Емцетред

Анон · 2015-10-19 01:03:11

А не создать ли нам свой Емцетред, аноны? Любите ли вы Таню Гроттер так, как любил ее Ванька Пуппер, Ург, Пинайлошадкин? Скучаете ли вы по веселой ведьме Улите и тянет ли вас блевать от бешеной овуляшки, в которую она превратилась? Жалели ли вы Арея и мечтали ли о его переходе на светлую сторону? Читали ли вы ШНыр и поняли ли хоть что-нибудь в этой пинакотеке ебанавтов?
Давайте поговорим про Дмитрия Емца и его произведения. Анон очень старый фанат, любивший его когда-то за легкость и юмор и до сих пор читающий сквозь фейспалм современные высеры. Я верю, что я такой не один.

Рисовалка: http://doodle.multator.ru/thread/emets
Чат: https://join.skype.com/eZyn1OrYsGcc

Чтения
Гуголдок: https://docs.google.com/document/d/1DT0 … sp=sharing

▼Таня Гроттер⬍

▼Мефодий Буслаев⬍

▼ШНыр (Школа Ныряльщиков)⬍

▼Разное⬍

▼Арты и обложки⬍

▼Косплей⬍

Отредактировано (2017-03-09 06:33:52)

Анон · 2021-07-15 20:08:17

Анон пишет:

Всё.

:smoke: :smoke: :smoke:

Анон · 2021-07-15 20:57:58

Лютая херня :facepalm:
Ладно, анону там только Долбушин с Лианой были интересны

Анон · 2021-07-15 20:58:58

Господи, какая ебола...

Анон · 2021-07-15 21:15:26

Йеп
Тираж там если что 5к.

Анон · 2021-07-15 21:17:22

О, ещё вопрос: а кто этими долбанавтами-шнырями теперь рулит? Боевая тётя-повар?

Анон · 2021-07-15 21:20:48

Анон пишет:

Йеп
Тираж там если что 5к.

Это мало?

Анон · 2021-07-15 21:22:44

Анон пишет:

О, ещё вопрос: а кто этими долбанавтами-шнырями теперь рулит? Боевая тётя-повар?

Пока неясно, в будущем Фреда.

Анон пишет:

Это мало?

Низ среднего по нынешним временам для издатого автора по моим ощущениям.
У Луки 20к, у Громыко 15.
Переиздания ТГ шли по 10+ вроде бы.

Анон · 2021-07-15 21:52:06

Анон пишет:

в будущем Фреда

И будущего у них тоже нет :troll:

Анон · 2021-07-15 22:04:00

Анон пишет:

▼краткое описание⬍
Ну конечно же появляется новый супер-артефакт с прямой связью с двушкой, который на этот раз создал Мокша. Причём в этой книге подчёркивается ВЕЛИКОЛЕПИЕ Митяя, хотя в прошлой ровно так же, притащив то, что не следовало, проебался он. Более того! Как выяснилось, тащить ненужное очень преступно, но при этом у нас есть ТАК БЛЯДЬ И НЕ СЫГРАВШЕЕ хранилище несвоевременных закладок мейд бай митяус.
Супер-артефакт создаёт прямую дырку в двушку, прилетают драконы(все ещё в далёком прошлом) и заделывают дыру, но не до конца.
Причём дыру они заделывают аж в межгрядье, но Мокша теперь, уже слитый с эльбом, ныряет и туда, ну а хули нам!
На земле остаётся дыра в болото, которую удерживают не шныры, а ведьмари.
Гамов и Наста живут вместе, ебут друг другу мозг и ездят по миру. Заодно выясняется, что православный трушный шныр Рузя зарабатывает БЛЯДЬ ХОЛОДНЫМИ ЗВОНКАМИ СУКА. Наста приглашена на суарэ к богатой даме, маме Гамова, и не придумывает ничего лучше, чем притащить ей БЛОХАСТУЮ ТОЛЬКО ЧТО ВЫЛОВЛЕННУЮ КОШКУ.
Дарить животных без спроса, тем более диких, тем более больных - это, как выяснилось, национальная забава Шныра.
Мама Гамова закономерно охуевает и валит подальше от ненормальной с такими подарочками.
На вечеринке ведьмарей, куда приглашают Насту(подумаешь, всего лишь шнырку с неумершей пчелой), Белдо магует, что та беременна.
Можете порадоваться, в сюжете этот факт не сыграет вообще.
Дальше нас переносят НАКОНЕЦ на 108 странице к шнырам, которые страдают хуетой, и пытаются раскрыть персонажей, которых не смогли раскрыть на протяжение предыдущих 10 книг, и, что характерно, так и не раскрывают, а именно девочек курса Рины. Мальчикам, исключая Макара, не досталось даже болтовни, если что, так что девочкам типа повезло ещё.
Дальше мы прыгаем к Улу и Яре. Ул продолжает прыгать и "возвращаться после работы к семье". Денег, что характерно, он не приносит, и живут они все ещё на квартире Суповны, из-за чего Яра нервничает, что ничего своего у неё нет. Нервничает она не без оснований, так как есть у меня интуиция, что беременную Насту пихнут потом куда-то рядом, но об этом в тексте нет.
Яру заебал быт, заебало, что вместо мужа у неё Ул, и заодно выдаётся такая прекрасная сентенция, что я просто не могу.
▼Скрытый текст⬍
так-то!
И плевать, что у емца НИКТО не заводил ребёнка через год после знакомства. даже счастливые пары.
К Яре повадился приходить в гости бесящий её мужик, появившейся в прошлой части, такой бычок, и мешает ей что-либо делать. Она жалуется мужу, что тот не даёт ей своим присутствием даже элементарно помыться, но сразу её ОСУЖДАЮТ, что она как её ебанутая бабка.
Дальше заебанной бытом(одной тащить Ула и ребёнка - это не хуй собачий!) Яре капают на мозги ещё и ведьмари, и она подселяет в сына личинку эльба. Она очень хитромагическая, поэтому просто так её не вывести, но, как выясняется в конце, вывести.
Личинка появится в сюжете ещё один раз, когда и так идущему спасать мир Улу говорят, что если мир спасут, личинку из сына вынут.
Смысла ноль, ага.
Зато опять появляется, что за душу эмбриона/младенца ответственна мать ёж твою бабушку
Витяру(гнусавый, делает модель идеального шныра) ловят на идеализме и знакомят с эльбом, Витяра решает в итоге СПАСТИ ЭЛЬБОВ.
Почему-то методом проделывания дырки между миром, болотом и двушкой.
Дальше про Макара, который слишком тупой принципиальный, чтобы попасться на крючок ведьмарям, то есть в последней книги тратят на него 8 страниц из 476 текста, И НИФИГА ЭТИМ НИЧЕГО НЕ ДВИГАЮТ.
К 172 странице мы наконец-то добираемся до бывшей главной героини! Но не расстраивайтесь, Рина получает то ли две, то ли три главы в сумме из тридцати, и на сюжет влияет почти никак.
26 страниц нам впаривают какую-то лютую скукоту с участием нового курса(который нихуя в сюжете не нужен), и сообщают, что у гиел теперь щенки. Вот радость-то, неуправляемые тварюшки около шныра, но это почему-то(так и нет внятного объяснения) люто бесит Гая и тот высылает нового в сюжете(нормально для последней книги в серии) суперкрутого ведьмаря, почти убившего при защите гиел Штопочку.
Радеон, нывший, что ему опять нужны красотки, а запала на него только Штопочка(ладно, понимает его только штопочка) вдруг осознаёт, как он её любит и прётся к Гаю, получая от него лечебную хуевину. Да, полная параллель с Натой и Рузей.
У гепарда, уникума Рины, новая способность - теперь он может управлять несколькими зверьками, и даже немного людьми. Уиии, так актуально! Если что, гепарда Рина получила кажется в стрекозе.
Нового суперведьмаря раскрывают на протяжение главы, и это больше, чем у половины персонажей, но не суть, всё равно он бесполезен.
Наста подслушивает разговор, в котором ПОНИМАЕТ, что Гамов её не любит, тоска, боль, печаль, он карьерист! И сбегает к Рузе.
И наконец-то все прутся спасать мир к месту, где Гай притащил опасную штучку в мир. Первым прётся Витяра с взрывоопасной хуетой, которой он хочет пробить дырку, дальше компания избранных ведьмарей и шныров, а за ними Гай и ко.
По пути встречаются зомби(натурально блядь зомби, которых так и называют), кусают Гамова, тот становится полузомби, но ест других зомби, а не ведьмарошныров. Зачем, почему...
Дальше гранд финал серии, на уровне, не побоюсь сказать, ленивого махача Мефа и Варсуса в последнем МБ.
Витяра ебает дырку между мирами, прилетают драконы, Гай пытается с помощью седла их подчинить, улетает в сердце двушки, дракончик Насты улетает с ним, на последнем оставшемся взрослом драконе улетает Калерия, Гай возвращается в виде медузы, его убивают.
Всё.

Не, гепарда Рина ещё раньше получила: в третьей книге)

▼Скрытый текст⬍

Анон · 2021-07-15 22:13:29

Анон пишет:

Не, гепарда Рина ещё раньше получила: в третьей книге)

Точно, на одну книгу ошиблась.

Кстати, мама Рины из сюжета пропала, и та девочка тоже.

Анон · 2021-07-15 22:44:03

А что с Сашкой?

Анон · 2021-07-16 00:55:29

Анон пишет:

А что с Сашкой?

Бомжует в буквальном смысле под ШНыром.
Особо сюжет вроде не двигает, а его Череп, получается, проёбан.

Анон · 2021-07-24 14:24:38

Какая лютая хрень. И последний шныр, и вся серия. Сюжет, идея, сверхзадача, общий глобальный замес или какая-то нить, ради чего все это...

Анон · 2021-07-30 02:56:21

Внезапно МБ-6 и глава, которую я бы назвала "из весёлой жизни начальства зверофермы"

▼Глава 3 Краше красной краски нет⬍

На почве, зноем опаленной, проживал один верблюд. Он был личностью презрительной и плюющей на что попало. Камень увидит – плюнет в камень, увидит черепаху – плюнет в черепаху.
Как-то верблюд гулял и увидел червяка. Червяк сидел на ветке высохшего саксаула у него над головой. Верблюд плюнул в червяка, но не попал. Он плюнул еще раз и опять не попал. Так он плевал до глубокого вечера, пока наконец не понял, что червяк слишком высоко…
– Эй, червяк, слазь! – заорал верблюд.
– Не-а, – сказал червяк. – Не слезу!
– Что ты там делаешь?
– Посмотри на себя!
Верблюд посмотрел.
– Я плюю на верблюдов, – сказал червяк.
Притча о верблюде, который на всех плевал

Притча интересная, и опять не связана с текстом, исключая вариант, что на всех плевал свет.

В тот день и час, когда начался этот невероятный снегопад, Ирка сидела за столом в «Приюте валькирий» и грустно смотрела в окно. Снаружи все было белым. Снежная завеса, расчерченная вертикальными линиями стволов, закрывала все небо.
С другой стороны стола на лавке сидел Антигон и нетерпеливо подпрыгивал. Когда его подпрыгивание и, главным образом, повторявшийся стук ударявшейся об пол лавки вконец надоели Ирке, она неожиданно вспомнила, что они играют с Антигоном в шашки. Ситуация на доске была вполне стабильной, даже, пожалуй, в пользу Ирки, но шашки ей вдруг опротивели. Даже одна мысль, что нужно передвигать их пальцем по доске и слушать щелчки, с которыми белые и черные кругляши перепрыгивают, пожирая друг друга, вызывала тоску.
– Мерзкая хозяйка, вы будете ходить или как? – нетерпеливо подал голос Антигон.
– Нет. Считай, что ты выиграл… Сдаюсь! – сказала Ирка, смахивая шашки с доски.
Задыхаясь от гнева, потомок домового и кикиморы замахал руками и вскочил на стол. Его бугристый лимонный нос полыхал от негодования.
– Валькирия не может говорить: сдаюсь! Это слово не для валькирий! – воскликнул он.
– Веселая история! А какие слова для валькирий? – удивилась Ирка.
– Валькирия может говорить: «Я должна! Я обязана! Мне нужно!» Если, конечно, она достаточно мерзкая и достаточно безответственная! – назидательно сказал Антигон.

Но при этом валькирии никто не обязан, не должен и ничего такого.
Вообще должны, обязаны и т.д. всем и всю жизнь две категории людей, кмк.

Первая - те, которые лидеры и ответственны за всех, но за это получают свои плюшки.
И вторая - те самые лошадки, которые работают больше всех, да не становятся председателями колхоза, а в финале отправляются, как несчастный Боксёр, "на лечение".

– А если валькирия устала? Или отчаялась? Или обессилела? Или в тоске? – спросила Ирка.
Антигон с досадой дернул себя за бакенбарды, казавшиеся карикатурными на розовом, гладком, как у младенца, лице.
– Валькирия обязана это скрывать! Все чувства: слезы, досаду, боль – она имеет право проявлять только наедине с собой. И никак иначе.

Потому что... почему? Валькирия это спецназ, разве не в выполнение целей её миссия?

– А если она не может? Если она совсем без сил? – поинтересовалась Ирка.
– Выход один: залечь на дно и попытаться переждать это состояние. День, два дня, неделю… Столько, сколько нужно, но не слишком долго.
– А если не получится?
Ответ Антигона был пугающе прост:
– Если не получится, тогда она должна найти другую, достойную, и передать ей копье и шлем. Навеки!
– Разве копье и шлем можно передать? – удивилась Ирка.
– Да, можно, если произнести формулу отречения… – заверил ее кикимор.
Ирка провела по столу пальцем. Палец перечеркнул натекшую с потолка лужицу и оставил длинный тонкий след.
– А что будет со мной, если я произнесу эту клятву? – спросила она.
Антигон перевернул доску и ссыпал в нее шашки. Затем демонстративно громко захлопнул доску и небрежно убрал ее в ящик.
– Ты не ответил, что будет!
– Это и был ответ, отвратительная хозяйка!.. И чтобы я больше не слышал слова «Сдаюсь!» Никогда! – предупредил оруженосец.

Когда Боксёра отправляли на бойню, это хотя бы замаскировали...
А если валькирия служила две сотни лет, и больше не может? Тоже хлопаем доской?
особенно очаровательно то, что умирать надо не просто так, а найдя преемницу и добровольно умерев!

А Пушкина мы в Эдеме выгуливали, ага. И с деревьями обнимались, это ведь лучше, чем помочь даже не упавшему, а просто уставшему.

Ирка встала. Ее макушка почти касалась потолка. За семь месяцев, минувших с последней встречи, она выросла и ощутимо похорошела. Взрослые мужчины на улице порой оглядывались на нее с рассеянной задумчивостью.

Как бы сказать автору, что шутить над тем, что к 14-леткам пристают(а, если вспоминать Гробыню, прямо-таки склоняют к сексу) дяди сильно за - это днищевато? Особенно когда ты пишешь другим подросткам.
При этом кстати куча реальных подростковых проблем, к примеру, проблема "кем быть" - не поднимается. А зачем?

Внутри деревянного вагончика было тепло, но не столько стараниями железной печки, в которую Ирка, имитируя трудовую деятельность, порой подбрасывала полено-другое, сколько заботами Багрова. Как-то, еще в первые декабрьские морозы, он явился и с таинственным видом промазал щели в рассохшихся досках белой жижей из банки.
– Теперь не замерзнешь! – сказал Матвей.
– Только не спрашивай меня, что это было, а то у тебя на всю жизнь пропадет аппетит! – подражая его голосу, передразнила Ирка.
Багров ухмыльнулся и посмотрел на нее так серьезно и одновременно так лукаво, что Ирка поняла, что недалека от истины.
– Что да, то да. Лучше не спрашивай, – подтвердил он.

Кааажется потом там будет холодно, но не скоро.

Не успела Ирка подумать о Багрове, как скелет летучей мыши, подвешенный к потолку и используемый в качестве датчика некромагии, внезапно запрыгал всеми сочленениями.
– О, вот и он – наш дорогой и единственный! Не к ночи помянуть, а ко дню! – сказал Антигон. Он всегда так отзывался о некромагах.
И действительно, не прошло и минуты, как кто-то очень знакомо постучал в люк, – дверь в обычном представлении в «Приюте валькирий» отсутствовала. Лишь деревянный люк, в который можно было подняться по канату.
Ирка открыла. В «Приют валькирий» забрался Багров. Он всегда вскальзывал легко, точно уж, хотя Ирка ни разу не видела, чтобы он тренировался. Если, конечно, не считать тренировками ежедневные упражнения в фехтовании и возню со всякого рода снадобьями.

Ирка ни разу не видела, чтобы он тренировался. и Если, конечно, не считать тренировками ежедневные упражнения в фехтовании
ВАЩЕ НЕ ТРЕНИРОВКА.

– Привет! – сказала Ирка.
Матвей вскинул на Ирку темные, без блеска глаза, и с замедлением моргнул, удержав внизу пушистые ресницы. Только он один умел так здороваться глазами. Ирка пыталась как-то научиться перед зеркалом, но осталась недовольна. Чего-то главного не хватало. Может, непоколебимого спокойствия и неподражаемого внутреннего достоинства, которого в Багрове было столько, что хватило бы на троих?
– У тебя там тоже идет снег? – спросила Ирка.
– Теперь везде снег, – коротко ответил Матвей.
Он поселился в сарае лодочной станции в Серебряном Бору. Ирка была у него дважды. Багров ночевал в старой лодке. Пол в сарае был густо посыпан опилками, в которые нога проваливалась до середины голени. Над лодкой мерцал вечерами загадочный фонарь с разноцветными стеклами, подвешенный к потолку на веревке.

У этой фразы лишь одно достоинство - благодаря ей я вспомнила про чудесный рассказ Туве Янсенн, где тоже была зима, снегопад, и даже капелька лодочного сарая.

– Снег будет идти каждый день, с короткими перерывами, пока город совсем не заметет. Думаю, через неделю все одноэтажные дома вообще исчезнут, – продолжал Багров.
Он говорил спокойно, не придавая большого значения словам. Заметно было, что не это занимает сейчас его мысли.
– Откуда ты знаешь? – подозревая шутку, спросила Ирка.
С Багровым никогда нельзя было сказать наверняка: шутит он или серьезен.
– Я рассмотрел одну из снежинок. Она необычной формы. Если вглядеться, заметно, что кристалл имеет совсем другое строение. Это магический снег.
– Но снегопад послан светом? – спросила Ирка.
Ей не верилось, что такой радостный, такой до сказочности пушистый снег может иметь отношение к мраку. Багров медленно покачал головой:
– Не совсем… Снег вызван каким-то артефактом, вероятнее всего.
– Каким?
– Не знаю. Я лишь предположил, – сказал Багров, неотрывно и одновременно точно с легким опасением глядя на Ирку.
Какое-то время Ирка недоумевала, что же такое с Багровым, как вдруг память ее выдала мгновенную вспышку. В прошлый раз, перед тем как уйти, Матвей сказал вскользь:
– Ты должна ответить: любишь меня или нет. Подумай хорошо, все взвесь и скажи в следующий раз, когда я появлюсь… Я не буду торопить!
И хотя «скажи в следующий раз» и «не буду торопить» явно противоречили друг другу, Ирка тогда уже почувствовала две вещи: что некромаг волнуется, хотя и скрывает это, и что все-таки придется дать ответ, хотя она предпочла бы не спешить.

Алё, у них там город заваливает, город заваливает, можно спасительница мира хотя бы немного его поспасает?

Багров молчал, ковыряя ногтем каплю смолы на деревянной стене.
– Ты ждешь? – тихо спросила Ирка.
Ирка не смотрела на Багрова, но почувствовала, что он кивнул.
– Моего ответа?
– Твоего положительного ответа! – поправил Матвей. Порой он становился настойчивым, как Буслаев.
Ирка вспылила:
– Багров, тебе надо чаще читать словарь на букву «С»!
– Почему на «С»?
– Потому что слово «совесть» начинается с «с».
– «Сволочь» тоже начинается не с «у»… А сейчас, если не сложно, давай ближе к теме! «Да» или «да-да?» Я бы предпочел «да-да-да-да!».
– Не спеши бодаться с асфальтоукладчиком. Тебе известно, что такое валентность? – спросила Ирка.
Матвей задумался. С химией он дружил очень дистанционно. В те годы, когда он получал общее образование, великий Менделеев еще не принял стратегического решения родиться.
– Нет, неизвестно, – сказал он.
– Тогда я объясню совсем просто, как сама понимаю. Валентность – это когда химическое соединение нуждается в каком-то атоме, например, в атоме водорода. Оно как магнит притягивает его к себе, оно в поиске, оно жить не может без водорода и готово зацапать первый же атом водорода, который попадется на пути. Но когда элемент найден, валентность закрывается, и другой атом водорода – даже будь он в пять раз лучше – может сто лет стучаться в запертую дверь. Он не нужен, потому что пришел слишком поздно. ВАЛЕНТНОСТЬ УЖЕ ЗАКРЫТА. Понимаешь?
Багров внимательно посмотрел на Ирку.
– Прекрасная лекция! Но меня больше умиляет смысл. Когда тебе нужен был водород, пришел Мефодий, да? А я явился вторым и сейчас бодаю лбом дверь? – спросил он.
– Какое это теперь имеет значение? Валентность моей любви закрылась раз и навсегда… Любовь – это вообще не для валькирий. Ты же знаешь наши законы.
Лицо Багрова потемнело. Некромаги не признают препятствий. Они их просто не видят. Есть некромаг и есть цель. А все то, что между некромагом и целью – не более чем пять метров плохо проваренных макарон, которыми попытались связать спящего тигра.
– Чушь какая! «Сердце занято – сердце свободно». Тоже мне: магазин закрывается, приходите завтра! – сказал он с досадой.
– Ты не понял, Багров, я валькирия , – повторила Ирка.

Ничего страшного, до поцелуя всем пофиг.

Насмешливый выдох через нос. Победительный прищур. Нет, этот тип явно не остановится на полпути.
– Да что ты говоришь? Приятно познакомиться! Любовь не для тебя? Демагогический бред! На свете полно старых клятв, которые произносятся просто как дань традиции! Все плевать на них хотели! – заявил Багров.
– У валькирий нет клятв. У них есть законы, – напомнила Ирка.
– Думаешь, я не знаю законов валькирий? Про любовь там сказано так, на всякий случай… В духе: первым делом – самолеты, а любовь это так – фоновый рисунок рабочего стола. Пока не уберешь помойку в своей комнате, свадьбы не будет.
– Очень смешно, – сказала Ирка нервно.
– Смешно – смейся. Ты сама не знаешь себя так, как я тебя знаю!
– Очень мило. И что же ты обо мне знаешь?
– У меня нюх на людей… Даже не нюх: я просто их вижу. Все порывы, все движения души. Ты не просто банальная валькирия, которая получила копье и шлем, как новобранец автомат. Ты девушка с даром любви. Ты можешь творить чудеса, когда полюбишь. Любовь удесятерит твои силы. Тебя никто не остановит: ни свет, ни тьма. Такие, как ты, рождаются крайне редко. Одна на миллиард, быть может.

А ещё бессмертная, а ещё достойная стать смертью, а ещё...

– Одна на миллиард? Что-то как-то многовато нас, – сказала Ирка, пытаясь вспомнить, какова сейчас численность населения планеты. Каждая девушка хочет быть единственной. Одна на миллиард – это уже не штучный товар.
Багров ковырнул ногтем смолистую каплю. Ирка вспомнила, что она тоже любит отдирать смолу от свежих досок и жевать ее, ощущая, как крошечная капля касается языка, зубов… Интересно, с Мефом у нее тоже такая же общность привычек?
– У всех валькирий есть оруженосцы. И не надо говорить, что они нужны только для того, чтобы таскать деревянные палки с острыми концами, которыми протыкаются стражи мрака. Это объяснения для обывателей. «Застегни мне на спинке доспехи, милый юноша! Там застежка, как на том розовом купальнике, который я купила прошлым летом!» – Багров явно передразнивал кого-то из двенадцати валькирий. Вот только кого?

Если без любви...

– Что-то я не поняла, чего ты добиваешься? Хочешь устроиться ко мне пажом? У меня уже есть один, – сказала Ирка.
– А… да, паж… Этот, что ли?
Багров насмешливо вскинул глаза. На крыше кто-то охнул, споткнулся, а затем мимо окна ласточкой пролетел Антигон и воткнулся макушкой в сугроб.
– МАТВЕЙ! Не смей трогать моего пажа!
Багров пожал плечами:
– Я не виноват. Это досадное совпадение. Предупреждаю на всякий случай, чтобы избежать недоразумений.
Ирка решилась наконец поднять глаза на Багрова. Тот смотрел на нее спокойно, с завораживающим упрямством. На миг Ирке захотелось шагнуть к нему и бросить все усложнять. Что за привычка, в конце концов, превращать жизнь в запутанный лабиринт условностей? Есть валькирия-одиночка, есть человек, который ее любит… Зачем ей Буслаев, которому никогда не узнать в валькирии девчонку на коляске, к которой он порой забегал? Чего она мудрит, чего добивается? Может, ей просто хочется быть несчастной и она неосознанно ищет для этого повод?

А не получить под лопатку чужое копьё она не хочет? :really:

Неожиданно Багров оживился.
– Слушай, мне вдруг пришло в голову… – начал он.
– Я рада за твою голову!
– Перестань! Ты говорила, что соединение потеряло свой водород однажды, да? Значит, оно может потерять его еще раз. Теоретически это возможно? – спросил Багров.
– Теоретически – да. Один шанс из ста, – согласилась Ирка.
– Уже немало. Всего каких-то жалких девяносто девять шансов против. Давай загадаем: если я попаду, ты будешь моей! – сказал Багров и без замаха метнул нож в круглую мишень.
Ирка повернулась, чтобы посмотреть. Конечно же, нож торчал в самом центре.
– Это надувательство! Ты никогда не промахиваешься! – возмутилась Ирка.
Ей никто не ответил. Люк был открыт. Резвый ветер уже вбросил снизу целый поток клубящегося снега. Ирка выглянула, и в колкой пурге ей померещились два грызущихся, бьющих копытами коня: белый и вороной.
Где-то снаружи негодующе чихал Антигон, ругая зиму, снег, работу и главным образом маму, которая его родила. Багров исчез.

Здравствуй, дядя манипуляция!

Антигон вернулся в «Приют валькирий» и, захлопнув люк, стал греться у железной печки. Он продрог, и вместе с межпальцевыми перепонками льдом покрылось и его настроение.
– Не люблю снег… Не люблю дождь… Не люблю солнце… Не люблю ветер… От зимы меня тошнит… Терпеть не могу осень… Лето просто ненавижу… – бубнил он.
– А что ты любишь? Прокисшее варенье? – уточнила Ирка.
Кикимор ностальгически вздохнул. Нос у него сделался пунцовым. Ушки тоже приятно порозовели. Ирка подумала, что не стоит искушать судьбу. Дав ей осенью слово, Антигон держался уже три или четыре месяца, однако Ирка чувствовала, что он на пределе. Еще немного и – новый загул.
– Только попробуй! – предупредила она кикимора. – Что ты смотришь на меня гриппозными глазками? Сейчас у кого-то будет сотрясение отсутствующего мозга!
Антигон провоцирующе фыркнул:
– Ах, хозяйка! Вы только обещаете!
Ирка вспомнила о снегопаде, о котором упоминал Багров. Интересно, это правда, что через неделю одноэтажные дома окажутся под снегом? Можно представить, что станет с городом. Люди, как кроты, копошатся в спешно вырытых узких тоннелях. В разрезе тоннеля лишь узкая полоска белесого неба, и снег все валит, валит… И что, интересно, предпринимает по этому поводу свет?

Тоже, что и обычно, Пинки!

нихуяшечки не предпринимает.

Неожиданно короткий стук в люк заставил Ирку замереть. Кто это может быть? Снова Багров? А если нет, то кто? Обычные люди не в состоянии увидеть «Приют валькирий». Для них он навеки останется пустым сгоревшим вагончиком, невесть зачем торчащим на столбах в чаще леса.
Стук повторился. Ирка оглянулась на Антигона. Правильно истолковав ее взгляд, кикимор скользнул к люку и замер с булавой наготове. Мало ли кого из магов или темных стражей занесло к ним в этот час?
Ирка открыла. Кто-то резво влез по канату и остановился, отряхиваясь. К Ирке и Антигону он стоял спиной, занятый пока только борьбой со снегом.
Антигон, крякнув, занес булаву.
– Не надо! Погоди! – крикнула Ирка.
– Чего годить-то? По мне лучше бы тюкнуть для надежности! – огорчился кикимор.
Человек наконец повернулся к ним. Перед Иркой, весь облепленный снегом, в нелепой полосатой шапке с помпоном, какую не встретишь и в рекламе препаратов от насморка, стоял Эссиорх. Он был небрит, глаза воспалены. Не обращая внимания на Антигона, он прошел мимо Ирки и устало рухнул в кресло. Кикимор, замерший с занесенной булавой, сообразил, кого он только что едва не огрел, и ужасно смутился.

... пиетет перед Эссиорхом не основан ни на чём.

Чтобы как-то выйти из положения, Антигон сделал вид, что чешет булавой спину.
– Лопатки так и сводит, так и сводит. Уж и не знаю, что такое. Прям дерет! – забубнил он.
– Привет, Эссиорх! А где твой мотоцикл? – спросила Ирка, привыкнув, что они неразлучны, как сиамские близнецы.
– А… там! Теперь уж до весны… – хранитель неопределенно махнул рукой в пространство.
Ирка выглянула. Повсюду был лишь лес. «Там» – это могло быть где угодно. Чудо, что Эссиорх вообще сумел проехать. Снег все валил и валил. Казалось, деревья – единственное, что реально существует в этом белом безмолвном царстве. Они, как черные нитки, прошивали реальность, скрепляя ее.
– Матвей говорит, что снегопад магический и вызван артефактом. Снежинки какие-то не такие, – сказала Ирка.
Эссиорх настороженно взглянул на нее.
– Так и есть. Артефакт уже ищут. И наши, и комиссионеры. Но в этом снегу, сама понимаешь, все очень непросто, – сказал он.
– А что за артефакт?
– Постарайся обойтись без глупых улыбок: Мистический Скелет Воблы… Ну я же просил! Это не так смешно, как кажется.
Хранитель отрешенно выглянул в окно.
– Ты неважно выглядишь! – сказала Ирка.
– Это что-то меняет? – резко спросил Эссиорх.
Ирка растерялась.
– Нет.
– Тогда зачем об этом упоминать?
Эссиорх чихнул и, уставившись на ботинки, стал стучать носками, отряхивая снег. Он был задумчив. Снегопад явно был не единственной причиной его волнений. Обычная взрослая история. Мелкие неприятности вытесняются крупными.
– Не слишком-то ты любезен, – заметила Ирка.
– Еще бы. Хорош добрый ангел! Устраиваю судьбы других и не могу устроить собственной, – сказал Эссиорх с кривой усмешкой.

Как насчёт НЕБОЛЬШИХ ЭТИЧЕСКИХ ПРОБЛЕМ? Таких, как использование чужого тела и его генов явно не в служебных надобностях и как бы немного некрофилия?

На его лице, как показалось Ирке, отразилось не страдание, а лишь старая привычка чувствовать себя фоново несчастным.

:facepalm:

– А ты как хотел? Для добрых ангелов это типично. Ну так что стряслось, если в порядке убывания трагичности?
– Лучше в порядке возрастания! Я простужен, сердит, поссорился с Улитой, и у меня скверные новости оттуда, – Эссиорх ткнул пальцем в потолок.
Проследив за его пальцем, Ирка увидела лишь паутину, и ей стало совестно вдвойне: за неспособность мыслить абстрактно и за лень. За два месяца зимы она так и не удосужилась смести паутину. С другой стороны, ей было жаль паука. Чужой труд надо уважать

И его ещё не съел кикимор?

– Человеческий мир втягивает меня, отсекая все высокое. Еще немного, и я стану просто мотоциклистом, и интересы у меня будут как у среднего мотоциклиста: байк, пиво, девочки. И если данная культурная парадигма и будет подвергаться изменениям, то лишь в векторе элементарного количественного увеличения трех упомянутых ценностных центров, – продолжал Эссиорх.
Ирка улыбнулась.
– Ну до настоящего мотоциклиста тебе еще далеко. В плане… м-м… культурной парадигмы.
– Ты действительно так считаешь? – с надеждой спросил Эссиорх, не замечая иронии.

Так и не спился, не разбился и не... подхватил венеру?

Теперь вот с Улитой. Думаю, мне стоит с ней расстаться.
– Погоди! Разве ты ее не любишь? – удивилась Ирка.
Эссиорх вздохнул так уныло, что паутина на потолке вздулась и опала.
– Люблю. Ее нельзя не любить. Улита уникальна. Она сама лекарство от самой себя. Сама ранит и сама же залечивает раны. Но это ничего не значит.
– Почему?
– Потому что я не могу сделать ее лучше. Не могу заставить забыть мрак и шагнуть к свету. Даже не могу вернуть ей эйдоса. А если так, то стоит ли продолжать такое общение?.. Это тупик.

Учитывая, что вместо весёлой и юморной Улиты появится нервозное нечто, ей не стоит шагать к свету.

Ирка взглянула на Антигона. Домовой кикимор слушал Эссиорха открыв рот. На верхней челюсти поблескивали вампирьи клыки, невесть уж чье наследство. Антигон любил умные разговоры, причем любил тем сильнее, чем меньше понимал смысл.
– По-моему, ты усложняешь, – сказала Ирка, подумав, что то же можно сказать и о ней самой. Смешно, что другим мы даем советы, которым не следуем сами.
– Разве? Я так мыслю. А еще я боюсь слишком сильных чувств. Точнее, не сильных, а неконтролируемых, – добавил Эссиорх в порыве внезапной откровенности. То ли из-за насморка в мозг поступало мало кислорода, то ли хранителю действительно нужно было выговориться.
– Даже любви? – не поверила Ирка.
– Земной любви, – уточнил Эссиорх. – Истинной любви бояться нельзя. Она согревает, облагораживает и созидает все, чего коснется. Земная же любовь как огонь. Слишком сильная и испепеляющая может сжечь, уничтожить, обрушить во мрак. Ложная любовь-опека способна всякого сделать слабым, вялым и эгоистичным. Сама знаешь, что бывает с единственными сыновьями одиноких матерей, если матери берутся за дело слишком ретиво. Хотя это и не самый удачный пример.

Любовь-опеку мы дальше увидим, в исполнение Дафны и Мефодия. Созидательную любовь не.

Антигон, в восторге вертевший в руках булаву, уронил ее себе на большой палец ноги.
– Ёксель, меня тоже растила одна мама!.. Ой, прошу прощения, прохвессор! Продолжайте вашу лекцию! Она такая мерзкая, до тошноты увлекательная! – сконфузился он.
– Не удивляйся! Это комплимент! – шепнула Ирка Эссиорху.
– Я догадался, – кивнул хранитель.
Некоторое время он сидел в глубокой задумчивости, борясь с насморком и сомнениями. Наконец собрался с мыслями, качнулся на кресле, рывком встал и сразу стал официальным.
– Валькирия-одиночка! Я обращаюсь к тебе уже не как друг, а как посланец света!
– Хорошее начало! А сразу быть и другом, и посланцем нельзя? Или как в старой поговорке: как надену портупею, все умнею и умнею? – оценила Ирка.
Однако Эссиорх, раз забравшись на официальную лошадку, уже с нее не спрыгивал.
– На всякий случай хочу подчеркнуть, что все сведения строго конфиденциальны! – сказал хранитель, веско посмотрев на Антигона.
– Конфето… чего? – озадачился потомок кикиморы.
– Вякнешь – язык отрежут, – доброжелательно пояснил Эссиорх.
Антигон уважительно закивал, хотя Ирка была уверена: язык у него в случае необходимости отрастет и новый. У того, к чьей крови примешалась хотя бы капля крови нежити, с этим проблем не возникает.

:facepalm:
Посланец света, сама доброта.

– Три дня назад Генеральный страж Троил очнулся и стал узнавать тех, кто за ним ухаживает. Первый вопрос Троила был о Дафне. «Вы о той изменнице, что напала на вас, а после расправилась еще с двумя стражами? Златокрылые несколько раз видели ее рядом с резиденцией мрака. Мы готовы атаковать резиденцию, только отдайте приказ», – сказали Троилу. Однако Троил всех удивил. Он запретил златокрылым выслеживать Даф без каких-либо объяснений.
– В принципе ты не сказал ничего нового. Ну, кроме хорошей новости, что Генеральный страж в сознании. А что Даф ни в чем не провинилась перед светом, нам и так известно, – заметила Ирка.
– Ты спешишь, валькирия-одиночка! На следующий день Троил, хотя и был слаб, велел перенести себя в архивы и провел там день и следующую ночь, просматривая отчеты. Не только за тот год, что он балансировал между мирами, но за гораздо больший срок. Затем он вызвал к себе двенадцать первых стражей света и долго совещался с ними.

Вот знать бы, что за 12 первых. Физически? По рангу?

Все в Эдеме обеспокоены. С каждым годом нам удается вызволять все меньше эйдосов. В последнее время ситуация стала совсем тревожной и грозит выйти из-под контроля. Если раньше мы спасали сотни тысяч эйдосов в день, то теперь всего лишь десятки тысяч. Ты понимаешь, что это означает?
– Что их забирают стражи мрака и они достаются Тартару? – предположила Ирка.
К ее крайнему удивлению, Эссиорх покачал головой.
– Мрак, конечно, своего не упустит, но нам точно известно, что в последнее время и он стал получать гораздо меньше эйдосов, – таинственно сказал он.
– Но почему?
– В этом-то вся загвоздка! Если раньше все эйдосы казались бессмертными, то теперь это не так. Многие эйдосы… – Эссиорх тревожно оглянулся, будто собирался произнести нечто кощунственное, – уже не бессмертны. Это гниль, понимаешь, гниль!
Ирка недоверчиво уставилась на хранителя. Это противоречило всему, что она успела усвоить.
– Эйдос не может быть гнилью!
– К сожалению, может. Представь себе яблоко, крепкое, румяное. Ты разрезаешь его, а внутри черви и высохшие, негодные семена. Разве ты никогда не встречала такого?
– Честно говоря, на семена я никогда не обращала внимания. Червяки же это, в сущности, белковый продукт, – призналась Ирка.
– Да ты, я вижу, кровожадная особа! Однако семена – это и есть самое важное. Они всегда преподносят сюрпризы. Иногда случается яблочко зеленое, или сморщенное все, или треснутое – но семена! Как хороши!
– Ну а эйдосы тут при чем?
– Не спеши! Раньше как было: едва опустится коса Мамзелькиной, светлый страж прилетает к человеку, чтобы не дать мраку завладеть его эйдосом. Обычно там же, на месте, уже торчит дюжина потирающих лапки комиссионеров и кто-то из темных стражей. И все ждут, кому достанется эйдос – свету или мраку. У мрака на него свои виды, у света свои.
– И златокрылый начинает сражаться с темными стражами и комиссионерами? – спросила Ирка с волнением.
– Ну не всегда сражаться… – сказал Эссиорх со вздохом. – Свет и мрак хотя и находятся в состоянии войны, но война эта такая давняя, что давно утратила свой пыл. Чаще и без того ясно, кому достанется эйдос. Иногда, как ты знаешь, его и при жизни могут выкрасть или выманить… Мы же говорим о тех случаях, когда этого не произошло. Эйдос кладут на ладонь – вот так – и смотрят. Если эйдос служил свету, он окутан светлым голубоватым сиянием. Иногда он даже приподнимается немного и зависает над ладонью, не касаясь ее. Златокрылый заберет такой эйдос, доставит в Эдем и там отпустит, чтобы в светлом и солнечном райском саду эйдос сам определял свою дальнейшую судьбу. Захочет – станет пыльцой на крыльях у бабочки, или глазом кентавра, или разрастется до размеров звезды в созвездии Стрельца. Все в его власти. Ничего невозможного нет. Если же эйдос принадлежит мраку, то сияние будет плотным, фиолетовым, сам же эйдос будет ощутимо давить на руку. Порой так давит, что и не удержишь… Вроде песчинка, а тяжести в ней как в железнодорожном вагоне. И тогда златокрылый уходит в тоске и печали, а страж мрака, ухмыляясь, ссыпает эйдос в свой дарх…

когда так и не решил, что за хуйня ЦЕНТРАЛЬНАЯ ЧАСТЬ ТВОЕГО ЦИКЛА.
Это как коаксий в ЗВ, только если ещё посыпать его тем, что он то твёрдый, то жидкий, то шарообразный, то вообще жрётся пилотами.

– Но иногда все-таки битвы бывают? – упрямо спросила Ирка.
Услужливое – даже чересчур услужливое – воображение рисовало ей, как она разгоняет стражей мрака и как огненный дрот прочерчивает ночь. И вот спасенный эйдос уже согревает ей руку!
Эссиорх, для которого ход ее мыслей не был тайной, кивнул:
– Иногда – да. Но лишь тогда, когда сущность эйдоса еще не определилась. Иногда человек всю жизнь метался между светом и мраком, раздираемый противоречиями. И эйдос у него такой же. То сорвется с ладони, вспыхнет так, что мрак отшатнется в ужасе, а то вдруг темнеет, тяжелеет и так давит на ладонь, что хочет, кажется, в землю уйти. И вот тут-то, конечно, начинается битва. Блеск стали, яростные звуки маголодий, вой комиссионеров… Но эти-то все больше на психику давят, не вмешиваются. По давней договоренности, битва всегда происходит один на один.
– Вот видишь! А ты говоришь: эйдосы – гниль! – сказала Ирка.
Эссиорх подышал на свои замерзшие руки с каймой машинного масла под ногтями.
– В том-то и дело… Раньше гнилой эйдос встречался один на тысячу, и это был шок, сенсация, а теперь едва ли не половина всех эйдосов гнилые…

Вы ж бедные шокируемые каждый день тысячи раз!
Математика, блядь.
Каждый день приносили больше 100к(мрак или получал оставшиеся миллионы, или кто-то не умеет считать), из них 1/1000 брак. То есть из-за тысяч каждый день истерика?
Неудивительно, что этих существ вид цветочка штырит.

Прилетает златокрылый – и что он видит? И человек будто был неплохой, и особых мерзостей не делал, и хорошие поступки иногда проскальзывали… Казалось бы, тот случай, когда нужно сражаться, отвоевывать, а отвоевывать-то нечего! На месте эйдоса – пшик, мумифицированная точка, крошечная, как горчичное зерно. И – все. Страж мрака подойдет, посмотрит, плечами пожмет и удалится. Даже за рукоять меча не возьмется. Ему-то эта мумифицированная дрянь тоже не нужна. А комиссионеры – те и вовсе не приходят. Чутьем знают, где есть пожива, а где нет.
– И почему так происходит? – спросила Ирка.
Эссиорх долго не отвечал. Он вновь опустился в кресло, обнял колени и стал покачиваться. Русалочьи выпуклые глаза Антигона неотрывно следили за ним. Темные широкие зрачки качались как маятник.
– А кто его знает, почему? Есть только предположения… Троил считает, что граница между светом и мраком становится размытой. По сути дела, она фактически исчезла. Границу заменило то, что люди выбрали себе взамен добра и зла. Мелочные игрушки: приобретательство, погоня за ускользающими и одновременно быстро надоедающими удовольствиями. Плюс якобы важные новости, сменяющие друг друга каждый час и по сути ничего не значащие и ничего не меняющие. Как следствие, люди перестают интересоваться добром и злом и просто живут. Вялые, размякшие, ничего не желающие, ибо ерундовые желания запорошили их мозг точно так же, как перхоть их волосы. Эйдос нужно закалять – в сомнениях, в слезах, в восторгах, в страданиях. Только тогда он станет эйдосом и обретет бессмертие. В прогорклом же жиру благополучия он тонет и съеживается.

А УЖ КАК ОПАСНЫ ТЁПЛЫЕ ТУАЛЕТЫ!!!

Раньше вера хоть в какой-то мере защищала от этой инфекции. Сейчас же, когда жир заместил веру, слабые эйдосы стали беззащитны.
– Но так же, наверное, было всегда? Как не во всех яблоках вызревали семена – ты сам это только что признал, так и не у всех людей эйдосы становились бессмертными, – сказала Ирка, подумав.

Здрасти приехали, эйдос же есть сама сущность человека, нет?

– Да. Но в последнее время – в последние полтора года, говоря точнее, – это стало приобретать катастрофические формы! – сказал Эссиорх.
– Но почему? Что такого произошло в эти полтора года?
– Что произошло? Как минимум две вещи. Первое: Мефодий Буслаев осознал – или во всяком случае начал осознавать – свою силу. И второе: он начал встречаться с Дафной .

С Дафной он начал встречаться в конце пятой книги примерно, и какую он силу начал осознавать?

Это «второе» ужалило Ирку как дачная оса, коварно влетевшая в рот вместе с куском торта. Эссиорх усмехнулся и ладонью провел по лицу. Ирке показалось, что щетина издала неприятный звук счищаемой рыбьей чешуи.
«Спокойно! – сказала она себе. – Я злюсь на Эссиорха. Не потому ли, что ревную Мефа? А как же Багров? Да и вообще все, что связано с любовью, для меня навеки закрытый файл. Валькирия не может быть счастлива в любви».
– А эйдосы тут при чем? Ну встречается он с Дафной и встречается. Или в Прозрачных Сферах надеялись, что Меф всю жизнь будет смотреть на девушек лишь в прорезь боевого шлема? – спросила она, подливая в голос побольше равнодушия из неиссякаемой бутылочки женских эмоций.
– Прозрачные Сферы не занимаются этими вопросами. Наследник мрака может встречаться с кем ему вздумается, но только не с Даф, – уточнил Эссиорх.
– Почему?
– Простое объяснение тебя устроит? Вот оно: Даф – это свет. Мефодий – это мрак.
– Ну не такой уж он мрак! – осторожно возразила Ирка.
Эссиорх строго посмотрел на нее.
– Он станет мраком, потому что не может не стать. Человек то, чем он занимается. По доброй воле или по принуждению – не суть важно. Он как вода – принимает форму сосуда, в который его наливают. Даже самый твердый человек не может существовать без сосуда. А его сосуд сейчас – мрак.

Поэтому из-за уменьшения потоков эйдосов мы отдадим Мефа мраку и ёбнем мир. Отлично? Отлично!

Даф не должна находиться с ним рядом.
– Почему?
– Закон палитры. Когда черная краска смешивается с белой, получается серость. Вежливая терпимость к злу, равнодушие и хладные рассуждения там, где раньше полыхало негодование – вот что обволакивает теперь Москву, а вместе с ней и весь мир. Покрывает ее, как сырой, разлагающий все туман. И что в результате? Качество эйдосов ухудшается. Свет в панике, мрак тоже, пожалуй, в панике.
– И это все потому, что эти двое любят друг друга? – спросила Ирка недоверчиво.
Она и верила Эссиорху, и не верила. Какая может быть связь между теряющими бессмертие эйдосами и одной-единственной маленькой любовью? Хотя если задуматься, разве воздушному шару, чтобы лопнуть, недостаточно одного прикосновения иглы? Да и грозные империи нередко падают как карточные домики от одного случайного дуновения.

Воздушные шары сами по себе хрупкие, а империи перед падением изгрызены червями и гниют. К чему ближе свет и мрак - к конструктам, которые существуют недолго и для развлечения, или к прогнившим империям?

Разумеется, это пока версия, но версия очень убедительная. Свет не желает рисковать вечностью тысяч эйдосов ради одной сомнительной любви, – сказал Эссиорх.

А вот это - квинтэссенция света Емца, без шуток. Суровый дебетовый расчёт вместо готовности защищать и всё такое. Любовь ВОЗМОЖНО мешает? Нахуй эту любовь.

Знаете, в классическом христианстве и не только бобро сравнивают с пастухами, но пастухи, кроме того, что буквально пасут, ещё и кормят, защищают, заботятся, лечат. Уходят в ледяную крошку, чтобы найти потерявшуюся овцу, а по пути, хоть и костерят её по всякому, но всё равно идут, а не "вот дрянная овца, заблудилась без ориентиров - сдохни".
Свет Емца не такой.
Он как владельцы зверофермы с максимальным расчётом - заболела норка? Убьём её, чтобы не распостранила заразу, да и дело с концом. Пришло время? Сдерём шкурки, все ведь для этого же. А интересовать внутренним миром норки - упаси боже, какое извращение! Ещё можно некоторым норкам раздать золотые ошейники, чтобы кусали конкурентов, и пообещать, что после сдыхания без помощи и лечения, норкам достанется Верное Посмертие!

Такой охуенный рационализм и отсутствие сердца.

Ирка уныло подумала, что их любовь не так уж и сомнительна. К сожалению.
– И вот вывод: Мефодия и Даф нужно разлучить, или мироздание окажется под угрозой. Мне там… – Эссиорх вновь неопределенно посмотрел на потолок, – прожужжали об этом все уши.
– Все равно я не понимаю. Двое любят друг друга – кто вправе им мешать? – спросила Ирка.
Эссиорх посмотрел на нее с вежливым недоумением.
– Для того, чтобы отравиться каплей яда в вине, совсем необязательно знать, что она там есть! – сказал он. – Достаточно, что страж света – а Дафна все еще страж света!

Ты конечно охуенный пендальгог, но зачем подчёркивать-то.

– Послушай, – сказала Ирка, злясь на Эссиорха. – Все это, конечно, замечательно, но разве Даф не твоя подопечная? Зачем ты говоришь обо всем этом мне? К чему эти рассуждения в духе старой тетушки, для которой болтовня – единственная оставшаяся в жизни радость, не считая телевизора, который весь одна сплошная сплетня? Скажи об этом Даф.
– Не могу. У меня приказ молчать!.. И – еще один приказ, уже общий для тебя и для меня, – покачал головой хранитель.
– Какой?
Эссиорх втянул носом воздух.
– Валькирия-одиночка, мы с тобой должны похитить Даф! – произнес он так твердо, как говорят только сомневающиеся в своей правоте.
Ирке подумалось, что она ослышалась. Нет, надо все-таки не полениться и купить ватные палочки для чистки ушей.
– Как похитить? Зачем ее похищать? Просто отзови ее и все. Ты же ее хранитель. Думаю, Дафна послушается, хотя и без восторга.
Эссиорх посмотрел на нее терпеливым взглядом в стиле «если-ты-считаешь-что-ты-самая-умная-это-не-так». Следуя правилам все той же молчаливой игры, Ирка ответила ему взглядом в стиле: «нет-это-так-и-тут-уж-никуда-не-денешься».
Хранителю ничего не осталось, кроме как пуститься в объяснения.
– Думаешь, я сам до такого бы не додумался? Но нельзя. Оставлять Даф здесь, в человеческом мире, значит длить муку и подвергать ее искушениям. Свет этого не хочет. Если Даф улетит сама, мрак заподозрит, что его водили за нос и что в одном из его отделов была шпионка. Начнутся разборки, пойдут слухи, полетят головы. В большой игре света и мрака так не делают.

БЛЯДЬ МРАК САМ ОРГАНИЗОВАЛ ПОДСЫЛКУ ИМ ДАФНЫ.
Любой хорёк знает, что она светлая, а если есть подозрения - просто дёрните её за перо и убедитесь, что она не пала.

Большая блин игра.

Все должно быть отыграно чистенько, как по нотам. Свет требует, чтобы похищение обставили по всем правилам жанра. Напасть на резиденцию мрака, схватить Даф и доставить в Эдем насильно.

Напасть на резиденцию. Где руна на входе, и где боец хуже Эссиорха и Ирки - разве что Зудука. Где в случае, если они зайду невовремя, их нашинкуют на чипсеки моментально.
Чтобы... что? Не поссорить мрак со светом?! Мрак, который отлично знает, что отступников назад не берут, а тем более не выкрадывают?

ОХУЕННО ТУПО.
Хотите влияние на Мефа убрать и не поссорить свет с мраком, а желательно ещё отвратить от мрака Мефа?

Убейте её, раз вы такие игроки. Руками тёмного.
Если сделать это с умом, он уже никому ничего не расскажет.
Или, если вы опять же охуенные игроки, вспомните, что у вас есть козырь в рукаве, выходите на Арея и заставляйте его сделать вам хорошо.

– И ты это сделаешь? ТЫ? – не поверила Ирка.
Эссиорх покрылся неровным румянцем, как груша, повернутая к солнцу одним боком.
– Ты заблуждаешься, валькирия. Тебе кажется, что приказы света можно не выполнять, потому что свет добренький и все простит? Так?
Ирка замешкалась с ответом. Вероятно, где-то в глубине души она действительно считала свет слишком мягким.

Свет тут слишком мягкий только потому, что у него глубокая импотенция.

– А слушать, конечно, можно лишь тех, кто на тебя орет. Только их принимают всерьез. Сколько изначально хороших людей вынуждены были стать жесткими как подошва, хамами по этой самой причине! – продолжал Эссиорх с болью.
Заметно было, что для него самого этот вопрос далеко еще не решенный.
– Все равно не понимаю, почему именно ты должен похитить Даф, – повторила Ирка.
– Если я не похищу Даф, это сделает кто-то другой, кого пришлют вместо меня, но тогда Дафна может пострадать, – отчетливо сказал хранитель.
– Ну хорошо. А что будет с Даф в Эдеме? – спросила Ирка.
– Меня заверили, что в Эдеме ей ничего серьезного не грозит. Легкий формальный выговор, после которого ее из помощника младшего стража без особого шума сделают младшим стражем. Вот только в человеческий мир Даф отпустят не скоро. Она и так слишком попала под его влияние. Да и не только она…
Эссиорх бичующим взором посмотрел на свой правый кулак, чуть опухший и сбитый, будто не так давно ему пришлось встретиться с нетрезвым прямостоящим предметом.
Ирка промолчала. Что ж, пусть Дафна вернется в Эдем, раз так решил свет. Валькирии – воины света. А когда воину отдают приказ, он должен повиноваться.
– Когда мы должны ее похитить? – спросила она деловито.
Эссиорх стал загибать пальцы:
– Тридцать первое, первое… Не позже чем вечером второго числа. Да, именно второго вечером!

Удачи.

Анон · 2021-07-30 05:49:36

▼по чтениям⬍

Анон пишет:

Ты не понял, Багров, я валькирия , – повторила Ирка.

Я уже не помню: там было "тот, кого полюбит валькирия, умрет" или "тот, кто полюбит валькирию, умрет"? В любом случае, у некромагов со смертью особые отношения, так что Матвей не в группе риска. Ответ "я тебя не люблю, давай останемся друзьями" был бы проще и честнее, чем "ну, ты не понял, валентность закрыта, мне профессия не позволяет", но у анона неприятное подозрение, что Ирка боится потерять ништяки, связанные с присутствием Матвея в ее жизни, поэтому избегает прямого ответа на поставленный вопрос.

Анон пишет:

Есть валькирия-одиночка, есть человек, который ее любит… Зачем ей Буслаев, которому никогда не узнать в валькирии девчонку на коляске, к которой он порой забегал?

ДАБЛЯ. Опять у Емца этот посыл "раз девушку любят, то девушка обязана принять эти чувства, и плевать, взаимна любовь или нет". При условии, что девушка не состоит в отношениях с емцевским протагонистом, конечно.

Анон пишет:

– Ты неважно выглядишь! – сказала Ирка.
– Это что-то меняет? – резко спросил Эссиорх.
Ирка растерялась.
– Нет.
– Тогда зачем об этом упоминать?

Затем, что эта фраза может быть подводом к "у тебя что-то случилось, тебе нужна помощь?".

Анон пишет:

Все должно быть отыграно чистенько, как по нотам. Свет требует, чтобы похищение обставили по всем правилам жанра. Напасть на резиденцию мрака, схватить Даф и доставить в Эдем насильно.

А что мешает предупредить Дафну, чтобы она не пугалась, подыграла "похитителям", в целом была в курсе событий?

Анон пишет:

– И это все потому, что эти двое любят друг друга? – спросила Ирка недоверчиво.
Она и верила Эссиорху, и не верила. Какая может быть связь между теряющими бессмертие эйдосами и одной-единственной маленькой любовью?

Анон пишет:

Свет не желает рисковать вечностью тысяч эйдосов ради одной сомнительной любви

Анон пишет:

Двое любят друг друга – кто вправе им мешать? – спросила Ирка.
Эссиорх посмотрел на нее с вежливым недоумением.

Чего-то резко вспомнился Пулман, где любовь главпары помогла спасти мир, и помешать этим двоим хотели злодеи (псевдокатолическая церковь), а не положительные герои. И вы знаете, мне посыл Пулмана нравится больше.

Пони, спасибо за чтения :heart:

Отредактировано (2021-07-30 05:50:09)

Анон · 2021-07-30 16:58:42

Спасибо за чтение, анон!

Какой же странный у Емца получается свет...

Анон · 2021-07-30 17:01:46

Да потому что там, где выхолощенное самоограничение и "почему я должен страдать один?!", там нет места любви. Только желание всех стащить в свой пидец вместо "аскезы, нежности и жертвы" (определение любви из ТГ)

Анон · 2021-07-30 17:29:50

У Емца нет света. Есть условно группа первых, которые типа первые появились, потому и добрые, типа свет, а по факту те ещё рассадники ханжества и морализаторства без демонстрации реальных дел. И есть вторичная группа, которая выглядит и чувствуется более живой, потому что показана не только на словах, но и в делах, которые отнюдь не исключительно мудацкие. И вот эта группа - вторая - противопоставляется первой. А раз не свет, значит, мрак.

Анон · 2021-07-30 20:32:49

Все так, но хотя без уменьшительно-ласкательных суффиксов через слово, как в шныре :facepalm:

Анон · 2021-07-31 10:01:50

Анон пишет:

▼краткое описание⬍
Ну конечно же появляется новый супер-артефакт с прямой связью с двушкой, который на этот раз создал Мокша. Причём в этой книге подчёркивается ВЕЛИКОЛЕПИЕ Митяя, хотя в прошлой ровно так же, притащив то, что не следовало, проебался он. Более того! Как выяснилось, тащить ненужное очень преступно, но при этом у нас есть ТАК БЛЯДЬ И НЕ СЫГРАВШЕЕ хранилище несвоевременных закладок мейд бай митяус.
Супер-артефакт создаёт прямую дырку в двушку, прилетают драконы(все ещё в далёком прошлом) и заделывают дыру, но не до конца.
Причём дыру они заделывают аж в межгрядье, но Мокша теперь, уже слитый с эльбом, ныряет и туда, ну а хули нам!
На земле остаётся дыра в болото, которую удерживают не шныры, а ведьмари.
Гамов и Наста живут вместе, ебут друг другу мозг и ездят по миру. Заодно выясняется, что православный трушный шныр Рузя зарабатывает БЛЯДЬ ХОЛОДНЫМИ ЗВОНКАМИ СУКА. Наста приглашена на суарэ к богатой даме, маме Гамова, и не придумывает ничего лучше, чем притащить ей БЛОХАСТУЮ ТОЛЬКО ЧТО ВЫЛОВЛЕННУЮ КОШКУ.
Дарить животных без спроса, тем более диких, тем более больных - это, как выяснилось, национальная забава Шныра.
Мама Гамова закономерно охуевает и валит подальше от ненормальной с такими подарочками.
На вечеринке ведьмарей, куда приглашают Насту(подумаешь, всего лишь шнырку с неумершей пчелой), Белдо магует, что та беременна.
Можете порадоваться, в сюжете этот факт не сыграет вообще.
Дальше нас переносят НАКОНЕЦ на 108 странице к шнырам, которые страдают хуетой, и пытаются раскрыть персонажей, которых не смогли раскрыть на протяжение предыдущих 10 книг, и, что характерно, так и не раскрывают, а именно девочек курса Рины. Мальчикам, исключая Макара, не досталось даже болтовни, если что, так что девочкам типа повезло ещё.
Дальше мы прыгаем к Улу и Яре. Ул продолжает прыгать и "возвращаться после работы к семье". Денег, что характерно, он не приносит, и живут они все ещё на квартире Суповны, из-за чего Яра нервничает, что ничего своего у неё нет. Нервничает она не без оснований, так как есть у меня интуиция, что беременную Насту пихнут потом куда-то рядом, но об этом в тексте нет.
Яру заебал быт, заебало, что вместо мужа у неё Ул, и заодно выдаётся такая прекрасная сентенция, что я просто не могу.
▼Скрытый текст⬍
так-то!
И плевать, что у емца НИКТО не заводил ребёнка через год после знакомства. даже счастливые пары.
К Яре повадился приходить в гости бесящий её мужик, появившейся в прошлой части, такой бычок, и мешает ей что-либо делать. Она жалуется мужу, что тот не даёт ей своим присутствием даже элементарно помыться, но сразу её ОСУЖДАЮТ, что она как её ебанутая бабка.
Дальше заебанной бытом(одной тащить Ула и ребёнка - это не хуй собачий!) Яре капают на мозги ещё и ведьмари, и она подселяет в сына личинку эльба. Она очень хитромагическая, поэтому просто так её не вывести, но, как выясняется в конце, вывести.
Личинка появится в сюжете ещё один раз, когда и так идущему спасать мир Улу говорят, что если мир спасут, личинку из сына вынут.
Смысла ноль, ага.
Зато опять появляется, что за душу эмбриона/младенца ответственна мать ёж твою бабушку
Витяру(гнусавый, делает модель идеального шныра) ловят на идеализме и знакомят с эльбом, Витяра решает в итоге СПАСТИ ЭЛЬБОВ.
Почему-то методом проделывания дырки между миром, болотом и двушкой.
Дальше про Макара, который слишком тупой принципиальный, чтобы попасться на крючок ведьмарям, то есть в последней книги тратят на него 8 страниц из 476 текста, И НИФИГА ЭТИМ НИЧЕГО НЕ ДВИГАЮТ.
К 172 странице мы наконец-то добираемся до бывшей главной героини! Но не расстраивайтесь, Рина получает то ли две, то ли три главы в сумме из тридцати, и на сюжет влияет почти никак.
26 страниц нам впаривают какую-то лютую скукоту с участием нового курса(который нихуя в сюжете не нужен), и сообщают, что у гиел теперь щенки. Вот радость-то, неуправляемые тварюшки около шныра, но это почему-то(так и нет внятного объяснения) люто бесит Гая и тот высылает нового в сюжете(нормально для последней книги в серии) суперкрутого ведьмаря, почти убившего при защите гиел Штопочку.
Радеон, нывший, что ему опять нужны красотки, а запала на него только Штопочка(ладно, понимает его только штопочка) вдруг осознаёт, как он её любит и прётся к Гаю, получая от него лечебную хуевину. Да, полная параллель с Натой и Рузей.
У гепарда, уникума Рины, новая способность - теперь он может управлять несколькими зверьками, и даже немного людьми. Уиии, так актуально! Если что, гепарда Рина получила кажется в стрекозе.
Нового суперведьмаря раскрывают на протяжение главы, и это больше, чем у половины персонажей, но не суть, всё равно он бесполезен.
Наста подслушивает разговор, в котором ПОНИМАЕТ, что Гамов её не любит, тоска, боль, печаль, он карьерист! И сбегает к Рузе.
И наконец-то все прутся спасать мир к месту, где Гай притащил опасную штучку в мир. Первым прётся Витяра с взрывоопасной хуетой, которой он хочет пробить дырку, дальше компания избранных ведьмарей и шныров, а за ними Гай и ко.
По пути встречаются зомби(натурально блядь зомби, которых так и называют), кусают Гамова, тот становится полузомби, но ест других зомби, а не ведьмарошныров. Зачем, почему...
Дальше гранд финал серии, на уровне, не побоюсь сказать, ленивого махача Мефа и Варсуса в последнем МБ.
Витяра ебает дырку между мирами, прилетают драконы, Гай пытается с помощью седла их подчинить, улетает в сердце двушки, дракончик Насты улетает с ним, на последнем оставшемся взрослом драконе улетает Калерия, Гай возвращается в виде медузы, его убивают.
Всё.

хосспаде, какое же шныр беспомощное говно (во всех смыслах, и как "организация" и как серия книг).

присоединюсь к анону с гаеэльбом: буду хэдканонить до последнего, что сдох эльб, сам Гай на девушке комфортится с Митяем, обретшим адекватность. Единственный нормальный персонаж не заслужил такого

Анон · 2021-07-31 10:31:04

Боже, что это за беспомощный слив? Я осиливал Шныр только в чтениях, но там были какие-то интересные линии, как-то хотелось узнать продолжение и чем же все закончится, а оно закончилось вот так, ничем? Какой бред.
Яру жалко.

Анон · 2021-07-31 18:49:06

пони, ты героическая героиня и навсегда ею останешься в наших сердцах и умах за чтения этого шедевра

Анон · 2021-07-31 22:37:01

Пони, большое спасибо!
Эх, а когда-то йуному анону прям нравился Багров... Правда, только одну-три книги с момента своего появления, потом количество говна зашкалило.

Анон · 2021-08-01 03:52:15

Анон пишет:

Пони, большое спасибо!

Анон пишет:

пони, ты героическая героиня и навсегда ею останешься в наших сердцах и умах за чтения этого шедевра

Анон пишет:

Спасибо за чтение, анон!

Анон пишет:

Пони, спасибо за чтения

:heart:

▼Глава 4 Два дара Евгеши Мошкина⬍

Если кто воображает, что тот, кого он любит, питает к нему ненависть, тот будет в одно и то же время и ненавидеть, и любить его. Ибо, воображая, что он составляет для него предмет ненависти, он в свою очередь склоняется к ненависти к нему. Но он тем не менее любит его. Следовательно, он в одно и то же время будет и ненавидеть, и любить его.
Б. Спиноза

Цитата верная, но там всё чуток интереснее, потому что это теорема с доказательствами, для интересующихся ссылка
https://www.litmir.me/br/?b=313396&p=141

Кстати, название произведения можно и приводить в цитатах.

Мошкин проснулся. Некоторое время сознание стыковало реальность с недавним сном, где он был птицей-нырком. Причем нырком, который стоял на берегу и боялся войти в воду, потому что не был уверен, что умеет плавать.
Наконец Евгеша разобрался, где сон и где явь, но не испытал облегчения, а вновь засомневался, сравнивая, кем быть приятнее: птицей или самим собой. И главное: остается ли он самим собой, не являясь самим собой, но осмысляя нечто постороннее как часть себя? Думая об этом путаном, но приятном предмете, он продолжал лежать и, не делая ни единого движения, разглядывал потолок. Лишь глаза смотрели изучающе и немного виновато. В этом был весь Мошкин – самое робкое существо в мире с наполеоновскими амбициями.

Здравствуй, притча о монахе и бабочке.

«Сегодня не первое число, нет?» – подумал вдруг Мошкин. И когда понял, что первое, сердце забилось в радостном предвкушении. Дело в том, что как раз с первого числа Мошкин задумал начать новую жизнь.
Формально говоря, это была не самая первая новая жизнь, которую начинал Мошкин. И даже не десятая, но, как и все предыдущие, она была полна надежд. Чтобы начать новую жизнь, Евгеше обычно требовался повод. Таким поводом могло стать первое число, или понедельник, или первый день весны, или день рождения, или что-нибудь другое. Более мелкие поводы, как, например, новолуние или пятница, 13-е, тоже могли послужить стартовой площадкой, хотя и с некоторой натяжкой. Правда, нередко бывало и так: решит Мошкин начать новую жизнь с понедельника с шести утра, но проспит минут на пять. Посмотрит на часы, повздыхает, поймет, что все пропало, и отложит еще на неделю.

Кажется это было где-то ещё. Не в шныре ли?

Обычно новая жизнь начиналась с того, что Мошкин безжалостно расправлялся со старой. Дневники уничтожались, записки разрывались, и даже фотографии, отснятые в прежние периоды, разорванные на множество клочков, отправлялись в бурлящее жерло унитаза, который Меф насмешливо называл «белым другом». Учитывая, что каждой «новой» жизни хватало обычно дней на двадцать, дневников и фотографий обычно успевало накопиться немного. Во всяком случае, «белый друг» не засорился ни разу.
Зачем, почему все это было – кто знает. Вероятнее всего, Евгеша, неуверенный в себе, тревожный, но глубокий, вечно искал заполнения для своей глубины. То он начинал учить японский язык, но через неделю бросал и принимался медитировать по самоучителю. Самоучитель требовал вставать на первой заре и девятьсот девяносто раз проводить языком по небу, строго придерживаясь направления часовой стрелки, и лишь после того переходить к массажу пупка.

И массаж пупка тоже где-то был.

А ещё Евгеша метался туда-сюда, а потом шёл на тренировки, потом поднимался и метался. Вообще для так тренируемых ребят у них на удивление много свободного времени, почему-то все повествование у них что-то ближе к формату кружка по интересам пару раз в неделю, а результат - как от школы олимпийского резерва 24/7.

Куда чаще Мошкин просто «начитывался» и, начитавшись, начинал спешно переделывать свой характер. То грохотал тысячами проклятий и вызывал всех подряд на дуэль, как допотопный капитан Пистоль. То делался ироничен, как Гамлет. То, ложно поняв характер Дон Кихота, облекался в одежды юродивого благородства. То становился отрывисто холоден и оскорбительно вежлив, как Андрей Болконский. То небрежен, цедил сквозь зубы и ронял слова, как французский бретер. То делался томен и загадочен.
Даф, с ее страстью к распутыванию психологических паутин, любила угадывать, кем воображал себя Мошкин в тот или иной день.
– Не злись на него! Он сегодня Атос. Много переживший женоненавистник с раной в душе. Только Атос пил вино, а Мошкин пьет компот и безалкогольное пиво, – шептала Дафна и тотчас оглядывалась, проверяя, не потемнели ли у нее перья. Злоязычие у стражей света не поощрялось.

жаль, что это было полторы сцены в этой книге, и ещё более жаль, что не приведёт это ни к чему.

Не только «новые жизни» определяли бытие Мошкина. Его определяли также и увлечения, которые у горячего Евгеши всегда имели форму страстей. Например, около года назад Мошкин «заболел» комнатными растениями. За короткое время его комната превратилась в оранжерею. Окна были заставлены щучьим хвостом, декабристом и фиалками. В кадках пышно томились цветущие китайские розы. Рядом, строгий как часовой, раскинул восковые листья фикус. Со стен свисали плети неприхотливого плюща и других лиан. Посреди этого ботанического сада, чудом лавируя между кадками, пробирался Мошкин. В руке он обычно держал лейку или если не лейку, то спичечный коробок с дождевым червем, которого он, экспериментируя, вознамерился поместить в кадку к фикусу.
Когда же Мошкина не было дома, почти наверняка его можно было обнаружить в соседней аптеке, где он, скромно пряча в кармане ножницы, охотился за ростками вьюнов и листьями фиалок. Там Мошкина уже узнавали, и одна аптекарша как-то сказала другой: «Опять пришел этот глазастенький с ножницами! Снова все цветы лысые будут!» – «А ты его прогони!» – «Ага! Прогонишь его! Наврет, что приходил за аскорбинкой!»
Примерно через три месяца увлечение растениями сменилось увлечением ледяной скульптурой. Ледяные фигуры, воздвигнутые силой мысли, таяли и обтекали во всех углах комнаты, делая ее похожей на землю во время очередного ледникового периода. Штукатурка отслаивалась от влажности. Обои вздувались и висели, как мятые штаны на тонких ногах. Забытые цветы хирели. Уцелевшие забрала себе сострадательная Даф.

Цветам, если их не подхватила Улита, пришёл пиздец через год.

А Евгеша как бы обрёл нехилую созидательность, но её же и потерял, как и увлечённость. Нет, вообще это неплохая попытка раскрыть персонажа ВОВРЕМЯ, а не через 11 книг после его появления и в финальном томе, жаль, что ни во что не выльется.

Среди оставшихся дольше других продержался кактус, и то пока Мошкин однажды не сел на него.
Увы, золотой век ледяной скульптуры завершился, когда Мефодий подарил Евгеше духовое ружье и несколько коробок патронов. Очень скоро те из скульптур, которые почему-то забыли растаять, превратились в мишени, а многократно простреленные стены стали напоминать пчелиные соты. Когда Мошкин не спал, он стрелял. Если же выстрелы прекращались больше чем на двадцать секунд (примерное время перезарядки), Меф и остальные делали вывод, что Евгеша спит, опустив многострадальную голову на приклад.

И никто не выписал ему за всё время пизды ни за джунгли, ни за холодный душ нижним этажам, ни за выстрелы? Ещё стрельбой маялся Петруччо, ему носили подарки за печати, да и Зудука не отставал.

Но однажды случилось так, что Мошкин слишком сильно дернул рычаг, сгибавший ствол для зарядки, и сломал его. Ружье на две недели было отдано в починку, из которой Мошкин так его никогда и не забрал. Он уже ощущал смутное беспокойство – безошибочный признак того, что вот-вот его подхватит очередной волной.
«Жаль, что я не Меф и у меня нет его силы воли. Меф как паровоз – поставишь его на рельсы, и идет до конца, никуда не сворачивая. Сказал, что будет стоять на кулаках – и хоть бы день пропустил. Даже месяц назад, когда мы сутки подстерегали златокрылых в засаде, преспокойно стоял себе», – думал Мошкин с грустью.

напоминаю книгу восьмую, увиденные Дафной флейты златокрылых.
Дафна видит флейты, всем крайне это неловко, Арей дважды говорит, что не должен был ей их показывать и что сожалеет, что Дафна их вообще видела ну вы понимаете, флейты Мефодий в итоге у него ворует, Дафна говорит про Арея много чего, и отношения у них портятся аж до кажется Зеркального стража, причём каждое их пересечение в Крыльях и Лестнице Дафна его словесно атакует.

▼шип-цитата⬍

А тут засада на златокрылых, какая мелочь, пффф. Видимо они ходили из крыльев перьев надрать и Лигулу отправить в посылочке.
Или посидеть в засаде, потыкать в златокрылых пальчиком, сказать "мы поймали! Мы молодцы!" и дальше пойти.

Ну и тут типичное для емца, как мне подсказали в обсуждение.
Дают задним числом какое-то свойство персонажа, и рассказывают о крутых событиях походя.
Ну и канон сломать, это святое.

Это было его обычное состояние: хотеть быть кем угодно, только не самим собой. Раз десять в день он мечтал обменяться с кем-нибудь телами, только чтобы вместе с телом отдать и все комплексы.
Случайно Мошкин увидел на потолке большую каплю воды, протекшую с крыши, и стал двигать ее одними глазами. Капля скользила по потолку, вычерчивая прямые, четкие буквы. И, когда последний штрих был уже дописан и капля замерла, Мошкин внезапно понял, что написал: НАТА.
Мошкин смотрел на это слово до тех пор, пока влажный след букв совсем не испарился. Да, глупо скрывать, он любил ее. Любил не потому, что подчинялся магии, против нее у Евгеши, рожденного с ней в один день и час, была защита, а просто потому, что никуда не мог от этого деться. Злился, комплексовал, страдал, строил планы, мечтал – кто бы поверил, какие смелые фантазии бывают порой у робких людей! – и… любил.

И никуда от этого не деться, как и от того, что это ни к чему в общем-то не приведёт в сюжете, если я не путаю.
Они не будут встречаться, он не будет из-за этого развиваться, просто факт.
Но как характеристика личности в общем-то нормально.

«Глупо: я люблю вздорную девицу! Как французы у Достоевского: сплошная форма и никакого содержания! А я, наоборот, никакой формы, зато куча содержания! – сердито подумал Мошкин и тотчас невольно спросил сам себя: – А она вздорная, да?»

Если Лара в ШНыре была точно сплошная форма и ноль содержания(как и её не столь блистательные коллеги), то Ната поинтереснее.
Но плохо раскрыта.

Разумеется, ему никто не ответил. Мошкин уже начал одеваться, когда из комнаты Наты неожиданно донесся дикий крик.
Мошкин замер, накапливая силы, чтобы совершить поступок, и, ощутив мгновенное облегчение, когда лед робости треснул, ринулся в гостиную. Схватился за ручку и внезапно замер, поняв, что вся его одежда состоит из нелепых синих трусов, которые может купить только любимая бабушка на день рождения, и носка на правой ноге, страдающего от крайнего одиночества. Надеть носок на другую ногу он как раз собирался, когда Ната снова закричала:
– Помогите! Кто-нибудь!
Повторившийся крик вывел Мошкина из замешательства. Он закутался в одеяло и, кометой пролетев общую гостиную, ворвался в комнату Наты. Наперерез ему метнулась серая тень. Это удирал Зудука. В комнате было дымно. Ната стояла с ногами на кровати и с ужасом смотрела на пламя, плясавшее уже на обоях.
– Сделай что-нибудь! Этот болван облил тут все бензином для заправки зажигалок! – заорала Ната, увидев Мошкина.
Евгеша растерялся. Схватив с кресла тряпку, он принялся сбивать пламя, но безуспешно. Огонь был слишком сильным. К тому же новый крик Наты обнаружил печальный факт, что тряпка со стула – это платье Наты, которое она вчера из чувства сострадания, что никто не покупает такую дорогую вещь, утянула из бутика. Предварительно Ната влюбила в себя охранника, который рыдал от умиления, слушая, как звенит турникет.

Это поведение Гробыни, не? Плюс у Наты есть деньги.

Оставив платье в покое, Мошкин быстро оглядел комнату, глазами ища воду, но не нашел ее. В панике он выплеснул в огонь одеколон, стоявший на туалетном столике, но от такой прикормки пламя лишь взметнулось выше.
– Ты больной? Скорее, я сейчас сгорю!.. – вновь закричала Ната.
Огонь уже резво карабкался на простыню. Вся комната была в дыму.
– Прыгай и бежим!
– В новой синтетической ночнушке? Через огонь? – поинтересовалась Ната с тем нелогичным женским упорством, которое заставляет дамочек с куриным упорством ползать и искать десять копеек, выкатившиеся из кармана при попытке перебежать скоростное шоссе.

Ну и правда, сигать через пламя в синтетике, если забыть, что она маг, это просто гениальная идея, особенно когда синтетика на тебе начнёт плавиться и чадить ядовито.
Только капризные куры могут не хотеть!

Не зная, что делать, вконец растерявшийся Мошкин сделал то единственное, что пришло ему в голову. Топнул ногой, пытаясь затоптать пламя, и крикнул:
– Да погасни ты!

Огонь, едва начавший входить во вкус, растерянно дрогнул. В пляске дыма обнаружилось нечто виноватое и даже приниженное. Мошкин почуял свою силу. Это было упоительно.
– Кому сказал: погасни! – завопил он тем ужасным голосом, которым капитан корабля разговаривает во время шторма с глухим боцманом.

Мметафорка.

И огонь вдруг погас. Дым истаивал, поднимаясь к потолку. Мошкин застыл, как статуя командора, внезапно обнаружившая, что Дон Жуан мирно меняет в ванной крантики, в то время как донна Анна жарит на кухне котлеты. Ната пришла в себя первая. Возможно, потому, что никуда из себя и не уходила. Она одернула ночнушку и села.
– Открой окно! – велела она.
Евгеша послушно открыл. В окно ворвалась метель.
– Я что, просила открывать широко? Мне холодно, головой думать надо! Закрой! Оставь щель!
Мошкин затосковал, обнаружив, что добровольная услуга успела превратиться в принудительную.
– Ты все понял? Ты повелеваешь огнем, – спокойно, как о чем-то совсем рядовом, сказала Ната.
– Не огнем – водой, – поправил Мошкин.
– Раньше только водой, а теперь и огнем. Дай мне со стола коробок со спичками!
Мошкин дал. Ната достала одну спичку и отставила руку.
– Вели ей зажечься! Представь, что спички касается пламя! Ну, раскачивайся! – приказала она Мошкину.
Евгеша смутился. Он не любил никому приказывать.
– Спичка, ты зажжешься, да? – попросил он так виновато, будто был должен спичке денег.
Спичка не зажглась, зато коробок с ее приятельницами вдруг зашипел и вспыхнул у Наты в руке. Смущенный Евгеша ощутил себя Прометеем, который вместо огня подсунул людям неисправную газовую зажигалку. Вихрова торопливо бросила коробок на пол и затоптала ногой.
– Молодец, прогресс есть! Остальное – дело техники! Потренируешься на досуге! – великодушно сказала она.

И Ната такая, потому что... потому что.

Глядя на сгоревший коробок, Мошкин вспомнил, что о чем-то подобном говорилось в пророчестве. «Вода и лед должны родить огонь…»

Исторический момент! Из предыдущей книги что-то вспомнили!

Вода и лед должны
Создать огонь.
Но будет тот огонь
Воде подобен, льдом рожден.

Кстати, там есть пророчество про Мефа.

Должно добро вонзить
Клинок в добро.
Хоть торжествует мрак —
Ему не повезло.

Навскидку не могу понять, про кого это, может, кто-то помнит?

Ну или можно перечислить всех жертв Мефа)Но хоть убейте, нет среди его жерт именованных светлых, и чтобы мраку не повезло.

Окно вновь широко распахнулось от порыва ветра, и комната начала быстро наполняться снегом. «Вот они тут как тут – вода и лед», – подумал Евгеша, спеша навалиться на раму.
– Я проснулась, когда этот мелкий гад Зудука все тут уже облил и начал поджигать. Напомни мне, чтобы я его прикончила! Запытала в миксере и погребла в микроволновке! – сказала Ната.
За дверью кто-то тревожно пискнул. Топот маленьких ножек подсказал, что кто-то быстро смывается. Сострадательному Мошкину стало жаль Зудуку.
– Да ладно тебе! Чего ты такая злая? – спросил он миролюбиво.
– Да, может, хочется влюбиться, а не в кого! – с вызовом отвечала Ната.
– Тебе же только глазом моргнуть!
– Да вот не тянет как-то. Некому моргать. Жуткое безрыбье! Приличные мужчины вымерли как мамонты! – кокетливо глядя на него, сказала Ната.
Нелепый вид закутанного в одеяло Мошкина ее забавлял, особенно когда она обнаружила, что герой явился совершать подвиг в одном носке. Длина одеяла не позволяла это скрыть.
– Слышь, Мошкин, а ты довольно мускулистый и плечи широкие… Качаемся? – промурлыкала она, разглядывая его.
– Ага. Качаюсь. С обезьянами на ветке, – сказал Мошкин, нечаянно воспользовавшись одной из фразочек Буслаева.
– О, молодой человек, я вижу, натуралист? Спасем всех панд, закопаем всех дождевых червей! Чего ты отодвигаешься? Я же просто прикоснулась к твоей руке. Ты меня боишься? Ты такой забавный…
– Я боюсь, да? Но не совсем боюсь, нет? – как всегда запутался Мошкин.
– Тогда подойди ближе.
– Зачем?
– Я хочу поговорить с тобой об обезьянках. Еще ближе! Расслабься!
Мошкин приблизился к Нате, как начинающий заклинатель змей к кобре. Ната приветливо улыбнулась ему, отбросила со лба челку, снова улыбнулась, коснулась его щеки… Она то придвигалась к Мошкину, то отодвигалась, то слабо улыбалась, то щурилась, то вскидывала вверх голову, то мимолетно касалась пальцами его затылка. Движения были как будто хаотичные, но мягкие и чарующие.
Мошкин ощутил, что у него начинает кружиться голова. Нет, конечно, ее магия на него не подействует, но все же…

Но всё же действует.
И на Мефа действует и не действует.

▼длинный фрагмент⬍

Евгеша почувствовал к Нате внезапное расположение и, когда она спросила: «Ну, рассказывай как у тебя дела?», захлебываясь в словах, стал говорить. Ната слушала его, повернувшись к Мошкину всем корпусом. Ее зрачки то расширялись, то сужались, губы были чуть приоткрыты. Она походила на голодного птенца. Мошкина качало на волнах счастья, баюкало в сладкой неге. Он путался в словах, но рассказывал, рассказывал как пьяный.
«Она меня любит! Любит!» – пело все в нем. Имейся где-нибудь в комнате кнопка остановки прекрасного мгновения, Мошкин непременно нажал бы на нее.
К сожалению, восторг Евгеши разделил судьбу всех без исключения восторгов и оказался кратковременным. Неожиданно Ната расхохоталась и махнула рукой.
– Фу! Как с тобой просто! Даже скучно! Вот что я называю: совместить бесполезное с неприятным, – заявила она.
– Почему со мной скучно? – тоскливо спросил Мошкин.
От недавнего счастья остался заплеванный огрызок. Несчастный Евгеша ощутил себя языческим богом, сорвавшимся с Олимпа после неумеренного возлияния нектара. Заметив, как вытянулось лицо Мошкина, Ната пожалела его. Все, что касалось человеческой мимики, было для нее открытой книгой.
– Так и быть: учись, пока я жива! Открою тебе свой фирменный секрет. Все равно тебя он не спасет, как и вообще ничто уже не спасет, – сказала она великодушно.
– Правда не спасет, да? Почему не спасет? Но я не огорчен, нет?
– Потому что не спасет. Если бы люди были способны учиться на своих ошибках, они не были бы в такой помойке… Так ты слушаешь?
– Я слушаю, да? – удивился Мошкин.
– Если хочешь нравиться, запомни несколько простых правил. Первое: слушай больше, чем болтай. Второе: язык жестов. Реагируй на то, что говорит собеседник, и копируй его жесты. Можешь даже слегка утрированно, главное, не напряженно… Больше легких, мимолетных, будто случайных прикосновений к девушке. Только не надо при этом потеть и надувать щеки, как пляжные культуристы, которые везут свою тушу купаться в море. Бройлеры нравятся только кухаркам… И осанка, дружок, осанка! Не сутулься, не опускай плечи, а то копеечку хочется дать! Спина прямая, голова чуть наклонена. Легко и естественно.
– У меня не получается легко, – обреченно сказал Мошкин.
– Думаешь, я этого не знаю? Ты бука, и с этим ничего уже не поделаешь. Но будь хотя бы доброжелательной букой, в рамках своего характера.
– И все, да? – спросил Мошкин жадно.
Его мысль уже работала в направлении того, что надо все это записать в блокноте в столбик и отмечать плюсами и минусами выполнение отдельных пунктов. А начать можно будет, пожалуй, со следующего понедельника.
Ната похлопала Мошкина по руке.
– Ты так противно это сказал! Расслабься, умоляю! – попросила она.
– Расслабься? – удивился Мошкин, мысленно разлиновывающий в блокноте уже третий столбик.
Ната посмотрела на Евгешу взглядом абстрактного ценителя, почти любуясь.
– А почему нет? Ты же красив, Мошкин! Прекрасен, как новорусская подделка греческой статуи с подклеенными отбитыми частями. В анатомическом театре ты дал бы и Мефу, и Чимодану сто очков вперед, да только что толку? Жизнь не анатомический театр, и призы в ней выдаются не самым мускулистым, а расслабленным, настойчивым и отважным. Твоя красота служит тебе меньше, чем дохлому льву его рык! А теперь очисти помещение! Не мешай мне одеваться!

Про мимику дельное, но не для Евгеши - это надо себя контролировать.

Когда Мошкин вышел из комнаты Наты, было уже около одиннадцати утра, пиковое время для лентяев, понимающих, что хочешь не хочешь, а надо начинать шевелиться. Чимоданов давно уже мудрил у себя в комнате: то ли изготавливал коктейль Молотова, то ли покрывал лаком новую партию оживающих человечков. Из-под его двери пахло чем-то едко-стерильным, как в химической лаборатории. Зудука, выставленный вон, нервозно бегал вдоль двери и подсовывал под нее горящие бумажки, смутно надеясь взорвать любимого хозяина со всеми потрохами.
Мошкин спустился в приемную. Дафна, только что вернувшаяся с Мефом после безуспешных поисков Депресняка, дремала в кресле. Кто-то, скорей всего тот же Буслаев, заботливо укрыл ее пледом. Несмотря на влияние Эди и эпизодическую склонность к хамству, Меф умел быть заботливым в деталях.

Но обеспечить её он так и не смог, не зря спрашивали.

На столе у Улиты зазвонил телефон. Однако сейчас Улита была не в настроении.
– Тля, как меня достал этот телефон! Пусть его изобретатель изобретет его обратно! – сказала Улита.
Она сняла трубку и, поняв уже, что на том конце провода ошиблись, сказала на опережение:
– Это вам телефонирует Москва!
– Кто-кто? – озадачился совсем юный голосок.
– Москва. Город такой, девушка! – отвечала Улита и бросила трубку на рычажки.
Некоторое время она страдальчески глядела в потолок, точно размышляя, чем ей заняться, чтобы не мучиться, а затем, разогнав комиссионеров заявлением, что собирается работать над донесением Лигулу с поименным указанием тех, кто ей мешает, в двадцатый раз написала на бумажке: «Я ненавижу Эссиорха!»
Меф не удержался и предположил, что когда она напишет это в сотый раз, то упадет к Эссиорху на шею, за что едва не был убит метательным ножом. На свою удачу, он успел схватить стул и загородиться им. Нож вошел в сиденье стула до половины лезвия.
– Не порти казенную мебель, вредительница! Она эйдосов стоит! – строго сказал Меф.
Улита покосилась на него и облизала выдвинувшиеся глазные зубы.
– Забудь об этом. У меня гемоглобин низкий! Отравишься! – предупредил Буслаев.
– Хочешь мысль, Меф? Знаешь, почему в Москве многие вещи совсем не фонтан? Здесь мамы слишком нянчатся с маленькими мальчиками и слишком часто орут на маленьких девочек. Во всех же нормальных городах все происходит наоборот. Именно поэтому мы вырастаем монстрами, а вы цуциками.

Тут вопрос про семью Улиты
Мы про них не знаем вообще ничего, кроме того, что у неё была мать-ведьма, а отец просто не существовал кажется.

– Гав-гав! – сказал несправедливо обиженный Меф.
Уж на кого-на кого, а на него в детстве орали очень часто. И Эдя, и папа Игорь, и двадцать пять уродов, временно исполняющих должность отчима. Меф так и называл их по первым буквам «УВИДО», с невинной рожицей предлагая угадать, что это означает.
Улита не ответила. Не тратя слов, она нарисовала на голове у Эссиорха детский горшок, надетый на манер каски. Эссиорх глупо улыбался и отдавал честь. Должно быть, бедной ведьме казалось, что ей так проще будет разлюбить.
– А ты куда, Одиссей? – спросил Меф у Мошкина, заметив, что он одевается.
– Я хотел пройтись, нет? – засомневался Мошкин. Как и все его желания, желание гулять было слабовыраженным.
– А… а… а… Ну раз хотел, то иди! – невнимательно сказал Буслаев.
Он часто так говорил в последнее время «а… а… а…» – и невозможно было понять, то ли он издевается, то ли просто принимает информацию к сведению.
Мошкин машинально постучал себя пальцами по боковой части груди – там что-то глухо отозвалось. Некоторое время он прислушивался к этому звуку, потом понял, что это ребра. У него внутри скелет! Данная мысль, в общем-то, очевидная, никогда прежде не посещала Евгешу. То, что у других есть скелеты, он отлично себе представлял, равно как и то, что другие умрут, но что это произойдет с ним… Эта мысль поразила, испугала его. Мошкин живо представил себе, как будет лежать в гробу, как станут ползать черви, как после останется от него один скелет с бочонком ребер, прикрепленных к позвоночнику. Представлял Евгеша себе это очень живо, и, представляя, знал, что все так и будет, но одновременно все в нем сопротивлялось смерти, не допускало, что он умрет и исчезнет. Быть не может, что это произойдет именно с ним. Этого нельзя даже представить.

А ведь мог и Брэдбери почитать, там кажется было на эту тему.
Но книг они не читают и не обсуждают.

«Чушь! – подумал Мошкин. – Что это сегодня со мной? Кривое утро кривого дня!»
Мошкин открыл дверь и вышел, привычно пригнувшись, чтобы не задеть макушкой низкое крепление строительных лесов. Извечное противостояние высокого человека с миром: кресла в машине неудобны, дверные косяки назойливы, а колени в кафе цепляют стол, заставляя кофе в шатких стаканчиках опрокидываться в непредсказуемом направлении. Что ни говори, а этот мир заточен под очень средних людей очень среднего роста.

Он выше Мефодия, получается.
Про высоких людей - всё правда, а ещё колени зачастую выше головы!

Оказавшись на улице, Мошкин с облегчением вздохнул. Он поднял голову и простоял так с минуту, ощущая, как снежинки умывают ему лицо. Слишком долго находиться в резиденции на Большой Дмитровке он не любил, ощущая, как мрак въедается в него исподволь, капля за каплей, и медленно, вкрадчиво заполняет его сознание.
Заставив снежные капли на лице испариться, Мошкин быстро направился в сторону бульваров. Пешком он мог ходить как угодно долго, быстро и с удовольствием. Все его многочисленные психозы и не менее многочисленные комплексы убаюкивались ходьбой.
Бульварное кольцо, на котором Мошкин вскоре оказался, было расчищено ровно настолько, чтобы мог пройти один человек. Прохожие то и дело отступали в сторону, пропуская друг друга. Мошкин как человек вежливый, которому всех было жалко – и дряхлую, невесть зачем вылезшую из дома старушенцию, и длинноволосого студента, и вымытого с младенческой тщательностью пузатого чиновника, – оказывался в снегу чаще других.

Это называется воспитание, хотя студент явно старше 14-летки.

Но одно дело делать добро по своей воле, и совсем другое, когда тебя вынуждают. Поэтому, когда звероватый, военно-спортивного вида молодой человек

А потом у нас эти люди в шныр попадают)

каменным плечом без церемоний сбил замешкавшегося Евгешу в сугроб, Мошкин не задумываясь заставил его сигарету вспыхнуть и прогореть с такой стремительностью, что она опалила нахалу губы и нос. Даже фильтр не спас.
«Моя власть над огнем возрастает. Мне даже не нужно уже задумываться как . Мне достаточно просто пожелать », – подумал Евгеша без большой радости. По большому счету, ему при его скромных потребностях вполне хватало власти над водой.

Всё нормально, его способности никуда особенно не двинутся.
А ещё власть над огнём возрастает? Он её открыл ну час назад.

Обладать столь сильным умением опасно. Это все равно что постоянно – день и ночь – держать палец на спусковом крючке автомата, у которого нет даже предохранителя. Никогда не знаешь, когда палец сам собой дернется и кто в этот момент окажется перед дулом.
А еще через минуту, пропуская молодую женщину, Евгеша заметил, что та с испугом уставилась на его ноги. Мошкин на всякий случай тоже испугался, однако после проведенной инспекции ног обнаружил, что с ногами у него все благополучно. Их количество по-прежнему четное, и ступни смотрят в обычном направлении. Разве только ноги у него возмутительно сухие для человека, который трижды в минуту по пояс зарывается в сугроб. Снег отступал прежде, чем Мошкин его касался. Трусливо жался, образуя вокруг ноги небольшой сантиметровый зазор. Снег та же вода, а над водой он полновластный хозяин.
В районе Трубной площади, которая теперь превратилась в снежный котлован, Мошкин неожиданно увидел на дереве белое пятно. Прошел еще шагов двадцать, и пятно мало-помалу образовалось в кота.

Между прочим, тут явно автор попытался в общем-то новый для него вариант описания событий, крайне сжатых по времени, вся книга уместилась в три дня, и, в отличие от Билета, ещё и разные линии сталкиваются с Депрей в разное время, можно даже собирать хронологию.
Правда, чтец этой камерности не особенно замечает.

Само по себе это событие не содержало ничего особенно невероятного: кот, ну и кот. В Красную книгу коты пока не занесены! Другое дело, что кот был уж больно знакомый. В том, с каким невероятным презрением ко всему, что не входило в его, кота, непосредственные интересы (все тот же пресловутый треугольник: «кошечки-драки-еда»), он лежал на ветке – наблюдалось нечто уникально-узнаваемое. По мере того, как Мошкин подходил, его зрение открывало все новые детали. Странный нетипичный излом на спине, который вполне мог быть крыльями, отсутствующее ухо, красные глаза без век…
«Депресняк!» – понял Мошкин ровно на пять секунд позже, чем это сделал бы на его месте кто-нибудь другой.
Из пасти у Депресняка что-то свешивалось. Приглядевшись, Мошкин понял, что это рыбий скелет. Он успел даже заметить пучеглазую голову и разинутый рот. «Странно, – удивился Мошкин, – эта рыба явно лишена утробной привлекательности. И чего он в ней такого нашел?»
В выпуклых глазах рыбины что-то блеснуло. Что-то трудноопределимое кольнуло Евгешу в роговицу левого глаза. Мир заволокла розовая, с радужными краями дымка. Мошкин растерянно моргнул, и дымка рассеялась.
В следующую секунду кот соскочил с ветки и, ударяя кожистыми крыльями по воздуху, быстро нырнул в один из переулков. Удирал он с той продуманной, далекой от паники поспешностью, с которой коты обычно спасаются от опасности. Но и убегая, упрямый кот продолжал упорно тащить рыбий скелет. Планов расставаться с ним он явно не вынашивал.
В первую секунду Мошкин решил, что Депресняк убегает от него, но почти сразу увидел, как две стремительные светлые фигуры, похожие на мгновенный росчерк пера на пухлом теле снежного мира, нырнули в переулок следом за котом. Златокрылые! Еще одна боевая двойка уже пикировала навстречу коту с другого конца переулка.
Мошкин застыл. Четыре златокрылых на одного адского котика! Расклад для того, кто понимает истинную иерархию, невероятный! Невероятнее, чем четыре укоризненных, кристально честных генерала-снабженца на одного стройбатовца с кульком ворованных гвоздей.

Интересно, как бы они ловили котика, учитывая, что светлую магию можно через себя пропустить, юзая светлую сторону, а у кота она составляет ровно половину?
И про генерала - так на земле обычные светлые работать не должны, она для них опасна, и златокрылые там постоянно дежурят.

«Чем им кот-то досадил? Совсем с ума посходили!» – недоумевал Мошкин. Он смутно вспомнил, что рейд Черной Дюжины в Эдем взбудоражил свет, и теперь по городу рыщут десятки боевых двоек златокрылых.
Положение Депресняка было аховое. Он держался невысоко над землей и почему-то совсем не спешил набирать высоту. Должно быть, понимал, что высоко в небе златокрылые получат преимущество. Вторую боевую двойку кот заметил слишком поздно и заметался, пытаясь прорваться к арке. Но тотчас на пути у него вырос один из златокрылых. Другой попытался броситься на кота сверху, и Депресняк лишь чудом избежал пленения.
– Брось его! Вот упрямое животное! – закричал кто-то из златокрылых. Он вскинул было к губам флейту, но почему-то сразу с досадой опустил ее.
Депресняку приходилось несладко. Прорваться к арке ему не удавалось. С двух же концов переулок был заблокирован златокрылыми. Но даже в этой ситуации Депресняк не терялся. Он ужом вился по узкому переулку, петлял, лапами отталкивался от стен домов и был, кажется, не прочь найти открытую форточку.
Златокрылые Мошкина пока не замечали. Или, возможно, им было не до него. Депресняк, зажатый в угол, уже шипел, упорно не выпуская скелета. Вот уж создание! Однако хочешь не хочешь, нужно было его выручать. Но как?
«Снег!» – подумал Мошкин, ощутив, как от усилия на висках вздулись вены. Заболели глаза. Никогда в жизни он так сильно не напрягался.
– СНЕГ! Я СКАЗАЛ: СНЕГ! – требовательно повторил Мошкин.
И сразу снег в переулке взвился в воздух. Снежная завеса белыми шторами задернула переулок, скрыв всех и все: Депресняка, златокрылых, крыши домов. Краем колючей вьюги Мошкина хлестнуло по лицу, и он с размаху сел в сугроб, провалившись почти по шею. Возможности Евгеши были не безграничны, но на узкий переулок их хватило с запасом. Мошкин небезосновательно понадеялся, что Депресняк сориентировался в ситуации и либо нырнул в какую-то щель, либо унесся в центре вьюжного столба, чтобы улизнуть из него где-нибудь по дороге.
В переулке все бурлило, как в стиральной машине. Вздыбленный снег закручивался в буран, штопором уходя в небо. Судя по отрывистым крикам златокрылых, Депресняка они потеряли и теперь пытались усмирить буран маголодиями, однако ветер и снег мешали звуку развиться, обрести нужную четкость и стать магией.

Как там про то, что магия не в звуке?

Но вообще образ красивый, и вся глава в общем-то даже несёт какую-то сюжетную ценность.

Представив, каково сейчас приходится стражам света, Мошкин ощутил, как мягкая рука самодовольства гладит его по челочке. Умница, хороший мальчик! Но тотчас та же рука пригнула его к земле, когда он сообразил, кого златокрылые будут за все благодарить. Бедный, бедный Евгеша! Он так мало жил, так мало видел! Не дожидаясь, пока буран в переулке совсем уляжется, Мошкин помчался прочь от этого опасного места. Дважды провалившись в сугробы, он интуитивно нашел способ, как этого избежать. Взглядом он подмораживал снег там, где должна была опуститься его нога, до ледяной корки, удерживающей его на поверхности.

Чтобы эпично шлёпнуться? У него только что ноги снег топили!

«И как я раньше не догадался? Хотя раньше мне не грозила опасность быть пристукнутым!» – попутно удивился Мошкин.
Он нырнул на примыкающую улицу, оттуда скользнул в переулочек и почти ощутил себя в безопасности, когда дорогу ему внезапно преградил плотный приземистый мужчина, кривоногий и крепкий, как гном. Одет он был несколько театрально, точно статист из «Снегурочки»: желтый овчинный полушубок, подпоясанный веревкой, и красные сапоги с загнутыми носами. Обычная небрежность стражей света, неспособных постигнуть значения слова «мода», равно как и причин, почему человек не может носить того, что ему нравится. В опущенной руке он держал флейту.

Эта небрежность у всех магических созданий шагает, там только молодёжь зипун с джинсами не наденет, но вообще шуба с яркими сапогами не выглядит таким уж анахронизмом.

Мошкин вскинул голову и на ближайших крышах обнаружил еще три точеных силуэта. Нет, теперь не уйти! Евгеша рванулся назад, но златокрылый мгновенно поднес к губам флейту, и могучая сила впечатала Евгешу в стену.
– А ну стой! Это говорю тебе я, Фукидид! Благодари небо, что у тебя есть эйдос!..
Страж прыгнул к Мошкину и схватил его за ворот. Попутно обнаружилось, что Евгеша выше Фукидида головы на три. Фукидид был неяростен, ибо ярость противопоказана стражам света как непродуктивная эмоция, но чудовищно сердит. Мошкин, по защитной подростковой привычке, торопливо придал лицу раскаивающееся выражение с неким даже оттенком святости.
– Соображаешь, что наделал? Отвечай: соображаешь?! – закричал Фукидид.
Мошкин торопливо закивал и тотчас, спохватившись, на всякий случай замотал головой. Он еще не определился, что будет безопаснее в этом случае: соображать или не соображать.
– Не соображаешь? Сейчас я тебе скажу большое-пребольшое «спасибо».
Евгеша пригорюнился еще больше. Попутно у него мелькнула мысль, что неплохо бы уронить на голову златокрылому сосульку побольше, но тот, уловив эту мысль на стадии возникновения, предостерегающе коснулся его щеки мундштуком флейты. Мошкину стало больно. Флейта обожгла его, как раскаленный железный прут.

Мошкин только что помешал своим врагам схватить кота приятельницы, ужасное действие, вполне достойное прижигания щеки прутом. Так скот вообще-то клеймят или шрамы оставляют.
А ещё у Евгеши эйдос, или это только тёмные не могут ничего сделать с тем, у кого эйдос?

Он рванулся вперед и неожиданно для себя тоже схватил златокрылого за ворот. Несколько секунд они молча боролись, а затем гнев вдруг потушил гнев. Оба погасли и отпустили друг друга. Обоим стало неловко.
Фукидид вновь испытующе вгляделся в Евгешу и с досадой спросил:
– Одного не пойму. Почему ты служишь мраку? Почему не свету? ТЫ?
Евгеша вздохнул. Он и сам этого не постигал.

Как и все.
Где гордыня у Евгеши?

Фукидид продолжал всматриваться в него с пристальностью человека, ищущего в тарелке с кашей только что утонувшую муху.
– Гордыня. Похоже, за нее мрак тебя и зацепил, – задумчиво, рассуждая сам с собой, продолжал страж.
Откуда у тихого и застенчивого Мошкина могла взяться гордыня, он не прояснил. Но, видно, могла взяться и взялась. Несколько утешило Евгешу, что такие роковые элементы, как час его рождения и прочая мистика, стражем света вообще не рассматриваются.
– Почему ты нам помешал? Мы выслеживали кота почти двое суток! – устало спросил страж.

Кот смотался примерно во время взрыва 30-го января, за 36 часов до февраля, так что по датам очень условно бьётся.

– Зачем вам кот? Он же живой! – шепотом ответил Мошкин.
Фукидид усмехнулся:
– О, Эдем! А по-твоему, нам нужен дохлый?

Нет, вы его выслеживаете вчетвером за ушком почесать, это выглядит совершенно безобидно для кота.

Если бы у всех стражей мрака было твое сострадание!.. Ты будто не видел, что он держал в зубах?
– Видел… кости какие-то рыбьи, – вдруг неожиданно сказал Мошкин.
– Видел? – спросил страж с особым выражением.
Он привстал на цыпочки и зорко вгляделся в глаза Мошкина. Евгеша забеспокоился. Он так и не понял, что именно обнаружил Фукидид у него в глазах, но тот явно что-то обнаружил.
– Так и есть… Ну так скоро ты сам поймешь, что такое артефакт-пересмешник!.. Прощай!
Окончательно утратив к Евгеше интерес, златокрылый повернулся и взлетел. Мошкин проводил его взглядом и вдруг обнаружил у Фукидида собачий хвост, вилявший как будто даже с некоторой дружелюбностью.
– А-а-а-а! – выдохнул Евгеша.
Он пугливо моргнул и вновь ощутил лукавый укол в роговицу левого глаза. Мошкин инстинктивно закрыл его ладонью. Теперь, когда он смотрел на мир одним глазом, хвост у златокрылого исчез…
Мошкин долго стоял неподвижно, боясь убрать ладонь. Кто-то бесцеремонно толкнул его сумкой и велел проходить. Мошкин обернулся, машинально опустив руку.
Он увидел сердитую дамочку неопределенного возраста, которой он загораживал дорогу. Маленькое воинственное лицо, где каждая мышца пропахала свою складку, встопорщенные короткие волосы, мокрая черная шуба… Такая не отстанет. Мошкин покорно шагнул в сугроб. Женщина прошла, и он увидел у нее небольшой, довольно неприятный, но крайне задиристый хвост с несколькими рядами полосок. Знакомый какой-то хвост… У кого же он видел такой? У обезьяны? У енота?

i?id=0e61404b5afa848d70c8098f06ae3e55&n=13&exp=1
Иии сыграют ли эти хвосты?

Анон · 2021-08-01 08:04:20

Пони, спасибо тебе огромное за возобновление чтений! :iloveyou:

Холиварофорум

Объявление

#1 2015-10-19 01:03:11

Емцетред

#14176 2021-07-15 20:08:17

Re: Емцетред

#14177 2021-07-15 20:57:58

Re: Емцетред

#14178 2021-07-15 20:58:58

Re: Емцетред

#14179 2021-07-15 21:15:26

Re: Емцетред

#14180 2021-07-15 21:17:22

Re: Емцетред

#14181 2021-07-15 21:20:48

Re: Емцетред

#14182 2021-07-15 21:22:44

Re: Емцетред

#14183 2021-07-15 21:52:06

Re: Емцетред

#14184 2021-07-15 22:04:00

Re: Емцетред

#14185 2021-07-15 22:13:29

Re: Емцетред

#14186 2021-07-15 22:44:03

Re: Емцетред

#14187 2021-07-16 00:55:29

Re: Емцетред

#14188 2021-07-24 14:24:38

Re: Емцетред

#14189 2021-07-30 02:56:21

Re: Емцетред

#14190 2021-07-30 05:49:36

Re: Емцетред

#14191 2021-07-30 16:58:42

Re: Емцетред

#14192 2021-07-30 17:01:46

Re: Емцетред

#14193 2021-07-30 17:29:50

Re: Емцетред

#14194 2021-07-30 20:32:49

Re: Емцетред

#14195 2021-07-31 10:01:50

Re: Емцетред

#14196 2021-07-31 10:31:04

Re: Емцетред

#14197 2021-07-31 18:49:06

Re: Емцетред

#14198 2021-07-31 22:37:01

Re: Емцетред

#14199 2021-08-01 03:52:15

Re: Емцетред

#14200 2021-08-01 08:04:20

Re: Емцетред

Подвал форума