Человек умирает, когда в нем заканчивается радость.
Йозеф Эметс
А во всех остальных случаях он не умирает? Новое слово в патологоанатомии, однако.
В предыдущих сериях:
В школу понаехал ревизор.
Ягун решил, а руководство школы его с какого-то перепою поддержало, что устроить встречу выпускников во время приезда ревизора - отличная идея
Трио начинает подозревать ревизора, что тому нужен дракон валенка, и отправляет Глеба шпионить за Зербаганом
На Глеба нападают, его нашли раненного и притащили в медпункт.
Бейбарсов метался на кровати, хрипло дыша сквозь стиснутые зубы. Их невозможно было разжать даже ложкой. К мокрому лбу пристали волосы. На скулах смуглого лица рдели густые пятна румянца.
Итак, Глеб страдает, но Ягге их логично выгоняет.
Все бестолково сгрудились вокруг, загромождая магпункт. Только что разбуженной Ягге это совсем не понравилось.
– Брысь-брысь-брысь! – сказала Ягге, нетерпеливо сделав руками в воздухе легкое движение, которое точно порывом ветра вымело за дверь всех лишних. Особенно досталось всегда тормозящему Тузикову и стабильно любознательной Верке Попугаевой.
А у меня такой вопрос: если Кузя вечно тормозит, что ж его в команде-то держали? И Соловей удивлялся, что они не выигрывают, если у него фактически одна Гроттер играет, а остальные для количества?
Ягун проявляет зачатки мозга и, прикрывшись поцарапанным пальцем, умудряется остаться в магпункте.
Ягге досадливо отмахнулась от тяжелораненого внука, который только этого и добивался. Он перестал стонать, уселся на стул и принялся наблюдать, как бабуся возится с Бейбарсовым. Озабоченно бормоча, Ягге обложила грудь Глеба светлыми морскими камнями. Когда камни потемнели, она, не касаясь, смела их березовым веником. Веник старушка опустила в воду, которая сделалась вдруг алой и маслянистой. Это она повторила дважды, пока в третий раз вода не осталась прозрачной.
Бейбарсов перестал метаться. Ягун заметил, что он дышит гораздо ровнее.
– Я думал, ты только травами лечишь! Типа: «Выпей, Вася, пустырничка! Авось поможет!» – неосторожно вякнул Ягун и тотчас пожалел об этом.
Ягун ведет себя не как мудак, Ягун ведет себя как идиот. Ну правильно, в книгах Емца постоянно думать способен разве что Шурасик.
Ягге нетерпеливо мотнула головой, и невесть откуда взявшаяся летучая мышь вцепилась Ягуну в фиктивно раненый палец.
– А-а! На родного внука! Смотри: кровь! Йоду мне! – завопил Ягун, вскакивая.
– Выпей, Вася, пустырничка! Авось поможет! – посоветовала ему Ягге.
– Нетушки! Не дождешься!.. И не используй мои фразы, коварная родственница! Мне творчески обидно! – заявил Ягун, зализывая ранку.
Сдается мне, Ягун такой не только с попустительства бабушки, но и потому, что унаследовал он нее некоторые черты характера.
Ягге укрыла Глеба покрывалом и отгородила кровать ширмой.
– Жить, по ходу дела, будет? – спросил у нее внук.
Некромаг не может умереть, пока не передал дар.
Ягге укрыла Глеба покрывалом и отгородила кровать ширмой.
– Жить, по ходу дела, будет? – спросил у нее внук.
Ягге, помедлив, кивнула.
– Как-то ты нерадостно киваешь, бабуся! – удивился Ягун.
– Я озадачена.
– Чем же?
– Представь себе человека, которого разодрала в клочья стая оборотней и который после этого встал, отряхнулся и отправился по своим делам, – сказала Ягге.
– Ты это о Глебе?
– Да. Эх, не люблю иметь дело с некромагами. Ты видел камни, видел воду. Сколько мы из него всего выкачали! Силы проклятья хватило бы, чтобы отправить к праотцам две дюжины циклопов. А он проспит сутки – и все.
Ягге хмыкнула, пожалуй, даже с осуждением.
Но Ягге, внезапно, об этом помнит, хотя и не одобряет
Ягге вытягивает у внука про Зербагана и пытается сплавить его к Сарданапалу, но Ягун перекладывает ответственность на удачно подвернувшегося валенка.
– Я не умею сообщать дурные новости. Из моих уст они несерьезно звучат. Горячий кавказский парень Ванька Валялкин справится лучше, – отказался Ягун.
Почему Ванька вдруг горячий кавказский парень? Я не могу в логику автора. Я понимаю, он пытается шутить, но на чем это шутка основана, чтобы она стала смешной?
Пока Ванька ходит до преподов, Ягун логично рассуждает о том, что огребет от них он, как находящийся в сознании. И, к тому же, так ничего и не узнает.
Ягге толсто намекает ему, что он, как природный телепат, Глеба может и подзеркалить.
Сообразив, что скоро академик будет здесь, Ягун подскочил к ширме и, отодвинув ее, стал смотреть на лоб Бейбарсова.
– Блин! – воскликнул вдруг он. – Блин! Блин! Блин!
Ягун был так удивлен, что не скрыл собственных чувств, находясь в чужом сознании. Вещь непростительная для телепата. В результате Бейбарсов, даже спящий, даже сражающийся с остатками сильнейшего из проклятий, сумел вытолкнуть его из сознания. Причем вытолкнуть бесцеремонно. Ягун выскочил из его видений стремительно, как мокрое мыло.
– Ну что? Видел он что-нибудь перед тем, как?.. – спросила Ягге.
Ягун подозрительно уставился на бабусю. У него были все основания полагать, что старая богиня не так уж проста. В конце концов, от кого он тогда вообще унаследовал свой дар? Однако Ягге смотрела на него с непроницаемым лицом.
– Я ничего не понял… – невинно сказал Ягун.
Бабуся посмотрела на него и одобрительно кивнула.
– Жаль. Но ничего не поделаешь. Бывает, – сказала она.
Ягун что-то видит, но ради интриги нам не сообщают, что именно. Правильно, должны же читатели хоть как-то осилить эту тягомотину.
В кабинет влетает Поклеп и закатывает истерику с порога
– Что? Где? Почему я обо всем узнаю последним? А??? – закричал он, переводя подозрительный взгляд с Ягуна на Ягге и обратно, точно застиг их на месте преступления.
Возможно, чтобы не узнавать все последним, надо как-то наладить слежение за школой.
В медпункт входят Сардик с Медузией и пытаются Ягуна допросить
Горгонова утвердительно кивнула.
– Дорогой Ягун! Будет замечательно, если ты расскажешь нам быстро и четко все, что знаешь, – сказала она, поворачиваясь к играющему комментатору.
– Совсем все, что знаю? – не выдержал Ягун.
– И отложишь на время свои увертки! – добавила Медузия.
Зрачки ее чарующих глаз потемнели и стали медленно проворачиваться. Играющий комментатор ощутил, что находится полностью под властью взгляда Медузии. Сознание доцента Горгоновой было глубоким и непроницаемым, как бездонная океанская впадина. В сравнении с ним сознание Ягунчика было мелким, заросшим камышом прудиком, в котором косматые нигилисты в свободное от отрицания время ловили с барышнями карасей.
«Бедные древние греки! Неудивительно, что с ней можно было сражаться, только глядя в щит», – подумал Ягун.
Ммм, свежий запах зомбирования...
– Не надо оставлять меня без чувства юмора! Вообразите, что будет, если у меня отнимут юмор и останется одна болтливость? Я же вас в буквальном смысле задолбаю, – поспешно сказал Ягунчик.
Академик улыбнулся:
– И правда. Не трогай его, Медузия. Без юмора его комментарии матчей станут утомительны… Рассказывай, Ягун!
То есть сейчас - это с юмором? И впрямь, если отобрать у Ягуна попытки пошутить, его комментариями пытать можно будет.
И Ягун рассказал. Быстро, ясно и лаконично. В духе «краткость – враг гонорара»,
А вот и ответ, почему автор всегда столько воды в книгах льет
В медпункт вызывают Ваньку и все дружно разглядывают дракончика.
Заметив, что свет тревожит Тангро, Ванька затянул горловину и принялся раскачивать рюкзак.
– Заботливый папаша! Практикуемся? – одобрительно хмыкнул Поклеп.
Ваньке, что-то около 18, если не путаю. Зачем эти намеки так рано?
– Это все? – спросил академик, когда Ягун замолчал.
– Да. На данный момент все, – подтвердил внук Ягге.
– Я полагаю, спрашивать, почему я узнаю об этом только сейчас, не имеет смысла? – поинтересовался академик.
Возможно, это как-то связано с тем, что в предыдущих книгах ты устраивал истерику, когда тебе рассказывали о случившейся жопе и обвинял во всем того, кто принес дурную весть?
Завуч подошел к Ягуну, ткнул его твердым пальцем в грудь и гневно пропыхтел:
– Мы с тобой еще побеседуем, дружок!.. А теперь, как говорят культурные люди: «Позвольте вам выйти вон!»
– Позволяю! Так и быть! Уговорил, противный! – не задумываясь, брякнул Ягун и, пока его не нагнала искра возмездия, быстро выскочил наружу, таща за собой Ваньку.
Дверь магпункта захлопнулась за ними.
– Уф! Никогда не думал, что говорить правду так тягостно!.. Если так, то отлично понимаю, почему люди лгут. Исключительно чтобы спастись от таких сцен у фонтана… Вот смотри, Ванька! Мы открыли им глаза на Зербагана, рассказали, что он охотится на Тангро – и что в результате получили? Пяткой в нос и плевок в душу! – возмущенно заявил Ягун.
– Что-то не похоже, что тебе в душу плюнули, – сказал Ванька, насмешливо глядя на играющего комментатора.
– Как это не плюнули? Очень даже плюнули. Только моя душа увернулась.
И я даже соглашусь с Ягуном. Они рассказали о том, что ревизор мутит воду, они уже не школьники, кстати, но отношение к ним как к подопечным детям.
Ягуну, Таньке и Ваньке удается скрыться от одногруппников, и первым делом Таня спрашивает про Глеба
Прошло немало времени, прежде чем Тане, Ваньке и Ягуну удалось остаться одним. А тут еще проснувшийся Тангро начал метаться в рюкзаке, и Ванька отошел, чтобы его успокоить.
– Ты был в магпункте. Глеб будет жить? – спросила Таня быстро.
Причем спрашивает в тот момент, когда Ванька отходит.
Шипперы, ваш шип плывет 
Таня догадывается, что Ягун подзеркаливал Глеба, какое-то время они препираются, а потом, для сохранения интриги Ягун дозировано выдает информацию:
Ягун немного повозмущался и вдруг кивнул, подтверждая, что да, подзеркаливал, было такое дело.
– И что ты увидел? Что-нибудь важное?
– Увидеть-то я увидел, но не то, что ты думаешь… – уклончиво отвечал Ягун.
– Не Зербагана… – сказала Таня уверенно.
Ягун быстро взглянул на нее.
– Не Зербагана, – признал он.
Три точки переносят нас к преподам.
Тем временем в магпункте состоялся военный совет. Ягге, Медузия, Поклеп, Сарданапал, а также присоединившиеся к ним Соловей О.Разбойник, Великая Зуби и Тарарах говорили о Зербагане.
– И чем ему мог досадить мелкий дракон? – недоумевала Великая Зуби.
– Доберусь я до него! – гневно прорычал Тарарах.
Питекантроп, потный, красный, сопящий, едва стоял на месте. Он давно бы уже придушил Зербагана огромными ручищами, если бы не непреклонное требование академика успокоиться и дождаться общего решения. И пока Тарарах надеялся, что решение будет прихлопнуть гада, как моль, он еще мог как-то себя сдерживать.
А я просто хочу напомнить, что Тарарах кормит неудачливыми пациентами более удачливых. А тут, ну надо же, дракончика даже не обидели.
– Возможно, мы ошибаемся. Кому мы верим? Детям? Да старшему из них едва-едва двадцать! – заявил Поклеп, имевший привычку всегда и во всем сомневаться.
Ну и поэтому вы все проебываете. Закономерно.
– Они не ошибаются. Я только что вспомнил кое-что, чего не мог знать Ягун.
– Что вы вспомнили, академик?
– Много лет назад вопрос об истреблении пелопоннесских малых рассматривало Магщество. Я предлагал собрать всех уцелевших драконов на Буяне и тщательно охранять их. У нас, с нашей гардарикой, это было бы проще, чем где-либо…
Надежная охрана на Буяне. Звучит почти как анекдот
– Здравая мысль! Имей я все эти годы хотя бы с пяток пелопоннесцев! Я бы выпускал их на поле всех сразу. Куда там сыновьям Гоярына!.. Какая команда была бы! – мечтательно произнес Соловей.
Хорошо прожаренная и неподготовленная? Им же мячи надо учится забрасывать, а в пелопонеского дракона их не засунешь, сильно мелкие.
– Свежеподжаренная, – усмехнулась Великая Зуби, имевшая ясное представление о методах драконбольных тренировок, практикуемых старым разбойником.
О, Зуби шарит в драконоболе больше, чем тренер.
– Но мне не отдали драконов. И кто первым высказался против моей идеи? Заявил, что опасность не стоит преувеличивать… Помнишь, я говорил тебе, Меди? – сказал Сарданапал.
– Зербаган, – вспомнила доцент Горгонова.
Академик досадливо поймал ус, сдергивающий с него очки, и закрепил его золотым зажимом.
– Да. К его мнению присоединился Бессмертник Кощеев, но этот просто, чтобы досадить мне… Поначалу Кощеев и сам был слегка удивлен.
А в первой книге Кощеев вполне себе наезжал на Буян с визитами. Кажется, у него с Сардиком какой-то давний лавхейт с обострениями.
Поклеп подошел к кровати и с подозрением, точно тот мог подслушать, посмотрел на Бейбарсова. Глеб дышал ровно. Спящий, он не выглядел брутальным некромагом. Просто смуглый юноша с тонко очерченным профилем.
Вот это брутальный:
И это брутальный:
А это - юноша с тонким профилем
Преподы обсуждают, почему Зербаган не нашел дракона раньше, но тут он сам приходит на тусу. Запираться надо!
– Так что ему надо? Закрыть Тибидохс или ему теперь нужен дракон? А?! – нетерпеливо спросил он.
Никто не ответил Тарараху. Во всяком случае, никто из тех, от кого он ожидал ответа.
– Мне нужно и то и другое. И кое-что еще, – прозвучал вдруг низкий и хриплый голос.
Все разом обернулись. У открытой двери магпункта стоял Зербаган. Приземистый, жуткий. Казалось, его мощные короткие ноги вросли в пол, как корни. Никто не видел, как он вошел. Ни одно из предупреждающих заклинаний не сработало.
Лучше запираться. У преподов там древняя богиня и толпа лучших магов всех времен, а один ревизор сделал их как котят.
– Что вы здесь делаете, Зербаган? Вы тут давно? – резко спросила Великая Зуби.
Страшный маг не ответил. Его губы кривились, словно по ним пробегали волны. Это было жутко – неподвижные глаза, грубые, точно из камня вытесанные скулы и кривящийся, судорожно прыгающий рот.
– Зачем вы здесь, Зербаган? – повторила Зуби с беспокойством.
Край длинного жабьего рта, ползущий вниз, искривился и выдал нечто, что при воображении могло сойти за злорадную ухмылку.
– А вот зачем!.. Пепелис кремацио некро гродис! – вдруг хрипло произнес Зербаган.
У Зербагана в местном климате поехала крыша и он решил сделать то, что мечтает большая часть анонов здесь - прибить этих идиотов.
От обода его кольца отделилась огромная серебристая искра. Набухла, поменяла цвет на алый и внезапно разделилась на несколько одинаковых искр нормального размера, которые помчались к преподавателям.
Итак, искры бывают: красные (пусть алые сюда же), зеленые, оранжевые, фиолетовые, серебристые.
Если зеленые - это светлая магия, красные - темная, то остальные цвета, простите, куда?
Кажись, Древнир напиздел, когда собирал и систематизировал знания, а поколения магов на это ведутся.
Финал был бы печален, не окажись академик Сарданапал хорошо подготовлен к атаке. Ожидать прыти от румяного толстячка со смешной бородой было сложно, и именно поэтому Сарданапал всегда умел удивить своих врагов.
– Возвратус отправителюс! – быстро крикнул он и, схватив со спинки стула плащ, энергично махнул им.
Защитное заклинание и волна воздуха сделали свое дело. Испепеляющие искры в замешательстве застыли, точно прохожий, вспомнивший, что забыл ключи в дверях, а затем поплыли по воздуху к Зербагану, окружая его со всех сторон.
То есть поставить охранные заклинания такие, чтобы их не взломал какой-то левый хрен нельзя, но стррррашное проклятие можно отразить настолько легко?
Преподы и Зербаган устраивают махач, а мы можем насладиться всей оригинальностью мысли автора, когда он придумывает заклинания.
Зербаган, не растерявшись, дунул на свой перстень, и все искры погасли. Лишь одна успела зацепить его плащ. Плащ мгновенно осыпался серым пеплом. Зербаган наклонился вперед. Красный, страшный, душно пахнущий глубинами Тартара.
– Ничегоус невечнус, – выкрикнул он заклинание быстрой смерти и, не размениваясь на множество искр, выпустил единственную яркую, стремительно помчавшуюся к голове академика Сарданапала.
Искра летела так быстро, что Зербаган был уверен: академик не успеет вспомнить и произнести контрзаклинание. План его был очевиден. Расправиться с самым сильным и опасным магом, а затем уже заняться другими. Замысел, возможно, был не плох, однако забывать о Великой Зуби не стоило. Ее магическая реакция, отточенная сотнями сглазов и их отражением, была выше всяческих похвал.
– Эйдосси бессмертнум! – крикнула она, обратив искру Зербагана в пшик, и тотчас, после неуловимой паузы, мстительно добавила: – Шлепкус всмяткус капиталис.
Емец вспомнил про кроссовер и приплел эйдосы.
Для мага уровня Зербагана банальное заклинание размазывания по стене не могло быть особенно опасным. С другой стороны, оно не имело контрзаклинаний, чего не могла не знать коварная Зуби.
Противоречие вижу здесь я. Если оно необратимо, почему же оно так безопасно?
Красная маленькая искра, сорвавшаяся с ее кольца, отбросила Зербагана на стену. Любой лопухоид от такого удара не просто сломал бы себе шею. Он стал бы мокрым пятном на стене, которое не отмыли бы и десяток укушенных гигиеной уборщиц. Однако Зербаган не был лопухоидом.
Ах, это то заклинание, которое легонько стукнет в стену и успокоится.
Ну и автор с его сравнениями как всегда. Только пытаешься проникнуться сценой, как на тебя выскочит что-нибудь вроде уборщиц, укушенных гигиеной, или еще что похуже. Такое ощущение, что автор просто боится писать хотя бы нормально, а то вдруг кто-то проникнется, персонажам сопереживать начнет. 
Поднявшись, он потряс головой и крикнул:
– Смертус истеричкум. Ненавижум психопаткус!
Продолжаем наслаждаться.
Это был старый прием опытных магов: скрестить два смертоносных заклинания, добившись гремучей смеси, которую невозможно парировать. Зуби успела отразить его искру и избежала гибели, однако заряд магии, вложенный во второе заклинание, оказался слишком сильным для нее, и она рухнула без чувств, на какое-то время выбыв из борьбы.
Без сомнения, Зербаган, в котором благородства было меньше, чем в танковых гусеницах, добил бы Зуби, но, к счастью, за нее вступились.
– Отвяниум сволочелло! – сквозь зубы произнесла Медузия.
А до того, как Зуби вырубили, остальные что делали?! Ставки?!
Если она и выпустила искру, то ее никто не видел. Не исключено также, что Меди атаковала Зербагана силой своих магнетических глаз, силой древней и почти забытой. Ревизора завертело и отбросило на Поклепа, встретившего его несколькими одиночными искрами. Зербаган пошатнулся. Однако прирожденный завуч Поклеп не был гениальным магом. Буравить глазками младшекурсников – это, конечно, круто, но для серьезного боя такой практики недостаточно. И Зербаган это ему продемонстрировал.
– Кувалдус отбрыкус. Парбзит истреблениум! – крикнул Поклеп напоследок.
Ревизор ухмыльнулся и, не уклоняясь, принял последнюю искру, как стопку, на грудь. Искра качнула его, однако успехам Поклепа уже подведена была черта.
– Дохлянум! – быстро произнес Зербаган.
Искра, выпущенная не совсем точно, зацепила Поклепу щеку вместо того, чтобы попасть в лоб. Это спасло завучу жизнь, однако щека его мгновенно замерзла, как от местного наркоза. Поклеп упал, вслед за Зуби выбыв из битвы.
Кабинетный работник делает величайших магов современности как котят.
Тарарах, не полагавшийся на атакующую магию, в которой он не был силен, тем не менее знал, в чем его козырь. Недаром питекантроп любил повторять: «Лом, конечно, не искра, зато не дает осечек!»
Схватив огромный шкаф, в котором Ягге хранила травы и склянки, он поднял его над головой и с силой метнул в Зербагана. Зазвенело стекло. Ягге горестно застонала. Шкаф служил ей верой и правдой триста лет и, не встреться на его жизненном пути горячий питекантроп, мог бы прослужить еще столько же. Под лежащим на полу шкафом полыхнуло несколько искр. Это Зербаган, иссеченный осколками стекла, выпускал пар. Потолок магпункта, ослепив всех, залило розовое зарево. Когда зрение вернулось к преподавателям, они увидели, что Зербаган вновь на ногах и готов к бою.
Мне кажется, Емец насмотрелся какого-то аниме, когда это писал. Там тоже персонажами то стены пробивают, что что-нибудь на них роняют, а им хоть бы хны.
– Тошнилло-колотилло-страдалло!
– Кишкониус заворотум!
– Искрис фронтис дублицио!
– Самтытакойус!
– Трых ты-ты-ты-ты-тыхс!
– Сам тытыхс! Возвратус отправителюс!
– Тытыхс дублио форте!
– Достал уже!Вертишеюс радикулитум!
– Колбассило!
Что за перечисление непонятных заклинаний? Они опасны? Как читатель может переживать за преподов, если он даже не знает, угрожает ли им опасность?
Заклинания звучали одно за другим. Сложно было угадать, кто их произнес. Медузия? Сарданапал? Зербаган?
Это всевидящий автор,сидевший в магпункте и записывавший, что происходит, запутался? Автор, брысь из текста, тебя там быть не должно.
Атакующие искры с шипением прочерчивали воздух. Один лишь Бейбарсов не принимал участия в схватке.
А должен был?
Одна из искр Трыхты-ты-ты-ты-тыхса (магический аналог очереди из крупнокалиберного пулемета) подкосила ножки кровати Глеба. Кровать накренилась, и Бейбарсов мягко скатился с нее, продолжая досматривать сны на полу.
Ну можно еще по Глебу пострелять, авось, прибьете таки.
Ягге, наконец, вспоминает, что она не мимо проходила, а богиня, вообще-то, и атакует Зербагана.
Маленькая растрепанная старушка в шали, возникшая неизвестно откуда, вызвала у ревизора всплеск гнева. Он атаковал Ягге двойной искрой, но Ягге исчезла вмиг, когда искры оторвались от кольца. Исчезнув, она сразу возникла метром левее, в полушаге от Зербагана, и насмешливо уставилась на искры, опалившие ширму. Зербаган, никогда прежде не видевший столь мгновенных телепортаций, изумленно застыл и тупо уставился на свой перстень.
– Мимо! Глазки малость в кучку! – произнесла Ягге с насмешкой.
Да, в этой книге действительно похоже, что они с Ягуном родственники.
Взревев, Зербаган выбросил новую искру.
– Моргулиус патологоанатомис! – выкрикнул он и, когда искра уже вылетела, коварно добавил: – Преследуум финалис!
По лицу ревизора заметно было, что он собой доволен. Преследуум финалис – усиливающее заклинание, которое должно придать искре Моргулиус упорство и способность, меняя направление, следовать за добычей до конца. Он был уверен, что теперь Ягге не спасут мгновенные телепортации.
Однако он не учел, что Ягге ожидала его Преследуум финалис с самого начала. Зербаган еще не договорил, а старушка уже оказалась у него за спиной и прижалась к ревизору, обхватив его руками. Осмыслив, чем это ему грозит, Зербаган попытался зажать себе рот перепончатой ладонью, однако заклинание уже вылетело.
А подуть на кольцо, чтобы заклинание погасло, как было с Пеплисом? Я все равно не понимаю, как работает магия в этом мире, так почему нельзя было использовать этот прием?
Искра Моргулиуса патологоанатомиса круто повернула и, пытаясь настичь Ягге, ударила в грудь Зербагана. Для искры они были теперь нераздельным целым. Послышалось отвратительное шипение. Недаром Моргулиус патологоанатомис считался одним из самых сильных убийственных заклинаний, входя в список ста запрещенных. Зербаган выстоял лишь потому, что каждый темный маг имеет иммунитет к собственной магии. Однако силы его были уже надломлены.
Великая Зуби, очнувшись, рывком села на полу. Щурясь, жестом привычным и неизменным, как движение планет, Зуби нашарила на полу очки с толстыми стеклами и водрузила их себе на нос. Расплывающаяся картинка встала на место. Зуби увидела Зербагана, который только что опрокинул Сарданапала коварной искрой Хромункуса, выпущенной в его коленную чашечку, и воспылала гневом.
А Ягге все так же висит на спине? Могла бы и придушить банально.
– Чтопытыбысдохс! – полушепотом выдала Зуби коронное атакующее заклинание школы волшебников. Заклинание, которое она столько лет скрывала от своих шустрых учеников и лично соскоблила ножиком из всех магических книг, где оно встречалось.
Случилось так, что заклинание Зуби наложилось на произнесенное Сарданапалом мгновением раньше заклинание Колоссимо родоссо. Две искры – красная круглая искра Зуби и салатово-зеленая искра из перстня академика – соприкоснулись и слились в одну.
И опять же, что за заклинания, что они делают? "Чтопытыбысдохс" в списке заклинаний обозначено как "совсем кошмарное заклинание", что не дает ровным счетом ничего, с учетом того, как составлен их список 100 запрещенных, а "Колоссимо родоссо" и в списке-то нет.
Под воздействием воли автора неведомой магии, Зербаган кончается.
Молния, равной которой по силе не знал Тибидохс, рассекла магпункт и ударила точно в макушку Зербагана. Маг страшно закричал. Стены школы волшебства дрогнули. По изъеденному нежитью фундаменту прошла глубокая трещина. Потолок вспыхнул, опоясанный тремя кругами живого золотистого пламени. Тяжелый светильник, подарок Ганнибала, служивший Ягге со времен войн Рима с Карфагеном, раскачался и, расплавившись, заплакал бронзовыми слезами.
Все свечи погасли. Магпункт погрузился во тьму. Сарданапал нетерпеливо произнес заклинание, вновь зажигая уцелевшие свечи. Все воззрились на Зербагана, готовые, если это будет необходимо, продолжать сражение. Однако битва уже завершилась. Страшный маг застыл, вытянув вперед скрюченные пальцы. На его лице, вскинутом к потолку, удивление смешалось с ненавистью. Смешалось уже навеки…
– Ну вот и все! Хуже всего, когда магия света сливается с тьмой… – мрачно подвел черту академик.
Ему достаточно было единственного взгляда, чтобы все понять. Он подошел к окну и стал смотреть наружу, на сиреневые очертания соседней башни. Ночь неохотно уступала рассвету, который уже обозначился на горизонте розовой чертой. Академик совсем не выглядел радостным. Вероятно, в голове его уже составлялись неутешительные строки отчета на Лысую Гору.
Поклеп подошел, осторожно постучал по Зербагану ногтем, потрогал его руку, затем нос и покачал головой.
– Красное дерево! С головы и до ног! Невероятно! – произнес он.
– И статуя ничего. Передает настроение. Так вот и рождаются шедевры, – добавила Ягге.
– Это насовсем? – спросил Тарарах, сердито глядя на деревянную фигуру.
Великая Зуби кивнула:
– Да. Не могу сказать, что мне жаль этого гада, но все же ему не повезло. Нет такой магии, которая отменила бы действие слившихся искр.
Иии... они убили ревизора. Дебилы.
– И что я, интересно, напишу Бессмертнику Кощееву? – печально спросил академик.
– Да ничего не надо писать… Послать краткую магограмму такого содержания: «Убийца драконов превращен статую тчк его преступление доказано тчк сожалеем тчк шлите нового ревизора тчк Сарданапал», – сказала Ягге.
– Ты что, Ягге? А если пришлет? – забеспокоился Тарарах.
– Да никогда в жизни! Бессмертник спустит дело на тормозах, – уверенно заявила Ягге.
– Ты точно знаешь? – спросил академик с надеждой.
– Бессмертник прежде всего трусливый чиновник. После такой засветки он заляжет на дно и будет вести себя тихо, стараясь не булькать… Иначе пресса обвинит его в том, что он покровительствовал убийце драконов! – заметила Ягге, без восторга разглядывая то, во что превратился ее любимый магпункт.
Или, он может потребовать доказательства, заявить прессе, что ничего не знал, про Зербагана, и вообще, это все еще доказать надо, объявить полноценное расследование, а преподов Тибидохса засадить в Дубодам за самосуд. Ну, если бы это была нормальная книга, в которой персонажи думают.
Доцент Горгонова подошла к статуе и бросила к ее ногам что-то, брызнувшее осколками.
– Забирай свой лед сговорчивости!.. Он больше не нужен! Сарданапал, зачем вы велели мне сказать ему «да»? Я ощущала себя предательницей! Скверное, мерзкое чувство! – спросила она.
– Что поделаешь, Меди! Нам надо было выиграть время. Мы с тобой с самого начала не исключали, что он предложит нечто подобное, – спокойно отвечал академик.
Автор вспоминает, что Меди надо бы оправдать, но ту линию он раскрывает совершенно без изюминки. 
– Если честно, я ничего не поняла… – сказала она раздраженно. – У Зербагана были все козыри на руках! Он составил убийственный отчет, который загнал бы нас в Заполярье. Он почти добрался до дракона. Зачем он напал на нас? Один на всех! Смысл? Чтобы навеки стать статуей из красного дерева? Неужели он рассчитывал на победу?
Великая Зуби примирительно коснулась ее руки.
– Ну, дорогая, успокойся! Все просто, как дважды три – восемь!
– Сколько-сколько?
– Хорошо, пусть будет девять! – Зуби, как истинный гуманитарий и просто красивая женщина, брезговала точными числами.
Автор не был бы нашим любимым, если бы походя не обосрал группу людей.
– Как ты не понимаешь, Медузия? Он же сражался с некромагом! Возможно, этот милый юноша успел наложить на Зербагана нечто страшное, отсроченное и ползучее. Нечто такое, что растворяло его, лишало покоя, грызло болью, лишало способности мыслить трезво. Проклятье, жуткое, как лезвие косы Аиды Плаховны. А?
– Хорошего же ты мнения о милом мальчике! Неужели он действительно способен наложить такую гадость? – спросила Ягге с укором.
– Мальчик славный, не спорю. Но я слишком хорошо представляю себе ту, чей дар живет в нем. Такому дару никогда не стать светлым и никогда не служить добру, – уверенно ответила Зуби.
Да, ведь поступки людей не зависят от их личного выбора, а только от их принадлежности. Емец там не расист еще до кучи? У него бы вписалась.
Ягге вздохнула:
– Грустно, если ты окажешься права. Иметь такой дар – величайшее проклятье. Особенно если у тебя есть эйдос. Меньше, чем Глебу, повезло лишь одному человеку в мире.
– И кто же этот бедолага?
– Мефодий Буслаев. Его дар еще опаснее. Еще страшнее, – произнесла Ягге негромко и тотчас демонстративно закрыла себе ладонью рот, показывая, что больше ничего не скажет и даже спрашивать бесполезно.
О, еще намек на кроссовер. Не, Меф - мэрисья, но что насчет Наты, Петруччо, Евгеши, которые тоже таскают части Кводнона?
Лена и Жанна те же, которые и вовсе с Глебом дар делят? Все свиноебы по умолчанию?
Так они и стояли, глядя на фигуру из красного дерева. Выпуклые глаза, искаженное яростью лицо. Перепончатые пальцы сжаты в кулаки. Единственное, что не превратилось в дерево, было кольцо на пальце у мага. Оно сверкало все так же грозно и загадочно.
– И это что, победа? Все? – недоверчиво спросил Тарарах.
Сарданапал положил ему руку на плечо.
– Хороший вопрос, Тарарах! Я бы даже назвал его гениально хорошим. Он удивительно точно выражает мои собственные сомнения, – сказал академик.
Победа, возможно, и была. Но ощущения победы не было.
Да, потому что впереди еще две главы килознаков.
А пока что конец 13 главы.
она его начала ненавидеть, потому что:
очевидно, так)
не получится: ну, ест одна девочка мыло, а другая лазает по водосточным трубам на крышу, так они же инопланетянки.