А мы разговаривали вечером с доктором о всеобщей теперь болезни Furor cucharicum (бешенство кухарок), что все, решительно все женщины теперь ворчат.
М. М. Пришвин
"Мы вывели это как социальную болезнь, следствие устремления духа только на материальное. Это раздробление, размельчание материи в чертовой ступе."
А что же Емец это опустил? Ах дааа... он не любит излишне устремлённых к духовному дам.
Когда Ул подошел, Яра вскинула голову и улыбнулась. В ее улыбке было что-то виноватое.
Она все ещё сидит на чемоданах, выпнутая из ШНыра... Почему она чувствует себя виноватой? Что Яра такого сделала? Залетела? Так их брак благословлен великой двушечкой. Не убилась об дверь и не свалила сразу? А не Калерия ли завывает, что у них работать некому?
– Чего так долго? – спросила она и тотчас, подчиняясь внутреннему наитию, испуганно добавила: – Ты был у Кавалерии? Она тебя не отпустила?
– Фигуса с два не отпустила! Отпустила, – соврал Ул полуправдо
Ага, и сделал ещё хуже. Сказал бы - не отпустила, и всё. Инцидент в среде этих сектантов исчерпан. А вот к "отпустила" так и напрашивается "да я сам не ушел"... Он подложил мину под их отношения.
, чтобы не продолжать опасный разговор, легко подхватил с земли ее чемодан. – Ну все, идем!
– Куда? – спросила Яра.
– Есть на земле прекрасное место – Куданибудь! Там нас всегда ждет таинственный и доброжелательный Ктонибудь! – сказал он и, насвистывая, пошел по полевой дороге.
На электричке они доехали до Москвы и уже на вокзальной площади осознали, что путь у них дальше один – к Ба Кле, в Электросталь. Но вариант был до того удручающий, что и Ул, и Яра о нем умалчивали. Он нависал над ними как топор.
Кхм... А вот и разгадка утечки совсем немалой части шныров после слома(как у Родиона) или падения не в нейтралы, а в ведьмари. Им банально некуда идти в Москве, и в большинстве случаев им и возвращаться - не в Питер, куда автостопнуть без проблем. Денег у их тоже нет... И образования с перспективами.
И как бы для Калерии всё ок - она и сама развалюху в Копытово снимала.
Наконец Яра, не выдержав, сказала точно вскользь:
– Ну что? К Ба Кле?
– Ни за что! Мы снимем квартиру, – заявил Ул, знавший, как сильно Яра не хочет к Ба Кле.
– Снимем? У кого и на какие деньги?
Ул пообещал что-нибудь придумать, но Яра знала, что такие вещи за пять минут не придумываются.
А она беременна всего лишь месяца три, это ведь совсем как пять минут 
Насколько же ШНыр отбивает здравый смысл и умение смотреть вперёд хотя бы на день.
– Сегодня ведь все равно придется к Ба Кле? Так?
Ул виновато погладил Яру по щеке. От его руки пахло лошадьми. «К Азе своей заходил, а к Гульденку небось нет!» – безошибочно и зло подумала Яра.
А Гульденка твоего сейчас забросят, не сомневайся. Перейдет в рядовые лошади, и хуй с ним - сломает крыло или ему Зверь копытом голову пробьёт...
– А Ба Кла меня на порог-то пустит? Хотя я скажу ей, что мы женаты! – заявил Ул.
Яра усмехнулась:
– Шныровских браков Ба Кла не признает.
– Чтобы Ба Кла не ворчала, я готов жениться на тебе хоть каждый день! – великодушно пообещал Ул.
– Хватит двух раз в месяц, – сказала Яра. – Свадьба – развод. Свадьба – развод. Ба Кла будет счастлива. Столько эмоций!
Она вздохнула, выпрямилась и, успокоительно погладив себя по животу
она резко это начала или в ШНыре все настолько слепошарые, чтобы не замечать?
сказала:
– Что ж, к Ба Кле так к Ба Кле! Я готова! Но лучше, если мы попадем к ней вечером! В десять Ба Кла уже не ругается. У нее режим как у курицы: когда темно – спим. Когда не темно – ворчим.
До вечера время еще оставалось.
– Хорошо! – согласился Ул. – Пошли тогда в метрополитен имени Эл. Эм. Кагановича! Катнемся напоследок во всю мощь проездных!
А они у них есть? Причём, получается, взрослые проездные, не льготные. Я нашла только свежие цены, это 2.5к на каждого. Или они так тройку обозвали?
– Имени кого?
– Здрасьте! Историю знать надо! Именем вождя революции метро обозвали уже сильно потом… Идем!
Это правда. Смотрите, какой я раритетный снимок для вас нашла!
Яра послушно спустилась по эскалатору, и они долго ехали в полупустом вагоне. Она сидела и, стараясь не думать о Ба Кле, носом и щекой терлась о плечо кожаной куртки Ула. Осязала. Куртка казалась ей живой. Яра пыталась представить, каким был дракон. Летающим? Плавающим? Где он жил? Каких был размеров? Сбрасывал ли он кожу как змеи или кожа его попала к шнырам таким-то более брутальным путем?
Учитывая, как выглядят змеиные выползки, дракончик Насте достался, мягко говоря, эпичный, раз у него толстенный ВЕРХНИЙ слой шкуры. 
Ул, однако, сбил ее с мысли.
– А вот если ты в темноте собираешь в пакет яблоки? И в тот же пакет яблоки собирают другие. Сможешь потом отличить, к каким яблокам ты прикасалась, а к каким нет? – спросил он.
– Если щекой коснулась, кожей на запястье или носом – то отличу. А если только пальцами, то могу ошибиться, – сказала Яра и снова стала пытаться думать о драконах, но о драконах уже как-то не думалось.
Она закрыла глаза и задремала на плече Ула. Это было многофункциональное плечо: не литое, как у Макса, не худое и все время подпрыгивающее, как у Афанасия, а могуче-мягкое, подушечное. На нем можно было вытирать заплаканный нос, виснуть – все что угодно.
Жирный, глупый, кривоногий лысик(про это будет чуть позже). Мммм! Странно, раньше у Емца в фаворитах были красавцы/бывшие красавцы.
Ул тронул пальцем нос Яры, точно нажимал на кнопку звонка.
– Э-э, вопрос! Почему ты так редко капризничаешь? Беременная женщина должна капризничать, – сказал он.
А вы общайтесь чаще, друзья мои.
Яра пожала плечами. Отчего-то мужчины всегда знают, как должны вести себя ждущие ребенка женщины, а вот сами женщины часто понятия об этом не имеют и ведут себя как придется, без регламента. Кроме того, у нее ничего особенно не болело, ноги не отваливались, все было хорошо.
А теперь вернёмся к началу комментария 
"отчего-то мужчины всегда знают, как должны вести себя ждущие ребёнка женщины". Какого пола Йозя?
– Потерпи немного – будут капризы! И потом, может, я не беременная?
Хорошо бы...
спросила Яра и, ощущая себя упитанным Карлсоном, самодовольно погладила свой живот.
Она лежала на полезном и правильном плече Ула и чувствовала, что Ул напряженно думает – видимо, про деньги и про квартиру.
А ему-то что думать? Он остался в ШНыре.
Думает так напряженно, что даже лоб его озаботился морщиной, и морщина эта отражается в черноте подрагивающего напротив стекла. Потом они, кажется, где-то пересаживались, хотя, может быть, и нет, а потом Ул вдруг потянул ее за руку из вагона.
– «Новоясеневская», – прочла Яра название станции. – Это же на окраине где-то? Да?
– Сейчас – да. А лет через пятьдесят будут говорить: почти в центре, – усмехнулся Ул.
Ну в принципе это ещё в пределах МКАД...
– Я здесь никогда не была.
– И напрасно. У нас тут зарядная закладка. С Максом ее прятали. Он землю лопатой долбил, а я его хвалил за трудолюбие.
А у вас вообще-то лев и зарядная закладка, долбодятлы...
Надо проверить, цела ли… Рядом мужичок какой-то вертелся. Вроде не ведьмарь с виду, но кто, чудо былиин, этого деятеля знает!
«Новоясеневская» Яре неожиданно понравилась. Сразу подкатил троллейбус и, позванивая, повез их по тихим улицам. Яра смотрела в окно и изнутри наблюдала процесс, который Афанасий видел из окна электрички. Вчерашние деревеньки незаметно врастали в города и совершенно в них растворялись.
Интересно всё-таки Москва прирастает...
Прямо в лугах стояли многоэтажки, а между ними старые заводские бараки, дремучие автобазы, дома отдыха с безголовыми гипсовыми пионерами, и везде во множестве – сараюшки, сараюшки, сараюшки. Многие обросли сиренью и смотрятся вполне себе уютно. Где-то за заборчиком даже куры еще покудахтывают. Зато – дань городу! – на каждой сараюшке обязательно новый четырехугольник таблички в стиле «д. 5/1 кор. 3 стр. 125».
Натурально? То есть строение как бы часть дома?
– Не хотел бы я тут работать курьером! – оценил Ул. – Привез ты в сарай какую-нибудь пиццу, а тебе говорят: «А вот и нетушки! Наш сарай с лоджией – это корпус четыре строение сто семь, а вам нужна та банька под евровагонкой! Корпус три строение сто двадцать пять – это она!»
Неожиданно Яра коснулась колена Ула. Он удивленно взглянул на нее. Яра смотрела в окно, а сама пальцем осторожно показывала на что-то за своим левым плечом.
– Не оборачивайся! Вон он там, в стекле отражается… Осторожно! – прошептала она одними губами.
Ул увидел ребенка лет шести – жизнерадостного румяного карапуза, который ехал куда-то в полном одиночестве.
– Хороший мальчик! Самостоятельный! Давай дадим ему конфетку! – предложил Ул.
Он уже привык, что в последнее время Яра умиляется всем детям подряд. Видимо, пробуждается материнский инстинкт.
– Он тебе сам конфетку даст! С клофелином, – прошептала Яра едва слышно. – Это шпион-разведчик из форта Белдо! Выпасает зарядные закладки.
– Откуда ты знаешь?
– Догадалась. Удивилась, что этот мальчишка за нами как приклеенный идет… Коснись русалки и сирина. Одновременно!
И тебя магически перенесёт!
Ул так и сделал. Указательным и средним пальцами коснулся русалки и сирина, а потом сразу же этими пальцами потер себе веки.
А плюнуть в ладонь и протереть глаза уже недостаточно пафосно?
Изображение в стекле мгновенно изменилось. Там, где только что сидел самостоятельный карапуз, возник старый ведьмарь с неприятным кислым лицом. Ул вспомнил, что уже видел его в шныровской картотеке. Кличка у него была Аспирин. Говорили, что своей желчностью он ухитрился уморить в себе эля, который так и не вылупился, а зачах, оставив ему дар маскировки.
И при этом Аспирин все ещё в рядах ведьмарей? Очевидно, Гаю абсолютно наплевать на расход элей.
Да, Яра права. Выпасает закладки. За последний год шныры уже лишились пяти, и по большей части из-за слежки. А сейчас лишились бы и шестой, не спохватись Яра вовремя.
Пяти? Всего пяти? Какие они камерные всё-таки! Великая борьба двух улиц, война соседских школ! Одни делают захоронки, как могут, другие их отважно выслеживают и всё разрывают.
Как Ул с Ярой ни таились, бывалый шпион понял, что раскрыт. Чуть повернул голову и, догадываясь, что Ул глядит на него в стекле, быстро показал язык. Мол, что ты мне сделаешь? Только подойди! Я так заору, что на тебя весь троллейбус накинется! Здоровый парень нападает на ребенка!
Ул встал. Медленно потянулся. Чуть попрыгал, разминая кисти, как это делают боксеры. Всего несколько секунд назад он не собирался выдавать себя. Думал доехать на троллейбусе до конечной, а там как-нибудь избавиться от слежки. Но теперь этот тип сам напросился. Доктору будешь язык показывать, доктору! Не веря, что Ул нападет, ведьмарь таращился на него с явной насмешкой. Даже пародируя Ула, сам помахал ручками и размял кисти. Потом, не выдержав, ткнул пальцем в установленную в передней части салона камеру. А про это-то помнишь? Нету у тебя шансов! Нету!
Но Ул считал иначе. Оглядев троллейбус, он отыскал двух тетушек посердобольнее. Подскочил к ним и, наклонившись, горячо зашептал:
– Простите, вы не педагоги? У вас такие добрые лица! Вот и я понял, что не педагоги! Видите того ребеночка, чудо былиин? Он сбежал от мамы! Я слышал, как он только что об этом сказал. Странный ребеночек! Ненормальный! Язык высовывает, кулаками грозит!
Сердобольные тетушки уставились на ведьмаря, который, вовремя не сообразив, что пора прекратить, показывал язык, на этот раз Яре. Заметив, что привлекает внимание, он попытался сделать жалостливое лицо, но было уже поздно. Тетушки, успокаивающе кудахтая, окружили его. Было видно, как они, хлопая руками словно крыльями, тянут ведьмаря из троллейбуса. Ведьмарь злобно косился на Ула и, шипя, грозил отомстить.
Чёрт, а вот это - остроумно и забавно! Всё-таки и в этой куче навоза иногда проскакивает что-то истинное.
Ул с Ярой проехали еще остановок пять и вышли.
– Здесь! – Ул пошел через сквер, направляясь к одинокой сосне, имевшей четкую форму паруса. В сквере было людно. На каждой лавочке сидело по четыре бабульки. Юные мамы, которых Яра еще упорно не признавала за коллег, обменивались родительским опытом. Их дети сыпали друг другу в глаза песок. Особенно старался один толстый карапуз: насыпав песку в глаза всем остальным, потом насыпал его и себе, чтобы проверить ощущения.
Ул подошел к сосне и, глядя в сторону, ковырнул пяткой землю. Проплешина уже затянулась травой и почти не отличалась по цвету.
– Надо проверить, на месте ли закладка. У тебя нерпь заряжена? – спросил он негромко.
– Да.
– Ну потрать на что-нибудь русалку!
Яра задумалась, на что ее потратить. Недалеко от них на двухколесном велосипеде ехал мальчишка лет семи. Видимо, первый или второй раз в жизни. Лицо у него было перепуганное. Поравнявшись с Улом и Ярой, велосипед вдруг круто свернул с асфальтовой дорожки. Издав короткий вопль, мальчишка свечкой улетел в кусты.
Русалка у Яры погасла.
– Ни фига се! Это ты его скинула? – с любопытством спросил Ул.
– Я?! – оскорбилась Яра. – Да я потратила русалку на то, чтоб он не поцарапался!
А бедный забытый Игорь не мог её использовать, чтобы шлёпнуться правильно?
– А с велосипеда кто его сбросил? Ладно, шутка, чудо былиин… Дети – наше все. Если б не было детей, меня бы не было, а это непорядок.
Яра присела и коснулась земли. Померкшая русалка вспыхнула. По другим фигуркам тоже пробежало светлое серебристое сияние.
А без использования русалки сияние не пробежало? Яра ведь могла её и так проебать, в никуда...
Кстати, а почему Ул знает, где зарядка, а Яра, похоже, нет? Ничего, что она могла умереть из-за этого незнания?
– Вот и чудненько! Зарядка на месте! – обрадовался Ул. – Значит, я был прав, что тот мужичок от безделья просто топтался. Надо Максу потому что поменьше в шпионов играть. Когда просто подходишь вразвалку, закапываешь и уходишь – никто на тебя внимания не обращает, хоть на Театральной площади копай. А когда начинаешь эдак бочком подкрадываться, за трубами прятаться да газетку случайно ронять – тут пиши пропало. Непременно накроют.
Подходишь, закапываешь... а завтра это раскопает заинтересовавшийся ребёнок или шаловливая собака.
Слушая Ула, Яра смотрела на сосну-парус, где на ветке на желтом шнурке висели заржавевшие ключи. Ключей было два: один длинный, важный, а другой толстенький и маленький, вроде как его дитеныш. Сколько лет они тут провисели? Чью квартиру открывали? Потерял ли их ребенок или тут разлука? Обманутые ожидания? Яра качнула ключи пальцем. Они тихо звякнули.
– Ну… пора к Ба Кле! – сказала она со вздохом.
До Электростали они добрались уже хорошо после одиннадцати. Медлительный лифт поднял их на шестой этаж.
– Звоню? – спросил Ул, потянувшись к кнопке.
Яра кивнула. Ул подержал палец у звонка и убрал его, не нажав.
– Чего ты?
– Не могу. Я словно на электрический стул тебя посадил и собираюсь контакт замкнуть. Давай лучше ты!
Замкни контакты сама!
После звонка в коридоре ожили шорохи. Что-то запыхтело, зашаркало, затем упал зонт. И снова возня, шепот, шипение. Яра догадалась, что Вик Сер хочет посмотреть, кто пришел, а Ба Кла оттаскивает его от двери, чтобы не выстрелили в глазок. Лет двадцать назад она прочитала в газете, что на одного предпринимателя покушались через глазок, и теперь принимала меры по спасению Вик Сера.
– Бабушка! Это я, Ярослава! – крикнула Яра, тоже предпринимая свои меры по спасению дедушки, которого грузная Ба Кла, оттаскивая от двери, легко могла задушить.
– Ты Ярослава? Тебя так зовут? О, мать моего ребенка! – прошептал Ул.
– Все! Тсс! – велела Яра, ногой выталкивая вперед чемодан, чтобы Ба Кла сразу его увидела.
А где живёт отец/мать Яры, потомок Клавы?
Дверь распахнулась. В проеме ширилась необъятная Ба Кла. Из-за ее плеча выглядывал хрупкий Вик Сер. Ба Кла поглядела на чемодан, потом на Ула, затем снова на чемодан, на живот Яры, который Яра, как и чемодан, тоже выставила вперед, поскольку Ба Кла как женщина нехудая четырех-пяти лишних килограммов могла и не заметить.
Прямо как шныровцы!
По лицу Ба Клы бродили выражения. И выражения эти были самые разные, отчасти мрачные, отчасти полководческие и не исключено даже, что предвкушающие. Ба Кла давно мечтала о насквозь больном внуке, которому можно будет ежедневно спасать жизнь.
– Доучилась? Ну проходи давай! – сказала Ба Кла, пропуская Яру в квартиру.
Ул тоже собрался протиснуться, но Ба Кла цокнула языком. Вроде бы и не загораживала дорогу, но обойти ее массивную фигуру было невозможно.
– А ты кто? – спросила Ба Кла.
– Олег! – сказал Ул, стараясь не смотреть на хихикнувшую Яру.
– Олегов много! – резонно возразила Ба Кла и протянула руку: – Паспорт покажи!
Ул сунул руку за паспортом, где на фото он был смешной, надутый, похожий на серьезную свинку. Ба Кла, однако, фотографией его не заинтересовалась. Лишь мельком сверила ее с оригиналом и стала искать страницу с семейным положением. Ул торопливо коснулся русалки. Две секунды спустя Ба Кла обнаружила штамп ЗАГСа, поскребла его ногтем и хмыкнула.
– Ну хорошо, хоть этот не сбежал! – удовлетворенно сказала она и, вернув Улу паспорт, подвинулась, пропуская его в квартиру.
А штамп сотрётся или навсегда? А можно русалкой настоящий, наоборот, свести?
В коридоре Вик Сер обнял внучку, а Улу потряс руку так сильно, словно награждал его орденом отца-героя. В этот миг Ба Кла вспомнила, что не выразила своего отношения к происходящему. Не обозначила, так сказать, генеральной линии. Остановилась и начала ладонью шарить по груди, вспоминая, где у нее сердце.
– Пентрицитинчику? – предложил Вик Сер, разом ломая ей всю игру.
– Да иди ты со своим пентрицитином!.. Сам лечись, пень старый! – рассвирепела Ба Кла и, больно толкнув мужа локтем, отправилась готовить Улу и Яре комнату.
Ул с Ярой переглянулись, решив, что на сегодня обошлось. Только когда Ул был в ванной, а Яра почти уже легла, Ба Кла заглянула к ней в комнату.
– Я тебе подушку другую принесла! – сказала она и, положив подушку на кровать, сильно стукнула по ней кулаком, словно для того, чтобы она никуда не уползла.
– Надо же – ребенка завела! Хоть бы с бабушкой посоветовалась! И это после того, как я тебя лечила все детство! Ты была такая дохленькая, такая квелая – смотреть противно! Да и сейчас вся насквозь больная, хотя внешне, может, кого-то еще и обманешь! – начала она, замирая у кровати.
Встретить у бабушки манеру речи Аиды было несколько неожиданно.
Вик Сер, просунув голову из коридора, крикнул, что на кухне что-то подгорает.
– Да нет у меня ничего на плите! Чего ты врешь! – вознегодовала Ба Кла, но все же ушла проверять. Вик Сер подмигнул Яре. Они оба знали, что Ба Клу лучше прерывать в самом начале, пока она не разошлась. Тогда она затихает довольно быстро.
Утром произошло объяснение. Вик Сер, оставшийся дома, умело сработал громоотводом, переключив гнев Ба Клы на себя. Порой Яра задумывалась, что жизненная роль Вик Сера – роль клоуна-камикадзе, который, подходя к взбешенному директору цирка, случайно выливает на него ведро побелки всякий раз, как тот порывается растерзать в клочья кого-нибудь из молодых артистов.
Но, так как развод невозможен, он живет с Ба Клой, а не потому, что ему и так хорошо!
Когда Ба Кла чуть поутихла, Яра сообщила, что вот они с Улом… кгхм… с Олегом («Ивановичем», – шепотом добавил Ул)
Монгольские скулы... отчество Иванович... откуда-то непонятно откуда, но вроде из Сибири...
скоро снимут квартиру, но пока что некоторое время поживут здесь, если бабушка, конечно, не против.
– Да что вы там снимете?! Сосунки оба! Кому вы нужны? Деньги отнимут, на улицу выкинут, паспорта в залог заберут да еще и скажут, что вы у них телевизор разбили! – закричала Ба Кла, мгновенно создав такой литературный образ хозяев квартиры, что Яра вздрогнула от удовольствия. Ба Кла даже голоса этих несуществующих людей передразнить сумела.
– А если Бор Бора уговорить их к себе пустить? У него квартира пустая стоит, – предложил Вик Сер.
– Потому и пустая, что без мозгов этот твой Бор Бор! Мог бы деньги получать! – мгновенно взорвалась Ба Кла.
– Нормальный мужик, – возразил Вик Сер, не давая своего друга в обиду.
– Нормальный?! У тебя все нормальные! А что ж у него жена дура-то такая? А?! – напустилась на него Ба Кла.
А что у них за привычка вообще с птичьими именами?
Ул, скрывая смех, закашлялся, в оправдание ругнув горячую кашу. С Вик Сером он подружился еще рано утром, когда они меняли на кухне протекший шланг. Ул ухитрился пальцами отвернуть слизанную гайку, к которой Вик Серу никак не удавалось подобраться.
После завтрака, убедившись, что все пока тихо, Вик Сер рискнул утечь в свой магазинчик. Была суббота, день лучших недельных продаж, когда, собравшись на дачу, человек внезапно обнаруживает, что для полного счастья ему не хватает связки пластиковых труб, десятка переходников и шарнирного крана. Ба Кла по привычке проводила Вик Сера до лифта. Проверила, застегнуты ли пуговицы рубашки, одернула пиджак, потом, пригнув его к себе, поцеловала в щеку.
Прощаясь с женой, Вик Сер наперед знал, что через минуту, когда он будет сидеть в машине, Ба Кла позвонит ему по мобильнику первый раз за день и спросит: «А ты мобильник не забыл?» Она всегда так делает, равно как и, звоня по домашнему номеру, всегда уточняет: «А ты дома?» Еще через час, когда Вик Сер будет балансировать на шаткой стремянке, нагруженный под завязку трехметровыми трубами, а внизу с криком «Осторожно! Свалишься!» будет прыгать взволнованный Бор Бор, Ба Кла позвонит ему во второй раз и произнесет звенящим шепотом: «У нас произошло ужасное в жизни! Ты сидишь или стоишь? Сядь и возьми под язык валидол!»
После многократно повторенных уверений, что он уже сидит с валидолом, Вик Сер узнает, что ключ во входной двери плохо поворачивается или оторвалась дверца кухонного шкафчика.
Как-то гипертрофированно
За Вик Сером ушел и Ул. Он видел, что у Ба Клы Яру оставлять надолго нельзя
И поэтому оставил её с ней
, а добром Ба Кла вряд ли их уже отпустит. Лицо Яры начало принимать затравленное выражение с момента, как бабушка за завтраком дважды вспомнила, что у нее «гнилое здоровье», и вытерла ей нос кухонным полотенцем. С Бор Бором тоже не вариант. Насколько Ул успел просчитать, квартира Бор Бора где-то здесь близко, а значит, близко будет и Ба Кла, подбирающаяся к насквозь больному ребенку с очередной порцией лекарств.
Оставшись наедине с Ба Клой – спящий в животе ребенок
Что уж сразу не в животике пузожитель или ребеночек?
Яра заспешила.
– Ой! Я скоро! Я вчера Ратниковым обещала к ним зайти! – соврала она.
– А! К амазонкам? – недовольно отозвалась Ба Кла. – Ну сходи, коли делать нечего! Пусть на твой живот посмотрят! Им-то не впервой!
Ратниковы жили в том же подъезде на четвертом этаже. Яра знала их с детства. Состав семьи Ратниковых был такой: прабабушка, внучка и правнучка. Бабушка как звено, временно выпавшее из цепи, жила отдельно. У нее был новый брак с летчиком в отставке, которым она дорожила, почему и держала летчика подальше от семейства.
Прабабушка Поля была уже совсем старенькая, но все еще громкая, сильная и решительная. Ее побаивались. Она была как старый генерал, к тому же одна в бытовом отношении тянула всех: стирала, убирала, готовила. Внучка и правнучка все время выходили замуж – ну или что-то в этом роде. Обычно их избранниками становились робкие, непонятных профессий молодые люди. Месяца два они протискивались вдоль стеночки по лестнице и на всякий случай робко улыбались всему подъезду. Постепенно их выпирали криками, и все три амазонки опять мирно сосуществовали между собой.
Как это мило описано-то... Просто прелесть, что за описание. И "что-то в этом роде", и "выпирали криками"... Бедные мужчинки!
Когда Яра позвонила, ей открыли все три Ратниковы, за спинами которых мелькнул на миг какой-то недовыгнанный молодой человек.
– Ух ты! Кто у тебя там? Арбуз, что ли, проглотила? Идем покажешь! – обрадовались Ратниковы и протащили Яру в комнату.
Яра сразу ощутила себя в центре любви и внимания. Что ж, здесь вполне можно дождаться Ула, если, конечно, Ба Кла за ней не явится. А она не придет, потому что Ратниковых не любит.
А Ул поймет, что она тут, за счёт магеи.
Прямо из лифта Ул телепортировался в Москву, постаравшись материализоваться поближе к старой пожарной машине на улице Вавилова, где можно было сразу зарядить нерпь. Пожарную машину на Вавилова Ул ценил. На ней вечно фотографировались, поэтому прохожих не удивляло, когда кто-то лез на каменный постамент памятника.
А где они там закладку спрятали?
Зарядив нерпь, Ул побрел к метро. Шел он медленно, даже где-то растерянно. Впервые за долгие годы у него не было четкого плана, куда идти и что делать.
Потому что за него решали. А теперь такая ситуация, что Ул даже не ожидает от руководства шныра помощи.
Он был уже недалеко от метро, как вдруг услышал крик. На парковке у фитнес-клуба кого-то били. Ул кинулся на шум. Двое крепких парней налетали на третьего. Этот третий, хотя и выглядел мощным, дрался плоховато и ударов пропускал много. Его повалили и стали усердно пинать. Радуясь случаю немного поразмяться и перестать думать «квартира, квартира, квартира»
А так же улететь в больницу и об этом не думать...
», Ул подбежал и, с налету сшибив с ног одного из бьющих, сразу завязался с другим. Тот размахнулся было, собираясь от души заехать Улу в ухо, но вдруг опустил руку и удивленно воскликнул:
– Ул, брат! Это ты, что ли?!
Ул тоже узнал его. Перед ним стоял венд Паша, о котором Улу было известно, что он бывший морпех. Собственно, это была та часть биографии, которую Паша сообщал каждому в первые десять секунд знакомства. Парень, прежде сбитый Улом с ног, вскочил, дружелюбно улыбаясь. Ул его и раньше видел. Его звали Алим.
– Привет! За что вы его? – Ул оглянулся, однако на асфальте уже никого не было. Тот, кого пинали, вскочил на ноги и, прихрамывая, умчался. Венды за ним не гнались, лишь крикнули вслед: «Еще встретимся!»
– Да ведьмарик один! – отмахнулся Алим.
– Берсерк?
– Не-а, из белдосиков. Берет у долбушинцев тела напрокат, да еще и деньги получает. Вот мы и решили его поучить, – сказал венд Паша.
– Как это – напрокат? – не понял Ул.
Паша потрогал заплывающий глаз. Видно, хоть раз, а здоровый ему все же попал.
– Ну, типа… есть какие-то вещи, которые долбушинцам самим делать влом. Ну там кроссы бегать или в спортзале вкалывать. Вот белдосик и замутил дельце. Пересаживается в чужое тело и тренирует его, а хозяин тела торчит в это время в теле белдосика и попивает коктейли… Причем собственное тело у белдосика пухлое такое! Долбушинцы, как в нем оказываются, сразу почему-то лопать начинают! Чужое пузо не жалко.
А вендам-то что с развлечений белдовца?
Поблизости завыла сирена. Полиция почему-то традиционно не разбирает, кто белдосик, кто венд, а кто шныр. Отступать к дороге было уже поздно. Четыре колеса всегда быстрее шести ног. Ул, венд Паша и его друг Алим метнулись в торговый центр и, пройдя его насквозь, вышли с противоположной стороны. По пути Паша и Алим ухитрились стянуть с себя футболки. Под желтыми майками у них оказались белые, мгновенно лишившие полицию ориентировок. «Куда парни в желтых футболках побежали?» – «Туда!» А выйдут-то уже парни в белых, причем не бегом, а спокойным шагом – и сразу разойдутся в разные стороны.
Сегодня, однако, в разные стороны никто не расходился. Видя, что их не преследуют, Ул и оба венда засели в ближайшей чебуречной, и начались разговоры «за жись», которые венды традиционно любят.
– Как ты сам, брат? – спросил морпех Паша.
Ул сказал, что нормально.
– А Макс как? Не вломили ему?
Макс был бывший венд, и венды всегда о нем беспокоились.
То есть вендил, вендил, а потом получил пчелу? И во сколько он начал? И как к его заиканию относились в такой структуре?
– Пока нет.
– Ну и молоток! – сказал Паша.
Принесли чебуреки. Алим, высасывая из чебурека сок, развил мысль, что многие девушки, выпив даже с наперсток, становятся агрессивными. Задирают прохожих, грубят, по машинам кулаками стучат. Мол, что встал? Езжай давай! Ну, само собой, начинаются разборки, и парень вынужден такую девушку защищать, хотя понимает, что не прав. Ну переусердствует, получит условный срок. А если есть уже один условный, то и сядет. А ей хоть бы хны. Даже передачи не принесет. Морпех Паша согласно закивал, горюя вместе с другом. Было заметно, что тема эта для вендов больная. Даже очень больная.
Ути, заинька, переусердствует, страдалец... У нас за драки даже на несколько суток сажают редковато, а уж до условки нужно даже не средние, а наверное, тяжелые повреждения нанести.
Хотя, имхо, Емец очень с иронией таких ребят выводит. Ооочень с иронией.
Ободренный Алим продолжал, что может выйти и другой расклад. Возвращаются, положим, два парня с тренировки. Не друзья даже, а так, знакомые по залу. Покачались, грушу подолбили – культурный отдых по полной программе. Вася, допустим, по жизни нормальный, спокойный чел, а Петя с залетом на все извилины. Начнет прикапываться к какой-нибудь компании. Драка. Вася как друг Пети оказывается втянутым – не бросать же приятеля. В драке погорячится, случайно вдвинет кому-нибудь лоб в затылок, и все – небо в клеточку. Сколько хороших ребят из-за этого сидит – сосчитать невозможно.
Какие милые парни. Неудивительно, что Макс так в шныр вписался.
На этом месте тема иссякла, потому что, во-первых, Алим доел чебурек, а во-вторых, морпех Паша припомнил нечто важное.
– Ты это… – спросил он у Ула, – на боях-то будешь?.. Из наших Вова-борец придет, Тоня-шкаф… еще там парочка деятелей… Шаманщики психа какого-то выставят по прозвищу Две Смерти… Из форта Белдо – парочка боевых магов. Пнуйцы тоже будут. Они, конечно, тоже венды, но всегда от нас особняком держатся… Берсерки своих пришлют… Гамов, кстати, тоже обещал. А от шныров будет кто?
– А что за бои? – спросил Ул.
– Наши бои, вендские, – сказал Паша. – Раз в год проводим. Знаешь, где у ведьмарей «Гоморра» стоит? Вот возле нее, в парке. Встречаемся сегодня в одиннадцать вечера. Ведьмари хотели в двенадцать, но Тоня-шкаф сказала, что ей в двенадцать поздно.
Не, что это МБ-шные запретные бои-2 - это видно невооруженным взглядом. Но такое милое уважение к Тони-шкафу 
Ул отвернулся. «Гоморру» он не любил. Слишком много дурных воспоминаний было с ней связано: мысль, что он навеки потерял Яру, атакующая закладка, столб взметнувшейся воды и сам он, вцепившийся в хрипящего пега и с ужасом глядящий на торчащий в его шее арбалетный болт.
Морпех Паша всего этого не знал и помрачневшее лицо Ула истолковал по-своему:
– Ты ведь не боишься, брат?
– Нет.
– И не на псиосе? – морпех пристально взглянул на Ула.
– Нет.
Паша, казалось, успокоился.
– Хотя псиос что? – сказал он, словно убеждая сам себя. – Псиосным тоже не запрещено… В прошлом году голову одному оторвали, так он еще минут десять кулаками размахивал… И что, не псиосный он после этого? Так что давай приходи! Только там ставка нужна, если драться будешь.
– Что за ставка?
– Ну закладка там какая-нибудь или нерпь. Что еще со шныра взять можно? Берсерки – те обычно деньги ставят.
– Много? – зачем-то спросил Ул.
– Смело можешь тачку строительную захватывать… Правда, если проиграешь…
Они зимбабвийские ставят, наверное. А если подключить математику - в тачку влезет примерно 76923(0,1 куб.м. тачки/0,0000013 куб.м.банкноты) купюры. Номинал хз какой, то есть если в рублях - там от 384615(хотя где они найдут столько пятирублёвок?) до 384615000 рублей.
– Дай-ка сам угадаю! – перебил Ул. – На этой тачке меня и увезут!
Паша ободряюще показал большой палец, хваля Ула за сообразительность.
– Ну давай, брат!.. Пора нам! Хотим до вечера колдунца одного подстеречь. Он на одного нашего проклятье наслал. Третью неделю с парнем фигня какая-то творится. В ванне лежит, ниче вроде себя чувствует, а вода в ванне кипит… Ну скажи: это по понятиям?
Ул подтвердил, что не по понятиям. Морпех Паша довольно закивал. Он ценил единомыслие.
– Так, значит, что? Будешь на боях? – спросил он.
– Не обещаю, – сказал Ул. – Мне-то по барабаниусу, но у моей девушки пунктик: она не хочет остаться вдовой.
Паша кивнул. Причина, с его точки зрения, была уважительная.
Какие плюшевые у них гопники!
– Ну дело твое! Я так думаю, что в этом году опять вендам повезет! Ведь в жизни оно как… жизнь она как учит?
– «Заклинание летит две секунды, сглаз – три секунды, а кулак – три удара в секунду», – сказал Ул.
А автомат - 10 выстрелов в секунду! Победит-то автомат. Который абсолютно немагическим вендам ничего не мешает использовать.
Морпех разинул рот, упустив последний кусочек чебурека, который он только что отскреб от салфетки.
– Откуда знаешь? – изумился он. – Признавайся: подзеркалил?
Откуда тут это слово?
– Ага, в смысле угу! – успокоил его Ул. Вендам не дано понять, что их мысли легко предсказываются и без подзеркаливания.
Вскоре после встречи Ула с вендами на небе включили дождь. Дождь был краткий, но проливной. Минут за двадцать на Москву пролилось столько воды, что сточные решетки с ней не справлялись. Город утопал и хлюпал. Ул, пошедший в противоположную от метро сторону и застигнутый ливнем вдали от всех укрытий, телепортироваться не стал и любопытства ради перележал дождь под скамейкой, для стерильности подстелив газетку. Скамейка стояла на высоком месте, и луж под ней не было. Ул лежал и ощущал себя Ноем в ковчеге. По скамейке стучали струи воды. Изредка капли находили лазейку и бумкали по шныровской куртке. Мимо Ула проносились панические ноги. Многие люди не прятались уже и под зонтами – толку все равно не было никакого.
Надо было под скамейкой прятаться! Вот дураки-то.
А ничего, что скамейки обычно немного дырявые?
Наконец дождь утих, шторки туч раздвинулись. Ул выполз из своего убежища и стал отскребать от шныровской куртки газету, надумавшую раскиснуть. К правому плечу прилип заголовок «После срыва гастролей голодные циркачи съели крокодила». Заголовок Улу понравился. В нем было что-то шныровское. Ул представил, как циркачи задумчиво ходят, поглядывая на крокодила, а потом кто-нибудь один говорит как бы про себя: «Что-то Тотоша у нас невеселый. Может, приболел?»
Мне одной кажется, что вообще для подростков юморок в шныре какой-то взросло-глупый?
Рядом кто-то чихнул. По дороге, врастопырку ставя облепленные джинсами ноги, шел студент. Мокрым у него было абсолютно все, кроме, возможно, зубов. Ул смотрел на этого студента, выглядевшего очень жалким и несчастным, и представлял, что вот и этот когда-нибудь женится, потому что все женятся. Женится – и будет впаривать жене, какой он сложный и недопонятый. Какой у него, чудо былиин, когнитивный диссонанс со всем миром. А она ему: «Тебе супчик сварить? Я тебе вечером мальчика рожу и девочку. А пока не хочешь ли немного поработать?»
А не про себя ли автор?
– А пока не хочешь ли немного поработать? – повторил сам себе Ул и быстро зашагал вперед.
Он шел и думал про ночные бои. Сегодня кто-то уйдет оттуда очень богатым. А что, если… Нет, глупо! Яра не одобрит, Кавалерия не поймет. Скажут, что драка ради драки – это не путь шныра, особенно когда всех старших шныров можно сосчитать по пальцам одной руки. Худших времен школа не переживала несколько столетий, с того дня, как погибли все оставшиеся первошныры, кроме Гая.
А куда сейчас все старшие шныры-то подевались? Их не перебили, вроде как. Но их вообще нет. Калерия доконала всех до того, что слаженная компания сказала ну нахер и ушла?
Уцелели лишь один старший шныр, несколько средних и горстка младших. Кое-как они смогли выстоять, а со временем подросла и смена, но многое из древних тайн было утрачено, поскольку опыт – это то, что передается из уст в уста, из рук в руки, и никак иначе.
А записывать вы не пробовали? Опыт в бою - да, возможно. Но не опыт практический!
На плечо куртки Ула села бабочка-крапивница, непонятно где и как переждавшая дождь. Провела на нем мгновение, раскинув крылья, позволила Улу полюбоваться собой, а потом сорвалась и унеслась дальше. Это было маленькое чудо: бабочка! в Москве! после дождя!
«Мне сейчас погано. Но вот эта бабочка – она, возможно, всего один день и живет. Но это ее день. Она счастлива. Она использует его полностью. Не накручивает себя, что вечером, возможно, погибнет. Я буду так же, как она!» – решил Ул.
И прыгнул под инкассаторскую машину, а бабочка, обдумывающая серьёзный трактат по тлену бытия, летела над его бездыханным телом...
До вечера он без особой цели шатался по Москве и больше по потребности чем-то занять себя, поскольку задания ни от Кавалерии, ни от Меркурия у него не было, проверял зарядные закладки. Все закладки оказались в целости и сохранности. Лишь одна пропала вместе со старой трансформаторной будкой, в которой была спрятана. Ул так и не узнал: нашли ли ее ведьмари либо будку демонтировали городские службы.
– Руки оторвать Родиону! Сто раз предупреждали: если дом под снос идет – в него не прятать! – проворчал Ул.
А Родиону с его "после нас хоть потоп" похер.
Одна из закладок была в Коньково, в красной кирпичной стене музея палеонтологии. Возле стены, налетая на нее лбами, толкались двое инкубаторов: здоровый бородатый дядька и девушка. Личинки в них погибли, однако инкубаторы были на той стадии слияния, когда этому уже не радуются.
Разве инкубаторов не пасут и новых личинок не запихнут?
Здоровенный бородатый дядька стал рассказывать Улу про динозавров, а девушка – хихикать и бегать вокруг.
Ул связался с Лехуром и передал ему инкубаторов с рук на руки. Пока Лехур добирался, Ул гулял с инкубаторами по окружавшему музей парку. Бородатый дядька был интеллектом лет на семь. Для своего возраста он много знал и пересказывал книжки про насекомых. Девушка насекомыми не интересовалась: она неумело бросалась шишками и, одергивая юбочку, кричала: «Бе-бе-бе! Не поймаешь!» Определить ее психологический возраст Ул затруднился. Порой подобным образом развлекаются и взрослые женщины.
Через полчаса на аккуратной машинке прибыл Лехур. Он стоял и, поправляя очочки, кисло созерцал инкубаторов.
– Вообще-то я уходил из ШНыра, чтобы не возникало таких вот ситуаций! И что?! Ни одного спокойного дня! – недовольно сказал он Улу и стал заманивать инкубаторов в свою машину. Девушка против ожиданий села сразу, а вот бородатый дядька долго мялся. Видно, вспомнил, что садиться в машину к посторонним нельзя. Наконец его тоже заманили, и Лехур уехал.
И куда их? В психушку? Или на мясо?
В Электросталь к Яре Ул добрался только вечером. Яра показалась ему немного озверевшей.
Ну правильно, муж развлекался, способ добыть квартиру нашёл только ебанутый...
Вернувшись от Ратниковых быстрее, чем она думала, весь день Яра что-то убирала, переставляла в комнате, перевешивала. Кроме того, вымыла голову и, не имея своего, поневоле надела халат Ба Клы. Так что Ул даже отшатнулся, когда в коридоре его встретили две Ба Клы, одну из которых, впрочем, он любил. Хотя и Вик Сер не ненавидел Ба Клу, если когда-то женился на ней.
Конечно, семейное предание утверждало, что в молодости дедушка Вик Сер мечтал жениться на англичанке по имени «Люси» и называть ее «Люся». При этом ни с какой Люси он, разумеется, знаком не был: она так и осталась плодом его воображения. Сдуру он как-то рассказал об этом Ба Кле, и теперь та, чуть что, принималась орать: «Иди к своей Люсе! Чего ко мне пришел? Иди давай, иди!» И вообще со временем Люся стала для Ба Клы совершенно материальным персонажем, более реальным, чем любая из соседок.
И правильно! Лучше терпеть такое, чем не разводиться! Прастите, у меня все ещё горит от той статьи.
На ужин была жареная картошка с сардельками.
Самое то для беременной.
Ул ел, а рядом – справа и слева – сидели две Ба Клы в халатах. Ба Кла-копия хмурилась, а Ба Кла-оригинал ругала Вик Сера, который мало того что изгадил ей всю жизнь, заставив когда-то родить мать Яры, так еще поставил в январе счетчик на воду. И вот уже второй день вода течет еле-еле, и она, Ба Кла, пришла к выводу, что это из-за счетчика.
Ул отключил слух и, кивая, когда ему казалось, что от него этого ждут, разглядывал лежащие у батареи пакеты. В кухне пованивало. Ба Кла имела привычку завязывать мусор в разноцветные пакеты из супермаркета и хранила их на кухне. Учитывая, что в таких же туго завязанных пакетах она сберегала и сухой хлеб для голубей, и рис с жучками для соседских кур на даче, часто бывало, что в мусоропровод улетали именно они, а какой-нибудь оставленный пакет с мусором благополучно гнил недели две.
А у Эссиорха это норм было.
Правда, с появлением Яры ситуация должна была измениться. Яра очень любила выбрасывать мусор. Ей казалось, что вот сейчас она выбросит весь мусор и жизнь ее станет упорядоченной. Все чисто, ясно, по полочкам. Но мусор все выбрасывался и выбрасывался, а желанной ясности не наступало.
Не там ищет
После ужина Ул пошел в комнату. Через некоторое время пришла Яра и стала развешивать на проволоке, протянутой за окном, выстиранные вещи.
– Чего ты? – спросила она у Ула.
– Знаешь что, чудо былиин! Я все думаю: почему Вик Сер не бросил Ба Клу? Ну не сейчас, понятно, а когда-то там? Он же тоже молодым был, – ляпнул Ул. – Женился бы на какой-нибудь спокойной, и все такое!
Яре этот разговор не понравился, и не потому, что Ба Кла была ее бабушкой. Просто не понравился, и все.
– Ну, во-первых, это было бы предательством.
Кого? Баклы? То есть с кем-то один раз затусил - и всё, гроб, гроб, кладбище?
И потом – откуда ты знаешь, что Ба Кла ничего не дает Вик Серу взамен? – спросила она.
– Что, например?
– А то, что Ксантиппа, самая ворчливая в мире жена, давала Сократу. Учила его терпению! А философский метод Сократа, из которого выросла вся софистика? Ведь он возник, по сути, из многолетнего заговаривания зубов жене.
Мазафакер, просто мазафакер. может она просто в постели жгла
Попробуй убеди такую без софистики! Она тебе: «У нас еды нет!», а ты ей: «Давай, о Ксантиппа, поговорим о том, что ты считаешь едой?»
Ул что-то промычал. Яра поняла, что он понятия не имеет, кто такая Ксантиппа.
– А Вик Сер что, тоже философ? – спросил он.
– При чем тут это? – удивилась Яра. – Человек созидается страданием!
Ааааа.... Раньше ты чтобы что-то получить должен был пострадать, а теперь ты ещё и без страданий сформироваться не можешь.
! Без Ба Клы Вик Сер разве бы таким стал? Был бы сонной улиткой, сидящей на трубах в своем магазинчике! «Ваша сдача! Приходите еще!» Вот и получается, что Ба Кла заставляет Вик Сера внутренне расти, будит его от сна, а он обуздывает ее разрушительность. Так они и втягивают друг друга в человечество, только с разных сторон.
Или он бы нашёл себя в мотоциклах, а она - в политике, и она бы пыталась запретить таких, как он, с неизвестной этой бакле упоением.
Ул что-то промычал. Ему легче было бы выкопать саперкой котлован пять на пять метров, чем узнать наперед, что и они с Ярой когда-нибудь будут такой же ценой втягивать друг друга в человечество, как Сократ с его женой или Вик Сер с Ба Клой.
Яра отодвинулась. Пристально посмотрела на Ула, слегка оттолкнула его и, не подпуская к себе, произнесла с пугающей, непривычной ему серьезностью:
– Я вижу тебя насквозь! Если солнце взорвется, я узнаю об этом только через восемь минут! А вот если ты когда-нибудь перестанешь меня любить, я почувствую это моментально! Через миг, через секунду!
То есть тут тоже отбрыкнется, если он разлюбит?
Заметив, что Ул начинает хмуриться, Яра улыбнулась, притянула его к себе и собственнически поцеловала в нос.
– Ну все, медвежонок, не грузись! Но все же запомни, что я тебе сказала…
Во входной двери заскребся ключ. Это вернулся с тортиком виноватый во всех бедствиях мира Вик Сер. Яра вышла к деду, а Ул встал и принялся взад-вперед ходить у окна. Он ходил, думал, думал и понимал, что Яру у Ба Клы не оставит. И сам тут не останется. И не потому, что Ба Кла съест внучку, а потому что Яра сама со временем станет такой же Ба Клой и будет втягивать Ула в человечество, высверливая ему мозг. Не то чтобы она нарочно захочет это сделать, а все как-то само собой сложится. Семейный сценарий – это как блохи. Хочешь не хочешь – нахватаешься.
От автора "несёт пургу, что она повторит прошлые ошибки"!
«Никогда! Это все проклятый халат!» – подумал Ул. Ему захотелось вытряхнуть Яру из халата и изрубить его саперкой.
Однако вместо этого он оглянулся на дверь, подпер ее стулом и стал торопливо собираться. Надел и тщательно застегнул шныровскую куртку, проверил нерпь и стал рыться в сумке.
– Шнеппер… хорошо, что я не оставил его Родиону! Пнуфов побольше… Саперка… мелочовка для шныровского боя… где она? Ага, вот!
Ул сунул в карман коробочку и, собираясь телепортироваться, потянулся к сирину.
– Стоп! – сказал он себе. – От шныра потребуют ставку. Где я ее возьму? Нырнуть за закладкой не успеваю. Нерпь поставить? Жалко!
Он закрыл глаза и, вращая в мыслях слово «закладка», стал представлять себе ШНыр. Вот Зеленый Лабиринт, вот пегасня, вот сарайчики Кузепыча… Нет, все не то… Закладка, закладка… Пошли дальше! Лестница, подвалы, зал памяти и… хранилище несвоевременных закладок. Вот оно! Ведьмари хотят закладочку? Будет им!
Оттуда, куда они и пробраться не мечтали. Мммм, какая прелесть!
Когда несколько минут спустя Яра, отодвинув мешавший ей стул, вошла в комнату, Ула в ней уже не было. Остаточное сияние телепортации подсказывало, что исчез он недавно. На покрывале идеально застеленной кровати чистыми носками и вытащенными из пачки салфетками было выложено:
«Ушел добывать квартиру! Все будет хорошо!»
По-моему, для криминальных боссов магической секты они всю серию слишком уж беззубо грызутся в большинстве случаев. Прям почти семейная обстановка, не говоря о том забавном факте, что на момент основного действия ни у одного из четырёх нет жены/любовницы и только у двоих есть дети.
, но тоже длинное и твёрдое.
Ну так отменили бы это очко... 
Фига себе благодарность. Учитывая, что я почти уверена в том, что модель это жжж неспроста, и она оживёт...
Хотя более детальное, конечно, и интереснее