Емцетред

Анон · 2015-10-19 01:03:11

А не создать ли нам свой Емцетред, аноны? Любите ли вы Таню Гроттер так, как любил ее Ванька Пуппер, Ург, Пинайлошадкин? Скучаете ли вы по веселой ведьме Улите и тянет ли вас блевать от бешеной овуляшки, в которую она превратилась? Жалели ли вы Арея и мечтали ли о его переходе на светлую сторону? Читали ли вы ШНыр и поняли ли хоть что-нибудь в этой пинакотеке ебанавтов?
Давайте поговорим про Дмитрия Емца и его произведения. Анон очень старый фанат, любивший его когда-то за легкость и юмор и до сих пор читающий сквозь фейспалм современные высеры. Я верю, что я такой не один.

Рисовалка: http://doodle.multator.ru/thread/emets
Чат: https://join.skype.com/eZyn1OrYsGcc

Чтения
Гуголдок: https://docs.google.com/document/d/1DT0 … sp=sharing

▼Таня Гроттер⬍

▼Мефодий Буслаев⬍

▼ШНыр (Школа Ныряльщиков)⬍

▼Разное⬍

▼Арты и обложки⬍

▼Косплей⬍

Отредактировано (2017-03-09 06:33:52)

Анон · 2016-12-12 03:48:44

▼ссылки на предыдущие главы⬍

▼краткое содержание⬍

▼Глава 4 «БЕШЕНАЯ КОРОБКА» ГЛЕБА БЕЙБАРСОВА⬍

Первый минимальный шаг к совершенству – хотя бы перестать гадить. Упавшего не пнуть, на провинившегося не плюнуть, сплетню дальше не передать – и то поступок. Все же, что дальше, уже высший пилотаж. Его мы на сегодняшней лекции разбирать не будем. Вы же пытаетесь перескочить на пилотаж, продолжая по-мелкому гадить. Такого не бывает.
Сарданапал Черноморов. Вводный цикл лекций для светлого отделения

Сарданапал и сам-то дальше не пошёл, если вспомнить начало 6-ой книги, где он пнул упавшую Таню.

Ванька проснулся около десяти. Подошел к окну. Раздвинул шторы. За окном играл желтыми бусами фонарей сизый вечер. На дома вдоль главной улицы по самые брови были нахлобучены переливающиеся рекламные шапки. Снег казался не белым, а слабо-розовым. Порт спрятался, и лишь на закованном в лед озере где-то далеко прыгали и перемигивались грустные огоньки.
Никогда прежде Ванька с такой остротой не ощущал красоту окружающего мира – красоту, пусть преходящую, но бесконечно трогательную в своем хрупком несовершенстве.
«Неужели я никогда больше этого не увижу?» – подумал он.
На краткий миг Ваньке захотелось схватить пылесос и улететь, не дожидаясь Бейбарсова. Что это за дуэль, когда один рискует гораздо больше, а другого эта ситуация абсолютно устраивает? Совесть не то, что не пинает его кожаным сапогом, но даже деликатно не покашливает в сторонке.
Стекло, к которому Ванька прижимался лбом, запотело от дыхания. Указательным пальцем Ванька осторожно вывел на нем «ТАНЯ», и это стало его единственным и главным ответом самому себе. Он идет на это ради Тани. Если авантюра с упырями единственный способ избавить ее от Бейбарсова, то пусть все так и будет.

:facepalm: Мальчик, Таню Бейбарсов и не трогает. А вот для Глеба авантюра с оборотнями - верный способ избавиться от Вани.

Ванька решительно отвернулся от окна и отправился в ванную.
Тангро сладко дремал на краю раковины, свесив хвост в воду. Вид у дракончика был умиротворенный. Дорожки копоти на стенах, потолке и даже на зеркале доказывали, что днем, пока Ванька спал, он не терял времени даром и наматывал круги.

он же гостиницу испортил, поганец...

– Мы с тобой два плота, связанные веревкой. Нас то разбрасывает, то вновь сталкивает бортами. Единственное, чего течение не может, – разлучить нас, – сказал Ванька.
Тангро приподнял голову и с интересом прислушался к звучанию его голоса.
«Какой это я плот? Ты о чем, хозяин?» – спрашивал он всем своим видом.
– Это я не тебе! – сказал ему Ванька.
В последние недели Ванька часто разговаривал с Таней, хотя ее не было рядом. Ему казалось, что она слышит его. Даже касается пальцами его лица. Такая вот милая любовная шизофрения, которая иногда заканчивается счастливым браком, а иногда смирительной рубахой, уколами и жилистыми санитарами со взглядом сторожевых собак.

Письма лучше бы чаще писал, говорун...

Ванька забрался в душ. Долго, едва ли не четверть часа, стоял под струей, вначале под теплой, а затем, все чаще меняя душ на контрастный, почти под ледяной. Тело, поначалу поджимавшееся, под конец раззадорилось и пульсировало теплом.
Тангро дважды залетал к нему. Ванька направлял на него струю. В полном восторге дракончик всплескивал крыльями и, увертываясь, врезался в кафельные стены.
Уже выходя из ванной, он услышал в дверь стук и, завернувшись в полотенце, открыл. На пороге стоял Бейбарсов.
– Что так долго? Из-под кровати вылезал? – спросил он.
Ванька молча повернулся, поймал Тангро, которому вновь захотелось поиграть с Бейбарсовым в «я и мой шашлычок», и, сунув его под мышку, отправился одеваться. Он не видел смысла напоминать Бейбарсову, что они договаривались на более позднее время. Нетерпение – один из наиболее явных недостатков некромагов. С часами они дружат лишь когда надо срочно приготовить зелье. В остальное время часы для них – круглая тикалка с цифрами.
– Ты тощий, но довольно мускулистый. В одежде ты похож на скелет значительно больше, – сказал ему вслед Бейбарсов. – Интересно, кто бы кого уложил, если без магии?
– Я бы тебе руки с ногами местами переставил, если бы без магии, – сказал Ванька уверенно.
Жизнь в лесной сторожке, когда сам валишь лес и раза так по два в месяц освобождаешь из чужого капкана взрослого самца рыси, винящего во всех своих несчастьях именно тебя, многому способна научить. Никакой физкультурный зал и работа с железом этого не заменят.

Из чьего капкана-то? Он же в таких ебенях, что дичь мумифицируется раньше, чем охотник придёт. И есть ли у него порубочный билетик?

Глеб не стал это оспаривать, лишь пожал плечами.
– У некромагов «если бы» не котируется, – устало сказал он и уставился на подоконник. Там на газете лежал бутерброд, который Ванька, перед тем как отправиться в душ, успел приготовить себе на ужин.
– Что это за сооружение? – спросил Бейбарсов подозрительно.
«Сооружение» состояло из разрезанного вдоль батона хлеба, покрытого щедрым слоем печеночного паштета. На печеночный паштет уложен слой холодца и ломоть копченого мяса. Венчали конструкцию кусок соленого сала и половина соленого огурца.
– Изначально рецепт позаимствован у датчан. У них это называется «ужин ветеринара». Все точно по рецепту, кроме сала и огурца. Это уже мое добавление, – пояснил Ванька.
Бейбарсов кивнул.
– И тебе это нравится?
– Допустим. А что? – с вызовом спросил Ванька.
– Да ничего. Странное совпадение. Наша старушка тоже любила готовить нечто подобное. Только вместо сала у нее были обезьяньи глаза, вместо холодца змеиный жир ну и всякое другое по мелочи. Называлось это, если мне не изменяет память, «завтрак некромага».

И то и то блюдо - гадость.

Ванька слушал вполуха, без интереса. Прихрамывающая на все извилины ведьма волновала его мало. У него появилось желание как можно быстрее все закончить. Неприятные дела надо делать быстро и резко. Так быстро и так резко, чтобы не осталось времени на страх и волнение.
Бейбарсов ждал его, нетерпеливо покачивая ногой. На этот раз он больше не отворачивался, однако Ваньке показалось, что на его щеке, у скулы, выделяется полоска телесного грима.
– Вставай! Пошли! – сказал Ванька.
– Пылесос не бери! – насмешливо заявил Бейбарсов, заметив, что Ванька потянулся к пылесосу. – Тут недалеко. Мы поедем на бешеной коробке.
– На чем на чем?
– Скоро увидишь. Ты готов или нет?
Шнурки Ваньке пришлось завязывать уже в лифте. Лишь когда из-за поворота вынырнула желтая разболтанная «Газель» и Бейбарсов поднял руку, Ванька понял, что бешеной коробкой Глеб называл маршрутку.
Ваньку удивило, что в такой час маршрутки еще ходили. Он протиснулся в «Газель» первым и сел. Глеб же остался у дверей, нелепо и неудобно подпрыгивая, когда машина подскакивала на колдобинах.
– У тебя деньги есть? А то у меня что-то ничего не брякает, – спросил он, шаря в карманах.
Отыскал два рубля и печальными, как у щенка, глазами уставился на одинокую монетку.
«Зачем он это делает? А ведь, пожалуй, даже где-то искренне. Странная дуэль!» – подумал Ванька.
Во внезапно проявившейся гиперчестности Бейбарсова ему мнилось осознанное глумление. Слишком хорошо Ваньке было известно, что при минимальном желании Глеб мог бы расплатиться с водителем любым обрывком бумаги.
– Ну! – нетерпеливо дрогнул ладонью Бейбарсов.
Ванька вытащил горсть мелочи. Шевеля губами, Глеб стал терпеливо складывать рубли, причем для верности пересчитал два раза и лишь после передал шоферу.
– На папэрты сабырали, да? – шофер, не глядя, небрежно бросил звякнувшую мелочь в пластиковое донышко отрезанной бутылки.
Мелочь в бутылке перестала греметь. Водитель подозрительно принюхался к запаху жженого пластика. Он не понял еще, что вся мелочь в бутылке спеклась в единый слиток. Это открытие ожидало его, похоже, только на конечной остановке.
«Ну вот. Когда некромаг старается поступить порядочно, получается хуже, чем если бы он изначально стремился сделать все плохо. Но все же лучше так, чем никак», – подумал Ванька.

Отнесёт в банк эту странную мелочь, ему в теории обязаны там помочь...

Бейбарсов удовлетворенно сел напротив Ваньки и сложил руки на коленях. «Газель», в которой, кроме Ваньки и Глеба, не было ни единого пассажира, неслась в белых клочьях снега невесть куда. Кавказец-водитель

Ну естествеееено. В Петрозаводске только кавказцы и водят.

Неслась маршрутка долго. Бейбарсов сидел напротив Ваньки, изредка, когда маршрутка прыгала, касаясь его острым коленом.
«Глупо как-то… Едем убивать друг друга, а злости нет. Хотя это у меня нет. У него-то, наверное, есть», – подумал Ванька, поглядывая искоса на отрешенно-расслабленного Бейбарсова. Под свитером у Ваньки шевелился Тангро, не пожелавший остаться один в номере.
Глеб, щурясь, всмотрелся в снегопад.
– Нам здесь! Останови! – сказал он властно.
Водитель нажал на тормоз так резко, будто тормозил сквозь днище машины об асфальт. Ваньку бросило на Бейбарсова, да и сам водитель едва не вышиб лбом лобовое стекло. Маршрутку занесло и ткнуло в сугроб. Водитель, отойдя от шока, принялся ругать пассажиров, которые не предупреждают заранее. Видно, он затормозил неожиданно для себя, подчинившись стальной воле Бейбарсова, и теперь пытался обосновать собственный поступок. И, как всегда случается у людей, которые стремятся себя оправдать, ему это вполне удалось.
Ванька вышел вслед за Глебом. Маршрутка газанула, выбираясь из сугроба, сдала назад, развернулась и умчалась. Сквозь запотевшее стекло мелькнуло раздраженное лицо водителя. Ванька почувствовал, что кавказец сам не понял, что занесло его на окраину города, где он, возможно, и сам никогда не был. Остановив бешеную коробку, Бейбарсов, как истинный некромаг, даже не потрудился посмотреть ее номер и фактически насильно заставил водителя везти их сюда, расплатившись за это горстью мелочи.

Глеб хотя бы расплатился, а не Халявиум сказал.

Они стояли в полной темноте. От невидимой луны сквозь убегающую марлю снежного неба пробивалось желтоватое шевелящееся пятно. Слева ощущалась большая, белая, закованная льдом равнина Онежского озера. Справа тянулось несколько длинных двухэтажных домов.
Снег продолжал валить. Бейбарсов огляделся, пытаясь сообразить, как пройти к домам. Не найдя дороги, он пожал плечами и зашагал по рытвинам, по щиколотку утопая в снегу. Ванька брел за ним. Ботинки быстро набивались снегом. Они пока не промокли, но в голенищах уже ощущалась назойливая пудра, по мере таяния стекавшая все ниже.
Бейбарсов в его легких туфлях должен был набрать гораздо больше снега, однако его это, как видно, не тревожило. Быстро, широкими шагами он шел по сугробам, держась направления точно между двумя соседствующими домами.
– Упыри-то откопаются в такой мороз? – спросил Ванька.
– Для тебя откопаются. Не переживай, пожалуйста! – ласково пообещал Глеб.
Ваньке ответ не понравился. Он сосредоточился и стал поспешно вспоминать все, что они проходили об упырях и способах борьбы с ними. Помнил он, как оказалось, немного и самое разрозненное. Парочка нестабильно работающих заклинаний, вроде Фердыщус малокровус , несколько толчковых техник выдвижения глазного зуба у упырей вида gemafilio vulgaris и какие-то совсем смутные уже техники визуального раздвоения, которые эффективно работали разве только у мага уровня Сарданапала или Медузии Горгоновой.

Ну вот плоды дружбы с Ягуном и Таней, который его тянули на себе.

Единственным приятным исключением был верный Искрис фронтис . Но после него потерявший энергию перстень несколько секунд перезаряжался, уподобляя мага сброшенному с седла драгуну, стоящему перед толпой мрачных врагов, в которых он только что пальнул, с разряженным пистолетом.

Перезаряжающийся перстень - это что-то новенькое.

Единственным приятным исключением был верный Искрис фронтис . Но после него потерявший энергию перстень несколько секунд перезаряжался, уподобляя мага сброшенному с седла драгуну, стоящему перед толпой мрачных врагов, в которых он только что пальнул, с разряженным пистолетом.

И как она с ними возилась? Вампиры-то разумны и сообщество своё имеют.

Казалось бы, упырь и вампир одно и то же, но это только на первый взгляд.
Если вампиры при большом воображении могут быть причислены к элите нежити, то упыри – примитивные вырожденцы, своего рода гемоглобиновые алкоголики. Их жизненная философия вполне вписывается в трехчленную схему: «Убей – выпей – спи!»
Разница между упырем и вампиром примерно такая же, как между берсерком с ласковым прозвищем Гуннар Кровавый Топор, который, наглотавшись сушеных мухоморов, нетерпеливо рычит на носу ладьи, прыжком лосося готовясь ворваться в гущу врага, и мушкетером на службе у короля Франции. Об элегантности спорить не будем, а вот с кем опаснее встретиться в бою можно еще поспорить.

Как любит Емец этот прыжок лосося...

Вампиры любят черную кожу, синие тени под глазами, высокие сапоги и готический стиль. Перед нападением они долго гипнотизируют добычу взглядом, отдавая предпочтение полнокровным девушкам со здоровым румянцем и богатой фантазией. Их укус в шею элегантен и ненавязчив. Если добыча некрасиво завизжит или станет размахивать руками, эстетствующий вампир непременно потеряет аппетит и удалится, угрюмо урча и часто оглядываясь. Некоторые вампиры при этом будут бормотать, что они так не играют.
Вампиры большие привереды и гурманы. Вампира, предпочитающего, скажем, вторую положительную с отрицательным резусом, непременно вывернет от первой. От третьей же группы он вообще мгновенно отправится в гробик, предварительно мелко порвав членский билет общества В.А.М.П.И.Р. с личной подписью дяди Германа, его бессменного председателя.

То есть вампиры этого мира принадлежат все к вентру?

Упыри устроены проще. Кто перед ними: поэтическая девушка, полнокровный культурист или спившийся бомж – им совершенно безразлично. Их грызет вечный и неутолимый голод. При случае они пьют кровь даже у собак, коров и лошадей. Гипнотическому взгляду, которого у них нет, упыри предпочитают боксерскую двойку в голову с последующим добивом ногой. Многие носят с собой холодное и огнестрельное оружие.
– Когда имеешь дело с упырем, лучше осинового кола наука ничего еще не придумала. Можно при случае и кулачком. Только бить надо аккуратно, чтоб об зубы не пораниться, – вспомнил Ванька утверждение Гуни Гломова.
Гломов – этот величайший практик мордобойного членовредительства – рассуждал не понаслышке. Все маги, постоянно проживающие на Лысой Горе, в обязательном порядке проходили вакцинацию против упырей, мавок и вампиров. Однократный укол давал защиту на три месяца. Двукратный с интервалом в три недели – на всю жизнь.

И игроков в драконболл, рискующих из-за желчи, не вакцинируют? И архи-тупые упыри пользуются огнестрелом?

С другой стороны, вакцина спасала лишь от отсроченного действия слюны при несмертельном укусе. Случаи банального перегрызания горла с одновременным переломом шейных позвонков (упыри называют это «поцелуй старого друга») деликатно не рассматривались. На Лысой Горе, как в айкидо, все почему-то уверены, что приличные упыри атакуют именно так, а не иначе. Одиночным ударом или одиночным слабеньким укусом, а не быстрой серией без провала или доской от парковой лавочки по затылку.

На Лысой горе просто вакцинируются от того, от чего можно спастись вакциной.

Чем ближе они подходили к баракам, тем сильнее в глаза Ваньке бросалась одна прежде не замеченная деталь. Окна бараков были темными, а некоторые и без стекол. Все говорило о том, что бараки давно заброшены и определены под снос.
Глеба это, однако, не смущало. В его уверенных движениях скользило твердое знание, что он делает и куда идет. Обогнув барак, Бейбарсов решительно приблизился к стене, дошел до края дома и, знаком попросив Ваньку оставаться на месте, осторожно выглянул.
Ванька услышал, как он сквозь зубы пробормотал:
– Хоть бы поставили кого, что ли, а то как-то неинтересно.
Не скрываясь, Глеб прошел метров тридцать до одного из окон и остановился. Впереди был вход в полуподвал, к которому со всех сторон тянулось много следов.
– Нам туда? – спросил Ванька.
Бейбарсов мотнул головой.
– Туда, да не оттуда. Сюрприз – это когда ты говоришь «здрасьте!» прежде, чем его говорят тебе! – сказал он таинственно.
Повернувшись лицом к окну, некромаг поднял руку и длинным ногтем мизинца медленно провел по воздуху черту. Ванька увидел, как по стеклу прошел ровный вертикальный разрез точно от алмаза стекольщика. Когда таким же образом стекло оказалось надрезанным со всех сторон, Глеб надавил ладонью. Стекло негромко хрустнуло и, покинув раму, осторожно выползло наружу. Бейбарсов удовлетворенно кивнул, опустил его в снег и животом перевалился через раму внутрь комнаты.
Ванька последовал его примеру. Вот только через раму он переваливаться не рискнул, а осторожно перешагнул, встав на подоконник коленями. Стекло внизу было отрезано ровно, однако на самой раме оставалась острая кайма примерно сантиметра в два. Не обладая способностью некромага мгновенно залечивать раны, Ванька предпочитал без нужды их не получать.
Спрыгнув внутрь, Ванька огляделся, готовый вскинуть руку с кольцом. Но атаковать пока было некого. Глеб спокойно стоял, сунув руки в карманы. В комнате с ободранными светлыми обоями серыми тенями пульсировал полумрак.
– Не отставай! – сказал Бейбарсов и, толкнув дверь, вышел.
Коридор со множеством дверей тянулся в барачную бесконечность. На стенах кое-где еще пузырились календари и плакаты. Выгнув осанистую спинку, стоял стул без сиденья. Горделиво поблескивая отлично сохранившейся полировкой, он не ведал еще, что никому не нужен.
Глеб быстро двигался вперед, мельком заглядывая в каждую комнату. Ваньке показалось неправильным, что Бейбарсов демонстративно идет первым. Он же сам, получается, прячется за его спиной.
Обогнав Глеба, он оттер его плечом:
– Давай теперь я первый!
– Пожалуйста! – Бейбарсов насмешливо притормозил, пропуская Ваньку, и даже, кажется, слегка дернул плечом, мол, «скатертью дорожка».
Не проверив, насколько это безопасно, Ванька нырнул в единственную дверь, уходившую не влево, а вправо.

:facepalm: Они драться пришли, а не целоваться, а Глеб честно играет исключительно в некромагическом понимание.

Только шагнув внутрь, он осознал, что это была вторая дверь на лестницу, ведущую в подвал.
Правда, осознал он это не раньше, чем ступня его, не найдя опоры, повисла в воздухе и, неуклюже мазнув по первой усеченной ступеньке, опустилась сразу на вторую. Собственное неосторожное движение и почти полная тьма, вдруг нахлынувшая со всех сторон, на мгновение оглушили Ваньку. Глаза еще привыкали, когда послышался звук, будто кто-то дал провиснуть, а затем рывком натянул кожаный ремень.
Что-то хлестнуло Ваньку по лбу над правой бровью. Боль была короткой, рассекающей. Ванька не успел ни произнести заклинание, ни подготовить перстень. Тело действовало само, автоматически. Он чудом уклонился от удара, направленного ему в голову, и атаковал упыря кулаком в печень. Несмотря на свои внушительные габариты, упырь оказался неожиданно рыхлым. Ваньке почудилось, будто он ударил большую медузу. Одежда легко промялась внутрь, окружив кулак, провалившийся едва ли не до запястья. Из носа у упыря фонтанчиком брызнула багровая слизь.
Ванька с ужаснувшей его ясностью осознал, что внутри упырь полый. Нечто вроде большой выгнившей груши, заполненной чужой кровью. Кожа, скелет и череп – вот и вся природа этого простейшего существа, если говорить, конечно, о природе материальной и физической. С омерзением Ванька выдернул кулак, ощутив, как тело упыря захлюпало, принимая прежнюю форму.

Дедушка Нургл, вот уж не ожидала...

Упырь вновь атаковал Ваньку. На этот раз широким сметающим движением руки, известным в боксе как запрещенный удар открытой перчаткой. Драться на ступеньках было непривычно и неудобно. Правда, неудобно не только Ваньке, но и самому упырю, который возился на узкой лестнице, как втиснутый в тесную клетку морж.
Ванька пропустил руку над головой и, вскидывая перстень, попытался зайти упырю за спину, насколько позволяла площадка. Выпустить искру он не успел. Внезапно упырь, начавший уже разворачиваться к нему, как-то странно сложился и подогнул ноги. Брючины, связанные внизу тяжестью ботинок, закрутились винтом, и все тряпье упало на ступени.
– А я-то все думаю, где у них часовой! – произнес кто-то.
Ванька обернулся на голос. В руке Бейбарсова он увидел узкую бамбуковую трость с насаженной на нее желтой, остро сколотой пористой костью. Ванька, помнивший трость Глеба, определил, что это уже другая. Должно быть, ею он, как шпагой, и нанес упырю внезапный укол.
– Тшш!
Глеб прислушался. Все было тихо. Схватка длилась самое большее несколько секунд. Внизу не успели услышать возни. Убедившись в этом, Бейбарсов хладнокровно поднял голову упыря, почти мгновенно успевшую превратиться в череп, и нежно провел пальцем по опустевшим глазницам.
– Лет двести – двести пятьдесят было дядечке, а все трудился и трудился! Аксакал, однако! – сказал он цинично.
Не выпуская череп, Бейбарсов наклонился и толкнул ногой что-то скатившееся вниз. Ванька разглядел короткое полукруглое лезвие односторонней заточки. Нечто среднее между ножом и кастетом.
– Не хочешь взять на память? – предложил Глеб.
– С какой радости?
– Ну как? Я бы взял. Им он тебя и подрезал! – пояснил Бейбарсов.
– Подрезал кого? Меня? – удивился Ванька.
Сгоряча ему показалось, что упырь так и не достал его ни разу. О чем-то вспомнив, он провел тыльной стороной руки по лбу. Затихшая было узкая боль вновь обожгла его. На запястье остался липкий след.

А если нож облизали?

– Он пытался ослепить тебя первым же ударом, но взял чуть выше, – пояснил Бейбарсов и тотчас, не удержавшись, добавил: – А жаль, повязка на глазу смотрелась бы романтично. Моей Лизон нравились такие типажи. Глядишь, и нам не пришлось бы убивать друг друга.
– Вот и сидел бы со своей Лизон! – резко сказал Ванька.
– Не могу. Лиза при всех своих несомненных плюсах очень агрессивная дама. Причем атакует она очень коварно – сверхзаботой. По мне уж лучше бы кирпичом.
– Сверхзабота – это как?
– Сверхзабота – это такая установка профессиональной страдалицы, когда все по умолчанию потомственные свиньи, а ты одна дюймовочка с голубыми глазами. Даже не знаю, какой тебе пример привести… Ну, скажем, попросят ее знакомые два часа с больным ребенком дома посидеть. Она за это время неотложку вызовет, ребенка в клинический госпиталь уложит и насчет операции на носовой перегородке договорится, хотя у него обычный насморк. Опять она вроде бы всех облагодетельствовала – и вновь ей никто спасибо не говорит.
– Но она же хотела как лучше! – горячо сказал Ванька.
– В том-то и беда, – кивнул Глеб.

И что Ванька с Лизон не остался... Они явно друг другу подходят.

Рассуждая о Лизон, Бейбарсов не забывал быстро спускаться, держа наготове бамбуковую трость и настороженно вглядываясь в каждую нишу, достаточную для того, чтобы в ней спрятаться.
Зыбкая сырость забиралась Ваньке в рукава. Тангро, не любивший сырости, шевелился под свитером.
– Холодно здесь, – сказал Ванька.
– Разумеется. Когда ты уже умер – приходится думать о сохранности кожи, – пояснил Глеб мрачно.

В смерть ей к лицу тоже была такая проблема.

Лестница в подвал была деревянной и неожиданно длинной. Рассохшееся дерево стреляло и скрипело от каждого шага Бейбарсова. Под Ванькой ступеньки, напротив, почти не издавали никакого звука.
– Как ты ухитряешься не скрипеть? Весишь ты примерно столько же, но шума от тебя раза в три меньше, – шепнул Глеб удивленно.

От некромага такое слышать несколько удивительно.

Ванька не стал говорить, что жизнь в чаще приучает к тишине и осторожности. Шумные в лесу долго не живут.
– Нашел на чердаке в сторожке брошюрку для партизан. Пожелтевшая такая, толковая. Чтобы производить меньше шума, по рыхлой земле или пашне надо идти, наступая пяткой. По твердому грунту или грунту с камнями – носком. По траве – равномерно всей стопой.
– А по деревянным ступенькам?
– Про деревянные ступеньки там ничего нет. Это я вычислил уже опытно. Тоже всей стопой, но когда наступишь, не перемещать центр тяжести ни назад, ни вперед. Так скрипа меньше.
– Стиль буратинки? – серьезно уточнил Глеб.
– Все лучше, чем стиль пустого ведра, которое волокут за собой на веревке, – ответил Ванька.
Бейбарсов не стал спорить. Он уже остановился у низкой железной двери, в которую можно было войти лишь пригнувшись. С другой стороны доносился гул голосов. Прямо на металле прыгали белые буквы из баллончика. Поспешные буквы, разной величины:
«ПреЖде чЕм воЙти – пОдУмАй: а оНо теБе нАдо?»
– Люблю здоровый упырский юмор! – сказал Ванька.
Не поворачиваясь, он почувствовал, что Глеб наклонил голову и внимательно посмотрел на него.
– Ты еще не раздумал отдать мне Таню? – послышался из полутьмы его вкрадчивый голос.
Вместо ответа Ванька решительно вытер перстень о рукав свитера. Сухие перстни лучше выбрасывают искры.
– Ну на нет и суда нет! – сказал Бейбарсов, пинком открывая дверь. – Ребята, мы на дискотеку! – с вызовом объявил он.
Ванька, ворвавшийся в подвал следом за Бейбарсовым, прищурился от неожиданно яркого голубоватого света, бившего из стоящей на столе высокой стеклянной лампы. Прямо перед ними буквой Т вытянулся длинный дощатый стол, за которым помещалось около трех десятков упырей.
Посреди стола стоял длинный, недавно выкопанный гроб со следами глины на обитых тканью стенках. Крышка гроба была еще заколочена, и потому сложно сказать, готовились ли упыри к торжественному обеду или принимали в свои ряды нового члена.
На самом почетном месте стола, там, где встречались две перекладины буквы Т, сидел костистый лысый упырь. Когда дверь распахнулась, он ломко, в два приема встал и, почти касаясь потолка маленькой, похожей на набалдашник трости головой, уставился на Ваньку.
Верхняя синяя губа медленно поползла к носу. Ваньку, помнится, остро поразило, что зубы у упыря были мелкие, желтые, обломанные, за исключением двух глазных, крупных и белых, медленно выползавших из стершихся челюстей. Из мертвых красных глаз смотрела на Ваньку взбесившаяся пустота.
– Живая кровь! – произнес упырь забитым землей голосом.
Потом перевел взгляд на Бейбарсова и неприветливо просипел:
– Мертвая кровь, трусливая кровь! А тебе что тут надо? Добычу нам привел?
Это было все, что он успел произнести. Бейбарсов с перекошенным лицом сделал шаг вперед. Бамбуковая трость с костяным наконечником, брошенная с расстояния в четыре метра, вошла упырю в левый, лишенный зрачка красный глаз.

И... Глеб остался на время без тросточки!

Ванька запомнил все с замедленной ясностью, точно составленной из отдельных кадров. Упырь покачнулся, потянулся к трости, но рука его повисла. Ванька услышал противное шипение. На короткий миг все тело упыря до последнего пальца вспыхнуло изнутри багровым. Сияние это заметно было даже под одеждой, но особенно отчетливо на открытых участках тела. В полной тишине послышался негромкий звук, напоминавший звук пробки, которую за цепочку выдергивают из полной ванны. Рубашка на груди у упыря вспыхнула в одном месте алой точкой, словно прожженная изнутри сигаретой.
Нечто жуткое, похожее на темный вихрь, вырвалось из нее, широкой петлей скользнуло над головами, безуспешно попыталось коснуться Ваньки, неприязненно отпрянуло от Бейбарсова и с диким воем умчалось в никуда, оставив на потолке выжженный след.
Упырь медленно завалился на спину. Он падал, уже в падении медленно осыпаясь и обращаясь в ничто. Но самым жутким было не это, а то, что перекошенное лицо упыря медленно обретало человеческие черты. Та отвратительная, чуждая сила, которая делала это существо упырем, ушла. Теперь Ванька видел только серое лицо страдающего, болезненно-раздражительного немолодого человека, проснувшегося среди ночи от сильной боли и искренно недоумевающего, где он и что с ним. Единственный уцелевший глаз упыря утратил свое кровавое мерцание, но, увы, лишь для того, чтобы закрыться. Упырь упал и затих. Отсроченное на несколько веков тление в несколько мгновений обратило его в прах. Бамбуковая рукоять трости вскинулась к потолку.
Не менее ужасным было и то, что другие упыри – Ванька готов был поклясться! – смотрели на своего преображающегося предводителя, пылая местью, но одновременно будто с завистью. Ванька понял, что упыри это те же люди, некогда впустившие в себя темную силу из недр Тартара. Он слышал об этом и прежде, но слышать и знать – это одно, а допустить знание к сердцу – совсем иное.

Когда тебя кусают/ты случайно берешь на язык упырью желчь, ты, конечно, впускаешь в себя тёмную силу Тартара.

– Мертвая кровь подарила ему покой! Никто не хочет меня поблагодарить и записаться в очередь? – хрипло поинтересовался Бейбарсов.
Его голос точно разбудил остальных. Скамья, с которой разом сорвались несколько десятков упырей, опрокинулась. Опомнившись, что заигрался, Бейбарсов вскочил с ногами на стол и, перескочив через гроб, побежал к своей трости.
Толпа упырей разделилась. Часть ринулась к Глебу, другая, чуть большая, урча, атаковала Ваньку, чья живая кровь была для них предпочтительнее.
Лишь один кособокий упырек в полотняном пиджачке и кепке блинчиком, которая была визитной карточкой для мелкоуголовной шпаны лет так «дцать» назад, стоявший чуть поодаль, у труб, и гонявший из одного угла губ в другой архаично выглядящую «беломорину», остался на месте. Его правая рука быстро скользнула под пиджак, за брючный ремень. Ванька увидел громоздкую с цепочкой рукоять старого нагана. Что ж, вполне научный подход быстрого пускания крови.
Ванька не стал выяснять, в кого полетит первая пуля, а в кого вторая. Для всемирной истории это было не так уж важно, особенно если учесть, что маги уровня Ваньки боятся огнестрельного оружия ничуть не меньше, чем обычные люди. С дыркой в голове плохо думается.
– Вандалиссимо ! – торопливо крикнул Ванька, и, вскинув перстень, яркой зеленой искрой разнес единственную лампу упырей – ту самую, из которой бил голубоватый свет.
Вандалиссимо – довольно слабое заклинание – имеет при всем том немало плюсов. Оно отнимает у кольца мало энергии, и позволяет отстреливать искры с высокой скоростью. Упыря им не уничтожишь, но, к примеру, железное ведро пробить насквозь можно.
К удивлению Ваньки, лампа разбилась не сразу. Прежде она упала на стол, выплеснув из себя мертвенный свет, и лишь после этого по стеклу пробежала длинная извилистая трещина. Только сейчас Ванька понял, что на самом деле светилось. Лампа была наполнена булькающей, пахнущей аммиаком жижей. Несколько капель жижи, попав на находившихся вблизи упырей, заставили их взреветь от ярости. Послышался мерзкий запах паленой плоти.

Он понял, а нам объяснить?

Разлившись по столу тонким слоем, жижа стала меркнуть. Это полная чушь, что упыри хорошо видят в темноте. Зрение у них неважное. Будь это иначе, они не относились бы так трепетно к лунным ночам и не отсиживались бы в своих гробиках в ночи безлунные.
Не дожидаясь, пока толпа упырей сметет его, Ванька рванул в сторону. В темноте послышалось несколько запоздалых выстрелов. Пули врезались в стену довольно высоко и с обидчивым воем рикошета куда-то отскочили. Все же Ванька ощутил, что целил упыренок именно в него, а не в Бейбарсова. Уже на бегу он ответил упыренку двойным торопливым Вандалиссимо , но тоже, кажется, не попал.
Подвал погрузился во тьму. Все, что было дальше, Ванька видел только в зеленоватом озарении вспышек от собственных искр и красном свечении кости на палке Глеба.
Устоять на ногах было невозможно. Здоровый расчет с самого начала подсказал Ваньке, что надо где-то укрыться. Сбитый с ног проносящейся во мраке тушей, Ванька не пытался подняться, а быстро пополз на четвереньках к столу. Еще прежде он заметил, что ножки стола намертво закреплены и, следовательно, стол станет надежным укрытием.
Вот только к столу оказалось добраться совсем непросто. Те два метра, что отделяли Ваньку от стола, он преодолевал едва ли не целую минуту. В темноте Ванька слышал, как упыри, потеряв его, вцепляются друг в друга. Глухо, как капканы, щелкали челюсти. Дважды Ваньку кто-то сгребал, раз десять об него кто-то спотыкался. Ванька не останавливался и не пытался понять, кто это был. Природный, прочно вцементированный в его сознание инстинкт выживания подсказывал, что это бесполезно. Он даже не оборачивался, но упорно и быстро лез, стараясь вырваться из толпы.
Ванька полз, на что-то натыкался головой, плечами. Терял направление, что-то огибал, откатывался в сторону и снова полз. Останавливался он только, когда его кольцо остывало достаточно, чтобы выпустить очередную искру. С Вандалиссимо он больше не связывался. Что толку дырявить ветхую плоть упырей, если это неспособно уничтожить их? Теперь Ванька использовал только Фердыщус малокровус илиИскрис фронтис, да и то против тех упырей, кто совсем уж явно мешал ему. Он все никак не мог забыть страдающие глаза того первого упыря, уничтоженного Глебом.

Не мог забыть и не собирался их освобождать?

Неожиданно Ванька ощутил, что переползает нечто живое или скорее условно живое, что барахтается под ним. Запоздало он разобрался, что это был сбитый кем-то с ног упырь, лежащий на животе и потому не сумевший вцепиться в Ваньку. Почувствовав, что упырь пытается повернуть голову, Ванька в темноте схватил его рукой за затылок и с силой ткнул носом в пол, услышав негодующий звук, похожий на хрюканье.
«Жалко, что это не Бейбарсов!» – подумал Ванька, мельком вспоминая о Глебе. В данный момент он представления не имел, где сейчас Глеб и насколько успешно у него идут дела. Вспышек трости некромага не было уже довольно давно.
Не теряя времени, Ванька быстро прополз через костистые ноги валявшегося упыря, и продолжил пробираться к столу.
Стол уже угадывался совсем близко, когда Ваньку пронзила острая боль. В мышцы спины впилось нечто острое. Ванька не завопил лишь потому, что от боли у него перехватило дыхание. Он рванулся, ощутив, как кто-то, выругавшись, запрокинулся в темноту.
В первый миг он всерьез запаниковал, ожидая, что сам теперь превратится в упыря, и лишь после, по некоторым признакам понял, что рана была нанесена не зубами. Скорее всего через Ваньку пробежала упыриха в туфлях на высоких каблуках. Именно острый каблук и причинил ему дикую боль.

В теории, если она на каблук наступала, сила там немаленькая получается...

«Теперь одно из двух. Или я стану бальной туфелькой, или не стану», – подумал Ванька с юмором, довольно неуместным в теперешней ускоренно-замедленной адреналиновой реальности.
Отступившая было боль нахлынула на него новой волной, такой неожиданно сильной, что Ванька покрылся холодным потом и прижался грудью к полу. Когда это произошло, он с удивлением ощутил, как что-то зашевелилось у него под одеждой. С меркнущим сознанием Ванька решил, что его рана сквозная и у него выпал какой-нибудь внутренний орган. Не менее жутким было и то, что выпавший орган не захотел оставаться на месте. Ткнувшись в рукав, он осознал его длинную тоннельность, изменил направление и выбрался через ворот свитера. Но и на вороте свитера органу не понравилось. Он взмахнул чем-то, вероятно, некими стихийно возникшими внутренними органятами, и взлетел, выдохнув длинную, сварочной голубоватой яркости струйку пламени.
– Тангро! – воскликнул Ванька.
Дракончик метался по подвалу, как залетевшая в комнату птица бьется о стены и стекло, отскакивает от них и с новой отвагой врезается все в те же преграды. Заметно было, что упыри Тангро не нравятся и порядочно его раздражают. Выдыхая все новые струи огня, он атаковал их сверху.
Упыри отскакивали, закрывая головы руками. Некоторые пытались, подпрыгнув, схватить Тангро, но тот был слишком стремительным и слишком сердитым. При свете драконьих вспышек Ванька увидел Глеба. Трость в его руке была сломана, и он отбивался одной лишь костью, которую держал в правой руке сколом вниз, как кинжал. Бейбарсов выглядел порядочно истерзанным. Один упырь пиявкой висел у него на спине, пытаясь дотянуться жаждущими зубами до артерии. Другой, как пес, вцепился Глебу зубами в ляжку, обхватив колено руками. Бейбарсов вначале поразил костью того, что уже укусил его, а затем, ткнув обломком кости за спину, обратил в прах добиравшегося до артерии.
Ванька предположил, что некромаги невосприимчивы к укусам. В противном случае Бейгадиков давно бы поменял статус рокового юноши с заскоками на статус упыря. Перед тем как вновь броситься в гущу упырей, Глеб тоже нашарил Ваньку глазами. Взгляд Бейбарсова выразил крайнее неудовольствие, что Ванька до сих пор жив, и одновременно надежду, что это ненадолго.
Стремительный и скорострельный Тангро, ослеплявший упырей испепеляющими плевками, представлял для них опасность даже большую, чем Глеб и Ванька. Это понимали пока не все упыри, но до некоторых, чьи мозги еще не совсем прогнили, это было очевидно. Уцелевший мелкоуголовный упырек в кепке блинчиком выпалил в Тангро из нагана, но с первого выстрела промазал, а потом курок защелкал уже вхолостую. В барабане остались одни пустые гильзы.

Этот дракон постоянно превращается в имбу.

Тогда упырек сорвал с себя пиджак, обнажив синие татуированные руки, и стал размахивать пиджаком, норовя сшибить дракончика. Внешне безобидный способ оказался неожиданно эффективным. Дракончик запутался в складках пиджака и свалился. Рот упырька блеснул серебряной фиксой. Уверенный, что сейчас добьет дракончика, упырек занес над пиджаком ногу.
Спасая Тангро, Ванька выпустил удвоенный искрис фронтис , на несколько секунд разрядивший его кольцо. Двойная искра мгновенно превратила упырька, пытавшегося раздавить Тангро, в пепел и с шипением погасла в том упыре, что неосторожно случился рядом.
Ванька ликовал! Он даже поцеловал кольцо и тотчас поплатился за это. Не стоит радоваться чужой беде, чья бы она ни была. Злорадство никогда не окупается. Даже думать ни о ком нельзя плохо. Дурная мысль или дурное слово – это то острие, которое, вонзаясь на четверть в того, кому адресовано, на три четверти вонзается в тебя самого.
Это Ванька осознал, когда неожиданно вынырнувшее откуда-то колено ударило его в голову. Мощный удар отбросил Ваньку под стол. Уже в полете мелькнуло перед ним круглое, разбухшее лицо толстого упыря – того самого, что ударил его и теперь, казалось, недоумевал, куда подевалась его добыча.
Почти лишившись уже сознания, Ванька увидел, как к Бейбарсову со спины подбегает молодой шустрый упырь, держащий в зубах заточку из сварочного электрода.
– Искрис фронтис ! – крикнул Ванька, не задумываясь.
Рука с перстнем дрогнула, но все же искра в полете сумела выправиться и отбросила упыря от Глеба. Упырь взвыл и был обращен в прах обернувшимся к нему Бейбарсовым.
«Нелогично я поступаю. Мы пришли сюда, чтобы один из двоих умер, а я спасаю ему жизнь», – подумал Ванька, одновременно понимая, что иначе он не может. Подлость не окупится никогда, а особенно там, где, казалось бы, она стоит на защите правды.

А ещё он бы остался с упырями один на один...

Тьму вновь прорезала серия коротких вспышек. Обрадованный Ванька догадался, что Тангро сумел выбраться и взлететь. Ванька увидел, как в противоположном конце подвала длиннорукий тощий упырь в форме железнодорожника подполз к стене и с необыкновенной легкостью отломил колесо закручивающего воду вентиля. Затем завел назад руку и резко метнул его в Глеба.
Ржавое колесо ударило Бейбарсова в спину. Откинувшись от боли, Глеб неосторожно взмахнул рукой и вонзил обломок желтой кости себе в бедро…
С десяток упырей разом набросились на него. Ванька рванулся, пытаясь встать и крикнуть:
– Я сейчас!
Разряженное кольцо выбросило пародию на искру. Новая волна боли накрыла Ваньку, и все померкло. Организм закрылся на срочный ремонт, вывесив под глазом уведомляющую табличку в виде быстро набрякающего фингала.
* * *
Очнулся Ванька от неприятного и резкого запаха, который выворачивал его наизнанку, как старый носок. Он лежал в полутьме в неком неизвестном ему месте, которое уже не было подвалом. Над головой угадывался белый потолок. Справа светлым квадратом смотрело окно.
Над ним склонились две девушки. Первая терла ему виски влажной – или, как показалось Ваньке, – омерзительно сырой тряпкой. Ее широкоскулое лицо в полумраке казалось белым пятном. Вторая, худенькая, гибкая и подвижная, как пума, смотрела в сторону, упрямо скрестив на груди руки. Чувствовалось, что она злится.
Когда Ванька открыл глаза, скуластая повернулась к своей приятельнице, и то, что Ванька пришел в себя, осталось для обеих незамеченным. Сознание все еще было в тумане. Ванька понимал слова, но лишь отчасти впитывал их смысл.
– Ну чего ты на меня-то дуешься? – спросила скуластая голосом человека, который делает шаг к примирению.

И... дуэль завершилась прибытием кавалерии в виде девушек. Прекрасно.

– Ты не па-а-ава! Геб не виоат, – взволнованно картавя и сливая гласные, ответила вторая.
– О, разумеется! У тебя «Геб ниоа е виоат»! Даже в детстве, когда он швырял в тебя берцовыми костями и попадал в голову, «виоат» был не он, а ты, что не увернулась!
– Тут дуо-о-е! Он с-а-ал заожником сиуации! – нерешительно проблеяла маленькая.
– Чушный бред! Заложником ситуации становится в основном тот, кто не способен сказать себе «нет».
– Геб вюбее-е-ен, – грустно произнесла маленькая.
– Как бы не так! Он «вюбее-е-ен» только в самого себя и в свои желания! Если ему что-то нужно, он будет грызть бетон, пока это не получит! Но это же делает и капризный трехлетний карапуз, который валяется в луже, если ему не купят мороженое! – категорично сказала скуластая.
– О! ы к неу же-о-оо-о-ка!
По этому неподражаемому проглатыванию согласных Ванька наконец узнал ее. Это была Жанна Аббатикова. Значит, ее собеседница Ленка Свеколт.
– Ничего подобного! Просто я лет в пятнадцать случайно села на свои розовые очки, а новых покупать не стала! Хочет Глеб того или нет, но он всю жизнь кому-то гадил! То тебе, то Тане, то теперь этому бедному парню! Гадить всегда в миллион раз проще, чем исправлять последствия!

Ну вот, Лена уже не спасает Глеба от врагов, а обвиняет его. Почему? Неизвестно. Но эта позиция у неё не изменится.

– Он нио-ому не га-аиил!
– Да уж, конечно! Расскажи это моей зубной щетке! Бейбарсов законченный эгоист, и этим все сказано! К тому же, в отличие от нас, и тебе это известно – он взял от бабки все худшее . Мы не говорим об этом, но мы это знаем!
Аббатикова вздохнула. Тут возразить было нечего.
– Но мо-о-жно же не то-о-ить зло? Защи-а-ать? Использовать силы во бла-а-о? – спросила она почти жалобно.
Свеколт расхохоталась. Одна мысль, что Бейбарсов может использовать силы во благо, показалась ей забавной.

Когда они втроём защищали Таню в 9-ой книге? Когда он спасал ту же падающую Таню в Магфорде? Предупреждал о весёлых костях под порогом, жаждущих целостности? Тормознул тантала в последней книге?

– Да уж! Хочешь уничтожить самого хорошего человека – надели его всесилием. Дай ему что угодно, чтобы его боялись, заискивали и пресмыкались перед ним. Через год он станет высокомерным, через два – нетерпеливым. Через пять лет у него будет лицо дегенерата. И это еще при слабых страстях. При сильных же человек оскотинится раз в семь быстрее.
Свеколт говорила как всегда четко и определенно, расставляя интонационные точки, будто забивала молотком гвозди в сознание собеседнику.
Аббатикова жалобно замотала головой.
– Не-е-ет! Не-ее-т! – сказала она быстро.
– Как ты можешь не видеть? У Глеба уже печать Каина на лице! «Бог шельму метит» – это не пословица! Это факт!
– Ты не-а-еедлиаа!
– Говорю же тебе, что давно разбила розовые очки! Всякий скверный поступок и даже дурная мысль делают человека на пять копеек уродливее. Да ты что, сама не видела, как у людей глаза стекленеют, когда они гадость какую-то сделали или просто разозлены? Правда, есть лица, которые совсем не меняются, но это те, что давно нравственно мумифицировались…
– Эо па-авда… Но Гееб не таой!
– Ага-ага. Что он сделал, когда понял, что не сможет получить девчонку? Зеркалом Тантала объединил свою судьбу с судьбой Ваньки! Перекрутил судьбы, точно два мокрых полотенца! Он небось ожидал, что его собственная личность подомнет и уничтожит Ванькину, а его телом он расплатится с Танталом! Ни для кого не секрет, что старине Танталу не очень-то весело в Тартаре.
Свеколт говорила четко и уверенно. Ваньке казалось, будто суровая библиотекарша энергично расставляет книги по полкам.
– Ты го-о-ишь неп-а-авду! Геб не мог таоо хо-ееть! Он побе-е-ил Тантала! – жалобно сказала Жанна.
Свеколт с сомнением вытянула губы трубочкой.
– Задумайся вот о чем: зачем Тантал во время драконбольного матча атаковал Бейбарсова, а не Ваньку?

Потому что нахера ему тело маечника, если можно взять некромага?

– Его вызвал Ге-е-еб!
– Ну и что? Тантал-то не мальчик на побегушках! Подумай: есть два совмещающихся тела – как два совмещающихся сосуда. Две комнаты одной квартиры, соединенные между собой узкой дверью. В одной комнате живет, допустим, Глеб, в другой – Ванька. Ворвавшийся грабитель может попытаться занять любую комнату, но, скорее всего, займет ту, что хуже охраняется.

Скорее ту, где есть чем поживиться.

То, что Тантал ринулся к Бейбарсову, как минимум означает, что Ванька оказался морально сильнее Глеба.

напоминает построение шизофреника - вроде логично... исключая начальный посыл.

– Но Ге-еб все ра-а-но побе-е-ил Та-а-ла! – упрямо повторила Аббатикова.
– Предположим, хотя у меня свое видение! Волк, проглотивший кобру, проглотит одновременно и весь ее яд. Некоторое время волк будет ощущать себя победителем, но после яд неминуемо утянет его в могилу!

Далеко не всякий яд сможет нагадить желудку с его-то устойчивостью к серной кислоте.

– сурово сказала Свеколт. – Ты сама видишь, что творится с Глебом? Разве это прежний Глеб?
Договорить Свеколт не успела. Ванька закашлялся и попытался сесть. Выносить вонючую тряпку у своего носа он был больше не в состоянии. Обе девушки разом повернулись к нему.
– Уберите тряпку! – попросил Ванька.
– Попрошу выбирать выражения! Это мой носовой платок! И вообще желудочный сок грифа-падальщика лучше любого нашатыря! – с готовностью к спору сказала Свеколт.

В деле растворения камней однозначно. А вот для пробуждения его использовать не стоит, соляная кислота на воздухе испаряется в довольно опасный газ.

Зная, как Ленка любит спорить, Ванька молча отодвинулся от платка на предельное расстояние.
– Где упыри? – спросил он через некоторое время.
Свеколт посмотрела на Аббатикову. Аббатикова на Свеколт. Обе, казалось, пытались вспомнить, о чем идет речь.
– А у-ы-ыи! Мы успе-ели во-е-ея. У-ы-ыи ушли туа, где им бует луу-уше. Хоя, во-о-ожно, что и не всем, – мягко пропела Жанна.
Ванька кивнул. У некромагов свои представления о морали.
– Меня успели укусить? Зеркало есть?
Жанна сунула ему под нос открытую пудреницу. В полумраке мало что можно было разглядеть, но все же Ванька увидел, что громадный фонарь раздувает щеку до переносицы. Кроме ножевой раны на лбу, был еще длинный порез, рассекающий скулу до угла рта.
– Ну как? – спросила Ленка.
– Красавец! Прямо на обложку профессионального журнала патологоанатомов! – сказал Ванька. К своей внешности он всегда относился с вежливым, но довольно отрешенным интересом.

Скорее травматологов.

– Еу-у-унда-а! У-у-уов у тебя нет, хотя могут оста-а-аться ша-а-а-а-амы! – ободряюще пропела Жанна.
– Шрамы меня не волнуют, – сказал Ванька с облегчением.
Свеколт великодушно кивнула.
– А что с Глебом? – спросил Ванька, вспоминая о своем противнике.
Жанна Аббатикова, среагировавшая на имя «Глеб», как голодная кошка на фразу «Иди лопай!», исторгла печальный вздох.
– Так что случилось-то? – нетерпеливо спросил Ванька, смутно начиная подозревать самое худшее.
Жанна посмотрела на Свеколт, точно уступая ей слово, но не выдержала и выдала целый набор гласных, перемежающихся восклицательными знаками. Ленка терпеливо подождала, пока копилка эмоций опустеет, и сказала кратко и сухо:
– Неприятности у него.
– Какие?
– Глебу не повезло.
Ванька напрягся.
– В смысле не повезло? Он жив?
Свеколт и Аббатикова снова переглянулись. Ванька приготовился услышать ответ, что Бейбарсов тоже ушел туда, где ему будет лучше.
– Жив. Но ему досталось больше, чем тебе. К тому же он сам себя ранил костью. Это в сто раз опаснее любого укуса, – сказала Ленка.
Ванька наконец оглядел комнату, в которой лежал. По отвисшим обоям он определил, что это все тот же двухэтажный барак. Свеколт и Аббатикова вытащили его из подвала, однако переносить далеко не стали. Бейбарсова в комнате Ванька не увидел и удивленно спросил:
– Он здесь?
– Нет, – сказала Ленка.
– А куда он делся?
– Когда мы почуяли беду (это все Жанна, кстати!) и появились в подвале, вы оба лежали рядом, как дохленькие. Упыри как раз собирались оттяпать Глебу голову, а потом без помех заняться тобой. Мы наскоро разобрались с упырями, бросились к Глебу, привели его в чувство, но он оттолкнул нас и сразу скрылся. Не пожелал даже с нами разговаривать. Я только успела понять, что раны его крайне серьезны.
– Но почему он не стал с вами разговаривать? Разве вы не вместе? – искренне удивился Ванька, воспринимавший всех трех некромагов как единое целое.
Свеколт посмотрела на Аббатикову.
– Мне тоже так когда-то казалось. Некоторым это мерещится до сих пор, – с горечью сказала она.

Как это может мерещиться или не мерещиться? У них же связь на уровне мыслей!

Анон · 2016-12-12 08:20:01

▼комментарии к чтениям ТГ⬍

Анон пишет:

Ванька не любил гостиниц в небольших городах. Точно солдаты, которым приказали рассчитаться на первый-второй, они делились на две примерно равной численности группы.

Обратите внимание, Ваня достаточно часто ездит по гостиницам (когда, спрашивается, успевает, если он постоянно торчит в тайге?), чтобы с уверенностью их классифицировать. Что-то я сомневаюсь, что он платит за проживание.

Анон пишет:

Как в последней МБ искали мега-камень, к которому тянутся драконы? Правильно! Они взяли больного дракона и следили за ним. Почему ветеринар Ибан не может найти угасающего дракона, сесть ему на хвост и получить многоглазку к утру?

Потому что он двоечник без образования.

Анон пишет:

В прыжке Ванька сбил Тангро прицел. Струя пламени, предназначенная Глебу, лизнула стену. Запахло паленой проводкой.

И это, я так понимаю, горячий валенок тоже оплачивать не собирается.
Алсо, раз драконы ненавидят некромагов, разве Тангро не должен шарахаться от Валялкина?

Анон пишет:

Человек может быть светел, добр и мимими в душе... только вот поступать, как последняя тварь с остальными, считая, к примеру, что делает им лучше. Паладинство вообще вещь такая... опасная.

Вот тут я с тобой не соглашусь. Светлый и добрый человек не равно "человек, считающий, что его поступки идут во благо". Паладинов лично я бы светлыми и добрыми не назвала.

Анон пишет:

С другой стороны, как можно не дать, когда тебя просят? Жадность – не заурядный порок, а бесплатная подписка на деградацию. Главный принцип жизни – отдать больше, чем берешь. Больше любви, больше внимания, больше сердечности. Дарить без надежды на ответный подарок и улыбаться, не стараясь получить возвратную улыбку. При всех других условиях пасьянс бытия не раскладывается.

Ваня не хочет подчиниться этому принципу и отдать Таню?
Нет, Емец каждый раз пробивает какое-то новое дно. Дарт ПГМус, блин.

Анон пишет:

«Не обращайте внимания! Наша Гроттерша обожает бродить по кладбищам!» – услышала Таня далекий детский голос. Кто сказал это? Гробыня? Хотя какая разница, если это правда. Таня действительно любила магические кладбища. Перед спокойной мудростью, которая смотрела с каждой плиты, все сиюминутные заботы и проблемы казались смешными.

Бгг, так Глеб-то в десятой книге ей романтику устраивал, когда вызывал ночью во всякие темные места

Анон пишет:

– Какими угодно! Хоть из списка ста запрещенных! Наши недоученные студентишки только их и знают. Медузия давно настаивает, чтобы в список запрещенных внесли всю школьную программу. Тогда, может, хоть кто-то будет что-то знать.

Я знаю, знаю, что произошло! Настоящие персонажи сбежали от Емца, а вместо себя оставили наспех сделанных двойников. Поэтому Сарданапал теперь рвется в бой и говорит тезисами мрака, Глеб опять бесоебит, Лена его осуждает с табуретки, ну вы поняли смысл.

Анон пишет:

А не Искрис Фронтис Форте?

Ой, да Емец это несчастное заклинание в третий раз меняет. Во второй книге была какая-то другая форма, потом опять вернулись к "форте"... Золотая рыбка, что с него взять.

Анон пишет:

Первый минимальный шаг к совершенству – хотя бы перестать гадить. Упавшего не пнуть, на провинившегося не плюнуть, сплетню дальше не передать – и то поступок.

Мда. Вдумайтесь, аноны, для Емца это Поступок. Вам уже страшно? Мне да.

Анон пишет:

Письма лучше бы чаще писал, говорун...

Ну что ты, поняш. Одно дело разговаривать с идеальной мысленной Таней, которая на любой бред улыбнется и кивнет, другое - общаться с вполне реальной Таней, у которой, о боже, могут быть свои мнения, интересы, недостатки и ухажеры. Как тут жить несчастному валенку с тонкой душевной организацией? Да бедняжка же может не выдержать и перейти к рукоприкладству!
Короче, пусть лучше с тульпой общается.

Анон пишет:

– Ты тощий, но довольно мускулистый. В одежде ты похож на скелет значительно больше, – сказал ему вслед Бейбарсов. – Интересно, кто бы кого уложил, если без магии?

Охохо, так Глеб у нас не только рассматривает неодетого Валялкина, но и оценивает зрелище вполне положительно? :yeah: Мальчики, шли бы вы вдвоем жить в тайгу и ебать друг другу мозг (а можно и не мозг :cool: ), а Таня пусть живет спокойно без вас.

Анон пишет:

Во внезапно проявившейся гиперчестности Бейбарсова ему мнилось осознанное глумление. Слишком хорошо Ваньке было известно, что при минимальном желании Глеб мог бы расплатиться с водителем любым обрывком бумаги.

Во всяком случае, Глеб честно пытается расплатиться, а не как Ванька: заехал в гостиницу, доставил проблемы администратору, сломал телефон, пожег стены и потолок, уехал и ничего не заплатил.

Анон пишет:

– Сверхзабота – это такая установка профессиональной страдалицы, когда все по умолчанию потомственные свиньи, а ты одна дюймовочка с голубыми глазами. Даже не знаю, какой тебе пример привести… Ну, скажем, попросят ее знакомые два часа с больным ребенком дома посидеть. Она за это время неотложку вызовет, ребенка в клинический госпиталь уложит и насчет операции на носовой перегородке договорится, хотя у него обычный насморк. Опять она вроде бы всех облагодетельствовала – и вновь ей никто спасибо не говорит.
– Но она же хотела как лучше! – горячо сказал Ванька.
– В том-то и беда, – кивнул Глеб.

Помнится, Ирка Матвею устраивала что-то такое...

Анон пишет:

Ну вот, Лена уже не спасает Глеба от врагов, а обвиняет его. Почему? Неизвестно. Но эта позиция у неё не изменится.

Потому что настоящая Лена оттуда сбежала, прихватив с собой настоящего Глеба и настоящую Жанну. А разговаривает морок.

Анон пишет:

Свеколт расхохоталась. Одна мысль, что Бейбарсов может использовать силы во благо, показалась ей забавной.

Между прочим, в десятой же книге Глеб спас горячего валенка от мертвяка. Причем совершенно безвозмездно, просто потому, что Таня попросила.

Храбрый анон тихо радуется, что не дошел в свое время до этой ебанины. Это же хуже Шныра :creepy: Последнюю главу анон даже в чтениях не осилил.
Поняш, не обижайся, но я, наверное, перейду на краткое содержание. Эта книга делает мне больно.

Анон · 2016-12-12 08:36:29

Анон пишет:

На этот раз Бейбарсов не стал эффектно удаляться через окно. Он коротко поклонился и вышел довольно необычно для некромага его уровня – через дверь.

Все-таки сколько не смотрю на эту фразу, столько и представляю некромагов высокого уровня исключительно выпрыгивающими из окна с воплем "Я ненавижу срать!". ><

Анон · 2016-12-12 11:45:50

Анон · 2016-12-12 12:11:25

Анон пишет:

Лошадям же приходилось даже хуже. По одному лошадиному сердцу некромаг должен был съедать ежегодно.
– И ты тоже ел?
– Ел, но мне не понравилось. Оно довольно жесткое, и в нем много сосудов всяких. Не разжуешь.
– Знаешь, – тихо сказал Ванька, – мне хочется тебе врезать!

Ванька не в курсе, что лошадей и на мясо тоже могут разводить?

Анон · 2016-12-12 12:15:29

Анон пишет:

«Роковой юноша», то появляющийся, то исчезающий, вечно таинственный, как Монте-Кристо, его утомлял и казался гибридом Жоры Жикина и Пуппера в нарочито сломанных и модно подклеенных очечках.

Описания Глеба действительно стали напоминать Жору, все благодаря старанием автора. Надо же духовному Ванятке сиять на чьем-то фоне.

Анон · 2016-12-12 12:27:02

Анон пишет:

Человек может быть светел, добр и мимими в душе... только вот поступать, как последняя тварь с остальными, считая, к примеру, что делает им лучше. Паладинство вообще вещь такая... опасная.

Напомнило о книге "Житие мое" Сыромятниковой. Там есть деление на темных и светлых магов, но они не равны плохим и хорошим. И светлые там натворили дел, потому что хотели как лучше.

Анон · 2016-12-12 14:29:35

Анон пишет:

А Сарданапал разве толстый, раз палец у него мясистый?

Сарданапал же пухлый такой, не? Я его представлял всегда похожим на султана из диснеевского Аладдина.

Анон пишет:

круглый, бородатый, деловитый, выкатился из Битвенного Зала

Анон · 2016-12-12 21:12:56

Анон пишет:

Поняш, не обижайся, но я, наверное, перейду на краткое содержание. Эта книга делает мне больно.

Я могу сказать, что главы с Таней до встреч с Ибаном не такие свиноёбские. Обозначать их как-нибудь, что ли...

POV Тани

▼ссылки на предыдущие главы⬍

▼краткое содержание⬍

▼Глава 5 О ПРАКТИЧЕСКОЙ ПОЛЬЗЕ ДВОЙНОГО МОРГАНИЯ⬍

Дурак боится стороннего зла, а умный сам себя. И сто хмырей такую свинью тебе не подложат, какую сам в себе бесплатно вырастишь.
Медузия Горгонова. Лекции для первого курса

Бла-бла-бла. Бойся себя, курощай себя, ненавидь себя, не доверяй себе.

Таня, Лоткова и Ягун поднимались по лестнице в Большую Башню. Ратная магия только что завершилась.
– Никто не подскажет, что творится в Тибидохсе, если даже меня – заметьте, меня! – обучают ратной магии? Бабуся мне в детстве даже вилки не давала! Только ложку, и то пластмассовую! – сообщил Ягун, бодро перескакивая через две ступени.
Лоткова быстро взглянула на Ягуна. Заметно было, что этого факта биографии играющего комментатора она еще не знала.
– У нас тут что-то происходит! Медузия, и та напугана, – сказала Таня.
Ягун, которого эта новость застигла во время очередного прыжка, сорвался со ступеньки.
– Кто напуган? Меди? Да я скорее поверю, что Великая Зуби избавилась от своей лошадиной челки!
– Нет, правда. В Тибидохсе неприятности. Я сама слышала, – сказала Таня, деликатно не проводя границы между «слышала» и «подслушала».
Играющий комментатор легкомысленно цокнул языком.
– В Тибидохсе вечно неприятности! Это хроническое, мамочка моя бабуся! Сколько я себя помню, тут все всегда висело на волоске. Каждый год ожидали то трещины в Жутких Воротах, то нашествия нежити, то потопа. В результате прав оказывался всегда тот, кто спокойно жил, творил добрые дела, не гнал волну и не толок воду в ступе!

Неужели это кто-то заметил в книге?

По неясной причине слова Ягуна привели Лоткову в раздражение.
– Твоя проблема в том, что у тебя вообще нет проблем, – негромко отрезала она, не глядя на играющего комментатора.
Ягун поморщился. Таня ощутила, что между Ягуном и Лотковой идет скрытая борьба. Странно, очень странно! Ягун и Лоткова всегда представлялись Тане устойчивой парой.
На первый взгляд казалось, что главный в этом дуэте Ягун, потому что именно его хохот и его острящий голос слышны были непрерывно. «Объявляю сегодняшний день свободным от приобретательства!» – мог заявить он и уже через пять минут, забывшись, завопить: «Кстати, Кать, а новую трубу для пылесоса нам уже доставили?»
Лоткова отмалчивалась, улыбалась и внешне позволяла Ягуну играть первую скрипку. Но как ни полыхает огонь и ни сыплет искрами, все же три четверти планеты покрыты водой и никуда от этого не денешься. Несколько раз случалось, что Таня просила Ягуна сделать что-нибудь, и тот мгновенно загорался, но Лоткова в последний момент все переигрывала.
– Понимаешь, – оправдывался Ягун. – Должен же я уступить ей хоть в чем-то? Даже бабуся говорит, что я ее тираню. Вот и сейчас я не могу ловить гарпий для Тарараха, потому что на Лысой Горе иванокупальская распродажа обуви, а одна лететь она боится. Свалится еще в океан.
– Как может Катька – профессиональная драконболистка!!! – бояться долететь до Лысой Горы, когда туда летают даже старые ведьмы на садовых граблях??? – с досадой спрашивала Таня, не имевшая большого желания ловить гарпий в одиночку.

Катя - подруга Тани. Почему она посылает Ягуна сообщить о новых планах, а не приходит с ним или вообще одна?

Ягун пожимал плечами, но все равно летел на Лысую Гору и возвращался обратно с кучей коробок. Коробки, как цыплята за курицей, тащились по воздуху за его пылесосом. Большая часть покупок была, конечно, для Лотковой, но немалая и для самого Ягуна. Страдающий от деспотизма комментатор редко мог удержаться, чтобы не заскочить в свой любимый драконбольный магвазин и не купить что-нибудь из снаряжения.
– Бедный, бедный я мшелоимец! – каялся он.
– А что такое «мшелоимец»? – спрашивала Таня.
– Есть такой грех – мшелоимство . «Мшель» означает кошель. Но мшелоимство – это не набивание кошелька. Тут сложнее. Мшелоимство – губительная привязанность к вещам. Есть вот у меня два пылесоса, а я хочу третий, якобы самый нужный. А получу третий – захочу четвертый – турбореактивный, с завихрительной насадкой в трубе! Кстати, я уже его хочу!
– Ну хочешь и хоти! Должна же у тебя быть мечта! – резонно говорила Таня.
– Да, но совсем не такая… Тут не все так элементарно. Пока ты пользуешься вещью, ну вроде как зубной щеткой, не думая о ней, это ничего, терпимо. Но, бывает, прирастаешь к одной какой-нибудь штуковинке. Перстеньку, цепочке, пылесосу – неважно. Поначалу все невинно начинается, а затем вещица впиявливается в душу и уже не отпускает ее. У лопухоидов сплошь и рядом можно увидеть, как двое каких-нибудь дядечек – смирных таких послушняшек, тихих, с животиками – разбивают друг другу очки из-за поцарапанной машины. И царапина-то ерундовая, да только машина к душе приросла.

Царапина-то ерундовая, но деталь в идеале идёт под покраску, а ещё нужно найти правильный оттенок... Всё это стоит денюжек.
Риторика в любом случае знакомая, и буддизмом отдающая.
Что характерно, привязанность светлых стражей к крыльям и флейтам автор не осуждает....

«Как у меня к контрабасу», – подумала Таня.

Контрабас связан с её отцом, это нормально...

Ступеньки наконец закончились, и втроем они оказались в светлой гостиной Жилого Этажа.
Там уже потрескивала растопленная русская печь, на которой, задиристо толкаясь, сидело с десяток промерзших первокурсников. У печи дежурили циклоп Пельменник и маленький, кособокий, с торчащей бородкой домовой – то ли Федюнчик, то ли Федянчик. Путаница с именем происходила оттого, что Федюнчик/Федянчик не выговаривал доброй половины алфавита.
Пельменник колол секирой дрова и бросал их в печь. Федюнчик/Федянчик же частично следил за огнем, частично за самим Пельменником. При всяком другом раскладе раздраженный циклоп покидал бы в печь галдящих первокурсников с куда большим удовольствием, чем поленья.
Такие уравновешивающие друг друга пары из циклопов и домовых опытный Поклеп Поклепыч раскидал по всему Тибидохсу. Домовые были слишком слабосильны, чтобы раскалывать деревянные чурки, циклопы же, напротив, слишком буйствовали плотью, чтобы их деятельность могла завершиться чем-либо толковым при отсутствии внешнего управления.

А отправить циклопов централизованно наколоть дрова, потом рассовать их по комнатам и больше не трогать буйных одноглазых?

– Если перестать воспринимать все как данность, странное тут у нас местечко… Нежить всякая, домовые, призраки, циклопы, гарпии… – сказала Таня задумчиво.

Это-то ещё укладывается в голове. А вот раздолбайство...

– А по мне так ничего странного! Тибидохс он и есть Тибидохс. Одно большое непрерывное удивление, – философски отвечал играющий комментатор.
– Это ты у нас – одно большое непрерывное удивление! – Лоткова с непонятной досадой отвернулась и ушла к себе в комнату.
Таня запомнила прощальный взгляд, который она бросила на Ягуна. В глазах Лотковой застыла некая определенная, крайне невеселая мысль.
– Что с ней такое? – спросила Таня.
– Да так. Всякие женские фокусы, мамочка моя бабуся! – сердито отвечал Ягун. – Если бы мне кто-нибудь сказал, что где-то на свете есть девушка без фокусов, я бы босиком побежал за ней на край земли, вцепился бы в нее обеими руками и никогда бы не отпускал! Но это исключено. Проще найти розового пингвина с голубыми глазами.

Я нашёль аж двух
448.970.jpg
a-pair-of-Lovely-penguin-toys-big-green-and-pink-penguin-dolls-gift-about-50cm.jpg
Катино поведение напоминает сейчас возлюбленного друга Ягуна Ваньку, но что позволено быку...

– Я серьезно. Она чего-то от тебя хочет, – сказала Таня.
Ягун ухмыльнулся.
– Только строго между нами. Хорошо? Слышала такую лопухоидную песенку: «Обручальное кольцо не простое украшенье»?

Да, мерзкая песенка.

Вот и она тоже слышала. Я бы даже сказал – переслушала.
Таня не поверила своим ушам.
– Что, серьезно? А ты?
Играющий комментатор переступил с ноги на ногу и принялся ожесточенно чесать нос.
– А я, понимаешь, еще не созрел…
– Разлюбил, что ли?
– Почему разлюбил? Да я за Катьку, если надо, даже Гломова по стене размажу! Просто я не собираюсь ни перед кем отчитываться. Что такое, если разобраться, брак в нашем магическом варианте? Пошлая гражданская процедура. Ты семенишь на мокрых лапках и ставишь Лысую Гору в известность, что любишь такую-то. Ну пришлют они ведьмака с синим носом, который проштампует нам лбы невидимой печатью и заставит расписаться в книге. И что? Если люди порядочные, они и так вместе. Если нет, никакая Лысая Гора их отношений не спасет.
Играющий комментатор говорил бодро, почти заученно. Похоже было, что он уже раз десять озвучивал свои аргументы Лотковой, вот только едва ли ее убедил.
– По-моему, ты сам запутался. А если появятся дети? – спросила Таня, которой Гробыня недавно нагадала на куриной лапше, что у нее, Тани, будет четверо и все мальчики.

И все от разных отцов :cool:

– Ну и замечательно! Хоть пятьдесят человек! Только где ты видела детей, которым нужны не любовь и забота, а штамп на родительском лбу! «Ах, мамочка! Вы с папочкой не проштампованы! Сейчас я упаду с горшка и проломлю себе голову!» – ехидно сказал играющий комментатор.

Это зависит от общества. В какой-нибудь Исландии, где все слушали приехавшую оперу 66% детей рождено вне брака, на таких детей никто криво не посмотрит. А вот в таком обществе, как Япония, где 2% детей рождено вне брака... а структуру общества магов мы вообще не знаем.

Не придуривайся, Ягун! На самом деле ты вовсе не такой осел, каким пытаешься казаться! – отрезала Таня, с подозрением поглядывая на феноменальных размеров уши играющего комментатора. – При чем тут эти штампы? Девушке нужны проявления любви и уверенность! Определенность ей нужна! Если же ради тебя не идут даже на малую жертву, а вместо этого принимаются разглагольствовать – это уже скверный признак.

Как хорошо, что Таня это понимает... Только вот для себя использовать не желает.

Я Катьку прекрасно понимаю.
На правах старой боевой подруги она могла позволить себе быть искренней. Но Ягуна Таня не убедила.
– Женщинам нужны мозги, а не уверенность. Это только кажется, что для женщин главное – любовь. Любовь – это основное блюдо, вроде картошки какой-нибудь, а жалобы – десерт. Отними у женщин возможность стонать и быть несчастными, и они не захотят никакой любви, – заявил он.

:facepalm:

Таня повнимательнее вгляделась в Ягуна и неожиданно засмеялась.
– Чего ты ржешь? – спросил Ягун.
– Если я что-то понимаю в людях, не пройдет и полугода, как у Ягге появится невестка! – сказала Таня.
– Почему это? Да ни за что!
– Катька не только красивая, но и упорная. А ты хоть и прешь как танк, и из пулеметов стреляешь, да только у танков дизель быстро заканчивается. Едва танкист вылез с пустым ведром и, озираясь, побежал в кустики, тут его цап под белы ручки и доброе утро, господин Лотков!

У Ягге невестки не будет, потому что Ягун ей не сын. Да и свадьба, когда кто-то эого не хочет... Может, не стоит?

На обед Таня шла с Пипой. Круглая как шарик Пенелопа катилась впереди, на ходу ухитряясь вещать сразу по двум зудильникам. На одном висела неизменная тетя Нинель, в другом же прыгало нервическое лицо папули, вечного председателя В.А.М.П.И.Р. и прочих потусторонних организаций.
За Пипой брел верный Генка Бульонов, на челе читалось глубокое нравственное удовлетворение от того, что у него такая замечательная во всех отношениях девушка.
Ощущалось, что Пипа счастлива и довольна как собой, так и миром. Еще полгода назад она упорно худела и замучивалась подбирать себе одежду, зато теперь наступил счастливый момент примирения с собственным телом. Толщина стала ее визитной карточкой, и каждый лишний килограмм только добавлял на карточку позолоты – не более.

:facepalm:

Когда однажды залетевшая в Тибидохс Зализина брякнула: «Да ты тяжелее Бульона на центнер с гектара!», Пипа даже не разозлилась и хладнокровно отвечала: «Ну и что? У него ноги как циркуль и каждый шаг километр, а я все равно быстрее качусь!»
Дочь дяди Германа освоила важнейшее правило взрослой жизни. Если не можешь спрятать физический порок – преврати его в достоинство.

Да, Тирион что-то такое тоже говорил.

Осмыслив этот простой принцип, Пипа умиротворилась и радостно каталась по коридорам Тибидохса вслед за высоченным Бульоновым.

Только что он ЗА ней вечно тащился, да и она быстрее него.

Единственное, в чем Пипа не делала заметных успехов, была магия. Дар по-прежнему пробуждался у нее, только когда Пипа бушевала и выходила из себя. В эти минуты Большая Башня тряслась и содрогалась, а двери Жилого Этажа распахивались в противоположную сторону, точно их выворачивал незримый сквозняк.
«Ох уж эти интуитивщики! Что Пипа, что Кирьянов! У меня от них мигрень!» – морщась, стонала Великая Зуби и требовала у Ягге срочно выписать Пипе успокаивающего.

И при этом Пипа летала на своём инструменте, а без магической искры это сделать нельзя, и взлетала она без истерики. Почему у Емца все толстые - истерички

Под конец, утомленная одновременной беседой с папулькой и мамулькой, Пипа состыковала оба зудильника экранами, столкнув дядю Германа и тетю Нинель нос к носу, что немало тех озадачило, поскольку в Москве они сидели по разным комнатам огромной своей квартиры и встречались лишь изредка.

Не верю.

– Пусть хоть так пообщаются! А то жалуются мне друг на друга, надоели! – пояснила Пипа Тане.
– Они что, поссорились? – спросила Таня.
Пипа дрогнула щеками и возвела глаза к потолку.
– Не то чтобы поссорились. Но старичкам вечно надо на кого-нибудь пообижаться. Если же никого поблизости не подворачивается, они дуются друг на друга. Сил-то много еще, а гнобить некого!
– А Халявий?
– Ага, поймаешь его! Отожми карман домкратом. Халявий вечно по клубам шляется, а домой является только для того, чтобы чего-нибудь украсть.

Нахрена ему что=нибудь красть, если он сам себе Мидас?

Пипа посмотрела на Генку, и к губам у нее прилипла коварная ухмылочка.
– То ли дело родители Бульона! Они за годы совместной жизни до того унифицировались, что папу от мамы отличишь лишь по лысине и хрустящим коленкам! Они вместе ходят, вместе улыбаются, даже на вопросы отвечают одинаково! Когда они узнали, что мы с Геночкой вместе, то воскликнули: «Ужас какой!» Не «Какой ужас!» заметь, а именно так – «Ужас какой!»
Генка вздохнул. Было заметно, что он обиделся на Пипу за характеристику родителей, но перечить не смеет. К тому же спорить с дочкой Дурневых было бесполезно. Она тарахтела как швейная машинка, у Бульонова же слова склеивались одно с другим медленно. Кроме того, Пипа вечно забывала, что сказала за пять минут до того. Вот и получалось, что, когда Бульонов начинал с ней спорить, Пипа уже искренне недоумевала, чего он разбухтелся и по какому поводу. Нигде не задерживаясь, мысль ее кавалерийским галопом проносилась совсем далеко, так что дискутировать приходилось с ментально отсутствующим собеседником.
– Ну все-все! Мир! Вечно дуется как баба! Идем! – Пипа звучно чмокнула Бульона в щеку и потянула его за собой.
Генка грустно потащился следом. На лице его запечатлелось недоумение человека, который никак не может определиться: обижаться ему или нет. Результат колебания был предсказуем. Решение Бульона проявить характер отодвинулось до очередного раза и перешло в то, во что всегда переходят отложенные решения, а именно в ничто.

Вот опять - пара, где ведущая девушка осуждается.

Зал Двух Стихий постепенно наполнялся проголодавшимися учениками. В воздухе витало ожидание обеда. Деревянные ложки нетерпеливо подпрыгивали и стучали о столешницы, воспринимая общее нетерпение. Белозубые молодцы из ларца ухитрялись быть сразу везде. Казалось, они троятся и даже четверятся. Со скоростью, едва поддающейся глазу, они носились между столами, расстилая самобранки бесконечно выверенным и точным броском.
Поклеп, с утра улетавший в Центральную Россию, вернулся в Тибидохс с курчавой темноглазой девочкой лет одиннадцати. Девочка, вероятно, новая ученица, шла позади завуча, сунув руки в глубокие карманы своих слишком просторных бежевых брюк. Вид у нее был независимый. Тибидохс с его готическими башнями, Лестница Атлантов, грозный караул циклопов и утробная, непрерывная дрожь стен над Жуткими Воротами не вызывали у нее даже легкого любопытства. А ведь все это она видела впервые!
Краснолицый, с обледеневшими бровями Поклеп то и дело нетерпеливо оглядывался на свою спутницу и тихо кипел, однако на открытый взрыв не отваживался.
«Странное дело! – подумала Таня. – Обычно Поклеп всех давит, а тут он сам придавленный. Будто его морально уронили, а отряхнуть забыли».
– Сама найдешь где сесть! Добро пожаловать в Тибидохс! – буркнул Поклеп и ушел.
Оказавшись в Зале Двух Стихий, девочка сразу забилась в угол. Там она и сидела, нахохлившись, похожая на больную ворону.
Разумеется, Таня, с детства подбиравшая всевозможных птичек, собак со сломанными лапами и контуженных хомячков, не смогла остаться в стороне.

А подбирала она их, вероятно, у Дурневых.

– Привет! Тебе помочь? – сказала она, подходя.
Таня считала своей обязанностью ободрять всех новичков Тибидохса, как некогда старшекурсники ободряли ее саму.

Из её старшекурсников нам известен только Рома Идиотсюдов, но как-то он её не одобрял.

Услышав вопрос, девочка повернулась и пристально посмотрела на Таню, точно укусив ее глазами. Затем лениво отвернулась.
Таня попыталась снова окликнуть ее, но на этот раз не удостоилась даже взгляда.
– Что это с ней? Она меня в упор не замечает! – обиженно сказала она Ягуну.
Ягун, как всегда, был в курсе всего, что непосредственно его не касалось.
– Это Марина Птушкина. Понимаешь? Та самая Птушкина! – объяснил он.
– В каком смысле «та самая»?
– А, ну ты еще не в курсе! Сарданапал рассказывал бабусе о ее феномене. Она видит развитие всех отношений наперед.
– Это как? – Таня недоумевающе моргнула.
– Ну примерно так: она взглянет на человека и отчетливо понимает, что будет у нее с ним дальше. Всю перспективу. Допустим, человек никогда и ни в чем не будет ей полезен. А раз так, то зачем изначально тратить слова, усилия, внимание? Лучше сразу с ним не поздороваться и сэкономить впоследствии кучу времени. Такая вот логика у этой Птушкиной.
Таня с удвоенным интересом уставилась на новенькую. Вездесущие молодцы из ларца успели уже посадить ее за один из столов, и теперь новенькая уплетала бутерброд с колбасой. Хлеб Марина сразу метнула жар-птицам, а колбасу держала обеими руками и обгрызала очень необычно, кругами, постепенно добираясь до сердцевины.
– Если отбросить детали, неплохой врожденный дар. Сразу отсекаешь все тупики, – сказала Таня.
Большая часть ее жизни проходила в непрерывных колебаниях. А тут – раз! – и полная ясность. Есть чему позавидовать.
Ягун считал иначе.
– А по-моему, ничего хорошего в ее даре нет. Он какой-то изначально тупиковый. Посмотри, какая она кислая, равнодушная. Ей уже заранее все неинтересно. Прям не живет, а влачит свои кости по давно надоевшей дороге. Человек же должен жить, а не доживать, мамочка моя бабуся!

А как она это видит? Это же сколько реальностей надо в голове держать!

За обедом Таня, Ягун и Лоткова сидели за аспирантским столом, расположенным прямо напротив преподавательского. Отсюда Тане было во всех подробностях видно, как грозный Поклеп Поклепыч, шевеля бровями, вылавливает гренки из супа, а Великая Зуби незаметно перекладывает Готфриду Бульонскому мясо из своей тарелки. Мило так и очень семейно.

:facepalm:

Медузия Горгонова помещалась слева от Готфрида, прямая, строгая и суровая. Нет, она не ела. Слово «есть» было слишком плебейским применительно к ней. Медузия вкушала. Казалось, вилка и нож являются продолжением ее изящных рук. Отливающий медью нимб полукругом пылал над мраморным лбом.

Нимб?! Над греческим созданием?

Но Таню было уже непросто обмануть. Она вновь, как и тогда, в подвале, у ниши с копилкой Древнира, ощутила, что сквозь панцирный учительский облик все явственнее проглядывают живые люди с их слабостями. Она не могла не видеть, что с каждым днем пропасть между аспирантами и преподавателями, казавшаяся прежде непреодолимой, становится все уже, в то время как пропасть между аспирантами и учениками, напротив, растет. Тане сложнее уже было понимать шумливых десятилеток, поднимавших воробьиный гвалт из-за всякого пустяка, вроде маннокашной скатерти или переставленной лекции, чем преподавателей, которые становились ей все ближе и понятнее.

Моя сестра - препод. Поверьте, переставленная лекция её может сииильно не порадовать.

Корабль времени все дальше отходил от пристани детства, унося ее. И вот она стоит наверху, на палубе, и смотрит на полоску воды, которая становится все шире. Хочется закричать, броситься в воду и вплавь вернуться на берег, но лишь одна мысль удерживает: «А кто сказал, что там, дальше, на другом берегу, будет хуже?»
Неугомонный Ягун хохмил над Недолеченной Дамой, подбивая ее заказать в он-лайн-магазине гроб с иллюминатором и электрическим звонком. Дама, явившаяся к обеду в темной вуали и ронявшая кислые слезы в тарелки первокурсникам, таинственно отмалчивалась. Она была как блоковская незнакомка: любила шастать по злачным местам, но не вступала в разговоры с подозрительной публикой. Все же заметно было, что она заинтригована. К гробам Дама испытывала непреодолимую слабость, необъяснимую для существа, которому и хоронить уже было нечего.

дама - блоковская незнакомка?!

– А куда делся Тарарах? – внезапно спросил Ягун, оставляя Недолеченную Даму в покое.
– Как куда? – не поняла Таня.
– Ну, его ни за завтраком не было, ни вчера за ужином. Довольно смело для мужчины во цвете лет, богатырского телосложения. По себе знаю, – заявил Ягун, всякий разговор умевший вырулить на себя.
– Он не простужен, нет? – озаботилась Таня.
Ягун едва не поперхнулся от смеха.
– Тарарах-то? Да начхать питекантропам на все инфлюэнцы с самой насморочной точки зрения! Максимум у них случится острая дискуссия с саблезубым тигром на тему, кто первый обнаружил удачную пещеру.
За отсутствием других вариантов Таня решила, что Тарарах не приходит, потому что у него много пациентов. Или, что тоже вероятно, подобралась такая звериная компашка, которую невозможно оставить без присмотра, чтобы кто-нибудь кого-нибудь не употребил в пищу. Тане вспомнилась известная логическая загадка про волка, козу и капусту, которых мужику нужно перевезти в лодке на другой берег реки так, чтобы волк не съел козу, а коза – капусту. Ну а в лодку, разумеется, можно погрузить только кого-то одного.
Зная, что к еде питекантроп подходит серьезно и не любит размениваться на всякие супчики, блинчики и бульончики, она выпросила у молодцев из ларца внушительных размеров окорок и сразу после обеда понесла его Тарараху.

Молодец таня. Тарараха не приметила... второй день подряд.

К ее удивлению, дверь Тарараха оказалась запертой. Тане это не понравилось. Обычно Тарарах не стремился к одиночеству. Руки у Тани были заняты окороком. Она повернулась и принялась стучать в дверь пяткой. Тарарах не открывал, хотя Таня и ощущала, что он стоит совсем близко и сопит.
– Что ты пыхтишь, как старая бабулька, боящаяся почтальона? – не выдержала Таня.
Несмотря на громадную, четырехзначным числом выражавшуюся разницу в возрасте, с Тарарахом невозможно было общаться на «вы». По его собственному уверению, в пещерные времена «вы» не употреблялось. Чаще «ты» или «эй, ты!» Причем нередко после очередного «эй, ты!», прозвучавшего где-нибудь в засаде у оленьего водопоя, один из собеседников отправлялся туда, куда Макар мамонтов не гонял.
За дверью обиженно завозились. Тарарах понял, что таиться бесполезно.
– Кто там?
– Да я это! Я! – с гневом крикнула Таня.
Тарарах наконец узнал ее, открыл и просунул в щель голову, будто желал убедиться, что Таня одна.
– Привет! – сказал он, настороженно озирая коридор за ее спиной.
– Здрасьте!
– Ты одна?
– Она под моей охраной! В нашей семье девушки одни не ходят! – проскрипел перстень Феофила Гроттера.
Таня сунула руку в карман в надежде, что в темноте старик быстрее заснет.
– Я принесла окорок. Ягун решил, что ты вознамерился уморить себе голодом, – сказала она питекантропу.
Тарарах голодными глазами уставился на окорок и за рукав втянул Таню в берлогу.
Пахло в берлоге как в прицепе бродячего цирка. У камина валялась задняя нога вепря. Другая нога, обглоданная, торчала из клетки с хищниками. Все свидетельствовало о том, что безнадежными больными далекий от сантиментов Тарарах кормил тех, что шли на поправку.

Ну вот и считайте раскрылся секрет Тарараха как ветврача. Предъявить ему невылченных пациентов невозможно - он их утилизирует.

Выли в вольере волки-альбиносы, покусанные оборотнем и находившиеся под карантинным наблюдением.

Вдруг в волков начнут превращаться?

Страдая от блох и дурного пищеварения, грузно ворочался в массивной клетке тонкий и изящный принц, некогда превращенный колдуньей в медведя.
Для обратного превращения медведя в принца требовалось, чтобы одна из потомственных принцесс, всерьез озабоченная идеей династийного брака, провела с ним в клетке три дня и три ночи. Желающие, как ни странно, изредка встречались, но сложность состояла в том, что от берложного образа жизни характер юного принца стремительно портился. И сейчас, если приглядеться, в углу клетки можно было разглядеть пару характерных, истинно царственных женских черепов. Принц, похоже, пытался остаться холостяком.

А кому он нафиг нужен? Уже и королевства такого давно уже нет... А вообще медведя на эти дни можно было к стене пиковать, и посреди клетки ещё решетку поставить.

Питекантроп с усилием задвинул засов и, точно не доверяя ему, мнительно подергал дверь.
– Сарданапал знает, что ты здесь? – спросил он.
– Нет.
– А Медузия?
– Тоже нет.
– Ты уверена?
– Да что с тобой такое? К тебе уже нельзя пойти, не предупредив Медузию? – не выдержала Таня.
Лицо Тарараха пошло пятнами, вроде тех, что бывают на дозревающем в ящике краснодарском помидоре.

Уровень этой метафоры
66384723_7782d224b0f6feb82b74d0c0dad69f5d_800-768x576.jpg

– Да нет. Только тут такая штука! Я вроде как задумал посидеть немного один, обмыслить кой-чего… Так что ты это, Танюха, не обижайся… когда надо будет, я позову, не подумай чего… – забормотал он.
Таня, улыбаясь, наблюдала, как огромные ручищи мнут медвежью шкуру. Порочное искусство лжи было в совершенстве освоено миром многим позже рождения Тарараха

А Кводнон с Лигулом и не знали...

Любая тайна высвечивалась на его лице столь явственно, словно ее вывели на небе буквами размером с гору.
«Не успокоюсь, пока не узнаю, в чем тут дело! У Тарараха от меня секретов никогда не было и никогда не будет!» – сказала себе Таня.
– Угу… угу… угу… Обмыслить – это дело полезное! А теперь ты, может, скажешь, кому ты поклялся молчать? – настойчиво спросила Таня.
Глаза Тарараха наполнились горестным недоумением разоблаченного разведчика. Бедняга понял, что засветился, но так и не понял, каким образом. Человек с большими буквами на лбу обычно не может читать их сам.
– Слушай, помнишь, ты проспорил мне желание, когда утверждал, что я поймаю купидона сачком для бабочек?
Тарарах кивнул.
– Так вот, я желаю знать, что за тайна и кому ты поклялся! – настойчиво повторила Таня.
Питекантроп развел руками и убито показал на рот.
– А, ну ясно! С тебя взяли Разрази громус ! – понимающе кивнула Таня. – Ты поклялся не говорить о чем-то или не моргать?
Тарарах отважно заморгал, демонстрируя, что моргать он может сколько влезет.
– Ну и замечательно! Говорить тебе ничего и не придется! Давай так: один раз моргнешь – «да». Два раза – «нет». Договорились?

А ещё он может выстучать это морзе, выпилить лобзиком, выжечь выжигателем, насыпать сахара и пустить дорожками из муравьев... Эта клятва вообще не может быть в варианте "никаким образом не перескажи эту информацию другим"?

Лицо Тарараха выразило сомнение в блистательности затеи.
– Верь мне! Никто так не умеет обходить ловушки хитрых преподов, как хорошие девочки со светлого отделения, попавшие в дурную компанию. Это тайна от меня? Что-то личное?
Из морганий Тарараха Таня заключила, что ничего особенно личного в тайне искать не стоит.
«Значит, это обычная тибидохская тайна от учеников! А магаспирантов преподы, естественно, причислили к ученикам. Всем стариканам разница между учениками и аспирантами кажется мизерной», – с обидой поняла Таня.

Потому что они все ещё им ученики, нет?

– Кому ты поклялся? Сарданапалу? – продолжала распутывать она.
Тарарах моргнул два раза.
– А, ну тогда понятно кому! Не будем упоминать имени, чтобы лишний раз не тревожить даму с шипящими волосами.
Тарарах позабылся и, вместо того чтобы моргнуть, кивнул. Воздух опасно сгустился. По нему пробежала серебристая нить молнии.
– А вот кивать не надо! Только моргать! – поспешно предупредила Таня, которой были известны все лазейки в Разрази громусе . Она дождалась, пока молния погаснет, и продолжила:
– Тебя попросили что-то спрятать в берлоге? Ты поклялся сидеть здесь, не отлучаться и никого не впускать?
Тарарах сердито моргнул. Таня поняла, что поручение ему совершенно не нравится. Сторож, конечно, профессия интересная, но активного Тарараха, у которого были дела по всему Буяну, никак не устраивало тупое убийство времени.
– А как же твои занятия у младших курсов?
– Меня заменяет Поклеп Поклепыч! – мрачно произнес Тарарах, сообразив, что одними морганиями это уже не выразить. Да и секрет явно касается не этого.
– Воображаю, как все ученики обрадовались, когда вместо любимой ветеринарной магии пришлепал Поклеп с журналом под мышкой и глазками в кучку! «Все открыли тетради! За взгляд в сторону – смертная казнь! За улыбку – сверление ледяными буравчиками! За громкое дыхание вне очереди – поджаривание искрами! Эй ты, мелкий, кончай спать! Была команда «утро!»

У этого курса есть хоть какая-то надежда знать БОЛЬШЕ двух заклинания для остановки крови.

Передразнивая Поклепа, Таня быстро оглядела берлогу. Стены покрывала привычная копоть, в которой были процарапаны сцены охот на оленей и зубров. Коллекция палиц и пещерных топоров висела на прожженной шкуре саблезубого тигра, который, как Тане было точно известно, умер своей смертью, хотя Тарарах порой и принимался утверждать, что задушил его голыми руками.

Учитывая ногу вепря - я как-то сомневаюсь.

У питекантропов свои представления об истине. Кто первый похвалится, что убил мамонта, тот его и убил. Правда, существует техническая сложность, ограничивающая самых неудержимых хвастунов: убитым мамонтом полагается делиться с другими охотниками племени. В противном случае племя решит, что его развели на мамонта и включит простой пещерный счетчик. Типа убил ты мамонта или нет – дело твоей совести, но ты его нам должен.

Таня перевела взгляд на низкую, окованную железом дверь в глубине берлоги. Ей было известно, что за ней Тарарах держит самых опасных пациентов. Тех, кто замораживает взглядом, плюет ядом, испепеляет дыханием или что-нибудь в этом роде.
Таня рискнула шагнуть к двери, но питекантроп поспешно схватил ее в охапку, без церемоний оттащил и вновь поставил на ноги.
– Это туда ты никого не должен впускать?
Тарарах замигал как неисправный семафор на дачном переезде и даже отважился пробурчать, что ежели бы кто поумнее был, он бы сюда не совался. Однако Таня не намерена была сдаваться. Любопытство глодало ее, как голодный волк гложет кость.
Таня задумалась, прикидывая, как поступил бы на ее месте Ягун. Она взяла с каминной полки окорок и качнула им в воздухе.
– Хорошая дубина! Как ты считаешь, можно ею кого-нибудь оглушить? Сторож, лежащий без сознания, это почти пропуск на склад, – сказала она, многозначительно глядя на Тарараха.
Таня размахнулась и очень аккуратно опустила окорок питекантропу на голову.
– Вот тебе за проспоренное желание! – сказала она.
Тарарах сердито посмотрел на нее, взмахнул руками, сделал несколько заплетающихся шагов, и во весь рост рухнул на пол. Потом, уже, видно, из последних сил, переполз на теплые шкуры у камина, где и затих. Чтобы питекантропу не очень грустно было лежать без сознания, Таня положила рядом с его рукой окорок и шагнула к низкой дверце в стене.
Замка на ней не было – лишь засов. Таня с усилием отодвинула его, открыла дверь и вошла, выпустив осветительную искру, чтобы скорее сориентироваться в полутьме.

Не такая уж и плохая сцена, если честно.

В клетке, вытянувшись, лениво лежал огромный, грязно-желтого оттенка сфинкс. Зеленая искра отразилась в его плоских, пусто-бездонных зрачках, продолжавших гореть даже после того, как она погасла. Выпустить следующую искру Таня не отважилась.
Утверждать, что все сфинксы похожи, так же глупо, как считать, что все собаки одинаковые. Так и у этого сфинкса не было ровным счетом ничего общего с тем золотым сфинксом, что жил на дверях кабинета главы Тибидохса и угрожающе рычал, когда кто-то пытался проникнуть без приглашения.
Всякому первокурснику Тибидохса, с грехом пополам одолевшему второй семестр, известно, что сфинксы бывают трех основных разновидностей: египетские, греческие и ассирийские.

Ассирийский "сфинкс" называется на самом деле Шеду или Ламмасу.

Египетские сфинксы – мрачные существа с головой человека и телом льва или собаки. Это сфинксы-часовые. Их назначение – оберегать вверенные тайны.

Nope. Емец перепутал всё, что можно. Египетский сфинкс всегда имеет львиное тело, но голова может быть баранья, человеческая или соколиная. И он - скорее символ солнца и победы над врагами, чем тайн.

Греческие сфинксы чем-то смахивают на египетских, но у них женская грудь и кожистые крылья. Быть может, потому, что там, где у египетских сфинксов трагизм, у этих – мелодрама. Греческие сфинксы упорно загадывают путникам всегда одну и ту же загадку и убивают всегда вынужденно, с сожалением роняя пару слезинок на тело того, кто в детстве не читал мифов.

Женская грудь у них потому, что все они бабы. Инфа соточка, сфинкс и переводится как "душительница". И крылья у них были с перьями.

И, наконец, совсем особняком стоят сфинксы-ассирийцы – суровые и молчаливые сфинксы с твердой, прямой, точно зачехленной бородой и мощными передними лапами. В чем высшее назначение ассирийского сфинкса, доподлинно не известно никому.
Этот сфинкс по всем признакам был «ассирийцем». Плоские глаза сфинкса смотрели на Таню с мудрой скукой. В них прочитывались ум и бесконечное презрение ко всему живому, слабому и трепетному. Это был ум пустой, несозидательный и перечеркивающий. Ум, никого не любящий и замкнутый на себе. Ум, не считающий себя злом, но настолько вытеснивший из себя всякое добро, что ничем иным он попросту не мог быть.
На краткий миг сознание Тани и сознание сфинкса соприкоснулись. Тане почудилось, будто искра ее «Я» провалилась в озеро с бесконечно темной, тягучей, липкой жижей и едва не погасла в нем.

От одного взгляда?

Медлительный и необъяснимый животный ужас парализовал Таню. Это был смертный и немой ужас рыбы, попавшей в ультразвуковую волну атакующего дельфина. Ужас мыши, завороженной движением змеи. Тане казалось, что даже если она просто пошевелит пальцем, произойдет нечто ужасное.

рыба не чувствует ультразвук, а змея не гипнотизирует жертв. Дважды мимо.

Феофил Гроттер что-то пробурчал и выпустил несколько ярких искр. Одна из них ударила в дверь, которую Таня неосторожно прикрыла за собой. В проход хлынул свет. Сознание сфинкса с неудовольствием отпрянуло. Нет, света сфинкс не боялся, но было заметно, что тьма устраивает его значительно больше.
Сфинкс поднялся и, потянувшись на передние лапы, как пес, ухмыльнулся Тане мертвенным и узким ртом.
Таня все никак не могла оторвать взгляда от его лица, прилипнув к нему, точно к раскаленной сковороде. Странное было лицо у этого сфинкса. Сомнительно, что ассирийское, если забыть о бороде. Подбородок бабий, слабый, оплывший.

:hanged:

Голос у сфинкса был жирным, точно смазанным салом, но одновременно бархатным и вкрадчивым. Казалось, он пробирается в сознание, как сколький блестящий змей в стеклянную нору.
– Подойди, маленькая Гроттер, второе лицо Чумы-дель-Торт!

Оппа....
А может он знает, о чём говорит?

Я знал, что ты придешь! Тебе не надоело тянуться к свету, когда вся ты опутана тьмой? Кого ты обманываешь? Подойди ко мне, и тьма примет тебя! Ты рождена, чтобы пить мрак и дышать мраком!
Таня попятилась, оценив справедливость фразы Тарараха, что «ежели бы кто поумнее был, он бы сюда не совался». И зачем она давила на беднягу питекантропа? Так ли нужна была ей эта действительно страшная и неприятная тайна? Ее намерение покинуть тесную комнату за низкой дверью не осталось для сфинкса незамеченным.
– Ты куда, дочь, внучка и правнучка ведьмы? – вежливо удивился сфинкс. – Оставайся со мной! Поверь, я дам тебе гораздо больше, чем любой увечный свет. Подумай сама, чем занимается свет? Вечно требует у всех самоограничения, жертв, мук! Я же дам тебе все, сразу и совершенно бескорыстно! Самые преданные слуги мрака получаются обычно из светлых магов.
– Почему? – спросила Таня с испугом.
– Ну как почему? Все просто. Темным магам доверять нельзя. Они нравственно увечны и предают все, к чему прикоснутся. От изменников дурно пахнет. Их можно использовать, но нужно постоянно быть начеку… Не так ли?

А разве изменники - не белые маги, павшие во мрак?

? А теперь подойди ко мне! Ну!
Завороженная медоточивым звучанием голоса, Таня неосознанно потянулась к сфинксу, с восторгом глядя в его пустые глаза, но другая, неопутанная часть ее души рванулась назад, предупреждая об опасности. Тане захотелось крикнуть, позвать Тарараха, но она подумала, что это бесполезно. Питекантроп ничего не сделает. Сражаться надо самой.
На секунду все повисло на волоске, но потом здоровая, осторожная часть личности постепенно, медленно, болезненно начала перевешивать. Таня сделала еще один маленький, едва заметный шаг назад.
– СТОЯТЬ, Я СКАЗАЛ! СТОЯТЬ! – в ярости взревел сфинкс.
Он понял, что проиграл. Вся вкрадчивость слетела с него как шелуха. Человеческое лицо, столь странно прилепленное к звериному телу, исказилось.
Уже не скрываясь, Таня бросилась к двери. Она не уловила мгновения, когда сфинкс прыгнул. Лишь увидела, как грязно-желтое, с клочьями шерсти брюхо распласталось над ней в воздухе. Поняв, что не успевает выбежать и захлопнуть за собой дверь, Таня машинально выбросила вперед руки, чтобы хоть так защититься от разъяренного человекозверя. Попутно она пыталась вспомнить что-нибудь из недавних заклинаний ратной магии, понимая уже, что так быстро ничего в памяти не нашарит. Казалось, сфинкс неминуемо должен был сбить ее с ног, лапами сломать позвоночник, сорвать с плеч голову, но ничего этого не произошло.
Всего десяток сантиметров разделял их, когда между сфинксом и Таней выросла незримая стена. Ударившись о нее, сфинкс сполз вниз, нанося резкие удары лапами и тщетно пытаясь разодрать преграду когтями. Из угла синих губ струйкой текла слюна.
«Вот почему он хотел, чтобы я подошла сама! Знал, что самому ему меня не достать!» – поняла Таня.
Сфинкс остыл так же внезапно, как и вспылил. Перестав раздирать когтями неведомую преграду, он лениво потянулся и хладнокровно разлегся в клетке.
– Ты все равно придешь ко мне, маленькая Гроттер! – сказал он, продемонстрировав в зевке крупные синеватые зубы.

И... эту линию, как я вам подскажу, сольют!

Выскочив, Таня захлопнула за собой дверь, поспешно задвинула засов и, внезапно обессилев, опустилась на пол. В груди защемило, и она смогла сделать вдох лишь тогда, когда перед глазами все потемнело.
Услышав щелчок засова, Тарарах, лежавший в обнимку с окороком, пробормотал окороку нежное: «Подожди меня!» и повернулся к Тане. Едва увидев ее лицо, питекантроп перестал валять дурака. Он сорвался с места, подбежал к ней, присел на корточки. На его лице медленно, точно проявляясь на фотобумаге, проступали гнев и жалость.
– Ах, дурак я, дурак! Бить меня надо, да некому! – крикнул он смешным, нелепым, совсем не своим голосом, отодвинул засов и, размахивая руками, метнулся за низкую дверь.
Таня слышала, как там, внутри, Тарарах орет на сфинкса и даже, кажется, чем-то в него швыряет.
«А ведь Тарарах совсем его не боится! И именно потому, что не боится, сфинкс не имеет над ним той же власти, что надо мной!» – подумала Таня отрешенно.
Голос Тарараха прорывался к ней будто через толстое одеяло. Не испытывая ни удивления, ни облегчения, лишь бесконечную усталость, она доползла до шкур, только что покинутых питекантропом, и легла на них. Старые шкуры уютно пахли многолетней берложной пылью.

А так же зверьём и медвежьей болезнью.

– За счастье и радость не надо платить страданием. А за удовольствия и любопытство обычно только страданиями и платят, – назидательно произнес перстень Феофила Гроттера за мгновение до того, как Таня отключилась.

За счастье и радость не надо платить? Емец .Емец, что с тобой?!

Анон · 2016-12-12 22:22:04

Здравствуйте, меня зовут анон, я не очень умею в чтения и выражение своей безудержной любви к чтецам, но я собрал все чтения в гуглдок

Анон · 2016-12-12 22:24:42

Анон пишет:

Здравствуйте, меня зовут анон, я не очень умею в чтения и выражение своей безудержной любви к чтецам, но я собрал все чтения в гуглдок

Анон, огромное спасибо тебе))
а ты можешь его раз в неделю пополнять?

Анон · 2016-12-12 22:50:04

Могу, поняш, конечно

Анон · 2016-12-13 02:04:39

Анон пишет:

– Почему разлюбил? Да я за Катьку, если надо, даже Гломова по стене размажу! Просто я не собираюсь ни перед кем отчитываться. Что такое, если разобраться, брак в нашем магическом варианте? Пошлая гражданская процедура. Ты семенишь на мокрых лапках и ставишь Лысую Гору в известность, что любишь такую-то. Ну пришлют они ведьмака с синим носом, который проштампует нам лбы невидимой печатью и заставит расписаться в книге. И что? Если люди порядочные, они и так вместе. Если нет, никакая Лысая Гора их отношений не спасет.

Емец уже забыл, что магические браки - это суровый обряд, который не расторгается? Или Ягун нарочно об этом не упоминает?

Анон пишет:

– Женщинам нужны мозги, а не уверенность. Это только кажется, что для женщин главное – любовь. Любовь – это основное блюдо, вроде картошки какой-нибудь, а жалобы – десерт. Отними у женщин возможность стонать и быть несчастными, и они не захотят никакой любви, – заявил он.

Между прочим, Валялкин ведет себя именно по такой модели. Корнет, вы женщина?

Анон пишет:

Почему у Емца все толстые - истерички

Да у него и Лиза истеричка, хотя вроде стройная.

Анон пишет:

Страдая от блох и дурного пищеварения, грузно ворочался в массивной клетке тонкий и изящный принц, некогда превращенный колдуньей в медведя.
Для обратного превращения медведя в принца требовалось, чтобы одна из потомственных принцесс, всерьез озабоченная идеей династийного брака, провела с ним в клетке три дня и три ночи.

Секунду. По-моему, принц, превращенный в медведя, в какой-то книге уже был, но его надо было поить чьими-то слезами с ложечки, нет?

Анон пишет:

Здравствуйте, меня зовут анон, я не очень умею в чтения и выражение своей безудержной любви к чтецам, но я собрал все чтения в гуглдок

Анон, ты герой!
Может, можно как-то шапку поста отредактировать? Вывесить туда сами ссылки или просто ссыль на документ.

Анон · 2016-12-13 06:45:28

Стоп-стоп, то есть Ванька, человек, у которого в тайге лешие не лечены и русалки не чесаны, взял и свалил искать многоглазку потому что... эээ, хотел в ее свете Тане показаться? При том, что он ей не звонит, не пишет, но собирается таким образом ее дозавоевать? Ванька, ты мудила, но такого слива даже ты не достоин.
А вообще, я не понимаю, что Емец творит с персонажами. Казалось, если нужно написать выбор между роковым красавчиком и простым парнем, то роковой красавчик должен плевать на героиню, а простой парень понимать и поддерживать. Но поддерживает Таню только Пуппер, а из всех вариантов она выбирает самого большого мудака. И ладно бы это было реалистичное произведение, так ведь нет, сказка.
:panic2:

Здравствуйте, меня зовут анон, я не очень умею в чтения и выражение своей безудержной любви к чтецам, но я собрал все чтения в гуглдок

Спасибо, анон!

Анон · 2016-12-15 00:53:07

POV Тани

▼ссылки на предыдущие главы⬍

▼краткое содержание⬍

▼ Глава 6 СТАРЫЙ ВРАГ ДРЕВНИРА⬍

Тупик – это не когда нет выхода. Тупик – это когда нет желания его искать.
Леопольд Гроттер

Тупик - это птичка такая.
i?id=458faecbd2218fe7c3b21cd5d327c9a3&n=33&h=215&w=382

Таня очнулась от жары. Опасаясь, что она замерзнет, питекантроп не только накрыл ее пятью шкурами, но развел такой огонь, что будь Таня снегурочкой, она превратилась бы непосредственно в пар, минуя стадию воды.

Скорее пройдя её ооочень быстро.

Тарарах ненавидел мелочиться, как ненавидел он и ускользающую полущедрость. Все, что питекантроп делал, он делал с размахом. Если выставлять на стол, так все, что есть в берлоге. Если жертвовать ради друга, так жизнью, а не треснувшей тарелкой, которая самому не нужна. Все полумеры, блеянье и лукавые отсрочки – это формы лжи.
«Мало – это нисколько. Есть только три стадии – много, крайне много и в самый раз!» – радостно утверждал питекантроп.

Такими зачастую бывают бабушки. И, скажу я вам, уйти от них живыми просто сытыми, а не обожравшимися - это не очень легко!

Тарарах сидел рядом на корточках и, сильно склонившись вперед, озабоченно разглядывал лицо Тани. Еще до того, как Таня открыла глаза, он потерял терпение, встал и чуть враскачку стал ходить из угла в угол.
– Сказано же было: помалкивать! Клятву взяли с осла: сиди, сторожи и цыц, а он – ля-ля-ля! Башка баранья! Чтоб мне вдоль лопнуть и поперек срастись! – не то бормотал, не то чихал Тарарах и, не замечая, делал смешную отмашку правой рукой, точно хлопал ладонью по невидимой столешнице.
Таня, не шевелясь, наблюдала за Тарарахом. Она ощущала себя безумно уставшей. Такой уставшей, что даже следить глазами за бегающим питекантропом не могла и вновь закрыла их. Собственное тело, вытянутое на лежанке, казалось чем-то чужеродным, посторонним, нелепым. Руки, ноги, пальцы на руках – что они? зачем они нужны? почему?
Мысль была такой убийственно равнодушной, такой чужеродной, что Таня испугалась и бесцеремонным пинком воли заставила себя повернуть голову. Дверь, ведущая к сфинксу, вновь была заперта. Шагах в двух Таня увидела Ягге, которая пыталась открыть зубами зеленый пузырек с узким горлышком. Кроме того, за клеткой с медведем стоял еще кто-то. Таня отчего-то решила, что Ягун.
– Как она? – озабоченно спросил у Ягге Тарарах.
– Перестанешь бегать, так, глядишь, и выживет, – язвительно сказала Ягге.
Старушка наконец справилась с пузырьком, накапала на сахар и протянула кусок сахара Тарараху.
– На, съешь!
Тот, шагнувший было к Тане, изумленно застыл с куском сахара в руках.
– Разве это мне? – удивился питекантроп.
– У нее губы не синие. Ешь, тебе говорят! Бессмертный ты наш!
Тарарах послушался и с хрустом разгрыз сахар здоровенными зубами.
– Что это? Магия какая-нибудь?
– Обычнейший валокордин!
Тарарах перестал работать челюстями.
– Зачем он мне?
– Жуй-жуй, буржуй! Такие здоровяки, как ты, на деле самые хрупкие. Пока тощий болеет, здоровяк уже бродит с зонтиком по Эдемскому саду и ищет, перед кем похорохориться своим здоровьем.

а) по Эдемскому Саду вообще шастают только стражи да нежить, люди там бывают исключительно по спец.приглашениям и живые б)Тарарах всё равно бессмертный.

Тарарах отмахнулся и снова забегал. Ягге решительно встала у него на дороге и заставила-таки проглотить сахар. Пока Тарарах глотал, Ягге задумчиво коснулась пальцем его плеча, затем обмотанной вокруг пояса шкуры и спросила:
– Родной, ты знаешь, я тебя люблю. Не обидишься, если спрошу: ты когда-нибудь моешься?
Питекантроп засопел.
– Как не моюсь? А заплывшего моржа летом кто в бухте ловил? – спросил он.
Ягге покорно кивнула. В тоне Тарараха было столько искреннего недоумения, что даже упрямой маленькой Ягге было понятно – переубеждать его бесполезно.
– И то верно. Мыться – только счастье смывать, – кротко согласилась она.

А вот и подтверждение гипотезы, что Тибидохс где-то на севере - морж же.

Таня не выдержала и расхохоталась. Ягге и Тарарах одновременно повернулись к ней.
– Очнулась! – заорал Тарарах.
– Вот видишь, перестал бегать и сразу результат! – подтвердила Ягге.
Она подошла к Тане, присела рядом на лежанку и провела по щекам вдруг возникшим в руке мятным веником. Таня ощутила, как ее вновь, капля за каплей, наполняют силы.
Ей захотелось смеяться, а раз так, то захотелось и жить. Ягге удовлетворенно кивнула, и веник исчез из ее ладони.
– Кажется, основные дыры я залатала, но все же тебе не стоило его бояться! – сказала Ягге укоризненно. – Эти негодяи пьянеют от страха, как садисты от крови.

Тут тот же закон, что с собакой, которая на тебя лает – пока ты не испугался и не побежал, она тебя не тронет.

Из нашего же треда зоошизы -

Но и заигрывать с ней не стоит. Льстить, сюсюкать, протягивать руку. Это тоже косвенный признак страха. С тем же, кто устрашился, можно сделать все, что угодно.
Таня отодвинулась подальше от камина.
– Уф! Ну и жара! Было бы мудрее, если бы ты не выпускал леса острова Буяна в трубу с такой скоростью, – проворчала Тарараху Ягге, вытирая мокрый лоб.
– Откуда взялся этот ассирийский сфинкс? – спросила Таня.
– Оттуда и взялся. Я называю его «болтливый сфинкс»! – ответил Тарарах.
Теперь, когда Таня уже увидела сфинкса, Разрази громус испарился сам собой. Тайны, которую он призван был охранять, больше не существовало.

:facepalm: Это заклятье вообще как-нибудь работает?! Или оно предупреждает о своём срабатывание, обходится тысячей способов и испаряется в энный момент?

– Почему болтливый?
– Потому что он несет явную пургу! Когда к нему ни зайдешь, все бормочет, сюсюкает, обещает тебе что-нибудь сладким голоском, а у самого в глазах желание сожрать тебя с потрохами… – хмыкнул питекантроп.
– А имя у него есть? – спросила Таня.
Она смотрела на Ягге, но ответ был получен совсем с другой стороны.
– Его зовут Мегар.

Я нашла Мегару - ревнивую жену Геракла, и город Мегара. Что такое Мегар - хз.

Я не сказал бы тебе, если бы ты сама, по собственной глупости, не влезла в эту тайну. Однако человек должен вспомнить, что не умеет плавать до того, как броситься в воду. Если же он уже в воде, поздно сожалеть. Придется учиться в процессе или тонуть.

Или его вытащат люди рядом. Такие, как старая Ягге.

Таня обернулась. Тот находившийся вне поля зрения человек, которого она прежде определила для себя как Ягуна и сразу о нем забыла, был академик Сарданапал. Глава Тибидохса стоял у клетки с принцем-медведем.
Обычно улыбчивый, брызжущий радостью жизни, как сарделька соком, академик был хмур и мрачен, как писатель-сатирик в домашнем кругу.

Сразу две несравненные метафоры разом.

– Откуда взялся этот Мегар? – спросила Таня, вспоминая жуткую зачехленную бороду зверя.
– Пришел за своей платой, – ответил академик.
– За какой платой? – не поняла Таня.
Сарданапал упорно разглядывал медведя, будто тот был его главным собеседником.
– Если рассказывать, то все по порядку. Когда-то давно Древнир допустил единственную в жизни ошибку.

То есть выйти прошвырнуться с сыном под ворота Тибидохса во время той же войны, выйти с артефактом, который приглянулся Арею - это не ошибка?

В разгар войны с Чумой-дель-Торт, когда нежить почти взяла наши стены, ров был полон мертвых тел, а ворота дрожали от ударов тарана, он согласился принять помощь незнакомца.
– И этот незнакомец – Мегар? – попыталась угадать Таня.
– Имей терпение! В то время я был одним из пяти младших магов в свите Древнира. Хотя нет, чего скромничать? Он любил и выделял меня, и это при том, что были и более достойные.

Именно эти, полагаю, объясняется то, что он стал главой Тибидохса.

Я находился в толпе в Зале Двух Стихий. Древнир стоял тут же, но немного поодаль, где жар-птицы. Мы ждали, пока рухнут ворота, чтобы принять бой внутри стен Тибидохса. На милость и пощаду никто не рассчитывал. Все понимали, что как только передовые отряды нежити прорвутся к Жутким Воротам, наступит конец. Нас всех пожрет масса ненависти, пустоты и мути. Оружие взяли даже женщины и старики. Я лично запомнил мальца лет трех, который стоял у ног матери с деревянной саблей в руке… Решительный такой, с надувшимся зеленым пузырем в правой ноздре.

Напоминаю, именно эту войну Тарарах вспоминает с восторгом, как свои лучшие деньки.

Академик сглотнул. Казалось, он видит этого мальца с саблей и теперь.
– Никто не понял, откуда пришел этот ассирийский сфинкс. Тогда он не выглядел обрюзгшим. У него были впалые щеки и опаленные брови. Странно, что Древнир никак на это не отреагировал. По мне, так опаленные брови говорили сами за себя. Сфинкс подошел к Древниру и, вкрадчиво глядя на него, заговорил. Никогда прежде я не видел Древнира в таком волнении. Он о чем-то спорил, жестикулировал, даже кричал. Я кинулся к нему, но Древнир жестом велел мне не приближаться. Ворота снаружи сотрясались как безумные. Со стен доносились крики. Разумеется, все это мешало Древниру сосредоточиться, заставляло спешить. Наконец Древнир коротко кивнул, и тотчас сфинкс исчез.
Сарданапал вопросительно взглянул на Ягге, точно проверял память. Старушка кивнула. Таня поняла, что и она была тогда в зале, полном напуганных, но готовых сражаться магов.
– Как глупо мы себя вели! Как вспомню – до сих пор плевать хочется! – с гневом сказала Ягге.
Сарданапал серьезно посмотрел на нее.
– Думаю, всему виной наше проклятое неверие. Рассказывай дальше ты. Ты ведь ничего не забыла?
Ягге усмехнулась. Ее сухие пальцы скручивали края шали и завязывали узлы. Казалось, они, как и усы главы Тибидохса, живут отдельной жизнью.
– Я-то стояла подальше, чем Сарданапал, но сфинкса все равно видела. Когда он исчез, прошла примерно минута, и вдруг наступила странная тишина. Я не сразу поняла, что это прекратились удары тарана в ворота. «Он свое обещание сдержал», – мрачно сказал Древнир. Мы высыпали на стены. Горизонт очистился. Солнце, а его не было видно несколько дней, вновь появилось. Мы увидели, как темная масса нежити медленно втягивается за горизонт, а ее, точно ползущую змею, бьют сверху молнии. Мы закричали, торжествуя победу, которая состоялась хотя и с нашим участием, но все же точно сама собой. К Древниру – а он тоже стоял на стене! – подлетел радостный гонец на Пегасе (как сейчас помню, конь был в розовой пене!!!) и что-то крикнул. Древнир о чем-то недоверчиво его переспросил. Гонец ответил. И тогда я вдруг увидела, что в эту минуту всеобщего счастья Древнир вдруг сполз вниз и, кусая губы, стал биться головой о зубец.
– Из-за слов гонца? И что гонец ему сказал? – спросила Таня.
Ягге дернула край шали.
– Всего одну вещь. Оказалось, час назад стражами света был уничтожен повелитель мрака Кводнон, главный союзник Чумы-дель-Торт. Как только эта новость докатилась до частей хаоса, воцарилась паника, и они отступили.

А что гость сам-то не прелетел? Зачем пегас?

Таня замотала головой.
– Погоди, Ягге! Я поняла, что они отступили, потому что Древнир заключил некую сделку!
Старушка сердито плюнула.
– В том-то и дело! Вся сделка была грандиозным блефом! Этот сфинкс – чтоб у него лапы отвалились! – потому и притащился, что пронюхал, что силы хаоса вот-вот отступят. Передовые полки еще атаковали, задние же уже бежали в смятении. Отступление было предрешено самой смертью Кводнона! Древнира надули, как моего Ягунчика, у которого вурдалаки на Лысой Горе попросили на пять минут пылесос покататься да так до сих пор и катаются.

Что делал 10-11 летка один на Лысой Горе? История-то произошла до встречи с Таней. Но вообще момнт живенький такой.

Заметив, что Таня недоуменно подняла брови, Ягге пояснила:
– Не удивляйся, что ты об этом не слышала. Разумеется, он тебе не рассказывал. Он, как и все мужчины, терпеть не может сознаваться в ситуациях, когда показал себя дураком. Если такие ситуации все же происходят, мужчины громоздят любые логические комбинации, только бы их самоуважение не рухнуло с подпиленной табуретки.
– Но если незнакомец обманул Древнира, значит, сделка не имеет силы, – сказала Таня.
Ягге покачала головой.
– А вот это, милочка, уже типично женская логика! В духе: «Если я закрыла глаза, значит, мышь уже убежала! Так что я, пожалуй, посижу с закрытыми глазами и пусть она лопает пирог».
– Не понимаю! Древнира же обманули! Значит, у договоренности нет силы, – упрямо сказала Таня.
– В том-то и дело, что сделка имеет силу, поскольку все внешние условия соблюдены ! – сердито произнес Сарданапал. – Форма сделки была очень простой: если нежить уйдет и война будет выиграна, вы сделаете то-то и то-то. По рукам, Древнир? По рукам! Нежить ушла, а почему она ушла, никого не волнует! И этот проклятый сфинкс, свалившийся нам на голову, тому лучшее доказательство!

Если Древнир ЭТО подписал(а Древнир под конец жизни вообще-то прозревал всё грядущее, то есть и до этого был проницателен), то он сферический, абсолютный, полноценный идиот. Где в договоре фраза про действия сфинкса?

Академик отошел от клетки и присел на корточки перед камином. В очках его отблескивало пламя. Глаза за стеклами смотрели грустно. Усы, совсем недавно буйствующие, уныло обвисли.
Таня оглянулась на Ягге, на Тарараха. Тарарах ободряюще подмигнул Тане и развел ручищами: мол, сама видишь, какие дела творятся.
Таня задумалась. Оставались вещи, которых она пока не понимала.
– А кто этот Мегар на самом деле? Просто сфинкс? – спросила Таня, вспоминая вкрадчивый голос.
– Темный языческий полубожок, подлец и предатель, некогда в давние времена избравший себе тело и облик ассирийского сфинкса! Хоть он и утверждает, что существует сам по себе, любому ясно, что на самом деле он марионетка Лигула и действует в его интересах, – с раздражением ответил академик.
– Скверная история! А что Мегар потребовал у Древнира? – спросила Таня.
– Они пришли к соглашению, что несколько столетий спустя Мегар явится вновь и останется в Тибидохсе на две недели. В заранее определенный день он отправится в Битвенный Зал – да-да, в тот самый! – и будет ждать единственно правильный ответ на вопрос, что он загадал в то мгновение, когда была заключена сделка с Древниром. И – если ответ будет неверен – ему достанется ключ от Жутких Ворот.
Таня улыбнулась.
– Мой Талисман Четырех Стихий, что ли? Он же уничтожен. Мегар ничего не сможет получить.
Академик не разделил ее радости.
– Да, твой талисман был единственным из материальных ключей, однако, увы, остался его первообраз.
– Значит, ключ от Жутких Ворот все же существует?
– К сожалению, да. Хотя не стоит думать, что это нечто такое, что надо куда-то вставлять и в чем-то поворачивать. И, разумеется, это не магнитная карточка, не жезл, и даже не свиток с заклинаниями. Понимаешь?
Таня не понимала. Сарданапал с досадой захрустел пальцами. Он был из тех, кто хотя и умеет объяснять, но ценит больше то знание, которое люди приобретают сами.
– В магическом мире многое существует на уровне идей. Важнее всего центральная идея или первообраз. Именно от нее тянутся пуповины к вещному миру и всем его конкретным воплощениям. Ясно теперь?
– Не-а, – влез Тарарах, который, как всякий питекантроп, ценил конкретику.
– Чего «не-а»? – огрызнулся академик. – Вот идея табуретки, а вот миллионы стульев, табуреток, кресел, порожденные этой идеей. С отдельными табуретками можно воевать десятилетиями, разрубая их на куски, сжигая на кострах или топя в океане. Производители табуреток будут только рады увеличевшемуся спросу на их изделия. Но уничтожь первоначальную идею табуретки, и вместе с ней исчезнут все миллионы и миллиарды табуреток, сколько бы их ни было.
Таня кивнула.
– То есть у нас в Тибидохсе хранится такая вот первоидея? – спросила она.

В МБ Мефодий в наследство получил ключ к закромам одного хомяка. И у этого хомяка на полочке просто не может не лежать сделанный его рукой первомеч - первообраз чуть ли не всего колющего и режущего. И эа вот штучечка сейчас принадлежит, если подумать, свету...

– Именно. Причем ключ от Жутких Ворот является центральной идеей всех прочих ключей, замков, запоров, задвижек, шифров банковских сейфов и так далее. Передав его Мегару, мы передадим ему и это все тоже. В лопухоидном мире, где на замок часто надеются больше, чем на слово, начнется невесть что, однако по сравнению с властью над Жуткими Воротами это все мелочи, на которых не следует зацикливаться.
– А зачем Мегару первоидея ключа? – спросила Таня, но и без ответа поняла, какой это рычаг для шантажа, манипуляций и давления на свет. Ключ от Жутких Ворот у того, кто с потрохами принадлежит мраку!

И чем собираются шантажировать свет? Лигул сам до чёртиков боиться, что Кводя полноценно выберется побегать, у него тонкие игры с Троилом, дикого и сильного Кводю совершенно не включающие. Шантаж что, будет выглядеть примерно так?
- А у нас ключ от Жутких ворот, но мы их не откроем.
- Отлично. Что ещё интересного расскажете?

– И Древнир согласился? – удивилась она.
Ягге фыркнула.
– Думаю, его подкупило обещание подождать несколько столетий. Возможно, Древниру казалось, что за это время что-то глобально изменится к лучшему. Древнир, как и все мы, слишком поздно понял, что хаос и зло – не два различных понятия, а одно. В те столетия многим мерещилось, что противоборствующих сил в мире не две, а три. Свет, мрак и хаос. Лучше, мол, взять протянутую руку зла (на время, конечно), чем провалиться в ничто. Вот и поплатились! Столетия пролетели как один день, и вот Мегар здесь.

Ягге, ты-то сама что, если нет Хаоса? Кому принадлежат Срединные Земли? Чьи создание всякие титаны? Есть в этом мире Хаос, блин!

– А выпроводить его нельзя? Отказаться от сделки? Вы же как-то смогли связать его магией, академик. Он пытался прыгнуть на меня и растерзать, но его сдержала стена. Значит, он не так уж и всесилен! – сказала Таня.
Сарданапал с беспокойством оглянулся на запертую дверь. Как и Тане, ему показалось, что дверь дрогнула от дыхания того, кто спокойно лежал за ней, презрительно лакая темноту опустелыми зрачками.
– Пока – да. Его силы имеют предел. Но это потому, что не прошло еще двух недель и ключ от Жутких Ворот не у него.
– А если нарушить клятву? – осторожно спросила Таня.
Академик разгневанно повернулся к ней.
– Странно, что ты еще не поняла! КЛЯТВЫ В НАШЕМ МИРЕ НЕ НАРУШАЮТСЯ. Они непреложны. Совершив малое зло клятвопреступления – пусть даже и по отношению к этому выродку Мегару, – мы разрушим сразу все. И он это отлично знает, разумеется.

Брут вас вот щас не понял, не понял. Что вы разрушите нарушением клятвы? Вы ведь даже не свет.

Дрова в камине стали громко стрелять и потрескивать. Сарданапал укоризненно посмотрел на огонь. Звуки тут же стали тише, а разбуянившееся пламя улеглось и только чуть всплескивало, точно человек, одним махом взбежавший на девятый этаж и теперь незаметно пытающийся отдышаться.
– А ратная магия? Мы же стали ее учить из-за Мегара! Разве я не угадала? – спросила Таня с надеждой.
– Допустим. Но до тех пор, пока Мегар сдержанно ведет себя по отношению к ученикам Тибидохса, ратная магия применяться не будет! – отрезал академик.
– А когда сфинкс вообще попал сюда? Когда улетели драконы и прорвало Гардарику ?
– Нет. Я специально проверил: через Гардарику никто не проходил. Это совершенно точно. И Меди… хм… доцент Горгонова тоже проверяла.
Таня заметила, как Ягге едва заметно улыбнулась. Меди, недоверчиво перепроверяющая первого мага в мире, – это уже кое-что.

Наличие разума, к примеру. И куда делись более способные ученики Древнира?

– Но сфинкс-то здесь! – сказала Таня.
Сарданапал пояснил, что сфинкс появился на Буяне за ночь до урагана. Подошел к подъемному мосту и лег в двух шагах от циклопов. К счастью, у Пельменника хватило ума не хамить и не размахивать дубиной. Пельменник разбудил Готфрида Бульонского, который величал себя начальником службы безопасности Тибидохса. Учитывая, что других желающих не было, эту должность за Готфридом оставили и даже напечатали ему визитные карточки, которые сей отважный муж с гордостью раздавал первокурсникам.
Готфрид покрутился возле сфинкса с копьем, несколько раз громогласно окликнул его, но ответа не получил и позвал Ягге, Сарданапала и Медузию. Академик мгновенно узнал Мегара и понял, зачем он явился.
Запереть себя в подвалах Тибидохса Мегар не позволил. Разрешить же сфинксу свободно бродить по школе не позволил уже Сарданапал. В результате берлога Тарараха оказалась золотой серединой. Пожалуй, это было единственное место в Тибидохсе, где резкий запах сфинкса никого бы не насторожил. Медведи с гарпиями тоже далеко не благоухают.
Не доверяя обещанию Мегара не трогать учеников, Сарданапал подстраховался охранным заклинанием высокого уровня сложности. И оно, как имела случай оценить Таня, оказалось более чем кстати.
– А что сфинкс загадал? Вы знаете? – шепотом спросила Таня.
– Разумеется, нет.
– Но ответ ищут?
Академик снял очки. Таня увидела, что белки глаз у него в бесконечных красных прожилках, и пожалела, что не может отозвать назад свой идиотский вопрос.
– Ловко придумано! Какой бы ответ мы ни дали, сфинкс заявит, что он неверный, – сказала Таня, с ненавистью вспоминая вкрадчивый голос Мегара.
Академик закрыл глаза и кончиками пальцев стал осторожно массировать веки.
– Я много думал об этом. Нет, не все так просто. Договор такого уровня со стороны сфинкса не мог быть лживым до конца. Он лжив на девяносто девять процентов, но, не будь в нем хотя бы капли искаженной правды, он не мог бы быть заключен. Правда – это тот цемент, на котором держится любая ложь, ибо сама по себе ложь есть ничто. Ноль.

Ну правдой могло было быть то, что нежить отступит. Отступила же?

– То есть ответ все же существует? – спросила Таня.
– Разумеется. Но он может, по сути, быть каким угодно. Любым словом, предметом, человеком, поступком… Мы даже примерно не представляем, в какой области искать. Мегар мог задумать как носовой платок Древнира, так и все мироздание в целом.
– Но ведь это безвыходная ситуация!
– Безвыходных ситуаций не существует. Выход есть всегда. Когда же его нет, остаются вера и надежда, которые сами и творят выход, – уверенно сказал Сарданапал.

%D0%BE%D0%B3%D0%BB%D0%B0%D1%84-%D0%9A%D0%BE%D0%BC%D0%B8%D0%BA%D1%81%D1%8B-2778118.jpeg

Грустное лицо академика всплеснуло радостной, детской улыбкой.
– Знаешь, Таня, когда я почувствовал тебя как личность, полюбил и стал уважать? Даже не тогда, когда понял, что ты дочь Леопольда и Софии. Само по себе это мало о чем говорило. Строго между нами, у магов крайне редко бывают удачные дети.
– М-м-м… Когда мы с Ягуном и Ванькой ночами бродили по Тибидохсу? – предположила Таня.
Академик тихо засмеялся.
– Думаешь, другие не бродят? Тут только ходи по этажам и отлавливай! Да мы для того и запрещаем, чтобы бродили.

i?id=1ea244bdeec4fa5245a6fdffd03911f2&n=33&h=215&w=382
Нахрена?

– Когда была вся эта история со значками Шурасика «DD» и Талисманом Четырех Стихий? – продолжала гадать Таня.
– Нет, раньше. Помнишь, чуть ли не в первый месяц твоего пребывания здесь ты подошла к Жикину и сразу, не разговаривая, дала ему в нос? Зачем ты это сделала? – вдруг спросил академик.
Таня напрягла память. Она почти забыла об этом случае. Жика никогда не отличался внутренним благородством, зато нос берег всегда.
– Точно не помню.
– Но все же?
– Кажется, что-то совсем детское… А, да! Жорик разучил пластилиновое заклинание, бегал и залепливал девчонкам волосы! Вот! Ну я и влезла.
– Но можно же было попросить его этого не делать? Словами попросить?
– Он бы словами не понял, а с магией у меня тогда были напряги… Первый месяц все-таки, – сказала Таня.
– А если постараться? Подобрать самые убедительные слова. Объяснить, что это неприятно, что пластилин из волос не вынимается и так далее? – точно наводя ее на некую мысль, настаивал академик.
Таня попыталась честно вспомнить, что она тогда испытывала.
– Жика все равно бы не понял. И хорошими словами, и плохими. Слова для него изначально не аргумент. Когда я давала ему в нос, я просто сразу перешагнула через несколько ступенек, зная, что лестница все равно туда приведет. Такие, как Жорик, понимают слово «нельзя» только после третьего удара головой о тумбочку! – неуверенно сказала она.
Брови Сарданапала, сгущавшиеся ближе к переносице в две ершистые, взлетавшие ко лбу стрелки, удовлетворенно поднялись вверх.
– То есть ты подумала нечто в духе: «Человек должен управляться не страхом, но нравственным законом. Проблема в том, что нравственный закон понятен не всякому. Кому-то яснее закон прямого физического воздействия», – подсказал он.

Какие крутые выводы для педагога на основе обычной детской драки!

– Э-э… Ну да, – сомневаясь, проблеяла Таня.
Она совсем не была уверена, что в случае с Жикиным рассуждала так сложно. Максимум, что было у нее тогда за плечами, – школа постоянного общения с Пипой, личность которой, как известно, развивалась скачками. Вначале негативные черты характера, а затем со скоростью муравья, который ползет на телеграфный столб, хорошие. Вот только, к сожалению, «дурневский» этап Таниной жизни приходился на первый период.
– Как бы там ни было, Таня, тогда, после этой драки, я очень ясно ощутил тебя внутренне. У каждого свой характер, как и своя степень воли. У кого-то это высокий десантный ботинок. У кого-то туфелька на каблучке. У кого-то дохлая гусеница, перепутавшая яблоко с лимоном.
– А у меня что? Ботинок или гусеница? – заинтересовалась Таня, сразу отсеявшая другие варианты.
Версия с «туфелькой на каблучке» отпала сразу. Таня отлично понимала, что дежурной женственности у нее нет, и едва ли когда-нибудь будет.
– Ни то, ни другое. Ты внутренне неуверенная. Мятущаяся. Слабая. Скорее интуитивная, чем умная, но с сильной внешней волей. Ты как орех. Снаружи твердая, а внутри мякоть. Ты это знаешь, но скрываешь. Ты потому и несешься так быстро вперед, что страшишься передумать. Отсюда и все твои колебания. Грань между «да» и «нет» для тебя порой такая тонкая, что ты предпочитаешь, чтобы решения принимались за тебя кем-то другим, – осторожно нашаривая слова, произнес академик.

И именно такую слабую девушку нужно отдавать ослу, не слушающему никому? Зачем? Чтобы доломал?

– Ничего себе характеристика с сибирского зимовья хомячков! – буркнула Таня.
– Я такой тебя и запомнил тогда, когда увидел рядом с вопящим Жикиным. Маленькая, встрепанная девчонка, похожая на задиристого воробья, искупавшегося в луже. Слабая, но готовая отстаивать свои детские, а может, и не такие уж детские взгляды…
Таня видела, что академик растроган, и сама немного растрогалась. С другой стороны, ее теперешняя взрослость не только помогала ей, но и мешала. Например, она замечала, что, привыкнув общаться с младшекурсниками, Сарданапал порой перебарщивал с пафосом.
– А теперь, девочка со взглядами, которая снова влезла в чужую и страшную тайну, у меня к тебе поручение! Твой контрабас еще летает? – спросил академик.
– Немного, – отвечала Таня.
Ягге предупредительно коснулась руки Сарданапала и скосила взгляд на дверь. Академик кивнул и, выпустив искру, произнес заклинание против подслушивания.
– Вот и чудно! Раз летает – собирайся в дорогу! Существует один старинный способ узнать истину. Я не уверен, что он сработает, но вреда не будет точно. Ты должна встретить четырех примерно равных тебе по возрасту магов, не знающих ничего о сфинксе и отсутствовавших все эти дни в Тибидохсе, и, ничего им не объясняя, всем задать один вопрос.
– Какой?
– О, крайне простой! Ты покажешь всем пустой зажатый кулак и спросишь, что у тебя в руке? Когда же тебе что-то ответят, ты, не разжимая руки, задашь другой вопрос: «А как выбросить это так, чтобы оно больше не вернулось?»
– Воображаю, сколько чуши мне наговорят! – сказала Таня.
Сарданапал кивнул и улыбнулся. Когда он улыбался, кончики его усов – желтовато-белые, тонкие, вздрагивали и начинали завиваться.
– Именно за этой чушью я тебя и посылаю! Чушь или нет – главное, не забудь ни слова, – предупредил он.
Таня на секунду закрыла глаза. Задание укладывалось в ее сознании неповоротливо, как альпийская куртка в тесном чемодане. Маги ее возраста – это кто? Не Бессмертник же Кощеев! Ну, допустим, однокурсники. Главное, не перепутать вопросы и тщательно все запомнить.
– А телепатов блокировать, если полезут? – обеспокоенно уточнила она.
Сарданапал ответил, что телепаты его не волнуют. Если кто-то хочет выказать сообразительность, вперед и с песней!

Но... эти маги не должны же ничего знать о сфинксе.

– Сколько у меня времени? – спросила Таня.
Это тоже оказалось неважным.
– Три дня… ну пять… за сколько управишься. В Тибидохсе мы всем объявим, что ты полетела искать драконов. Ступай!
Академик легонько подтолкнул Таню к двери, но внезапно вернул ее и обнял. Мантия Сарданапала дохнула на Таню смесью розового масла и копоти тарарахова камина.
– Удачи! – сказал он.
Таня с усилием прохрипела: «Спасибо!» Она могла только хрипеть, потому что борода академика, воспользовавшись случаем, захлестнула ей шею. Поддавшись всеобщему вирусу нежности, к ним косолапо приблизился Тарарах и обнял вместе и Таню, и академика. Сделано это было от всей широкой пещерной души.
Тане почудилось, что она попала под пресс. Сарданапалу, видимо, померещилось нечто сходное, потому что, выпутывая Таню из бороды, он укоризненно сказал питекантропу:
– Ты головой-то думай! Смотри, она вон вся посинела!
– Я думал – гы! – от радости! – стал оправдываться Тарарах.
Прощаясь с Таней, Ягге тоже на мгновение прижалась к ней. Таня почти с испугом обнаружила, какая старушка маленькая и сухонькая. Внезапно Ягге отстранилась и костяшкой указательного пальца больно стукнула Таню по лбу.
– Ты это… не дури, девка!
– За что? – охнула Таня.
– Сама знаешь за что! Будешь дурить – больнее получишь! От двоих получишь. И от меня, и от жизни! – сказала Ягге, грозя Тане сухим кулачком.

:wall: А ведь Ягге столько этих мужиков поела...

Когда Таня, оглядываясь, вышла из берлоги Тарараха, Ягге сердито подступила к академику.
– Мужской подход, нечего сказать! Кого еще вышвырнуть зимой на мороз, как не хрупкую девушку, которую три четверти часа назад едва не прикончил сфинкс! Послали бы лучше моего Ягунчика – вот уж кто помесь электровеника с электрочайником! Авось бы пролетался и проветрил мозги от дури! Плечи во весь дверной косяк, язык как мельничные крылья вертится, а в мозгах ворона гнездо свила! – сказала она с раздражением.
Тарарах подбросил в камин березовое полено.
– Эй, ты чего, Ягге? Никогда не слышал, чтобы ты ругала Ягуна! – пробасил он.
– Кого люблю – того и бью! Нет, чтоб в меня уродиться, а то весь в своего папашу-алиментщика! Тот тоже вечно искал себя в трех соснах и тут же терял. Дури море, а ответственности как у консервированного упыря! Запудрил девчонке мозги, а теперь в кусты. Он, мол, весь такой противоречивый, что, кроме пылесосов, его никто не понимает. Он знай себе посвистывает, а она тайком рыдает у меня в магпункте! Если лопаешь шоколад – убирай за собой бумажки!
Стены берлоги Тарараха мелко задрожали. Академик успокаивающе коснулся ее руки. Ему, как никому другому, было известно, что Ягге тоже умеет бушевать. Не факт, что помесью электровеника с электрочайником Ягун стал именно в своего папашу-многоженца. Не исключены и другие, уходящие в языческие дали, линии наследования.
– Послушай, Ягге!.. – начал он.
Ягге замотала головой.
– Не желаю я ничего слушать! Я вижу, что Ягун повторяет путь своего отца и беспомощность своей матери, наложенные на мои собственные ошибки. Не наложенные даже – умноженные! При наследовании недостатков работает не сложение, а умножение!
– Разве ты совершала какие-то ошибки, Ягге? – ласково спросил академик.
– Я только их и совершала! Я слишком любила мать Ягуна. Я сделала ее капризной и неприспособленной, слишком защищенной, что ли… Человек, долго живущий с родителями, с бабкой, неважно с кем, – самоубийца. Яблоко, созревшее на ветке, должно упасть с дерева, чтобы подарить жизнь другим яблоням. Если же яблоня пожалеет свое яблочко и не позволит ему упасть, яблоко мумифицируется прямо на ветке. А когда на ветке остается одна слизь, яблонька может тихо радоваться результату своего безудержного эгоизма.

Какой красивый спич. Только вот в 9-ой книге ясно сказано, что мать Ягуна часто оставалась одна в детстве - маленькая и испуганная. И где-то ещё сказано, что отца Ягун не знал, а мать у него умерла, когда он был совсем ребенком. Он ошибки что, на генном уровне повторяет? И куда пойти Ягуну? Он как бы раздолбай, но вообще-то хороший ученик, магспирант, вот выучится - пусть улетает... А Лоткова, имхо, зря давит.

– Слушай, Ягуну не так много лет!
– Ну и что? Возраст – лучшая отмазка для нуля, которого достают вопросами, почему он такой круглый, – с сердцем сказала Ягге.
Было заметно, что у нее успело скопиться большое раздражение против внука, которое при неосторожном вопросе Тарараха прорвалось наружу.
– Ну-ну, Ягге! Разве я против, чтобы проветрить Ягуна? Завтра же мы отправим его искать драконов! Все же остальное пусть сделает Таня.
– Но почему?
– Хотя бы потому, что из четырех ответов, которые она получит, нам с Меди, говоря откровенно, нужны лишь два. Последние же два нужны самой Тане…
В голосе академика, обычно довольно мягком и уступчивом, прозвучала решимость человека, который только что со щелчком захлопнул шахматную доску и теперь чуть встряхнул фигуры, проверяя, улеглись ли они.

Зачем встряхивать? Если они в ложементах, то все на местах. Если просто внутрь ссыпаются, то раз защёлкнулась - значит улеглись.

Ягге почти сдалась, но все же сомнения остались.
– Но можно же было дать девочке отдохнуть хотя бы сутки! Это чудище вылакало ее до дна, я же самое большее сумела залатать дыру.
– Силы ей даст сама дорога. Но если и не даст, это не так важно. Успевает не сильный. Сильный выдыхается и падает, и тогда собственная сила в клочья разносит его и его надежды. Успевает упрямый и искренне ищущий. Я надеюсь на Таньку.

Тут не как Родиона, конечно, но тоже конкретно заезжают человека...

Анон · 2016-12-15 01:47:42

Анон пишет:

Все полумеры, блеянье и лукавые отсрочки – это формы лжи.

Емец, блин, ты уж определись с моралью: в десятой книге Сарданапал, помнится, вполне себе одобрял "полумеры" и отсрочки.

Анон пишет:

У него были впалые щеки и опаленные брови. Странно, что Древнир никак на это не отреагировал. По мне, так опаленные брови говорили сами за себя.

Слушайте, кто-нибудь понял, о чем должны "говорить" опаленные брови? Сфинкс сунулся лицом в огонь, он идиот? Сфинкс накосячил с заклятием, он маг? Сфинкс нарочно спалил себе брови, потому что так модно, он тщеславен? Что, блин, за сакральное значение опаленных бровей?

Анон пишет:

Таня не понимала. Сарданапал с досадой захрустел пальцами. Он был из тех, кто хотя и умеет объяснять, но ценит больше то знание, которое люди приобретают сами.

Он преподает в Тибидохсе много веков, а до сих пор не научился объяснять нормально? Что за реакция нежной фиалки?

Анон пишет:

Академик разгневанно повернулся к ней.
– Странно, что ты еще не поняла! КЛЯТВЫ В НАШЕМ МИРЕ НЕ НАРУШАЮТСЯ. Они непреложны.

Но при этом ваш Разрази громус не работает от слова "вообще" :think:

Анон пишет:

И куда делись более способные ученики Древнира?

Сарданапал их подсидел, потому что не любит делиться властью, например.

Анон пишет:

– Как бы там ни было, Таня, тогда, после этой драки, я очень ясно ощутил тебя внутренне. У каждого свой характер, как и своя степень воли. У кого-то это высокий десантный ботинок. У кого-то туфелька на каблучке. У кого-то дохлая гусеница, перепутавшая яблоко с лимоном.

Емец точно не знаком с Камшой? А то этот момент с детской дракой подозрительно напоминает мне приснопамятные моменты с крысами...

Анон пишет:

Поддавшись всеобщему вирусу нежности, к ним косолапо приблизился Тарарах и обнял вместе и Таню, и академика. Сделано это было от всей широкой пещерной души.

Фу, от него же несет так, что запах с ног сшибать должен.

Эта книга реально хуже Шныра: в главе даже нет таниных ухажеров, но общий флер ебанатства все равно витает в воздухе и пожирает мой мозг.

Отредактировано (2016-12-15 01:48:35)

Анон · 2016-12-15 08:39:07

– То есть ты подумала нечто в духе: «Человек должен управляться не страхом, но нравственным законом. Проблема в том, что нравственный закон понятен не всякому. Кому-то яснее закон прямого физического воздействия», – подсказал он.

То есть решила создать связь:творишь фигню - будет больно, что по сути и есть управление страхом. Что-то я не понимаю этих гениев педагогики.

У него были впалые щеки и опаленные брови. Странно, что Древнир никак на это не отреагировал. По мне, так опаленные брови говорили сами за себя.
Слушайте, кто-нибудь понял, о чем должны "говорить" опаленные брови? Сфинкс сунулся лицом в огонь, он идиот? Сфинкс накосячил с заклятием, он маг? Сфинкс нарочно спалил себе брови, потому что так модно, он тщеславен? Что, блин, за сакральное значение опаленных бровей?

У Емца вечно все тёмные стражи с опалённым Тартаром лицом. Вероятно, опалённые брови туда же

Анон · 2016-12-15 16:15:15

Анон пишет:

У Емца вечно все тёмные стражи с опалённым Тартаром лицом. Вероятно, опалённые брови туда же

Только лицом?

Анон · 2016-12-15 17:31:35

Анон пишет:

Только лицом?

Описывалась только кожа лица.

Анон · 2016-12-15 17:39:50

Я просто задумалась о полностью эпилированных стражах мрака...

Анон · 2016-12-15 17:59:37

Анон пишет:

Я просто задумалась о полностью эпилированных стражах мрака...

Для этого они бегают по Тартару голышом? :evil:

Анон · 2016-12-15 18:06:20

Анон пишет:

Поразительно, что у них там ежегодных подростковых беременностей и попыток самоубийства нет.

Хочу такой фик! Где Ягге приходится разбираться с беременными и пострадавшими от неправильного предохранения ученицами (и учениками!), Медузии - проводить воспитательную работу с теми, кто ощутил в себе резкое желание стать родителями до конца срока обучения, а циклопам - хоронить роскомнадзорнувшихся...

Отредактировано (2016-12-15 18:06:51)

Анон · 2016-12-15 18:11:31

Представил нудистский пляж в Тартаре, где тусуются те, кто хотят чтоб "загар" был равномерно на всем теле, а не только опаленное лицо. :lol:

Анон · 2016-12-16 17:22:03

Кстати, а "Греческий огонь" уже застолбили? Что-то Зервас немного повис, техножреца разбирает желание влезть и зачитать последнюю часть бессмертной трилогии, но боюсь, что более опытные люди уже занесли её в планы.

Анон · 2016-12-16 20:54:19

Анон пишет:

Кстати, а "Греческий огонь" уже застолбили? Что-то Зервас немного повис, техножреца разбирает желание влезть и зачитать последнюю часть бессмертной трилогии, но боюсь, что более опытные люди уже занесли её в планы.

я лениво подумываю, но думала после Ситха, когда с остальным подразгребусь
Вообще Техножрец, я ничего не имею против, но тут бы или дочитанная вторая, или разрешение ситха на дочитывания, до этого, имхо, не стоит третью трогать...

Холиварофорум

Объявление

#1 2015-10-19 01:03:11

Емцетред

#7976 2016-12-12 03:48:44

Re: Емцетред

#7977 2016-12-12 08:20:01

Re: Емцетред

#7978 2016-12-12 08:36:29

Re: Емцетред

#7979 2016-12-12 11:45:50

Re: Емцетред

#7980 2016-12-12 12:11:25

Re: Емцетред

#7981 2016-12-12 12:15:29

Re: Емцетред

#7982 2016-12-12 12:27:02

Re: Емцетред

#7983 2016-12-12 14:29:35

Re: Емцетред

#7984 2016-12-12 21:12:56

Re: Емцетред

#7985 2016-12-12 22:22:04

Re: Емцетред

#7986 2016-12-12 22:24:42

Re: Емцетред

#7987 2016-12-12 22:50:04

Re: Емцетред

#7988 2016-12-13 02:04:39

Re: Емцетред

#7989 2016-12-13 06:45:28

Re: Емцетред

#7990 2016-12-15 00:53:07

Re: Емцетред

#7991 2016-12-15 01:47:42

Re: Емцетред

#7992 2016-12-15 08:39:07

Re: Емцетред

#7993 2016-12-15 16:15:15

Re: Емцетред

#7994 2016-12-15 17:31:35

Re: Емцетред

#7995 2016-12-15 17:39:50

Re: Емцетред

#7996 2016-12-15 17:59:37

Re: Емцетред

#7997 2016-12-15 18:06:20

Re: Емцетред

#7998 2016-12-15 18:11:31

Re: Емцетред

#7999 2016-12-16 17:22:03

Re: Емцетред

#8000 2016-12-16 20:54:19

Re: Емцетред

Подвал форума