За какую валюту продаём?
Тане стало жутко. Она вспомнила, что ей предстоит. Коснуться жезлом Ванькиной груди, забрать у него душу, а после покинуть Дубодам и ждать, пока де менты избавятся от тела. Отвратительно! Нужно закончить все как можно скорее. Она открыла футляр, и жезл сам прыгнул ей в руку. Контрабас рад был избавиться от такого соседства – это Таня ощутила сразу, уже по одному тому, как негодующе загудели его струны.
Таня с тревогой посмотрела на жезл, так и рвавшийся к груди Ваньки, и внезапно подозрение укололо ее. Правильно ли она поступает, доверяясь Чуме-дель-Торт? Но на кого еще ей опереться, если никто больше не обещал помочь Ваньке?
Кроме Сарданапала, но это же мелочи, правда?
В конце концов, Чума получит за свою помощь высокую, очень высокую плату…
Но все равно, стоило Тане представить, что Ванькино тело, к груди которого она прикоснется жезлом, сползет, уже бездыханное, как ее начинала колотить дрожь. Решив, что чем скорее все закончится, тем лучше, она протянула руку.
– Ванька, ты только не бойся! Это не больно, а потом, когда ты будешь уже не в Дубодаме… – начала она, сама боявшаяся куда больше Ваньки.
– Эй, ты что, с ума сошла? Ты его убьешь! – испуганно крикнул Ягун. Он слишком хорошо помнил, что стало с коричневыми воинами, которых коснулся жезл.
– Нет, это ты не понимаешь… Я… Отойди, Ягун! – Таня шагнула было к Ваньке, пытаясь отстранить заступившего ей путь внука Ягге, но тут осколок пенсне Ноя вдруг выскользнул у нее из кармана.
Крошечное пенсне вылетело из кармана, не из руки, но она почувствовала!!!
Таня попыталась поймать его на лету свободной от жезла рукой и даже почти подхватила, но вновь упустила, лишь отклонив его полет. Вместо того чтобы упасть на пол и разбиться, стеклышко скользнуло в открытый футляр, под струны, и провалилось внутрь контрабаса через фигурный вырез. Можно было оставить его там, но Таня сейчас, признаться, рада была любой отсрочке.
Присев на корточки, она отложила жезл
Который преотлично умеет сам катиться и чуть ли не ползти...
Присев на корточки, она отложила жезл и попыталась выудить стеклышко из недр контрабаса. Рука, разумеется, внутрь не проходила, оставалось надеяться, что стеклышко выскользнет само, в ту же прорезь, через которую оно попало внутрь.
Смотрим на размер полого внутри контрабаса и вырезов. Я ставлю на то, что без чуда сценарного туда ничего никогда не вывалится
Она перевернула контрабас вниз струнами и осторожно начала наклонять его то в одну, то в другую сторону. Но стеклышко упорно не покидало свое убежище. Таня только удивлялась тому довольно громкому звуку, который производил внутри небольшой как будто осколок.
Она начинала уже терять терпение, как вдруг что-то блеснуло на дне футляра. Таня удивленно вскрикнула. То, что совсем недавно было осколком, стало теперь двумя круглыми поблескивающими стеклышками, соединенными зажимом.
Выползшими сквозь небольшую дыру?
«Есть вещи, невозможные в Дубодаме. Вернуться туда, откуда ты пришел, и поднять то, что ты уронил», – вспомнила она предупреждение Чумы-дель-Торт. Так и случилось. Выскользнувший осколок возвратился к ней пропавшим Ноевым пенсне.
Таня подержала пенсне на ладони, а после защемила его на переносице и впервые посмотрела на мир не через половинку стеклышка, но через все пенсне целиком. На секунду ей почудилось, что она ослепла, но нет, это была не слепота… Просто ее человеческое зрение не способно было сразу вместить все то, что ему открылось. Исчезли преграды, стены, все пространственные границы, исчезло то, что разделяет людей и делает их чужими друг другу. Она видела все, что есть, и все, что было. Не видела лишь того, что будет, и то потому, что пенсне Ноя, щадя ее, не поднимало для нее эту последнюю завесу. Каждому оно показывало лишь то, что он должен и, главное, что он готов был увидеть…
И... что? В чём принципиальные отличия пенсне от осколка?
То, что прежде упорно – даже в осколке – представлялось ей жезлом, оказалось высохшей, по самое плечо отрубленной рукой. Похожий на глазное яблоко шар в действительности был костистым кулаком, который то сжимался, то разжимался в упорной алчности. На скрюченных желтых пальцах с синими ногтями видны были следы крови. Теперь эти пальцы тряслись от жадности и нетерпеливо тянулись к Ваньке, точно спешили выдрать что-то из его груди. Выхватить, забрать и никогда уже больше не возвращать…
Ни в чём, кроме пафосного абзаца. Та же хрень в профиль
После того, что она увидела, Таня уже не могла заставить себя использовать жезл. Испытывая бесконечное омерзение, она разжала пальцы. Упавшая рука корчилась на полу, сгибалась и цеплялась пальцами, упорно пытаясь подползти к Ваньке. Но Таня шагнула и отбросила ее ногой, брезгливо и быстро.
И сама угробилась?
Рука ударилась о стену. В тот же миг от нее оторвалась и, сгустившись, повисла в воздухе плотная тень. Должно быть, Чума все это время была там, внутри, так как сумела вытянуть из Бульонова много жизненной энергии. Ее призрак выглядел гораздо материальнее поручика Ржевского и его впечатлительной супруги.
– Подними жезл, девочка! Ты должна выполнить наш договор! Разве ты не хочешь спасти своего юного ветеринара? – хрипло спросила Чума.
Таня стремительно повернулась к ней и взглянула на Чуму сквозь пенсне. Посмотрела и едва удержалась от крика. Вместо мерзкой мертвой старухи, чье тело давно истлело, она увидела молодую миловидную женщину. Женщина эта была смугла, чуть раскоса, с длинными вьющимися волосами – но самое неприятное, что Таня ощущала в ней сильное сходство с собой.
До сих пор не втыкаю, почему девочка с такой немецкой фамилией и предками смуглая. Смуглая... и рыжая.
"Рыжие не могут быть смуглыми, потому, что у них мало или вообще нет того пигмента, который ответственен за смуглось (эумеланина). Поэтому же у настоящих генетически рыжих людей всегда светлые глаза - голубые или голубо-серые, и поэтому же у них повышен риск рака кожи.", анонимный обоснуй, вопрос как раз про Таню. И нет, Гроттер не кашатново-рыжая, она именно истинно, ярко-рыжая, что при смуглой коже нереально.
Такое близкое, что сомнений не оставалось… Да, это была она.
Лааа-лааа-лаааа, объяснения этому нет, ла-ла... Вообще, кмк, это был плоттвист для связи Тани и Мефа, которая до какого-то момента в тексте вполне читалась.
Вместо души в груди Чумы-дель-Торт – а пенсне Ноя показывало и ее – сидела темная съежившаяся птица с отрезанными крыльями, кое-как прихваченными светлыми нитками.
А сейчас мне опять вспомнился Алконост и его вечный партнер - Сирин. Интересно, чтобы увидели те, кто посмотрел бы на Таню в пенсне?
И что тогда уж сидела внутри птицы, раз уж тут матрёшка? Заяц? Утка? Яйцо? Смерть Кощеева?
Таня ударила кулаком по стене, содрав кожу. Боль образумила ее, иначе она сошла бы с ума.
– Не смей! Что ты делаешь? Ты поклялась! – всполошилась Чума.
– Я обещала, что уступлю тебе тело, но не обещала, что оно будет новеньким! – сказала Таня.
– Нет, – просипела Чума. – Не глупи, если хочешь спасти своего приятеля! Коснись же Ваньки жезлом и сделай все, как мы договорились! И не мешкай – время идет!
Съежившаяся птица, которую Таня видела в пенсне, вдруг подняла голову и очень внимательно и пронзительно взглянула на нее. И тут… сложно сказать как, но Таня с необычайной ясностью поняла, что Чума лгала ей. Нет, она не оживит Ваньку, и жезл не вернет ему душу. Все было обманом – обманом с самого начала.
– Я не верю тебе! Ты хочешь, чтобы я убила Ваньку, как тех воинов из праха, а ты в награду за то, что я стала убийцей, заберешь мое тело! Думаешь, я не понимаю, почему ты так на меня похожа? Сейчас я стою на перепутье двух дорог, двух расходящихся реальностей – в одной из них ты получаешь мое тело! – крикнула Таня.
Чо? Ты на меня похожа, потому что я стою на перепутье, где меня же из моего тела выгонят?
– Наш договор расторгнут! Тебе лучше взять назад свою клятву.
Глаза Чумы яростно вспыхнули. Молодая смуглая женщина исчезла, и Таня вновь увидела ссохшийся остов старой ведьмы.
– А, догадалась!.. Это все скверные стекла жалкого Ноишки, правдолюбца и моралиста! Недаром я посылала хмырей выкрасть его портрет! Жаль, что поздно…
А вот не рыпалась - всё бы прошло как по маслу
Нет, ты все равно произнесешь магическую формулу отречения и отдашь мне тело. Ты пленница Дубодама! И тебе, и Ягуну, и этому жалкому растению (она кивнула на Ваньку) уже не выйти отсюда. Вы в ловушке!
– В ловушке? – быстро спросил Ягун. – Почему?
Чума небрежно кивнула на дверь, призывая его убедиться самому. Ягун шагнул и распахнул дверь, но тотчас в ужасе отпрянул. За ней ничего уже не было, кроме сосущей черноты. Играющий комментатор крикнул, но звук его голоса тут же заглох, растворился в пустоте.
Не только глаза Ягуна видели это – пенсне Ноя показывало то же самое. Сразу за порогом упорядоченный мир обрывался в никуда, растворялся, заканчивался, проваливался во мрак. Там не было уже ни времени, ни пространства – совсем ничего.
– Это почему так? – растерянно спросил внук Ягге.
Призрак Чумы-дель-Торт медленно подплыл к нему.
– Это Дубодам… Сердцевина магнита, улавливающая чувство вины и усиливающая его.
Сердцевина магнита, улавливающая и усиливающая? Нда..
В каждом живет вина, и чувство это неискоренимо… Даже если ты просто разбил в детстве чашку, для Дубодама ты уже виновен. Прихлопнул муху, испытав при этом хотя бы слабое удовольствие, – ты убийца. Поднял на улице оброненную кем-то мелкую монетку и не вернул ее хозяину (даже если его и не было рядом) – вор. Соврал по пустяковому поводу, даже в шутку, – лжец. Дубодам никогда не выпускает тех, кто вошел в него без особого заклинания, которое служит ему паролем. И не важно, попали ли вы сюда случайно или были заточены… Единственное место, откуда еще можно выйти, – это небольшая площадь у ворот. Все шишки из Магщества и магвокаты, заметь, никогда не рискуют проходить дальше, хотя кое-кто и знает это заклинание.
– Тебе это было известно, и ты все равно послала нас сюда? – спросила Таня.
Полупрозрачное тело Чумы затряслось, задрожало.
– Ты еще ничтожнее и глупее, чем я думала. Не надо было приходить, а теперь поздно… – сказала она.
– А как же ты сама планируешь выйти? Ты, залитая чужой кровью больше этого жезла? Или тебе известно заклинание? – спросила Таня, оглядываясь на жезл, который упорно полз к Ваньке, царапая синими ногтями пол. Таня шагнула к нему и вновь с омерзением толкнула его ногой.
– Зачем оно мне? Я бывала здесь десятки раз, еще во времена войн с нежитью. На меня магия Дубодама не распространяется. Я ему не нужна. Дубодам подпитывается вашим страданием, я же сама причиняю его. Если бы не я, многие камеры Дубодама были бы пусты, и ему, Дубодаму, это отлично известно.
И... что? А полубоги и люди-звери страданий не причиняют? А Бессмертника, загнавшего больше людей сюда, чем любая Чума, Дубодам выпустит?
– А де менты?
– С каких это пор де менты существуют отдельно от этих стен? Знай же, все, что находится внутри, – это одно целое: коридоры, стены, башни. Так же и де менты… Они часть Дубодама, его кровь и плоть… А теперь хватит болтать! Ты поклялась Разрази громусом , что отдашь мне тело, если я проведу тебя в Дубодам к Ваньке. Я провела…
Чума нетерпеливо шевельнула рукой.
– Но и ты поклялась громусом , что освободишь Ваньку! – напомнила Таня.
Э... нет. Что Чума имела в виду, произнося клятву, мы не знаем
"Отлично! Пусть будет так, как ты хочешь, только закрой футляр! Разрази громус! Клянусь!"
– Со своей клятвой я разберусь сама. Что сможет мне сделать жалкий громус , мне, которая уже мертва? Ну же! Произноси формулу отречения! А для начала можешь отнять у Ваньки душу. Все равно здесь, в Дубодаме, ему от нее никакого толку. Ты только облегчишь ему мучения.
Гнев охватил Таню. Она оглянулась на беспомощного Ваньку, на Ягуна, на засасывающую черноту стен. Неужели все было напрасно?
– Я выполнила бы клятву! – крикнула Таня. – Но это ты, а не я нарушила ее! Я-то давала ее от чистого сердца, собираясь исполнить, а ты лгала с самого начала! Ты знала, что нам с Ягуном, раз попав, уже не выйти отсюда! Знала, что жезл вынет у Ваньки душу и никогда уже не вернет… Так забери свой жезл!
Не в силах удержать негодование, Таня схватила жезл, размахнулась и метнула в грудь Чуме. Старая колдунья смотрела на его полет без особого страха, даже не отстранилась. Должно быть, не верила, что ей, которая была теперь призраком, может что-то повредить. И верно, жезл беспрепятственно пролетел сквозь грудь Чумы и, ударившись о стену, отскочил.
– Ну вот видишь, мне ничего… – начала Чума, но тут ослепляющее белое пламя, возникшее точно из ниоткуда, охватило ее с ног до головы.
Чума взглянула на него с недоумением и страхом. А потом запоздало пришла боль. Материальна была Чума или нет, но магическое пламя жгло и терзало ее ничуть не меньше, чем живую. Чума корчилась, протягивала к Тане и Ягуну пылающие руки, точно стремилась унести их с собой в преисподнюю.
– Это все Разрази громус ! Ненавистная клятва! Она оказалась сильнее… Но почему я? Почему не ты? – прошипела она, съеживаясь.
– Потому что я давала ее с чистым сердцем, – сказала Таня.
Контуры Чумы таяли. Теперь вся она была как сгусток огня, как Огненная Ведьма, в обличье которой видел ее наивный Генка Бульонов. Но только этот огонь был чужероден ей и нес смерть.
Проблема в том, что непосредственно перед клятвой Чума говорила о часе вместе с Ваней. Если клятва корректируется мысленно - она могла додумать что угодно. Если вслух - то должен быть определённый лимит слов, иначе можно много в чём поклястся. В любом случае Чумиха наверняка не в проигрыше!
Таня с Ягуном отвели взгляд. Магический жар, ничуть не слабее, чем от пылающего полукруга, обжигал им лица. Лишь Ванька равнодушно продолжал смотреть на огонь, отражавшийся в его зрачках. Таня бросилась к нему и прижала его голову к своему животу.
Прямо как Гурий Таню когда-то!
Ей не хотелось, чтобы Ванька что-то видел. Достаточно было омерзительных жутких звуков, которые издавала Чума.
Она шипела от боли и изрыгала проклятия, проклиная и себя, и Таню, и Ваньку с Ягуном, и вообще все, чем жил и дышал этот мир. Последними ее словами, которые Таня различила, были:
– Ты думаешь, что победила? Но кого победила? Когда-нибудь ты поймешь, что все равно…
Но договорить ей было уже не суждено.
Самое интересное так и не узнаем
Ведьма вздрогнула и растаяла. Ее контуры исчезли последними, не оставив ни чада, ни жара. Пропал даже жезл-оборотень, и было неизвестно, унес ли его Разрази громус или он сам поспешил скрыться.
– Уф! Старухи нет… И как же нам теперь вытянуть Ваньку из Аздура?
Откуда? Емец как будто абзац про этот аздур посеял
?.. – начал Ягун. Внезапно он осекся и, уставившись на дверь, принялся сосредоточенно толкать Таню в плечо.
– Ну что еще там? – Тане не хотелось отпускать Ваньку, который неосознанно доверчиво прижался к ней.
Но все же она оглянулась. В дверях застыли фигуры в темных плащах.
Прежде чем Таня и Ягун успели опомниться, де менты сомкнулись вокруг них. Их взгляды жгли как угли. Таня рванулась, попыталась вскинуть руку с перстнем, но неосторожно со слишком близкого расстояния посмотрела в глаза ближайшего де мента. Пенсне Ноя, которое она так и не сняла, отразило нечто такое, чему нет названия.
Как удобно-то! И названия нет, и объяснения...
Странная слабость и безразличие навалились на нее. Она ощутила то, что чувствует человек после нескольких бессонных ночей.
Глаза слипались. Хотелось упасть прямо на пол, свернуться калачиком и уснуть. Борясь с собой, Таня даже не заметила, как де мент ловко сдернул с нее перстень. Двое других набросились на Ягуна, который отбивался от них локтями и коленями.
Де менты переговаривались между собой высокими щелчками, точно птицы. Однако и человеческую речь они понимали отлично. Когда Ягун крикнул: «Ванька, помоги хоть ты!» – один из де ментов повернулся к Ваньке. Тот с усилием пробуждающегося сознания мучительно пытался привстать, но страж Дубодама грубо толкнул его в грудь и обжег взглядом.
Когда Таня и Ягун уже едва стояли на ногах, де менты вновь защелкали, собравшись в центре тесной Ванькиной камеры. Скорее всего они совещались, что им делать с пленниками. Наконец один из них махнул рукой, подавая знак. Таню и Ягуна легко подхватили, оторвали от пола и куда-то понесли. Порог, который казался им непреодолимым препятствием, де менты перешагнули с легкостью, едва заметив его. Ведь это была воля самого Дубодама.
И воля Дубодама похоже будет, сюрприз, выпнуть гостей подальше! Ведут-то их на главную площадь
– Ванька! – крикнула Таня в последний раз. – Ванька! Я тебя люблю!
Ей почудилось, что Ванька, ее Ванька, с усилием поднял голову и благодарно посмотрел на нее. В его взгляде тоже сквозила любовь – любовь, которая и позволила его личности не раствориться здесь, в Дубодаме, в стенах, выпивающих душу.
Ей показалось.
А Сириуса спасало что-то более реальное, кстати...
Дверь камеры захлопнулась. Со всех концов на них навалилась тьма, высасывающая тьма, в которой самое главное было сохранить свою сущность. Когда Таня и Ягун вновь обрели способность видеть и понимать, они стояли на небольшой, вымощенной камнем площади, защищенной стенами Дубодама. Здесь магия тюрьмы явно была слабее, чем внутри. Их поставили на ноги и хорошенько встряхнули, продолжая цепко держать за руки.
Расстреляют?
Рассветало. Таня увидела магвоката Хадсона, окруженного ударным отрядом магфордских магнетизеров. Настоящие проверенные бойцы, не чета тем, что лишились работы после неудачи с Пипой. Хадсон беседовал с Графином Калиостровым и Бессмертником Кощеевым. Графин то и дело подхалимски подпрыгивал (он надеялся получить через Хадсона и добрую тетю орден Магического Дара первой степени), Бессмертник же, закованный в латы, важно молчал, скрестив на груди руки.
У ворот ровными рядами стояли де менты – неотличимые и безликие, как манекены. Потирая пухлые ручки, Хадсон подошел к Тане и Ягуну.
– Вот мы и встветивись, мивые двузья мои! Как я быв счаствив, когда меня вазбудиви сегодня ночью
Дяденька, давайте вот без этих подробностей!
и сообщиви эту новость! Я попвосил не задевживать вас, пока я сам не пвибуду. Мы даже позвовиви вам побыть в одной камеве с вувником!.. Вевикодушно, не пвавда ли?..
– О да, квайне вевикодушно! – не удержавшись, передразнил Ягун. Даже в эту трудную минуту он не изменил себе и был в своем репертуаре.
– Вазумеется, вы авестованы за втовжение! В повдень я повучу вазвешение суда, и вы будете заквючены в Дубодам! Пвизнайтесь, что мы победиви! – Маленькие глазки пронзительно впились Тане в лицо.
– Жирный индюк! – сказала Таня одними губами, без голоса.
Ей стало вдруг интересно, поймет Хадсон или нет. Он понял и вспыхнул. Маленький магвокат был крайне самолюбив.
– Неводяйка! Я сгною в тювьме тебя и твоего пвиятеля! Сквучу в баваний вог! – пискнул он, оборачиваясь, чтобы дать знак магнетизерам.
давно у нас магвокаты получили право задерживать? У них вообще-то маглиция есть...
Но тут внезапно что-то заставило магвоката Хадсона забеспокоиться и козырьком поднести руку к глазам.
– Как стванно! Готов поквясться, к нам кто-то ветит свевху! – озабоченно сказал он.
Таня тоже подняла голову. Она увидела, как из-за туч, сомкнувшихся над Дубодамом, появились несколько маленьких точек и одно большое пятно. Хотя Таня была зорче, первым догадался, что перед ним, Ягун.
– Гоярын! – крикнул он. – Это Гоярын!
И точно, это был он. Сразу за драконом на метле, ковре-самолете и даже на старинном диване мчались преподаватели Тибидохса. Поклеп упрямо летел в неизменном своем вороньем гнезде.
А Пипу он не в нём встречал же...
Перед тем как пойти на снижение, они сделали над Дубодамом разведочный круг.
Гоярын, на шее которого, обхватив ее руками и ногами, сидел Тарарах, выдохнул пламя – настоящее, боевое пламя, не ослабленное драконбольными заклинаниями
НЕ действующими на драконов правда
Даже Таня, привыкшая к драконам за множество тренировок, испытала невольный трепет, увидев эту длинную огненную струю, которая, к счастью, была направлена не в них, а в башню, ту самую, что в пенсне Ноя казалась раздувшимся гневным чудищем из иного мира. Башня окуталась дымом.
– Давай, Гоярын, давай! Покажи им кавказскую кухню! Да здравствуют шашлыки из магвокатов! – воинственно кричал Тарарах. – Вперед! Русские не сдаются!
– Разве питекантропы имеют национальность? Вот уж не знал, – улыбаясь краем рта, прокомментировал Графин Калиостров.
Хоть кто-то это заметил!
Но смеялся он не дольше, чем падает в открытый канализационный люк оступившийся почтальон
А те падают дольше, чем курьеры, но не так долго, как разносчики пиццы?
До тех лишь пор, пока с каждым новым воплем Тарараха длинные огненные струи Гоярына не стали обрушиваться на башни и стены магической тюрьмы. Сразу стало душно и дымно. Нестерпимо завоняло серой. Графин Калиостров в ужасе присел и закрылся руками. Мягкие щеки магвоката Хадсона обвисли, как сдувшиеся шары.
Эээ?
Один Бессмертник Кощеев сохранил подобие самообладания, хотя правое его колено как-то странно начало подрыгивать, то ли от ярости, то ли еще от чего.
Преподаватели Тибидохса были еще в воздухе и закидывали врага сверху искрами, а Гоярын уже пошел на снижение. Питекантроп ловко соскочил с него и первым ворвался на небольшую площадь. Гоярын, тяжело опустившись сразу за воротами – он занял большую половину площади, – направил морду точно в скопление де ментов.
Но прежде чем он выдохнул огонь, де менты поспешно перестроились и окружили Таню и Ягуна. Гоярын замешкался: теперь он неминуемо задел бы своих.
Книга вторая. Дракон, собравшийся дыхнуть огнём, не может остановиться, максимум, перестроиться на дым.
– Не бойтесь дракона! Он нам ничего не сделает, пока у нас заложники! Взять их и всех в Дубодам – нас больше! Отличный способ разом покончить со всеми! Начните с этого пещерного уродца! – ободряюще закричал Бессмерник Кощеев.
Де менты и магнетизеры – всего около трех десятков – бросились на Тарараха, в то время как другие поспешно чертили в воздухе руны и делали боевые пассы. Тарараху пришлось тяжко. Неосторожно опередив остальных преподавателей, он оказался в кольце врага. Со всех сторон на него насели магнетизеры и де менты. Ближайший де мент впился в Тарараха своим выпивающим душу взглядом, но кулак питекантропа оказался куда действеннее и не знал осечек. Де мент обрушился как подрубленное дерево. Один из его глаз сразу потух, вокруг другого вспыхнул фиолетовый ореол.
– Держись, Танька! Я иду! – крикнул питекантроп.
Окруженный со всех сторон, Тарарах сражался отчаянно, как медведь, атакуемый волчьей стаей.
Не нравится мне этот пример
Каждый его удар уносил по врагу, но на его месте тотчас вырастал другой. Наконец чья-то искра, предательски выпущенная сзади, ударила питекантропа в спину, и он упал.
И долго маги тупили?
– Эх, Тарарах, Тарарах! Что же ты?! – крикнула Таня. Она рванулась, но ее держали крепко.
И она бы ему как помогла? Кусала бы врагов?
Де менты и магнетизеры сомкнулись над питекантропом, собираясь прикончить его, но тут в самую гущу врагов, рассеивая их, опустился диван Сарданапала и ковер-самолет.
– Схватить их всех! Кто не сдастся – прикончить на месте! Использовать любые заклинания без ограничения! – отрывисто приказал Бессмертник Кощеев.
Тот же приказ, только в размытой форме, отдал своим боевым магам и Хадсон. Смирный магвокат до того развоевался, что собственноручно взмахнул рукой и произнес:
– Впевед! Ува!
Очень размытая форма
Даже Графин Калиостров не удержался и произнес:
– Мы не можем их отпустить! Они бунтовщики, магористы из Маг-Маеды!
Как лицо административное, он давно уже привык все неприятности валить на Маг-Маеду и делал это машинально. Пылесос упал где по недосмотру – Маг-Маеда виновата, конопля под Маглионом не уродилась
Интересные у них там банки. С плантациями конопли...
– опять она, Маг-Маеда…
– Взять их! – снова крикнул Бессмертник, видя, что его войско колеблется.
Целый шквал магии обрушился на тибидохцев. Но ударный отряд преподавателей с острова Буяна стоил в схватке куда больше, чем боевые маги Магщества. Если последние чем-то и превосходили их, так только численностью.
Поклеп Поклепыч сражал врага ядреными запуками. Особо доставалось от него де ментам, которые здесь, на площади перед Дубодамом, не обладали той магической силой, что внутри его стен. Маленький, крепкий, лысенький, размахивающий руками и мечущий искры, завуч Тибидохса мог бы показаться забавным, если бы не был так страшен. Его уста извергали огонь, уши – дым, а нехороший взгляд озадачил бы даже Вия.
Но ненадолго, ведь если взгляд Поклёпа встретился бы со взглядом Вия...
К тому же поблизости не было Милюли, и Поклеп мог развернуться во всю свою мощь, не опасаясь упреков в излишнем злодействе.
Ничуть не легче пришлось тем трем магнетизерам, что попытались бесцеремонно атаковать магией и просто кулаками доцента Горгонову. До глубокой старости они жалели о своем поступке, пели фальцетом и начинали дрожать даже при виде старой и беспомощной ведьмы, если только у нее были растрепанные волосы, хотя бы отдаленно похожие на шипящие кудри Медузии.
Де ментам же, тем, что с ней сталкивались, приходилось еще хуже – они просто каменели, едва встретив ее яростный взгляд – тот самый, который сумел выдержать только Персей, да и то прибегнув к помощи зеркального щита.
Только вот позже будет версия, что Персей наебал Медузию..."И вот однажды, когда она заснула и ее голова лежала у Персея на коленях, он достал меч, деловито потрогал пальчиком лезвие и отрубил ей голову. "
Как это соотносится с воспоминаниями о щите из прошлой книге - вопрос
Ягге давно уже отыскала Ягуна и теперь пробивалась к нему с упорством лесоруба. В бою Ягге применяла древнюю, многими забытую, но уж точно не белую магию. Все ее маленькое тело было окутано багряным сиянием, которое, стоило какому-то врагу неосторожно атаковать ее, – внезапно вытягивалось и пронзало его световым копьем. И сколь бы силен ни был враг и какую бы защиту ни использовал, он падал как подкошенный. Кроме того, багряное сияние отражало любые направленные против него искры. Магнетизеры поглядывали на Ягге не без страха и избегали приближаться к ней. Они уже сообразили, что к чему, и предпочли бы пропустить десяток боевых искр, чем одно прикосновение светового копья разгневанной старой богини. Правда, и самой Ягге было нелегко выносить эту магию. Ее щеки были белыми как мел, а вокруг глаз сильно обозначилась синева.
Почему, Карл? Она же бог. Или старость не радость?
Сарданапал был не столь успешен в бою. Во всяком случае, вначале. Он оказался впереди, и его сшибли с ног прежде, чем он успел выбросить хотя бы одну искру. Правда, потом в дело вмешалась борода академика, она обмотала врагу шею, и магнетизер, усевшийся было на него сверху, захрипев, отвалился с посиневшим лицом.
– Ура, друзья! Эти тюремщики не умеют сражаться! Они умеют только пытать! Сомнем их! – зычно крикнул Сарданапал.
Да он тоже как бы не умеет сражаться... Величайший белый маг, да?
Краснощекий, отдувающийся, с растрепанной бородой и прыгающими усами, он выглядел внушительно, хотя и напоминал слегка самовар, что не преминул отметить дрожащим голосом трусивший Графин Калиостров.
Над брусчаткой меланхолично плавал джинн Абдулла, в последнюю минуту примкнувший к тибидохской экспедиции. Он томно шевелил бровями, переползавшими куда придется, и, поэтически подвывая, зачитывал по тетрадке длинные рифмованные проклятия, проделывающие в рядах врагов изрядные бреши. Правда, не только в рядах врагов. Его проклятия, как выпущенные с близкого расстояния ракеты, имели свойство вообще не разбирать, кого разят.
Что же Готфрида не взяли? Пельменника? Ужаса?
Гоярын, некоторое время не принимавший активного участия в бою, отдохнув, теперь вновь взлетел и, кружа над Дубодамом, обстреливал сверху башни. Крыша одной из башен, той, что имела сущность мертвого грифона, запылала – яркое пламя залило площадь.
Когда стараниями тибидохских преподавателей основные силы защитников Дубодама были почти разбиты, из двух башен, уже окутанных дымом, внезапно выскочило около двух десятков де ментов, атаковавших тибидохцев со спины.
Но тут свист – дикий разбойничий свист, подобного которому никогда не слышал туманный остров Дубодам, – обрушился на них от ворот, на которых восседал Соловей О. Разбойник. Мало кто сумел остаться на ногах. Как и проклятия Абдуллы, свист разил всех – своих и чужих, – но преподаватели Тибидохса все же были к нему привычнее.
Привычнее к магическому свисту? Может, у них там и прививки против роковой порчи ставят?
К тому же Соловей еще в дороге велел им заткнуть уши воском.
Поняв, что победа вот-вот достанется врагу, а с ним остались уже только Графин и магвокат Хадсон, Бессмертник Кощеев вырвал из ножен меч, обхватил Таню и приставил лезвие меча к ее шее.
– Ни с места! Еще шаг – и я убью ее! – зычно крикнул он.
Сарданапал остановился, но доцент Горгонова продолжала спокойно идти вперед.
– Медузия, не шучу! – крикнул Кощеев. – Я правда ее прикончу! А потом этого щенка! Не двигайся! – Он кивнул на Ягуна.
– Отличная идея! – твердо глядя ему в глаза, сказала Медузия. – Если мы отступим, ты сгноишь ее в Дубодаме!.. Так что лучше убей сейчас. А потом наступит твой черед.
– Меня невозможно убить. Я бессмертный!
– Так-то оно так, но даже бессмертному неприятно кипеть сто тысяч лет в раскаленной лаве на глубине полутора тысяч километров ниже уровня моря. А именно это тебя ждет, если хоть волос упадет с ее головы! И никто, заметь, никто не найдет тебя там… – холодно произнесла Медузия. Она не угрожала. Просто сообщала.
Меч дрогнул в руке Кощеева, едва не оцарапав Тане шею. Но тотчас Бессмертник взял себя в руки. При множестве своих недостатков трусом он не был.
– Она умрет, клянусь, если вы попытаетесь помешать мне! Я не боюсь угроз, – сказал он.
– Двуг мой, не увлекавьтесь! Вы забыви, что вы вевикий гуванист! Если вы убьете Гвоттер, нам пвидется пвохо! Сведущий выствев двакона пвевватит нас в шашлык! – забеспокоился магвокат Хадсон.
– Но они магористы! – робко возразил Графин.
– Милый Гвафин! Умовяю вас, не надо обобщений! Они будут маговистами и всем, чем мы их объявим, но товько есви мы живыми добевемся до Магвовда! Сегодня же они наши двузья, вучшие двузья! – поспешно возразил Хадсон, добавляя в свою улыбку побольше сахара.
Опасаясь все же, что Кощеев сдержит клятву и убьет Таню, Медузия остановилась в трех шагах от него.
А улыбочку правильную ему не продемонстрировать, нет?
Кстати, что там Клопп говорил? Что Черноморов давно не ловит мышей, а всё за него делает Медузия? Сложно с этим не согласиться
– Итак, что мы собираемся делать? Цирк не надоел? – спросила она сухо.
– Что ж, договориться можно, – хмыкнул Кощеев. – Снимайте перстни и бросайте их в кучу! Или нет, довольно будет просто клятвы.
Но клятвы он так и не дождался. В этот миг Ягун, у которого, в отличие от Тани, перстень не отняли, поскольку он, схитрив, спрятал его за щеку, а де менты, не разобравшись, сдернули с него вполне безобидное колечко, подарок Лотковой
Когда он успел?
внезапно вскинул руку и выбросил усиленную боевую искру. Загрохотав латами, Бессмертник покатился по брусчатке вместе со своим мечом.
А латы ему искру не отразили?
Подняться он уже не успел. Сарданапал атаковал его опутывающим заклинанием, и Кощеев мгновенно обрел сходство с обмотанной паутиной жертвой гигантского паука.
Графин Калиостров трусливо вжал голову в плечи. Умный Хадсон понял, что настал его час. Он извлек белый платок и подул на него. Платок немедленно вырос до размеров простыни, которой магвокат оживленно принялся размахивать, показывая, что они готовы к переговорам.
Он давно уже сообразил, что лишился всех магнетизеров, а значит, хочешь не хочешь, придется капитулировать.
Сарданапал, а за ним и остальные преподаватели подошли к Хадсону. Таня бросилась им навстречу. Ягге сразу кинулась обнимать внука. Ягун смотрел малость неуверенно – он хорошо знал, что у его бабуси радость очень скоро сменяется бурей страстей…
– Нам нужны все наши ученики! Все, включая Ваньку. Я советую не чинить нам препятствий, – отчетливо сказал Сарданапал, глядя на Хадсона.
Магвокат развел руками, всем своим видом демонстрируя глубочайшее сожаление.
– Двузья мои! Вы твебуете невозможного! Отдать Джона Вайвявьку не в наших сивах! Этих двух, так и быть, забивайте! Пусть они уветают с вами, как это двя нас не пвисковбно! – Хадсон кивнул на Таню и Ягуна.
– Мы удалимся отсюда только со всеми! – твердо произнес Сарданапал.
– Я не всесивен и вешаю далеко не все! Пвеступвение есть пвеступвение! Аздуван его не отпустит! – виновато сообщил Хадсон.
А потом состоится суд. Сначала над Иваном, который вернётся на место, потом над учителями Тибидохса за укрывательсто...
Медузия протянула руку. Магвокат с ужасом смотрел на ее длинный ноготь, вычерчивающий круги прямо перед его носом.
– Возможно все! Вам, любезный, должно быть хорошо известно, что существует заклинание освобождения из Дубодама! Заклинание, которого нет даже в волшебных фолиантах!
– Я вично его не знаю! – поспешно проговорил Хадсон. – Я сквомный, очень сквомный магвокат, котовый ваботает на добвую тетю мивого Гувия!
– Тогда знает он! – тонкий палец Медузии показал на Бессмертника Кощеева, у которого лишь одна голова торчала из магической паутины.
Бессмертник угрюмо воззрился на нее.
– Я знаю, но ничего не скажу. Бесполезно продолжать этот разговор. Ванька останется в Дубодаме, а скоро туда отправитесь и все вы – вся ваша компания! Я вам это обещаю. А теперь можете телепортировать меня в раскаленную лаву, – сказал он с вызовом.
– Он и в самом деле не скажет. Я его знаю. И что же теперь нам делать? Это тупик! – вполголоса заметил Сарданапал.
Подзеркалить? Напоить местным аналог сыворотки правды? Купить заклинание за поцелуй Медузии?
Тем временем Таня бросилась к Тарараху, увидев, что он пытается, но не может подняться. Тела де ментов, во множестве лежавшие вокруг питекантропа, втягивались и врастали в брусчатку, точно камень стал вдруг зыбким болотом. При этом на магнетизеров и на Тарараха это не распространялось. Таня растерялась, но все же, случайно обнаружив на камнях свое кольцо, должно быть до того находившееся в плаще одного из де ментов, вернула его на палец. Перстень дружелюбно проскрипел что-то на латыни.
Тарарах наконец поднялся. Он был порядком помят, но все же, когда он стиснул Таню в объятиях, она ощутила себя яблоком, попавшим в соковыжималку.
– Ты того, Танька… Больше так не делай! И напугала же ты нас! – прогудел он.
– Дубодам возвращает себе свое! Смотри, площадь почти опустела, – мрачно сказал Поклеп, который был тут же рядом.
– Но они же мертвы! – воскликнула Таня.
Поклеп покачал головой:
– Ничуть. Мы договорились не применять смертоносных заклинаний. Сильные – да, опасные – да, но не смертоносные. Невозможно убить то, что никогда не жило.
Мы их не убили, так как не применяли смертоносных заклинаний, но мы бы их не убили в любом случае!
И разве бывшие узники никогда не жили?
Они всего лишь часть этих стен и башен. Через несколько минут де менты появятся вновь! Нам надо спешить.
Поклеп Поклепыч скользнул взглядом по Таниному лицу, и внезапно взгляд его уперся в пенсне, которое неизвестно как держалось еще на ее переносице. Его лицо немедленно приобрело выражение, которое бывает у гончей, взявшей след.
– Откуда у тебя это, а? – спросил он подозрительно. – И не советую искажать истину!
Но ответить Таня не успела. Внезапно какое-то новое событие переполошило всех. На площадь опустился ржавый велосипед, на седле которого сидела Великая Зуби. Она выглядела запыхавшейся и потрясала длинным конвертом.
– Уф, слава Древниру, все целы! А где Ванька Валялкин? Неужели он еще там? О небеса! – воскликнула она, бросаясь к Тане и Ягуну.
Сарданапал недовольно разгладил свою поредевшую в битве бороду.
– Зуби, какими ветрами тебя сюда занесло? Я же просил тебя остаться в Тибидохсе! Воображаю, что там сейчас происходит! – воскликнул он.
Зуби едва не задохнулась от негодования:
– Как я могла остаться после того, что узнала!.. Пуппер… Он жив!.. Почти…
– Почти жив – это отлично сказано! Очень литературно! – оценил Графин Калиостров.
– Ну да, он живет в наших севдцах! Довогой Гувий, знай, мы все помним тебя! – немедленно с величайшей готовностью отозвался магвокат Хадсон, дежурно промокая глаза все тем же многофункциональным платком.
– Да нет, Чума вас возьми! Он в самом деле не мертв! И теперь уже ясно, что Ванька не нарушал дуэльных правил! Его искра была совершенно нормальной, и, главное, она была одна! – крикнула Зуби так решительно, что невозможно было ей не поверить, и сердито замахнулась на Хадсона конвертом.
Ну не нарушил, и что? Даже за участие в дуэли ссылали.
Вообще маги - считай часть Тартара, а там дуэли точно давно запрещены.
– Он… Я не знаю, как объяснить, но такое нарочно не придумаешь! – сказала Великая Зуби. – В общем, падая в океан, Гурий вызвал галеру демонов.
Кого? Какие в этом мире демоны?
Это было очень благоразумно со стороны господина студента, потому что подстраховочное заклинание при падении с такой высоты точно не помогло бы, а галера всегда появляется мгновенно. На палубу галеры он рухнул уже без чувств. Правда, палуба обладает свойством смягчать удар и затягивать раны, но все же сознание Гурий потерял. Далее же произошел магический казус. Галера не может никуда перенести Гурия, потому что он без сознания и не говорит, куда его доставить. Но она же не может отнять у него душу, потому что Пуппер не уснул от скрипа весел, а просто без сознания – следовательно, не нарушил установленных правил. Но и Гурий не может очнуться, потому что он на галере, а это не то место, где приходят в себя… В результате время для него остановилось. Он не стареет, не мерзнет, не испытывает голод, но одновременно… м-дэ… и не живет. А галеру-то порой вызывают, но она не может явиться на вызов, потому что на борту у нее пассажир! Тупик, истинный тупик! Именно поэтому галера начала выкидывать фокусы, и ее занесло в Трансильванию, где она была обнаружена повелителем вампиров господином Дурневым… Он оставил все как есть, но немедленно сообщил о своем открытии в Тибидохс. К сожалению, письмо было получено слишком поздно. Я, разумеется, немедленно вылетела сюда.
Зуби замолчала, растерянно оглядываясь. Магвокат Хадсон беспокойно завозился.
– Позвовьте-ка взгвянуть! – настойчиво попросил он, скользя взглядом по строчкам. Его пухлое лицо то краснело, то бледнело. Заметно было, что его терзают самые противоречивые чувства.
– Вазумеется, если это нагвая вожь, мы сково об этом узнаем… Но, пведповожим, это не вожь, а пвавда, тогда мы оказываемся в неудобном повожении… – пробормотал он. – Если Гувий жив, повучается, что Джона Вайвявьку мы заточиви напвасно!
Мм, не напрасно, на тот момент это было правильно.
Какой скавдав! С вашего позвовения, я немедвенно вечу в Магфовд и поставаюсь уствоить так, чтобы Гувия забвали с гавевы. Есви, вазумеется, еще возможно его спасти… Одноввеменно я попытаюсь сдевать что-нибудь двя Вайвявьки! Похоже, пвавива дуэви он не навушал и исква быва одна…
Сарданапал кивнул. Магвокат подошел к воротам и, подобрав длинные полы своей мантии, с неожиданной резвостью вскочил на метлу. Телепортировать из Дубодама он предусмотрительно не решился. Графин Калиостров, приседая от усердия, бежал за ним. Его тоже никто не задерживал. Все сходились на том, что без Графина воздух будет чище.
Ягун насмешливо смотрел ему вслед. Таня готова была поклясться, что внук Ягге подзеркаливает
А своих коллег он оставил валяться?
– Думаешь, они полетели в Магфорд? – прошептал ей Ягун. – Как бы не так… Эта толстая помесь павлина и пингвина направилась к доброй тете. Спорю, дело будет представлено так, что вся слава обнаружения Пуппера достанется ему. Великой Зуби и Дурневу лавров явно не перепадет…
– Гурий жив… Или не жив… Ну, во всяком случае, не мертв… Нечто среднее… А если он навеки заснул на галере? Брр! Вряд ли у Дурнева хватило бы фантазии придумать такое! – негромко сказала Таня.
– Ты не рада? – удивился Ягун.
– Почему не рада? Рада, и очень. Какой камень упал с души!
– Но думаешь только о Ваньке?
Таня кивнула:
– Мне кажется, я кое в чем разобралась. Гурий, он хороший, очень хороший, но…
Но я выберу того, что совсем не хороший
– Мамочка моя бабуся! – воскликнул внук Ягге. – Ох уж мне эти ваши «но». Как я ненавижу это «но», так ненавижу, что вообще выкинул бы его из языка!
– Почему это?
– А потому… Я все время боюсь, что и Лоткова мне когда-нибудь скажет: «Ягун, ты чудный, замечательный и вообще супер, НО… дверь открывается от себя…»
– В общем, пусть у Гурия все будет хорошо! – подытожила Таня.
– Во-во! Пускай он придет в себя, проживет восемьсот восемьдесят восемь лет, отпустит бороду и усы и умрет без мучений и судорог на руках у рыдающих фанов, – подхватил Ягун.
Но Тане это показалось несправедливым.
– Нет, – сказала она. – Пусть он вообще не умирает, но дальше идет уже своей дорогой. С нами же встречается только на драконболе. Думаю, это будет самое правильное.
Таня ведь не ваню решила любить(и то скорее потому, что она решила быть ждулей, а не Галуастой), а Гурия не любить, учитывая метания Тани по поводу Глеба
Вспомнив, что Ванька все еще в темнице, Таня метнулась к Бессмертнику, с упрямством которого безуспешно бились Медузия и Сарданапал.
– Нет, нет и нет! – упрямо твердил Бессмертник. – Если ваш ученик действительно невиновен, тогда да… Мы рассмотрим все возражения на особом апелляционном совете, который назначим… э-э… скажем, в следующем году, чтобы было время подготовиться, и тогда уж на законном основании выпустим его из Дубодама.
– Но к следующему году Ванька будет уже дряхлым стариком, если вообще доживет! – крикнул Ягун.
– Ну и что? Зато закон будет соблюден. Если разобраться, все не так печально. Старость – прекрасный период жизни. Тебя уже не терзают страсти, и ты можешь философски осмыслить весь пройденный путь! – демагогически воскликнул Кощеев. Он торжествовал, зная, что самостоятельно Ваньку тибидохцам из Дубодама не вытащить.
– Чудненько! – сказал Соловей О. Разбойник. – Тогда мы отдадим все твои сокровища в фонд развития магических школ третьего мира, и ты будешь получать их обратно по дырке от бублика в год!
В глазах у Бессмертника мелькнула тревога. Но он тотчас успокоился, сообразив, что его капиталы спрятаны, прокляты и защищены так надежно, что до них не добраться даже шустрым банковским гномам.
– Да запросто! Я согласен! Все берите! – сказал он с усмешкой.
Преподаватели беспомощно переглянулись. Подзеркаливать упрямца было бесполезно – Бессмертник был слишком опытен и умел ставить мыслеблоки. К тому же из камней площади вновь начали проростать страшные де менты с пламенеющими глазами.
В эту минуту Поклеп, которого отвлекло от Тани появление Великой Зуби, вновь вспомнил о пенсне.
– Это ведь пенсне Ноя, не правда ли? То самое, что было и на пропавшем портрете? – спросил он зловеще. – Но мы после разберемся, кого и за что зомбировать… А пока ну-ка, дай его сюда! Живее!
Завуч протянул было руку, чтобы бесцеремонно сдернуть пенсне с переносицы Тани, но внезапно с криком отдернул руку и подул на пальцы.
– Ах так! – прошипел он. – Упрямые стекляшки! Никогда меня не ценили!
Портрет-то разве в итоге пропал? Нет, на месте остался, Жикин его спас. И когда это поклёп встречался с Ноем?
Ладно, тогда ты сама!.. Сними их, переверни другой стороной – да-да, держи их так – и сосредоточься на том, что тебе хотелось бы узнать.
Сжимая пенсне, Таня присела на корточки перед Кощеевым. Тот с ненавистью уставился на нее.
– Ты думаешь, я что-то тебе скажу, девчонка? Ничего ты не узнаешь. И не надейся, – произнес он хмуро.
Но Таня даже не услышала его слов. Пенсне блеснуло, и она увидела, как изо рта Кощеева помимо его воли выплывает: «Герониссум эрлих феррот либерус Дубодамум!»
Таня поднялась во весь рост и вскинула над головой перстень.
– Герониссум эрлих феррот либерус Дубодамум! – крикнула она, надеясь, что ничего не перепутала.
Посеребренная черепушка Кощеева изумленно лязгнула. Глазницы де ментов разом погасли, и тела их, показавшиеся уже почти по грудь, перестали вырастать из брусчатки. Стены дрогнули.
А Таня уже кинулась к темной башне, над которой выписывал широкие круги Гоярын. Она уже видела в пенсне, как из башни появляется Ванька. Видела пока только в пенсне. Но знала, что сейчас это произойдет на самом деле…
А потом пенсне исчезнет. Финита ля комедия
А если серьёзно, то своим кавалеристским наскоком, угробившим отношения с Кощеевым окончательно, Тибидохс в итоге сам себя подставил.
Гурий жив(кстати, почему никто не призвал дух Гурия, чтобы на суде свидетельствовать к примеру?), и он скоро очнется, после чего вытащил бы всех троих из тюрьмы(я помню, что об этом никто не знал). Без драки.
И как, по его мнению, с этим должны были справляться игроки?
Гробыня написала и Ване? Или Ваня написал Гробыне? Или им обоим написал кто-то ещё?
