Есть люди с двумя типами программ. Одни во что-то верят и чему-то служат. А другие ни во что не верят и все брюзгливо критикуют. Обычно это люди обвисшие и отстрелявшиеся. От них лучше держаться подальше, чтобы не заразили.
Из дневника невернувшегося шныра
Ага
Только вот это БЛЯДЬ ПЕРЕСЕКАЮЩИЕСЯ МНОЖЕСТВА. Ну вот так - учёный может искренне верить в свой проект, служить человечеству(хотя такие уже редкие звери, но бывают), и при этом раскритиковать в пух и прах тупую идею. Также и любая сфера, потому что люди - не одномерны. Мы минимум трёхмерны, так-то!
А ещё между прочим у того же емца есть, к примеру, Медузия, которая служит, верит, да, сцука, въедливая. А ещё Шмыгалка, не?
И да, это укол критикам - но это укол всем учёным, потому что наука строится на принципе, который автору сей записки, кажется, недоступен.
Хваленый «Мерседес Спринтер» оказался бешеной коробкой, переоборудованной из грузового фургона. Сиденья были от «Газели», а под ногами лежал самый настоящий линолеум, выстилавший весь салон.
– Выглядит так себе, зато мыть одно удовольствие! – словоохотливо поведал король Англии, Шотландии и Ирландии. – Плеснул водичкой – и…
А оформить это?
Автобус мчался по шоссе, с каждой минутой отдаляясь от Питера. Пчелы прилипли изнутри к водительскому стеклу и всякий раз впадали в ярость, когда шоссе отворачивало, изменяя прямому направлению. Еще бы! Пчелам хотелось гнать автобус по болотам, через леса и овраги.
Пчёлы же четырёхмерные, почему их через стекла не выбрасывают?
На водительском месте, как на троне, восседал король Карл. Рядом с ним, обхватив ладонями банку с медом, пригорюнился его верный медведь.
– Веди осторожнее! Стекло совсем грязное, а брызгалка не работает! – строго предупреждал король.
– А кто за рулем? – отрываясь от банки, спрашивал медведь.
– Ой, я за рулем. Извини, забыл! – извинялся король.
Фреда тряслась и дрожала. Ей никогда не приходилось ездить в автобусе с двумя миражистами, и она клялась себе, что это будет в первый и в последний раз.
– Послушайте! Вы уверены, что надо так гнать, раз вы не знаете, кто за рулем? – громко спросила Фреда.
Миражисты задумались.
– Какой же русский не любит быстрой езды! – процитировал Карл, но тотчас спохватился и, нахмурившись, прибавил, что и английские короли относятся к быстрой езде положительно.
Ииии миражисты - это не психи/те, кто прямо ЗНАЕТ и ПОМНИТ. Это обыкновенные глюколовы, которые иногда выбиваются из образа и такие оп, должен что-то сказать, чтобы поняли, что я государь Феанор и защитил имя!
Медведь же, обращаясь к приятелю, сказал:
– Слышь, Карлуш, везу я вчера новосибирскую группу в аэропорт, и вдруг – чук! – у меня убежал дворник! Вот так вот на шоссе прыг! – и убежал!
– Ужас! Он с собой в машине дворников возит! – сказал король Карл и захихикал.
– А вот это, Карлуша, уже не твой гешефт! – возмутился медведь.
Миражисты принялись шуточно толкать друг друга и в очередной раз позабыли, кто из них держит руль. Автобус вильнул. Фреда завизжала и, от ужаса перемахнув через спинку сиденья, шлепнулась на колени к Дане.
– Доброе время суток! – произнес Даня вежливо. – Ты находишься внутри моего организма, но меня это не смущает! Главное, чтобы это не смущало тебя…
Фреда снова заорала и метнулась в глубь салона.
– Выпустите меня кто-нибудь! Спасите меня от этих идиотов! А-а-а!
– Кстати, спорим, ты не знаешь, чем отличается метеор от метеорита? Метеор – это результат, а метеорит – явление. Метеор – это просто хвост от метеорита, который мы видим с земли! – сказал Даня ей вслед.
– А-а-а-аа!
Перелететь через спинку сидения - это к травмам.
А ещё Даня идиот - метеор сгорает в атмосфере, а метеорит сгорает не полностью и падает не Землю.
Неожиданно крышу «Спринтера» что-то задело. Пробежало, царапнуло и заскреблось. Если поначалу звук можно было списать на что-то случайное, то когда заскреблось, все сомнения отпали.
– Там кто-то есть! У меня над головой! – заорала Лара.
– Любопытно, – хладнокровно заметил король Карл. – Ворчало, какая у нас скорость? Может, кошку сбросили с моста, и она, бедная, царапается? Просится к нам в гости?
– Угу, – сказала Рина, разглядывая крышу. – Очень назойливо просится. Она только что жесть насквозь продрала.
– В нашей чудесной самодвижущейся повозке? Ворчало, ты слышал? Нашу кормилицу ломают! – возмутился Карл и съехал на обочину.
Шныры посыпались из автобуса. Сашка держал наготове шнеппер. Макар – целых два шнеппера. Даже Кирилл, и тот вооружился саперкой. Первое, что они увидели, была морда гиелы-альбиноса. Скалясь, гиела скребла лапами крышу. Тут же на «Спринтере», вцепившись в похожий на горб выступ кондиционера, распростерся на животе Гамов.
– Не стреляйте! Это я! – прохрипел он и, разжав руки, не то сполз, не то свалился в могучие лапы Ворчало.
– Что ты делаешь у нас на крыше? – сурово спросил медведь.
Гамов полудохло болтался у него в руках. Пытался отдышаться.
– Сколько раз на трейлеры садились – и ничего! А тут автобус! Все дергается, скользко. Если бы не эта торчащая железка, я бы слетел на асфальт.
А теперь спросим физику - как Гамов улетел на полном машинном ходу вперёд?)
– Вот видишь! – сказал Карл Ворчале. – А ты говорил: не ставь кондиционер со списанного грузовика, не будет работать. Ну, во-первых, он работал не меньше двух дней, а во-вторых, мы спасли человеку жизнь. Гордись собой, Ворчало!
Медведь отпустил Гамова. Аль, спрыгнувший с крыши, носился по лесу и что-то настороженно вынюхивал. Изредка возникал на опушке и, прижав уши, с тревогой смотрел на шоссе.
Гамов попытался ступить на левую ногу. Охнул:
– Я, кажется, колено ушиб. Можно мне с вами? Аль полетит следом.
Фреда прохаживалась вокруг Гамова, придирчиво разглядывая его. Было заметно, что Гамов вызывает у нее острое любопытство и одновременно она считает необходимым как-то заявить о себе. Оставаться в тени Фреда не любила.
– Нельзя! Мы едем по сугубо шныровскому делу! – непреклонно заявила она.
Гамов усмехнулся.
– Да-а… – протянул он. – Секреты – великая вещь! Ну тогда, раз мне нельзя ехать с вами, может, я поеду вон в том автобусе?
И он показал на желтый автобус, остановившийся метрах в трехстах и словно чего-то поджидающий.
– Слежка? Растворенные? – мгновенно сообразил Сашка.
– Они самые, – признал Гамов. – Две машины здесь. И еще одна проскочила вперед.
А чутье или какая ещё хрень шныров?
Кстати, смотрите, охраняющие шныров Наста и Рузя, кажется, остались в Питере, то есть они были нужны ради сцены в поезде(которую можно вырезать нахер) и ради отношалова Насты и Гамова.
Карл Английский оглянулся на Аля, продолжавшего рычать. Поведение гиелы убедило его больше слов хозяина.
– Растворенные… – пробормотал он. – Это ведь живые мертвецы, которым эльбы разрушают мозг, воздействуя на центры удовольствий?..
А в прошлой главе "Карл" не знал про шныров вроде как.
Говорил я тебе, Ворчало, не ешь столько меда! Получать слишком много радостей – опасная вещь…
Да-да, типичная логика. Наслаждаться плохо, страдать хорошо - это облагораживает.
А гиела-то чего рычит?
– Аль терпеть не может растворенных. Был случай: один из них нанес ему рану. У гиел прекрасная память, – пояснил Гамов.
– Носом их чует? Не далековато для нюха? – заинтересовался Карл.
– Далеко. Но Аль видел, как они садились в автобус, и запомнил. Зрение у гиел тоже отличное.
– И что нам делать? От них теперь не оторваться! – занервничал Кирюша.
– Для начала сесть в машину и начать двигаться. На ходу мы в большей безопасности! – принял решение английский король.
Прихрамывая и морщась, Гамов влез в автобус и занял место, на котором прежде сидела Фреда. Она издала несколько демонстративных звуков, но Гамов улыбнулся так мило, виновато и вежливо, что сердце Фреды растаяло, и она ограничилась тем, что согнала с его места Кирюшу, чтобы иметь возможность оказаться поближе к Гамову и сверлить ему мозг. У таких девушек, как Фреда, вся симпатия состоит из придирок. Чем больше они тебя донимают, тем большим успехом ты у них пользуешься. Для того чтобы подобная девушка тебя полюбила, она прежде должна тебя люто возненавидеть.
А потом появляются люди, уверенные, что нет это да, и что попытки отвязаться и достать - это такой милый флирт.
Теперь за руль пересел Ворчало. Стискивая баранку огромными руками, он гнал автобус с такой скоростью, что, казалось, вырасти у «Спринтера» крылья, он пошел бы на взлет.
– Слушайте! Что мы делаем? Ведь мы так приведем берсерков к закладке! – внезапно воскликнула Рина.
Гамов цокнул языком:
– Приведем. Но другого выхода нет. У вас есть связь со ШНыром?
Рина мотнула головой. Только что она решила наплевать на все запреты и связаться с Кавалерией, однако у нее ничего не вышло. И с Кузепычем не смогла связаться, и с Меркурием, и с Родионом. Причем даже по телефону. Прежде такого не случалось. Кто-нибудь обязательно отвечал.
Потому што... Потому? Вообще у них и правда выбора нет.
Гамов удовлетворенно кивнул:
– Значит, я угадал. И еще раз порадуйте мою догадливость! Взгляните на нерпи!
Рина первой оттянула рукав, потом это сделали Сашка, Лена, Макар и Фреда. У всех серебристые фигурки были не просто тусклыми, а едва ли не вбиравшими в себя свет.
– Видели? Главная закладка ШНыра доживает последние часы. Не позже чем через сутки она станет просто отколотым камнем. Теперь вы понимаете, почему берсерки не скрываются? – спросил Гамов.
Потому что идиоты - только не берсерки, а вы, не замечавшие слежку для милого Жени.
Ах да, Гамов похож на Жору Жикина, только сейчас заметила.
– Да. Понимают, что мы никуда не денемся. Если не найдем великую закладку в ближайшее время, это будет концом ШНыра. Поэтому придется пробиваться даже с риском притащить за собой хвост.
– Ну хорошо, поедем! Только имей в виду, Гамов, я буду за тобой присматривать! – произнесла Фреда с тем острым взвизгом в голосе, который бывает, когда диск болгарки наткнется в дереве на гвоздь.
– С удовольствием, мадемуазель! – согласился Гамов.
Ворчало продолжал гнать. Они так быстро мчались, что не заметили, как слева промелькнул Шлиссельбург.
Конечно не заметили, они же по трассе "Кола" промчались по развязке мимо, миновав Синявино. Карты, дорогой автор, полезно приближать - Шлиссельбург выше трассы, и к тому же путь через него, по моему опыту, неудобный и фиговато асфальтированный.
Зато пляж рядом забавный, да.
Автобус с растворенными отстал, однако откуда-то выпрыгнул упрямый красный универсал. Универсал держался за «Спринтером» как приклеенный, не отставая, но и не обгоняя. За стеклом различались белые круги лиц.
– Всего трое. Впереди двое берсерков… А сзади, должно быть, или Людочка, или Мессалина Петровна, – озабоченно сказал Гамов, оттягивая шторку, чтобы разглядеть преследователей.
Мессалина Петровна - от автора клуба Гаморра! Только упс, Мессалина никогда не была великой ведьмой, а брать в качестве прозвища имя такого человека - как минимум, скажем так, свежо.
– Кто это?
– Наста и Рузя уже имели счастье познакомиться! Мессалина Петровна просто сложная женщина, а вот Людочка… Честно говоря, меня посещает мысль, что то, что мы считаем Людочкой, уже давно не Людочка…
Спасибо за информативность!
– Ничего! Пока мы едем, нам бояться нечего! – сказал Карл и вдруг дико заорал, вцепившись в Ворчало.
Перед ними на шоссе выросло чудище, похожее на сильно простуженного снежного человека. Плоская морда была покрыта редкой белой шерстью. Глаза гноились. Мохнатые лапы тянулись к автобусу. Ворчало загудел. Чудовище ухмыльнулось и, не сходя с дороги, расставило лапы. «Спринтер», чтобы не врезаться, вильнул и вылетел бы на обочину, не вцепись Гамов в руль и не успей выровнять автобус.
– Можно было смело сбивать… Это мираж! – объяснил Гамов. – Значит, все-таки не Людочка! Значит, Мессалина Петровна…
– Слушай, Ворчало, не гони так! А то окажемся на обочине вверх колесами! – сказал Карл.
– Не окажемся! Буду теперь всех подряд таранить! – прохрипел медведь.
– Но миражи могут быть разными. Мессалина Петровна не только страшилищ творит. Это она так, разогревалась… Вот, например, что ты видишь впереди? – спросил Гамов.
– Автобусную остановку, – заявил медведь.
– Ты уверен, что это автобусная остановка?
– Ну да. Что я, остановок не видел?
– А у остановки кто?
– Старушка какая-то дорогу перебегать собирается! Ну, смело бабка играет! Надеюсь, она сохранилась!
– А сколько у старушки, извини, голов? – уточнил Гамов.
Ворчало присмотрелся.
– ДВЕ! – прохрипел он.
Король Карл печально покачал головой.
– Двухголовые старушки нередко встречаются в окрестностях Санкт-Петербурга. Подозреваю, что это следствие реформ Петра I, – авторитетно огласил он.
На сей раз Ворчало сворачивать не стал, а, стиснув зубы, проехал старушку насквозь. При этом мираж не рассыпался, а пронесся через автобус, молочно-белый и дрожащий. Вблизи он походил на плоский, сотканный из тумана экран, подсвеченный только с одной стороны. В следующие пять минут разошедшийся медведь сам разоблачил и с удовольствием протаранил три миража.
– А вон еще один мираж торчит! Ишь Мессалина под гаишника его замаскировала!.. Ну ща протараним! – хищно пробормотал Ворчало.
К счастью, Гамов, ухитрявшийся параллельно ухлестывать за Риной, успел взглянуть. И повис на руле, заставив автобус изменить траекторию. Совсем близко, едва не задетое зеркалом, пронеслось изумленное лицо с разинутым ртом.
– Гаишник был настоящий! – спокойно объяснил Гамов.
– Ага, настоящий! А почему две головы и четыре ноги? – пропыхтел Ворчало.
– Потому что еще один гаишник рядом стоял!
После этой истории медведь больше не гнал и даже пересел на соседнее сиденье, для успокоения зачмокав медом из баночки.
И им конечно ничего за это не было. Повезло.
а рулем же опять оказался монарх Англии, Шотландии и Ирландии. Он ехал уже осторожно и культурно, и миражи постепенно оставили их в покое.
– На самом деле Мессалина Петровна и не пытается нас остановить! Ну если всерьез! – заметил Гамов. – Она бы и получше миражик сотворила. Просто скучно ей в универсале… Едешь себе, едешь, вокруг все елочки – тоска зеленая.
– А че, братцы? Развеселим Мессалину Петровну? – предложил Макар.
Прежде чем кто-то сообразил, как он собирается ее развеселить, Макар вскочил с ногами на кресло, просунул руку со шнеппером в окно и стал выцеливать красный универсал. Целиться было ужасно неудобно, поскольку голова Макара находилась внутри салона, рука снаружи, а мишень вообще не пойми где. Это мало напоминало классическое положение стрельбы из шнеппера.
Так и они - не спортивные мать их легенды, а бойцы. Или на пеге они тоже в стойки становились, не?
– Не стреляй! – крикнула Рина, но Макар уже нажал на спуск.
Асфальт вскипел. В покрытии дороги появилась небольшая яма. Универсал вильнул, объезжая ее.
– Низко взял! – прошипел Макар.
Он бросил разряженный шнеппер на сиденье и стал просовывать руку с другим шнеппером. Универсал сместился на край дороги, мешая Макару целиться. Макар перебежал к противоположному окну автобуса и там стал дергать стекло, чтобы высунуть руку. Гамов осуждающе прищелкнул языком:
– Слишком долго! Мой папа любит повторять фразу: «Если собираешься что-то сделать, делай это очень быстро!»
– Ты о чем? – спросила Рина.
Прежде чем Гамов объяснил, Макар издал крик, полный ужаса. Рина увидела, что он больше не стоит на сиденье, а, согнувшись, валяется в проходе. Левой рукой вцепился в запястье правой и изо всех сил пытается ее удержать. Кисть же правой руки, сжимающей шнеппер, изгибается, пытаясь нацелить шнеппер Макару в голову. На лице у Макара был ужас.
Сашка, не разобравшийся, в чем дело, решил, что Макар ранен, и бросился к нему. Макар вскинул ему навстречу искаженное лицо. Его правая рука, изменив планы, распрямилась, вырвалась из плена у левой, и взметнувшийся шнеппер прицелился в Сашку. Сашка, не раздумывая, бросился на пол. Рука последовала за ним, однако, прежде чем шнеппер выстрелил, две золотые пчелы оторвались от общего роя и уселись Макару на кисть. Макар заорал от боли. Пнуф, пролетев над головой у Сашки, проделал в водительском стекле здоровенную дыру.
Как мило, что они не оправились в Арктику - или хотя бы нихуёвый кусок морды! То есть в поезде была дырка, что туда подушку засосало, а тут...
Сашка добрался наконец до Макара, хотел схватить его, но Макар уже сидел и, поскуливая, нянчил свою правую руку, на указательном пальце которой сидели сразу две пчелы. Одна из пчел перелетела Сашке на лоб и забегала по лицу, обшаривая его усиками и убеждаясь, что он жив и здоров. Это была его собственная пчела. Другая пчела была пчелой Макара.
– Рука… Ужалили меня в палец, с-с-собаки! – сдавленно выговорил Макар.
– Слушается рука? – спросил Гамов.
Макар недоверчиво шевельнул кистью:
– Вроде бы да.
– Пчелы помогли! Мессалина Петровна перехватила контроль над твоей рукой. Наверняка и над глазами тоже. Как-то же она видела, куда целиться, – заметил Гамов.
– Как ей это удалось? – спросила Фреда.
– Не проблема для хорошей ведьмы. Нервы, проводимость и все такое. Посылаешь более сильный импульс – и рука слушается уже тебя, а не хозяина. Она так двоих в форте Тилля задушила.
На расстояние, не смотря в глаза. А как же неудобитая Штопочка?
– Как?
– Да очень просто. Что они там не поделили с Мессалиной, я не знаю. Но берсерки задушили сами себя. Скандал был, Тилль вопил как ненормальный, но Белдо убедил Гая, что ценность хорошей боевой ведьмы выше, чем ценность двух остолопов. Ну и притом живой всегда прав. Это тоже великая истина моего папы. Не помню ее порядковый номер.
– Папа у тебя философ? – спросила Фреда.
– Нет. Скромный миллионер, – ответил Гамов и насмешливо посмотрел на Рину, точно намекая, что вот, есть миллионеры скромные, а бывают ведь и нескромные олигархи, но сейчас что об этом говорить.
Близость красного универсала нервировала. Еще сильнее нервировало, что желтый автобус с растворенными, приотставший было, вновь возник в поле видимости и пристроился за универсалом. Настроение у шныров было подавленное. Впереди ведьмари, позади ведьмари, и свернуть никуда нельзя. И лишь стрелка из пчел у стекла показывает дорогу.
– Нигде и никогда сила духа не проверяется с такой отчетливостью и ясностью, как при перемене обстоятельств, – утешая всех, и себя в том числе, торжественно произнес король Карл.
В этот момент он выглядел очень величественным.
Рина достала из рюкзака камень и держала его на коленях, глядя на заполненные глиной отверстия. Маленький белый цветок тянулся из второй от центра оспины. Ладонями Рина ощущала шероховатость камня. Сердцевина цветка желтела в окаймлении четырех алых лепестков. Рине казалось, что она непрерывно подрагивает, хотя на самом деле подрагивал автобус, сердцевина же была неподвижна, как ось, скрепляющая воедино три мира. Сашка разложил на свободном сиденье запасные пнуфы, саперку и теперь возился с сосновыми иголками, смолой, пухом и прочими составляющими для шныровского боя.
– Лучше не садись на это место! – предупредил он Фреду, которая в беспокойстве перескакивала с одного сиденья на другое.
Только что Фреда сидела на своём месте, пока не пришёл Гамов.
– А то что будет?! – взвилась Фреда. Она терпеть не могла, когда ей указывают.
– А то уже ничего не будет. Здесь каменный порошок с Первой гряды, слизь из болота и немного грязи из нашего мира, – объяснил Сашка.
У Фреды хватило ума понять, что произойдет, если три конфликтных начала смешаются на ее одежде.
– И ты это с собой так запросто носишь? Подвергаешь всех нас опасности? – возмутилась она.
– Не запросто, – возразил Сашка. – Каменный порошок – в банке из-под детского питания, слизь – в пузырьке из-под глазных капель. И все рассовано по разным карманам.
– Ничего себе техника безопасности! Лучше б вообще ничего не говорил!
Если бы он мирно мешал серу, селитру и уголь, он хотя бы не угрожал бы всех поднять на воздух прям щас.
Как и множество других, адекватных, исследованных и опробированных взрывчатых смесей. Но неее, надо мешать всякую дрянь.
Проехали Синявино, Приладожский, Новую Ладогу и Сясьстрой.
Они так старательно едут по безлюдным местам, что сворачивают в левые для их маршрута места. Время есть, действительно!
Название «Сясьстрой» насмешило укушенного пчелами Макара. Он хохотал, хохотал, бодая лбом стекло, пока не сообразили, что у него началась истерика. Видно, из-за едва не пристрелившей его руки. Макар и сейчас ей не доверял. Даже привязал ее вытащенным из ботинка шнурком к поручню сиденья.
На дороге начались заторы и хвосты из машин, вызванные медленно двигавшимися большегрузами, и в этих заторах тащились сперва шныры в «Спринтере», затем красный универсал и автобус с растворенными. И еще где-то впереди, обогнав всех, находилась прорвавшаяся машина с берсерками, которую Гамов видел с гиелы.
Сашка готовил приспособления для шныровского боя. Кирилл полез ему помогать и до того допомогался, что что-то на себя просыпал. У него начались проблемы. Он то подскакивал и бился о крышу автобуса, то распластывался на полу, вжатый в него до такой степени, что не мог поднять даже мизинец.
Даже не сомневаюсь - это было что-то с двушки, какой-нибудь песочек с чего-то там.
Ах да, заметьте - автор практически никогда не упоминает такую мелочь, как море. В Эдеме нет моря, в Питере были у порта, не спускались к морю оба раза, в Тибидохсе море мелькало тоже не так часто, как стоит ожидать от острова, на двушке тоже моря нет...
Рина грызла ногти, обогащая свой организм кальцием.
Одного Гамова ничего не смущало. Он нашел под сиденьями поцарапанную гитару, довольно старую и обклеенную переводными картинками. Невероятно, но переводные картинки покрывали гитару не просто со всех сторон, но кто-то даже и внутрь под струны ухитрился наклеить алую гоночную машину.
– Чья? – спросил Гамов.
Медведь ткнул пальцем в короля Карла. Монарх со смущением пояснил, что до принятия королевского сана он ходил в кружок в доме творчества и что переводилки – это тоже из далекого детства, ибо ныне он, будучи облачен высоким доверием английского народа, конечно же не стал бы клеить на гитару всякие глупости… Тут король Шотландии и Ирландии несколько смутился, поскольку увидел на гитаре еще и девицу в купальнике. Наличие этой девицы доказывало, что к моменту издевательства над гитарой монарху было уже не десять, а минимум четырнадцать лет.
"Это моего брата. Это я купил на блошке. "
Но не суть. Мы никогда больше не увидим этого Карла, его и не вспомнят, а его характер - это ну что он глючит? Оооотличное описание.
Читатели от сцены с переводилками получат очередной штрих к образу, которому не штрих нужен, а костяк, и при этом, при всей бесконечности филлеров, много чего более важного тут нет.
– Не надо оправдываться, ваше величество! – снисходительно сказал Гамов. – У всех бывает! Я сам люблю кошечек на телефоне… Как только у меня появляется новый телефон, я сразу наклеиваю на него кошечку или динозаврика.
Все уставились на Гамова, проверяя, не обманывает ли он, однако лицо поэта, гимнаста и красавца в одной упаковке осталось непроницаемым. Невозможно было понять, говорит ли он правду. Давать же свой телефон для проверки он отказался.
Вместо этого Гамов быстро пробежался по струнам, настраивая гитару и удрученно качая головой.
– Все очень запущено. Это, конечно, не инструмент, а оружие трактирного боя, – пробормотал он и, глядя на Рину, а вместе с тем немного и на Лару, ибо Гамов был, конечно, ценитель женской красоты
С Риной он при этом не флиртует.
ценитель женской красоты, запел из Вертинского:
Мы придем на вашу панихиду,
Ваш супруг мне сухо скажет: «Жаль…»
И, тихонько проглотив обиду,
Мы с собакой затаим печаль.
Вы не бойтесь. Пес не будет плакать,
А тихонечко ошейничком звеня,
Он пойдет за вашим гробом в слякоть,
Не за мной, а впереди меня…
Пощипывая струны, Гамов незаметно придвигался к Рине и совсем уж было собрался упереться ей лбом в плечо, однако тут вышла какая-то техническая неувязка и там, где должно было оказаться плечо Рины, неожиданно возникло твердое плечо Сашки.
А нет, флиртует. Но зачем?
– Гамов, – спросил Сашка мягко. – У тебя когда-нибудь такое бывало, что ты поднимаешь голову – и тут тебя бьют по голове чем-то тяжелым?
Поэт и гимнаст оскорбленно вскинул брови.
– Простите? – произнес он с холодным вызовом.
– …или если нет ничего тяжелого, то, например, гитарой, – продолжал Сашка.
– Ты не мог бы мечтать где-нибудь в другом месте? – поинтересовался Гамов еще холоднее.
– Автобус небольшой. Другого места мечтать нет.
Рина поспешила вмешаться:
– Сашка, не кипятись! Гамов, утихни! Сашка просто хочет сказать, что ему не нравится нравственный компонент творчества Вертинского, – затараторила она.
– Я это хочу сказать? А, ну да! Противный компонент! С головы до ног очень противный! – признал Сашка, пристально глядя на бронепластины куртки Гамова.
Гамов, остывая, пожал плечами.
– За Вертинского я не отвечаю, – миролюбиво заметил он.
Макар разочарованно отвернулся. Он уже понял, что драки не будет.
Они всего лишь везут к своей суперзакладке одного из ведьмарей, какая драка, действительно? Нельзя, нельзя было его на дороге бросить, ведь, если бы он сел с ведьмами, тооо... Что?
Лодейному Полю дорога усложнилась. Рина прилипла носом к окну. В поле шевелились темные камни. Это были пасущиеся коровы. На железных воротах висела табличка «ЧАСТНАЯ ТЕРРИТОРИЯ. ОХРАНЯЕТСЯ СОБАКАМИ», исправленная кем-то на «ПРОДАДИМСЯ ЗА КУСОК КОЛБАСЫ. ТРИ ДВОРНЯЖКИ».
Дальше исчезли и ворота, и дворняжки. Начались многочисленные петли шоссе, круговые перекрестки и такой запутанности развязки, что медведь Ворчало даже выходил из машины и нюхал дорожные знаки. Это он делал, разумеется, как медведь. Как водитель же с многолетним стажем он просто чесал в затылке и ругался. Особенно когда рядом с бетонным постом ДПС на круговом перекрестке они сделали три витка, пытаясь определить, чего хотят пчелы и какой из четырех правых поворотов является достаточно правым.
Думаю, не стоит и говорить, что автора опять подвела привычка привязывать к местности то, чего там нет, да?
челы метались то к одному стеклу, то к другому, пытаясь указать кратчайший путь, и недовольно гудели. Стрелка то и дело разваливалась, превращаясь в рой. По возбуждению пчел угадывалась близость закладки.
– Странно все-таки, что двойник камня здесь, а не за Уралом. Я и так прикидывал, и сяк. Должна же быть какая-то симметрия миров, – внезапно сказал Даня.
– Нет, – оспорил Гамов. – Симметрия есть, но она сложная. Возьми три полотенца или лучше три большие простыни. Положи их одну на другую и прошей нитью. Не по краям, а отдельными случайными стежками в разных местах. Брось всю эту конструкцию в стиральную машину и посмотри на результат. Если нити и не лопнут, все равно никакой симметрии не будет. Где-то возникнет горб, где-то простыня провиснет, а средняя вообще съежится, потому что у нее, допустим, какая-то особая ткань, не выносящая стирки.
– Откуда ты знаешь, что все так? – ревниво спросил Даня.
– Белдо любит рассуждать, что миры пришиты друг к другу золотой нитью и места, где входит игла, – точки возникновения значительных закладок. Мелкие закладки могут и нарушать этот закон, как и тонкие нити могут обрываться при встряхивании ткани, но сильные – никогда.
Г - логека!
Пункт первый - автор гадостно пишет про анти-закладки и идентичность их расположения в обоих мирах. Пункт второй - мм, за уралом были, так что плевать на пункт первый!
Даня попытался это представить. Вспомнился известный парадокс с катушкой. Если нить размотана, муравей может ползти от одного края к другому очень долго. А если нить на катушке – пробежит всю катушку за секунду.
Впереди показался синий четырехугольник дорожного знака. Буквы на нем еще не прочитывались, но пчелы точно с ума сошли. Тугой рой их ударился в стекло с такой силой, что помимо дыры от пнуфа в нем возникла и трещина.
– Кажется, приехали! – сказал король Карл. Пропустил встречный поток и повернул.
Пчелы, до того бьющиеся в левое боковое стекло, опять сместились по центру лобового. Автобус с растворенными больше не скрывался. Дорога была совершенно пустая. За автобусом последовал и универсал с боевой ведьмой и двумя берсерками. Вскоре к ним присоединилась и третья машина, белая легковушка. Видно, та, что была впереди. Для нее поворот к Старой Слободе оказался сюрпризом. Легковушка метнулась было, желая опять обогнать «Спринтер», но вдруг, развернувшись, умчалась.
– К поселку Инема! Интересно, что они там забыли? – удивился Сашка, взглянув на карту.
Гамов обернулся, отслеживая взглядом красный универсал, который то начинал отставать, то ускорялся, как если бы внутри никак не могли прийти к определенному соглашению.
– Сейчас начнется, – сказал он и поморщился, трогая ушибленное колено.
– Что начнется?
– Решают, что с нами делать. Суетятся. Совещаются с Гаем.
– И что решат? – спросила Рина.
– А я откуда знаю? Я бы на их месте решил, что нас безопаснее будет отправить пешком, чтобы выиграть время замкнуть кольцо, – предположил Гамов.
Красный универсал рванулся вперед, поравнявшись с автобусом. Стекло отъехало. Берсерк, очень серьезный, в овальных очках, высунулся по пояс и, прицелившись из арбалета, выпустил болт в переднее колесо «Спринтера». После выстрела «Спринтер» продолжал все так же ехать, да и в лице стрелявшего берсерка ничего не изменилось. Все с тем же хладнокровием он втянулся в универсал и спустя несколько секунд высунулся уже с другим арбалетом. После выстрела из него «Спринтер» начало заваливать влево, а вскоре запахло горелой резиной.
Болт не спустил бы всё колесо так быстро, не?
Король Карл продолжал упрямо выкручивать руль, удерживая «Спринтер» на дороге, но автобус уже снижал скорость.
– Кажется, приехали, – мрачно проговорил Ворчало и, достав монтировку устрашающего размера, взвесил ее в руке. Рина сомневалась, что медведи используют в драке монтировки, но этот явно был продвинутый.
Устроив монтировку на коленях, Ворчало щелкнул тумблером. Дверь «Спринтера» отъехала. Замелькал кустарник. Почва была неровная, покрытая мхом, со многими отдельно лежавшими камнями. Вдоль дороги тянулся небольшой, примерно по пояс, ров, подготовленный для прокладки кабеля.
– Прыгайте и прячьтесь! Мы уведем их за собой! – велел Ворчало. – Только быстро. Наша коробка на колесах скоро остановится.
– А нас не заметят?
– Если повезет – нет. Дорога петляет. Собирайтесь!
Сашка замешкался, соображая, как взять все секретки для шныровского боя, чтобы конфликтующие начала не вошли в соприкосновение у него в руках. В конце концов, так и не пристроив толком метательное приспособление, представляющее собой обгрызенный творческими зубами Рины карандаш Black Peps, на одном конце которого был шарик из глины с двушки, а на другом – обрывок похожей на бинт кожи погибшего эльба, Сашка метнул его в окно.
Универсал успел проскочить. До автобуса с растворенными неуклюжее устройство не долетело, однако в асфальте со всасывающим звуком возникла дыра, на дне которой мог бы улечься слон. Автобус с растворенными экстренно затормозил. Начал было заваливаться, но устоял, передними колесами повиснув над ямой.
И опять - дыры, дыры, дыры? Где магия, которая начала бы среди врагов новое лето любви? Где колдовство сна и другая непоражающая магия? Осталась у ведьмарей?
Красный универсал с берсерками и боевой ведьмой приотстал, выясняя, что случилось с растворенными. Это подарило шнырам возможность спрыгнуть незамеченными. Скорость «Спринтера» была уже невысокой. Мелькала разрытая земля насыпи. Первым прыгнул Кирилл. Пробежал несколько шагов и словно провалился в ров, прижавшись к его дну. Даня не столько прыгнул, сколько вышагнул и, удивленно взмахнув руками, ухнул за насыпь. За ним Макар с двумя шнепперами в руках. Кажется, он собирался стрелять на бегу, но налетел лбом на знак «Дорожные работы» и был утянут в ров подбежавшим Кириллом.
Фреда выбросилась из автобуса с лицом эпической героини, идущей на смерть, и с плотно закрытыми глазами. Алиса – сжимая смертный жетон так, что он отпечатался на ладони. Лара начала визжать и устраивать панику, хватаясь за спинки кресел. Это грозило испортить все дело. Оторвать запаниковавшую Лару и вытолкнуть ее из автобуса так, чтобы не заметили берсерки, было почти нереально.
– Ты ведь не боишься? А то я сам боюсь! – в самое ухо сказал ей Гамов.
Ошеломленная Лара повернулась к нему, и тотчас Гамов, обхватив ее, с ней вместе выбросился из автобуса. За Гамовым выпрыгнули Ганич и Сашка. Рина успела еще сказать королю Карлу:
– До свидания, ваше величество!
– Прощайте, милое дитя мое! – торжественно отозвался монарх, и глаза у него заблестели.
Покалеченный «Спринтер» еще двигался, но было заметно, что он на последнем издыхании. Автобус хромал. Запах горелой резины становился невыносимым. Король Карл едва удерживал руль. Его приходилось выкручивать в противоположную сторону, чтобы автобус ехал более или менее прямо. Медведь помогал ему:
– Давай, Карлуша! Еще метров пятьсот надо протянуть!
Из-за поворота выскочил красный универсал. Три его дверцы были вырваны с мясом, а в проемах дверей, держась за крышу, стояли растворенные, захваченные из застрявшего автобуса, – двое мужчин и женщина. Один мужчина жевал и глотал пустоту. Казалось, он пожирает вкусную свиную ногу. Женщина хохотала. Универсал легко нагнал покалеченный «Спринтер» и ехал теперь рядом, прижимая его к обочине.
– Слышь, Карл, а ведь миражисты чем-то похожи на растворенных. Им тоже мерещится то, чего нет! – неожиданно произнес медведь.
– Нет, Ворчало! Умоляю: в эту последнюю минуту не льсти им и не оскорбляй нас! У них инстинкты – у нас мечта! – строго отозвался король.
Которая возникает хер знает почему, и вообще - патамушто!
Его голос дрожал. Он касался то вандейковской бородки, то серьги в ухе. Управляя автобусом, монарх ухитрился достать рапиру. Она была гибкой и легкой, с защищавшей руку чашечкой. На клинке были заметны следы ржавчины, от которых всеми силами старались избавиться, а ножны были явно самодельными, не королевского достоинства, из расщепленных бамбуковых реек.
Впереди был крутой поворот. Было очевидно, что «Спринтеру» в него не войти. Автобус съехал с асфальта и, уткнувшись носом в дерево, застыл. Ворчало рванулся из «Спринтера» через открытую дверь. Берсерки успели подбежать чуть раньше.
– Мессалина, шныров нет! Здесь одни миражисты! – крикнул один из берсерков, заглядывая в салон.
Боевая ведьма была еще у универсала. Рядом с ней покачивались растворенные. Эльбы шпорили их болью и удовольствием, заставляя растворенных дергаться и вскидывать руки. Казалось, кукольник еще не разобрал нити. Лицо ведьмы перекосилось от досады. Она даже укусила себя за руку.
– Им же хуже. Этих нас не просили оставлять в живых. Информацию, куда делись шныры, я считаю из их мозга.
Потому что нам нужна бессмысленная и нелогичная жестокость!
Берсерк отбросил арбалет и вытащил варяжскую секиру.
– Давно мечтал ее испытать. А то все бегаешь по городу с жалким топориком, – пробормотал он.
Ворчало заворчал и оскалился. Тяжелая монтировка столкнулась с секирой. Край секиры обломился, оцарапав Ворчале руку. Медведь лизнул ранку, а еще спустя мгновение монтировка ударила берсерка по ключице, и тот со стоном повалился в кусты.
Тем временем король Карл, изящно уклонившись от арбалетного болта, зацепившего ему опереньем щеку, ловким движением отбросил ножны и сделал выпад. Берсерк, успевший отбросить арбалет, но не успевший дотянуться до топорика, был пронзен насквозь.
– Мадам, вы можете удалиться! – высвобождая рапиру, великодушно сказал Карл.
Мессалина Петровна ухмыльнулась. Она была тощая, ломко-высокая, с низким лбом и густыми смыкавшимися бровями. У нее на шее в двойном плотном пакете билось сердце. Чье это было сердце – человеческое или нет, – определить было невозможно, но совершенно точно сердце было живое, с оборванными синеватыми сосудами.
– Это ты удалишься! – сказала Мессалина Петровна и вцепилась в пакет с сердцем ногтями.
Карл Английский пошатнулся, сделал заплетающийся шаг и с недоверчивым ужасом взглянул на свою грудь. Побледнел и, пытаясь встать, упал на одно колено. Ведьма не сводила с него злобных маленьких глазок. Казалось, она пьет из него жизнь.
– Страшно умирать? – спросила она.
Карл с усилием поднялся, опираясь на согнувшуюся рапиру. Лицо его выражало муку и одновременно радость.
– Монархи не умирают! Монархи уходят в небо по звездной дороге, – сипло произнес он и опрокинулся лицом вперед. Прежде чем он упал, рапира, которую он так и не выпустил, сломалась.
Вообще теоретически эту сцену можно было бы вытащить.
Ворчало бросился к нему. Перевернул. Открытые глаза Карла смотрели в небо. К влажным губам пристала хвоя.
– Теперь твоя очередь, большой миражист! Умри! – обратилась Мессалина к Ворчале и повторно сжала ногтями сердце в пакете.
Медведь, вскинув голову, мрачно смотрел на нее. Потом отпустил Карла и поднялся. Он стоял, наклонив вперед голову, и было видно, как он силен и грозен. В одной руке у Ворчалы была монтировка, в другой – сломанная рапира Карла.
– Ты еще жив?! Как?! – взвизгнула Мессалина Петровна.
Она отступила на шаг. Вцепилась в сердце в пакете так, что он прорвался.
– Взять его! – приказала она растворенным.
Растворенные двинулись в атаку. Женщина продолжала улыбаться. Один мужчина непрерывно жевал. У другого закатились глаза. Прежде чем растворенные добрались до Ворчала, тот по рукоять вонзил в висевшее на шее ведьмы сердце в пакете сломанную рапиру короля. Вонзил по рукоять, сразу пронзив два сердца – и то, что в пакете, и сердце самой Мессалины.
Схватившись за рукоять рапиры, Мессалина начала медленно сползать.
– Догадался, – прохрипела она. – Почему ты не умер? Я же убила тебя!
– Твоя магия действует на человека. А я медведь! – сказал Ворчало и с монтировкой бросился на растворенных.
Монтировка успела подняться и опуститься всего несколько раз. У одного из растворенных повисла рука, другой пошатнулся и упал, но хохочущая женщина с неженской силой вырвала монтировку из пальцев миражиста. Упавший растворенный вцепился ему в ногу, дернул, и медведь исчез под сомкнувшимися над ним телами.
Некоторое время куча копошилась на земле, а потом женщина поднялась. На плечах у нее, запустив в мозг пальцы-корни, восседал обмотанный бинтами карлик. Женщина больше не хохотала. В правой руке она держала нечто похожее на капустный кочан. У кочана было перекошенное и смятое человеческое лицо. С недоумением взглянув на то, что было у нее в руке, женщина отшвырнула голову.
– Что это? Мокрый хлеб… ненавижу мокрый хлеб… – пробормотала она и, спотыкаясь, пошла вдоль шоссе. За женщиной потянулись и мужчины, один из которых вел себя так, будто испытывал запредельное удовольствие. Останавливался, качал головой, неясно улыбался, на несколько мгновений закрывал глаза. Это был тот, со сломанной рукой. Видимо, эльб, выжигая центры удовольствия, замещал боль на противоположность.
Навстречу этим троим по обочине дороги гуськом двигались пять новых растворенных, предводительствуемые молодой ведьмочкой с большой лиловой родинкой на щеке. Это была приотставшая Людочка с той частью своей армии, которая не поместилась в универсал.
А теперь можно посмотреть на этих персонажей, их воплощение и сюжетную необходимость.
Для начала - они тупо не нужны. Шныров мог повезти Гамов, Макар угнал бы тот же автобус, и шныры бы тоже прибыли сюда. Нет ни единой причины, почему нужно было создавать двух новых персонажей и их же сливать.
А их слили, создав для этой главы и для ужаааасных ведьмарей тм, или просто выбросили, как ненужных. Их даже не было причин убивать - просто вывести из сюжета, но тут же вводят ведьму, и выводят ведьму.
Да, бывает, что идея требует кого-то потерять, но в хороших воплощениях или мы ими проникаемся, или воспринимаем, как потери - случайные или необходимые. Тут мы ими должны были проникнуться, но не, не фортануло.
Зато две главы набито, так-то!
Кстати, это последняя глава или нет, я запуталась
Эльбы просто паразиты самой тёмной части. Потому через болото нужно проходить, это задний вход.
Ой, просто иди нахуй, умник. Цивилизованное общения для слабаков, да? Только кулаки, только хардкор?
Бля. Ему не брезгливо?