Я придумал очередной способ борьбы с самим собой. Не надо обещать себе: «Я не буду орать!» А надо сказать: «Я не заору пятьдесят раз подряд, а потом берегитесь!» И отмечать плюсиками эти заветные пятьдесят раз.
Из дневника невернувшегося шныра
Сколько этому шныру было?
Если верить традиционно установившемуся мнению, особенно среди людей, никогда не ходивших в бассейн, то плавание – это удовольствие. Пусть даже так. Но в любом случае не на сотню километров без отдыха.
Средняя скорость человека в воде на дальние дистанции - 3-4 км в час...
И не в канале, где кроме медлительно ползущих барж и круизных теплоходов носятся быстрые опасные катера и моторные яхты. И не в сопровождении глуповатого морского котика, который боится всего, чего бояться не надо, и, напротив, не боится ничего из того, что действительно представляет опасность. Во всем этом Оля разобралась, и очень скоро.
Но тут же нашла и выход. Догнала тяжелую баржу, которая, глубоко погрузившись в воду, везла в Москву песок, и забралась на якорь, прочно усевшись на его широком выступе.
А баржа плывет 4 км/ч. Итого девочка Оля проплывет 100 км за 25 часов. И ещё вопрос, где она сидит - судя по гуглу, якори барж в поднятом состояние выглядят примерно так
Амфибрахий плыл рядом, а чтобы он не вилял и не терялся, Оля изредка бросала ему мелкую рыбешку из запасов, которые всегда имела с собой. Навстречу ее барже из Москвы шли другие, груженные уже не песком, а металлоломом. Расходясь в узком канале, баржи ревели как доисторические чудовища. В такие минуты Оля волновалась за Амфибрахия, который мог броситься под винт. Однако Амфибрахий держался в благоразумном удалении. Его кругло-блестящая, с жирным загривком голова всякий раз показывалась из воды, оглядывалась на Олю, фыркала и разевала рот, требуя очередной подачки.
Из надежнейшего непромокаемого чехла, на всякий случай упакованного еще в кучу пакетов, Оля достала затрепанную книжечку о канале имени Москвы и, держа ее подальше от воды, начала листать. Книжечка была у нее настолько настольной, насколько можно иметь что-то настольное при полном отсутствии стола.
Есть такое чудесное слово "карманная"
Стилистика книжечки была примерно такая:
«На четвертом километре у пересечения канала с р. Сестрой
И до Москвы там примерно дохрена
дамбы возведены путем намыва песка и супесей из местных карьеров. Высота сестринских дамб достигает 18 м (от дна канала) при напоре 9,0 м. Для предупреждения фильтрации из канала и разрушения его откосов по профилю канала устроен суглинистый экран с пригрузкой слоем песка и укреплением откосов каменной наброской по слою гравия».
У любого нормального человека такой абзац замкнул бы сознание. Оля, однако, испытывала исключительное удовольствие – и как созерцатель, и как первооткрыватель, и еще не пойми как кто. И наконец, было просто полезно знать, что ты сможешь найти на дне.
А зачем ей вообще Канал имени Москвы? С её-то способностями? Давно уехала бы и обосновалась на маааленьком милом островке. Можно необитаемом
Ага! Гидроузел номер два! Первая ступень подъема канала!» – самодовольно подумала Оля, когда баржа с песком заплыла в однокамерный шлюз. Загудели насосы, и вместе с перекачиваемой водой баржа поднялась на шесть метров.
От гидроузла № 2 до следующей ступени подъема – гидроузла № 3 – начался «длинный бьеф». Значение слова Оля понимала приблизительно, но почему-то оно ассоциировалось у нее с Голландией. Длинный, 43-километровый участок с редкими обслуживающими сооружениями. Для разъезда и стоянки барж устроено пять площадок-уширений, одним из которых стало Татищевское озеро.
Местность по берегам шла сложная, пересеченная – бугры, болота, поймы. Сквозь эти бугры и болотца канал пробивался частью в выемках, частью в насыпях, а кое-где и в полувыемке-полунасыпи с дамбами различного типа: намывными на иловых грунтах, намывными на торфяном основании с торфяным ядром, из песка, торфяными с песчаной пригрузкой из суглинка.
«Какие вкусные слова!» – думала Оля, смакуя их.
Откуда у неё вообще любовь к такому? Она была обычной девушкой, нет?
Дальше канал прошел через Яхрому и Икшу, и после гидроузла № 6 баржа с песком приплыла в царство пяти земляных плотин: Икшинской – с севера, Химкинской – с юга, Пестовской, Пяловской, Акуловской и Пироговской – с востока.
С этого же места началась бешеная и непредсказуемая пляска ворот. Ворота под № 108 разграничивали Икшинское водохранилище с Пестовским и Пяловским. Ворота № 114 были воротами Клязьминского водохранилища. И, наконец, заветные ворота № 121 отделяли Клязьминское водохранилище от Химкинского и от глубокой выемки канала.
Здесь Оля рассталась с баржей и поплыла к воротам № 73, отделявшим Химкинское водохранилище от канала. Дальше она действовала быстро и четко, не позволяя себе сомневаться. Огляделась. Во многих местах на поверхности водохранилища скучивались лодки и катера. Тарахтели моторы. Крепкое суденышко с краном стояло на якоре ниже по течению. Кто-то кричал в рупор, и голос его, дробясь, рассыпался. Порой какое-то слово доносилось хорошо, округло, громко, но другие слова совершенно терялись и смысл был неясен. Оля спрятала Амфибрахия в круглой трубе на противоположном берегу, подальше от ведьмарей. Амфибрахий немедленно принялся смешно отряхиваться и чесаться задними ластами.
А зачем она его с собой взяла вообще?
Оля переплыла реку. Ей было тоскливо. Хотелось вернуться. Порой она ощущала свое тело словно со стороны и сама себе удивлялась.
«А вдруг они и меня схватят, и Витяру не отпустят?» – думала она.
Однако на берегу все оказалось не так уж и ужасно. Под зонтиком на складном стульчике сидел капризный старичок Дионисий Тигранович. На Олю он смотрел с укором, точно дальний родственник, не поздравленный с днем рождения. Рядом с ним в чужом свитере и в кроссовках на босу ногу стоял добравшийся сюда раньше Оли Гамов.
Он так минимум 12 часов простоял? Бедный и замерзший.
Здесь же был и невысокий, быстрый в движениях человек с лицом приятным, но вздрагивающим и постоянно меняющим форму, словно его сдувало ветром. Эта неуловимая рябь лица беспокоила Олю, и она боялась на него лишний раз посмотреть.
А Гай, получается, сильно раздобрел, раз у него такое лицо?
– Где Витяра? – спросила Оля у Гамова.
Переадресовывая вопрос, Гамов молча ткнул пальцем в Белдо.
– Спит! – сказал Дионисий Тигранович с таким трепетом в голосе, будто весь день стоял на цыпочках рядом с диваном и, оберегая его сон, напевал колыбельную.
– Отпустите его! – потребовала Оля. – Разбудите и отпустите!
Старичок со знакомым ей по больнице выражением начал привставать, собираясь бесконечно болтать, но мужчина с лицом медузы нетерпеливо оскалился. Белдо заметил это и притих.
– Да, – сказал он. – Его отпустят. С ним все замечательно! Чудесный мальчик, прекрасное здоровье! Но сам, увы, дойти не сможет!.. Магда ужасная женщина. Там, где нужно вскрыть сейф сознания бережно, она…
А они хоть раз этот "сейф разума" вскрывали?
-Ладно, ладно! Я пошлю Птаха! Он отвезет Витяру в ШНыр.
Гаю хотелось отправить Олю в воду немедленно, однако она еще около двух часов ждала, пока Витяра будет доставлен в ШНыр. Чтобы ускорить процесс, Долбушин устроил так, что автобус Птаха сопровождали две машины с мигалками, однако обе они отстали, попав в аварию. Когда Птах спешил, никакие мигалки за ним угнаться не могли.
Дожидаясь, Оля куталась в плед и пила чай из личного термоса Лианы.
– Бутерброд? – предлагала Лиана.
Оля не отказывалась.
А Лиане с Долбушином делами заниматься не надо, нет?
Гай, поначалу смотревший на Олю довольно злобно, под конец остыл и усмехнулся. Белдо переминался с ножки на ножку, или уж скорее с лапки на лапку – так он был похож на кота. Ему хотелось спросить у Оли про цветок, но мешали Гай, Долбушин и Тилль, и потому он мялся и ерзал.
Наконец Птах позвонил на телефон Лианы и попросил передать трубку хозяину.
– Я на месте! У ворот сами-знаете-чего. Прибыл то есть, – сообщил он.
– И? – нетерпеливо пискнул Белдо.
– Правая шаровая накрылась, – сказал Птах. – Поле все в колдобинах.
Дионисий Тигранович пискнул еще нетерпеливее.
– А, да! – продолжал Птах. – Парня отдал… Хорошо его довез, культурно, старался не трясти. Кузепыч его принял и старушка такая… не помню, как зовут… в столовой работает!.. Рассердились, конечно, поначалу – но я-то чего? Мне велели отвезти – я и отвез. Вот тут поговорить с вами хотят!
Птах передал кому-то трубку, и динамик взорвался звуками. Старичок попытался вставить что-то примирительное, но ему и пикнуть не дали.
– Вот такие вот они! Грубые, нечуткие люди! А я вынужден все это выслушивать!.. – пожаловался он, зажимая динамик пальцем.
Гай подошел и остановился напротив Оли. Оля вскинула было на него глаза, но не выдержала взгляда. Он был не таким уж страшным, но каким-то раздвоенным, точно за человеческой сущностью таилась иная, мертвенная и ненавидящая сущность.
И тафтология тоже таилась?
Учитывая сложные отношения эльб-гай, там хрен знает кто где таился.
– Мы выполнили нашу часть сделки! – сказал Гай негромко и чуть дернул подбородком.
В руку ему тотчас была вложена карта. И еще один рисунок, более подробный и совершенный, чем рисунок Дайни.
– Бетонный колодец! Здесь и здесь мы установили прожекторы… Вот снимки колодца изнутри. До этого места все просматривается. А тебе надо сюда!
Средь осклизлых, обросших бородами водорослей досок Оля разглядела проход. Он был узким, но все же надежда протиснуться существовала.
– У тебя будет фонарь. Ты спустишься на дно, возьмешь яйцо – не удивляйся, если оно покажется тебе слишком большим, – и поднимешься наверх. У колодца тебя будут ждать наши водолазы.
«Подстраховались, чтобы не уплыла с их добычей. Еще и сеточку небось натянут», – подумала Оля.
– Тебя отпустят, – сказал Гай, угадывая ее мысли. – Водолазы возьмут у тебя яйцо, а дальше плыви куда хочешь. Можешь с нами даже не прощаться. Мы поймем.
И они её ведь правда отпустят. Зыло тут на редкость беззубое и всепрощающее.
– Куда плыть? – спросила Оля.
– Видишь две оранжевые лодки и между ними катер? С катера вниз уходят провода, питающие прожекторы. По ним ты легко найдешь колодец, – сказал Гай. – И – да! На случай, если ты заблудишься и не доберешься до колодца… течение там снесет или передумаешь… Всякое в жизни бывает…
– Я доплыву, – сказала Оля.
– Да, я знаю. Но все же лучше предупредить. Мы нашли трубу, в которой прячется морской котик. Тилль поставил рядом берсерка с арбалетом. Один из наших лучших стрелков.
Оля кинулась к воде, но Гай удержал ее:
– Спокойно! С котиком все в порядке. Пока что берсерк подкармливает его рыбой, так что они почти подружились. Это хороший берсерк, спокойный, не злой. В зоопарке он опекает пингвина. Ну а дальше все будет зависеть только от тебя!
А поймать котика изначально, не заморачиваясь с витярой нельзя было? Сети там использовать...
Оля молча скинула плед и, подойдя к воде, села на камень. Рядом стояла Лиана и смотрела, как она надевает ласты и маску.
– Удачи! – сказала Лиана.
До катера Оля плыла по поверхности, не ныряя. О борт плескали темные волны. Вниз уходили два толстых кабеля в оплетке. Матрос с катера, свесившись, сунул Оле налобный фонарь.
– Герметичный! – крикнул он. – Только не утопи!
Дразня матроса, Оля по дуге бросила фонарь в воду и нырнула следом. Догнала его Оля ближе ко дну. Надела на голову, расправила резинки. Свет от налобника казался совсем слабым в сравнении с двумя мощными прожекторами, освещавшими бетонную вершину коллектора. У одного из прожекторов возился водолаз.
Увидев Олю, он показал ей на колодец. Оля в ответ показала ему туда же. Мол, герои вперед! Водолаз в ответ виновато развел руками и ткнул пальцем в свой баллон. Оля подплыла к коллектору. Внизу черной слежавшейся массой шевелился ил. По своей воле Оля ни за что не полезла бы в эту яму. Слишком хорошо она знала эти подводные щели, чтобы ожидать от них чего-то приятного. Осторожно ощупывая перед собой руками, Оля начала погружаться. Водолаз, ворочая прожектор, подсвечивал ей сверху, но пользы от этого было мало.
Оля слабо работала ластами. Порой ей приходилось изгибаться и почти протискиваться. О том, как она будет подниматься наверх, она предпочитала не думать. Белый лучик фонаря выхватывал то торчащий железный штырь, то ветки, то водоросли. Да, действительно, для водолаза здесь не было ни одного шанса.
Для обычного да, а вот для промышленного - ну не фигня вопрос, но реально. И не в такое ныряли.
Погрузившись на приличную глубину, Оля нашарила что-то такое, что едва охватила руками. Это был телеграфный столб. Он опускался вниз наискось, во что-то упираясь. Столб был очень скользкий. Оля плыла в черноте, освещаемой лишь пятнышком ее фонарика, и все сильнее привязывалась к этому столбу. Не то чтобы в нем была надежность, но он являлся здесь таким же гостем, как и она, и давал четкое направление пути.
Постепенно Оле становилась ясна вся конструкция. Бетонный колодец, довольно широкий, с шедшей вниз железной лестницей. Одна из нижних площадок лестницы уцелела, и вся ржавчина, весь хлам обрушились на нее сверху, оставив лишь узкую щель. Перегородивший колодец столб упирался в штырь от второго осыпавшегося пролета. Вся прочая раскисшая гниль держалась в равновесии только благодаря столбу. Одно цеплялось за другое. Равновесие было хрупким. Сделаешь неудачное движение – и придонная пробка обрушится на площадку. Ил в счет не шел. Он был вообще везде.
А у Гая в распоряжение нет каких-нибудь там существ, способных управлять водой, к примеру? Или же деревом? Или дайни не могла бы разгрести эту дрянь? У них было время...
Поверив в прочность столба, Оля оперлась о него сильнее, чем опиралась до сих пор. И сразу поняла, что делать этого не стоило. Столб – такой огромный, такой надежный, почти уже любимый – сдвинулся под ее ладонью и провернулся, а вместе с ним провернулось и все мироздание.
Оля затаилась, боясь пошевелиться. Вокруг себя она ощущала неясное, но грозное оживание мертвых по определению предметов. Ящики, коряги, гнилые деревья осыпались, как карточные домики. Все еще надеясь, что грозное шевеление сейчас остановится, Оля рискнула продвинуться ниже и зачерпнула фонариком спокойный илистый затончик, в углу которого чернела уходящая вниз дыра. Вот она – уцелевшая площадка!
Что-то несильно толкнуло Олю сзади. Точно старый друг касался ее плеча, прося подвинуться и пропустить. Она оглянулась. Столб, соскользнув с ржавого зуба, медлительно заваливался на нее сверху, а вместе со столбом обрушивалась и вся многометровая пробка.
Пробка чего? Она получается всё время через щель пробиралась? И яйцо тоже так удачно падало?
Не задумываясь, Оля рванула вниз и протиснулась в узкую щель прежде, чем мир сверху захлопнулся.
Проскочив в черноту, она застыла, с замиранием сердца ожидая удара. Две секунды спустя над ней что-то чавкнуло. Площадка, прикрывавшая Олю сверху, промялась, подалась вниз, но выдержала. Наверху что-то еще продолжало падать. Доски, ветки, ржавчина и хлам, стронутые с насиженных мест, подыскивали новый, всех устраивающий расклад.
Щель, ведущая наверх, исчезла. Оля поняла, что замурована.
«Ерунда! – упрямо подумала она. – Что-нибудь придумаю. Сейчас все упадет и… ну пусть вначале упадет до конца! Сколько у меня в запасе времени? Если повезет, где-то полчаса. Потом воздух закончится. Нет, не думать об этом».
Луч налобника то шарил по стенам, то вскидывался к площадке.
«А если внизу есть выход? Ну мало ли… Вдруг…»
Прыгающее пятно света глотало пустоту. Наконец луч фонарика уперся в дно, и Оля поняла, что надежды нет. Если сточные трубы когда-то и существовали, то теперь они были забиты глиной и илом. Оля рванулась наверх, начала трясти и дергать колючее, рвущее ей ладони железо площадки. Бесполезно.
Я все ещё не впиливаю, что там было
Она плыла по узкой щели, плыла и та за ней обрушилась? Причем держалась всё на столбе(как?), и было большим, хотя состояло из раскисших ящиков, коряг и какого-то ещё мусора?
Тогда она начала рассматривать штыри, которыми площадка крепилась к стене. Их было три. Два держались вмертвую, третий прочным не казался, но все же рукой его было не одолеть. Оле пришло в голову, что если его как-то расшатать и вытащить, то площадка под напирающей сверху тяжестью прогнется хотя бы немного и часть завала соскользнет.
В поисках чего-то, что можно было бы использовать как рычаг, Оля опять опустилась на дно. Нашла ветку, с виду толстую, но раскисшую и рассыпавшуюся при первом же прикосновении к штырю. Потом отыскала железку, но та намертво уходила в стену и ее было не оторвать. Через четверть часа, изранив пальцы и переломав о штырь кучу палок, Оля убедилась, что все напрасно. Ее охватили тоска и уныние.
Про атмосферу - это без шуток сильный момент и его можно расписать. Нужно расписать.
Она опустилась на дно и уткнулась в него лбом. Луч света захлебнулся в иле. Оля испугалась темноты и, оторвав голову от дна, начала лихорадочно грести руками. Внезапно ее ладони нашарили нечто округлое. Луч фонаря уперся в скорлупу. Яйцо! Какое громадное! Видимо, то, за которым ее посылали!
«Зачем оно мне сейчас? Какая в нем польза, когда меня завалило?» – с досадой подумала Оля и хотела уже отбросить яйцо, когда под ладонями у нее что-то вздрогнуло. Вначале один раз, потом еще и еще. Дрожь была слабой, но уловимой.
Оля стащила со лба фонарик и уперла луч в скорлупу. Поначалу он отразился и рассеялся, высветив лишь крупные поры, но вдруг внутри что-то вспыхнуло и, откликнувшись фонарю, запульсировало нечто живое, настойчивое, нетерпеливое. Маленькое тело, собранное еще в зародышевую поджатую позу, пыталось распрямиться. Толчки скорлупы под ладонями у Оли то замирали, то переходили от мелкой частой дрожи к довольно сильным единичным ударам.
Потом что-то слабо тюкнуло Олю в центр ладони, и она увидела узкую, едва различимую трещину, пробежавшую по скорлупе. Держа в руках яйцо и не думая о том, что жить ей осталось немного, Оля сидела и смотрела.
Тянулись минуты. Воздуха в крови у Оли оставалось все меньше. Она ощущала головокружение, мысли путались. Страх точно мокрая бумага пытался вспыхнуть, но лишь чадил. Единственным окошком в мир, единственной смутной надеждой была эта прорывающаяся из скорлупы жизнь. Может, ей как-то удастся примкнуть к этой жизни? Слиться с ней? Спастись?
Реальность Оля воспринимала уже настолько смутно, что ничуть не удивилась, когда к ее лицу и одежде прикоснулась чья-то рука. Отдернулась на миг, потом вернулась и деловито ощупала ее лицо и плечи, прикидывая, с чем имеет дело. Видимо, Оля была слишком велика, чтобы ее вытащить, и руке это не понравилось, поскольку она недовольно шевельнула пальцами.
Но рука может передать ей баллоны с кислородом! Или даже лучше - баллон + нерпь с объяснением, как ею пользоваться! Хоть жестами, хоть картиночками. Можно спиздить где-то планшет или телефон сони, у них уже была, кажется, серия водонепроницаемая, написаить на экране заметку с объяснением и отправить
Или же передать нерпь с включенным кентавром...
Рука, насколько было видно при свете фонарика, существовала лишь до локтя, а дальше уходила в пустоту – но все же это была абсолютно реальная и живая женская рука, даже с кольцом на пальце. И этот палец с кольцом не то погрозил Оле, не то качнулся в пространстве, что-то ей сообщая.
Скользнув ниже, рука ощупала скорлупу яйца. Оля неотрывно смотрела на руку. Ей хотелось с дикой силой вцепиться в запястье и, не отпуская его, заорать прямо в воду: «Заберите меня! Мне страшно! Заберите!» Однако она этого не сделала, только кусала губы.
Взяв у Оли яйцо и балансируя им на ладони, рука с усилием потянула его в пустоту. Оля не мешала. Напротив, помогала проталкивать яйцо, видя, что оно так велико, что руке невозможно удерживать его пальцами.
«Пусть хоть оно живет! Пусть хоть кто-то живет!» – подумала она и, испытав горькое удовлетворение, закрыла глаза.
И сдохла, потому что у неё не осталось воздуха на подъем, и вообще, не будет ли у неё кессонки от всего этого?
Гай метался по берегу. Делал десяток шагов, останавливался, словно наткнувшись на невидимые прутья клетки, и бросался обратно. Сопровождавшие его арбалетчики точно так же, как и он, переходили с шага на бег.
Долбушин, стоявший с Лианой у самой воды, внезапно заметил, что к ним с обеспокоенным лицом спешит начальник водолазов.
– Ну, что такое? – издали крикнул ему Гай.
– Пост наблюдения вышел на связь. Уровень завала резко понизился, – уклончиво сообщил начальник водолазов.
– Что? Проще можно? – подбегая, переспросил Гай.
Михаил оттянул от шеи воротник:
– Колодец завалило. Все обрушилось. Я предупреждал, что…
Гай, не дослушав, оттолкнул его. Подбежавшая охрана, не разобравшись, в чем дело, вскинула магазинные арбалеты.
– Не трогать его!.. Что девушка, цела?
– Неизвестно, – отозвался начальник водолазов.
– А яйцо?
– Скорее всего, не пострадало. Эхолот показывает, что нижний горизонт остался на прежнем уровне. То есть завалило только до площадки, – торопливо сказал водолаз, глядевший теперь единственно на деревянные короба арбалетов.
Да как бы вам намекнуть... если оно всё так качественно завалило, то вроде бы никакое эхо до нижней площадки не пройдет.
За спинами охранников послышались возня, шепоты и спор. Кого-то не пускали. Гай обернулся. К нему неспешно, усмехаясь чему-то неведомому, не исключено, что только в ее сознании происходившему, пробивалась Дайни. То трогала лицо, то вертела пуговицы, то нервно бегала пальцами по бусам из птичьих черепов.
– Чего тебе? – сердито спросил Гай.
– Мне ничего, – с достоинством ответила Дайни и, повернувшись, пошла обратно.
– А приходила ты зачем?
Дайни остановилась. Снова погладила себя по лицу.
– Кости в яйце шевелятся. Раньше они лежали так! – она собрала вместе пальцы обеих рук. – А теперь так! – она их резко распрямила. – Кажется, кто-то рождается!
– Проклятье! Он же захлебнется! Зачем мне мертвый дракон?! – Гай вцепился начальнику водолазов в плечо. – Эй, вы! Шевелитесь! Разгребайте завал! Бросайте туда всю технику! Сами прыгайте!
– Не успеем. Потребуется дня два или три, чтобы… – начал начальник водолазов.
Гай, выхватив у охранника арбалет, ткнул Михаила болтом в подбородок, задрав ему голову.
– Не разгребешь завал сейчас же – через три дня тебя уже похоронят! Хоронят на третий день – понял? – прошипел он.
Начальник водолазов попятился и, спотыкаясь, метнулся прочь.
– Мы можем взорвать небольшой заряд! – крикнул он издали. – Конечно, это рискованно, но, возможно, девушка сумеет выбраться.
– А если она не захватит с собой яйцо? Или его завалит?.. Нет, разгребайте так! Руками! Зубами грызите! Чем хотите!
Восхищена их мозгами- им легче было Ольгу искать и ждать целых 25 часов, чем взорвать вначале
Едва водолаз ушел, взбешенному Гаю попался на глаза Тилль:
– А вы что встали, Ингвар?! Если потребуется, топите ваших берсерков, но чтоб яйцо было у меня!
Тилль засопел мятым носом. Он, похоже, сомневался, что от берсерков на дне будет какая-то польза, но спорить находил опасным. Замахал руками, отдавая приказы. Берсерки побежали к лодкам.
Белдо воробышком подпрыгнул к Гаю, пальчиком отвел от себя арбалет и сказал очень тихо, но веско:
– Бесполезно. Времени слишком мало. Шанс только один: серебряная рука Кавалерии.
Неужели они не знают, что это зовётся скипетром?
– Кавалерии?
– Да. Скажите ей, где яйцо. Пусть достанет его.
Гай отстранился словно для крика, но лицо старичка было спокойным и каким-то особенно убеждающим. Гай сдержался.
– Она заберет дракона себе! – сказал он.
– А ваше седло? – спросил Белдо почти неслышно. – Так ли важно, в конце концов, кто воспитает дракона, мы или они, если в финале все драконы все равно будут нашими?
– Но еще есть гепард! – возразил Гай. – Что, если…
– Гепард – это власть над одним, и притом вблизи. Непредсказуемый, капризный уникум, требующий чистоты побуждений… Седло сильнее гепарда. И потом – драконы живут долго! Мало ли что может измениться, – вкрадчиво сказал Дионисий Тигранович.
Гай, затихнув, смотрел на него. И старичок смотрел на Гая. Взгляд у обоих был отсутствующий, словно и не они смотрели, а их опекуны совещались между собой. Лицо Гая опадало, сдувалось, и проступала в нем покорная тоска. Как видно, ему велели ждать.
Но гай же гибрид. То есть у него нет полноценного опекуна
. Под конец Гай коротко дернул головой, признавая правоту Белдо, и, подозвав Долбушина с Лианой, потребовал немедленно связаться со ШНыром.
Лиана была богиней современной связи – если, конечно, вакансия такого божества уже открыта на Олимпе. Она засуетилась, позвонила Рине, что-то узнав, набрала другой номер и вскоре, перекинувшись с кем-то парой слов, протянула Гаю трубку.
– Вот! Кавалерия! – сказала она и отошла, всем своим видом показывая, что не собирается подслушивать. Долбушин тоже отодвинулся. Удалились и арбалетчики. Один Белдо попытался остаться, но потом и он, спохватившись, отбежал.
Беседовали Гай с Кавалерией недолго. Во время разговора Гай, хмурясь, несколько раз оглядывался на водохранилище. Внезапно он перевел взгляд на беседку, и напряженный Дионисий Тигранович, сразу уставившийся в ту же сторону, готов был поклясться, что в пустой беседке мелькнула женская фигура. Некоторое время она оставалась неподвижной, после чего вытянула руку, показавшуюся белой чертой. Когда минуту спустя один из непредупрежденных арбалетчиков Тилля, что-то заметив, примчался в беседку, там никого уже не было. Лишь сияли два меркнущих полукруга, точно кто-то воспользовался сирином сперва на одной нерпи, а потом сразу на другой.
А зачем Калерии перемещаться было? Она и так хорошо действовала, на расстояние...
Гай подошел к Лиане и вернул ей телефон.
– Благодарю, – сказал он сухо и, взглянув на Белдо, добавил: – Дело сделано!
– Достала, да? Вылупился? – пискнул старичок.
– А я откуда знаю? – с досадой ответил Гай. – Что она, доверяет мне, что ли? У нее про снег зимой и то не узнаешь.
Офигенные у вас отношения, ребятки!
– А девушка что? – озабоченно спросила Лиана. – Спасли ее?
– Нет, – равнодушно ответил Гай. – Девушка все еще там. Кавалерии ее не вытащить. Слишком большая для серебряной руки. Кавалерия мне, кстати, скандал устроила – но я-то тут при чем? Я ее заваливал, что ли?
Дионисий Тигранович озабоченно сдвинул бровки.
– Ах! Смерть так ужасна… Сплошная чернота, и хорошо, если только чернота! Но что мы можем сделать? Совершенно ничего! – начал было болтать он, но вдруг в глазках у него мелькнула тревога. Старичок о чем-то вспомнил, и эта новая мысль испугала и всполошила его. – Хотя… хм… все-таки юная совсем девушка! Думаю, наш долг помочь ей! Пусть водолазики все-таки взорвут свою махонькую бомбочку, а? Только зарядик рассчитают! Михаил! Где этот кошмарный человек?! Почему он торчит здесь только тогда, когда он не нужен?!
Спустя несколько минут под водой грянул взрыв. На поверхности он был неощутим. Разве что тяжелый катер приподняло волной. Сразу после взрыва, грохоча лебедкой, заработал кран, и с катера спиной вперед в воду тяжело спрыгнули трое водолазов. А вскоре после этого Михаил сообщил Гаю:
– Девушки там нет. Перед взрывом наш водолаз поднялся на поверхность. Скорее всего, ей удалось выбраться в те минуты, когда колодец был без наблюдения.
На каком воздухе?
– А камеры?
– Их забросало илом.
– Она не погибла?
– Тела мы не обнаружили.
– А морской котик? – спросил Гай, поворачиваясь к Тиллю.
Тилль отошел и вскоре вернулся смущенный:
– Мой человек говорит: минут десять назад котик выскочил из трубы и бросился в воду. Схватить его не удалось. Приманить рыбой тоже. А стрелять он не стал. Говорит, прямого приказа не было, но я думаю – пожалел. Вот она, опека над пингвинами!
Дурдом-с. И нет, если Белдо имел свою выгоду в спасение Оли, то Гай разрешил это по доброте душевной считай
– Значит, девушка позвала свою зверушку… Что ж, прекрасно. В чем дело, Дионисий? Разве вы не этого хотели? – и Гай пристально, пожалуй даже пытливо, посмотрел на старичка.
Белдо поспешно отвернулся.
– Который час? – залепетал он. – Говорят, сегодня бои вендов в парке у «Гоморры»? А? Что? Мы успеваем?
– Прекрасно успеваем, – сказал Долбушин. – Что, Ингвар, кто-нибудь от вашего форта будет сегодня биться?
Тилль самодовольно выпятил живот. У его круглого живота было уникальное свойство. На него можно было класть сверху мелкие предметы, и они не падали. Дионисий Тигранович, давно приметивший это, порой не отказывал себе в удовольствии незаметно подбросить на живот Тиллю какую-нибудь крышечку от воды или что-нибудь другое столь же невинное и загадывать, сколько секунд это продержится.
Меня удивляет, как много у этих воротил детского в характере.
– Пусть только попробуют не биться! Лучше, если у меня ляжет треть форта, но другие чтоб железо зубами рвали! Ребята это знают. Ко мне в форт очередь стоит, чего не скажешь, например, о форте Дионисия!
– Это неудивительно! – сказал Белдо. – Тупые жадные бол… э-э… богатыри рождаются чаще, чем одаренные маги. Кстати, я слышал, кроме вендов будут еще пнуйцы и какой-то псих из шаманщиков. Гамов на десерт. Ну и один герой из шныров!
– Герой? Это еще кто? – спросил Долбушин.
– Да так. Есть там один… Письма пишет, вызовы бросает… – сказал Тилль.
– Афанасий?
– Он самый! Парочка моих ребят встретила его на станции электричек. Приняли под белы ручки, в машину – и в город. Теперь без боя не отпустим, а после боя и отпускать будет некого! – Тилль довольно потер пухлые ладони.
Странно, что великий герой афанасий весь день не сидел в шныре
ну, если не безымянный инкубатор. Но я его себе представляла мрачным брюнетом.
И я понял, что мне нравится Швырь. Интересно, что это обо мне говорит...
