Часто встречаются культуристы, у которых мощные руки и слабые ноги. Это особенно заметно на пляже. Казалось бы, бросай качать руки и занимайся ногами. Но человека заклинивает, и он качает руки до бесконечности, забывая о ногах. Так же и мы: есть у нас что-то хорошее, может, от природы, и мы это хорошее прокачиваем, а об остальном забываем, считая, что мы с небом и так в расчете. Типа: зачем мне быть верным жене, если я бесплатно кормлю во всем городе волнистых попугайчиков?
Из дневника невернувшегося шныра
Звучит, как критика идеи про атеистов, у которых нет боженьки над головой, и поэтому они убивают/воруют/насилуют. Если нет того, с кем можно/надо быть в расчёте, то одно действие, никак не связанное с другим, остаётся с ним несвязанным.
Найти красную водонапорную башню оказалось несложно. В поселке ее никогда и не прятали. Прожектор, бивший с крыши одного из домов, дробился о глухую стену. Гавр на мгновение попал в его луч, и Рина увидела на водокачке жуткую тень летучей мыши с горбом.
«Гавр понятно. А я тут где?» – подумала она, запоздало понимая, что горб – это вообще-то она и есть.
Пчела пронеслась вдоль земли, почти задев ее брюхом, и стала неспешно набирать высоту.
Пчела? 
Может, всё-таки гиела? Я вот в электронной версии книги не нашла имена тех, кто занимался вычиткой. А жаль, поискала бы и другие их подвиги.
Казалось, попасть внутрь старой водокачки невозможно. Однако никто и не собирался проникать туда снизу, где стена была сплошной.
Гавр присел на деревянную крышу, похожую на китайскую шляпу, потоптался на ней, ломая гнилые доски, после чего, сложив крылья, скользнул в выбитую дверь над деревянным балконом. Рина запуталась лицом в плотной шторе, призванной задерживать внутри теплый воздух и скрывать свет фонаря. Она, естественно, сорвала ее и забарахталась.
– Фу ты, какого эльба?.. Гамов! Ты где? Я тут у тебя что-то сокрушила! – позвала она.
Ей не ответили. Рина выбралась из-под шторы. Небо очистилось. Водокачку заливало лунным светом. Гамова внутри не было. Она увидела ящик с консервами и два поблескивающих арбалета. Рядом валялись прочие мелкие вещи, без которых Евгений был бы невозможен: чайник-кружка, работающий на сухом горючем; ножи, пилки для ногтей, щипчики, складные плечики, подвешенный на шнуре фонарь, который сам вырабатывает электричество, если вертеть ручку. Под ногами шуршали многочисленные обертки от противогриппозных пакетиков, которые надо растворять в горячей воде.
Рина подняла один и понюхала. Он пах лимоном.
– Ну и где эта жертва рекламы? – поинтересовалась Рина непонятно у кого.
Гавр носился по вещам Гамова, с интересом принюхиваясь к консервам.
– Бегать! – велела ему Рина. – Мусорить! Топтаться! Совать нос в чужую еду! Умница! Послушный мальчик!
Последнее время она следовала золотому правилу полководца: отдавать войскам только те приказы, которые они исполнят. Лучше уж так, чем орать Гавру: «Сидеть!» и потом бессильно наблюдать, как он носится.
Скорее гиела бы её цапнула ядовитым зубом и свалила бы в пампасы.
Под ними, в проломе пола, кто-то сонно завозился. Рина узнала Аля даже не по производимым звукам, а по тому, что Гавр мгновенно остановился и принял подобострастный вид. Он прижался брюхом к полу, сложил крылья и, поскуливая, полез в щель.
– Тебе самому не противно? Где твое достоинство? – сухо поинтересовалась у него Рина.
Услышав ее голос, Гавр обернулся. Вопрос «где?» он хорошо знал, поскольку тот нередко был связан либо с седлом, либо с едой. Достоинство, как категория непонятная и малосъедобная, в число важных понятий никак не входило.
– Ладно! Катись к своему Алю! – разрешила она, снова прибегая к золотому правилу полководца.
Гавр дополз до щели и не то спрыгнул, не то провалился вниз. Оттуда мгновенно донеслись скулящие звуки, возня, а затем щелканье зубов и предупреждающее рычание. Рина поняла, что Гавр пытается устроить восторженную беготню, а Аль советует ему сбавить обороты и радоваться встрече более спокойно.
Гавр подрастёт и у этих двух начнутся драчки за лидерство. И метки, метки от крупного кошачьего - помёт, вонь, царапины...
«Аль здесь… Значит, и Гамов где-то рядом. Небось за едой пошел. Пойду поищу!» – решила Рина.
После недолгих поисков она обнаружила привязанную к балконной балке веревку с узлами и спустилась по ней. Та до земли не доходила, и пришлось прыгать в сугроб. Пробравшись через кустарник, Рина перелезла через низкий забор и в задумчивости остановилась. Перед ней располагалась автобусная площадь, ярко освещенная фонарями. Дальний от остановки фонарь выглядел как пирамида Хеопса, потому что именно на него трактор сгребал весь снег. Гора получилась такой огромной, что, если подняться по ней, можно было шагнуть сразу на крыши киосков.
В поисках Гамова Рина обошла два ночных магазина. В одном к ней попытался подкатить подвыпивший донжуан в стиле: «меня все любят и только жена не понимает. Хочет, чтоб я работал», но она выскользнула оттуда быстрее, чем он закончил третье по счету предложение. Гамова ни в одном магазине не оказалось, но, вспомнив о валявшихся пакетиках с запахом лимона, Рина догадалась заглянуть в аптеку.
Аптечный киоск, с недавнего времени работавший круглосуточно, представлял собой крошечный магазинчик, в котором едва могли поместиться два-три покупателя. Стеклянные витрины шли от пола и до потолка.
Котаны, у них больница с моргом и даже паталогичкой есть, так что это опять Дешовки.
Рядом с плакатом, на котором две томимые телесами барышни бурно радовались какому-то новому жирорастворителю, спиной к Рине стоял Гамов и без симпатии разглядывал приборы для измерения давления. Ее пока не замечал. Из окошка на него с умным любопытством глядела аптекарша, чем-то похожая на Кавалерию, только покруглее, постарше и поленивее.
– Что у вас есть от простуды? А еще дороже? А еще?.. И это, по-вашему, дорого? Дешевое лекарство не может быть хорошим, – строго говорил ей Гамов.
И это сын миллионера, причём не из золотой молодежи, судя по поведению? Он от 500-ок евро не прикуривает, нет?
– Сделайте человека счастливым! Припишите два нуля к любому безобидному лекарству. А еще лучше четыре. Витамин С по цене автомобиля – это как раз то, что нужно, – посоветовала Рина аптекарше.
Услышав голос, Гамов повернулся. Она едва не вскрикнула. Рине показалось, что она обозналась. Неужели это Гамов? Принц красоты, модель, скрипач, поэт и гимнаст, он же однолюб, он же победитель состязаний по боевому пилотажу на гиелах? Тот Гамов, который летними ночами пикировал в ночном небе и, рискуя разбиться, на громадной скорости проносился над шоссе, стараясь, чтобы его засекла камера. И она фиксировала громадную скорость у проезжающих машин.
Сидя в седле, цепляясь к гиеле разве что стременами? Н-да. Нет, я про венские стульчики первых летчиков знаю, но они как бы высшим пилотажем и не баловались особо.
Поверх летного комбинезона на нем красовалась яркая альпийская куртка. Молния у куртки разъехалась, и торчала нелепая женская кофта, бело-розовая, с огромными перламутровыми пуговицами, явно приобретенная в местном секонде. На шее – оранжевый шарф, закрывающий подбородок. На левую руку вместо потерянной перчатки натянут шерстяной носок.
Нос течет. Глаза красные, гриппозные. Но это уже так, мелкие детали.
– О, привет! Сколько не виделись? Тринадцать дней шесть часов? Впрочем, я не считаю!
Гамов попытался помахать Рине рукой, но отрывать ладонь от стены оказалось не самой блестящей идеей. Его шатнуло, и, чтобы не упасть, он сделал шаг вперед, навалившись на витрину.
– Осторожно! Стекло! – крикнула аптекарша.
Стекло уцелело.
– Простите, – Гамов слабо улыбнулся и поднес руку к сердцу. – Видишь ли, Катя, я пытался узнать, какого поколения этот антибиотик, но, разумеется, уровень обслуживания в этой дыре… У них тут только настойку боярышника покупают!
К счастью, аптекарша была настороена миролюбиво. Локтями оперевшись о прилавок, она разглядывала Гамова с одобряющим интересом, как говорящую зверушку в зоопарке.
– Твой, что ли? – поинтересовалась она у Рины.
– Кто мой? Этот? – кисло спросила Рина. Она еще не простила Гамову «Катю».
– Этот… Он что, больной?
– А что, в аптеку можно только здоровым? – возмутилась Рина, ловя падающего Гамова под локоть. – Липовый цвет у вас хотя бы есть?
– Какой ему липовый цвет, девушка? Очнитесь!
– А что?
– Вы бы еще перекисью его напоили! В больницу тащите! У него небось воспаление легких. Десять дней ко мне ходит, все лекарства сожрал!
Внезапно, разумный персонаж! Ночует он хрен знает где, ходит по морозу, нормально не лечится, так что воспаление легких - вполне возможный вариант.
– Вы меня что, запомнили? Я же каждый раз в новых лыжных очках! – удивился Гамов.
– Нет, я идиотка. В больницу поезжай – ничего больше не продам! Смотреть жалко, – отрезала аптекарша.
– Никаких больниц! Вы не имеете ни малейшего представления о правах покупателей и рыночной экономике! Я вас жалею! – сказал Гамов тоном гладиатора, идущего на смерть. Он повернулся и на негнущихся ногах пошел к выходу. Рина кинулась за ним.
– Запустила жениха! – крикнула вслед аптекарша. – С носком на руке! А какой аккуратненький был, причесанный! Это ж надо, до чего довела!
Гамов стоял в дверях, качался и что-то бубнил. Ему хотелось высказаться до конца.
– Скажи этой женщине, что ее аптеке никогда не превратиться в межнациональную сеть аптек, – потребовал он у Рины.
– Потом скажу! Идем! Давай-давай!
Рина вытолкала его на улицу. Гамов стоял и, улыбаясь, как пьяный, пытался определить, в какую сторону двигаться. Рина выругала себя. Как ей в голову не пришло, что в своей водокачке он мерзнет? Из всех щелей дует. Пол гнилой, вместо окон – деревянные щиты.
– Ты простужен! – набросилась на него Рина. – Не просто простужен! Подыхаешь! Почему не позвонил?
Гамов поморщился.
– Поори на меня.
Рина согласилась и поорала. Аптекарша даже выключила в киоске свет, чтобы понаблюдать через стекло.
– Я вообще-то имел в виду не это. Но ладно, – кисло сказал Гамов. – Хорошо, я виноват… И что бы ты сделала? Перетащила бы меня через забор ШНыра?
– Нет, но я бы что-нибудь придумала! Прислала бы Сашку с горячим бульоном!
Больница, благо у них есть знакомый хирург. Положили бы под левым именем...
– Больше всего мечтаю о Сашке. Прямо сплю и вижу, как он припрется с бульоном, – мрачно отозвался Гамов. – Эй, что ты делаешь?
Он удивленно наблюдал, как Рина двумя руками пытается отодрать от забора здоровенную, почти двухметровую доску, повисшую на одном гвозде.
– Дрова собираю. У тебя же есть буржуйка? Я ее сама на санках везла!
– И что? Хочешь затолкать эту доску? Она же крашеная, вонять будет, – озадачился Евгений.
– Повоняет и перестанет. А ты что, совсем не топил?
– Почему? Топил. Четыре раза.
– За две недели? В такой холод? И чем?
– Углем фирмы «Швейцбрюх унд Кройцлер». Конечно, кто-то скажет, что сто евро за пачку – это дорого, но это уголь из единственного болота в Альпах. Его теплоемкость не то, что… – Гамов закашлялся. Кашель был бессильный, точно кашлял не атлет и красавец, а умирающий котенок.
Круто. Из болота он покупает уголь, а не торф, причём как можно понтовее. Емца опять несёт...
– Ну не нравится крашеная доска – не надо! У тебя рядом лес!
– Разве это лес? Все замерзшее, да еще и мокрое! Ты что, не понимаешь, что количество энергии на единицу вещества зависит не только от породы дерева, но и от… – в тоне Гамова появилось то же занудство, с которым он разговаривал с аптекаршей.
– Все-все-все, прости! Я глупая девушка! Где мне знать все эти умности? Какую палку вижу – ту и хватаю! – поспешно сказала Рина. – Ну и топил бы дальше своим «Швейцбрюхом»!
– Легко сказать. Я похож на человека, который в состоянии лететь за новым углем? Опять же тут ведьмари все время крутились.
– Знаю, – сказала Рина, отрывая наконец доску. – Точнее, сегодня узнала.
Говорить про сожженный сарай и что только страсть к бродяжничеству спасла Гавра от смерти она не стала. Вряд ли Гамов ей поможет. Разве что согласится оставить Гавра вместе с Алем? Но об этом можно поговорить и позднее.
Они добрались до водонапорной башни. Рина не поняла, как Гамов в таком состоянии смог подняться по веревке, но он смог, хотя и отдыхал дважды. Сама она потратила на подъем куда больше времени. Правда, еще привязывала к веревке доску, чтобы после затащить ее наверх.
Когда Рина наконец оказалась в комнате, Гамов лежал на полу, обмотанный какой-то фольгой, и стучал зубами.
– Это еще что? – спросила она.
– Американское электрическое одеяло. Лучше спальника. Оно сохраняет мое тепло.
– Я так и поняла. Смотри не перегрейся! – сказала Рина. Со стороны завернутый в фольгу Гамов был похож на несчастную, стучащую зубами шоколадку.
Рина нашла топор, разделала доску от забора и, несмотря на сопротивление, растопила буржуйку. Железная печь нагрелась, начала потрескивать. Краска воняла не так уж и сильно. Тепло быстро наполнило комнату. К тому времени Рина уже завесила дверь той же шторой, в которой раньше запуталась.
Гамов перестал стучать зубами. Высунул руку, недоверчиво потрогал печку и торопливо отдернул пальцы. Железо было накалено докрасна.
– Великая вещь – американское одеяло! – сказала Рина.
На самом деле одеяло с подогревом вещь не плохая. Правда, сущая мелочь - оно как бы должно к сети подключаться...
Гамову не хотелось признавать поражение.
– Ну ты понимаешь: тут огромная доска! Ясно, что какое-то небольшое тепло будет. А там одна маленькая горстка угля и… Почему все разбросано? Тут что, был обыск?
Рина оценила четкий перевод стрелок. Чик – и снова компас показывает на нее. Вот он, братцы, Северный полюс и оплот всемирного негодяйства!
– Гавр, – объяснила кратко.
– Да-а? Опять не слушался?
– Слушался. Это я ему так велела.
Гамов тупо уставился на Рину.
– Велела что?
Рина ушла от ответа.
– А Аля ты чем кормишь? Давно хотела спросить.
– Ничем. Сухой корм тоже закончился. Каждую ночь Аль куда-то улетает… Не удивлюсь, если в Копытово стало меньше кошек.
Опять несчастные копытовские кошки. Лучше бы Аль копытовскую же агрессивную свору собак(из второй или третьей книги, была там на каком-то пустыре такая) и алкашей, бьющих жен, лопал, вот честно.
– Гавр тоже кошек любит. Дохлых.
– Думаю, Аль тоже не живыми их ест, – равнодушно признал принц пилотажа. – Все равно не понимаю, что он в них нашел. Какие-то кошки… брр!
– Точно, – сказала Рина, пытаясь подстроиться под его мышление. – Количество протеина и аминокислот в сухом корме гораздо выше, чем в дохлой кошке. К тому же в кошке нет витаминов и минеральных солей, столь необходимых вашему любимцу, чтобы всегда ощущать себя полным…
– Из рекламы бы тебя выгнали, – сухо оборвал ее Гамов.
– За что?
– За плагиат и опошление торговых ценностей. И еще за цинизм. Если человек сам во что-то не верит – никогда никого не убедит, хоть в лнпешку расшибись.
– Ты про корм, что ли?
Сухой хороший корм реально сбалансирован, а Аль действительно жрёт дерьмо. Но Емец опять все переворачивает.
– Я про все. Корми своего Гавра мерзлыми кошками, посылай ко мне Сашку с бульоном и будь счастлива! Я все сказал!
Гамов снова закашлялся. Рина положила руку на его лоб. Он был не особенно горячим, но каким-то липко-влажным.
– Думаю, правда, воспаление легких. Я свяжусь с Лехуром. Он заберет тебя на машине, – сказала она решительно.
Лехура Гамов, оказывается, знал.
– Это который из шныров ушел, но в ведьмари не пришел? Друг Кавалерии?
– Да.
– В больницу нельзя. Тилль отследит. У него все базы данных.
– Лехур что-нибудь придумает. Тебя можно и не заносить в базу. Или под другим именем. Да и у Тилля не столько людей, чтобы прочесывать все больницы.
Ну вот, тот же выход, что и я предложила.
– А Аль? – слабо возразил Гамов.
– Останется здесь. Я присмотрю.
– Он тебя не будет слушать.
– А если запереть?
– Начнет биться. Переломает крылья.
Свяжите крылья и посадите зверя на цепь. Или ещё что-нибудь придумайте.
Гамов закрыл глаза. Ему приятно было ощущать руку Рины у себя на лбу.
– Не убирай, если тебе не противно, – попросил он. – Пожалуйста!
Внезапный островок милоты в море... не милоты.
– А если оставить с ним Гавра? – предложила она.
Гамов ответил не сразу, и стало понятно, что он колеблется.
– Не знаю. Вдвоем им, конечно, будет спокойнее. Все-таки маленькая стая. Аль – вожак, а Гавр – типичный подчиненный самец…
Рина убрала ладонь с его лба и демонстративно вытерла ее о штору.
Гавр - типичный котёнок/щенок, в иерархии не участвующий по причине малолетства.
Рина - совсем не зайка.
– Перелом носа заживает долго. А укусы еще дольше. Особенно если человек незадолго перед этим ел рис с курятиной, – мстительно сказала Рина.
– Я не ел, – с поспешностью сказал Гамов.
– Зато я ела. Это дежурное блюдо Суповны.
Рина озабоченно потянула рукав, готовясь по кентавру связаться со ШНыром. Прямой связи с Лехуром у нее не было, и она спешно соображала, что теперь скажет Кавалерии. Гамова та, конечно, не бросит и Лехура уговорит, но без игры бровями, сдувания со лба челки, риторических обращений к императору Октавию и прочих проявлений директорского «ндрава» наверняка не обойдется. Кавалерия есть Кавалерия, да и от Гамова она никогда не была в восторге.
Калерия - директор места, где большинство - дети, и созданного для помощи другим. Что-то мне кажется, она не на своём месте...
Однако прежде, чем Рина коснулась кентавра , тяжелый арбалетный болт ударил в деревянный щит, прикрывавший среднее окно, и, выбив из него две доски, образовал широкую брешь. Воспользовавшись брешью, еще один болт ударил в раскаленный бок буржуйки, пробил металл и застрял внутри.
Мимо башни скользнуло две тени и вслед за ними еще одна.
– Берсерки!
Гамов схватил арбалет. Быстрым, выверенным движением взвел тетиву и, не отводя глаз от окна, как червяк стал выползать из мешавшего ему одеяла. Освободившись, ногой ударил в болтавшийся деревянный щит, окончательно сорвав его.
– Бери второй арбалет! Живее! – приказал он Рине.
– У меня шнеппер, – она лихорадочно шарила по карманам.
– Где?
– В комнате… Под подушкой, – убито закончила Рина.
Выходить без шнепперов запрещалось, но сегодня она успокоила совесть тем, что тащит кастрюлю.
Рина излишне часто забывает крошечный арбалет.
– Бери арбалет, – повторил Гамов.
Рина послушалась. Ей достался маленький арбалетик, с которым она была знакома.
– Будешь перезаряжаться – не путай болты. Болтов с красной маркировкой не брать, – предупредил Гамов.
– Почему?
– Они не для твоего арбалета. И потом их нельзя ронять.
– А что будет, если уронить?
– Ничего. Если уронишь на другие красные болты – уже ничего не будет, – объяснил Гамов.
Он вдруг резко вскинул оружие, повел им снизу вверх и выстрелил. На пути
В ТГ же было! Тупое - "ничего" вместо объяснения.
– То-то и оно. Действует не только на червей. С нами произойдет то же самое. Даже похлеще. Один парень из четвертого класса назначил свидание, заблудился, пошел ночью в обход по запрещенному коридору и врезался в такое заклинание, – пояснил Ягун.
– И что?
– Ничего.
– Ничего не случилось? – не поняла Таня. Ягун хмыкнул.
– Ничего не осталось.
И в ТГ мне этот момент больше нравится.
Он вдруг резко вскинул оружие, повел им снизу вверх и выстрелил. На пути к цели болт встретил толстую черную ветку липы. Негромкий взрыв – и ветку оторвало до самого ствола. В красноватой вспышке Рина увидела ускользающий силуэт гиелы. Испуганная, она металась из стороны в сторону, а берсерк усмирял ее сухими ударами электрошока.
Куски коры, сбитые взрывом, продолжали осыпаться. Дерево припадочно тряслось, сбрасывая снег.
– Гуманное оружие! Я прямо умиляюсь! – сказала Рина.
Гамов быстро перезарядился.
– Гуманного оружия вообще не существует, – сказал он, занимая позицию.
Рина неосторожно сунулась к окну. Снизу послышался звук, точно кто-то щелкнул ногтем по натянутой железной струне. Просвистевший болт нежно потрогал ее волосы, после чего врезался в кирпичную стену. Все произошло мгновенно.
Гамов схватил ее за ворот куртки и, как морковку, отдернул в глубь помещения.
– Вот! – сказал он, ради назидательности вытаскивая зажатый в зубах болт. – Сквозь дыру в балконе пальнули! Да только болт-то их дрянь! Обычный стальной трехгранник по девять евро за штуку. Ну да, убить-то и им можно, так ведь не убили же! А вот мой болт с красной маркировкой оторвал бы тебе голову!
После выстрела Гамова берсерки больше не совались на гиелах к окну. Понимали, что стрелять из темного проема на свет, да еще имея твердую опору, удобнее, чем со спины гиелы наугад.
– Четыре гиелы в небе. Еще двое засели под башней, – считал Гамов. – Шесть! И из Кубинки наверняка уже летят четверки две… Четырнадцать. Надеюсь, обойдется хотя бы без белдосиков, тогда вообще шансов нет… Высоко держатся – там их не достать!
Четверо против 28.. ну что сказать. Шансы, наверное, есть. Пока они вышку, как сарай, не подожгут - сверху там доски.
Гамов несколько раз вскидывал арбалет, ослеживая проносящиеся в небе силуэты, но всякий раз опускал. Далеко.
– Выследили! А какое место было отличное! – с сожалением сказал он. – Эх, не надо было нам через площадь освещенную таскаться!
– Это те, что сожгли сарай Гавра. Я думала, что улетела от них, – сказала Рина.
Гамов повернул к ней белеющий овал лица.
– Так, значит, они не меня выслеживали?
– То-то я смотрю, обычно они так тупо не подставляются. – И ты молчала?
– Я не знала, – начала оправдываться Рина. – У них гиелы были в овраге. Я думала, они никак не…
– Да уж! Выслеживать шныров их профессия. Неужели ты думаешь, они все были на земле? Сторожевого-то точно в небе оставили. Да и логика, логика! Куда ты еще могла полететь на гиеле на ночь глядя? В ШНыр? Придется прорываться. Сиди тут, я пошел к гиелам.
Удивительно спокойная реакция.
Гамов сделал шаг. Его качнуло от слабости, он закашлялся. Комната была полна дыма, который пробивался из простреленной буржуйки.
– Ты сейчас не сможешь лететь, – сказала Рина.
– Да, – мрачно признал Гамов. – Не смогу. Голова кружится. И по берсерку тому с двадцати метров промазал.
– А здесь нельзя отсидеться? – с надеждой спросила Рина. – Я свяжусь с Кавалерией. Сюда примчатся Макс, Ул, Кузепыч, Штопочка…
– Ага! И устроят сражение, в Копытово, под боком у ШНыра! Погибнет четверка-другая берсерков, которых Тилль мгновенно заменит, и все старшие шныры. А нырять кто потом будет? Обучать молодняк?
У Рины перехватило дыхание. Уши стали пунцовыми. Она не ожидала услышать такое от Гамова. Получается, не останови он ее, из-за страха погибнуть она утащила бы с собой на тот свет еще и Ула с Ярой, и, возможно, еще многих. И первым об этом подумал Гамов. Не она!
А в прошлой книге ровно та же мысль приходит ей в голову в первые 15 секунд...
▼Цитирую⬍
Рина представила, что произойдет, если она последует его совету и свяжется со ШНыром. Ул, Наста, Яра, Афанасий, Макс, средние шныры – все примчатся сюда. Разумеется, телепортируют, потому что на пегах слишком долго. А если начнется бой, то какой шанс у них справиться с сотней берсерков? Никакого. Лучшие ныряльщики погибнут напрасно. Нет уж, пусть лучше она одна!
Было слышно, как Гавр с Алем перестали возиться внизу и слушают. Захлопали крылья, и из пролома в полу высунулась морда Аля.
– Исчезни! – кратко велел Гамов.
Морда скрылась, но сразу же в тот же пролом вылез любознательный нос Гавра.
– И ты сгинь! – крикнул Гамов. – Прогони его! Будет тут метаться – убьют! А ранят – того хуже. Нас от боли перекусает.
Рина бросила Гавру открытую банку с консервами. Морда скрылась. Внизу началась грызня. Аль тоже не был противником консервов. Гавру ничего не досталось. Он опять полез наверх, и опять Рина запустила в него консервной банкой. Их, кстати, оставалось уже немного.
– Женская педагогика! – презрительно процедил Гамов. – Сынок, не мешай маме! Возьми пачку денег – сходи в магазин!
– Он еще молодой.
– Да? А, по-твоему, гиел учат старыми?
Люблю, когда в книгах подчёркивают ИХ ЖЕ НЕДОСТАТКИ.
Внезапно четверка берсерков, до того державшаяся высоко в небе, разделилась на две двойки и бросилась в атаку. Они выпускали болты в темнеющий провал на месте щита и резко взмывали, туда, где от выстрелов Гамова их прикрывал сохранившийся козырек балкона.
Рина и Гамов прижались к стенам, слушая, как болты ударяют в деревянный пол. Один из них разбил фонарь Гамова. Рина не считала выстрелы, но Гамов, как оказалось, считал. Сразу после четвертого болта он метнулся к окну, высунулся и выстрелил, причем не в берсерков на гиелах, а гораздо ниже.
Рина увидела красноватую вспышку, услышала глухой удар и крик. Гамов не промахнулся.
– Веревка! – зашипел Гамов на Рину. – Я же просил ее втащить! Теперь они карабкаются, а эти нас отвлекают! Уйди от окна!..
– Сколько их лезло? Один?
– А я откуда знаю? Да не стой ты у окна!
Он оттолкнул ее и стал перезаряжаться. Рина, отпрянувшая к крайнему, еще висевшему щиту, случайно посмотрела в щель между досками и увидела нечто темное, сбоку подбиравшееся к Гамову, который со своего места не мог ничего видеть. Сердце у Рины остановилось. От ужаса она не могла пошевелиться. Несколько мгновений заторможенно смотрела на ползущий шар, пока окончательно не убедилась, что это голова берсерка. Держа в руке топор, он бесшумно перелезал через перила. Чтобы достать его выстрелом, Гамову пришлось бы выйти на балкон, и, конечно, его немедленно обстреляли бы снизу.
Рина подняла свой арбалетик, но одновременно с этим и берсерк вскинул голову, различив в полумраке движение. Маленький арбалет Рины, вытянутый в щель между досками, смотрел ему в лоб. Рина видела молодое, худощавое, напряженно всматривающееся в темноту лицо.
– Там что, кто-то есть? Стреляй! Ну! – зло и азартно крикнул Гамов.
Промахнуться было невозможно, и именно поэтому Рина резко дернула арбалет в сторону и только тогда нажала на спуск. Крошечное оружие дернулось, выплевывая маленькую злую стрелу. Берсерк с ненавистью посмотрел в щель между досками, разжал руки и, выпустив перила, тяжело спрыгнул вниз. Две секунды спустя Рина услышала глухой стон. Кажется, упав с высоты, он сломал ногу.
Позвоночник. Теперь он будет жить растением, а мог бы легко и быстро умереть 
– Попала? – спросил Гамов.
– Кажется, да, – торопливо соврала Рина.
– Молодец! Перезарядись! Да не ходи ты к ящику в полный рост! Не видишь: они пристрелялись! Похоже, за нас обещали много псиоса. Что ты делаешь? Я же сказал: перезарядись!
Рина торопливо стаскивала нерпь , в нетерпении дергая шнурки зубами.
– Держи! – сказала она Гамову.
– Зачем? – растерялся тот.
– Шныруйся! Не забыл еще, как телепортировать?
– А ты?
– Я улечу на Гавре. Да не тормози, бери скорее! Сам говорил, что здесь не отсидишься. Надо прорваться, пока к ним не прибыло подкрепление.
Гамов недоверчиво смотрел на нерпь . Фигурки слабо сияли в темноте.
– Я не смогу ее перезарядить!
– Ничего и не надо перезаряжать. Нерпь заряжена. А больше одной телепортации тебе и не надо.
– Нет, – упрямо произнес Гамов. – Куда ты улетишь на Гавре? На тот свет?
– Я возьму твой замечательный арбалет. Даже могу взять два, если хочешь. Сейчас темно. Им сложно будет меня выследить. Главное, вырваться из Копытово или хотя бы подальше от фонарей.
– Гавр тебя не слушается.
– Изредка слушается. Да сейчас это и неважно. Он тоже будет улепетывать от гиел. Он их боится. А твой Аль? Полетит за нами?
Гамов, поначалу собиравшийся вернуть Рине нерпь , теперь держал ее на ладони, проводя пальцами над фигурками, но не касаясь их. Ощущая это, фигурки усиливали свечение.
– Аль спасется сам. У нас есть пара мест, к которым я приучил его прилетать. У берсерков нет ни одной гиелы, которая догнала бы Аля. Особенно, когда он без наездника. Я смогу телепортировать к Алю в одно из этих мест и тогда…
Зато Аля прекрасно догонит хороший болт.
– Отлично! Тогда держи на прицеле окно, а я тебя зашнырую! – Рина отбросила мешавший ей арбалетик и, надев нерпь на руку Гамова, стала решительно затягивать шнурки. – Учти! Это не подарок! С возвратом!
– Ладно, – буркнул Гамов. – Возьмешь мое седло. Проще будет удержаться.
Держа в руках облегченное седло, Рина спустилась и стала искать Аля. Было темно и сыро. Под ногами хрустели кошачьи и куриные кости, какие-то пластиковые стаканчики, стеклянные банки. Похоже, Гамов регулярно путал дыру в полу с мусоропроводом. Нечего сказать: эстет! В любом случае, запах мусора стойко перебивался запахом гиел.
Поиски Гавра закончились быстро. Гавр нашел ее сам, сбив с ног толчком лап в спину. Рина едва успела выставить ладони, чтобы не разбить лицо. Одна из ее рук нашарила что-то не слишком длинное. Это был кошачий хвост.
Я с первого раза поняла, что эти твари душат кошек. Не стоило это ТАК подчёркивать.
Когда поднялась наверх, то увидела, что Гамов снял с себя альпийскую куртку и что-то с ней делает, а у его ног, вытянувшись, лежит Аль. И все это происходит на узенькой полоске у стены, которая не простреливается снаружи.
– Чего так долго? Получилось с седлом? Отлично! – похвалил Гамов, бросив короткий взгляд на Гавра. – Первым запускаем Аля! Пусть отвлечет их. Потом летишь ты. А я еще немного помелькаю, чтобы показать, что кто-то здесь остался, и потом телепортирую.
Дождавшись, пока очередной ведьмарский болт, влетев в окно, безвредно чиркнет о стену, Гамов свистнул Алю и хлопнул его по спине ладонью. Гиела-альбинос скользнула в окно, стремительная, как белая молния. На спине у нее болталась привязанная куртка Гамова, в рукава которой Евгений засунул свернутую штору. Разумеется, на человека это походило весьма отдаленно, но в темноте не разберешь. Не прошло и секунды, как просвистевший сбоку болт вонзился в куртку там, где у человека был бы позвоночник.
– Ага, под балконом засел! Значит, их там не двое! Так я и думал! – удовлетворенно произнес Гамов.
Аль заложил крутой вираж и, скользнув за водокачку, затерялся в темноте. За ним с гиканьем погнались два берсерка на гиелах.
– Пусть разомнутся, если силы лишние есть… Теперь ты! Скорее, пока тот нижний не перезарядился! – скомандовал Гамов.
Рина прыгнула в седло и крикнула: «Вперед!» Гавр некоторое время поразмыслил, чем «вперед» отличается от «назад», бестолково завертелся на месте, как курица, захлопал крыльями и неуклюже полез на балкон. Там остановился и, оперевшись передней лапой о перила, стал укоризненно разглядывать перекрутившуюся подпругу.
Рина закричала на него, толкнула коленями. Гавру это не понравилось. Обычно с ним обходились вежливее. Он с недоумением встряхнулся и, вспомнив, как видно, что в помещении остались недоеденные банки, попытался вернуться. Рина в панике укусила Гавра за ухо, потому что на толчки коленями он не реагировал, а шпор у нее не было. Тот очень обиделся и, поджав уши, стал стряхивать Рину крыльями, высоко задирая их.
За полгода с лишним с гиелой, за три месяца без гепарда, она так и на научила Гавра даже команде "Вперёд"? Чую, скоро она будет заказывать электроузду.
– Что ты делаешь? Что он делает? Вы что, взбесились? – заорал Гамов и, выскочив вслед за Риной, наклонился, выцеливая кого-то из арбалета.
Спасаясь от выстрела, темная фигура метнулась под защиту навеса. Две повисшие в небе гиелы углядели Гавра и стали пикировать на него со стороны пятиэтажки. Гавр жалобно взвизгнул и прыгнул вперед. Он удирал вдоль земли, бестолково хлопая крыльями и пытаясь перейти на бег. Только сейчас Рина вспомнила, что не взяла с собой ни одного гамовского арбалета, и хорошо сделала. Вылетела бы из седла. Гавр метался из стороны в сторону, как обезумевший заяц. Сейчас он больше походил не на гиелу, а на молодую собаку, которая несется, поджав хвост.
Преследующие гиелы были совсем близко, но им мешали электрические провода, под которыми несся Гавр. В одно мгновение он взбежал по куче снега на крышу киосков, а оттуда, как белка, перескочил через заборчик парка игольного завода. Замелькали деревья. Одна из гиел задела крылом ветку и, сбросив всадника, боком пропахала снег. Заметив, что впереди открытый участок, Рина толкнула Гавра коленями, и он, впервые послушавшись, взлетел.
Она оглянулась. За ней, цепко держась в седле, несся невысокий, ладно скроенный, легкий в кости, берсерк, с которого ветром сорвало шапку. Арбалета в его руках не увидела, но вот топорик он держал прижатым к луке седла. Гавр быстро набирал высоту, но и преследующая его гиела не отставала.
Прежде, чем скрыться в тучах, Рина услышала негромкий хлопок: кажется, Гамов все же выпустил в кого-то болт. Еще через некоторое время Рина краем глаза увидела вспышку, но не красноватую, а бело-желтую. Принц красоты, он же скрипач, он же гимнаст, он же однолюб, телепортировал куда-то вместе со своим насморком.
Поначалу Рина особенно не напрягалась. Берсерк не так уж ее и дожимал. Только заставлял все время набирать высоту и подрезал небо со стороны ШНыра. То есть не пускал обратно, но вместе с тем и не особенно наседал. Гавру легко удалось оторваться от преследующей гиелы метров на тридцать, от чего у Рины создалось впечатление, что ее гиела значительно резвее.
Показывая берсерку, с кем он связался, она позволяла Гавру «мудрить»: делать бочки, петли, резкие повороты. Ей казалось, что и берсерк сейчас начнет повторять то же самое, но его гиела летела спокойно и ровно, точно берегущий силы старичок на утренней пробежке.
Где. Её. Мозги.
«Ага! – торжествовала Рина. – Ну что, видел? Вот тебе змейка!.. Вот еще змейка! Ну-ка, Гаврик, а теперь спираль! Покажи ему! Хм… А вообще-то странно, что он до сих пор не отстал!»
После очередного красивого маневра Рина оборачивалась и с удивлением обнаруживала, что берсерк никуда не делся, а упорно висит на хвосте, хотя, быть может, и подарил ей еще два-три метра.
Внезапно седло под Риной «заиграло» и стало сползать набок. Она торопливо выправила его, завалившись в другую сторону. Неужели подпруга ослабла? Вроде хорошо затягивала! Пытаясь сообразить, в чем тут дело, Рина увидела на коже у Гавра желтоватую пену. Вспотел, что ли? Вот седло и скользит! Зубами стянув с руки перчатку, Рина недоверчиво провела по спине гиелы ладонью. У седла шерсть намокла, стала липкой, точно кто-то обрызгал ее жидким мылом. На перепонках крыльев ближе к дальним краям, где кровь циркулировала медленнее, появилась белая изморозь, вроде тонкой ледяной пленки. Это изморозь сказала Рине больше, чем пот и пена. Гавр устал, его сердце уже не вытягивает обогрева крыльев. Молодость и недостаточная тренированность дают о себе знать. Он потел, но и мгновенно охлаждался на ледяном ветру. Скоро Гавр уляжется в снег и уткнет морду в лапы. Отдыхать!
Эм... что-то мне подсказывает, что если холодеют конечности, то это как-то совсем не хорошо. И да, кошачьи(а я буду считать гиел кошачьими, блин!) НЕ ИМЕЮТ потовых желёз практически на всей поверхности тела. Только в нескольких областях. Да и нафига этой тварюшке вообще пот, если он предназначен... та-дам... для уменьшения температуры тела, что ооочень необходимо на холоде в высоте.
Беспомощное выражение лица выдало ее. Берсерк ухмыльнулся. На секунду он оторвал от луки седла свободную от топорика руку и контактами электроповодьев показал в сторону Кубинки. Рина мотнула головой. Берсерк дрогнул плечом и показал ручку топорика. Вот и весь выбор. Все понятнее понятного.
Перчатку, которую Рина сняла, но так и не надела, вырвало ветром. Ну и пусть, не нужна. Рина ей даже позавидовала: вот упала перчатка и никто за ней не гонится. Свобода! Гавр летел все медленнее. Она потрогала его шею. В прошлый раз та была горячей и влажной. Теперь тоже влажной, но уже холодной. Мыльная пена, покрывавшая холку, опадала. Местами начинала даже застывать. Это было хуже всего. Сердце Гавра не вытягивало, он терял тепло. Рина заметила, что и дышит он уже не носом, а через рот и всей грудью. Скверный, очень скверный знак!
Загнала гиелу, и, похоже, насмерть или хотя бы до последствий.
Теперь берсерк летел точно под Риной, только метра на два ниже. Свешиваясь вниз, она видела четкий силуэт его гиелы. Страшно не было. Не верилось, что она может погибнуть. Люди занимаются каким-то общим, сближающим их делом: вместе летят на гиелах. Может, они и не друзья, но все равно привыкли друг к другу. Потом один вдруг берет и бьет другого топориком по голове или по шее. Причем без злости, просто из рассудочного осознания, что так надо, что ему так велели. Это схема казалась Рине нелепой и в сознание не вписывалась.
«Нет, он меня не тронет! – успокаивала она себя. – Он давно мог выстрелить, а ведь он даже не…»
Внезапно Гавр дернулся, и его стало заваливать набок. Он отчаянно загребал левым крылом, но все равно проваливался. Рина увидела в перепонке крыла, там, где та примыкала к кости, большую дыру. Сквозь нее отчетливо был виден берсерк, опускавший руку с какой-то серебристой подковой.
Арбалет! Она даже не видела, когда берсерк его вытащил. Первая мысль Рины, что он промахнулся, но с двух метров не промахиваются. Целью была именно перепонка крыла, причем берсерк явно знал, что делает. Гавра заваливало в воздухе все сильнее. Стараясь удержаться, он вообще перестал работать правым крылом, только левым. Его начало вертеть на месте. Скорость резко упала. Он перешел на планирование и начал быстро терять высоту. Берсерк на своей гиеле скользил вокруг, точно легкий катер вокруг тонущего корабля.
У Рины не было времени размышлять, почему он не пускает в ход топорик. Ветер срывал ее с седла. Она отчаянно удерживала Гавра. Потом ее вновь начало куда-то заваливать, завертело, и она вдруг увидела, что пробитая болтом перепонка расползается в сторону, противоположную кости, к разветвлению тонких косточек и жилок.
А тут крыло уже расползается. В прошлой книге рана оставалась раной. Автор, ну допустил один раз проёб, так не будь истерящей девицей - объясни его как-нибудь и гни свою линию.
Гавр уже не планировал, а отвесно падал. Обледеневшие крылья сослужили ему плохую службу.
По вытянутому лицу берсерка, мелькнувшему где-то рядом, Рина поняла, что он и сам не ожидал таких последствий своего выстрела. Действуя строго по технике воздушного боя, он хотел заставить Гавра сесть, но не учел степени обледенелости крыльев и того, что перепонка, утратившая от мороза эластичность, начнет расползаться от ветра.
Ааа...вот и объяснение. Хрееееновое, но хоть какое-то.
А потом берсерк вообще исчез. За падающим Гавром ему не угнаться. Внизу было поле – бело-синее, залитое луной. Оно стремительно вращалось вместе с Гавром и вот-вот должно было остановиться, слившись с ним воедино. Скорость нарастала. В какой-то момент она стала как на пеге, когда уходишь в нырок. Рина ясно осознала, что не просто разобьется, а буквально разлетится о мерзлую землю. Страха по-прежнему упорно не испытывала, а только крайнее недоумение. Неужели все может быть так плохо? Сейчас и здесь? Со мной?
Гавр поскуливал, очень тонко, точно свистел. Боялся. Рина обхватила его руками за шею, вжалась в него лицом и испытала глубокую убежденность, что ничего дурного не произойдет. Она была словно ребенок, спрятавшийся от пуль или от землетрясения под одеялом.
– Мы не умрем! Я тебя вытащу! Мы… мы нырнем! – прошептала она в холодную спину Гавра и на миг ощутила себя Эрихом, обнявшим бесконечно отставшую от него Яру основаниями своих белоснежных крыльев. Это был неожиданный, но четкий образ. Видимо, и Гавру передалось нечто сходное, потому что его кожистые крылья, сомкнувшись, покрыли Рину почти целиком.
Тусклую картину ночного мира размыло как свежую акварель. Мерзлая земля лопнула и расступилась, как стенка мыльного пузыря.
Нырнули.
В русском слове 17 букв, в немецком - 18. Разница колоссальна! 
ты нипаверш, но в прошлом году зимой мы с моим преподом тихо ржали с двух первокурсниц, рассекающих в -7 в коротеньких курточках, джинсах-бедровиках и в свитерах-подсисечниках. Мода, может, и ушла, а идиотизм человеческий вечен
)