Ничего не убивает быстрее сытости.
«Книга Света»
Ладно, писавший книгу света по физиологическим причинам мог плевать на смерть от быстрых и очень быстрых ядов, но как минимум стилет в сердце убивает быстрее ожирения.
Корнелий, не отпущенный Эссиорхом на очередное, «самое важное» свидание, дулся вот уже десять минут. А когда Корнелий дулся, он становился ужасно правильным и то и дело говорил «благодарю вас». Вдобавок он непонятно где подхватил грипп (почти небывалое событие для стража!) и теперь через равные промежутки времени чихал в рукав.
Ангину подхватывала и Дафна, а Корнелий, с его тактикой бабника, вообще может невзначай невзаимно влюбиться и экспрессом пасть.
Нахохленный, как больной воробей, Корнелий сидел на кухне коммуналки валькирий и смотрел на Багрова слезящимися сердитыми глазками. Багров, расположившийся на табуретке напротив Корнелия, выглядел ничуть не лучше. Голова еще кружилась после удара. Лицо было землистое. Веки опухли и посинели.
Ирке стало жаль их обоих.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она Корнелия.
– Благодарю вас, отвратительно!
– Может, тебе чая с лимоном или таблетку какую-нибудь?
– Благодарю вас, обойдусь.
– Тогда чего ты такой кислый?
– Благодарю вас, на себя посмотри!
В третий раз приняв ледяной вербальный душ, Ирка успокоилась и переключила внимание на Эссиорха.
Ай, какой молодец Корнелий! Ирка не докапывалась до него, и идеальный светлый страж теоретически должен бы быть повежливее.
Тот стоял у окна и смотрел на площадку, которая отсюда, сверху, видна была только одним, довольно незначительным углом.
И опять кривое предложение. Или видна С угла(незначительного?), или видна незначительной частью.
– Как хочешь, а Багрова я забираю с собой. Нужно показать его тем, кто знает больше моего, – сказал Эссиорх.
Он почувствовал Иркин вопросительный взгляд даже не оборачиваясь.
– Почему? – спросила Ирка.
– Мне не нравится его рана.
– У него нет раны.
– Ошибаешься. То, что удар был нанесен рукоятью, еще ничего не означает. Тартарианское оружие очень коварно.
Ирка кивнула. Вопрос «почему?» она задала скорее по инерции. Ирка и сама понимала, что Эссиорх прав. Молчаливый и землисто-бледный Багров в данный момент больше походил на завязавшего вампира, добровольно перешедшего на кетчуп, чем на человека.
Заметьте, что защищать лестницу, которая символ, Эссиорх успевает, а Дафна вляпывается в неприятности без его защиты в 9/10 случаев. Приоритеты!
Пока они говорили, Корнелий надумал съесть сырую луковицу, тем самым заложив динамит под атаковавших его микробов. Ирка ожидала, что он будет морщиться, однако связной света ел лук совершенно спокойно, раскусывал его с хрустом, точно яблоко, и лишь изредка пальцами вытягивал застрявшие между зубами волокна.
Уже умяв половину луковицы, он спохватился, что луковица принадлежала серфингисту, соседу Ирки, поскольку лежала на его трети стола.
– Теперь я должен срочно сделать для него что-нибудь хорошее! Или получится, что я совершил кражу, а это на сто пудов черное перо!
Ну хоть перья у него тоже темнеют... И что же сделает Корнелий?
– Дай ему денег. Он мечтает купить новый парус. Он объяснял, что со старым нельзя делать каких-то перебросов, – подсказала Ирка.
Корнелий промокнул согнутым запястьем нос.
– Свет денег не дает! То есть дает, конечно, иногда, если иначе никак не помочь, но деньги изначально не мерило ценности. Они чаще вредят, чем приносят пользу. Лучше я сделаю для него что-нибудь другое… Не мешай! Пчхи!
Корнелий вытянул флейту и, любовно глядя на нее, поднес к губам. Глядя, как нежно он играет, Ирка внезапно осознала, почему Корнелий со всеми своими заскоками все-таки являлся настоящим эдемским светом. В нем был трепет, было уважение к своей миссии и отсутствовало равнодушие, похожее на копоть пригоревшего чайника.
Покажите мне это в Эссиорхе, Варсусе или Троиле.
Самой маголодии Ирка не слышала. Лишь в какой-то момент ей показалось, что на сердце накатила и отхлынула теплая волна.
– Ну вот! – сказал Корнелий минуту спустя. – Готово! Знаешь, что я ему подарил? Если теперь он возьмет в руки засохший цветок и дохнет на него, то цветок оживет.
Ирка придвинула табуретку к столу.
– А если он всю жизнь не возьмет в руки засохшего цветка и никогда не будет на него дышать? Не так уж часто взрослому, психически нормальному мужику хочется дышать на сухие цветы! – сказала она.
– Ну это уже его проблемы! Если кто-то не собирается использовать свой дар, то плохо от этого не дару! – строго ответил Корнелий.
Сука, вот что это было?! Почему не дать серфингу удачу, быстро сращивающиеся кости, или хотя бы дружбу с волной, зачем эти цветы?! Или почему нельзя слетать в Эдем и взять оттуда Магическую Луковицу Всегда Идеальной Потенции, и не положить, где лежала съеденная?
Он спрятал флейту, с хрустом доел луковицу и решительно встал.
– Ну что, покалеченный мраком! Идем тебя лечить, пока у меня и вечернее свидание не сорвалось, – обратился он к Багрову.
– У тебя же днем было «самое важное»! – насмешливо напомнила Ирка.
Корнелий не спорил.
– Да, так и есть. Но тут какая была логика? Если на самом важном свидании мне разобьют сердце, то будет полезно, если кто-нибудь помажет его зеленкой на менее важном.
Эссиорх поймал его за шкирку и постучал согнутым пальцем по лбу.
– Тебе не зеленка нужна, а доктор! Я знаешь что иногда представляю? Если тебе в одно ухо влить перекись водорода, то из другого уха польется пена!
Не, пена польётся из того же уха, потому что серные пробки растворятся, хотя... Да, может из другого пойти.
Корнелий хихикнул было, но спохватился, что он на Эссиорха в обиде, и сурово сказал:
– Благодарю тебя за больные фантазии, старичок! Оставь их для медицинского персонала!
– Не груби! – благодушно произнес Эссиорх.
– А вот и буду грубить! Чихать я на тебя хотел! – сказал Корнелий и тотчас, не отделяя угрозы от ее воплощения, обстрелял Эссиорха серией мелких чихов.
И почему же Эссиорх ему это позволяет? Из-за начальства или из-за того, что Корнелий куньё?
Движения у Багрова были замедленные, и телепортировать его из квартиры стражи не решились.
– Может, э-э… по лестнице? – предложил Корнелий.
– Она его разве пустит? – усомнился Эссиорх.
– А если с нами? А то ведь размажется где-нибудь, и все дела… Если будут ругать, объясним, что тут случай особый.
... а они там по этой лестнице получаются могут перетащить кого угодно.
Не, я конечно вслух сомневалась в том, что некромаги это истинный мрак, но это было в плане того, куда отправится душа Матвея после его не планирующейся смерти, но тут как бы они собираются тащить в Эдем, где смерти нет, некромага. Никаких проблем в этом нет?
Эссиорх, помедлив, неуверенно кивнул и помог Багрову встать.
– Не смущайся! Держи меня за шею! Тут ничего стыдного нет! Всякий, кто получал по мозгам, это понимает! – ободрил он его.
Ирка вышла их проводить, а когда минут через десять вернулась, то еще в коридоре ощутила, что в комнате кто-то есть. Сердце, этот известнейший в широких кругах паникер, застучало, нашептывая самое худшее. В одно мгновение Ирка собралась, материализовала копье и, распахнув ногой дверь, ворвалась в комнату.
И проблемы с компьём, которое то туда, то сюда, в итоге таки кончились пшиком, как обычно?
На нешироком, но глубоком подоконнике, характерном для доходных домов, Ирка увидела Гелату. Валькирия воскрешающего копья сидела и лузгала семечки. Рядом мялся ее здоровенный оруженосец и от нечего делать тыкал негнущимся и толстым, как столб, пальцем в клавиши Иркиного ноутбука.
Валькирия-одиночка едва сдержалась, чтобы не пригвоздить эту наглую тушу к стене. Она не выносила, когда кто-то трогает ее компьютер.
– Чего ты такая дерганая? Семачки будешь? – спросила Гелата, радостно выговаривая слово на деревенский манер.
Ирка, все еще взбудораженная, отказалась. Гелата не стала уговаривать.
– Ну и правильно! Чего желудок засорять? Мне больше достанется, – сказала она.
Ирка опустила копье. На своей кровати она обнаружила брошенный чемодан.
– Ты надолго? – спросила она.
– А что, уже надоела? – заинтересовалась подмосковная валькирия.
– Да нет.
Гелата хихикнула.
– Хороший ответ «да нет». Удобный. Тут тебе и «да», тут тебе и «нет». Я на сутки! Завтра меня сменит Бэтла. Это тебя, уверена, порадует. А потом – морально приготовься! – Радулга и Таамаг.
Ирка мысленно застонала.
– А их-то зачем?
– Есть такое хорошее слово: «усиление». Оно всегда необычайно радует сотрудников силовых служб, особенно когда приходится на выходные. Вот и Фулона решила, что тебе требуется усиление!
– После нападения темных?
– Угу. И это, заметь, при том, что темные заведомо ничего не могут сделать с тем, что мы охраняем! Они этого даже не видят, только догадываются! Это я тебе по секрету говорю!
Тёмные, как нам любезно сказано аж в первой книге, имеют в свете шпионов и сами получаются из светлых, так что они локацию могут знать получше, чем валькирии.
Оруженосец потянулся к семечкам. Гелата, не глядя, шлепнула его по пальцам.
– Убери ковш! Сама насыплю! – велела она.
– Как ничего не могут сделать? – недоверчиво переспросила Ирка.
– Я имею в виду, что бывают вещи важные, но вполне материальные, которые можно похитить. Допустим, отобрать копье у убитой валькирии, чтобы не смогла воплотиться новая.
Как у вас уже года два назад, и никто не чешется.
А существуют вещи глобальные, которым сложно повредить даже при огромном желании. Скажем, рассвет. Как его уничтожишь? С топором за ним гоняться? – пояснила Гелата.
"Солнце не взошло бы — мир освещал бы просто шар горящего газа." - Санта-Хрякус, Терри Пратчетт.
Хотя будем справедливы - Терри и до, и при написание своих книг очень, очень много читал, за счёт чего ему приходили новые стороны старых идей.
– Зачем же мы тогда ее охраняем? – Ирка вспомнила мгновенно вспыхнувший прямоугольник света с лестницей и подумала, что да, действительно, такое не украсть.
Она ощущала себя вконец сбитой с толку.
– Ты думаешь, просто так у валькирий комната здесь? Фулона не знала, куда вложить деньгу, и говорит себе: а куплю-ка я комнатку в Питере, – хихикнула Гелата. – Нет, дорогая моя! Валькирии охраняли это всегда! Хоть раз в день, но здесь обязательно появлялся кто-нибудь из наших и смотрел, все ли в порядке.
Как у Жутких Врат, ага.
– Все равно не понимаю!
Гелата спрыгнула с подоконника, чтобы с любопытством заглянуть в шкаф. На месте ей как всегда не сиделось. Хотелось все трогать, поправлять и наводить порядок. Правда, в комнате с минимумом мебели развернуться было негде, и это удручало.
– Рано или поздно поймешь! Ты ведь что-то видела, хотя бы мельком, не так ли? По глазам вижу, что видела, иначе я вообще не начала бы этот разговор. А раз видела, то, значит, достойна была!.. Иначе бы я чок-чок, молчок, на язык замочек, а на губы задвижку! – заявила она.
Ирка закрыла глаза и вновь увидела трепетный, все пронизывающий свет, мягко разливавшийся в утреннем сумраке сырого города. Свет неназойливый, согревающий все существо, вливавшийся не только в одни зрачки, но в тело и в душу. Свет, который оставался с тобой до тех пор, пока ты был достоин быть с ним и желал этого.
– Если совсем коротко, то на площадке начинается прямая лестница из человеческого мира в Эдем! Ты понимаешь, как это важно? Уничтожить лестницу нельзя, но можно осквернить. Каким унижением это будет для всех, кому дорог свет! Какое торжество для врага, плюнувшего в самую душу!
У вас там прямо на врата Эдема Дюжина при желание хоть хуй нарисовать могла, хоть поссать, это менее символично?
В голосе Гелаты прозвучало такое неподдельное и глубокое негодование, что в комнате Инги Михайловны проснулась и заскулила собака.
Да-да.
Проблема в том, что свет как бы держит себя неизмеримо выше, чем мрак, они мол прекрасны и великолепны, чисты и непорочны.
Почему очередное тупое действие тупых пролов будет таким обидным?
Звук этот отвлек подмосковную валькирию, и она уже более спокойно, совсем по-деловому сказала:
– В общем, эта лестница существовала здесь всегда, еще до Питера. Если разобраться, то и сам Питер возник здесь из-за нее. Осознают это люди или нет, все они неосознанно тянутся к свету. Может, дерево и не знает, что на свете есть солнце, но листья и ветки все равно к нему тянутся.
Ага, то есть в Москве проход к Кводнон, в Питере Лестница в Эдем.
Тогда уж можно написать, что в паре кварталов российская резиденция света, что бы и нет.
– А как же выход к Балтийскому морю? – осторожно спросила Ирка, в мозговой копилке которой забренчали излишки образования.
Однако Гелата была настроена категорично.
– Нечего пудрить мне мозги! Выход к Балтийскому морю можно было прокопать и где-нибудь в другом месте, – сказала она небрежно.
А если бы у Ирки было бы образование(а у неё его тоже фактически нет), она бы знала, что Пётр вовремя не захватил Ригу.
Вообще если подумать, валькирии вписаны в общество, живут в квартирах, работают, а Ирка проживает в какой-то хибаре, есть ворованное и имеет всё меньше шансов вписаться на уровне остальных в этот мир.
– Прокопать? Ты считаешь: его прокапывают? – растерялась Ирка, однако мысль Гелаты уже пронеслась дальше.
– А знаешь что, одиночка! Иди пока покарауль, а я пирожок какой-нибудь нам забацаю. Муки хоть стакан наскребется?
– Не знаю, – сказала Ирка растерянно.
Подмосковная валькирия уставилась на нее с недоумением.
– Как это не знаешь? Или ты на диете, или дома вообще не питаешься? – спросила она подозрительно.
– Мне Багров готовил, – ответила Ирка.
Большого значения еде она не придавала. Эта сторона жизни всегда казалась ей чем-то второстепенным. Не жить для того, чтобы есть, но есть, чтобы жить.
Но, очевидно, так считали не все. Оруженосец Гелаты нездорово гоготнул и тотчас схлопотал от хозяйки в бок локтем.
– А когда Багрова не было, кто готовил? – с подозрительной мягкостью уточнила Гелата.
– Антигон.
Подмосковная валькирия предусмотрительно лягнула оруженосца, губы которого начали расползаться.
– М-да… Когда мужики готовят – это трагедия. Бедным женщинам только и остается, что брать в руки отбойный молоток и спускаться в шахты! – сказала она удрученно.
Валькирия готовит своему оруженосцу... Блин, это прямо боль. Вот Бриенна бы офигела, если бы Подрик потребовал от неё обед, к примеру, на основание своего члена.
– Ты не считаешь, что это пора вернуть на место? – спросил Меф.
Местоимение это заключало в себе Антигона, до того прижившегося в питерской резиденции мрака, что он успел тяпнуть за палец Улиту и схлопотать персональный пинок от Арея, которого обозвал «злюнчиком».
Антигон у Арея дарх спиздел, и Арей обещал отомстить Ирке, да забыл. Да и кто этот Антигон, мелкая непонятная тварька?
Дафна не возражала. Меф отловил Антигона и закинул в багажник к Мамаю. Где искать Ирку, они уже знали от Эссиорха.
Сегодня Мамай впал в другую крайность, пенсионерскую. Он приехал на старенькой, очень аккуратной «шестерке» и ехал медленно-медленно, до того дотошно соблюдая все правила, что на всяком пешеходном переходе стоял по пятнадцать минут, терпеливо ожидая, пока люди, собиравшиеся перейти дорогу, выйдут из дома.
Позади его машины собирались огромные гудящие хвосты. Несколько раз водители, которых Мамай особенно довел, выходили разбираться, но терялись по дороге.
– Зачем он это делает? Ради прикола? – удивился Меф.
– Где ты видела комиссионера, который делает что-то ради прикола? Тут другой расчет. Люди злятся, а он смрадом их злобы подпитывается. А вот сейчас давай с тобой попробуем любить Мамая, и посмотришь, что будет, – задорно шепнула Дафна.
И в самом деле: стоило ей, а потом и Мефу сосредоточиться и про себя начать думать, какой Мамай хороший, надежный, добрый, и сколько испытаний ему пришлось вынести на Куликовом поле и во время панического бегства, и как безрадостна была его остальная жизнь, вплоть до убийства генуэзцами, как хан по-звериному зарычал, несколько раз ударился головой о руль и, рванув с места на красный свет, пересек оживленный проспект со сплошным движением.
– Ну вот тебе и наглядный пример! – без тени удивления сказала Дафна.
– Почему так? Почему он так боится любви? – озадачился Меф.
– Это не ужас. Это досада и лютая зависть, потому что сам он любить не может. Наша любовь жжет и гонит любого комиссионера, а страх, наоборот, приманивает.
▼шиппинг-тайм⬍
Картина того, как Дафна пытается проверить, работает ли это на Арее, а тот только и рад - прекрасна.
Вообще комиссионеры, как и суккубы, спокойно любовью пользуются. Или у Даф самая качественная?
Буслаев кивнул, принимая это к сведению. Он был не в настроении. Вчера Арей заставил его отжаться такое количество раз, что под конец Мефа едва не стошнило. Он точно не помнил, сколько раз отжался, потому что после шестисот суммарных отжиманий впал в глубокий арифметический кретинизм и затруднился бы даже пальцы на одной руке пересчитать без ошибки.
Кхм-кхм.
Рахим Куриев (Вазаев), 5-летний мальчик из села Дуба-Юрт (Шалинский район, Чечня), установил ряд мировых рекордов для своей возрастной группы: отжался 3202 раза за 2 часа 30 минут; выполнил 2559 отжиманий за 2 часа; 2000 за 1 час 30 минут 47 секунд; 1419 за 1 час; 1000 за 40 минут 57 секунд; 3000 за 2 часа 22 минуты 09 секунд[
Канадец Даг Пруден (англ. Doug Pruden) установил 13 канадских национальных рекордов и 9 мировых рекордов в различных категориях отжиманий, например: 1382 раза за 30 минут на одной руке и 546 раз за 10 минут на одной руке (30 июля 2003 года)[9], 1025 раз за час на тыльной стороне ладони одной руки (8 ноября 2008 года)[9], 5557 раз на кулаках за 3 часа 2 минуты 30 секунд (9 июля 2004 года)[9], 1000 раз на кулаках за 18 минут 13 секунд (9 июля 2003 года)[9].
Кажется, кто-то не в форме.
А тут еще в самом конце, когда Арей более-менее смилостивился, Меф имел глупость проворчать:
– Отжимания! Зачем они вообще нужны? Солдафонское упражнение! Подтягивания еще куда ни шло, а эти мышцы никуда не идут, особенно забитые. Ни резкости не будет – ничего. Только с рацией бродить и магазин от сквозняка охранять!
Деревянный меч, которым Арей имел привычку постукивать себя по ладони во время тренировки, на секунду сбился с ритма.
– Умница! Все правильно понимаешь! А теперь сделай еще двести. А потом раскидай ручки, раз так заботишься о резкости. – Голос Арея прозвучал как будто мягко, но нож, который окунули в мед, не становится от этого менее смертоносным.
Он становится скользким и малопредсказуемым для всех.
– За что так много? – простонал Меф.
Он так уже выдохся, что мог делать не больше четырех-пяти отжиманий в подходе, после чего переворачивался на спину и дышал, как выкинутая на берег рыбина.
Выкинутая на берег рыбина, в том-то и цимус, не дышит...
– За великий ум и склонность к философии!.. Живее, я сказал! В гробу будешь валяться, а теперь шевелись! Сила нам пригодится! Меч есть меч! Это в рапире нужны длиннорукие юноши, плоские в выпаде, как поставленный ребром бубновый туз.
А бубновые тузы не умеют в выпады. И почему бубновый-то туз?
Потом боль как будто временно отодвинулась, и тренировку Буслаев отработал более-менее нормально. Зато с утра на мышцы навалилась ровная и безнадежная каменная усталость.
А ещё сердечко будет пошаливать от таких тренировок.
Между прочим Мефодий явно питается не как спортсмен в период нагрузок.
– Как он, интересно, хочет, чтобы я держал меч, если я теперь палец к носу могу поднести только с третьей попытки? – хмуро поинтересовался Меф, разглядывая Питер через стекло машины.
– А что говорит Арей? – спросила Даф.
– Он говорит, что это не его заботы и лучше, если я сдохну на тренировке, чем от меча Гопзия… Так я хоть его, учителя, не опозорю.
– Логика есть. Иногда он говорит удивительно здравые вещи! – признала Даф.
– Ага, – подтвердил Меф. – Еще Арей часто повторяет, что человеческое тело – трусливая дрянь, которая говорит себе «не могу» и собирается умирать уже на трети критической усталости. То есть две трети сил у тебя еще в запасе, а ты уже все – морально и нравственно сдох и ищешь глазками, в каком месте выкопать себе могилку.
– Вечно они так! – весело фыркнула Даф.
Она заметила, что скучающий Депресняк решил прыгнуть на блестящий затылок Мамая, и подхватила его под живот.
– Что «вечно они так»? – не понял Меф.
– Вначале мрак придумывает саможаление и день за днем, капля за каплей заражает им мир, а затем уговаривает тебя от него отказаться. Вечно напишут правило, а потом приписывают к нему три тома исключений.
Работать на разрыв 24/7 - этот разрыв и получать, как и полную коллекцию спортивных травм.
У Мефодия кстати ни одной нет.
– А свет что, себя не жалеет? – усомнился Буслаев.
– Свет вообще не рассматривает тело как самоценность. Тело надо использовать утилитарно, как одолженный на время велосипед. Ездишь себе и ездишь. Нужно что-то смазать – смазал, нужно колеса накачать – накачал, но душой не прикипаешь, потому что знаешь, что все равно отдавать. Жить же надо в состоянии крайних нагрузок. Есть, когда живот прилипнет к позвоночнику. Спать, когда веки станут свинцовыми. Работать, пока лопата не выпадет из рук.
Свет блин как автор - декларирует и не больше.
Мамай куда-то резко повернул, с грохотом затормозил о мусорный бак, что-то выкрикнул и, даже не пытаясь открыть водительскую дверь, исчез.
БДЗЫНГ! Дафна выпустила из рук Депресняка, который с мяуканьем врезался в лобовое стекло.
И чмт у кота - это офигенно смешно!
Дальше два абзаца с абсолютно тупым перевиранием фамилии Мефа от Антигона(то есть у Бейбарсова это было смешно, а тут нет?), и Дафна направляется к лестнице.
Дафна огляделась, высматривая нечто особое, сокрытое от других, и уверенно свернула к площадке.
– Здесь! – сказала она.
Меф заметил турник, и мышцы у него в ужасе заныли.
– Только не это! Лучше сразу пристрели меня из дудочки! – простонал он.
По дорожке прогуливался молодой мужчина атлетического сложения и задумчиво чесал левой рукой правое ухо. Увидев Мефа и Дафну, он вдруг куда-то помчался, часто оглядываясь.
Не обращая на него ни малейшего внимания, Дафна опустилась на колени и трепетно поцеловала землю в нескольких шагах от горки. Меф с недоумением наблюдал за ее действиями.
– Ты хочешь сказать, что что-то видишь? – недоверчиво спросил он, когда Дафна вновь поднялась на ноги.
Дафна ничего не хотела сказать. Она просто видела.
Меф стал старательно всматриваться. Признавать поражение было не в его правилах. С обычного зрения он переключался на истинное, отодвигался, пытался зажмуриться и после резко открыть глаза, но бесполезно… Проделывая все это, он ощущал себя человеком, который безуспешно щелкает выключателем настольной лампы, зная, что где-то там, в коридоре, выкручены пробки.
– А я вот ничего. Даже проблесков никаких! – наконец признал он. – Что хоть там такое-то?
– Лестница в Эдем. Я поцеловала первую ее ступень. Так у нас принято, – сказала Дафна после короткого колебания.
– А я почему ее не вижу?
Дафна посмотрела на него виновато.
– Ответ очевиден. Потому что ты пока не свет. Даже я вижу ее немного размыто из-за своих темных перьев. Если же их станет больше – перестану видеть совсем.
– Но в Тартаре же у меня флейта сработала! – упрямо сказал Меф.
– Всего один раз, и то потому, что никак нельзя было иначе. Милость – это исключение, но не правило. Чтобы видеть лестницу постоянно, как видят ее стражи света, требуется полностью измениться. Свернуть шею эгоизму. Перечеркнуть самолюбие, наступить на горло своему «я», ощутить других совершенными, а себя хуже всех. Не только пожелать измениться к лучшему, но и осознать, что сам ты без воли света измениться не можешь. Только в этом случае можно ступить на лестницу или хотя бы увидеть ее.
ЭЭЭ, но Ирка же... И разве у того же христианства нет про... ммм... показное такое смирение, которое суть гордыня?
Впрочем я погуглила, это называется Кенозис, и звучит на мой атеистический взгляд как старательное культивирование у себя шизофрении.
Меф слушал Дафну недоверчиво. Слишком уж не похоже это было на все, к чему он привык.
– И это все? Никаких гробовых щепок под язык, восхождения полной луны в клешне Скорпиона, массирования точки «ци» против часовой стрелки и закручивания биоэнергетических потоков вокруг потной пятки заклинателя?
Дафна невольно улыбнулась. Никто лучше Мефа не умел передразнивать комиссионерские заморочки.
Всего лишь отказ от достижений, своих усилий, своих успехов в чью-то пользу.
Послышался топот, и вновь появился тот самый чесавший ухо атлет. На сей раз его сопровождала запыхавшаяся девица, в одной руке у которой было копье, а в другой шипела сковорода. По всем признакам, девицу только что спешно оторвали от плиты.
Девица не очень внимательно посмотрела на Мефа, внимательно на Даф и заорала на парня:
– Совсем дремучий? Светлых от темных не отличаешь?
Он же вроде не маг.
Что-то полыхнуло, и в трех шагах от Дафны и Мефа появилась Улита. Видимо, недавно она вымыла голову, потому что вокруг головы у нее обмотано было полотенце.
– А вот и я – единственная в своем роде! – представилась она. – Кто способен восхищаться – восхищайтесь, остальные могут грызть от зависти локти и падать в обморок!
Оруженосец Гелаты, охранные навыки которого сидели глубоко в подкорке, опомнился первым. Он мгновенно шагнул навстречу Улите, расставляя руки в жесте «не пущу!».
– О, какой хорошенький младенчик! Только увидел чужую тетю, а уже обниматься идет! Чей это? Скажи мамочке: «Агу!» – умилилась ведьма.
Обнаружив, что гигант продолжает надвигаться, Улита сделала быстрый шаг вперед и ткнула его пальцем в грудь.
– Эй, хомяк, замри сусликом! Посмотри на северо-запад! Еще севернее, я сказала! Песочницу видишь? Это твой огневой рубеж! Начинай окапываться! – рявкнула она.
Оруженосец изумленно застыл и оглянулся на хозяйку.
– Да оставь ее в покое! – буркнула Гелата. Она была умнее своего оруженосца и даже не пыталась призвать копье.
Гелата Улиту хотя бы по отпечатку ауры встречала в льде и пламени, точно помню.
– Но она темная! – произнес парень с негодованием.
Наглая толстая девица выводила его из себя.
Улита поморщилась.
– А ты что, сильно светлый, что ли? Дурная агитация хуже прямого вредительства! И вообще, скажи, ты часом не дурак? А то больно успешно притворяешься!
Даф толкнула Мефа плечом, и тот, смекнув, о чем его просят, встал между оруженосцем и Улитой. За ведьму он боялся мало, куда больше – за приятеля Гелаты. Улита с сожалением перестала доводить оруженосца и, обращаясь к Мефу, заявила:
– Я за тобой! Тебя Арей зовет!
– Чего так рано? Тренировка только через два часа! – возмутился Меф.
– Вопросы не ко мне. Гость прибыл раньше.
– Какой гость?
Ведьма посмотрела на него с состраданием.
– Не хочу раньше времени настроение портить, – сказала она.
Арей там похоже отрывается - цапается с Дафной, зовёт гостей, воспитывает Мефа... Соскучился.
Арея Меф нашел в спортивном зале. С ним рядом стоял высокий и тощий страж. Лицо у него было искорежено. Правый глаз смотрел наискось, вдавленный в череп рассекшим лоб ударом сабли или меча. Кожа на лице обожжена. Волосы, ресницы, брови – все слизано не знающим жалости пламенем.
Но стражи же в лаве чуть ли не копались.
хотя их регенерация это терра инкогнито.
Заметив Буслаева, страж обернулся к нему. Дарх на его шее качнулся и, ябедливо звякнув, указал на грудь Мефа, точно нашептывая, что там имеется нечто его интересующее.
Арей подошел к Мефу и положил ему руку на плечо.
– Знакомься, синьор помидор, это Трынг! Трынг когда-то сражался с Гопзием. Я подумал, что вам будет полезно познакомиться.
Трынг осклабился, показав Мефу железные зубы.
– И кто победил? – спросил Меф.
Трынг молча поднял левую руку. Буслаев увидел, что на ней нет кисти. Это было красноречивее всякого другого ответа.
– А почему вам дарх не срезали? – спросил Меф, не отличавшийся особенным тактом.
– Не случилось. Их разнял один миролюбивый, робкий и тихий дяденька, оказавшийся поблизости, – пояснил Арей.
– Какой дяденька?
Барон мрака удивленно приподнял левую бровь.
– Я! Странно, что ты не узнал меня по описанию. А теперь за дело!
Арей влез в чужую драку, из-за чего вместо трупов оказалось двое живых. К - кровожадность!
Арей протянул руку и сдернул с подставки два деревянных меча. Меф отметил, что из тренировочных эта пара была самой тяжелой.
– Может, завтра? У меня сегодня все болит! Особенно трицепсы и грудь, – не очень уверенно сказал Меф, не ощущавший ни малейшего боевого задора.
Трынг ухмыльнулся.
– Напрасно ты ему это сказал! – заметил Арей.
– Почему?
– Теперь в бою он это учтет. Только светленькие договариваются перед боем, кто кого куда не бьет. Мрак же, если с ним договоришься, именно туда и влупит! – сказал Арей.
Меф прикусил язык и, ощущая тяжесть в мышцах, поймал брошенный ему меч. Трынг деловито прокрутил в руке свой клинок, прикидывая его вес.
– Что стоим? Ждем, пока я махну белым платочком? Начали! – резко приказал Арей, отходя в сторону.
Атакующего движения Трынга Меф не заметил. Уловил только, что тот стремительно двинулся навстречу. Машинально выставил клинок, защищая голову и шею, и тотчас свалился от сильного удара по бедру. Мышцу пронзило болью. Перекатившись, он ушел от добивающего удара, направленного в голову.
Трынг позволил Мефу выполнить подъем разгибом и вскочить на ноги.
– Запоминай! Гопзий предпочитает наносить удары по конечностям. Кисти, колени, локтевой сгиб, бедро – его излюбленные мишени. В их нанесении он достиг высочайшей техники, – прохрипел Трынг.
А Арей донести до Мефа это великое знание не мог?
Голос у него был глухой и тоже точно обожженный. Тощий и длинный, Трынг стоял и покачивался, держа клинок в опущенной руке. Однако теперь Меф знал, что доверять внешней вялости не следует.
– И правильно: отруби противнику руки и ноги, и голова свалится сама! Большинство бойцов, особенно новичков, инстинктивно берегут голову и шею, а о ногах не думают вообще, точно тело, хлопая ушами, болтается в воздухе. Но чаще всего забывают о противоположной руке, в которой нет клинка, – сказал Арей, касаясь взглядом отрубленного запястья Трынга.
Клинок Мефа - бастардник, сиречь полуторка, а Мефодий невысокий. Нет у него с шансами никакой свободной руки.
Это было отчасти предупреждением, потому что уже в следующую минуту Меф дважды получил по свободной руке мечом. Один раз по локтю, другой раз по пальцам. И оба раза он совершенно не ожидал удара. Рука мгновенно онемела до плеча и не смогла бы удержать теперь даже кинжала.
– Гопзий делает это вдвое лучше. И меч у него поострее будет, – вскользь заметил Арей.
Пропустивший немало ударов, которые в реальном бою заставили бы его уже истечь кровью, Меф запоздало начинал испытывать азарт.
Двигался Трынг как насекомое. То замирал и казался мертвым, то делал рывок и с сумасшедшей резкостью выполнял два-три атакующих движения, после чего вновь застывал. Длина его рук мешала Мефу сблизиться. При всякой попытке сократить дистанцию Трынг выбрасывал клинок, пытаясь подловить Мефа на встречном ударе.
Сражался он жестко, скупо и без малейшей жалости. За всякой достигшей цели атакой всегда следовали две-три добивающих. Трынг был явно не из тех, кто доверяет в бою случайностям.
Дафна несколько раз пыталась схватиться за флейту. Ей казалось, что Мефа сейчас прикончат, а если до сих пор не прикончили, то только по недоразумению. Улита, напротив, получала от боя большое удовольствие. Она то принималась радостно вопить, подбадривая Мефа, то ехидно распевала: «Маленький Гопзик нашел на кухне лобзик! Буслаича схватил и ухи отпилил!» При чем тут «маленький Гопзик», Меф представлял себе смутно. Видимо, ведьма намекала на будущую дуэль.
И эта тренировка - пока единственная внятная из всех. А Мефодий слишком отвлекается.
Арей наблюдал за боем молчаливо и без выраженного интереса. Никаких советов Мефу не давал, лишь однажды крикнул: «Думай о ногах! Где центр тяжести? Проснись и атакуй!»
Буслаев послушался и стал атаковать, хотя защита Трынга и казалась ему идеальной. Не рискуя делать это линейно, чтобы не нарваться на встречный, Меф пытался закрутить противника, чтобы подойти сбоку. Тактика оказалась верной. Трынг несколько раз ошибся и только чудом отбил удары.
Восторжествовав, что отыскал уязвимое место, Меф принялся атаковать решительнее. Во время одного из колющих, переведенного из рубящего, Трынг гортанно вскрикнул, покачнулся и схватился за грудь, в которую Меф целил мечом.
– Довольно! Сдаюсь! – крикнул он.
Буслаев удивился, так как не почувствовал привычного толчка в кисть, но все же решил, что попал. Он машинально стать опускать клинок, и тотчас круговой удар с полным разворотом корпуса обрушился сбоку на его шею в пальце от ключицы. Перед глазами у Мефа что-то полыхнуло, и он упал. Видимо, в последний момент Трынг ослабил силу удара, потому что иначе даже и деревянным мечом он оказался бы смертельным.
Ииии теперь Мефодий будет сражаться с травмой позвонка? "Мефодий Буслаев и Больничная утка"
Трынг наклонился, сгреб его рукой за волосы и сделал вид, что отрезает голову. Потом отбросил свой меч и скрестил на груди руки.
– Гопзий обожает такой трюк! Меня он поймал на нем, а когда увидел, что я успеваю его отразить, перевел клинок и отрубил мне кисть! – прохрипел он.
– Но это нечестно! – Меф попытался было встать, но пережатую ударом артерию сдавило болью, и он, кашляя, упал.
Меф не валяться будет, кашляя, а испытывать проблемы с кровообращением мозга.
Трынг засмеялся.
– Нечестно! – повторил он, точно услышал крайне смешную шутку. – Это ты скажешь Гопзию. Он раскается, разрыдается и поступит в златокрылые. Никогда не верь ему! Даже если увидишь его внутренности или он будет кататься по земле! Не верь, если он станет молить о пощаде. И если отбросит клинок и пойдет с тобой брататься – тоже не верь. Получишь в бок нож вместе с самыми искренними соболезнованиями от того, кто не мог поступить иначе.
– И вам тоже не верить? – спросил Меф, ощупывая шею.
Он был понятливым учеником.
Ага, в школе энтов он был бы первым... с конца.
– Мне тем более, – отрезал Трынг.
Арей подошел к Мефу и рывком поставил его на ноги.
– Что разлегся? Вставай и сражайся! Ну!
Меф неохотно подобрал меч. Трынг последовал его примеру, и бой продолжился. На этот раз Буслаев сражался осторожно, не доверяя ни одному движению своего противника. Он успел уже заметить, что основной удар Трынга всегда следует после одного или двух отвлекающих и всегда не в тот уровень, который был обозначен изначально. Если же атака не достигала цели, Трынг немедленно разрывал дистанцию, пользуясь длиной рук и не подпуская Мефа близко.
Во время одного из перемещений Буслаев ошибся, случайно наступил на задник кроссовка и, обнаружив, что тот вот-вот соскочит, поступил по наитию. Он сделал быстрое движение ногой, отправив кроссовок в лицо Трынгу, и прежде, чем Трынг отпрянул, поняв, чем его атакуют, продолжил движение ударом меча. На сей раз удар достиг цели. Случайно он пришелся по дарху в том месте, где сосулька крепилась к цепи. В дархе что хлюпнуло, и острая короткая боль, пройдя по мечу, ужалила Мефа в запястье.
Вообще странно, что Мефа не тянет к другим дархам - как и то, что на тренировочной схватке страж дарх не прикрыл.
Трынг схватился за дарх.
– Хватит! – крикнул он с испугом.
– Хватит так хватит!
Меф круговым ударом рубанул его сбоку по шее, обратным движением подсек ногу и, обозначив добивающий укол в голову, отошел на безопасное расстояние.
– Я же сказал: довольно! Я тебя порву, щенок! – прорычал Трынг, грузно садясь и пытаясь нашарить отлетевший меч.
Когда же нашарил, на клинке неожиданно обнаружилась нога Арея.
– На сегодня достаточно, Трынг! Ты нам очень помог! Предоставим Гопзию честь лично убить молодого человека. Ты не возражаешь? – вежливо спросил начальник русского отдела.
– Не возражаю! Но я просил его остановиться! Сосунок едва не расколол мне дарх! – мрачно сказал Трынг.
Арей посмотрел на Мефа.
– В чем дело, синьор помидор? Что за спонтанное буйство?
– Мне сказали: не верить – вот я и не верю! – пояснил Меф, не отрывая от Трынга настороженного взгляда. Хотя нога Арея и не собиралась покидать тренировочного меча, никто не мог помешать Трынгу призвать основной свой клинок или попытаться метнуть нож.
И Мефодий опять, как с тем парнем, выдаёт оверреакшен, сулящий ему проблему.
Однако Трынг, сообразивший, что на стороне Мефа Арей, уже унял свой гнев. Он сухо ответил на поклон Арея и исчез, напоследок без восторга посмотрев на Буслаева и проворчав, что в следующий раз поединок будет на настоящих мечах.
– Я нажил себе врага? – озабоченно спросил Меф, когда там, где стоял Трынг, остался лишь сизый дымок.
Арей поморщился.
– Не думаю, что стоит заморачиваться по этому поводу.
– Почему?
– Спроси у своей светлой. Она, уверен, знает ответ, – насмешливо посоветовал мечник.
Меф перевел взгляд на Дафну. Она стояла бледная, но решительная, с флейтой в опущенной руке.
– Насмехаетесь? – спросила она у Арея.
– Да нет. Просто мне забавно послушать, что ты скажешь.
– Забавно – так слушайте! Запомни, Меф: мрак изначально враг всему живому, а раз так, то не имеет смысла бояться какой-либо сугубой мести. Волки, ворвавшиеся в сарай, режут всех овец без разбора, а не какую-нибудь одну, особо досадившую им своим блеяньем. Ссоришься ты со злом или нет – не имеет значения. Оно ненавидит тебя уже заранее, просто потому, что ты существуешь. Слугам мрака доступны только два чувства: ненависти к тем, кто еще не побежден, и глубокого презрения ко всем прочим, – твердо произнесла Дафна, не отрывая взгляда от Арея.
А вот это с её стороны просто гадко - гадко даже по отношению к нейтральному тёмному, а уж к тому, под чьим кровом она сейчас находится это прямо отвратительно. Повод если не сделать из неё куклу Марию-Антуанетту, то хотя бы вышвырнуть проживать(и проедать)к Эссиорху.
А ещё это показывает, что позиция Дафны - это не Великая Правда Света, а самый обычный словесный мусор.
И что она пытается поддеть Арея, и только Арея, когда может в принципе.
Ноздри начальника русского отдела едва заметно раздулись. Он наклонился и, подняв меч Трынга, вернул его на подставку с учебными клинками.
– Вот именно. Так оно и есть, – сказал он. – И даже еще проще. Если тебя убьет Гопзий – до поединка с Трынгом ты не доживаешь по определению. Если же ты убьешь Гопзия – Трынг к тебе даже и не сунется, особенно после того, как ты едва не расколол его дарх. В общем, расслабься и дыши как контуженный йог: одна ноздря вдыхает, другая одновременно выдыхает!
иииии кто тут прав - можно не спрашивать.
Точно для того, чтобы разрядить обстановку, у Улиты зазвонил мобильник.
– О, привет Ромасюсик!.. Хоть и третий раз за день говорим, но все равно соскучилась! – пропела ведьма, поднося трубку к уху. – Как кто выиграл? Скажи Прашечке, что, конечно, Буслаев! Правда, его до этого четыре раза зарезали и раз шесть пощадили. Но потом он собрался и всех напрочь напобедюкал!
– Откуда она знает про бой? – удивилась Дафна, когда Улита дала отбой.
– Девчонка не так проста! Лигул не случайно сделал на нее ставку! – заверил ее Арей.
Ага, и слил, кто перемещался из Тартара.
Но это очень сложная мысль, наверное.
В смысле обсуждать любовь авторов к изображению таких мальчиков окнорм, а вот на кого дрочит реальный человек ну такое.