно, мелеют отвагой, а одной акселерацией дела не поправишь…
И везде, кроме России-матушки эйдосы бракованные!!111
Ты что-то хотела?
– Э-э… Я тут кое-что узнала… В общем, матч с невидимками хотят отменить. У них есть план. Магщество подстроит матч со сборной вечности. Они думают, что мы не забьем ни одного мяча и тогда они… – выпалила Таня.
– КАК? ЧТО ТЫ СКАЗАЛА?
Лицо Соловья О. Разбойника неузнаваемо исказилось. Он, подволакивая ногу, шагнул к Тане и даже чуть приподнялся на носки, так что их лица почти соприкоснулись. Таня же впервые поняла, что она выше тренера.
– ПОВТОРИ! – грозно повысил голос Соловей.
– Подстроят матч со сборной вечности. Если счет будет нулевой, матч с невидимками отменят, – повторила Таня.
Она, конечно, не ожидала, что Соловей сильно обрадуется, но то, как он отнесся к этому известию, ее испугало. Она на секунду увидела Соловья таким, каким он был когда-то до встречи с Ильей Муромцем. Бедные путники! Какой ужас они испытывали в последние минуты своей жизни!
– Откуда ты это знаешь? Кто тебе сказал? – прорычал Соловей.
– Я не могу назвать его имени. Не спрашивайте! Но это правда, я не вру, – смутилась Таня.
Соловей уже взял себя в руки. Он проницательно посмотрел на нее и усмехнулся.
– Разумеется, я не догадываюсь, какая птичка принесла эту весточку на своих крылышках!.. Я прямо в замешательстве! Когда наш дорогусик в следующий раз прилетит, чтобы нас облагодетельствовать, передай ему, что старый дурак не догадался, кто он! Не так ли? – хмыкнул он.
Соловей уже забыл, что Пуппер не так давно был в его команде?
Таня смутилась. Она не могла сказать ни «да», ни «нет», чтобы не выдать Гурия. Она совсем не ожидала, что Соловей так отреагирует. С другой стороны, она прекрасно понимала, что для старого разбойника в жизни ничего нет важнее драконбола. Победа над невидимками была для него важнее уцелевшего глаза.
Тренер задумчиво взглянул на небо.
– Последний раз сборная вечности собиралась, дай Древнир памяти, тринадцать лет назад… Тогда она разгромила бабаев с нулевым счетом и сорвала их матч с гандхарвами… Я никогда не забуду этого дня! Сам матч длился не больше часа. Бабаев – а тогда эта команда была лучшей – смели с поля, как кучу мусора.
Я так поняла, что сборную вечности используют, чтобы не допустить реванша. Но зачем подставлять команду-победителя? Они же так и останутся чемпионами
Но больше всего меня поразило, что на поле тогда вышел… – не договорив, Соловей быстро взглянул на Таню. – Мы были ошеломлены, кое-кто даже суеверно напуган. Воображаю, что будет, если и в этот раз заклинание вызовет его к жизни.
– Кого вызовет к жизни? – спросила Таня.
Соловей хотел ответить, но тут со стороны ангара послышался какой-то шум.
Лео Гроттера он вызовет к жизни, и со стороны Соловья свинство об этом промолчать
шум. Тренер быстро обернулся. Растерявшиеся джинны бестолково суетились, повиснув на цепях Ртутного, которого они только еще готовились отпустить. Вслед же за Ртутным, который обычно использовался для новичков, из ангара вырвались его буйные братья Дымный, Пепельный и Искристый.
Соловей встревожился. Такое обилие драконов на поле не сулило для первокурсников ничего хорошего.
– Вы на сколько заклинаний ворота закрыли, олухи? А ну ловите их живее, бисовы дети! Хотите, чтоб они мне всех ребят перекалечили? Вот узнаю я, кто их ртутью из следа напоил! – загрохотал Соловей, оглушая незадачливых джиннов боевым свистом.
Ртуть из следа же делает из обычного дракона дракона-оборотня
Лентяя Пепельного, недавно наевшегося и потому сонного и отяжелевшего, вскоре удалось загнать, зато Дымный и Искристый стремительно взлетели под самый купол и там затеяли свару. В молочном зимнем небе засверкала чешуя, зазвучали драконьи рыки. Синеватые струи огня, сталкиваясь, разбрызгивались искрами.
А где же Ртутный?
Первокурсники задрали головы и смотрели на драконов с восхищением. Да, тот, кто видел сражающихся драконов, не скоро захочет вернуться в тусклый мир лопухоидов.
Ртутный, который был пока на земле, волновался и хлестал хвостом, снося неосторожно подошедших к нему новичков. Джинны, приседая от напряжения, держали его на цепях. Изредка Ртутный подпрыгивал и пытался взлететь, и тогда джиннов сбивало с ног и волокло по сугробам.
Но его только что использовали для новичков, как он оказался на земле и в цепях?
– Что ты тут стоишь? – крикнул Соловей Тане. – Помоги им! Если эти недотепы сейчас не загонят Дымного и Искристого в ангар, они взбудоражат Ртутного и сорвут мне тренировку!
– Я без контрабаса… – виновато сказала Таня.
Она слишком поздно узнала о замене и не успела забежать за инструментом.
Соловей скользнул по ней зрячим глазом.
– Странное нынче время. Не пойму, что случилось с драконами. Да и не только с ними… Так, значит, нет? Я попрошу Ягуна, – сказал он.
Тане почудилось, что в голосе у него прозвучало разочарование.
Таня у них что, Ванга. раз должна была про замену знать? 
Пипа, крутившаяся в толпе четверокурсников, громко фыркнула:
– Ясное дело! Что я вам говорила? Гроттерша без контрабаса и на забор не взлетит!
– Куда там на забор! Это ты загнула! Танька без своего контрабаса и на стул не решится взлететь без серьезной магической страховки, – поддержала ее Гробыня.
Гробыня эту главу будет вести себя крайне странно - неожиданно возненавидит Таню всерьёз.
Темные захохотали. Обидно, что и некоторые светлые последовали их примеру. Первокурсники зашептались, подталкивая друг друга локтями. Идеал, который они успели уже себе создать, рушился на глазах. Еще бы! Знаменитая Таня, которую в иностранных спортивных справочниках называли «грозная русская Гротти», явно боялась двух молодых дракончиков, сцепившихся под куполом на самой обычной тренировке!
Что? Таня без контрабаса, это очевидно, а эти самые дети видели её в реальной игре. Почему они так себя ведут?
– Я же говорю: магия это все! Контрабас делает все за нее, а Танька только сидит и держится коленками, чтоб не упасть! Я сам на матчах видел! – авторитетно сказал Жора Жикин.
На скуле у него лиловел большой фонарь, который Жикин заработал, испытывая катапультирующее заклинание малютки Клоппика.
Снова хохот.
Таню бросило в жар. Оглядевшись, она метнулась к пылесосу Баб-Ягуна, который тот легкомысленно оставил в сугробе у раздевалки, и вскочила на него.
– Не надо! – растерянно крикнул Ягун, бросаясь к ней. Но он опоздал.
– Торопыгус угорелус! – крикнула Таня. Сверкнула красная искра.
Пылесос взревел. Заметив, что он поднимается в воздух, Таня с силой ухватилась за трубу и до упора вдавила газ. Она не раз видела, как это делает Ягун. Пару раз она даже летала на его пылесосе, в то время как Ягун критически комментировал ее полет.
Однако то, что теперь произошло, было для Тани неожиданным. Пылесос рванулся вперед с такой стремительностью, что Таню буквально вдавило в мусоросборник
Я пыталась понять, где у них там пылесборник, но это непонятно.
а труба едва не вырвалась из рук. Кое-как выправив норовистую машину, малютка Гроттер бросила ее между драконами.
Ягун, метнувшийся было за Таней, споткнулся и упал.
– СТОЙ! СТОЙ! – крикнул он, но Таня слышала лишь ветер, свистевший у нее в ушах, и бешеный рев пылесоса.
– Она с ума сошла! Кто же газует на угорелусе? – ужаснулся Ягун, поворачивая к Ваньке запорошенное снегом лицо.
– А разве нет? – спросил Ванька.
Ягун бессильно ткнул кулаком в сугроб.
– Да-то да, но не теперь! Мой пылесос не тормозит!
– Как не тормозит? А тормозящее заклинание? – не поверил Ванька.
– Не сработает. Я там с амулетами подшаманил, чтоб он скорость быстрее набирал. А потом спохватился, что не надо было тормозные амулеты трогать, да только переделать уж не успел! Сегодня вечером хотел закончить и колокольчики заодно привесить, – виновато сообщил Ягун. Он был в явном ступоре, если вспомнил теперь о колокольчиках.
А зачем на тренировку потащил? И нахрена комментатору колокольчики?
Ванька дико уставился на Ягуна, потом на Таню, которая преодолела уже половину расстояния до драконов и внезапно сорвался с места.
– ТЫ КУДА? ПОГОДИ! ОТКУДА Я ЗНАЛ, ЧТО ОНА ПОЛЕЗЕТ НА МОЙ ПЫЛЕСОС! – завопил ему вслед опомнившийся играющий комментатор.
Ванька подскочил к Склеповой и на глазах у изумленного Гломова бесцеремонно стащил ее с пылесоса.
– Торопыгус угорелус! – крикнул он, и второй пылесос, точно ракета, выбросив струю русалочьей чешуи и мелкого мусора, метнулся вслед за первым.
Склепова, в первую секунду опешившая, быстро разобралась, что к чему, и успокоилась.
– Еще один камикадзе! Обожаю массовые похороны! Это всегда так душещипательно, не правда ли, Гуня? – сказала она.
– Э-э?! – растерянно переспросил бакалавр Гуннио Гломини.
– Я говорю, что обожаю похороны! Жаль, конечно, что мне пока не удалось стать вдовой Пуппера, – терпеливо повторила Гробыня. – У тебя нет темненькой рубашечки? А пиджака? Ну, неважно, и так сойдет. Все равно тебе не пойдет траур. У тебя физиономия слишком красная и злая. От таких, как ты, на поминках отодвигают бутылки. Уж я-то знаю, поверь мне.
Гуня набычился, пытаясь обидеться на Гробыню, но не смог. У него это никогда не получалось. Вместо этого он толкнул в сугроб подвернувшегося ему под руку Тузикова.
– Чё ты тут крутисся, а? А ну веник в руки и рысью марш отсюда! – рявкнул он.
Тузиков благоразумно отошел, утешая себя тем, что с дураками лучше не связываться.
У них толпа профи, тот же Ягун, Лоткова, Рита... Зачем этот-то полез?
А Таня, ничего не подозревая, мчалась к драконам.
Дымный и Искристый, начавшие с шутливой драки, постепенно разъярились и теперь разрывали друг друга на тысячи маленьких дракончиков. Сталкиваясь в воздухе, они обменивались мощными ударами кожистых крыльев, выдыхали огонь, кусались и, переворачиваясь на лету на спину, пытались насадить противника на когти.
Искристый был гибкий, быстрый дракон со сверкающей чешуей и длинной изящной шеей. Пламя, которое он выдыхал, было раскаленным, как у взрослого дракона, а струя прицельной. Но если Искристый, при всех своих преимуществах, был еще дракон-подросток, хотя и многообещающий, то Дымный уже сейчас был велик и массивен, как его отец Гоярын. Возможно, ему не хватало грации, и смотреть на него в полете было не так приятно, зато в его мощных лапах с коричневатыми загнутыми когтями было столько силы, что они легко сломали бы хребет быку.
Гоярын ростом то ли с трехэтажку, то ли с пятиэтажку. Если силы его сына хватает только чтобы сломать хребет быку(а на это при желание способен тот же лев), то они какие-то слабые звери!
Размах же его крыльев был даже больше, чем у отца.
– Муромец меня подстрели! Драконята-то выросли! Я давно говорил Поклепу, что их надо держать отдельно. Но ему хоть бы хны! У них, видите ли, нет средств на новый ангар. Доведут они меня: выйду я на большую дорогу с кистенем… Странно Танька летит, рывками разгоняется… Не нравится мне это, – гневно пробурчал Соловей О. Разбойник.
Вы все - грёбанные маги! Умеете не только воровать, но и создавать! Нахера вам средства от Магщества в принципе?!
Он еще не знал о неисправности тормозных амулетов на пылесосе Ягуна, но сердцем уже чувствовал что-то неладное.
Облетев вокруг драконов, Таня осознала, что растащить их будет непросто. Дымный и Искристый слишком увлеклись и не замечали ничего, что происходит вокруг.
«Не за хвост же тащить их в ангар? Для этого обе маленькие ящерки малость великоваты!» – сказала сама себе малютка Гроттер.
Крича, чтобы она остановилась, Ванька мчался за Таней на пылесосе Гробыни, но Таня ничего не слышала. Пылесос под ней кошмарно ревел и вибрировал. Еще до тормозов Ягун, этот величайший мастер-ломастер, в очередном усовершенствовательном порыве снял с него глушитель, надумав увеличить и без того чудовищную мощность двигателя. На каждый легкий поворот ручки газа летательная машина отзывалась таким рывком, что Таню едва не сметало с мусоросборника.
«Жаль, у меня с дырками от бублика – полная дырка от бублика, – подумала Таня, без всякого удовольствия подскакивая на твердом мусоросборнике. – Я бы подарила Ягуну на семнадцать лет пикирующий отбойный молоток. Он разобрал бы его, скрестил с пылесосом и сделал бы что-то действительно заслуживающее внимания. Может, Пуппера попросить?»
Таня Гроттер в отношение Пуппера типичная ТП, держащая парня в самой настоящей френдзоне - ой, спасибо за подарки, ой, подари мне то-то, РУКИ УБРАЛ...
Присмотревшись, малютка Гроттер сообразила, что единственный способ убрать драконов с поля – это заманить их за собой.
У них нет защиты, ей никто не мешает, почему их не угостить усыпляющим мячиком?
«Здесь нужна бойкая назойливая наживка с замашками камикадзе. Предложения есть? Предложений нет! Значит, придется мне!» – решила она.
Пригнувшись к пылесосу, Таня вцепилась в трубу и потянула ручку на себя, пока та не уперлась в ограничитель. Пылесос разогнался так, что первокурсники, веснушками рассыпавшиеся по полю, смазывались и рябили у нее перед глазами.
На миг перед Таней мелькнула распахнутая пасть Дымного. Она увидела красное сердечко его гланд и пилообразные зазубрины молодых зубов. Плечо ее задел чей-то чешуйчатый хвост, шершавый, как наждачная бумага. Одновременно с болью в плече огненная вспышка опалила ей волосы. Порыв ветра от крыла Искристого едва не сбросил ее с пылесоса.
«Я спятила. Мне точно жить надоело! Зачем я вообще между ними полезла?» – мелькнуло в мыслях у Тани. Она сама не ожидала от себя такой прыти, да еще на пылесосе. Но отступать было уже поздно.
– Искрис фронтис! – крикнула она и, взмывая над драконами, атаковала их боевыми искрами.
Искры не могли причинить ящерам вреда, но уколы красных точек были куда ощутимее их собственного пламени.
Сочетание Искриса с темной магий даёт же крайне странные результаты
А тут еще перед глазами у Искристого и Дымного назойливо мельтешил пылесос Ягуна с сидевшей на нем девчонкой.
Сработал охотничий инстинкт, древний, как пессимизм.
В этом мире скорее древний, как наивность, если вспомнить первых павших стражей...
Искристый и Дымный разом повернули шеи и, забыв друг о друге, погнались за Таней. Даже не оборачиваясь, она слышала за своей спиной глухие удары драконьих крыльев. Пару раз ее окутывало белым горячим дымом. Спина под одеждой то взмокала, то леденела. Таня догадывалась, что огненные струи Дымного настигают ее уже на излете. К счастью, Искристый, пламя которого было куда опаснее, немного приотстал. К тому же Дымный, немного опередивший брата, невольно прикрывал Таню от его огня.
Драконы настигали. Зная, что молодые сыновья Гоярына все равно стремительнее пылесоса и оторваться от них на прямой не удастся, Таня решила применить проверенный прием: притормозить и, резко изменив направление, пропустить разогнавшихся драконов мимо.
– Чебурыхнус парашютис! – буркнула она, выпуская искру и готовясь перебросить трубу в другую руку.
Ничего не произошло. Пылесос вздрогнул, но продолжал нестись вперед, как и прежде. На миг в стороне от Тани промчался чей-то юркий яркий пылесосик, и она мельком подумала, что это Гробыня.
– Чебурыхнус парашютис форте! – крикнула Таня в полный голос. Ей было уже не до шуток.
Кольцо Феофила Гроттера вновь выстрелило искрой и вновь безуспешно. Пылесос отказывался тормозить.
Не понимаю, как это вообще работает. Разве движателем пылесоса не является магия? Ладно, у пылесоса есть топливо, но почему он тогда заводится так же, как летающий на чистой магии контрабас?
С одной стороны приближались драконы. С другой – заснеженное поле с мелькавшими на нем точками игроков. Джинны, натягивая цепи, с трудом удерживали на месте Ртутного, который из сугубо драконьей игры «сообразим на двоих», пытался сделать русский народный обряд «сообразим на троих». Роль же поллитровки, а заодно первого и второго блюда, явно отведена была Тане.
Ангар был по-прежнему далеко. Выполнять же маневр на такой скорости было убийственно опасно. Таню могло запросто снести с пылесоса, и дальше каждый отправился бы уже своей дорогой и по своей траектории. Но выбирать не приходилось. Воздушная струя толкнула малютку Гроттер в спину. Спасаясь от драконов, она вцепилась в трубу и заложила крутой вираж. Это был самый отчаянный, технически неправильный и одновременно безумно смелый вираж, который Таня когда-либо совершала. Пылесос занесло, завертело. На несколько секунд Таня утратила ощущение своего тела. Небо и земля смешались. Что-то сильно толкнуло ее в обожженное плечо и в бок. Ей даже почудилось, что она врезалась в землю… А потом Таня осознала, что нет, полет продолжается. Кажется, на какой-то миг она ухитрилась потерять сознание. Пришла же в себя от боли, зацепив драконий хвост.
Искристый и Дымный маячили чуть спереди и справа. Неторопливо планируя на широких крыльях, они разворачивались. Ревущий же пылесос Ягуна продолжал мчаться без руля и ветрил куда труба глядит, унося на своем широком мусоросборнике малютку Гроттер.
Драконы разделились. Теперь Дымный преследовал Таню по пятам. Искристый же, отрезая ее, скользил вдоль снежного поля. Изредка он изгибал точеную шею и быстро вскидывал изящную голову с костяными пластинами на носу, выдыхая пламя. Это были уже не те безобидные дракончики, с которыми они тренировались, готовясь к матчу с невидимками. Мозги у Дымного и Искристого сдвинулись в опасную сторону. Ангарные джинны за зиму явно перепоили их ртутью.
– Эй, вы что, самоутверждаетесь? У вас что, скрытые комплексы? Бесстыжие, как вы посмотрите в глаза папе Гоярыну, когда сожрете Таню Гроттер? – крикнула им девушка.
Однако Дымного и Искристого это, видно, мало волновало. С папой Гоярыном у них были своеобразные отношения в духе Тараса Бульбы и его великовозрастных отпрысков.
Уважение к отцу, страх перед ним? Не?
Искристый выдохнул еще струю огня, опалившую насадку Ягунова пылесоса, Дымный же поднажал и был уже так близко, что, обернувшись, Таня разглядела даже мелкие чешуйки на его морде.
Лавируя на пылесосе, насколько позволяла высокая скорость, Таня развернулась в сторону ангара, возле которого суетились срочно вызванные из Тибидохса джинны с сетями и пожарные водяные. Тане показалось, что на миг внизу мелькнул пестрый платок Ягге.
Драконы азартно гнались за ней, ничего не замечая. Таня с досадой подумала, что на своем контрабасе с легкостью переиграла бы их, на калечном же пылесосе с неисправными тормозными амулетами она была легкой добычей.
С трудом увертываясь от огненных струй, Таня еще дважды произносила ускоренное тормозящее заклинание, пока не осознала, что это бесполезно. Жалея, что не захватила с собой платок-парашют, Таня привстала и, оглядываясь на Дымного, попыталась отстегнуть от пылесоса мусоросборник. Ждать, пока русалочья чешуя закончится сама собой, было слишком накладно. Ягун всегда заправлял бак под завязку, так что горючего хватило бы до позднего вечера.
После третьего или четвертого рывка мусоросборник поддался и, кувыркаясь, полетел в морду Дымному, распахнувшему голодную пасть. Таня же вместе с остальным пылесосом, точно камень, помчалась вниз, набирая скорость.
– Цигиль, цигиль ай лю-лю! Прощай, русская Гротти! – с чувством произнесла Гробыня Склепова, и они с Пипой хлопнули друг друга по ладоням.
Ладно, Пипа дура, но Гробыня?! От неё такое совсем неожиданно.
Слишком поздно малютка Гроттер осознала, что совершила ошибку. Торопясь отстегнуть мусоросборник, она не сообразила, что, в отличие от контрабаса, пылесос мало склонен к свободному планированию.
«Интересно, меня разорвут или я разобьюсь? А ладно, какая разница! Все, дедушка Феофил, пакуй чемоданы!» – подумала Таня.
Ойойс её спасёт, нет? Там вообще-то ещё снег на поле, люди с сетями, маги, способные похватить её взглядом.
Сложив крылья, Дымный уже падал на Таню сверху, не замечая ангарных джиннов, которые мчались с сетями, и Соловья, надувающего щеки для боевого свиста.
Внезапно что-то мелькнуло у Тани перед глазами. Она успела еще заметить знакомый красный пылесос, метнувшийся откуда-то сбоку и наперерез.
«Неужели Склепова? Не верю!» – вспыхнуло у нее в сознании.
В следующий миг пылесосы столкнулись. Одновременно кто-то подхватил ее за пояс и рванул в сторону. Таня прокатилась по снегу, зачерпывая воротом и рукавами колючий снег…
И... Иван ИДИОТ. Помчался геройствовать - и именно геройствовал. Платок-парашют? Протянуть трубу Тане? Подлететь сверху и поймать? Не, надо было врезаться!
Ангарные джинны набросили на Искристого и Дымного сети и, успокаивая, загоняли их в ангар. Вокруг, бестолково размахивая ручками, суетились водяные.
Ебануться. Таня их никуда не загнала, то есть они сами могли помочь! Соловей на голову больной?
Склеповский пылесос валялся в сугробе, раскидав амулеты. Гибкий шланг откинулся в сторону, точно щупальце дохлого осьминога. Недалеко живописно поблескивали металлические потроха ягунова пылесоса. Это была печальная картина. От самого пылесоса мало что осталось. Одна лишь хромированная труба укоризненным перстом торчала из снега, словно произнося: «Отсель грозить мы будем шведам».
– Ох, мамочка моя бабуся! Мой пылесос! Это его юбилейное сотое крушение – и хоть бы одно поздравление! – воскликнул подбежавший Баб-Ягун.
На некоторое время он задумался, разглядывая расплющенный мусоросборник, на котором ясно видны были следы зубов Дымного, и поправился:
– Пардон, девяносто девятое… В таком разе не надо цветов. Обойдемся и простыми аплодисментами.
Ягун скользнул взглядом по полю, и внезапно лицо его стало серьезным. Он отшвырнул трубу и, спотыкаясь, бросился туда, где ветер взлохмачивал снег и наметал у магического купола сугробы…
Если бы Рон разглядывал метлу вместо помощи другу, его бы совершенно справедливо заклевали бы.
Таня с усилием приподнялась и, присев, огляделась. Она хотела понять, кому обязана своим спасением. В полушаге от нее кто-то лежал, уткнувшись лицом в снег. Из-под полушубка и свитера выбилась желтая майка.
Так вот кто был на пылесосе Гробыни и готов был свернуть вместо нее шею! Ванька, Ванечка!
– ВАНЬКА! – крикнула Таня, бросаясь к нему.
Она попыталась перевернуть Валялкина, но сумела сделать это только с помощью Ягуна. Ванька кусал снег. Снег окрашивался красным. При падении Ванька сильно ободрал щеку. Его левая рука была неестественно вывернута. Таня не решалась даже дотронуться до нее, боясь, что Ваньке будет от этого еще больнее.
– И везет же мне: снова магпункт! Тогда черномагическое родео, теперь вот это… – с трудом выговорил Ванька.
Потому что ебанавт? И туда, и туда он влез совершенно зря?
К ним уже спешили Ягге и Соловей, но пока они были еще далеко. Тренер прихрамывал, да и Ягге была уже не в тех годах, когда соревнуются в беге со страусами.
Они оба - маги. Почему не поймали Таню?
За Ягге и Соловьем семенили джинны с носилками. Их плоские бесформенные лица были отрешенно-безмятежными. Видно было, что джиннам фиолетово, сломал ли себе Ванька руку или шею.
Если бы не перстень Повелителя джиннов, дни и ночи пребывавший на пальце у Сарданапала и заставлявший джиннов повиноваться, они давно бы уже смотались в пустыню устраивать песчаные бури либо залегли бы в кувшинах на океанское дно.
А в МБ джинниха не в восторге от отсидки...
Поняв, что сейчас его унесут в магпункт и разлучат с Таней, Ванька протянул здоровую руку и стиснул ей запястье. Кажется, больше всего в эту минуту он боялся расстаться с ней. Держать, держать ее за руку и никогда не отпускать. До последнего момента, до последнего вздоха.
– Как ты? Цела? – выдохнул он.
– Да, да! Как же ты так? – спросила Таня.
Ванька еще раз укусил снег.
– Я подстраховал тебя не совсем удачно… Слишком высокая скорость. Пылесосы столкнулись. Кто-нибудь из нас… ты или я… должен был… упасть вниз… Тогда бы другой упал на него и смягчил бы удар… Я подумал, лучше, если это буду я… – пояснил он.
Ага, тут выбор - мягкий снег или чужие кости. Даже и не знаю, что безопаснее...
– Молчи! Ты с ума сошел! Зачем? – крикнула Таня.
Валялкин через силу улыбнулся. Он словно читал ее мысли.
– Если я умру, будь счастлива с Пуппером! Слышишь, я так хочу! – сказал он.
Охренеть, он её с собакой не перепутал? "Умру, отдай Тузика Коле - он будет с ним счастлив"
– Но-но, не очень-то расшвыривайся! Таньки на дороге не валяются! – рассердился Ягун. – От перелома руки никто еще не умирал! И вообще, для умирающего ты говоришь слишком длинные предложения.
– Ягун, отойди! Ванька, да не нужен мне никакой Пуппер! Как ты этого не понимаешь, дурак? – плача, крикнула Таня.
Неправильная реакция на мудрую мысль. Им хочется подрамаквинствовать.
Не отпуская ее руки, Ванька погладил Таню большим пальцем по тыльной стороне ладони. Это было обычное для него проявление сдержанной нежности.
– Нет, не надо перечеркивать жизнь… Пуппер тоже любит тебя. Он лучше меня. Он знаменитый, красивый, богатый… С ним тебе будет надежно! – сказал он.
This.
– Замолчи! Я его сглажу, этого Пупсера-Чупсера!.. – возмутилась Таня. – Разве ты не обиделся на меня, когда я притворялась, что не люблю тебя? И вчера, когда я устроила тебе эту сцену?
– Обиделся, да… Но все равно… не мог… забыть… Днем я старался не обращать на тебя внимание, а вечером все равно думал только о тебе… – отрывисто сказал Ванька, закусывая губу.
Таня оглянулась на Ягуна. Кашлянув, внук Ягге деликатно удалился. Его окружили подбежавшие младшекурсники и члены сборной команды Тибидохса, не решавшиеся подойти к Тане и Ваньке.
– Как он? – спросила Катя Лоткова, взволнованно заглядывая Ягуну в лицо.
Баб-Ягун скорбно посмотрел на нее. Потом взял за рукав и важно отвел в сторону.
– Совсем плох. Умирает. Уже бредит, – отрывисто сказал он.
– Бредит? – испугалась Катя.
– Да. Любовный бред – самая тяжелая форма шизофренического бреда. В отличие от всех остальных форм бреда он неизлечим, – серьезно пояснил Ягун.
– А ты сам часом не шизофреник? – подозрительно спросила Лоткова. Она уже начинала смутно догадываться, что ее водят за нос.
– А как же! Шизофреник, разумеется, – с готовностью подтвердил Ягун. – Проблески у меня бывают только по пятницам, начиная с девяти часов вечера. Кстати, что ты делаешь в ближайшую пятницу? Смотаемся куда-нибудь?
Катя фыркнула и отошла.
Ягге вместе с запыхавшимся Соловьем наконец подбежали к Ваньке.
– Ну, Гроттер! Ну, Танька! Ну, Валялкин! – сипло выдохнул тренер.
Больше он ничего не смог выговорить.
Зато Ягге достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что произошло.
– Поднимайте его и несите в магпункт. Здесь я смотреть не буду… Руку зафиксировать в одном положении! И укутайте его во что-нибудь! Разве не видно, что у него озноб? – строго велела она джиннам. Ваньке же она сказала: – Терпи, жених! Если ничего больше не сломано, скоро будешь на ногах. Для постоянных клиентов у меня костеростки двойного размера плюс нагоняи бесплатно.
Да как-то мозги не отрастают. Что вообще там за трагедия? Ну сломал он руку, и что? Зачем носилки? Зачем шумиха? Трястись должен только Соловей, что его за сломанную руку на уроке взгреют.
Когда Ванька был уже на носилках, Ягге требовательно оглянулась на Таню:
– Стоп! И ее тоже в магпункт! Почему она на ногах? А если у нее внутреннее кровоизлияние?
Джинны двинулись было к Тане, заходя с двух сторон.
– НЕТ! – крикнула малютка Гроттер. – Я не хочу! Я буду с ним! Не подходите!
Верно уловив в ее голосе отчаянную нотку и заметив проскочившую по кольцу красную молнию, Ягге сделала джиннам знак.
– Хорошо, барышня, можешь не ложиться на носилки и идти рядом со своим Ванькой, – терпеливо сказала она. – Но имей в виду, в магпункте тебе все равно придется его оставить. Я разберусь с его рукой и займусь твоими ушибами и ожогом. Только не говори, что их нет. В этом случае я решу, что ты ударилась головой, и буду настаивать на обязательной госпитализации…
Так они и шли до самого Тибидохса. Ягге с Соловьем, безразличные ко всему джинны и Таня, которая шла рядом с носилками, держа Ваньку за руку. За ними на некотором отдалении длинной процессией тянулись младшекурсники и сборная Тибидохса.
Неожиданно кто-то дотронулся до обожженного локтя Тани. Едва не взвыв от боли, она повернулась. Рядом, с восторгом глядя на нее и даже приподнявшись на цыпочки, чтобы лучше видеть, замерла девочка с белой косичкой. Та самая, что лезла с вопросами к Гуне.
– Я Маша Феклищева, – тонким голоском сказала она. – Я очень хочу быть похожей на вас! Весь наш курс восхищается вами!
Таня мельком посмотрела на нее и кивнула. Ей все вдруг стало безразлично. Все, кроме одного. Она шла рядом с Ванькой и бережно держала его за руку.
Увязая в сугробах, джинны трясли носилки. Ванька стискивал зубы, чтобы не закричать от боли.
Hero! Почему-то над Таней так не тряслись в третьей книге. Ах да, она же девочка, должна быть сильной, как слабый пол, чтобы сильный пол не нервничал...
– Мы не расстанемся, никогда… Теперь уже никогда… Все, что было, все прошло, все закончилось… – шептала Таня, точно баюкая его.
Гробыня, хмурая и недовольная, шла рядом с Гломовым. Настроение у нее было хуже некуда.
– Какая жалость, Гроттер ничего себе не сломала… Видел, как эта трусливая дура улепетывала от драконов?.. Чего молчишь, Глом, онемел? Так видел или не видел? – заявила она.
С чего бы это? Почему такая ненависть?
Неожиданно Гуня остановился, тяжело повернулся к Гробыне и, взяв ее за локти, приподнял. Носки Склеповой оторвались от земли.
– Слушай! Если ты еще раз назовешь Гроттер трусливой, я засуну тебя в твой пылесос! Ясно тебе? – прохрипел Гломов.
Склепова, не ожидавшая от Гуни подобного бунта, растерялась и не нашлась, что ответить. Лишь когда Гломов поставил ее и ушел, Гробыня оправилась настолько, что сказала вслух:
– Ну, Глом… Я тебе это еще припомню! Ишь ты, жалостливый какой, сюси-пуси! Предал меня, гад ползучий!
Склепова уже почти дошла до Тибидохса, но спохватилась, что ее пылесос остался на поле. Пришлось возвращаться. К тому времени драконбольное поле опустело. Ушли даже джинны, загнавшие всех драконов в ангары. Гробыня оказалась одна на огромной белой равнине.
Её пылесос получил от другого. Неужели никто не потрудился его осмотреть?
– Я так мучаюсь, так переживаю, а он… И главное, из-за чего! Из-за несчастной Гроттерши! Гуннио Гломини чертов! Ну ничего, доживем до экзаменов! Засядешь ты у меня на четвертом курсе лет на тридцать… А там уж даже у Сарданапала терпение закончится, – бурчала Склепова.
Снег падал крупными хлопьями, спеша замести все следы. Внезапно, как будто по чьей-то злой воле, весь снег на поле пришел в движение и завертелся, точно в миксере. Большая темная тень, словно сотканная из пурги, упала на Гробыню сзади. Склепова перестала бормотать и изумленно застыла. Ледяные змейки ужаса пробежали по ее телу. Она знала, что нужно обернуться, но не решалась.
– Эй, кто еще там? Я спрашиваю, кто? А-а-а-аа!
Гробыня обернулась, и ее пронзительный, истошный, нечеловеческий визг разнесся по полю, заглохнув в метели…
