Мама, я тебя никому не отдам! Даже самой тебе!
Костя
Для маленького ребёнка ок
В середине декабря мама шла по улице с коляской. С ней рядом шагала Катя. В коляске сидела Рита, на ручке вис Костя, а Саша не мог растянуться внизу на багажнике, потому что там лежали выброшенные морем рыболовные буйки, которые мама захватила с пляжа для поделок.
Рыболовные... буйки? а нет, нагуглила, такие бывают. Но зачем ей именно побитые жизнью? Они же копейки стоят
Поэтому Саша тащился рядом и мечтал:
– Вот у меня лежит какая-то вещь в моей комнате, и там везде установлены камеры, и если кто-то взял что-то в моей комнате, я вижу, кто взял.
– А где твоя комната? – спросила Катя.
Саша уныло повесил нос. У него не было комнаты. И без камеры, получается, прекрасно можно обойтись.
И это как бы плохо. Только Петя отжал комнату.
Они сделали большой крюк по набережной, а затем вышли на небольшую площадь.
Здесь у двух конкурирующих залов детских игровых автоматов бегали пестрые парни с рупорами и заманивали к себе народ. Одним из этих парней был Покровский, о котором «мышиная девушка» Люба говорила, что он работает в пяти или шести местах.
– Дети, не толпитесь! – кричал он в рупор. – Сувениров у нас много, так что с пустыми руками никто не уйдет!.. Малыш, верни, пожалуйста, мой айфон на стол! Это не сувенир! Я его случайно сюда положил!
У конкурента из соседнего зала подарков не было. Он обижался и на предельном звуке вопил в свой мегафон:
– Коллеги из соседнего зала! Привет вам! Вы буквально сделали мой день! И еще у вас прекрасная музыка, ребята!.. Меня, конечно, совершенно не слышно, а мой начальник сейчас приедет!
Приедет и что? Даст пизды за то, что не слышно сотрудника?
Узнав Покровского, Саша, Костя и Рита кинулись выпрашивать у него магнитики. Покровский великодушно подарил им по магниту, после чего поманил к себе маму и таинственно прошептал:
– У меня есть один секрет! Но не здесь! Здесь повсюду уши! Могу ли я увидеть вашего мужа?
– Можете, – сказала мама. – У нас дома. Вы знаете, где мы живем?
Покровский, оказывается, знал.
Грёбанный сталкер!
– Это же он ездит на автобусе? – спросил он.
– На маленьком автобусе. Совсем небольшом, – уточнила мама.
– О! – сказал Покровский. – Это не имеет решающего значения. Абсолютно никакого значения. Автобус – это всегда автобус, я так считаю.
Ну да, ну да...
Тут же на площади между игровыми залами мама наткнулась на елочный базар. В треугольнике, огражденном строительными лентами, лежало что-то пушисто-зеленое.
«Елки, что ли? Нет, не елки!» – подумала мама. Она еще не додумала эту мысль до конца, а Катя уже заорала:
– А-а-а-а! Они срубили сосны! Сосны, а-а-а!
Это действительно были сосны. Множество молодых сосен, наваленных как попало. Продавал их мужчина с мушкетерской бородкой и в колпаке с бубенчиками. И, видимо, это было вполне законно, потому что на глазах у Кати сосну купил полицейский и, держа ее верхушкой вниз, как выдернутую морковку, куда-то деловито понес.
Если вспомнить мемуары, уж простите, грибных эльбов, особенно часть про природоохранную деятельность - не, ничего не значит покупка полицией
Катя кинулась к продавцу.
– Сосны! Сосны! – укоризненно закричала она, ожидая, как видно, что продавец упадет на колени и станет молить ее о пощаде.
– С Новеньким вас годиком, девушка! – бодро сказал колпак с бубенчиками. – Пятьсот рублей метр!
Катя попятилась, не желая даже прикасаться к сосне.
– А елки у вас есть? – спросила она.
– Елок не завозим. Но для вас можем выписать. Но будет дорого и по предоплате!
Катя, замахав руками, отскочила от него к маме:
– Ты слышала? Слышала?
– А вообще-то нам елка нужна, – задумчиво сказала мама.
– Живую сосну?! Ни за что! – возмутилась Катя.
– Она уже не живая. Ты что, ку-ку? Ее срубили! – заявил Саша, на всякий случай прячась за маму.
– Все равно! Если мы ее купим, получится, что ее убили для нас. Ни за что! Пусть лучше у него наша сосна засохнет, и он разорится! – заупрямилась Катя.
Порыв девочки понятен, но конкретно эти сосны на убой выращены, увы. А судя по количеству брошенных ёлок на базарах - продавцам в общем-то будет пофиг.
Но колпак с бубенчиками и не думал разоряться. На глазах у Гавриловых он преспокойно продавал сосны и отсчитывал сдачу из целой котлеты денег.
– Может, их специально выращивают? Ну для продажи? – с надеждой спросила мама.
– Да-да-да! – согласилась Катя. – Этот самый дядька и выращивает! У него на лбу написано, что он весь год ходит с лейкой, поливает сосенки, прикрывает их зонтиком от солнышка, спит голодный у них на корнях, а потом продает и деньги отправляет в детский дом!
Этот дядька скорее всего купил лицензию на выруб энного кол-во леса. За деньги. Немалые, полагаю. И почему эту самую лицензию не попросить + почему он вообще должен свои личные деньги отдавать детдому, если не хочет?
Сказано это было громко. Колпак с бубенчиками недовольно оглянулся, посмотрел на Катю и поспешно затолкал котлету денег поглубже в карман. Видно, боялся не донести ее до детдома.
Мама вздохнула и, не зная, что ответить, повезла коляску по аллее.
Родительница, блин. Пример.
Коляску везти было уже проще, потому что Рита шла пешком. Только что она познакомилась с очень маленьким мальчиком, которого называла «Лександл», а он ее просто «девочка».
– Попрощайся! Вон за ним его мама идет! – сказала Катя, и Рита послушно повторила раз пять: «Площай, Лександл!»
Александр долго не отзывался, потом мама вела его за руку, а потом, уже совсем издали, они вдруг услышали, как кто-то кричит: «Девочка! Девочка! Девочка!» Причем давно уже кричит. Это «Лександл» с ними прощался.
Метров через пятьдесят Саша крикнул: «Смотрите!» – и кинулся на газон. На газоне была навалена здоровенная куча сосновых веток. Похоже, здесь сосны готовили к продаже, отщелкивая секатором все лишнее. Мама порылась в куче и нашла с десяток пушистых веток, выглядящих просто замечательно.
И... получила долю от тех самых невинноубиенных сосен, но совершенно бесплатежно!
Зачем? – спросил Костя.
– Увидишь! – таинственно пообещала мама и положила их на багажник коляски поверх буйков.
Обратная дорога показалась всем бесконечной. Саша тащился за коляской и непрерывно ныл, что он устал. Мама терпела, утешая себя тем, что, если ребенок хорошо вел себя в первой половине дня, то он должен плохо вести себя во второй, иначе не будет баланса.
Ну что они за родители, а?
– Ты же большой! Будь, в конце концов, мужчиной! – не выдержала она наконец.
– Ты хи-и-итрая! – отозвался Саша. – Мужчины же главные, да?
Схуяли? Что за ересь этим детям внушают?!
Тогда почему как командовать, чтобы мне уроки делать – так главная ты? А когда я должен пешком тащиться – так я мужчина?
А тут он, походу, прощупывает её авторитет.
Мама о чем-то вспомнила и нахмурилась.
– Мы еще не все выяснили! Это ты утром привязал щенка к зеленому велосипеду? Он чуть не задушился! – сказала она.
Филоооолух
– Нет, – быстро ответил Саша. – Не я!
– Как не ты? Мы же вдвоем в комнате были! Получается, это я привязала?
– Я же не к велосипеду привязывал! Я к спицам!
– А если ты кирпичом в человека кинешь, а тебя спросят: «Мальчик, это ты камнем кинул?» – ты тоже скажешь: «Это не я, потому что это был не камень, а кирпич»?
– Я же не знал, что он будет крутить колесо и поводок намотается! Он меня за пальцы кусал, вот я его и привязал! – быстро возразил Саша.
– А кто его раздразнил? И вообще для тебя честно только то, что тебе выгодно! А про щенка мы еще с тобой дома поговорим! – заявила Катя.
Даже Катя детей лучше воспитывает и её слушаются...
По дороге им предстояло пройти через край городского парка, в котором был маленький зверинец. Костя вспомнил об этом и закричал:
– Хочу к зверушкам!
И Рита тоже закричала: «Хочу к зверушкам!» – потому что, когда кто-то рядом начинал чего-то хотеть, Рита тоже начинала хотеть этого же самого. Порой Петя дразнил Риту тем, что кричал: «Мне! Мне! Мне! Я! Я! Я! Поставьте меня в угол! Хочу по попе!» В первую секунду Рита сразу начинала кричать: «Нет, не тебе! Я! Я! Хочу по попе!» – а потом, уже когда все хохотали, спохватывалась и замолкала.
– Ну давайте зайдем! Крюк небольшой! – сказала мама и решительно развернула коляску.
Зверинец представлял собой огороженный сеткой круг, в центре которого помещался домик смотрителя. От домика до внешней ограды расходились секторы, тоже огороженные сеткой.
В первом секторе содержались козы, вьетнамские свинки и грустный ослик. Во втором – лиса. В третьем – белки. В четвертом – кролики. В пятом – павлины, куры и индюки. Через сетку от птиц сидели два недовольных орла.
Через сетку от домашних птиц ОРЛЫ
. Да эти куры и прочие давно бы передохли от ужаса!
И почему те же павлины на улице зимой?
Имелись в зверинце и медведи: Маша и Миша. Для них соорудили отдельный вольер. Он был не такой уж и маленький, но медведям в нем все равно было тесно, они непрерывно ходили взад-вперед и терлись головой о прутья. В том месте, где они терлись, на голове у них вылезла шерсть и образовались костяные мозоли. Из-за этих мозолей Катя терпеть не могла смотреть на медведей и говорила, что людей, которые плохо содержат животных, тоже надо сажать в клетки, чтобы ими любовались.
Я в общем-то согласна, потому что содержание тут, походу, пиздецовое. Разве что Катя излишне категорична, но она молода... Блин, какой всё-таки живой и адекватный образ на толпу идиотов!
Кстати про образы. Где в этой книге Вика? Все остальные хоть как-то представлены, а Вика появляется только в толпе.
С прошлого их посещения в зверинце появилось нечто новое. Утепленный вагончик с надписью «Приматы». Для тех, кто не разобрался, кто такие «Приматы», снизу было подписано из баллончика «Бибизяны».
Можно я уточню, где владелец такого места накопал денег на чёртовых дорогущих человекообразных?
Надпись, конечно, замазали, но краска, которой замазывали, отличалась по оттенку и хорошо читалась. Вагончик был на колесах. Видимо, он ездил из города в город, на какое-то время останавливаясь в каждом.
Мама осталась снаружи, чтобы не платить за билет, и запустила в вагончик Риту и Костю.
Двух мелких детей?! Есть тут дно или как?
Катя идти отказалась, заявив, что пленные звери ей неинтересны. Саша раз пять сказал, что ему «ску-у-учно!», а потом прошмыгнул без билета, потому что кассир, он же в одном лице и сторож, только что бросился внутрь с криком: «Не трогай!»
– Как думаешь, это он нашим кричит? – спросила мама у Кати.
– А кому еще? Интересно, кто там кого трогает – Костя обезьяну или обезьяна Костю? – заинтересовалась Катя.
– Может, Рита ворует у обезьян еду? Мы долго гуляли. Она голодная, – предположила мама.
Там же должна быть табличка "детям без сопровождения нельзя". Потому что они вполне могут убиться об приматов.
Рита, Саша и Костя вернулись только через полчаса. К этому времени Катя давно убежала домой, а мама начала замерзать. Оказалось, что обезьян в вагончике было совсем немного, причем горилла спала, шимпанзе разлегся на батарее, положив на нее щеку, а бабуины, по словам Саши, все были какие-то неприличные.
Горилла, шимпанзе, бабуины и ещё мартышка в небольшом вагончике. Пиздец
И получилось, что все эти полчаса они втроем простояли у мартышки, которая, просовывая лапку через решетку, расстегнула Косте все пуговицы, держала Сашу и Риту за палец и вообще очаровала абсолютно всех.
Мартышка произвела на Риту и Сашу огромное впечатление. Всю обратную дорогу они только о ней и говорили. Костя же молчал. В вагончике он смотрел на мартышку лишь издали, украдкой, не кричал, не прыгал от восторга и один только раз сунул ей пальчик, которого она коснулась совсем мимолетно, отвлеченная Ритой и Сашей. Однако это ничего не значило. Такое уж у Кости было сознание. Впечатления врезались в него глубоко и оставались надолго, преобразовывая реальность, хотя поначалу это мало в чем выражалось.
С той же радостью она могла им палец сломать или от души приложить об решетку. Это же даже не шимпанзе/орангутан! Это мартышка, блин!
У Риты же и Саши реакция поначалу была бурной, а потом они все забывали. Вот и сейчас, ближе к дому, Рита и Саша начали постепенно остывать, а потом увидели загадочную дорожную машину с насадкой в виде громадного штопора и, споря, зачем такая машина нужна, отвлеклись окончательно.
Костя же на машину хотя и посмотрел, но как-то без интереса и потом, уже дома, внезапно заявил шепотом, что он больше не Костя.
– А кто ты? – заинтересовался Петя.
– Я мартышка Чича!
– Обезьяна, значит? – уточнил Петя.
– Мартышка! – уточнил Костя с такой простой и чистой убежденностью, что у Пети даже заржать не получилось. Он только буркнул:
– Ну-ну! Трудись, брат! Труд сделал из обезьяны Дарвина!
А, Ебец же креационист, как я забыла...
И мартышка Чича радостно принялась трудиться.
Вика и Алена очень обрадовались, что Костя стал мартышкой. Алена сделала ему хвост из пояса купального халата и нарисовала фломастером усы и нос, поставив на самом кончике большое черное пятно. До вечера мартышка Чича прыгала по стульям и питалась исключительно фруктами. Потом она вспомнила, что у нее нет ветки, а ведь мартышки живут на деревьях!
– Зато у нас есть шведская стенка! Мартышки вполне могут жить и на шведской стенке! – сказал папа.
Обычно Костя побаивался шведской стенки из-за слабой левой руки, которая мешала ему надежно цепляться, но сейчас залез на самый верх, вставляя между перекладин локоть и периодически опираясь на него.
– Нет, ладонью! Разрабатывай левую руку! Ты же мартышка! Как ты будешь лазить по деревьям? – закричала мама.
И Костя стал цепляться левой кистью, правда для надежности страховался еще подбородком. Бабушка Маша и прабабушка Зина смотрели на мартышку и качали головой. Потом бабушка Маша ушла куда-то и, вернувшись, подстелила внизу поролон, чтобы Костя, если соберется падать, упал на него.
Бабушка Маша умная. А вот рука Кости немного смущает - столько лет с ней занимаются, но он ей все ещё не доверяет? Это психика или реально все так плохо?
У мамы в запасах обнаружились два сухих шоколадных тортика. После ужина она разделила их на всех, и все дети быстро съели свои куски.
Все, но не Вика. Вика любила делать все обстоятельно. Убрать со стола, вытереть крошки, налить себе чаю, а потом торжественно съесть уже с чаем. Но часто бывало, что, пока она раскачивалась, кто-нибудь из голодной мелочи похищал ее вкусности и съедал, а Вика потом впадала в отчаяние и начинала умирать.
А родителям лень проследить?
По опыту Вика прекрасно знала, чем все обычно заканчивается, но не изменяла своим привычкам. Сегодня она решила использовать для охраны своего куска мартышку Чичу. Мартышка Чича с радостью согласилась оказать помощь своему старшему собрату человеку, в которого она должна была со временем превратиться в результате ударного труда.
Или не креационист... Фиг поймет.
Перед тем как уйти, Вика еще раз напомнила Косте, что он мартышка, а мартышки едят только бананы, апельсины и прочие фрукты.
– Понял? Я скоро вернусь!
– Хорошо, – сказал Костя и, помахивая хвостом, стал охранять кусок торта.
Первой к торту сунулась Рита, но Костя метко махнул хвостом, и Рита убежала с воплем: «Маме кажу-у-у!» Потом под стол стал подлезать Саша, решивший атаковать торт снизу. Но подлезать ему было сложно из-за кухонного уголка, а просовывать руку еще труднее, поэтому мартышка Чича успела схватить кусок торта, сунуть его себе под майку и спастись на шведской стенке. Сопя и помогая себе подбородком, она взлетела на самый верх стенки и уселась там, опасливо глядя вниз. Похититель тортов Саша прыгал внизу. Он и на шведскую стенку бы влез, но побаивался бабушки Маши, которая была недалеко и легко могла объявить какой-нибудь генеральский, адмиральский или фельдмаршальский час.
Пришла Рита и сообщила, что нажаловалась маме.
– Ну и молодец! – похвалил Саша.
Рита задумалась.
– Пойду кажу маме: Саша казал «молодец!» – пробурчала она себе под нос и убежала, стараясь ничего не забыть по дороге. Рита начала говорить совсем недавно, но как-то сразу, без перехода, довольно длинными предложениями.
К кате надо бежать.
– Видимо, накопилась критическая масса и произошел прорыв! – сказала мама.
Она уже забыла, как папа, когда родился Петя, передавал ей в роддом записку: «Читай ребенку вслух и показывай буквы!» – а сама она едва не рыдала, шаг за шагом обнаруживая, что в год Петя не говорит, в два не читает, а в три не пишет стихи. Только ребенку к четвертому, несколько раз наступив на одни и те же грабли, мама и папа разобрались, что ребенок приобретает навык не тогда, когда этого хотят родители, а тогда, когда он сам до этого навыка дозревает.
Некоторым для этого одного ребенка хватает, самым глупым - вроде двух-трех...
Мартышка Чича сидела на шведской стенке и бдительно охраняла торт. Внизу прыгал Саша и делал попытки оторвать у нее хвост. Мартышка прекрасно понимала, что грозит ее хвосту, и пыталась втянуть его повыше, туда, где он был бы в безопасности. Но втягивать хвост мартышке было нечем, потому что двумя пальцами правой руки она сжимала торт, оставшимися тремя держалась за турник, локоть левой был на шведской стенке, а ноги были подсунуты под верхние перекладины.
В какой-то момент Саша подпрыгнул выше обычного и сумел-таки схватить край хвоста. Мартышка издала трагический вопль, торопливо затолкала торт под майку, просчитала все варианты и с диким грохотом обрушилась брату на голову.
Ничего ужасного не произошло, даже при том, что они пролетели мимо поролона.
А, то есть всё ок. Ну ладно.
Саша прекрасным образом уцелел, мартышка Чича тоже не пострадала и, оседлав Сашу, принялась с ужасными воплями его бодать. Из кухни к ним подбежала Алена и растащила драчунов по разным углам. Попутно Алена случайно взглянула Косте на майку. Белая майка была на груди уже какой-то не очень белой. Даже, пожалуй, черной.
– Дай посмотреть! Ну-ка! Что у тебя там? – крикнула Алена и лизнула майку языком. – Шоколад!
Она задрала Косте майку, и они увидели раскрошившийся торт. Мартышка Чича была удивлена не меньше Алены, потому что и думать уже забыла про торт.
– Это Викин, да? Теперь конец! Она ни за что не будет есть раскрошившийся! – заявила Алена.
– И что делать? – спросил Саша.
– А что тут сделаешь? Ничего уже не сделаешь! – трагическим голосом сказала Алена и быстро сунула в рот обломок торта. Саша схватил второй, а мартышка Чича, позабыв, что питается только фруктами, поспешно затолкала в рот все оставшееся.
Походу, Алёна просто захотела торта... Кстати, а почему Вика свой кусок на кухню не потащила и не положила бы, не знаю, в холодильник?
Через несколько минут явилась Вика. Она уже заварила чай, отрезала тоненький кусочек лимона, водрузила его на край чашки и теперь отправилась за тортом.
– Ну и где мой торт? – спросила она, по-королевски протягивая руку.
– Вот! – мартышка Чича укоризненно ткнула пальцем в запачканную шоколадом майку.
– Вижу. А где остальное?
– Мы съели! – сказала мартышка и ткнула пальцем чуть ниже, на уровне пупка.
С горестным воплем Вика метнулась к Косте. Костю заслонила собой Алена. – Он защищал его! – сказала Алена. – Ты не думай! Защищал!
– От кого? От тебя? – Вика заметила, что у Алены губы в шоколаде.
– И я защищала! – сказала Алена с таким негодованием, что Вика ей поверила.
– Значит, от тебя? – Вика грозно шагнула к Саше.
– Кстати говоря, я только хвост хотел взять! – возмутился Саша. – А торта мне вообще маленький кусочек достался! Кстати говоря, самый раскрошенный!
Поняв, что крайнего тут не найти, Вика горестно охнула и начала падать в обморок, но тут сверху их позвала мама.
Зря я жалела, что Вики как-то нет в книги. Все дети как дети, а она карикатура...
Причем голос у мамы был такой, что чувствовалось: она хочет показать что-то хорошее. Саша, Алена, а потом и Вика с Костей бросились к маме.
Оказалось, что, пока Костя пребывал мартышкой Чичей, мама сделала елку из тех ветвей, что собрали на улице. Как ствол она использовала черенок от старой лопаты, так замаскировав его хвоей с осыпавшейся ветки, что невозможно было догадаться, что это лопата. Сосна вышла как живая. Осталось только ее украсить.
Но это все ещё срубленная сосна...
– Но это будет уже завтра! А сейчас спать! – сказала мама и улыбнулась. Потом она на мгновение выключила свет, чтобы показать, что уже ночь, но все равно всем почудилось, что в комнате светло. Это, растворенная в воздухе, продолжала сиять мамина улыбка.