Емцетред

Анон · 2015-10-19 01:03:11

А не создать ли нам свой Емцетред, аноны? Любите ли вы Таню Гроттер так, как любил ее Ванька Пуппер, Ург, Пинайлошадкин? Скучаете ли вы по веселой ведьме Улите и тянет ли вас блевать от бешеной овуляшки, в которую она превратилась? Жалели ли вы Арея и мечтали ли о его переходе на светлую сторону? Читали ли вы ШНыр и поняли ли хоть что-нибудь в этой пинакотеке ебанавтов?
Давайте поговорим про Дмитрия Емца и его произведения. Анон очень старый фанат, любивший его когда-то за легкость и юмор и до сих пор читающий сквозь фейспалм современные высеры. Я верю, что я такой не один.

Рисовалка: http://doodle.multator.ru/thread/emets
Чат: https://join.skype.com/eZyn1OrYsGcc

Чтения
Гуголдок: https://docs.google.com/document/d/1DT0 … sp=sharing

▼Таня Гроттер⬍

▼Мефодий Буслаев⬍

▼ШНыр (Школа Ныряльщиков)⬍

▼Разное⬍

▼Арты и обложки⬍

▼Косплей⬍

Отредактировано (2017-03-09 06:33:52)

Анон · 2016-12-16 21:25:54

я лениво подумываю, но думала после Ситха, когда с остальным подразгребусь
Вообще Техножрец, я ничего не имею против, но тут бы или дочитанная вторая, или разрешение ситха на дочитывания, до этого, имхо, не стоит третью трогать...

Само собой, только после второй, а то совсем дурдом получится, читать такое вразброс.

Отредактировано (2016-12-16 21:26:21)

Анон · 2016-12-16 23:39:27

Я готова подхватить вторую или третью... но попозже... Аноны, на меня накатила зима, так что я не могу таким пулеметом выдавать, как раньше, главы, вы уж меня простите.

Анон · 2016-12-16 23:45:14

Ничего-ничего, пони, я завязла ближе к концу 323 страницы, потому что я упорный анон и читаю все чтения подряд, и у меня перерыв.

Анон · 2016-12-18 15:39:38

Блин, аноны, я укурилась.

▼укуренный сон⬍

Вот что за нафиг? Почему именно они? И почему мне теперь хочется заняться модами?

Анон · 2016-12-18 19:18:26

Осторожно, повышенная концентрация Емца в организме может привести к подомным симптомам.

Издатели не несут ответственности, без рецепта не отпускать.

Анон · 2016-12-18 20:00:45

Анон пишет:

Блин, аноны, я укурилась.

Пони, из-за тебя я устанавливаю Симс 2 :NOOO: Я думал меня отпустило, а тут ты
А не запилить ли симсокомикс по ТГ? Правда всех этих персов делать щас времени нет, но мысль интересная...

Анон · 2016-12-19 07:08:38

POV Тани

▼ссылки на предыдущие главы⬍

▼краткое содержание⬍

▼Глава 7 МАГАДЫЕ МАГАБРАЧНЫЕ⬍

Человек сам по себе не производит зло или добро. Они существуют до него. Но он способен приумножить зло или добро, точно земля, которая способна прорастить и многократно приумножить любое посаженное в нее семя.
«Диалоги златокрылых»

Для разнообразия, слова златокрылых действительно похожи на то, что могли бы сказать бессмертные горние духи.

Готовиться к полету Таня начала с вечера. Собрала рюкзак. На случай непредвиденной ночевки подвязала снаружи туристический коврик. Покрутила в руках тугой кокон спальника, соображая, стоит ли его проветрить или сойдет и так. Поторговалась с ленью, великодушно позволила ей убедить себя и решила, что сойдет. Приготовила термос, чтобы утром залить в него горячий кофе.

Откуда у неё все это и зачем оно ей надо? Ладно термос, для драконболиста окей, но спальник? Коврик? И где палатка?

На случай внезапного голода закинула в рюкзак одноразовую скатерть-самобранку в целлофановой упаковке. По целлофану золотистыми гнутыми жуками ползали буквы, меняясь местами и всякий раз складываясь в новое меню.
Эта скатерть валялась у Тани уже года полтора. Пипа, вечно страдавшая от сознания, что денег у нее все равно больше, чем она способна истратить, купила ее где-то на распродаже и великодушно подарила Тане, руководствуясь увечным принципом, что лучше подарить ненужную вещь другу, чем облагодетельствовать помойку.

:facepalm: Пипа ей не скатерть-самобранку для хмырей подарила, а вполне себе нормальную вещь.

Дверь распахнулась и ударилась о стену, едва не рассыпав оказавшийся между ней и стеной скелет Дырь Тонианно. На пороге вырос запыхавшийся Ягун. Он быстро огляделся и, бросившись на живот, резво как таракан заполз под бывшую кровать Гробыни

Вообще интригующе - Таню к Гробыне подселили, так как мест не было. Причём настолько не было, что к ним позже ещё и Пипу пихнули. Теперь Пипа живёт в другой комнате, Таня - одна... Ладно её курс, но куда всякие Феклищевы поместились? В мультфильме Винкс магспиранток выселили в другие комнаты, для магспиранток, что логично, а тут - замок что, новые помещения отрастил?

Едва Ягун скрылся, как в комнату влетела одна из парадных секир Пельменника. Застыла. Сослепу качнулась к Тане, но поняв, что обозналась, принялась с разгону бодать кровать.
Таня была не так богата, чтобы позволять крушить мебель.

Если секира на заговоренная, то мебель не крушилась бы, её восстанавливали бы одним заклинанием.

Она выпустила искру. Звякнув, секира тяжело завалилась набок.
– Уф! А я уж было испугался! Вообрази, она меня чуть не прикончила! Гнала из самой Башни Привидений! Я захлопываю двери, а она их в щепки прорубает! И откуда столько злобы, а? – раздался голос из-под кровати.
– Может, ее кто-то заговорил? – предположила Таня.
Под кроватью засопели. Секира, из которой магия выходила постепенно, еще подпрыгивала, и вылезать играющий комментатор пока не отваживался.
– Само собой. Я же и заговорил, – признался Ягун.
– Зачем?
– Да так. Доказывал Лотковой, что она не права и я ее люблю.
– И что, доказал?
Ягун хихикнул.
– Не знаю. Не было времени спросить – пришлось удирать. Может, Лотковой уже и в живых нету. Посмотри, крови нет? Волос там прилипших? Посмотрела?
Таня испуганно метнулась к секире.
– Да ладно, шучу. Секира была только на меня заговорена. Тебя же она не тронула! Я, понимаешь, совсем забыл, что заклинание преследования одностороннее. Что сам наложил, сам уже не снимешь. Я пускаю искры, а она знай себе летит… А-аапч!
Чихнув, Ягун стукнулся о кровать затылком и ойкнул.
– Знаешь что, наступи на нее на всякий случай. Я, пожалуй, вылезу, а то у тебя тут как-то пыльно, неуютно! – попросил он.
Таня наступила. Секира уже почти не вздрагивала.
– Ягун! В двадцать лет не заговаривают секиры! У тебя явная задержка в развитии!

Зачем заклинание преследование? Для нормальных вещей? А гонки с секирой выглядят вполне норм для мира с черномагическим родео-то.

– А во сколько заговаривают?.. В двенадцать? В пятнадцать? Должен же я знать, на сколько лет я, бедный, отстаю от среднестатистического мага Феди Дудкина, который до восемнадцати лет пуляется в кого не лень фронтисами , а в восемнадцать берется за ум и становится примерным налогоплательщиком. А вообще, конечно, лечиЦЦа, лечиЦЦа и еще раз лечиЦЦа! И Лоткова то же самое говорит, и бабуся! Прямо хор шизофреников имени Кащенко!
– Ягун, не обижайся, но ты действительно ведешь себя как больной на голову! – грустно признала Таня.
Ягун наконец выбрался из-под кровати и теперь энергично отряхивался.
– Протестую, я не больной на голову. Но однажды я слишком удачно притворился, и роль меня затянула. А вообще, Танюха, я так думаю, что каждый день должен содержать хотя бы один безумный поступок. Или хотя бы просто поступок. Или внутреннее открытие. Или просто что-то яркое. Если день прошел без ничего – считай, что ты просто прожевал его с кашей.
– Например, немного поулепетывать от секиры – чем не поступок? – подсказала Таня.
– Секира – это частность. Мелкая заплатка глупости на пурпурном плаще моей мудрости! – сказал Ягун и тут же, не теряя времени, споткнулся о стоящий посреди комнаты рюкзак.

Ягуна пора срочно лечить. Мальчик, между прочим, уже не 13-летка, он взрослый лоб, аспирант, в долгих(лет 5) отношениях, профессиональный, мать его за ногу, спортсмен.

– О, что я вижу! Улетаем! Надолго?
– На несколько дней.
– Куда?
– Не могу сказать… Это не моя тайна, – сказала Таня.
Ягун равнодушно дернул плечом.
– Ну тайна так тайна! Что я могу сказать? Последнее время все в Тибидохсе такие секретные ходят, что прямо хоть из комнаты не выходи. Ненароком наступишь на чью-нибудь тайну, потом подошву не ототрешь.
– Ягун! Ты обиделся!
Играющий комментатор не стал это оспаривать.
– Слегка. Минут так на пятнадцать с хвостиком. Не заморачивайся! Если пристреливать десятилетнюю дружбу из-за всякой мелкой обидки, в пять минут останешься и без друзей, и без патронов!

Ты мне сначала эту 10-летнюю дружбу найди. Ягун старше Тани на 2+ года. Встретились они, когда ЕЙ было 10, сейчас ЕМУ - 20. 20-10=10, но ему было 12, значит дружба 7-8 летняя.

Ягун решительно поднял Танин рюкзак и переставил его ближе к окну, чтобы завтра ей было удобнее вылетать.
– С таким рюкзаком и камень на шею не нужен. Поосторожнее над океаном! Или лучше прицепи его заклинанием, и пусть летит за контрабасом! – посоветовал он.

А как же заклинание маннакушус или как-то так, для усиления?

Таня пообещала. Она была рада, что Ягун перестал дуться.
– Да, кстати, мой тебе совет! Если будет возможность, заскочи к Валялкину! Я тут вздремнул после обеда полчасика и вдруг ни с того ни с сего его увидел. А я же все-таки телепат. Я пытался связаться с ним потом, но все как обычно. Некая зомбированная хмыриха пояснила, что «абонент выключен или находится вне действия магии»! – неожиданно нахмурившись, сказал внук Ягге.
– А каким ты его видел? Что он делал? Разговаривал с тобой? – жадно спросила Таня.

То есть у Ибана есть зудильник... ии... он им не пользуется.

– А каким ты его видел? Что он делал? Разговаривал с тобой? – жадно спросила Таня.
– Не особо. Ему было не до разговоров. Мне снилось, он увязает не то в болоте, не то в песке, а кто-то – кого я не вижу – хохочет и тянет его снизу. Но самое интересное, что Ванька не жаловался. Лицо у него во сне было такое, знаешь, упрямое.
– Его всегда от упрямства зашкаливало! – сказала Таня.
Ягуну казалось иначе.
– Не от упрямства. Он видит свой путь и идет по нему. Тебе бы гораздо меньше нравилось, если бы он был дворняжкой, бегущей за всяким прохожим, который не поленится цокнуть языком.

Опять защищают Ибана о Тани. Ибан не просто видит свой путь, он идёт по нему, ни с кем не считаясь, прямо как... некромаг! :bu:

Кстати, лови начало сна!
Ягун зажмурился, и Таня увидела Ваньку. Да, это точно был он. Угловатый, в свитере ручной вязки. Болтавшиеся длинные руки образовали с плечом острый угол.

:really:

Густые волосы торчали как попало, будто Ванька приютил в них на ночь стайку взбалмошных воробьев. Память дохнула на Таню бесконечно родным и надежным.

Запахом ещё одного мерзкого немытого тела.

– Ну а дальше, где его затягивало, у меня все смазалось. Не получится передать, – сказал Ягун.
– Где он? Как его найти! – нетерпеливо спросила Таня.
– Без понятия. Я скромный телепат, а не адресное бюро, – виновато ответил играющий комментатор.
Таня бросилась названивать Ваньке на зудильник, но вновь незримая хмыриха пояснила, что абонент выключен или находится вне зоны действия магии. Таня ощутила себя обледеневшей и внутренне застывшей, как курица в глубокой заморозке.
После десятого одинакового ответа хмырихи Ягун решительно отобрал у нее зудильник.
– Ну все, прекращай это самомучительство! Я его найду и с тобой свяжусь! Не волнуйся! Не будешь волноваться?
Курица в глубокой заморозке медленно покачала головой. Ягун воззрился на нее с заметным беспокойством.
– Такая ты мне совсем не нравишься! Обещай всегда и во всем видеть только хорошее! – потребовал он.
– А это возможно? – усомнилась Таня.
– Еще как возможно! Основное отличие пессимиста от оптимиста в том и состоит, что пессимист видит грязь под ногами и лужи, а оптимист видит небо и солнце. И это при том, что оба идут по одной и той же дороге с равным количеством рытвин и кочек. Безумная разница, мамочка моя бабуся! А ведь секрет-то, если задуматься, прост – поднять голову! – сказал Ягун.

И... оптимист переломает ноги в рытвинах и кочках. И не оптимист это, а идиот, раз вниз не смотрит.

На часах было четыре, когда Таня осознала, что больше ждать не может. Всю ночь она так и не сомкнула глаз, только накручивала себя как тугую пружину новых часов. Когда пружина вот-вот должна была лопнуть, Таня рывком встала.
– Пора! Я больше не могу! – сказала она себе и начала поспешно одеваться.
Окно уступило лишь после третьего толчка. Таня услышала обиженный хруст – это ломался лед, за ночь склеивший рамы. Казалось, осыпаясь, лед звенит укоризненными колокольчиками: «Я старался, старался, а ты…» «Прости!» – коротко ответила льду Таня и распахнула окно.
Огонек единственной свечи, горевшей на стуле у кровати, тревожно заметался и лег горизонтально. В зрачки Тане втиснулась мглистая, густая, упругая, как подмерзший кисель, ночь. Таня сделала глубокий вдох и, вопросительно оглянувшись на рюкзак, который должен был лететь следом, взяла контрабас за гриф. При одной мысли, что ей придется нырять в этот стылый ночной кисель, ей стало зябко.
Не позволяя провернуться в душе ключику саможаления

А так же разума, что не стоит пилотировать невыспавшись...

Таня решительно произнесла полетное заклинание. Контрабас рванулся с нетерпением застоявшегося коня, и она едва успела наклонить голову, чтобы не оставить ее раме на память.
Мороз покровительственно похлопал Таню по щеке колкой ладонью и тотчас скользящим и ловким движением опытного вора выкрал ночное тепло Тибидохса, еще жившее в закоулках драконбольного комбинезона.
– Была команда «Ночь!» Кто тут шляется? А ну подошли сюда! – донесся из закоулков соседней башни пронзительный вопль Поклепа.
Таня не сразу поняла, что обращен он не к ней, а к каким-то младшекурсникам, которые напоролись на засаду, но все же по привычке вздрогнула. Завуч Тибидохса обладал потрясающим врожденным даром портить людям настроение.
«Ну вот меня и проводили! Сочтем это за напутствие!» – подумала Таня.
Привычно закладывая петли между слоновьими ногами башен, сотканными из твердой тьмы, контрабас несся к Грааль Гардарике .
Когда Тибидохс неразличимо утонул в ночи, Таня настроила нить Ариадны. Тонкая золотистая струйка света ввинтилась в темноту, указывая контрабасу путь. Уперев смычок в бедро, Таня ссутулилась как монгольский наездник

Ох уж эти несчастные монгольские наездники!

Заметьте, тут он даже в этом чудо-седле.

погрузилась не то в сон, не то в морозное оцепенение.
Последнее, что она сделала, перед тем как задремать, перевела контрабас с привычного Торопыгуса угорелуса на более предсказуемое и медлительное Тикалус плетутс . Теперь она могла быть уверена, что ветер не сорвет ее с контрабаса.
Когда сознание вновь включилось, Таня была ослеплена острым блеском огромного, прямо перед ней повисшего солнца, к которому она неслась на контрабасе. Солнце – красноватое, утреннее, свежеумытое океаном, из которого оно только что вынырнуло, – смотрело на Таню с веселой насмешкой, пряча улыбку под истрепанной вуалью туч.
Таня оглянулась и не сразу сообразила, где ее рюкзак. «Утонул!» – мелькнула мысль, и лишь потом она увидела поблескивающую на солнце обледенелую глыбу, которая уныло, как заблудившаяся комета, ползла за ней. Таня порадовалась, что догадалась лететь на плетутсе . Лети она на торопыгусе, рюкзак наверняка отстал бы и очутился в океане.
Таня вновь повернулась лицом к солнцу. Ночной холод куда-то ушел, а точнее, стал вдруг неважным. Ее захлестнул безнадежный восторг полета.
Слова, способные не только обозначить понятия, но и до конца, до последней капли, выразить их, подыскиваются чудовищно трудно. Но даже когда находятся, остается ощущение, что наше человеческое слово не может выразить и пятой части того, что способен поймать и почувствовать глаз.
Таня часто ловила себя на этой мысли, когда пыталась описать кому-либо восторг от полета. Кому-то, кто сам никогда не летал или давно не летал. Восторг был огромен, он переполнял, распирал, а вот слов недоставало. Они теснились, сталкивались, гремели, как стеклянные шарики в банке. Но увы! На дне глаз собеседника Таня скоро видела скуку и тогда махала рукой и отходила, нередко ощущая, что, обсуждая свою радость с кем-то, размывает и предает ее.
Обычно Таня начинала испытывать радость в минуту, когда только перебрасывала ногу через контрабас. Ощущала лакированную упругость дерева и устремленную, созерцательно-спокойную уверенность смычка. Струны возбужденно гудели. Контрабас – ее нервный, чуткий контрабас – нетерпеливо рвался в небо. Заставляя себя не спешить, Таня делала один или два шага, довольно неуклюжих, учитывая размеры и вес контрабаса. Случалось, что контрабас цеплял за что-то, и на полировке оставались следы.
Но вот звучит заклинание, и контрабас взлетает. На секунду закладывает уши. Кажется, что встречным потоком тебя вот-вот перевернет и закрутит. Но тут уже все привычно. Немного ссутулиться, сместить центр тяжести, в крайнем случае грудью прижаться к грифу контрабаса и – вперед.
Ветер, которого на самом деле нет, потому что ветер – это ты сам, мчащийся с запредельной скоростью в плотном воздушном потоке, наждаком режет щеки, счесывает кожу. Поэтому лучше все же обмотать лицо платком. Еще неплохо надеть защитные парашютные очки, как у Ягуна.
Если не считать драконбола с его короткими рваными скачками, высоту Таня всегда набирала осторожно. Еще не забылся неудачный детский опыт, когда, слишком быстро поднявшись на четыре тысячи метров, она вкусила все прелести перепада давления. Из носа у нее хлынула кровь, а под глазами две недели были фиолетовые пятна, точно она подралась в школьном коридоре с нанюхавшимся нафталина полтергейстом.
Снижаться тоже нужно постепенно. Рассказы о магах, которые, резко пикируя с большой высоты, теряли сознание и разбивались, не были сказками. Но об этом Таня обычно не думала. В минуты взлета она жила лишь взлетом и тем мгновенным сиянием радуги, которая бывает, когда с разгону проходишь сквозь Грааль Гардарику .
Но вот наконец и Гардарика позади, и высота набрана, и Буян далеко. Первое, захлебывающееся ощущение полета утолено, как первый голод. И тогда наступает пора нового удовольствия – созерцания.

Разве Гардарика не прямо у Буяна?! Разве её не разнесло ураганом?! И чем надо думать, если спишь в полёте к Гардарике, и можешь просто всмятку размазаться? Я уже молчу про то, что у неё нет защитной маски, очков, лицо не намазано хотя бы медвежьим жиром...
И что за прелести горной болезни на 4-то тысячи метров при быстром подъеме?

Высота так огромна, что кажется: контрабас стоит на месте. Земля внизу не движется или ползет так медленно, что мерещится: пешком дошел бы скорее. И лишь встречный ветер продолжает резать лицо.
Океан – особенно зимний – похож на шершавый ковер, на котором то там, то здесь вспыхивают белые точки. Это шапки волн. Часто бывало, что, соскучившись от неподвижности «высокого» полета, Таня бросала контрабас вниз и, подобно истребителю, проносилась над самой водой. Вот она – безумная скорость! Вот он, влажный, пропитанный солью ветер. К сожалению, струны смычка и контрабаса быстро отсыревали и покрывались льдом. Полет становился рваным, непредсказуемым, и Тане приходилось выслушивать от перстня Феофила кучу занудных рассуждений, которые всегда заканчивались пророчеством, что еще пять минут такого полета и от нее останутся одни membra disjecta .
– Да ладно, дед, не ворчи! Разве тебе не весело? – примирительно говорила Таня.
– Тебе нужно мое «ха-ха-ха»? Пожалуйста, получите и поставьте закорючку! – скрипуче говорил Феофил Гроттер. – Только прошу запомнить: Per risum multum debes cognoscere stultum .
Еще Таня любила в яркий солнечный день смотреть сверху на осенние поля. Они были похожи на неровно нарезанные лоскутки ткани. Чаще прямоугольные, но и квадратные, и узко-заостренные, и закругленные. Ты летишь, а под тобой лежит мягкое, с аккуратно простроченными швами лесополос лоскутное одеяло. Изредка встретится лента реки или пятно водоема, похожее на наклейку на резиновом матрасе.
Поселки и города попадаются нечасто и кажутся сверху чем-то искусственным и чужеродным. Они всегда лепятся к извилистым асфальтовым дорогам, будто дороги их пуповина, без которой они существовать не могут.

Но вот впереди появляется белая масса облаков. Ее можно обогнуть, но можно и пройти насквозь. Таня давно разобралась, что облака не сплошные, как кажется снизу. Не слежавшиеся, но мягкие, как снег. Существуют облачные долины, горы, между которыми при желании можно отыскать тропу. Есть и провалы, и колодцы, и лабиринты, и облачные пещеры с неожиданными входами и розовыми, залитыми солнечными лучами внутренними пустотами. Порой встречаются длинные и острые облака, спицей ввинчивающиеся в небеса.
Там, наверху, облака обитают стадами. Стадами же бродят они по небу – чинно, неторопливо и неутомимо перебираясь с одного пастбища на другое. Каждое стадо живет на своей высоте. У каждого свой оттенок, своя форма и плотность.
У каждого стада есть облако-вожак. Спокойное, пухлое, важное, как чиновник в дорогих перстнях или жирный баран. Оно обычно летит впереди, точно прокладывает путь. Порой передумает, остановится, сольется с остальными облаками и дальше летит уже в другом направлении, а за ним бредет вся остальная масса. Облака жмутся друг к другу, как овцы. Изредка маленькое облако отбежит куда-нибудь от стада, но испугается, повернет и снова метнется в общую сугробистую кучу.
Иногда Тане хотелось одолжить у Пипы фотоаппарат и поснимать небо таким, каким видела его лишь она. Но всякий раз что-то ее останавливало. У Тани возникало стойкое ощущение, что это будет не то. Фотография опошлит небо, вырвет его из контекста бытия. И не только фотография. Все оторванное от целого мгновенно становится ничем.
Еще в Тибидохсе она замечала, что морские ракушки и камни, на морском берегу кажущиеся такими прекрасными, в кармане сразу становятся досаждающим сувенирным мусором. То же и фотографии. Снимаешь некий вид – трясешься от окружающей красоты, а в матовом прямоугольнике десять на пятнадцать уже не то. Всякий предмет хорош на своем месте.

Ну да, это девочка действительно хороша только в Афганистане, и не стоило приносить её в мир. Как и это фото -

▼осторожно, истощенный ребенок⬍

Пять шестых земного шара сменились наконец одной шестой.

Одной девятой, если быть точным.

. Теперь контрабас мчался над континентом. Внизу быстро пронеслось несколько компактных и зализанных европейских стран, похожих на популярные германские сувениры – аккуратные домики, утопавшие в пенопластовой перхоти заполненных водой стеклянных полукружий.

Дядя Дима явно никогда не был в Европе. И над какими странами летит Таня?

Золотая нить Ариадны уверенно показывала направление на Лысую Гору. Наметанным глазом Таня определила, что лететь осталось не больше часа. Никакого воодушевления Таня не испытала. Время, когда они с Ванькой и Ягуном носились сюда на выходные, а часто и на одну ночь, давно прошло.
А какой притягательной, какой желанной представлялась ей Лысая Гора в те годы, когда им, ученикам Тибидохса, строго-настрого запрещалось бывать здесь, а Поклеп дежурил ночами на стенах, бдительно наблюдая за Гардарикой . Но разве неправду говорят: что запрещено, то скрыто рекомендовано.
В те годы Лысая Гора казалась Тане эдакой жутковатой, но влекущей мистической сказкой. Как живописна она бывала летом! Буйство красок, плеск русалок в озерцах, длинные тени оборотней лунными ночами. К осени Лысая Гора несколько притихала, изредка взрываясь внеочередными шабашами. Виноград, опутывавший деревянные скелеты беседок, снимали только снизу. Сверху же зрелые ягоды начинали бродить, и еще издали ощущался пьяный запах мимолетного счастья.

Они летали туда НОЧЬЮ?! Арей ночью в гостинице останавливался, чтобы особенно не заморачиваться, Улита далеко не слабых учеников мрака ночью спрятала, у Гробыни ночью двери нет, а эти идиоты летали туда... зачем?

К зиме Лысая гора обесцвечивалась. Только и оставалось, что белизна снега, ржавая влага облезлых крыш и желтые маяки голодных волчьих глаз. Учитывая обычный лысогорский бардак и привычку использовать на всех тяжелых работах мертвых гастарбайтеров, которые сейчас не могли пробиться из-под промерзшей земли, Лысая Гора имела удручающий вид.
Узкие улочки были занесены снегом, по которому подагрическими каракатицами пробирались ведуны, экстрасенсы, странствующие сектанты, ведьмы и прочая маглочь, преимущественно закутанная в шерстяные платки и шали поверх облезших купеческих шуб и чиновничьих шинелей. Таня заметила, что среди шинелей, по большей части древних, особой популярностью пользовались генеральские, с красной подкладкой.
Для самой Тани позолота романтики с Лысой Горы давно облупилась. Теперь Лысая Гора все чаще представлялась ей тем, чем была на самом деле – суетливым демоническим муравейником.

- видимо, там жили они.

Студию зудильникового вещания Таня узнала по ржавой крыше в форме буквы «Г». Расположена студия была неудачно, в низине между складками гор, и ее замело до второго этажа. По этой причине главный вход был скрыт под толстым слоем наледи, а альтернативным входом служило одно из окон второго этажа. Два циклопа в бараньих шкурах сидели, свесив ноги, на подоконнике и по ледяной дорожке головой вниз скатывали всех, кто им активно не нравился. Практический же опыт показывал, что активно не нравились циклопам все, кто не давал им взятки.
Заметив Таню, ближайший циклоп потянулся было к ней рукой, заросшей до ногтей рыжим волосом, но перстень Феофила Гроттера сверкнул на пальце предупреждающей искрой. Несмотря на свои зашкаливающие габариты, циклоп не был полным идиотом. Спохватившись, он ногтем принялся соскребать с плеча Тани какую-то малозаметную соринку, бормоча:
– Ох, как изгваздалась! Аккуратнее надо быть, барышня!

А кого он ждал? Лопухоида?

Гробыни в студии Таня не нашла. Там вообще никого не было: ни Гробыни, ни Грызианы, ни операторов. Студия выглядела заброшенной. Лишь где-то с краю, у тяжелых штор, валялась забытая крышка гроба и стояли две прислоненные к стене лопаты.
На единственной железной колонне болталась пожелтевшая бумажка, призывавшая:
«Гость! После эфира закопайся сам. Грызиана».
Судя по нескольким глубоким царапинам рядом на стене, не всем знатным гостям нравилось подобное самообслуживание.
Таня вышла из студии и, ругая полетные блокировки, потащила тяжеленный контрабас к дому Гробыни. Дом она хорошо запомнила с прошлого раза. Массивный, двухэтажный, с решетками на окнах, он некогда, помнится, поразил ее полным отсутствием дверей. Таня попыталась использовать заклинание Пролазиус и пройти сквозь стену, но Пролазиус оказался блокированным снаружи или изнутри.

Туманус прошмыгус?

Дважды обойдя дом по глубокому снегу, Таня отыскала подобие звонка с торчащим проводом и принялась нажимать на кнопку пальцем. Минут через десять она пришла к выводу, что либо дома никого нет, либо ее не желают слышать. Она хотела уже уйти, как вдруг стена зарябила, на мгновение стала прозрачной, и из нее вышагнул Гуня Гломов.
Узнать его было непросто. Обычно Гломов предпочитал спортивный стиль – всевозможные треники, кроссовки, растянутые джемпера и кожаные куртки. Сейчас же едва ли не первый раз в жизни Гуня был тщательно выбрит. Волосы на голове выглядели так, будто пытались познакомиться с расческой, однако знакомство не доставило им обоюдного удовольствия. Могучая мускулатура распирала изнутри тесный, плохо сидящий черный костюм. Казалось, если Гуня сведет спереди руки и напряжет мышцы спины, костюм взорвется по швам, не удержав в себе природную мощь хозяина. Более всего Гломов походил на тракториста, приехавшего в крупный город для участия в телешоу.

Таня едва успела отступить, иначе Гуня налетел бы на нее. Заметив Таню, Гломов застыл. Он явно куда-то собирался. Появление Тани стало для него неожиданностью.
– О, привет, Танюха! Ты куда это? Заходить не будешь разве? – сказал он, демонстрируя в улыбке зубы, способные отгрызть по локоть руку любого стоматолога.
– Я думала вас нет. Мне не открывали, – сказала Таня.
Гломов насмешливо уставился на раскачивающуюся на проводе кнопку.
– Ты что, жала на эту штукенцию? – поинтересовался он. – И долго?
– Долго.
– А я и сам не знаю зачем она тут висит. На Лысой Горе не звонят. На Лысой Горе барабанят – палками, пятками, головами, кто чем может, – произнес Гломов назидательно.
Фраза выглядела заученной. Видно, Гуня в разное время озвучивал ее всем своим гостям.
– Ты порезался, – сказала Таня, взглянув на его щеку.
Гломов отмахнулся.
– А, это! Четыре бритвы сломал. Ни одна мою щетину с первого раза не берет, собака такая, – сказал он рассеянно.

??? Магия? Магические металлы? ДА и что за зверь такой Гуня?

– А зачем брился?
Гуня ответственно засопел.
– Ну как?.. Хоть раз в жизни-то надо. Тебе что, Гробка не написала? Мы ну это… завтра сочетаемся.
– Чем сочетаетесь? – не поняла Таня.
– Ну этим… браком, – сказал Гуня, не столько краснея, сколько ржавея от удовольствия. Для легкого румянца его наждачная кожа была слишком груба.
Таня все еще не верила. С их курса, насколько она знала, никто еще не завел семью. С другой стороны, Гробыня всегда и во всем ухитрялась быть первой ласточкой.
– Ты хочешь сказать, что сделал предложение?
Гуня кивнул с глубоким удовлетворением.
– Сам додумался?
– А то как же! Гробка сказала додуматься, ну я и додумался.
– А ты хочешь?
Гуня недоуменно моргнул. Он явно не понимал сути вопроса. Это было все равно что спросить кадрового сержанта, хочет ли он идти в атаку. Есть приказ, есть задача, есть цель, а хотеть или не хотеть – это уже что-то мутное и из другой оперы.

Емец несёт чепуху про сержанта, но Гломов вполне верибельный подкаблучник.

– А почему Гробыня мне до сих пор не позвонила?
Лучше бы Таня не спрашивала. Гуня относился к тому счастливому типу людей, у которых что на уме, то и на языке.
– Ну она типа сказала, что ты все равно ничего не подаришь толкового и чего тебя лишний раз нервировать? Лучше тебя в последний момент пригласить, без подготовки, чтобы ты из кожи вон не лезла.

Несколько цинично... но с другой стороне даже и заботливо в чём-то.

Внезапно Гуня поморщился и сильно ударил себя кулаком по лбу. Будь у него менее крепкий череп, такой удар легко мог бы закончиться нокаутом. Однако череп у Гуни был феноменальной прочности, как и у Тарараха. Ягунчик, помнится, некогда рассуждал, что произойдет, если из разных концов коридора Тибидохса навстречу друг другу понесутся Гуня и Тарарах и в центре коридора столкнутся лбами.
– Что случилось?
– Ой, блин! Меня Гробка прикончит! Я кольца не забрал! – простонал Гломов.
– Позже заберешь, – легкомысленно сказала Таня.
Гуня посмотрел на нее с укором, как медведь в зоопарке, которому вместо конфеты бросили пустую скомканную бумажку.
– Тут это… не получится позже. Через полчаса стемнеет. Они тут на Лысой Горе все крутые, смелые, но ночью родной маме дверь не откроют и любимого котенка на руки не возьмут. Придурки, короче. Сами в эти игры заигрываются, а потом боятся до жути.

Ну и куда летали наши придурки?

Примерно полторы секунды Гуня топтался на месте, придавая своему могучему телу внутреннее ускорение, а затем развил лихорадочную деятельность.
– Давай сюда свою гитару! Чего ее таскать? А теперь помчались!.. Я тебя по дороге к Гробке закину! – Гуня занес в дом контрабас, схватил Таню за запястье и понесся как вихрь, сшибая на своем пути все, что не успевало посторониться.
Пару раз Тане казалось, что ее ноги отрываются от земли, чего Гломов даже не замечал. Гуня был не просто бешеный трактор. Он был бешеный трактор, имеющий четкую цель и забывший отвинченные тормоза в автомастерской.
По дороге Гломов с Таней не разговаривал. Он даже не оглядывался, а просто летел вперед. Таня сообразила, почему он взял ее за запястье, а не за ладонь. Ладонь Гуня, не заметив, сплющил бы в своей лапище.
«Лучше бы я на полчаса позже прилетела!» – подумала Таня, когда ее в десятый раз уронили в сугроб и тотчас из него выдернули.
Они вихрем пронеслись по единственной центральной улице Лысой Горы и свернули туда, где в желтом слежавшемся снегу барахтались длинные облезшие двухэтажные дома. Около одного из них Гуня остановился. В подвал был прокопан длинный наклонный ход-лаз. Проблему с уборкой снега здесь решали просто. Не можешь расчистить – оставь все как есть, а то, что надо, само прокопается.
Гломов по-хозяйски оглядел Таню, бесцеремонно покрутил ее, как ребенка, отряхнул с одежды снег и, ласково спросив: «Ты готова?», спустил головой вниз в обледеневший лаз.

Анон · 2016-12-19 07:27:30

Анон пишет:

Зачем заклинание преследование? Для нормальных вещей?

Может, чтобы нормальные вещи (например, рюкзак) сами за тобой летали, и их не нужно было таскать ручками? А Ягун накосячил.

Анон пишет:

– Его всегда от упрямства зашкаливало! – сказала Таня.
Ягуну казалось иначе.
– Не от упрямства. Он видит свой путь и идет по нему. Тебе бы гораздо меньше нравилось, если бы он был дворняжкой, бегущей за всяким прохожим, который не поленится цокнуть языком.

А промежуточных звеньев не существует, только крайности? И да, какой такой путь видит перед собой горячий валенок? Зверей лечить? А чего тогда нормально на ветеринара не выучился?

Анон пишет:

Курица в глубокой заморозке медленно покачала головой. Ягун воззрился на нее с заметным беспокойством.

Кошмар, какой кошмар. Емец же вроде известный писатель, ну разорился бы на редактора, позорище же.

Анон пишет:

В зрачки Тане втиснулась мглистая, густая, упругая, как подмерзший кисель, ночь.

Уй-ё, пойду-ка я останавливать кровь из глаз.

Анон · 2016-12-19 07:32:34

Анон пишет:

Кошмар, какой кошмар. Емец же вроде известный писатель, ну разорился бы на редактора, позорище же.

Анон, пони уже не может постоянно и такое отслеживать, иногда пропускаю... Простите за это.

Анон · 2016-12-19 07:35:50

Анон пишет:

Анон, пони уже не может постоянно и такое отслеживать, иногда пропускаю... Простите за это.

Поняш, чего ты извиняешься? Понятно, что какие-то моменты пропускаешь при чтении, особенно если читать по диагонали, какие-то несостыковки доходят позже, тем более, при чтении такой отборной ебанины мозг нужно беречь и особо не вчитываться

Анон · 2016-12-19 13:39:13

Анон пишет:

Пипа, вечно страдавшая от сознания, что денег у нее все равно больше, чем она способна истратить

Дааа, страдавшая.

Основное отличие пессимиста от оптимиста в том и состоит, что пессимист видит грязь под ногами и лужи, а оптимист видит небо и солнце.

Реалистов у них там не водится, мы уже поняли.

ночное тепло Тибидохса, еще жившее в закоулках драконбольного комбинезона.

Закоулки у комбинезона?

Анон · 2016-12-19 19:43:39

Новый ужаснах вместо обложки.

▼Скрытый текст⬍

Волосы-проволока, чудовищное лицо Кводи(чудовищное не по канону, а по исполнению(, коняшка-урод, странная ткань на футболке Мефодия...

Анон · 2016-12-19 19:53:04

Новый ужаснах вместо обложки.

А что они все в разнонаправленных плоскостях? А Мефодия еще и переломало вдобавок...

Анон · 2016-12-20 00:51:03

POV ВАНИ

▼ссылки на предыдущие главы⬍

▼краткое содержание⬍

▼Глава 8 МНОГОГЛАЗКА⬍

Если в жизни ты сумел отдать больше, чем урвал, – ты прожил жизнь не зря.
Сарданапал Черноморов. Лекции для первокурсников

Черноморов не ведёт у первокурсников, он чуть ли не третий курс берёт только... Да и кот Матроскин верно говорит "чтобы что-нибудь продать, надо что-нибудь купить". А про энтропию вообще молчу...

Дырка была маленькая, но в самом неудачном месте шланга – там, где он насаживается на трубу. Она шипела и плевалась мокрыми, быстро замерзающими на коже каплями, пахнущими тухлым селедочным бульоном и дешевым табаком. Ванька заметил дырку в самый последний момент, когда, сев на пылесос, стал понемногу выжимать газ.
Пришлось слезать и ремонтироваться, поглядывая то на заснеженный порт, то на застывшее укоризненным сусликом и облизанное прожекторами здание гостиничного комплекса. Дыру Ванька закрыл свернутым раз в восемь пакетом, который, в свою очередь, обмотал изолентой. На морозе изолента приклеивалась плохо и быстро дубела.

Елки-моталки, вы же маги. Маги, повторяюсь! Почему не призвать новую трубу? И почему из шланга течёт бульон, если из трубы вырывается пламя? И пакеты? Зачем пакеты, если есть изолента, которая на пакеты не очень?

«Ну ничего! Сойдет и так!» – решил Ванька.
Ножа у него под рукой не оказалось, и изоленту он перекусил зубами.

Ножа не оказалось. У ветеринара-лесника, ужинающего в полевых условиях.

Шланг прорывало второй раз за неделю. Он не выдерживал скверного топлива и таким образом высказывал свое «фи». Ныне он более всего напоминал сухие деревца на вершинах крымских гор, которые толпы туристов украшают ленточками, обрывками пакетов, кусками шпагата и прочими подсобными веревочками в надежде вернуться сюда вновь.
По-хорошему шланг давно надо было менять, но Ванька относился к тем пользователям техники, которые предпринимают какие-либо «починятельные» действа, лишь когда никакими подручными средствами уже не обойтись.

Чо?

Ванька вновь забрался на пылесос, убедился, что прохожих поблизости нет, и стартовал в лиловое небо. Любое неосторожное движение отзывалось болью в изодранной спине и избитом теле. Даже головой, и той приходилось вертеть осторожно – ныла опухшая скула. Глаз почти закрылся, хотя Ванька перед полетом и тер его снегом до тех пор, пока талая влага не потекла за шиворот.
Интересно, что сказали бы Свеколт и Аббатикова, узнай они, что вместо того, чтобы отлеживаться в гостинице, Валялкин вновь помчался на поиски многоглазки ?

"
Хвилищевский ел клюкву, стараясь не морщиться.
Он ждал, что все скажут: «Какая сила характера!»
Но никто не сказал ничего.
Даниил Хармс"
Ну или

Хотя, возможно, ничего бы не сказали. В некромагах любопытство давно отмерло.

Да-да, утешай себя.

Купол неба, подбитый серебряными шляпками гвоздей,

Пардон??

изредка полыхал зарницами. Луну скрывала большая, рыхлая фиолетовая туча, казавшаяся подсвеченной изнутри.

Фиолетовая-то почему? Ночь же вроде

Петрозаводск быстро растаял вдали. Ванька держал направление четко на юго-восток.

Чётко в Онежское озеро. Там пусть и бултыхнет.

. Он смутно ощущал, что многоглазка появится где-то там. Не сейчас, а несколькими часами позже. Пока же ее слабо светящийся робкий стебель только прокапывается сквозь снег, осторожно, точно боясь потревожить, разгребая его хрупкими листьями. Это чувство было подобно легкому, досадливому зуду от комариного укуса. Нечто дразнящее, неуловимое, не позволяющее ни на секунду успокоиться.

А когда это он с многоглазкой успел так связаться, что её чувствует?

Ванька летел наискось к ветру, обжигавшему ему правую щеку, и прислушивался к себе. Он давно обнаружил, что жизнь его идет вперед толчками или периодами. Был период раннего детства, отца, семьи, устойчивой защищенности; затем период желтой майки и голода, когда он непостижимым образом съел половину продуктов в супемаркете; затем период Тибидохса, первого знакомства с Таней и Ягуном, дружбы с Тарарахом и увлечения магическими зверями; затем любовь, нелепая дуэль с Пуппером, Дубодам, отказ от магаспирантуры и отъезд в глушь к лешакам.
Каждый период Ванька представлял, как нечто отыгранное и законченное, с точкой в финале. В этом была некая внутренняя определенность и попытка систематизации, основанная на предпосылке, что важным является лишь то, что имеет смысл и оставило ясные воспоминания.
Обычно Ванька существовал только в последнем периоде. Лишь изредка память пробуждалась и с болезненной яркостью выдавала вспышки из периодов предыдущих. Это бывало, например, при случайных встречах с разными мимолетными знакомыми. Чаще всего такие встречи сопровождались легким недоумением, растерянностью, сознанием, что время повернуло вспять и забуксовало.

:wall: Слушайте, а ведь он реально рыбка злотая, прошлого не помнящая...

Сейчас же Ванька ощущал, что в глубинах сердца созревает новый период, пока непонятный ему самому. С чем конкретно он будет связан, Ванька не знал. Птенец, бьющийся в скорлупу яйца, не представляет, будет ли он курицей, павлином или орлом. Он знает только одно – надо надеяться и скорлупа должна расколоться. Так и Ванька надеялся, что в новом периоде с ним рядом будет Таня.

Так красиво называется "не имею нормальных жизненных планов". И да, птенец уже в скорлупе павлин, орёл или курица, ничего не поменяется. И после вылезания птенцы себя по разному ведут - орлята просто орут, цыплята - следуют за курицей...

Вот уже несколько месяцев, с тех пор, как Глебом было украдено зеркало Тантала, Ванька упорно сражался с самим собой. Каждый час, каждый миг он с упрямством выкорчевывал из себя Бейбарсова, пустившего в него физически ощущаемые корни.

Сливаться с Глебом он не желал. Сопротивляясь, он выдирал из себя Глеба, как выдирают сорняки. Порой это получалось, порой же, когда воля ослабевала, Ванька чувствовал, что душа его начинает зарастать Глебом, как задохнувшийся дачный пруд зарастает сине-зелеными водорослями.

Если верить статьям, задыхаются только водоёмы малого объема или с проблемами с аэрацией/очисткой. То есть загрязнение вторично. В случае с Ибаном, полагаю, так же.

Изредка он подходил к зеркалу, и ему чудилось, что и в лице его проявляется нечто чуждое, мертвенное, властное. Точно и не его это лицо, а чей-то чуждый дух отпечатался на нем.
Однажды случилось, что, оказывая помощь попавшей в капкан росомахе, Ванька проникся к ней едкой, равнодушной, незнакомой ему прежде ненавистью. Почему он должен спасать этот кусающийся кусок мяса, который вместо того, чтобы испытывать благодарность, пытается вцепиться ему зубами в ладонь? И обязательно вцепится, если не поберечься. Недаром руки Тарараха до локтей покрыты сеткой шрамов. Да и у него, Ваньки, появляется в среднем по два-три шрама в год.

Успокаивающие заклинания не для него? Только руками в пасть, только хардкор?
И сюрприз. Гуло гуло, сиречь росомаха, в капкан если и попалась(а вроде для них ловушки посерьёзнее), то большими трудами промысловиков, у которых эта зверюшка радостно обжирает пойманных в капканы же соболей. Жалко у пчёлки, а Ванечки за пойманную и отпущенную росомаху охотники и сломать что-нибудь могли бы.

Ванька даже испытал соблазн убить росомаху фронтисом и лишь в последнюю секунду резко отдернул перстень, уводя искру в сторону.
«Нет, все же странно устроена жизнь! – думал Ванька. – Непропорционально как-то. Почему за добро ты должен получать по морде, за зло же все с тобой носятся, млеют, умиляются твоей внутренней сложности? Может, стоит уступить соблазну, перестать сопротивляться и хотя бы частично сделаться Бейбарсовым? Пустить в себя зло, не то чтобы много, но хотя бы на пять копеек? Просто в профилактических целях?»

Нет, дядь Дим, просто добро у тебя абстрактно и скучно, а зло мечется, ищет себя и поэтому интересно.

Вот только сердце, чуткое, как стрелка барометра,

как стрелка осцилографа
Барометр нифига не чуткий и давно заменён на более адекватные приборы...

подсказывало Ваньке, что, приоткрыв дверь злу, уже не удержишь створки. Нельзя чуть-чуть убить, чуть-чуть растоптать, чуть-чуть отравиться цианистым калием или чуть-чуть шагнуть в пропасть. Все эти удовольствия сомнительны и весьма одномоментны.

чуть-чуть убить - да. Но чуть-чуть растоптать, чуть-чуть травануться и чуть-чуть шагнуть в пропасть(спрыгнув на её дне с камня, к примеру) вполне возможно.

Ванька летел уже около двух часов. Мороз был сильнее, чем когда-либо, однако Ванька почти не чувствовал его. К тому что его пальцы одеревенели и едва держат трубу, он относился как к чему-то должному. Побочное сопротивление плоти, не более. Внутреннее нетерпение возрастало, сменяясь кратковременными, согревающими вспышками радости.
Мысленно Ванька видел, что многоглазка уже пробилась сквозь снег, стебель ее распрямился и теперь выбрасывает хрупкие бутоны. Нижние, обращенные к снегу цветы уже раскрылись. Ни в одну из множества предыдущих ночей поиска Ванька не испытывал ничего подобного. Теперь же он чувствовал, что близок к цели как никогда, и боялся лишь одного – не успеть.
Тангро, на этот раз не пожелавший забираться в рюкзак, зашевелился под одеждой, требуя, чтобы его выпустили. Ванька удивился, что он проснулся так не вовремя. Обычно во время ночных полетов дракончик мирно спал. Ванька надеялся, что Тангро вновь уснет, однако тот ворочался все энергичнее. Из-под мышки он сунулся было в рукав, но передумал и вылез наружу через более удобное место – через ворот.
На морозе Тангро не понравилось. Он сердито подышал пламенем, неметко метя в зорким зраком зыркнувшую из мятых туч луну. Спасаясь от холода, Тангро трескуче, как плохо смазанный Карлсон, сорвался с плеча Ваньки и быстро полетел впереди, на три вытянутые руки обгоняя пылесос.
Ванька добавил газу. Чихая и давясь селедочными головами, пылесос заспешил за дракончиком в тщетной попытке обогнать его. Ванька позвал его свистом, но Тангро не захотел вернуться.

:facepalm: А с этой тварью детям рядом жить...

. Он забирал гораздо правее, чем летел Ванька, к большому без проезжих дорог лесу, который начинался сразу за равниной, изрезанной морщинами оврагов.
Душа Ваньки разрывалась. Он был убежден, что Тангро уводит его от многоглазки . Что делать? Бросать друга? Или остаться с другом, но без многоглазки ?
Краткий, но мучительный выбор был сделан в пользу Тангро. «Многоглазку я еще найду, а вот другого Тангро уже не будет», – подумал Ванька.
Надеясь все же догнать дракончика и перехватить его, Ванька попытался ускориться, но пылесос и без того летел на пределе. Двигатель надрывно закашлялся, и Ванька понял, что еще немного и его разнесет вдребезги разлетевшимся на части пылесосом. Случай не такой уж редкий. Сколько безымянных труб, смычков и метел торчит в лесах, в болотах, в топях, отмечая места последних крушений сотен и сотен магов.

Что-то вот сломавшийся пылесос раньше не мешал применять парашютное заклинание.

Ванька поневоле снизил скорость, и Тангро еще сильнее вырвался вперед. Теперь местонахождение дракончика определялось лишь по красным вспышкам из ноздрей.

Местоположение дракона перед собой по цвету ноздрей. Ну ок.

Внезапно красные вспышки куда-то исчезли. Ванька заметался взглядом и наконец обнаружил их, но уже под собой. Тангро снижался.
Ванька увидел поляну, точно ножницами выстриженную в глухом лесу. Он сбросил газ и завис метрах в ста. То, что ему открылось, было так невероятно, что хмурая логика, пожав плечами, мгновенно забилась под стол, словно видный ученый-материалист, которому явился призрак его дедушки, еще более видного ученого-материалиста.

Эразм и Чарльз Дарвины?

Все же чудо абсолютно объективная, реально существующая категория! Видеть в чуде мистику так же глупо, как язычески поклоняться утюгу», – подумал Ванька.

:facepalm: Чудо ВСЕГДА из категории непознаного, зачастую, но не всегда, ошибочно отнесённого к мистике.

Посреди поляны, отблескивая серебром чешуи, в лунном свете сидели Гоярын и шесть его сыновей – Ртутный, Стремительный, Пепельный, Огнеметный, Искристый и Дымный. Сцена идиллическая до невероятия, особенно учитывая, что взрослые драконы-самцы редко питают друг к другу родственные чувства.

А Раду они заточили по-родственному.
%D0%BA%D1%80%D0%B0%D1%81%D0%B8%D0%B2%D1%8B%D0%B5-%D0%BA%D0%B0%D1%80%D1%82%D0%B8%D0%BD%D0%BA%D0%B8-%D1%8E%D0%BC%D0%BE%D1%80-%D0%B4%D1%80%D0%B0%D0%BA%D0%BE%D0%BD-%D0%BF%D1%80%D0%B8%D0%BD%D1%86%D0%B5%D1%81%D1%81%D0%B0-1504444.jpeg

Ванька, представления не имевший, что драконы улетели из Тибидохса во время урагана, снизился. Он был так изумлен, что спрыгнул с еще не севшего пылесоса и, не рассчитав глубину снега, провалился по пояс.
Семь крупных драконов образовывали идеальный круг. Их морды были повернуты к центру, шеи вытянуты. Казалось, все они трепетно разглядывают нечто маленькое.
Увязая в снегу, Ванька стал пробираться к драконам. На пылесос, воткнувшийся в сугроб метрах в десяти от него, он даже не оглянулся.
Драконы не обратили на Ваньку внимания, если не считать Дымного, который, настороженно оглянувшись на него, дрогнул хвостом. Из ноздрей у Дымного вырвалось едкое облако, окутавшее Ваньку с головы до ног. Ванька привычно задержал дыхание. Дымный вечно чадил, как паровоз, отчего, собственно, и получил такое имя.
Протиснувшись между Дымным и медно-горячим боком Гоярына, на котором, стекая каплями, таял падающий снег

А раньше Гоярын зимой аж льдом покрывался...

Ванька оказался у драконьих морд. Еще издали он увидел сияние, исходившее из-под снега там, куда неотрывно смотрели драконы. Сияние было голубоватым, прерывистым. Приблизившись, Ванька опустился на четвереньки. Ледяная корка была растоплена до самой земли не то самим сиянием, не то огненным дыханием драконов.
Там, где снег расступался, из-под земли пробивался слабый тонкий стебель, увенчанный множеством крошечных цветов, которые дрожали как капли росы. Они накапливали лунный свет, разрастались, взрывались весенним всплеском света, и там, где был один цветок, вспыхивали сразу два или три.

Если два. то это бинарка. А если три - то может и последовательность Фибоначчи. Хотя мало данных, мало...

С каждым мгновением сияние становилось насыщеннее. В неподвижном зимнем, сонном мире многоглазка плескала зарей жизни, полной весенних надежд.
Не меньше самой многоглазки Ваньку поразило поведение драконов. Обычно нетерпимые друг к другу, вспыльчивые, готовые без повода разорвать друг друга на сотни мелких ящериц, они были непривычно тихими, завороженными. Их массивные морды соприкасались, а дыхание окутывало многоглазку влажным паром.
«Что это они? Ага! Многоглазка усиливает пламя в угасших драконах. Но Гоярын-то еще не угасший, а его великовозрастные сыновья тем более!» – озадачился Ванька.
Правда, сразу ему пришло на ум, что дракон угасающий и дракон мерзнущий – явления сходного порядка. Где Гоярыну и его сыновьям было искать тепло в эти лютые морозы, как не у многоглазки ?

Мерзнущий дракон. Почти поверила, да.

Тангро, благодаря которому Ванька и оказался здесь, носился над многоглазкой , радостно купаясь в ее сиянии. Поначалу Ванька опасался, что Тангро попытается устроить дебош и превратить мирное «заседание» семи драконородственников в гладиаторские бои на приз имени того, кто выживет, но теперь страх ушел. Ванька видел, что лучи многоглазки наполняют драконов несвойственным им миролюбием.
Ванька протянул руку, но сразу отдернул ее, поняв, что не сможет прикоснуться к трепетной красоте, не повредив ей. Нет! Цветы он возьмет позднее, когда стебель будет втягиваться в землю и бутоны начнут осыпаться. Именно так описывал это в своем лечебнике Аббакум Вытянутый. Кстати, прозвище «Вытянутый» Аббакум получил при обстоятельствах крайне печальных. Перепутав долгую гласную «а» с краткой в заклинании «Ла мос козюбра с» , Аббакум вытянулся на 1452 метра и, став тоньше волоса, отбыл из физического мира.

Вероятно, у произнесения им заклинания были свидетели, иначе как бы узнали, где он именно ошибся?
А многоглазка свои цветы так радостно рассыпает в диких количествах?

Ванька забрался на горячую спину Гоярына. Лег на живот, подложил под подбородок руки и стал смотреть на многоглазку . Снег падал большими хлопьями, оседавшими на спине у Ваньки и таявшими на драконьей чешуе. Куртка быстро пропиталась водой, которая при всякой попытке привстать начинала быстро покрываться ледяной коркой.

То есть когда он летел на пылесосе, корка не образовавалась. А когда он погрел куртку об дракона - распишитесь.

«Сказать кому, так не поверят! – размышлял Ванька, сковыривая с себя наледь. – Я наполовину мерзну, наполовину поджариваюсь заживо!»
Над многоглазкой , там, где исходившие от нее лучи превращали падающий снег в пар, образовался ледяной купол. Из-под прозрачного купола струями бил свет, отблескивающий в глазах драконов и терявшийся в седых еловых вершинах.

И как появился этот купол? Пар снег растапливал?

Ванька лежал на шее Гоярына, смотрел на многоглазку и думал, что каждый час жизни – даже самый скучный внешне, вроде ожидания автобуса серым дождливым вечером – посылается для чего-то определенного. Для некоего внутреннего открытия, безумно важного для всего последующего. В жизни нет неважных моментов и скучных кусков, но есть куски запоротые или недопонятые.

Особенно моменты диареи. Сидишь себе на белом друге, и размышляешь

Ближе к рассвету Ванька бережно собрал осыпавшиеся цветы многоглазки в стеклянный пузырек с широким горлышком. Цветы не высохли, но отвердели и походили на прозрачные светящиеся жемчужины.
Стебель скользнул в землю, вспыхнул и исчез. Судьба цветов взволновала его мало. Спрятав пузырек в карман, Ванька выпрямился и почувствовал, что на него устремлено множество глаз. Гоярын и шесть его сыновей смотрели на него и чего-то ждали. Ждал и Тангро, за ночь успевший примкнуть к стае. Дважды он ненадолго присаживался на шею Гоярыну, и тот, хотя и не проявлял большой радости, не выражал и заметного раздражения.
В выпуклых глазах драконов Ванька прочитывал странную, почти собачью преданность. Так смотрят уличные псы, когда сердобольная старушка выносит им еду.

Ууу, бабки-кастрюльницы, прикармливающие стаи... Пардон, не в эту тему.
Что, никто раньше не управлял драконами таким методом?

Удивленный Ванька потер лоб. С чего бы это? В привязанности Тангро он не сомневался. Привязанность Гоярына тоже при желании можно было объяснить. Ванька провел в его тибидохском ангаре не меньше времени, чем в своей собственной комнате. Но вот сыновья Гоярына! Эти анархически настроенные «аля-улюки», как характеризовал их Тарарах, даже к Соловью О. Разбойнику относились скорее как к разбойнику, чем как к соловью.

Чо?
Даже не Что?, а именно Чо?

– Эй! – крикнул Ванька. – Чего вы такие тихие? Замерзли?
Точно для того, чтобы его разуверить, Дымный засопел, выпустив клуб пара. Искристый ответил брату недовольным тысячеградусным плевком, попавшим по утренней неточности в Ртутного. Ртутный расстроился, что его, сироту казанскую, незаслуженно обидели, и ударил хвостом, но отчего-то не Искристого, а Стремительного. Стремительный захлопал крыльями, как страдающий от блох молодой петух, и укусил Пепельного. Пепельный никого не укусил, но повернулся спиной и, с кроличьей резвостью ударив задними лапами, забросал всех снегом. После чего отскочил и, насмешливо свесив набок морду, вывалил раздвоенный язык.
Ванька от удивления сел в сугроб. Такую «собачью» технику у драконов он встречал впервые. Хотя Пепельный и раньше выделялся среди детей Гоярына парадоксальностью своего мышления. Те были заурядные дуболомы, Пепельный же был в драконьем смысле почти поэт.
Среди прочих снег попал и на папу-Гоярына. Папа-Гоярын заревел, как корабельная сирена, вскинул морду и, успокаивая молодняк, выпустил в небо длинную, расширяющуюся струю пламени. «Аля-улюки» притихли, но не раньше, чем немного попинали Пепельного хвостами и чуток прожарили его пламенем.

Почему они себя так ведут? Вараны так себя не ведут. Змеи не ведут...

– Эй-эй! Хватит! А ну прекращайте! – заорал Ванька, ласточкой ныряя в сугроб, чтобы не попасть под случайную струю огня.
Услышав его голос, все драконы, включая Тангро, вновь преданно уставились на Ваньку, всем своим видом демонстрируя, что готовы следовать за ним хоть на край света. Проследив направление их взглядов, Ванька увидел, что они устремлены ему на грудь – на карман, куда он недавно спрятал пузырек с осыпавшимися цветами многоглазки .
– Все с вами ясно! Пока у меня многоглазка, вы от меня не отстанете! Ведь так? Что ж, тем лучше! Полетели-ка в Тибидохс! Там вас ожидает ртуть! – сказал Ванька вслух.

И нафигатором для него будет...

Услышав знакомое слово, драконы нетерпеливо захлопали крыльями.
Ванька сел на пылесос и попытался взлететь. Раз за разом он старательно произносил Тикалус плетутс . Кольцо послушно выстреливало искру. Пылесос вздрагивал, поднимался на метр-два и… вновь обрушивался в сугроб. Наконец Ванька догадался открутить крышку и заглянул в бак. Так и есть! За ночь, проведенную на морозе, «горюче-смазочный» бульон превратился в большой кусок льда со вмерзшими селедочными головами.

А в полёте такого не случалось, не? Это же просто бак, не двигатель.

– Иди сюда! Поработаешь переносным огнеметом! – крикнул Ванька, свистом приманивая Тангро.
Растопив с помощью переносного огнемета по имени Тангро вонючую смесь

Прямо в бак :bu: Оно же ГОРЮЧЕЕ! Или должно таким быть!

Ванька стал накручивать на пылесос крышку. Он почти закончил, когда Пепельного вновь укусила зубастая муза драконьего вдохновения. Пепельный подкрался боком к Ртутному и, точно гарпуном, ужалил его острым окончанием своего зазубренного хвоста.
Ртутный – эта вечно обиженная драконья сиротка! – в ответ ударил Пепельного крылом, его краем задев Ваньку. Когда Ванька, отплевывая талую воду, выбрался из сугроба, первым, что он увидел, был перевернутый бак пылесоса, к которому принюхивались сразу два дракона, одним из которых был неугомонный Пепельный, а другим Огнеметный.
Огнеметный брезгливо отпрянул. Запах тухлых селедочных голов ему не понравился. Зато Пепельный, как вечный исследователь, уже лакал бульон, проглатывая его вместе со снегом. Немного погодя к нему присоединился вечно голодный Ртутный. Учитывая, что «бульонного» снега совсем уже не осталось, Ртутный в качестве компенсации вознамерился сожрать пылесос.
Колотя его трубой по ноздрям, Ванька еле вырвал пылесос из драконьей пасти.
– Вы тут что, все с ума посходили? – завопил он.
Внятного ответа он не получил. Лишь меланхоличный Дымный грустно исторг из своих недр клуб черного дыма. Перестав размахивать трубой, Ванька сел на помятый драконьими зубами бак и задумался.
Положение было аховое. Он один. В чаще. Без еды и без топлива для пылесоса. Человеческое жилье далеко, и где искать помощи – непонятно. Можно, конечно, телепортировать, но тогда придется бросать драконов, чего Ванька не собирался делать ни в коем случае.

А он умеет это делать?!

– Ну раз другого выхода нет, полечу на Гоярыне! – решил он.
Ванька уже шагнул к Гоярыну, когда сверху послышался назойливый трескучий звук. Ванька вскинул голову. Еловые ветви отряхнули ему на лицо снежное конфетти. Над Ванькой завис оранжевый пылесос. На пылесосе, закутанная до глаз в красный шарф, сидела обледеневшая статуя.
– Эгей! Ау! – закричал Ванька, размахивая руками.
Статуя снизилась.
– Эй, драконья ферма! Добрый день! Мы люди не местные! Не подскажете, до Арктики далеко? – спросил знакомый голос.
– ЯГУ-У-УН! – завопил Ванька.
Статуя свалилась с пылесоса и заключила его в объятия.

Пылесос наебнулся и сломался. Как Ягун нашёл драконов?!

Анон · 2016-12-20 02:07:51

▼о чтениях ТГ⬍

Анон пишет:

По-хорошему шланг давно надо было менять, но Ванька относился к тем пользователям техники, которые предпринимают какие-либо «починятельные» действа, лишь когда никакими подручными средствами уже не обойтись.
Чо?

Перевожу с емцевского на человеческий: этот рукожоп до последнего будет вот так "чинить" технику с помощью изоленты и такой-то матери, пока вообще работать не перестанет. Потом он, возможно, все-таки соизволит попробовать что-то сделать: там, возьмет отвертку в зубы, разберет-соберет, пожмет плечами и намотает еще изоленты. Про всякие ремонтные мастерские/сервисы/гарантии он даже не думает, ибо пиздуховно! + у нашего нищеброда на них нет денег.

Анон пишет:

Нет, все же странно устроена жизнь! – думал Ванька. – Непропорционально как-то. Почему за добро ты должен получать по морде, за зло же все с тобой носятся, млеют, умиляются твоей внутренней сложности?

Потому что ты живешь в емцеверсе. В нормальной вселенной всего, конечно, понамешано, но в целом к добрым людям относятся намного теплее, чем к злым. В нормальной выдуманной вселенной добро чаще всего побеждает, а зло чморят.
Кстати, когда это Ванечка успел получить по морде, от кого и за какое "добро"? Нешто правда охотники отловили и доходчиво объяснили, что рысь из капкана выпускать не надо было?

Анон пишет:

Может, стоит уступить соблазну, перестать сопротивляться и хотя бы частично сделаться Бейбарсовым?

А стоило бы. Глеб хоть маленько интересен, а на фоне Вани вообще любой персонаж будет сиять разумом и адекватностью.

Анон пишет:

Так смотрят уличные псы, когда сердобольная старушка выносит им еду.

Просто профилактические лучи ненависти людям, которые прикармливают уличных собак :bull:

Опять Емец набивает килознаки, короче. Вот чем мне понравились "Ботинки Кентавра", так это тем, что там действие идет очень живенько, и филлеров поменьше. А здесь сплошная тягомотина, всю главу можно описать двумя абзацами.

Анон · 2016-12-20 02:23:26

Анон, если бы рысь! Она у нас не промысловая, в отличии от росомахи, охотникам не гадит, да и вообще зверь красивый, кошка большая.
Росомаха же грабит охотников только так, за что регулярно получает лучи любви.

Анон · 2016-12-20 02:30:38

Анон перепутал, да.

Анон · 2016-12-20 09:09:28

Анон пишет:

В случае с Ибаном, полагаю, так же.

Просто он мелкий, как тот самый дачный пруд. Никакой глубины, которая могла бы справиться со "злом".

Анон · 2016-12-20 10:12:43

Анон пишет:

чуть-чуть шагнуть в пропасть(спрыгнув на её дне с камня, к примеру)

Лучше с тарзанкой :evil:

Анон · 2016-12-20 10:45:21

А мне стало интересно - Глеб так же борется с проявлениями Ваньки в себе? Представьте, сколько неожиданного может вылезть в некроманте ?

Анон · 2016-12-20 10:58:45

Если учесть, что каким-то магическим образом Ванька вытянул его из Тартара, борьба Глеба, кмк, пошла по пизде.

Анон · 2016-12-20 12:51:27

Кводнон на пикче почему-то Ронана напомнил из Стражей Галактики.

Анон · 2016-12-20 20:17:11

Анон пишет:

Кводнон на пикче почему-то Ронана напомнил из Стражей Галактики.

А мне плохого доктора Дума.

FluxBB bbcode test

Анон · 2016-12-20 21:10:37

POV Тани

▼краткое содержание⬍

▼Глава 9 ПЕРВЫЙ ОТВЕТ НА ПОСЛЕДНИЙ ВОПРОС⬍

Тело человеческое – свеча. Если свеча прогорит без остатка и перейдет в свет и огонь благих дел, то обретет бессмертие. Если же не будет зажжена, или погаснет, или, изломанную, бросят ее среди мусора, то будет эта свеча просто воск и в час свой смешается с землей.
«Диалоги златокрылых»

И опять эпиграф, с которым можно не согласиться, но который хотя бы не откровенный бред.

Не успев взвизгнуть, Таня пронеслась по тоннелю, царапая нос о лед, головой распахнула не то форточку, не то дверь и, отплевывая снег, вскочила на ноги. Интуиция подсказывала, что орать на Гломова уже поздно. Все же Таня выпустила бы в лаз искру-другую, если бы знакомый голос за ее спиной не поинтересовался:
– Что за корсиканские страсти?
Таня оглянулась. Гробыня стояла перед зеркалом в белом платье невесты. Вокруг нее метался приплюснутый гном с густой шерстью на вытянутых ушах

Ага! Не тем занимался! Науку этот гном не продвигал!

и что-то подправлял, закалывал булавками, подтягивал.
– Твой жених едва меня не прикончил! Он бежит за кольцами, – с трудом отдышавшись, выговорила Таня.
Она заметила, что Гробыня нахмурилась, и спохватилась, что выдала Гломова.
– Куда-куда он бежит? А чем он, интересно, занимался весь день? Мне что, завтра проволочку вокруг пальца обматывать? – крикнула Склепова сердито.
– На худой конец у вас есть магические, – сказала Таня и вновь наступила на больную мозоль.
– Магические – это для Сарделькина и Медузии! Пусть отойдут в уголок и меняются кольцами хоть целыми сутками. Я же хочу обычное! Я себя знаю! Если Гробынюшке сейчас не дать самое паршивое колечко, у нее разовьется комплекс и она будет выходить замуж каждые полгода! – отрезала Склепова.

Обычное кольцо с Лысой Горы?

Гном с мохнатыми ушами тревожно пискнул, подпрыгнул и, проглотив две булавки, ткнул пальцем в угол.
– Чего ты прыгаешь? – одернула его Гробыня.
Прежде чем ответить, гном проглотил еще одну булавку.
– Смотрите! – прошептал он.
Обереги, прилепленные к стене, плакали восковыми слезами. Доцент Медузия Горгонова не переносила необоснованной иронии в свой адрес. Гном же, как нежить и нежить достаточно внимательная, первым ощутил ее гнев.

Гном тут нежить?!

Склепова поспешно извинилась. Обереги перестали таять. Желтые капли застыли на полу. Гном постепенно успокоился и, откашливая булавки, продолжил пританцовывать вокруг Гробыни.
– Ты же видишь, я тут как привязанная! Встань так, чтобы я тебя видела! Ближе встань – я не кусаюсь, только лягаюсь и плююсь!.. – нетерпеливо обратилась она к Тане.
Таня подошла и послушно встала рядом. Теперь они отражались в зеркале вместе. Таня в драконбольном комбинезоне и вишневой лыжной шапке, похожая на путешествующий по своим делам сугроб, и свадебно-конфетная Склепова.
Портняжный гном принялся чихать и морщиться, косясь на Таню.
– Чего это он приплясывает? – спросила Гробыня, созерцая их совместное отражение.
– Упырья желчь, должно быть, – предположила Таня, смазавшаяся в дорогу от обморожения.

И сильно ей поможет от обморожения противоожоговое средство?

– А, ну да! Вонь отвратнейшая, – кивнула Гробыня. – А я, видно, давно к тебе принюхалась! Бедная я, несчастная! Чокнутая конноспортивная сиротка заела мое детство и юность, а я еще приглашаю ее на свадьбу! Кстати, где поздравления?
Таня поздравила, однако Гробыне этого было мало. Как и Ягун, она любила получать положительные эмоции не чайными ложками и спичечными коробками, а цистернами и вагонами. Хилые капли из крана радости ее никак не устраивали – ей нужен был поток.

Ну тут как бы и повод весомый.

– Ну ты хотя бы удивлена? – спросила она.
– Еще бы!
– Все же я решила остановиться на Гуне, хотя, быть может, он не идеал ума и красоты, – заявила Склепова.
– Я всегда знала, что ты на нем остановишься, – сказала Таня.
Гробыня нетерпеливо дернула плечом. Она нуждалась в монологе, и робкие Танины вяки ей мешали.
– Возможно, я стою чуть больше, чем Гуня. Возможно, я умнее, красивее и больше взяла от учебы в Тибидохсе. Ну и что из того? Какое моральное право я имею забить на Гуню и бросить его, зная, что он действительно и без дураков меня любит? Ну брошу я Гуню и найду себе какого-нибудь рокового Душикрысикова, который с демоническим видом будет выщипывать волоски из ноздрей и смазывать детским кремом кубики своего пресса. Да я же над ним непрерывно ржать буду – с утра и до вечера!
Таня представила себе Глеба, мажущегося детским кремом, и засмеялась. Гробыня умела создавать зрительные образы.

А у Глеба есть кубики пресса? Мне он казался тощим.

– А над Гуней с утра до вечера ржать нельзя? – спросила она заинтересованно.
Склепова энергично замотала головой, отметая такую возможность.
– Нет! Это абсолютно нереально! Гуня, он весь на поверхности. Никаких непоняток, никакой ложной надутости, никаких разочарований! В этом смысле он как твой Ванька! Каким его сразу увидишь, таким он навсегда и останется. Впечатление не поменяется.

Да, Гуня всегда будет выглядеть как гопник, а Ваня - как бомж. Но если Гробыня, яркая, сильная, самодостаточная своего гопника поставила на вторые роли и её это устраивает, то слабая Таня пытается пристроиться за бомжом, и очень зря пытается.

Таня жадно взглянула на нее. Она надеялась услышать от Склеповой что-то еще про Ваньку, однако мысль Гробыни уже пронеслась дальше. Она осой носилась вокруг Гуни, зорко оценивая его достоинства и недостатки.
– В Гломе, в отличие от Пинаймушкина и Гуси Покера, нет ни капли самолюбования!

Где Гурик-то самолюбованием страдает?!

Да и пресса, если разобраться, тоже нет! Он, когда в зеркало случайно заглядывает, сам удивляется, кто это там отразился! Я отвечаю! У меня на такие вещи глаз-алмаз! – Гробыня хихикнула.
– Что, серьезно?
– Говорю тебе, что отвечаю! Гуня так устроен, что ничего постороннего вокруг себя не замечает. У него взгляд, как подзорная труба. Различает только маленький кусок пространства, зато подробно, и в этом куске у него я!.. Ну разве не ценно? Ай! Что ты делаешь, больной?

Идеальная пара для идеальной эгоцентристки.

Склепова гневно уставилась на гнома, случайно уколовшего ее булавкой.
– Вы вертитесь! Я так отказываюсь работать! – пискляво пожаловался гном.
– Ты уже два часа как отказываешься работать! Закругляйся! Ты утыкал меня булавками как чудовище Франкенштейна! – брякнула Гробыня.

Оно же вроде в болтах было

Гном отскочил. Как регулярно происходило с гномами в минуты обид, щеки у него стали раздуваться, голова пухнуть, уши пунцоветь, а сам гном отрываться от пола.

Взлетать?

Умная Гробыня поспешно сменила гнев на милость.
– Ну все-все! Упакуй мне мои слова в коробочку – я беру их назад! – сказала она, ласково касаясь плеча портного. – У тебя же все уже готово? Сможешь закончить без меня? Я же знаю, ты гений! Я с негениями не связываюсь.
Гном, помедлив, кивнул. Он еще дулся, но ноги уже не отделялись от пола, а уши из пунцовых стали умеренно розовыми. Таня поняла, что сражение выиграно.
Гробыня наскоро договорилась с гномом, что он пришлет платье завтра утром, переоделась и за локоть потянула Таню к ледяному лазу.

А зачем платье в последний день шить? Гробби раньше предусмотрительная была...

Назад они возвращались в сумерках. В подворотнях уже кучковались подозрительные тени. Круглая луна выкатывалась из-за туч, точно подглядывающий глаз с бельмом. Где-то в сизом лесочке за болотом, в густой снежной сини выл волк. В его вое смутно проскакивало что-то узнаваемо человечье.
Кто-то решительно встал у них на пути.
– Девушки! Не остановитесь на минутку? Разговор есть!
Гробыня не глядя отмахнулась. Это был вышедший на охоту мертвяк, а с ними не заговаривают.
Лишь рухнув на диван в гостиной у Гробыни, Таня ощутила себя уютно и безопасно.

На тот самый, засасывающий диванчик, очевидно.

Утробные звуки улицы остались снаружи.
– А где будет свадьба? – спросила Таня.
– Ты не поверишь. В Москве, – ответила Склепова со смешком.
– Почему?
– А где еще? В Тибидохсе слишком пафосно. Всякие Гуги придут в париках, Медузия будет сверкать глазищами, а Недолеченная Дама заботливо поправлять мужу кинжальчики… Нет, такой свадьбы я не перенесу.
– А если на Лысой Горе?
Гробыня фыркнула.
– И ты туда же? На Лысой Горе все Гуня рвался отмечать. Для него свадьба без драки – даром потраченное время. Ну я, понятно, его притормозила. Для меня Лысая Гора – это слишком брутально. Сама выходи замуж на Лысой Горе! Я – пас! Ты хоть обряд знаешь?
– Нет.
– Оно и видно. Я подумала, пусть лучше нас зарегистрирует сонная тетка в лопухоидном загсе, чем тут припадочный ведьмак, приплясывая, будет водить нас вокруг костра с осиновыми дровами, а потом перережет горло волку и обрызгает нас его кровью.
– Неужели все так гадко?
– А ты как хотела? «Объявляю вас мужем и женой? Топайте в гражданскую ячейку общества и чтоб все было культурно?»

А ещё в загсе брак расторжим, а обряд Древнира нет...

– И светлые маги так? – усомнилась Таня.
– У светлых магов суть та же, только чуть помягче, размытая такая. Вместо собаки то ли птица, то ли рыба. Причем они покрывают ее тряпочкой, чтоб не видно было, кого в жертву приносят. Типа что не видно, того нет! – Склепова нервно расхохоталась.
Гибко, как пантера, она вспрыгнула на диван, легла животом на его спинку и заглянула Тане в лицо. Совсем близко Таня увидела ее кошачьи, вкрадчивые, разного размера и цвета глаза.
– Да ты, видно, еще не врубилась, Гротти, в какие игры мы играем. Что темные маги, что светлые – одинаковая декорация. Всякие битвы между нами – это битвы зла со злом. Без исключений. Тот, кто позволил себе забыть об этом, – тот уже одурачен.
Гробыня облизала губы, а потом вдруг сердито и быстро, точно мстя ему за что-то, куснула диван.
– Я тут на этой Лысой Горе на таких уродов конченых насмотрелась, что хоть стекло жуй и ртутью из градусников запивай. Темные маги – это уроды явные и неприкрытые. У каждого на лбу написано: «Стою пять дырок от бублика, но сдачи не даю». А белые маги – это уроды с вывертом. Вроде как маскируются, а сами в помойке на метр глубже сидят. Темные маги хоть кончиком носа иногда из помойки выныривают свежего воздуха глотнуть, а эти вообще никогда.
Таня встала. Разговор ей не нравился. Существуют темы, которых надо избегать, потому что обсуждение их само по себе тупиково. За обсуждением и выводом должны следовать какие-то исправляющие действия. Если же действий нет, то пустая болтовня становится вдвойне преступной. Раньше-то многие поступки были неосознанными, а теперь получается, что и этой отговорки нет.

А Гробыня совсем не глупа, в отличии от Тани, которая суть магии даже после встречи с Лигулом не поняла. Или поняла и теперь упрямо гонит от себя понимание.
Вообще очень, очень интересное у Гробби размышление, надо будет его запомнить.

– А в Москве где праздновать будете? Москва большая, – спросила Таня.
Продолжая лежать на животе и вжиматься щекой в спинку дивана, Склепова сказала половинкой рта:
– Понятия не имею где.
Таня не поверила, что такое возможно.
– Как это?
– Я себя знаю. Сама бы я никогда не определилась. Мне бы все казалось не то, убого, нелепо, смешно. А раз так, то лучше поручить дело тому, кто заведомо сделает все неправильно. Тогда я морально всегда найду оправдание, почему все сорвалось, а сама буду как бы не виновата. А раз не виновата, то и моральное самобичевание отменяется. Не знаю, понимаешь ты меня или я слишком путано все объяснила? – Гробыня почти просительно взглянула на Таню.
Таня заверила, что понимает. Она и сама нередко прибегала к подобному методу. Переложение ответственности – любимейшая из внутренних женских игр, конкурирующая разве только с игрой в «какая я несчастная».

:wall:

Хотя торжественных событий в жизни у Тани было мало, она интуитивно ощущала, что праздники нельзя готовить. Они тогда обязательно сорвутся. С другой стороны, если их совсем не готовить – они сорвутся вдвойне. Поэтому лучше все же подготовиться, но слегка, еле-еле, двумя-тремя штрихами. Такое вложение эмоциональных усилий самое правильное.

Интуиция не так работает, и я это не устану повторять.

– И кому ты поручила? – спросила Таня с живым интересом.
Гробыня помедлила, смакуя паузу.
– Семь-Пень-Дыру и Жикину.
Таня расхохоталась. Более нелепого выбора существовать просто не могло.
– КОМУ?
– Ну да! Именно им! – радостно подтвердила Гробыня. – Дыр, сама знаешь, папахен общемирового жмотства, а Жикин такой весь с распальцовочкой. Типа «принесите мне товарную накладную на йогурт, который вы называете сегодняшним». Мне жутко интересно, что они вдвоем смогут выбрать.

И это она про свою свадьбу...

Внезапно вспомнив, что она целый день ничего не ела, Таня стала распаковывать скатерть-самобранку, но Склепова не позволила ей этого сделать.
– Погоди, давай чего-нибудь нормальное приготовим! Мне надо покормить моего супружника! А то он сейчас придет злой и сердитый и раздумает жениться. Что я тогда буду делать? Можно, конечно, пойти по стопам Гризианы, которая накопает себе молодых мужей на любом кладбище, но это не мой вариант. Только и останется, что объявления в газетку писать: «Красивая умная девушка с разными глазами, одинаковыми ногами, с чувством юмора и без вредных привычек мечтает познакомиться со скромным миллионером аналогичных качеств. Инфантилам просьба не беспокоиться».
«Нормальной едой», с точки зрения Гробыни, оказались бутерброды и жареная картошка с луком. Причем картошку, видимо, готовил с утра Гуня, потому что Склепова, прежде чем разогреть, долго искала ее по сковородкам и кастрюлям.

Гуня ещё и готовит.... Не был бы таким дуболомом - был бы идеалом.

– Понимаешь, тут какая штука, – продолжала Гробыня, обожавшая без перехода возвращаться к прерванным разговорам. – Огромный плюс моего Глома в том, что он постоянный. Он любит меня не потому, что у меня есть какие-то качества – красота, нос, волосы, талант готовить яичницу при отсутствии яиц и так далее, а просто потому что я – это я. Отруби мне ноги, отпили руки, он все равно будет меня любить. Ну прямо как тебя твой Валялкин.

Которой увидел её в нормальном платье и понял, что что-то совсем не то. Да-да, любую любит.

Только Гуня – он как большой пес. Любит неосознанно, на автопилоте, сам не зная, как это качество называется, а Ванька все же малость посложнее. У него и психология какая-то есть, и зверушек любит!

Зооофил, фууу

– Сковорода, между прочим, тяжелая! – предупредила Таня, которой ленивая Гробыня успела передоверить доведение до ума картошки.
Склепова на всякий случай отодвинулась.
– Кстати, как у тебя с Взбивайсметанкиным? – коварно поинтересовалась она.
– Никак, – коротко ответила Таня.
– И хорошо, что никак. Какой-то он чужерожный. Не чужерод ный, а именно чужерож ный… Чем больше о нем думаю, тем чаще это слово вертится, – кивнула Гробыня.
Тане стало досадно. Одно дело самой сомневаться в Глебе, и совсем другое, когда за это берется кто-то, кого ты об этом не просишь, а молча его поощряешь. Второй вариант где-то сродни предательству.

Ну вот. И Гробыня присоединилась к общему хору любви к Ибану и ненависти к Глебу.

– Глеб меня любит, – сказала она.
Склепова покрутила у виска пальцем.
– Любит? Отрывайхвостиков? В его сердечный словарик такого слова еще не завезли! Страсти, одержимости – да, этого в нем сколько влезет. Однако одержимости до любви, как жирафу до компактности. Любовь греет, а не испепеляет. Если после какого-нибудь человека у тебя муторно и пусто на душе, если он и сам запутался и тебя запутывает, то надо вытрусить себя от дури, как старый половичок от пыли.

Вааанееечка, это же твой портрет!

Думаешь, мне никогда не попадаются на пути такие конфетные красавчики? Да целыми дивизиями! И все равно старина Глом морально выше каждого на этаж.
В кирпичной стене что-то глухо загудело. Сквозь стену в комнату вшагнул только что помянутый «старина Глом». Что-то пропыхтел, кивнул Тане, не то улыбнулся, не то оскалился любимой девушке и тяжело плюхнулся в кресло перед зудильником. Пока он ворочался, зудильник, зная пристрастия хозяина, сам настроился на бокс.
– Ну что, будущий супружник, принес маме-птичке червячка? – спросила Гробыня.
Гломов разжал ладонь, показывая ей кольца. Гробыня одобрительно кивнула и точно кинжалом ткнула его в бок длинным бутербродом с сыром. Таня уже обнаружила, что бутерброды для кормления Гломова она резала не поперек, а вдоль батона.
– Что у тебя с рукой? – проворковала Склепова.
– Где? – Гломов непонимающе взглянул на ладонь. Две костяшки были ободраны. – А, ерунда! Маньяк один не въехал, что наличие окровавленного топора в руке не дает права хамить.
Сразу после ужина Гробыня выключила зудильник и заявила, что все хором идут спать. Правда, перед этим с щеткой в зубах она еще побегала по комнате, давясь пастой, одновременно разговаривая и сплевывая в цветочные горшки.

Гробыня после ужина спать?

– Погоди! – вспомнив о поручении Сарданапала, Таня показала Гробыне пустой кулак.
– Что это такое? – спросила она.
Склепова, занятая болтовней, с усилием сфокусировала взгляд на ее руке.
– Мю-ю-ж! – вытянув губы трубочкой, крикнула она. – Эй, мю-ю-юж! Хочешь хохму? Гроттер мне кулаком грозит! Топай сюда – заступаться будешь!
Гуня был так напуган, что заступаться не стал. Таня спохватилась, что задала вопрос неверно, и надо было спросить не «что это такое?», а «что у меня в руке»?
– Что у меня в руке ? – спросила она.
– Мое кольцо, – не раздумывая, отвечала Гробыня. – Я уже пять минут пытаюсь вспомнить, куда его сунула? А так как искать мне лень, то я предпочитаю думать, что его кто-нибудь спер.
– А как выбросить это так, чтобы оно больше не вернулось? – честно задала Таня второй обязательный вопрос.
– Я те выброшу! А ну давай его сюда! – завопила Гробыня.
Таня разжала руку и показала ей пустую ладонь. Склепова посмотрела вначале на ладонь, потом на Таню, потом снова на ладонь, вздохнула и покрутила у виска пальцем.
– Ну все, Гротти! Марш баиньки на свой диванчик! День был блинный… тьфу… длинный… Мой мозг выдает еще какие-то вспышки и искры, но зажигание уже не схватывает! – сказала она, зевая до щелчка в челюстях.

На тот самый диванчик :cool:

POV Вания

▼краткое содержание⬍

▼Глава 10 ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ КРЕТИНИЗМ И ТУПОГРАФИЧЕСКАЯ КАРТА⬍

Первую половину жизни человек тратит, придумывая для себя отговорки и самооправдания. Вторую же половину пытается понять, почему они не сработали.
Великая Зуби

А вот и бессмысленный эпиграф.

– Что главное для мага? Для мага главное – не страдать географическим кретинизмом! Если же он им уже страдает, ему нужна тупографическая карта! – заявил Ягун, извлекая из перчатки одеревеневший нос.

:shock:

Таким образом, засовывая в перчатку нос и выдыхая теплый воздух, играющий комментатор пытался спасти нос от обморожения. Ванька промолчал, сохраняя тепло.
Он ощущал себя сугробом, которому вздумалось постранствовать для собственного удовольствия. Они с Ягуном летели впереди. За ними, двумя сотнями метров выше, следовал клин из восьми драконов.

А зачем нагружать пылесос, если Ваня любил летать на Гоярыне?

Правда, видны были только семь. Крошечного Тангро, пристроившегося в центре клина сразу за вожаком, сумел бы разглядеть только мидийский лучник. К Ваньке Тангро почти не подлетал, ощущая себя частью большого драконьего сообщества.
Ваньке уже ясно было, что Ягун сбился с пути. Сюда-то он долетел, настроившись на мысли Ваньки, а обратно этот способ уже не срабатывал.

А Тане какую-то дичь про невозможность связаться втирал... К тому же почему Ягун не может настроиться на мысли Кати или Ягге?

Грааль Гардарика препятствовала Ягуну поймать мысли кого-нибудь из тибидохцев. Использовать же заклинание нити Ариадны мешали сплошные облака.

Ага, Грааль мешал. Так настроился бы на Гробыню, от Лысой Горы маршрут он знает.

Ягун ворчал и ругал дебильную облачность, дебильную магию и дебильную погоду. Для Ваньки это было не в диковинку. Когда играющий комментатор злился, дебилами у него вечно оказывались все, кроме самого Ягуна.
– Давай положимся на драконов! У них чутье, – предложил Ванька, когда Ягун с кучей отговорок наконец признал, что заблудился.
Они снизились и медленно двигались на небольшой высоте.
– Чутье-то чутьем. Но и лебеди не каждый день на юг мотаются. Откуда мы знаем, когда драконам надоест разминать крылышки? Может, через две недели? – огрызнулся Ягун.
– А если связаться с Таней по зудильнику?

У них, блять, зудильник есть! Позвоните Сарданапалу, тот что-нибудь придумает!

Она проскочит сквозь Гардарику , ты настроишься на ее мысли и поймешь куда лететь!
– Дохлый номер! Таньки в Тибидохсе нет, – замотал головой Ягун.
– А где она?
– Сарданапал куда-то услал. Можно, конечно, Катьке звякнуть, но она на меня, во-первых, дуется, а во-вторых… гм… неважно.
Ванька догадался: Ягун не хочет, чтобы в Тибидохсе узнали, что он, король дальних перелетов, сбился с пути.
– Давай Пипенцию дернем! Она нам Бульона через гардарику вышлет! – заявил наконец Ягун.
– А Пипенции ты не боишься?
– Пипенция – клад. Она все мгновенно забывает, что не про нее! Проверенный вариант! – радостно хихикнул Ягун, пытаясь выудить из-под куртки зудильник.
Что-то со свистом рассекло воздух. Дорогу им преградила длинная четырехугольная тень. Пришлось резко тормозить. Едва не улетев с обледеневшего пылесоса, Ванька обнаружил перед собой склеп Магщества Продрыглых Магций.
Над склепом завывала сирена проблескового ужаса. В синих всполохах было видно, что сглаздаматчики держат их на прицеле, а пепелометчик, шипя на помощника, спешно разворачивает короткий ствол. Круглоголовый боевой маг, напротив, упорно смотрит не на них, а в свой шар. Верный признак, что ожидает только приказа.
– Поднять фаш рукк! Никаких таких искров! – в рупор приказал магфицер.
Он был немолодой, печальный, с короткими седыми усами и пористым носом умеренно употребляющего алкоголика. Ягун как телепат мгновенно определил, что зовут его Людвиг Минелли. Немец с итальянскими корнями, служит в дислоцированных в Европе частях Магщества.

И что они делают над Россией? Алё, Ванька дальше Карелии улететь не мог! Или в Финляндию таки забрался? Ох уж эти пылесосы с неизвестной скоростью..
И магфицер не заметил прорыва в мозги Ягуна?

– Вы что оглохнуть уши от серный пробокк? Поднять рукк, чтобы мы быть в возможность зреть фаш перстни! – вновь рявкнул магфицер. Судя по деревянности его речи, он обучался русскому в позднем возрасте методом магического зомбирования.

Методом "шоб ржачнее було".

Склеп завис так близко, что Ваньке почудилось, будто ветер донес до него каплю кислой слюны. Пепелометчик наконец развернул ствол. Он был еще зеленый, с коротким темным ежиком волос, стрелкой наползавших на низкий лоб. В круглых глазах читалось бешеное желание пальнуть.
Сглаздаматчики тоже вели себя напряженно. Пальцы дрожали на курках. Крайний левый сглаздаматчик ощутимо нервничал, что проявлялось в заметном дрожании ствола. Причем выцеливали все только Ваньку. В Ягуна целился один помощник пепелометчика, да и то из карманного двухзарядного сглаздалета , равного по мощности искрису фронтису .
– Поднять фаш рукк, я изрекнуть! – повторно взвизгнул магфицер. Его седые усы подпрыгнули, атаковав снизу нос.

Почему у Хмелевской это было забавно, а тут нет? Потому что пани Иоанна а)перенесла в книгу реально виденное б)добавила эту черту не явной карикатуре.

Ванька понял, что если не послушается, то секунды через три поднимать будет уже нечего. Пришлось подчиниться.
– И фаш друкк тоже пусть поднимет рукк! – приказал магфицер.
– Еще чего! – буркнул Ягун, но, заметив, что на него перевели ствол пепеломета, смирился. Он уже просчитал, что газануть не удастся. Петля пепла подсечет пылесос раньше, чем он успеет развернуться. Боевой маг же позаботится, чтобы заклинание Ягуна не сработало. С усиливающим шаром в руках это не сложно, так как шар сильнее кольца. Да и Ванькин пылесос, увы, способен участвовать только в ветеранских гонках на приз дома престарелых.

Ванькин пылесос главу назад качественно сломался, лишившись бака.

Людвиг Минелли всмотрелся в Ваньку и озабоченно произнес:
– Перстень я видеть! Зер гуд! А где фашш тросточка?
Стоило ему упомянуть про тросточку, как сглаздаматчики вновь прильнули к прицелам.
– Да нет у меня никакой трости! – с досадой сказал Ванька, догадавшийся уже в чем дело. Ох уж это зеркало Тантала!
– Здесь, между прочим, Россия! Чего тут забыли склепы Магщества? – громко спросил Ягун, который даже в плену не умел сидеть тихо.
Он уже пересчитал противников глазами. Магфицер, пепелометчик с помощником, боевой маг и три сглаздаматчика. Итого, семь – нечетное число. Ягун почти уже произнес экспроприациум магистикус , когда вдруг сообразил, что, включая Ваньку, магов рядом восемь, а это означает, что он рискует остаться без перстня.

Он рискует сам улететь и Сарданапала затащить в Дубодам за ратную магию, ничего?

– Мы получать необходимый аккредитаций от Безcмордник Костчеев!– произнес Минелли, тщательно проговаривая бессмысленные для него звуки иностранного имени.

Нет. Это так не произносится. Минелли итальянец? Тогда откуда у него появилось славянское Мордник? Скорее всего Кощеева транслитировали на английский, получилось что-то вроде "Bessmertnik Kascheev", если не транскрибировали.
А произносится это довольно похоже на наш Бессмертник, если верить гугл переводчику - что англичанами, что итальянцами.
https://translate.google.ru/#it/ru/Bess … 20Kascheev

. – Он разрешил нам патрулировать и искать Клепп Пей-Фарш! Кто из фас есть Клепп Пей-Фарш?

:butthurt:
Вот опять гробынинские игры вместо нормальных превращений. Глеб мог бы стать максимум Хлеб. Бейбарс - ПейБарс, БейФарс.. Но Клепп Пей-Фарш - это явно низкопробная шутка.

– Никто, – сказал Ванька, про себя подумав, что фамилия Пей-Фарш подходит Бейбарсову ничуть не меньше собственной.

От Валялкина слышали..

Людвиг Минелли недоверчиво покачал головой. В его сознании уже составился отчет, начинавшийся со слов: «Людвиг Минелли, магйор, с риском для жизни задержал опасного международного магориста».
– Фы есть меня обманыфать! Мы располагать факт, что фы есть он! Фот он – наш факт! – произнес он.
В его вытянутой руке Ванька увидел нечто вроде флюгера в форме человеческой ладони. Стрелка флюгера – металлический указательный палец – была нацелена точно в грудь Ваньке. Она непрерывно вспыхивала и издавала вой.
– Мой дадчик показывать, что Блопп Мой-Фарш и фы есть один лицо! – выпалил магфицер, вновь забывая чужеродное для европейского слуха имя.

Европейский слух - сильно.

«Людвиг Минелли, магйор, уничтожил международного магориста Мой-Фарша при попытке к бегству», – мысленно прикинул он, однако остался недоволен. Если этот полоумный пепелометчик пальнет, то от Мой-Фарша и праха не останется. Кто потом поверит, что Блопп был в его руках? Нет, все же лучше взять живым.
– Разве я похож на Бейбарсова? – спросил Ванька.
Ответ магфицера прозвучал неожиданно логично.
– Нам изфестно, что Хлепп Пой-Марш ранен, а фы есть похож на дохляк из камнедробилка! Мы арестофываем фас дфоих! Пусть начальство расфирает, почему дадчик показаль на фас!
– Откуда вы знаете, что Бейбарсов ранен? Я никому об этом не говорил! – не удержавшись, спросил Ванька и тотчас спохватился, что этим нелепым вопросом как минимум признал, что видится с опасным преступником, находящимся в международном розыске.

Пусть хоть одна собака докажет, что Иван не летел в Питер к другим магам, чтобы это сообщить, заблудился и наткнулся на драконов.

– О, фы есть осведомлен?.. Зер гуд! – умилился магфицер.
Служебный отчет в его голове мгновенно принял следующую форму:
«Людвиг Минелли, магйор (нет, уже магковник!), задержал сообщников международного магориста и раскрыл международную магористическую сеть».
– Нам сказать об этом упырь! Позвониль в Магщество по телефон доверий! О да! Он есть образцовый гражданин! Мой мама тоже всегда осведомлять маглиций, когда сосед играль на скрипка после десять вечер! Как это называться по-русски?
– Стучать, – подсказал Ванька.
– О, да-да! Настукивать! – Людвиг Минелли моргнул, затопленный родственными чувствами.

:facepalm:

Родственные чувства, однако, не помешали ему наблюдать за экипажем. Заметив, что ствол у одного из сглаздаматчиков отклонился, он пальчиком заботливо навел его на грудь Ваньке.
– Разве упыри и маги из Магщества – заодно? – шепнул Ягун Ваньке.
– Обычно нет. Но когда нужно выступить против русских, то заодно. Упыри – это те, кем они заселили бы нашу землю, если бы им удалось нас уничтожить, – пояснил Ванька.

Арей вот серьезно бы удивился, очень серьёзно...

– Арестмэны! Возмолкните! Не перебалтываться между два себе! – гневно крикнул Минелли.
– И как интересно фы нас заберете? Погрузите в сфой склеп-п-п? – передразнил Ягун, успевший прикинуть, что в склеп Магщества они с Ванькой точно не помещаются. Тот и так уже был нагружен под завязку.
Пепелометчик мерзко ухмыльнулся. Он явно знал правильный ответ. Людвиг Минелли сунул руку под скамейку и достал два ошейника. Они были похожи на собачьи, с повернутыми внутрь шипами.
– Фы сами полетите за нами, когда мы наденем фам это! Это есть ошейниг, полный подчинений, – сказал он ласково. – Поднимите голофу, Клепп… э-э… нефажно, как ви себя называль!
– Это вы поднимите голову! – мягко посоветовал Ванька, который уже около минуты незаметно наблюдал за чем-то, происходящим наверху.
Магфицер недоверчиво вскинул голову. Над ними кружили Гоярын и шесть его сыновей. Драконы зависают на одном месте плохо. Они для этого слишком тяжелые. Между ними шмелем метался Тангро.
Усы Людвига подпрыгнули и провисли, как у запорожского казака, который только что написал письмо султану и теперь в задумчивости, не написать ли продолжение.

Охрененно у него усы шевелятся.

только что написал письмо султану и теперь в задумчивости, не написать ли продолжение. Ванька с удовольствием уверился, что Людвиг Минелли относится к числу тех, кто предпочитает наблюдать за драконами через толстый и надежный купол магического поля, а то и вообще по зудильнику.
– Проклятий! Что делать тут драконы?
– Летают, – пояснил Ванька.
– О да! Мы видеть! Но почему фы думаль, что они фам помогать?
Отвечать Ванька не стал. Во всяком случае, словами.
В Тибидохсе Ванька не раз по просьбе Соловья отрабатывал с Гоярыном команды, которые могли пригодиться на драконболе. Уникальность команд состояла в том, что они отдавались не голосом, но неприметным движением пальцев. Зрение у драконов достаточно острое, чтобы на расстоянии метров в сорок разглядеть усики у муравья, не говоря уже о почти незаметном для других жесте.

А раньше говорилось, что зрениу у них совсем не важное...

Вот и сейчас Ванька быстро открыл кулак и тотчас его сжал. Эта команда означала «предупреждающий огонь». Гоярын мгновенно выдохнул пламя. Отвесная стена огня прошла в десяти сантиметрах от склепа Магщества.
В магическом спецназе этот метод называется: «огненный веер и две тумбаретки». Почему «веер» Ванька понимал и раньше, а вот почему «тумбаретки» разобрался только теперь. Первая и последняя вспышка Гоярына были почти четырехугольными – точно Гоярын ставил две точки: начальную и завершающую.
Людвиг Минелли позеленел. Служащие Магщества все до единого прагматики. Прагматизм же учит, что на работе не умирают, особенно незадолго до желанной пенсии, когда можно спокойно посидеть в подвальчике с большим бокалом баварского пива и тремя поджаристыми венскими колбасками.
А вот глупой молодежи не понять таких радостей! Ей все битвы подавай! Пепелометчик стал быстро разворачивать пепеломет, пытаясь взять на прицел Гоярына. Людвиг вцепился ему в руку. У него хватило ума сообразить, что если пепеломет выстрелит, то только один раз, после чего канцелярия смело сможет записать в некрологе: «Людвиг Минелли, магйор. Прожарен русским драконом. Погиб при исполнении».

Да нет, погиб в результате неизвестного проишествия, связанного с огнём.

«Э-э, нет! А как же венские колбаски?» – внутренне взбунтовался бедняга.
– Не стрелять! – завопил магйор Минелли, больше прочих опасаясь прихрамывающего на все извилины пепелометчика. Давно надо было написать рапорт, чтобы этого остолопа куда-нибудь перевели.
– Полетели! Мне холодно! – устало сказал Ванька Ягуну.
Убедившись, что стволы сглаздаматов опустились, а боевой маг наконец оторвался от шара, Ягун неторопливо развернулся и последовал за Ванькой. Перед этим он потрудился забрать у Людвига Минелли голосящий датчик в форме человеческой ладони с вытянутым пальцем.

Чтобы они не могли поймать Глеба? Ой как разумно...

Когда драконы, вытянувшись клином, направились за ними, пепелометчик вновь схватился за свою адскую машинку, однако Людвиг сердито толкнул его локтем. Нет, ну вы видели! Не терпится парню сыграть в ящик! Тут надо иначе, строго по инструкции.
– Дай-ка мне свой зудильник! Свяжись с центром! – велел он боевому магу.
«Людвиг Минелли, магйор. Вступил в неравный бой с русскими магористами, усиленными неполным отделением драконов. Попал под интенсивный обстрел. Вызвал подмогу, которая и задержала магористов», – прикинул он.
Внезапно боевой маг издал горлом предупреждающий звук. Минелли уже протянул за зудильником руку, когда что-то зашевелилось у него на коленях. Он озадаченно посмотрел вниз и увидел мелкого, не крупнее котенка дракончика, старательно выцеливающего его любимые усы. В следующий миг Тангро дохнул – впрочем, весьма скромно, чтобы не опалить кожу, – и усов у Людвига Минелли не стало.
Это было уже слишком. Минелли завопил и ласточкой выпрыгнул из склепа, повиснув на платке-парашюте. Тангро сделал вокруг него круг почета и удалился.

Спецназовец. Офицер. офицер-маг. И истерит из-за такого?!

– А без усов вы моложавее! Военное бритье! Поджигаешь щетину, после чего быстро тушишь ее полотенцем, – издали крикнул ему сделавший петлю Ягун.
Людвиг Минелли не прислушивался, что кричит ему этот сумасшедший русский. Покачиваясь на платке-парашюте, он деловито опускался в сугроб, прикидывая:
«Людвиг Минелли, магйор, ранен при попытке героического задержания некромага Клебба и его сообщников. Получил денежное пособие в связи с утратой здоровья и психологическим шоком. Награжден орденом Орла третьей степени. Отправлен в шестимесячный отпуск на Гавайские острова».
Что ж, тоже неплохо! В конце концов, правильно гласит армейская поговорка: не того хвалят, кто заколол вилкой великана, но того, кто упомянул об этом в рапорте.

Напоминает то, что Тарарах про мамонтов и счётчик говорил.

Через час Ягун окончательно уверился, что погони за ним и нет. Драконы вели себя спокойно. Тангро, давно настигший их, не захотел лететь в хвосте и пристроился позади Гоярына, как второй дублирующий вожак.
– А Хлепп Шагом-Марш – это сильно! Мощная творческая жилка у парня! – в голосе у играющего комментатора сквозили ревнивые нотки. Он не знал, как Людвиг Минелли любил составлять отчеты, что не могло не развить его способности.
– Он не называл его Хлепп Шагом-Марш! – поправил Ванька.
– А как называл?
– Максимум Хлепп. Шагом-Марш – это уже ты, – поправил его Ванька.
– Что, в самом деле я? – умилился внук Ягге. – То-то я гляжу, что мне понравилось!
– Слушай, прости меня! Я тут все себя грызу! Из-за меня у тебя будут неприятности! – извинился Ванька.
– Неприятности? – не понял Ягун. – Ты о чем?
– Ну как? Мы не подчинились приказу, улетели от склепа Магщества, обстреляли его.
Играющий комментатор возмущенно повернулся к нему всем корпусом.
– Кто обстрелял? Мы? Не искажайте факты, господин маечник! Мы вели себя послушно, как мальчики-зайчики. Не нападали, остановились, когда нас вежливо попросили! Ты только сказал этому усатому: «Поднимите голову!» Команду Гоярыну ты не подавал – во всяком случае, вслух. Придраться можно только к тому, что мы улетели от склепа Магщества, ну и чего дальше? Не знаю, как ты, но я умчался, потому что испугался драконов и полетел звать на помощь маглицию!
– Но тогда получается, что виноваты драконы! Нет, я так не согласен!
– Я тебя умоляю! На драконов никто в Магществе не взбухнет. Себе дороже станет. На Западе полно всяких обществ защиты зверушек. Там муху в кафе газетой прихлопнешь – тебя обвинят в садизме и надругательстве над трупом! Все, тема закрыта, забита гвоздями и завинчена шурупами! – оборвал его Ягун.

Пони - завсегдатай нашей же темы зоошизы. И пони знает, что бывает с агрессивными собаками или гориллами, если те могут помешать человеку. На эльфийском западе, да. А Гоярын давно всех доставал...

Ванька кивнул, хотя и не разделял оптимизма. Флюгер в форме ладони, который комментатор оставил у себя как трофей, продолжал противно верещать, ябеднически указывая на Ваньку кованым пальцем.
В душе у Ваньки все взбунтовалось от обиды. За что? Ему захотелось отобрать у Ягуна эту ладонь и зашвырнуть в первое попавшееся болото. Остановила его лишь мысль, что злиться на глупый прибор бесполезно. Эта настроенная на конкретного человека железка ни в чем не виновата. Она только свидетельство того, что судьба его и судьба Бейбарсова связаны. Яд личности Глеба, впрыснутый в Ваньку зеркалом Тантала, продолжает разъедать его.
Тем временем Ягун, в сознании которого любая забота удерживалась не дольше, чем мокрый обмылок на закругленном краю ванны, уже рассуждал о Лотковой. Это задумавшийся о чем-то Ванька обнаружил не сразу, а лишь когда Ягун был уже где-то на середине фразы.
– …мы с ней оба буки, и это тупик для развития отношений. Надо, чтобы один был бука, а другой, к примеру, бяка. Понимаешь, всякие отношения имеют свою скорость утраты совершенства. Это как новый пылесос. Вначале он такой сияющий, хромированный – прям бы расцеловал и съел. Но вот прошел год, появилась первая царапина. Теперь это просто надежный, довольно новый, спокойно-любимый пылесос. Еще через год спокойно-любимый пылесос превращается в рабочую лошадку, и так до тех пор, пока не докатится до постылой машины.
– Да не лезь ты со своими пылесосами! Ты что, разлюбил Катю? – резко оборвал Ванька.
Его конкретный, не любивший лишних абстракций, слух уловил в путаных рассуждениях Ягуна внутреннюю трещину. Играющий комментатор забеспокоился.
– Ну нет, почему? Я и мизинца ее не стою. Просто чего она все время давит, как танк? Все эти фокусы, истерики… Мне же неприятно. Я ведь могу в сторонку отойти и под гусеницей бутылочку с зажигательной смесью забыть! – сказал он.
Ванька вскинул голову, отыскивая между драконами Тангро.
– Да ну вас! Вы с Катькой просто два эгоиста. А как поступает эгоист, когда ему дают кашу с изюмом? Сразу выковыривает из нее весь изюм! Вот и вы повыковыривали друг у друга изюм, а теперь и каша вам противная, и небо недостаточно синее, и мама какая-то орущая! И вот начинаются эксперименты, дурь всякая. То перцу в кашу подсыпать, то сахара пять ложек, то из носа чего-нибудь наковырять и в ту же кашу отправить…
– С кашкой-то у тебя наболело… – хихикнул Ягун. – И что нам делать, если мы весь изюм уже съели? Другие тарелки искать?
– С другими тарелками повторится та же история, только раза в два быстрее. Лучше Кати тебе нигде никого не найти – ты это сам прекрасно понимаешь.
Ягун не стал спорить.
– Тогда что?
– Перестаньте быть эгоистами! Откажитесь от эгоизма – и все! Единственный способ радоваться всегда и всему – это радоваться радостям другого так же, как собственным! Не усложнять, а упрощать! Не ковыряйте изюм – радуйтесь всему, что посылается! – сказал Ванька.
Играющий комментатор задумался. Заметно было, что такая мысль ему самому еще не приходила.
– Да пожалуйста! Я обеими ногами – за! Ну а если я откажусь от эгоизма, закину свою вредность в кустики, а Катька не откажется и не закинет? Оставит себе дробовичок и – пуххх! Да только не каждый пуххх – Винни!
– Тогда один должен терпеть ровно столько, сколько нужно другому, чтобы успокоиться. Не умножай зло злом! Не отвечай криком на крик. Пусть зло пресечется на тебе и в тебе погаснет. Не передавай его дальше! – сказал Ванька.
Когда-то эти слова были его девизом. Он даже записал их маркером на обоях.

Ванечка это сделал, ага. И от эгоизма отказался, и таниным радостям радуется, как своим...

– А мне вот не хочется идти ей навстречу первым! Пусть сама идет, только тапочки не потеряет! – заявил Ягун.
– Делать надо лишь то, что не хочется. Если чего-то не хочется делать очень сильно – значит, ты на верном пути, – уверенно сказал Ванька.

Например, учиться в магспирантуре? Или танино не хочется - настоящий путь, а Ванино - правильные эмоции?

– А если мне, допустим, не хочется есть пирожки из помойки – что, тоже надо? – уточнил коварный Ягун.
– Пирожки из помойки есть нельзя. Нельзя и не хочется – два разных понятия. «Нельзя» – это жесткое табу, а «не хочется» – чаще наша лень и черствость, – сказал Ванька.

И различия проходит... где?

Играющий комментатор стряхнул перчаткой наледь, подтаявшую на горячей трубе пылесоса.
– Надо и мне в лес. Глядишь, тоже философствовать начну, – пробурчал он, но все же заметно было, что слова Ваньки его зацепили.
Наудачу они летели еще часа четыре, сопровождаемые эскортом драконов. Играющий комментатор все чаще поглядывал на датчик горючего и вполголоса ругал пылесосы за прожорливость.
– И почему мой дед не Гроттер? Завещал бы мне какую-нибудь пикирующую балалайку! Тренькаешь себе и никаких заправок! – бурчал он.
Ягун уже собирался постепенно сбрасывать высоту, чтобы не заглохнуть в самый неподходящий момент, когда в сплошных тучах появился разрыв. Ягун спикировал в него, вгляделся, а затем вновь вернулся к Ваньке.
– Хочешь хохму? – спросил он с радостным лицом.
– Ну!
– Знаешь, что там внизу?
– Многоэтажки какие-то, – сказал Ванька, тоже успевший уже заглянуть в облачный разрыв.
– Можно и так сказать. Но ставлю свой новый пылесос против твоего хронического насморка, что эти многоэтажки называются «столица нашей Родины город-герой Москва»! Это ж сколько мы с тобой пролетели, мамочка моя бабуся!

Около тысячи плюс-минус лапоть?

Ванька фыркнул и перевел задумчивый взгляд на желтоватое брюхо летящего Гоярына. За Гоярыном, распластав крылья, тянулись его сыночки. Огнеметный и тут не мог успокоиться и обстреливал Дымного короткими зажигательными плевками. Философски настроенный Дымный не огрызался, но мирно и грустно дымил, выпуская из ноздрей колечки дыма.

Диких драконов на город. Охуеть идейка-то. И что они самолётов-то не видели? Над Москвой движение активное.

Отредактировано (2016-12-20 21:10:57)

Анон · 2016-12-20 21:24:28

я начал немного шипперить глеба с валялкиным :facepalm:

Холиварофорум

Объявление

#1 2015-10-19 01:03:11

Емцетред

#8001 2016-12-16 21:25:54

Re: Емцетред

#8002 2016-12-16 23:39:27

Re: Емцетред

#8003 2016-12-16 23:45:14

Re: Емцетред

#8004 2016-12-18 15:39:38

Re: Емцетред

#8005 2016-12-18 19:18:26

Re: Емцетред

#8006 2016-12-18 20:00:45

Re: Емцетред

#8007 2016-12-19 07:08:38

Re: Емцетред

#8008 2016-12-19 07:27:30

Re: Емцетред

#8009 2016-12-19 07:32:34

Re: Емцетред

#8010 2016-12-19 07:35:50

Re: Емцетред

#8011 2016-12-19 13:39:13

Re: Емцетред

#8012 2016-12-19 19:43:39

Re: Емцетред

#8013 2016-12-19 19:53:04

Re: Емцетред

#8014 2016-12-20 00:51:03

Re: Емцетред

#8015 2016-12-20 02:07:51

Re: Емцетред

#8016 2016-12-20 02:23:26

Re: Емцетред

#8017 2016-12-20 02:30:38

Re: Емцетред

#8018 2016-12-20 09:09:28

Re: Емцетред

#8019 2016-12-20 10:12:43

Re: Емцетред

#8020 2016-12-20 10:45:21

Re: Емцетред

#8021 2016-12-20 10:58:45

Re: Емцетред

#8022 2016-12-20 12:51:27

Re: Емцетред

#8023 2016-12-20 20:17:11

Re: Емцетред

#8024 2016-12-20 21:10:37

Re: Емцетред

#8025 2016-12-20 21:24:28

Re: Емцетред

Подвал форума