Емцетред

Анон · 2015-10-19 01:03:11

А не создать ли нам свой Емцетред, аноны? Любите ли вы Таню Гроттер так, как любил ее Ванька Пуппер, Ург, Пинайлошадкин? Скучаете ли вы по веселой ведьме Улите и тянет ли вас блевать от бешеной овуляшки, в которую она превратилась? Жалели ли вы Арея и мечтали ли о его переходе на светлую сторону? Читали ли вы ШНыр и поняли ли хоть что-нибудь в этой пинакотеке ебанавтов?
Давайте поговорим про Дмитрия Емца и его произведения. Анон очень старый фанат, любивший его когда-то за легкость и юмор и до сих пор читающий сквозь фейспалм современные высеры. Я верю, что я такой не один.

Рисовалка: http://doodle.multator.ru/thread/emets
Чат: https://join.skype.com/eZyn1OrYsGcc

Чтения
Гуголдок: https://docs.google.com/document/d/1DT0 … sp=sharing

▼Таня Гроттер⬍

▼Мефодий Буслаев⬍

▼ШНыр (Школа Ныряльщиков)⬍

▼Разное⬍

▼Арты и обложки⬍

▼Косплей⬍

Отредактировано (2017-03-09 06:33:52)

Анон · 2016-10-01 20:27:17

Анон пишет:

Потому что они чем дальше, тем больше забивали на Новый Завет в пользу Ветхого, причем в толковании современных им иудеев. А у тех как раз сформировалась идея, что Бог праведника при жизни должен наградить, потому что с посмертием у них было... всё сложно. Вот и переняли. Это не мешало им быть воинствующими антисемитами, что меня особенно удивляет. Конкуренция, наверное.

Спасибо, анон! (Вот надо же какой бардак в голове иметь - оба факта по отдельности знала ведь, а сложить два и два не получалось...)

Анон · 2016-10-02 03:19:27

▼краткое содержание⬍

▼Глава 20 Мягкая игрушка⬍

– Странно! Каждый вечер я жду, что проснусь, и увижу, что вы украли у меня телевизор и сбежали, – сказала Мамася. – Но каждое утро телевизор упорно оказывается на месте!
Долбушин перестал резать лимон и взглянул на телевизор.
– Его никто не покупает, – сказал он.
Он жил у Мамаси уже несколько дней и пока не собирался никуда уезжать. Мамася мало-помалу привыкала к нему и к Эле, хотя первое время и напрягалась.

Странно, что напрягалась. Живущие в доме непонятно кто - это совершенно обычное дело.

Артурыч все не возвращался. В Харькове совсем дешево подвернулась цистерна с одеколоном, и он ждал, пока из Китая прибудут красивые пузырьки, чтобы перелицевать одеколон во французскую туалетную воду.

Когда такое лежит в ларьках у метро - это нормально. А вот в Рив Гоше подобные воды бывает очень неприятно встречать :pink:

После завтрака Мамася садилась править. Эля устраивалась у нее в ногах и, как загипнотизированная, смотрела на порхавший конец ее ручки. Долбушин же надевал куртку Артурыча, который был вдвое толще его, накидывал на голову капюшон и отправлялся в ближайший парк – бродить. Придерживая рукой раненый бок, болевший при ходьбе, он шагал по полупустым аллеям. Изредка останавливался и, точно споря сам с собой, размахивал зонтом. Мамаши с колясками тревожились и на всякий случай обходили его по соседним дорожкам.
Как-то днем, когда Мамася уехала в издательство сдавать рукопись, Долбушин бродил по комнате, разглядывая семейные фотографии и корешки книг. Над Мамасиным столом висел выведенный на принтере лист, на котором раз двадцать подряд было жирно напечатано: «Я люблю свою работу!!!» Долбушин усмехнулся и включил тот самый неукраденный телевизор, в надежде найти Эле мультики

Это так мило... :love:

, но нашел почему-то себя. Не по главному каналу, но все же по новостному. Диктор сообщил, что для розысков видного бизнесмена и общественного деятеля Альберта Долбушина (глава форта присвистнул, когда его так обозвали) организована специальная комиссия неравнодушных людей, долг которой – помогать полиции. Возглавил комиссию другой бизнесмен и общественный деятель – Ингвар Тилль. На экране он смотрелся неплохо, эдакий немногословный бывший спортсмен с бычьей шеей. За спиной у него маячили два-три берсерка, ради камеры спрятавшие куда-то топоры. На миг Долбушину захотелось найтись, чтобы обрадовать опечаленного члена общественной комиссии.
– Альберт, если ты нас слышишь: мы с тобой! Мы помним о тебе! Мы о тебе постоянно думаем! – с напором говорил Тилль, постукивая кулаком пухлой руки по раскрытой ладони.
– Это я знаю, – сказал Долбушин и выключил телевизор.

А закладочки или ведунов Белдо для поиска использовать нельзя? Такое ощущение, что ищут Долбушина только берсерки, а Гай мудро стоит в стороне.

Долбушин был озабочен. Видно, дело серьезное, раз уже подключили телевидение. Обычно форты избегали засветки. Конечно, напрямую ничего не сказано, но все равно похоже, что Гай сдал его вместе со всеми потрохами. Разумнее было остаться в квартире, замуровав себя в четырех стенах, но Долбушин взял Элю и отправился в парк. В парке Эля сразу уткнулась в сугроб и стала ковырять его палкой. Ковыряла она очень вкусно, с улюлюканьем и возгласами. Подбежавший к ней трехлетний карапуз улетел по дуге: Эля сражалась с ним на равных и делиться сугробом не собиралась. С трудом умирив разгневанную мамашу, Долбушин уволок Элю в другую часть сквера и купил ей мороженое, очень актуальное при температуре –15.

Долбушин действительно заботится о попавших ему на попечение девушек - что Полину/Яру от Круни защищал, что об Эле под пулями беспокоился чуть ли не больше, чем о себе.

Долбушин смотрел на исчерченный птичьими лапками снег, локтем толкал мешавший ему зонт и вспоминал.
Учился на экономиста, но экономил пока только свою степендию, которой все равно не хватало больше чем на неделю.

Экономисты не экономят, а разумно вкладывают в первую очередь.

Никто не знал, что Альберт – шныр. Что живет на тайной базе, защищенной закладкой, и каждое утро ездит на электричке в Москву. Подмосковных у них на курсе было много, и любопытства они ни у кого не вызывали. Обычно шныры в институтах не учились, но жесткого правила не существовало. Если кто-то хотел, Кавалерия не запрещала.

Сколько Кавалерии лет, если она руководила ШНыром уже при Долбушине? Долбушин шнырил в 17-19 лет, как я понимаю. У него 16-летняя дочь, появившаяся не сразу, то есть лет 17-18 назад Калерия уже была главой ШНыра. Но у неё умер совсем молодой сын(укуренные полёты в глубь двушки на это мне намекают), произошло это 11 лет назад. Сын вроде тоже был достаточно ранним ребёнком. Ну было сыну 20+11+, предположим, ещё 20=51. 51-18=33. То есть где-то в 33 она уже была главной в ШНыре.
И да, шныры не учатся в универе потому что у них банально нет возможности к этому готовиться - они даже к копытовской школе не привязаны, аттестатов не имеют. Хотя можно было и кого-нибудь из бывших ШНыров продвинуть в директора нормальной московской школе, разместить рядом зарядную закладку и сиринить два раза в день.

К тому же Альберт и так во многом являлся исключением. Золотая пчела прилетела за ним дважды. Первый раз в пятнадцать лет, когда он готовился к городской олимпиаде по математике и спал полтора часа в сутки. Покрутилась, поползала у него по плечу и улетела, так никуда его и не позвав. Видимо, ощутила, что еще рано. Ничего, кроме уникальной способности с первого взгляда распутывать нагроможденные уравнения, в Альберте было еще не отыскать. Во второй раз пчела вернулась после школы, когда Альберт сдавал документы в институт и мало-помалу вылезал из области голых уравнений в область реальной жизни. На этот раз пчела проявила настойчивость, и вскоре Альберт уже сидел в маршрутке, направляющейся в ШНыр.

Повезло Альберту с сознательной пчелой, давшей доучиться.

Первую его любовь звали Вика, но он звал ее Победа, потому что имя Вика было для нее слишком невмещающим. Она была очень красивая девушка, но внутренне абсолютно ему чужая. С ней молодой Долбушин постоянно ловил себя на павианских, глупых, лишенных логики поступках. Он не был с ней до конца искренним, потому что в противном случае пришлось бы сказать ей: «Мне нравятся твои ноги, твои зубы, твои волосы, твоя кожа! Но говоришь ты чушь, и твои ценности – это ценности манекена! Ты даже не курица, потому что курица мечтает о гнезде и цыплятах, а ты только о тряпках и развлечениях. Мне приходится постоянно под тебя подстраиваться, и меня это раздражает!»

Девушке 20 лет максимум, совершенно нормально, что она думает о развлечениях, учёбе(ну раз учится) и красивых нарядах, а не о срочном обзаведение детьми. И да, почему Альберта раздражает необходимость подлаживаться под возлюбленную? От неё он явно этого требует - не требуй от меня подстраиваться под тебя, поменяй ценности и прочее.

Но правилами ухаживания все эти слова, разумеется, воспрещались. Кроме того, когда Победа улыбалась или просто появлялась в дверях, скромный Аля Долбушин как-то сразу забывал, что десять минут назад терпеть ее не мог. Победа исчезла из жизни Долбушина внезапно: уехала на серебристой машине старшекурсника Бори, который к кому времени работал не на последней должности в каком-то банке. С ее победной точки зрения, это было правильное вложение активов: молодости и красоты.

Ай-ай-ай, автор, ну не стоит так откровенно завидовать тем, кто может привлечь красивых и меркантильных девушек хотя бы деньгами.

Долбушин был убежден, что не переживет этого. Он даже собирался покончить с собой, но отложил это на два дня, потом на три, а потом его пег серьезно повредил себе сустав, и на целый месяц он выпал из студенческой жизни. Лекций Долбушин не посещал и в институте появился уже перед сессией.

Лекций? Если только их, то ладно, их и в довольно приличных вузах прогуливают. А вот если практики косил - не будет ему в нормально месте прощения.

Готовясь к сессии, Альберт сидел в читалке, обложенный книгами, и фотографировал страницы и схемы, ленясь их переписывать.

Он их в 90-ых(2011-18=1993) фотографировал? Откуда у него столько денюжек на пленку и распечатку/реактивы для домашней печати было? Это сейчас книги и схемы дешево и удобно фоткать, тогда с этим была напряженка-с.

Внезапно со стороны двери, разделявшей читалку и библиотеку – а это была большая стеклянная дверь, – донеслись странные звуки. Несознательные личности, а следом за ними и Долбушин, повернули головы. Они увидели девушку, которая шарила по стеклу, пытаясь отыскать ручку.
– Это слепая! Нина зовут! Перевелась к нам на прошлой неделе! Не видит вообще ничего, но ни трости, ни темных очков не носит! – шепотом сказал кто-то.
– А чего она забыла в читалке? – уточнила одна из несознательных личностей, которой родители платили по пятьдесят долларов за каждый полный день, проведенный в стенах учебного заведения.

Я тоже, наверное, не самая сознательная личность, но что слепая девушка действительно забыла в читалке? Или я ошибаюсь и в библиотеке обычного вуза есть большой ассортимент книг для слепых? (а это было бы прекрасно, но пока, кмк, нереально)

Как показало дальнейшее развитие жизненного сюжета, забыла слепая Альберта Долбушина, хотя о его существовании на тот момент не ведала. На первой стадии общение их протекало по увлекательному, хотя и повторяющемуся сценарию: Нина падала с лестниц, проваливалась в незакрытые люки, в нее врезались на полном ходу стокилограммовые дяди и в метре от нее с визгом тормозили машины.

Если она шлепалась в люки, ей бы хватило падений ну там 7-10 до нахождения люка с кипятком или перелома шеи при падение. Про машины вообще молчу.

В обязанности Альберта входило доставать Нину из ям, поднимать с асфальта и объяснять орущим водителям, что переходить дорогу в неположенных местах не хобби, а просто так исторически сложилось. О слепоте Нины он никогда не упоминал, зная, как болезненно она к этому относится.

Вместо Долбушина вполне сгодилась бы собака-поводырь, может, даже лучше была бы. И обязательно трость. Пони не имеет ничего против слепых, если что, просто девушку из гордости постоянно подвергающую жизнь опасности жалко.

Каждый день они шли гулять на набережную, к Москве-реке, где по вскрывшемуся льду ходили пузатые поцарапанные теплоходики, ловившие в реке мусор. Зевающие дяденьки в телогрейках, бродившие по деревянному настилу с сачками и ловко выхватывающие из волн пластиковые бутылки, казались Долбушину морскими волками. От ветра у Альберта на обоих глазах вскакивал ячмень, но это было неважно. Они забивались в какой-нибудь каменный закуток, Нина гладила его тонкими холодными пальцами по лицу и повторяла:
– Как бы я хотела тебя увидеть! Хотя бы раз!
Примерно в те же дни Кавалерия сообщила ему, что он должен идти в нырок, и первая закладка, которую ему предстоит достать, – закладка зрения для слепой старухи. Оказавшись на двушке, Альберт работал саперкой с таким отчаянием и остервенением, что сопровождавший его Меркурий Сергеич озадачился таким рвением.
– Остынь. А то сгоришь. С первого раза. Не всегда найдешь, – сказал он.
Но Долбушин нашел. Закладку – а это был небольшой камень, который не пришлось откалывать, – он держал в ладони, твердо сжимая пальцы и не пытаясь даже подбрасывать. Сияние закладки поднялось до запястья, а потом отхлынуло назад, в камень. Меркурий не лез с советами. Он, кажется, о чем-то догадывался, хотя Долбушин никогда не рассказывал ему о Нине. Но Меркурий был опытен, и опыт говорил ему, что первая закладка случайной не бывает. Ни для кого. Никогда. Это всегда сгусток боли.

Духовный(не обязательно в религиозном смысле) и личностный рост, кмк, зачастую рука об руку идёт. Прохождение испытания закладкой даёт 100+ к духовному... но что к личностному? +100 к гордости, что смог?

По возвращении в ШНыр закладку полагалось отдать Кавалерии, однако Долбушин этого не сделал. Он сбежал из ШНыра и шатался по бульварам, ночуя где придется. Ни на что не мог решиться. Разрывался между ШНыром, который любил и в законах которого временами ощущал что-то опережающе-мудрое

В кодексе шныра, где предполагается рыдать или смеяться и никогда не делиться с друзьями своим горем? Ну окей...

И лишь когда возле него оказался участливый и смешливый старичок Дионисий Белдо – так непохожий на ведьмарей в черно-белом представлении Долбушина, он окончательно понял, что сделает это.
«Ведьмари не монстры, – подумал он тогда. – Все, что о них говорили, ложь. Они просто люди с нормальными и естественными желаниями. Это мы, шныры, монстры».

Кто виноват в таком представление?

Меняя трамваи, как загнанных лошадей, Долбушин бросился к Нине. Взлетел по лестнице, зарабанил в дверь. Ему открыли. Он влетел в прихожую в твердой уверенности, что сделает ее зрячей. Сунул руку в карман и стиснул пальцами теплый камень. В последние дни он делал это часто, даже ночью сжимал его, не отпуская, и закладка не сливалась с ним, а тут сияние вдруг быстро поползло по руке, достигло локтя, плеча, шеи. Долбушин попытался разжать пальцы, но осознал, что не может и, главное, НЕ ХОЧЕТ.

Почему так случилось? Потому что он решил отдать закладку любимой? И всё, эгоизм, гроб, кладбище и прочее?

Ему стало тепло и приятно. Удовольствие, равного которому он никогда не знал, наполнило его. Нина… хотя что Нина? На эти мгновения она потеряла всякую ценность. Она что-то спрашивала, радовалась ему, он же ничего не слышал. Сидел на полу и глупо улыбался. Потом отстранил ее, выскочил из квартиры и вернулся к Белдо. Тот, притопывая от холода, ждал его на бульваре. Долбушин, пристально посмотрев ему в глаза, вложил старичку в ладонь кусок камня, ставший просто куском породы.
– Вы же этого хотели? Держите! – сказал он.
Белдо заахал, заохал и, подхватив Долбушина под локоть, потащил его куда-то с неожиданной для старичка силой.
Время завертелось, меняя декорации, сюжеты и актеров. Используя данный ему закладкой дар сверхзоркости, зная истинные намерения и желания людей, Долбушин быстро продвигался вперед. Гай присматривался к Альберту. Белдо хлопотал, суетился, хихикал, засовывал ему в карманы какие-то липкие конфетки и откушенные шоколадки, от которых Долбушин брезгливо избавлялся. Но порой он не замечал их вовремя, и они таяли, оставляя пятна. Тилль – в то время еще не глава форта, а один из старших топорников – брал деньги в долг, а потом дозанимал в бо?льшую сторону, всякий раз округляя сумму. Он был тогда другой: не слишком толст, силен, как медведь, и не начинал еще собирать артефакты. Тогда же у Долбушина, не без участия Белдо, появился и свой эльб, который, находясь в болоте , давал ему советы. Или пытался давать, потому что Долбушин ими не пользовался, не мешая, впрочем, эльбу считать его своей собственностью и тянуть свои липкие нити.

То есть ему в ухо гундел годами эльб, но Долбушина это не трогало? Какие-то эти жители болота малоэффективные.

Победа, оставленная к тому времени своим чиновником, пыталась почаще попадаться ему на глаза и от досады грызла локти, ногти и пальцы, но Долбушин мало интересовался ее пищевым рационом. Он женился на Нине, и положенное время спустя на свет появилась Анна Альбертовна Долбушина.
День, когда родилась дочь, Долбушин до вечера провел под окнами роддома. Дочку ему в результате показали через стекло, заявили, что у них карантин, и велели приходить завтра. Он уступил, вернулся в квартиру и обнаружил, что окно разбито, а на ковре лежит камень. Долбушин присел на корточки, разглядывая его. Небольшой, с острым выступом, со следами глины и бурым, несмываемым пятном на остром выступе. Он наклонился, взял его в руку, чтобы выбросить, и вместе с острой болью впитал память вещи. Кто сделал его хранителем нульпредмета ?

Это камень Каина. Гай упоминает заповеди. В Москве есть церковь Николай Чудотворца. Так почему, блин, религии-то в этом мире не имеется? Что за дурацкая вера про уход после смерти на двушку?

Почему его? Почему в день рождения дочери? Ответа на этот вопрос не знал никто. Даже Гай озабоченно хмурился, когда видел зонт со спрятанным в гнутой ручке камнем, и в его умных, но словно консервированных глазах

Единственное объяснение, которое Долбушин для себя отыскал, было связано с первой взятой им закладкой, которая, дав ему тайное знание человеческого естества, точно на веревочке притянуло нульпредмет .

Человеческое естество оочень плотно связано с убийством?

Это разом изменило жизнь Долбушина. Он получил огромную власть, хотя любая насильственная смерть, происходившая где-то в мире, отзывалась в его мозгу острой и мгновенной болью. Он думал, что можно к ней привыкнуть, как привыкаешь абсолютно ко всему, но оказалось, что нельзя. Зрение так никогда и не вернулось к его жене, хотя он перепробовал все возможные средства и посылал ее в лучшие клиники. А потом к слепоте добавилась и болезнь со страшными клешнями. С ее клешнями боролись, отшибали их химией и облучениями. Клешни временно отдергивались, давали отсрочку, но им на смену вырастали новые.

И Долбушин с его зонтом так и не смог купить для Нины здоровья или хотя бы излечения? И никакой шныр не привез ей так нужную закладочку?

Чудеса случаются, но лишь когда эти чудеса нужны. В этом же случае чудо оказалось, как видно, ненужным. Однажды утром, приехав в клинику, Долбушин услышал от вышедшего встречать его главы клиники: «Она ушла!»
– Куда? – непонимающе переспросил Долбушин. Вчера он оставлял жену в постели, с капельницей в вене и понимал, что далеко она уйти не может. Но оказалось, могла.
Главврач повел его к себе в кабинет. Он был так светел и жизнерадостен, так много и радостно тарахтел, так звонко смеялся, что, даже когда пациент умирал, многим это казалось успехом лечения.

:really:

Эля сидела на качелях, временами пыталась лизнуть их и повизгивала, когда примерзал язык. Опираясь на зонт, Долбушин смотрел себе под ноги. Мрачный, похожий на ворона. Даже пестрая куртка Артурыча не уменьшала сходства. У него под ногами, шагах в десяти от мусорного контейнера, лежала мягкая игрушка – большая коричневая собака с белыми ушами. Из прорехи в животе выглядывал желтоватый поролон. Застенчиво выбрасывая ее, прежний хозяин даже подстелил газетку. Такое вот аккуратное полупредательство: мы тебя не бросаем, ни-ни, а просто измурыжили, выпили силы, а теперь отпускаем для устройства дальнейшей жизни.

По треду хордеров на мелколиксах я знаю, что зачастую так выбрасывают игрушки против всяких ветрянок и прочих болезней, передающихся даже через вещи.

Миг, когда он сжал камень, он запомнил на всю жизнь. Закладка не сделала его счастливым. Если бы можно было переиграть это мгновение! Он не взял бы ее повторно, а отдал бы жене, превратил бы ее в глаза!
Внезапно Долбушин понял, что ему делать! Стрекоза ! Получить ее любой ценой! Вырвать у Гая одну часть, а у шныров другую. Собрать вместе и перекроить историю своей жизни, начиная с момента, когда он слился с этой злополучной закладкой! Лишь бы получилось, и мести Гая можно не опасаться. Изменение всех прошлых событий изменит и сегодняшние! Только не помешает ли это рождению Ани? Хотя почему помешает?

Возьмёт и родится вместо Ани Ваня. Да и Нина Долбушина всё равно умрёт, ведь её рак вряд ли был связан с глазами...

Разве что Аня по указке Гая не окажется в ШНыре. Ну и прекрасно! Человек, вылетевший из ШНыра, потом грызет себя всю жизнь. Чувствует, что где-то чего-то не сделал, не справился, не дотянул. Скалясь от боли, бьется в прутья саможаления и отскакивает назад.

Прекрасное, прекрасное место!

Терзает себя там, где другие весело покачиваются на волнах существования. Но как получить ту главную часть, что у Гая? Атаковать базу в Кубинке? Но Долбушин слишком хорошо представлял себе ее охрану, поскольку сам финансировал когда-то ее разработку. Камеры наблюдения и оповещения, датчики, блокирующие поля, пятое измерение – сочетание техномагии

Чего-чего?

голой магии и современных технологий. Шансов тут нет. Все, что он сможет, эту убить одного или двух берсерков у самого входа. И то, если очень повезет. Но вот захватить стрекозу и прорваться с ней к выходу – исключено. Разве только Гай или его секретарь сами вынесут ему закладку.

Ага :evil:

Анон · 2016-10-02 11:30:36

Нет, ну положим местами тут у нас недостоверный рассказчик. Типа это ему кажется, что он не слушал эльба и все такое.
Но все равно...

Анон · 2016-10-02 15:08:42

▼краткое содержание⬍

▼Глава 21 Красная водокачка⬍

При стрельбе нужно брать поправку на ветер. А еще важнее брать поправку на самого себя. Трус должен брать поправку на трусость, торопыга – на непродуманность решений, слишком влюбчивый человек – на предыдущие ошибки и так далее.
Йозеф Эметс

Йозя(а почему, кстати, Йозя? Емец не Иосиф, а Дмитрий), почему слишком влюбчивый человек при стрельбе(а ведь получается именно так) должен делать поправку на свои прошлые любови?

Они долго летели на маленькой высоте, прижимаясь к занесенной снегом лесной дороге. Гамов не расставался с арбалетом. Чтобы не допустить случайного выстрела, указательный палец он держал ниже спусковой скобы. Второй арбалет, почти скрывающийся в ладони.

Сколько энергии болту сможет передать такая крошка, и, главное, сколько раз? Тетива для мощного выстрела должна быть натянута с нефиговой силой, быстро порвётся же, а менять им её сейчас не на что.

Дважды их спасала чуткость Аля, который, улавливая что-то в тучах, издавал едва слышный свистящий звук. Они снижались и пережидали в лесу, пока пролетит патруль берсерков. Казалось, Тилль выгнал в небо весь свой форт. Над одним только Копытово кружили две четверки.
– Это хорошо! – приближаясь к Рине, ободряюще крикнул Гамов.
Рина не увидела ничего хорошего.
– Ну как же! К рассвету они утомят гиел, и небо очистится. А сменных гиел у них не окажется, потому что всех лучших они отправили уже сейчас!

Или Тилль окажется умнее и именно так поймает Гамова.

Гамов обогнул залитую луной площадь и уверенно направил Аля к водокачке, которая в Копытово причудливым образом объединялась с пожаркой. Построенная много десятилетий назад из красного кирпича, башня была заброшена. Окна, расположенные в верхней ее части, давно лишились стекол и были забиты фанерой. Аль, похоже, хорошо знал это место. Сложив крылья, он скользнул внутрь через выбитую дверь, находившуюся сразу над деревянным балкончиком. Гавр последовал за ним. Рина зацепила лбом болтавшийся канат и скатилась на пол. Было темно, лишь слабо голубела дверь, через которую они попали сюда.
– Не двигайся! А то рухнешь! Тут колодец метров десять! – услышала она голос Гамова.
Минуту спустя он зажег фонарь, направив его луч вниз, чтобы не заметили снаружи. Рина увидела раскладушку, красный пластиковый столик и ящик с консервами. Под ногами был дощатый пол, более-менее сохранившийся, но провалившийся у стены, где перегнила балка. Аль и Гавр сразу пролетели в основание башни и устроили возню. Рина слышала хлопки крыльев и гвалт разбуженных ворон, за которыми гиелы увлеченно гонялись в темноте.
– Не волнуйся! Снаружи не слышно, я проверял.

У них там молодежь типа-пьющая вся в Копытово. Неужели не облюбовали?

– Слушай, – начала Рина, – я сто раз гуляла у этой водокачки и ни разу не думала…
– Откровенное признание! Сто раз гуляла и ни разу не думала! Думать иногда полезно! – Гамов завалился на раскладушку и положил арбалет себе на живот. – Тут я и скучаю во время дежурств! Или когда погода плохая. Берсерк дрыхнет – смена идет!
Рина никогда не слышала, чтобы Гамов называл себя берсерком. Это было впервые.
– А другие ваши… – осторожно начала она.
– Я никому не говорил, что устроил здесь логово. Скажешь: вечно будут ошиваться толпы бездельников. – Гамов говорил, и от его губ отрывался пар.
– И долго ты собираешься тут…
– До рассвета! Вот увидишь: скоро им надоест болтаться в небе. Очень холодная ночь.
Рина пошевелила окоченевшими пальцами.
– Это я уже поняла.
Ночь текла медленно. Они почти не разговаривали. Рина бродила по деревянному настилу, изредка принимаясь приседать, чтобы не замерзали ноги.

Об гиел бы грелись, у кошачьих температура тела выше человеческой.

Фонарь сел. Гамов несколько раз встряхивал батарею, однако помогало это мало. Гамов не ошибся. Примерно за час до рассвета курс на Кубинку взяла вначале одна четверка, а немного погодя и другая. Остался белый автомобиль, припаркованный у почты, в котором грелись два топорника из форта Тилля. Сквозь щели в забивавших окна досках Рина видела, как временами берсерки вылезают из машины, топают, расправляют затекшие спины и снова скрываются внутри.
– Я думала: будет страшнее. А так ничего, жить можно! – удивленно сказала она.
– Да уж. Всю жизнь прятаться по щелям! – кисло отозвался Гамов. – На всякий случай запомни эту водокачку. Если вдруг я буду тебе нужен, встречаемся здесь восьмого – в восемь, тринадцатого – в тринадцать, четырнадцатого – в четырнадцать, пятнадцатого – в пятнадцать! Схема несложная, но раскусить сложно.
– А двадцать четвертого в двенадцать ночи? – угадала Рина.

А 25 в час?

Рина связалась по кентавру с Кавалерией и попросила ее выйти к въездным воротам ШНыра.
– Это мы! Мы прилетели! Только, пожалуйста, проверьте, чтобы снаружи не было ведьмарей! – попросила она.
Вежливой паузой Кавалерия позволила Рине осознать свою дурость.
– Что-что мне сделать? Яйца зачитывают курам цикл лекций? Пять баллов, милочка! Читайте литературу! – отчеканила она.

Это что сейчас было? Калерия зачем-то сорвалась на Рину?

Машину с ведьмарями они облетели по границе света и тени. С точки зрения Рины, Гамов бравировал, держась слишком близко к освещенному четырехугольнику площади, но это было уже неважно. Пару минут спустя они были уже у ШНыра. Метрах в ста от ворот Гавр и Аль снизились и устроили грызню за дохлую кошку, твердую, как деревяшка. Непонятно, как они углядели ее в снегу, но углядели и отрыли. Отвратительный, с истеричными взвизгиваниями дележ продолжался минуты две. Аль был сильнее, и Гавру достался хвост. Рина бегала, кричала, швыряла в гиел снегом и палками. Гамов не вмешивался, а, скрестив на груди руки, с философским видом наблюдал за грызней.
– Вот что значит натуральная еда – вкусненькая свежестухшая кошечка!

У них там суровые минусовые температуры, кошечка будет скорее мороженная, чем стухшая.

За спиной у Рины кто-то настойчиво кашлянул. Кавалерия, одетая в светлую, длинную, непривычно женственную для нее дубленку, дышала на очки. Рина выдавила самую милую улыбку, на которую способен одеревеневший человек.
– А мы тут это… ждали, пока берсерки улетят! Знакомьтесь: Евгений Гамов! А это Калерия Валерьевна!
Кавалерия перестала дышать на очки и с недоумением вскинула на нее лицо. Рина ничего не поняла.
– А что такое? Я что-то неправильно сказала? Евгений Гамов… ну, в смысле, Женя он, – встревоженно повторила Рина, решив, что Кавалерия отреагировала на слишком торжественное представление.
Гамов дернул ее за рукав.
– Перестань! – шепнул он.
– Почему перестань?
– Да мы знакомы! Ты что, не знала: я был когда-то шныром! – прошипел он.

Разве? Мне показалось, к Гамову пчела просто прилетела, а он засунул её в спичечную коробку, так как сам давно уже был ведьмарём

Рина мысленно обозвала себя идиоткой.
– Он спас Штопочку. И меня. И выстрелил в сына Тилля. А теперь на него объявили охоту!
Кавалерия кивнула. Несмотря на явный героизм Гамова, разглядывала она его без восторга.
– Про Штопочку я знаю. Про остальное тоже. Берсерки активно переговаривались в эфире, – сказала она, и Рине сразу стало легче оттого, что ничего не надо объяснять.
– И что сын Тилля? Он… – быстро спросил Гамов.
Кавалерия ответила не сразу.
– Трудно сказать. Вначале говорили, что убит. Потом проскочило, что ранен. Кажется, у него под курткой была защита, но арбалетный болт ее пробил.
– Уф! Хорошо! – выдохнул Гамов.
– Что хорошо? Что пробил?

Маленькая жестокая девочка!

– Что жив. Но не думаю, что по такому случаю Тилль меня простит, – сказал Гамов. Все же заметно было, что ему стало легче.
– Я тоже так не думаю, – кивнула Кавалерия. – Ну и что мне с тобой делать, Евгений Гамов? В ШНыр тебя не пропустит защита. К своим тебе тоже нельзя. И какой из всего этого следует вывод? – Тон Кавалерии возвысился. Очки описали в воздухе внушительную дугу.
«Учительская интонация – жуткая вещь. Это когда человек год за годом повторяет, что параллельные прямые не пересекаются, и потом ту же непререкаемость переносит на все остальное в жизни, никакое отношение к прямым не имеющее», – подумала Рина.

Пока Кавалерия говорила, Гамов стоял, засунув руки в карманы, и притворялся, что ему все равно. Рина с сочувствием за ним наблюдала. Внезапно она вспомнила, что у Гамова дар абсолютного приспособления. К каждому он находит свой ключик. С кем-то он ласковый, с кем-то властный. С Кавалерией же он старается быть ершистым, потому что она любит сложных. Она не любит аккуратных, причесанных и правильных.

Хорошенький из неё, полагаю, руководитель.

– Мы можем послать тебя на Дон, где разводим пегов. Временно, разумеется, пока все не уляжется. Но гиелу тебе придется оставить, – сказала Кавалерия.
– Нет! – упрямо заявил Гамов. – С Алем я не расстанусь!
– А я не расстанусь со своими лучшими кобылами, от которых собираюсь получить приплод, – хладнокровно ответила Кавалерия.
– Аль их не тронет! Я ручаюсь!
– Ручаешься ты, а не Аль. Сомневаюсь, что у него есть внятные планы на долгий отрезок времени. Едва ли он хорошо представляет, что сделает в следующую секунду, – непререкаемо отрезала Кавалерия.

Вообще-то в прошлой книге шныров заставляли заучивать города страны, где есть их базы, и было этих городов больше 10, так что не Доном единым.

– Найди куда спрятать своего приятеля и возвращайся! – повторила Кавалерия.
Гамов не ответил. Он гикнул, подзывая Аля, разбежался, ухватился за стремя и вскочил в седло уже летящей гиелы. Прокрутил в руке арбалет и, пригнувшись к шее гиелы, погнал Аля к Копытово.
Кавалерия проводила его взглядом.
– Красавец! Ловок, молод, смел. Но, как бы там ни было, ограды ШНыра ему не перелететь! – сказала она с сожалением.
– Он хороший, – робко подала голос Рина.
Кавалерия прижала к шее капюшон дубленки, мешая ветру заползать внутрь.
– И это возможно. Но перспектива обманчива. Чем ближе человек, тем он дальше. Потом снова ближе и снова дальше, и так до бесконечности.

:really:

Главное, двигаться в направлении человека, а не от него, – тихо произнесла она. Рина ничего не поняла

И я солидарна с Риной.

– Ты знаешь, куда он направился? – спросила Кавалерия, кивая в сторону, куда улетел Гамов.
Рина подумала про водокачку. Это единственное место, куда Гамов мог полететь. Конечно, там холодно, но внутри можно укрыть гиелу, а возможно, и развести небольшой костер при условии, что дым не будет виден снаружи.
– Думаю: да, – ответила она осторожно.
Кавалерия склонила голову набок.
– Мне скажешь?
Рина виновато покачала головой.
– Это не мой секрет!
Кавалерия поняла все правильно.
– Ответ исчерпывающий, – произнесла она без гнева.

Анон · 2016-10-02 15:11:40

Анон пишет:

Зато в главе были два забавных эпизода в драконе.

Вот что ещё мне понравилось в этих эпизодах: игроки-противники друг к другу не испытывают злобы, даже вместе дурачатся, выбыв из игры.

Анон · 2016-10-02 15:56:45

Особо мерзкий кусочек из следующей главы. Придумываю, как эту гадость откомментировать:

▼Скрытый текст⬍

Сара вдавила ногу в педаль, джип прыгнул вперёд. Позади водительского сиденья гадкое существо скрипело ремнями и почёсывалось. Колфер Фост брезгливо оглянулся и вновь прикрыл веки. «Молодая ещё, — равнодушно оценила Сарра, косясь в зеркало заднего вида. — Лет двадцать и глупа, как бревно. Типичная русская тёлка, только исхудавшая. То, что нам и нужно».

Не сбавляя скорости, Сарра Цельс, распахнув отделение для перчаток, достала небольшую узкую флягу в кобуре из тонкой кожи, отстегнула клапан:

— Возьмите. Открутите крышку и пейте. Это дорогое красное вино.

Последние слова она сказала с особым выражением. Блудница, точно загипнотизированная, присосалась синими от холода губами к стальной горловине. Сарра улыбнулась и откинулась, предвкушая желанное зрелище. Голубая игла спидометра, медленно вздымаясь, впилась в отметку «150». Воздух за окнами начал сдержанно реветь.

Напиток подействовал. Блудница закинула голову, замахала руками, будто пытаясь отогнать кого-то от лица. «Какая же она гадкая», — усмехнулась Сарра.

— Ой! Ой-ой, мамочка… — пьяно заныла девица. И вот наконец отключилась. Головёнка с мочалкой крашеных волос безжизненно упала на грудь. И тут началось: её тело резко выгнулось. Лицо уродливо растянулось, незрячие глаза выпучились, из носа выдавилась кровавая струйка. Эта тварь ещё пыталась сопротивляться могучей тёмной воле господина Бха Цха! Подумать только, жалкое существо, давно лишённое русской защиты, ещё при жизни продавшееся в рабство демонам Принципала, — она ещё пыталась противиться могущественному переселенцу, который, пронзив за мгновение тысячи миль, вошёл в её тело и теперь пользовался её слухом, зрением, речевым аппаратом.

Анон · 2016-10-02 21:41:34

Анон пишет:

Йозя(а почему, кстати, Йозя? Емец не Иосиф, а Дмитрий), почему слишком влюбчивый человек при стрельбе(а ведь получается именно так) должен делать поправку на свои прошлые любови?

Может, он в соперника по новой любови целится :evil:

Анон · 2016-10-02 22:05:15

Анон пишет:

Может, он в соперника по новой любови целится

Ааа! А трус - в того, кто пугает, торопыга - в того, кто поторапливает?

Анон · 2016-10-03 07:07:38

Анон пишет:

– Ни разу не дарили! Я из форта Белдо. Несколько дней назад сдуру брякнула, что шныры не такие скоты, как ведьмари

А мне упорно видится в этом "подарке" воспитательный момент. "Нет, девочка, точно такие же. Сама убедись"

Отредактировано (2016-10-03 07:08:15)

Анон · 2016-10-03 11:19:03

Анон пишет:

А мне упорно видится в этом "подарке" воспитательный момент. "Нет, девочка, точно такие же. Сама убедись"

Девочка Алла оказалась все-таки не дурой, а хитрой)) я сегодня читения закончу этой книги, можно будет посмотреть)

Анон · 2016-10-03 11:19:55

"Нет, девочка, точно такие же. Сама убедись"

А она убедилась, надеюсь? Сцена, в которой Родион заставляет ее мыть посуду - мерзкая. По сути, добрый шныр нагло пользуется чужой бедой - как девушка откажется и уйдет, если ее там убить могут? Но Емец может и окончательно утопить все в грязи, добавив со стороны Аллы "осознание" (мол да, так и надо, так правильно) и "перевоспитание" (раз из форта Белдо - значит, априори плохая и нуждается в показательной порке).

Анон · 2016-10-03 11:28:44

Не-не, анон, Алла наебет Родион и подставит под болты арбалетные. Умница девочка, горжусь! За посуду отомстила.

Отредактировано (2016-10-03 11:29:46)

Анон · 2016-10-04 03:00:47

http://holywarsoo.net/viewtopic.php?id=985&p=268

▼В основном МБ⬍

Анон, Варвара помнит только свое детство в этой жизни, а про отца она уверена, что тот - какой-то давно погибший под забором алкоголик, причем пару раз она это высказала при Арее. Тот как-то не оценил, но правду так и не открыл.

Но как тогда

В случае Арея его дочь не успела пожить два раза, блин - её возродили года за 3-4 до того, как он её нашёл, а умерла она через пару лет после этого

Ей же не 4 года в книгах, а гораздо больше. :timid:

Анон пишет:
что РПЦ и прочую русскую историю вместе с разной славянщиной, Емец ненавидит так же люто, как и коллектив авторов ДпВ.
А это, кстати, многое объяснило бы.

Действительно. О_о

"Варвара, я твой отец!"
В случае с Варварой может быть еще два варианта)
- Варвара, я твой отец!
- И чо?
Результат - Арей подвисает, потому что вот этого он совсем не ожидал.
Ну и вариант 2
- Варвара, я твой отец!
- Тоже мне Энакин Скайуокер/Дарт Вейдер нашелся!
Дальше Арею, который в современную культуру ни в зуб ногой, приходится разъяснять, что ж его дочурка имела в виду.
Теперь я хочу кроссовер с ЗВ, в котором свет чуть меньше бы скрывал, что они мудаки натаскивал Варвару на убийство Арея.
И Корнелий, втирающий Варваре, что эмоции ведут на темную сторону Силы к потемнению эйдоса

И меня саму пугает эта идея.

Все три варианта крутые. :love:

Анон, я не уверена, что он в курсе СМ больше, чем для стягивания внешности для Дафны. Характер Усаги светлой уже не достался.

Он переврал христианство так, что я не очень удивлюсь, если он посмотрел СМ полностью, все 200 серий, но так ничего и не понял... :facepalm:

Анон пишет:
Пони, откуда кролик?
Из divinity 2, кролик-убийца. Вызвается, если убить 40 обычных кроликов, тварь сильная и быстрая. Но если запрыгнуть на камушек, то можно просто сделать из него ёжика...

Спасибо.

http://holywarsoo.net/viewtopic.php?id=985&p=272

▼МБ⬍

Анон пишет:
А там были Адам и Ева? Напомнишь, а то я немного потерялся.
Были, об этом упоминается в последней главе Арея в "Ошибке грифона". Их собирались оттуда выманивать, хз как, учитывая, что в Эдем тёмные войти вроде не могут.
Поэтому, все нападения Чёртовой Дюжиной на ворота я вижу примерно так: пришли, поорали, постучали оружием по воротам, набили морды златокрылым(но цивилизованно), ушли удовлетворённые. Повторять нужное количество итераций.

Ура, укур!

Анон пишет:
И что приходили, спрашивается? Нет, серьёзно? 10098045
Конечно, попырить на златокрылых, срезать с них в бою всю броню и одежду, отвесить пару комплиментов накачанным ягодицам, шлепнуть по ним плашмя мечом и удалиться, довольно обсуждая формы нынешнего поколения.

:chearleader: :yeah: Я начинаю проникаться...

Анон пишет:
А потом, хорошо намахавшись мечами и флейтами, и златокрылые и дюжина будут выкатывать пару несколько бочек медовухи и тереть за жизнь
Идеально! Может, дюжина еще свои визиты согласовывает? Ну вдруг златокрылые будут в отъезде, или Троил лютовать "убейте их всех" начнет, неудобно же получится...

:love:

Потому что рано или поздно все познали истину, что лучше заниматься любовью медовухой, а не войной!

Ура! :happycrazy:

Так и у темных и златокрылых будет не война, а скорее спортивное состязание

Вот и хорошо.
Мне же все убийства эти надоели, даже слишком. Больше всех люблю на свете водевиль, где есть интрижка.

А Прасковья с кем, кстати? Не с Иркой ли?

Я помню, что в каноне она в какой-то момент поладила с Варварой.

Анон пишет:
Семейные выходные, гоняли темных в хвост и в гриву

У кого фрагов больше - тот выбирает вино, у кого меньше - готовит ужин/выбирает ресторан. Романтичная штопка ран - в обе стороны, вне зависимости от эффективности!
говорят, занятия любовью после хорошей битвы особенно доставляют...

:heart: :heart: :heart:

http://holywarsoo.net/viewtopic.php?pid … 6#p1489496

▼Дети⬍

И едет в нём некий молчащий хмырь. Вероятно, он плохой.

Да? А на вид симпатяжка. :think:

Пользуясь тем, что я посмотрела чуть вперёд и опознала этих хмырей, я вам покажу высокий уровень сходства компьютерной анимации и живых актёров.

Бородатый Царицын был внезапен. Я не сразу поняла, что это он в будущем :lol:

Появляется генерал Еропкин, то самый, что бил солдат, а они, как всякие приличные жертвы Стокгольмского Синдрома его любили, и стоит он перед суворовцами... точнее перед одним суворовцем и его 10 астральными проекциями.

:lol:

Впрочем, я не исключаю, что он просто взглянул на первую парту и увидел там...

В профиль у неё борода и усы? :lol:
Блин, Лео — скучный взрослый мужик, а я представляла его бисёненом. :panic:

Появляется старец. Узнаёт, что гости к ним с важной миссией и гордо заявляет, что "нет ничего важнее, чем важность миссии".

Ыыыыыы... :lol:

В мультфильме нет никакого рискованного перелезания по проводам, и, боюсь, нет и гири - единственного персонажа, за судьбой которого я в книге следила с неослабевающем внимание и сочувствием.

Какой ужас!

Хотя, в любом случае, Бармоглот - это перевод Дины Орловской английского слова "Jabberwocky", так что англичанину простительно не знать, как пишется это русское слово.

Что приятно, один из актёров-суворовцев сурово осуждает любимое емцевское воровство, где показал календарик продавцу - получил еду. Неожиданно.

Особенно хорош её вид на фоне совершенно очаровательно стульчика. Будь вся графика на таком уровне - даже из ДпВ получилась бы конфетка.

Да, комод тоже прекрасен. :facepalm:

Вот вам зал для полётов на метле

:think: В двух направлениях: вверх и вниз?

Сначала мне показалось, что их заковали в клетки, но это всего лишь двухспальные кровати.

:lol: Двухэтажные они.

Тут приходит парень-рыба.

Ааааааа! :bu:

Царевич в это время добирается до, видимо, не уничтоженной БД и находит своё дело. Аноны, мне кажется, что именно такое показывали спонсорам в качестве ожидаемого качества дизайна персонажей.

Да, на фотке он ничего так, суровый.
А зачем в мультике эта всеобщая компьютеризация? :think: Сказали бы сразу, что всё это происходит в наши дни...
Жаль, что самых эффектных сцен в мультике не было, но обзор великолепен! :iloveyou:

Анон · 2016-10-04 04:07:00

Анон пишет:

Жаль, что самых эффектных сцен в мультике не было, но обзор великолепен! 1185n

Спасибо)

Анон пишет:

Я помню, что в каноне она в какой-то момент поладила с Варварой.

В Книги Семи Дорог вроде.

Анон пишет:

Ей же не 4 года в книгах, а гораздо больше.

на самом деле там заковыка. В теории, эйдосы семьи Арея должны были быть у Яраата, по факту про их нахождение он не сказал. То есть или они там были и как-то оказались у света, или их там не было и свет имел гораздо большее окно для возрождения Варвары.
Я сейчас склоняюсь ко второму варианту.

Анон · 2016-10-04 05:30:15

ШНыр-4

▼краткое содержание⬍

▼Глава 22 Анатомия выбора⬍

Знаешь, чем фактическая правда отличается от истины? Правда: все знают, что некий супермен должен в три часа пойти на опасное задание, а в четыре вернуться. Но вот уже и пять, и шесть часов, а он не вернулся и к телефону не подходит. Все представляют себе героическую смерть. На самом же деле у него заклинило дверь в ванной, и он там сидит, как зайчик, потому что не хочет ее вышибать и портить новый ремонт. А телефон в комнате, разумеется, валяется. А вот это уже истина.
Из дневника невернувшегося шныра

И где здесь основанная на фактах правда? Не позвонил, значит труп - это все ещё предположения.

Луч налобного фонаря прыгал по сбитым ступеням, цепляя стены. Макар спускался по бесконечной лестнице, повторяя путь, по которому тогда провел их Ул. Был предрассветный час, когда больше всего хочется спать. Макар зевал. Ему было холодно. Эти два ощущения: холода и желание сна – перевешивали в данный момент все остальные. Никаких угрызений совести он не испытывал, только досаду. Если бы он облек эту досаду в слова, они прозвучали бы так: «Меня достало, что меня все достали!» Причем шныры, как казалось Макару, достали его даже больше, потому что берсерков он боялся сильнее, и на них не так легко было сорваться.
Спускался он долго, пока не добрался до коридора и до узкой, в восемь ступеней лестницы, ведущей к дубовой двери, за которой Митяй Желтоглазый когда-то работал над дополнительными фигурками к нерпи . Нашарив ее твердым и сильным лучом фонаря (батарею он заряжал всю ночь), Макар в нерешительности остановился. Ему пришло в голову, что сквозь дверь закладка ведьмарей его, возможно, и проведет, но как он поднимется по ступенькам назад? В прошлый раз это стало возможным, потому что он вытаскивал девчонок – стало быть, делал что-то не для себя, а вот как сейчас?

А сейчас он будет тащить не для себя, а для ведьмарей крылья стрекозы :troll:

Несколько минут Макар мялся и собрался уже возвращаться ни с чем, но вспомнил прозрачные глаза «правой руки» Тилля. Это воспоминание помогло Макару крабом спуститься по узкой лестнице и поспешно вытащить похожую на каменный уголь закладку. Он держал ее в правой руке и с удивлением смотрел на свою нерпь . Прежде не особенно яркая и даже тускловатая, настолько, что видны были мелкие царапины на фигурках, теперь она сияла так, что невозможно было смотреть на нее без рези в глазах. Особенно ярко полыхал сирин , давно уже разряженный и погасший.
Макар озадачился, но обдумывать это времени у него не было.

Получается, пока Лебедь в ШНыре, подзарядить сирин все могут и от фонтана. И первый же подзарядивший поднимет бучу. Точнее немного не так - как только лебедь появился в шныре, это стало возможно. Почему никто не заметил лишнюю работающую фигурку?

Стиснув пальцами левой руки запястье правой, он вытянул руки, прижал к ним голову, зажмурился и сделал три крупных шага вперед. Где-то в середине второго шага он ощутил легкое сопротивление и потрескивание, как человек, который проходит сквозь натянутый на раму газетный лист. Для верности он сделал еще пару шагов и открыл глаза.
Фонарь-налобник продолжал гореть. Макар стоял в узкой длинной комнате. Грунт, в которой ее прорыли, был слежавшимся, тяжелым, глинистым. И сейчас еще в стенах кое-где виднелись края больших камней, оставшихся внутри. Макар увидел стол, полки и широкую лавку, которая служила и постелью. Все они были сделаны из того же темного дуба, что и дверь. На стене висел небольшой, сильно пострадавший от плесени ковер с вытканными на нем семью нерпями . На каждой нерпи было что-то уникальное: рука со скипетром, сокол, кабанья голова, гепард . «Ага! Скипетр у Кавалерии! Сокол – у Суповны. Кабанья голова , дающая неуязвимость, вроде кто-то говорил, у Тилля», – сообразил Макар. Правда, были среди фигурок и три непонятные: нетопырь, седло и череп со стрелой в зубах . Видимо, они тоже давали какие-то дары, но какие – Макар понятия не имел.

Мда, фигово в ШНыре сохраняют антиквариат.

Луч фонаря продолжал обшаривать комнату. Широкой ладонью коснулся стола, заблудился под лавкой, как в клетке, заметался в ячейках пустых полок и уперся в две нижние, беспорядочно заставленные самыми разными предметами. Понимая, что отколотая закладка со стрекозой может оказаться среди них, Макар приблизился к полкам. Большая часть предметов не относилась ко временам первошныров. Макар понятия не имел, какую ценность могут иметь велосипедный звонок, пустая баночка из-под йогурта, оторванная сапожная подметка или детская погремушка в форме клоуна. Самым необычным, пожалуй, был старинный пистолет, массивный курок которого был выкован в форме виноградной лозы, обвившейся вокруг кости.
Отколотую закладку Макар нашел почти сразу. Она лежала на пустой полке, находившейся над двумя заваленными. Кроме нее, на полке была высохшая ромашка. Она сильно свешивалась с полки, и только придавившая ножку закладка мешала ей упасть. Сентиментальностью Макар не отличался и к засохшим цветочкам был равнодушен. Отбросив ромашку

Ромашка могла быть того же сорта, что и огненная веточка, упомянутая в первой книге. Та, которая убивает любого прикоснувшегося.

он схватил камень, повертел его в руках и, дождавшись, пока закладка оживет слабой вспышкой, убедился, что внутри стрекозиные крылья.
«Есть! Нашел!»
Он уже опустил закладку в карман, когда что-то привлекло его внимание. Высохшая ромашка, лежавшая под ногами, прерывисто сияла. Лившийся от нее свет был таким ярким, что луч фонаря Макара сразу потускнел. Макар никогда не жаловался на память. Вот и сейчас он запоздало вспомнил, что такие же сухие ромашки видел однажды в кабинете у Кавалерии. А что, если и они сейчас тоже сияют, отзываясь полыханию этого цветка и заливая светом весь кабинет, а возможно, и этаж, потому что там-то ромашек много? «Шныровская сигнализация! А, чтоб вас всех! Не доверяете! Меры приняли!»

В ШНыре, который бросил Царевну-Лебедь в банальный ящик в углу? Где все на доверие? Как-то неверибельно.

погас. Потом метнулся к двери и прошел сквозь нее тем же способом, как и в прошлый раз. Держа руки с закладкой вытянутыми, он попытался взбежать по лестнице. Бесполезно! Несся, летел, задыхался, но не сумел подняться даже на первую ступеньку. Лишь усталость принесла ему ум. Обессилев, Макар остановился, понимая, что никуда отсюда не денется. Попался! Воображение услужливо нарисовало ему картину, как его попалят с ворованной закладкой. Гуманист Ул с гуманистом Максом поволокут его отсюда за шкирман, пока третий великий гуманист, Кузепыч, будет поджидать его наверху, постукивая по ладони бейсбольной битой.

Пусть положит на место крылья и всем рассказывает, что пытался добраться до двери. Если обыщут - найду Лебедя, он признается, а за Лебедя ему всё простят.

Отчаяние захлестнуло Макара. Все кончено! И из ШНыра вылетит, и крыльев стрекозы не добыл, а уж берсерки сумеют отблагодарить, потому что их закладку он тоже потеряет. Взять бы сейчас да и сдохнуть! Вся жизнь Макара в ШНыре пронеслась перед ним как уже свершившаяся. А ведь тут было хорошо! А пегасня! А нырок! А двушка ! А Гроза, которую он обожал всю целиком, от копыт до смешных, старушечьих волосков на верхней губе. Этими усиками она щекотала ему шею, выпрашивая сахар и сухари. Еще он вспомнил про Икара. Вот у Икара постоянно зудит культяпка его крыла, и никто, кроме Макара, почему-то не догадывается об этом. Или, может, догадываются, но слишком заняты, чтобы заниматься такой ерундой. Макар так ясно представил, как Икар вытягивает морду, как оттопыривает нижнюю губу, как в два приема заваливается на бок, чтобы удобнее было чесать ему культяпку, что даже протянул руку в пустоту, пытаясь погладить воздух.

Бедный Икар, всем на него плевать. Вот зачем ему оставили и культяпку, и здоровое крыло?

Опомнившись, что никакого Икара в подвале нет и быть не может, Макар обреченно опустился на ступеньку, опустил голову и… неожиданно понял, что это та самая ступенька, которая прежде упорно его не пускала! Торопливо он пересел на следующую ступеньку, подтянул ноги. Получилось! Он уже на второй! Еще рывок! На третьей! Возможно, лестница пропустила бы его и так, потому что дело было явно не в том, что он поднимался карманами вперед, но Макар из осторожности не менял способа и на все восемь ступенек вскарабкался тем же рачьим способом.
Бесконечные ступеньки наверх он пролетел без отдыха, зная, что спрятаться тут негде. Если кто-то пойдет ему навстречу – он влип. Каждую секунду Макару мерещилось, что он слышит шаги, и сердце начинало взрываться в груди. Но нет! Пронесло! Он уже выскочил из подвалов и, выбрав ведущий к столовой коридор, спешил туда, когда увидел, как в висевшем на стене зеркале мелькнула Кавалерия. Поняв, что она сейчас увидит его и по раскрасневшемуся, потному, не успевшему подготовиться ко лжи лицу обо всем догадается, Макар запаниковал и в слепом страхе толкнулся в первую же дверь.

Происходи такое в другом мире, он точно попал бы в женскую душевую и ему выцарапали бы глаза.

Это оказалась одна из двух дверей кухни, ведущая не в столовую, а сразу в коридор. Захлопнувшись за ним, дверь ударила его по лопаткам. Макар задохнулся в пару, поскользнулся на картофельных очистках, ткнулся локтем в кипящую кастрюлю и опять отпрянул в густой пар.
– Эй! – крикнул Макар. – Кто здесь?
Ему никто не ответил, и он сообразил, что сейчас та редкая минута, когда на кухне он один.
«Спрятать! Скорее спрятать! Вдруг Кавалерия тоже видела меня в зеркале и тогда…» Паника сама творит себе логику. Присев на корточки, Макар стал шарить. Рука зачерпнула бело-красную картонную коробку. В глаза прыгнуло крупное слово «СОДА». Сообразив, что соду используют нечасто, Макар торопливо затолкал закладку внутрь коробки и сразу вскочил, в спешке сбив плечом какую-то громоздкую, осыпавшую его мукой стекляшку, которая, как ему показалось, сама прыгнула на него с края стола…

▼краткое содержание⬍

▼Глава 23 Возвращение царевны⬍

Варвары дерутся как звери. Центурион ко мне придирается. Кормят скверно. У меня украли одеяло. Мама, прошу, вышли хоть несколько сестерций!
Письмо новобранца римского легиона,
I век до н. э.

Так. Во времена Юлия Цезаря легионер зарабатывал 10 ассов в день, а модий пшеницы стоил 12 ассов. Сестриций - это 2.5 асса. Итого паренек попросил у далекой мамы меньше своего денежного заработка... на конфетки, наверное.
Вообще это цитата - естественно, выдумка автора, в инете все ссылки только на неё.

На завтрак Рина пришла первой, потому что не было смысла ложиться спать. Да она бы и не уснула. Она сидела за пустым столом у окна, который никто еще не начинал накрывать, и медленно оттаивала. В который раз Рина замечала странную вещь: если человек из бегательной жизни переходит в созерцательную – например, вынужденно ожидает кого-то два часа в метро или просто долго сидит в одном месте, то ему начинают открываться неспешные законы времени. События, люди, картины сами наматываются на него, точно он клубок, а они – нити.

Да, но это ожидание в памяти потом сливается в ничто, так что лучше побегать и побольше запомнить.

Изредка выглядывала унылая девушка Надя, из кармана фартука которой торчала голова куколки. Надя вздыхала, страдальчески смотрела на потолок и удалялась следить, чтобы не подгорела каша. Постепенно столовая наполнялась. Дежурные пятерки торопливо расставляли тарелки. Дверь кухни хлопала и раскачивалась. Рине, ответившей на кучу вопросов, окончательно расхотелось спать.
– Я ощущаю себя главным героином ШНыра!

Внезапно столовую потряс страшный вопль Суповны. Помидорно-красная, кипящая, она выскочила из кухни, где все дымилось и стреляло.
– Порешу! Хто кокнул мою салатницу? Признавайтесь!
Столовая тревожно притихла. Вся, кроме Рины, слишком возбужденной своим ночным успехом и утренней популярностью. У нее, как у писательницы, периодически проявлялась привычка говорить о людях в третьем лице в стиле: «На губах у Фреды заблудилась усмешка» или «По длинному лицу Дани пробежала короткая дрожь».

:really:

Вот и теперь Рина не удержалась и ляпнула:
– Суповна со свойственной ей деликатностью осведомилась у юных шныров, не известна ли им причина трагической кончины ее любимой салатницы.

:really:

Случайно она сделала это слишком громко. Суповна повернулась к ней всем своим гренадерским корпусом. Сложно сказать, что у нее сработало в сознании. Хлипкий столик рухнул, сбитый мощным бедром.
– ТЫ, ЧТО ЛИ, САЛАТНИЦУ УХАЙДОКАЛА?
На укороченной нерпи вспыхнул сокол. Рина покорно ожидала смерти. Она как-то сразу забыла, что героиншам полагается быть героическими. Но тут откуда-то выскочил Сашка.
– Я! Я! Я! – поспешно крикнул он.
Суповна остановилась. Ее рукав дымился от контакта с раскаленным соколом .
– Чего ты? – не поняла она.
– Я разбил!
– Кого?
– Ну… эту… салатницу.
Суповна зловеще прищурилась.
– Ага… Вот оно как… Сознаешься, значить, чтобы скидка вышла?
– Да! – вскидывая голову, выпалил Сашка.
– Эге… И как она выглядела?
Сашка напрягся.
– Ну такая… с салатом…
– А зачем ты ее разбил?
– Да так, прикольно. Взял да и грохнул! – ляпнул Сашка, не забывая стоять между Риной и Суповной.
Рина зажмурилась, ожидая членовредительства. Однако Суповна убивать Сашку не стала, а выдохнула громкое «ха!», как лесоруб, разваливающий колуном колоду.
– Какой, к гарпиям свинячим, салат? Врать сперва научись, жених недоделанный! Ишь ты, прикольно ему! – неожиданно спокойно передразнила она, и, тяжело повернувшись, вперевалку ушла на кухню.
– Я в нее муку пересыпала! – сказала она уже в дверях. Рина благодарно стиснула «недоделанному жениху» запястье.

Исключая пару моментов, Сашка мне нравится. Хотя Гамова бить всё-таки не стоило.

Дверь столовой распахнулась. Появилась Кавалерия. Она задыхалась. На щеках полыхали пятна румянца. Кажется, ей пришлось долго бежать или подниматься. Подлетела к преподавательскому столику и о чем-то негромко сказала Кузепычу и Меркурию. Меркурий остался сидеть, только откинулся немного назад. Кузепыч же вскочил. Татуированный кулак сам собой стиснулся, синие буквы вспыхнули, проступили, и теперь всякий сомневающийся мог узреть, что это именно КУЛАК , а не что-нибудь там.
– Господа! О чем они говорят? У кого русалка заряжена? – прошептал Даня.
Кирюша засуетился, закатывая рукав.
– …там же, где был при Гае. Взяли, но не успели вынести! – зазвенел из русалки раздробленный магией голос Кавалерии. – Меня больше волнует, кто и как мог в него проникнуть… перекрыть все выходы из ШНыра! Если ведьмари соберут стрекозу… – Кавалерия замолчала и повернулась.
Замешкавшийся Кирюша спрятал сияющую русалкой нерпь под столом. Кавалерия вытянула руку и, несмотря на то, что их разделяло метров пятнадцать, Кирюша ощутил тычок в лоб. Это было предупреждение, причем очень внятное.

А сразу было не заблокировать?

Кроме их столика, никто больше не подслушал разговор Кавалерии с Меркурием и Кузепычем. Да и вообще мало кто понял, что стряслось нечто из ряда вон выходящее.

Ну да, для остальных-то бегающая Калерия в порядке вещей :sacrasm:

Рина с Сашкой наблюдали за Кавалерией. Они видели, что она ненадолго подошла к Улу и Яре и что-то шепнула им, после чего Ул и Яра стали обходить столики, будто невзначай оглядывая сидящих.
«Проверяют, кого нет», – сообразила Рина.
За их столиком были все. Ну, или почти все. Выскользнувший из-за колонны Макар тревожно озирался и отряхивал испачканную чем-то белым куртку.
– «Макар злодейски ухмыльнулся», – сказала Рина и тотчас шепотом спросила: – Хлеб, что ли, воровал?
Макар тревожно зыркнул на нее.
– Ну… ча… типа того…
– И салатницу ты кокнул?
– Салатницу? – Макар оглянулся на свое белое плечо и понял, что отпираться бесполезно. – А, ну да! Хотел две буханки свистнуть по-культурному, а тут эта дрянь на краю стоит!.. Ша! Достали уже, скупердяи! Все у них расписано! Скоро будем гулять! – и он отчаянно махнул рукой.

Ничего не понимаю. Суповна уже увидела кокнутую салатницу, а Макар только пришёл с белым плечом, не отряхнувшись? Сколько же он с ним бродил?

Вскоре после завтрака Кавалерия собрала весь ШНыр в БША – Большой Шныровской Аудитории. Аудитория была во многих отношениях уникальной. Долгие годы Кузепыч и Кавалерия с большой любовью собирали ее с миру по нитке и с бору по сосенке. Первые четыре ряда кресел до ремонта стояли в девятипоточной аудитории первого гуманитарного корпуса МГУ, с пятого по восьмой – в малом зале консерватории, а мягкие, из особого какого-то тяжелого дерева, кресла – вообще переехали сюда из бельэтажа Большого театра.

Они притащили в забытую богом аудиторию кресла редкого дерева, кого-то ещё и подставив :facepalm:

В последний раз они собирались здесь все вместе в начале января. Заглянув под стул, Сашка извлек пачку недопитого сока и понимающе ухмыльнулся. Дежурные не особо усердствовали: тут не пегасня. За плохую уборку БША из ШНыра не выкинут. Максимум схлопочешь пару десятков отжиманий.

Ну и срач же у них по всему ШНыру, исключая конюшню..

– Из шныровского сейфа похищена часть живой закладки с крыльями стрекозы . Если ведьмари соберут всю закладку, это изменит ход истории! – глядя поверх очков, сказала Кавалерия. За ее спиной со скрещенными руками стоял Кузепыч и, шевеля бровями-щеточками, сурово смотрел, как по столу первого ряда ползет отчаянный чокнутый жучок.
Шныры загудели, медленно осмысливая информацию. Интересный момент: сто человек всегда глупее одного. То, что один человек поймет за три секунды, он же в составе толпы сообразит не меньше, чем за минуту-две. А то и вообще никогда не сообразит.

Толпа и чуваки в аудитории, которые спокойно сидят - не одно и тоже.

– Похититель – один из нас! – сурово продолжала Кавалерия. – Закладка была украдена на рассвете, утром территорию ШНыра никто не покидал. В связи с этим мы приняли следующие меры: ограда ШНыра блокирована. Выпускаться из ШНыра будут только ныряльщики, причем не менее чем парой. Никаких походов в Копытово! Никаких поездок в Москву! Мы переходим на осадное положение!

А кушать они через пару дней будут друг друга.

Аудитория недовольно загудела.
– И чего теперь? Из-за одного урода всех наказывать? – крикнул с верхнего ряда Вовчик.
Кузепыч перестал шевелить бровями и вскинул лицо. Чокнутый жучок дополз до спасительной щели, где мог легко укрыться, на секунду замер, а потом развернулся и пополз обратно.
– Встань, кто это сказал! – приказал Кузепыч.
Вовчик забеспокоился.
– Зачем? А что, сидя нельзя?
– Встань, грустный пень! Мы же перед тобой стоим! – еще спокойнее повторил Кузепыч.
Вовчик поднялся, сильно кренясь и опираясь руками на парту, чтобы его соседям казалось, что он не встает и протестует. Кузепыч уловил этот протест и подался вперед.
Кавалерия успокаивающе коснулась его локтя.
– Не надо… Теперь ответ: никто никого не наказывает. Это вынужденная мера, Владимир. Или ты предлагаешь, чтобы я стояла у ворот и обыскивала каждого, кто выходит из ШНыра? – Голос у нее дрогнул.

Эм... а почему нет? Сгоните всех в аудиторию, закройте и обыскивайте ШНыр. В обычном случае это неприемлимо, но тут-то экстра-экстренный. А ещё, кстати, дайте вору вернуть украденное так, чтобы никто не узнал, что это он. Ну там все по очереди входят в комнату, где никого нет, и у них есть пара минут на то, чтобы бросить закладку не знаю, в какой-нибудь желоб, ведущий в ящик в другой закрытой комнате, у дверей которой стоит кто-нибудь надежный. Закладка укатится, следующий не будет знать, что её отправил предыдущий. Ящик проверить только после последнего человека...

В аудитории повисла звенящая тишина. Эта тишина нарушила коллективно-роевое сознание толпы, раздробила ее и, наконец, донесла до сознания шныров, как все серьезно. Лишь полминуты спустя Даня случайно зашуршал бумажкой и, испугавшись, накрыл ее ладонью.
– Я закончила. Просить вора сознаться не буду. Он наверняка знал, на что шел.

Блеать. Вор может быть испуган, на него могли надавить, он может и не хотел, а сделал. ШНыр же позиционирует себя как команду - так дайте руку оступившемуся!

Ее место занял Меркурий Сергеич. Правая рука Меркурия рубила воздух.
– Эх ты! Сдал нас ведьмарям. Они же пегов. Могут порешить. Кто украл. Не мужик. Крыса, – с презрением выговорил он, обращаясь к тому, единственному, кто прятался сейчас в толпе.

А если это девушка, то Меркурий априори считает её 2-го сорта?

Макар чуть не заскулил. Он так дергал себя под столом за большой палец левой руки, словно хотел его оторвать. Сидевший рядом Кирюша с интересом наблюдал за истреблением большого пальца. Когда Меркурий сказал «крыса», Макар, ощутивший, как душа его надулась тугим парусом решимости, начал привставать, но тут Кирюша охлаждающе шепнул:
– А чего сразу «не мужик-то»? Потому что «не баба» не имеет обидного смысла?

Кирюша подсветил, молодец. Хотя сам наверное не понял.

Парус души опал, позволив ей провиснуть. Макар выдохнул носом и опустился на место. Когда всех отпустили, он направился в пегасню к Грозе. Ни о чем не думая, почистил Грозу, накормил, а потом обнял за шею и уткнулся лбом в ее нос. Стригунок переступал с ноги на ногу.

Вот он уйдёт, и, получится, Гроза станет ничейным конём, как та же Дельта? Или можно забрать своего пега с собой?

Телефон у Макара заржал жеребцом, сообщая о приходе sms. Номер был неизвестным, а сообщение коротким и состояло из единственного слова: «Ну?» Макар выскочил на улицу и съежился между глухой стеной пегасни и осевшим от тяжести снега сарайчиком, в котором Кузепыч летом хранил корма. Сидя на корточках, он позвонил по номеру, с которого пришло сообщение. Ответивший ему голос был деятелен и приветлив. Макар узнал молодого берсерка – «правую руку» Тилля.
– И долго мы будем ждать?
– Это Макар!
– Я догадался. Где крылья?
Макар вскинул голову.
– Я не могу сейчас говорить! – прошептал он.
– Ты достал? Она у тебя?
– Да, но все выходы из ШНыра перекрыты…
– Плохо.
– Почему плохо?
– Объясняю просто. Ты в цепочке. Нет стрекозы – мое начальство дает по мозгам мне. Я даю по мозгам своим ребятам. Они дают по мозгам тебе. Закон цепочки.
– Но ШНыр закрыт!
– Это не моя проблема!

У ШНыра слишком большой периметр, чтобы охранять весь одновременно. Устройте бучу в одном месте, ждите закладку в максимально удалённом, получайте профит.

Макар хотел ответить, но на него упала тень. Он вскинул голову. Перед ним стояла Рина. С ней рядом Сашка откусывал от снежка, как от яблока. Очень мрачно откусывал.
– Ну пока, бабуля! Я тебя тоже люблю! Чмоки-чмоки! – торопливо крикнул Макар, сбрасывая звонок.
– Приятно, когда человек любит свою бабушку! – порадовалась Рина.
– Любовь к бабушкам – это мощно! – согласился Сашка. – Особенно когда бабушек любят за сараем, сидя на корточках и пряча голову между колен!..
Макар тревожно переводил взгляд с одного на другого.
– Подслушиваем, да? Неймется сволочам, да? – завопил он.
– Да, неймется. И голос у бабушки почему-то мужской! И кошек она предлагает скотчем обматывать! – с сожалением добавила Рина.
Макар запоздало сообразил, что у его телефона слишком громкий динамик. Если тщательно не прижать его к уху, слышно будет в пяти шагах.
– Она охрипла! Ты поняла, тупица! Охрипла она! – заорал он, действуя по обкатанному опытом принципу: громчи ори – сойдешь за потерпевшего.
Сашка перестал откусывать снежок и шагнул к Макару. Тот попятился.
– Не ори на нее! – сказал Сашка голосом, в котором улавливалось явное желание членовредительства.
– Так на нее же! Не на тебя!
– Воспринимай нас как двухголовое существо. Как Тяни-Толкая, – сказал Сашка, и Рина невольно задумалась, кто из них тянет, а кто толкает.

Очевидно, тянет она, но вообще они не о том думают. И да, кстати, где испытание их ШНыровского брака?

Продолжая что-то выкрикивать, чтобы не терять накрутки, Макар обернулся. Он сам себя загнал в угол. Место для схватки было неудобное. За его спиной громоздился старый шифер и стояли двухметровые железные столбики-трубы с двумя перемычками. Макар попытался схватить один из столбиков, но он был слишком громоздкий и вдобавок примерз к земле. Тогда он запустил в Сашку куском старого шифера. Уклоняясь, тот подался чуть вбок.
– Отвали! Порву! – заорал Макар и рванул мимо Сашки по глубокому снегу.
Тот успел сгрести его за ворот, сбил с ног и прыгнул на спину. Макар, матерясь, рванулся. Его лицо было под снегом. Он дышал снегом, кусал снег. Ощущал, как трескается обледеневшая корка и осколки ее забиваются ему за ворот. Оттолкнувшись ладонями от земли, Макар вывернулся. Сбросил Сашку, рванул рукав шныровской куртки и, задействуя магию, коснулся пылающего льва . Вновь метнулся к железной трубе, которая прежде казалась слишком тяжелой, и оторвал ее как соломинку. Занес над головой. Отчаянно завопил: «Уйди! Убью!» – криком пытаясь разбудить в себе злость. Злость пробудилась, но все равно как-то не до конца. Не так, как хотелось бы! Макар чувствовал, что ударить Сашку не сможет, и потому вместо «Уйди! Убью!» стал кричать «Не подходи!» и материться.

А могли бы попытаться и поговорить...

Сашка отпрянул. Карман Макара зацепился за торчащий из стены кусок железной арматуры. Смешно и жалко вывернулась подкладка. Что-то скользнуло по ноге Макара. Закладка, с помощью которой он проник в подземную комнату Митяя Желтоглазого! Макар запоздало сообразил, что пряча ту, другую, закладку, об этой он совершенно забыл! Не узнать закладку было невозможно. Особенно тому, кто когда-то своими руками утащил ее из точки «Запад».
– Царевна-лебедь! – воскликнула Рина.
Сашка и Рина бросились к закладке одновременно. Рина успела первой, и рукав ее куртки точно пламенем охватило. Это засиял проголодавшийся сирин , получивший, наконец, то, что было ему нужно.

Нет никаких гарантий того, что сирин сейчас не могла бы зажечь закладка Лабиринта. Царевна-Лебедь же не у ведьмарей...

Макар так и стоял с занесенной над головой трубой, издавая ненужные никому и никого не пугавшие вопли. От ворот пегасни к ним уже бежал Ул. Чуть позади полуудивленно-полугрозно хромал Кузепыч. Это был конец. Макар не стал дожидаться, пока они добегут. Он бросил в Ула трубу – высоко бросил, с запасом, чтобы не попасть, схватился за своего сирина и телепортировал. Ему было все равно: размажется он о защиту или нет. Говоря по правде, Макар даже не подумал об этом.
Кавалерия пришла через пять минут, вызванная по кентавру Улом. Вскоре появился и Меркурий. Кавалерия стояла, держа на ладони похожий на уголь камень из точки «Запад». Как и у остальных, ее сирин сиял от близости заряжающей закладки.
– Телепортации возможны. Новость хорошая. Сможем восстановить. Периметр. Ведьм Белдо ожидают. Сюрпризы, – сказал Меркурий.
Кавалерия кивнула, но в ее кивке не было радости.
– Мы думаем, что стрекозу украл Макар! А в сейф проник с помощью закладки с точки «Лебедь»! – громко сказал Сашка.

549242_zhil-otvazhnyij-kapitan-on-obezdil-mnogo-stran.jpg

– Вы так думаете или вы это знаете? – с особым упором на «вы», спросила Кавалерия.
Она смотрела не на Сашку, а на снег, словно он был достоин ее взгляда в гораздо большей степени. Край тонкой косички дрожал, точно хвост у гневающейся кошки. Точно так же дрожали и пальцы.
Рина не впервые замечала, что Кавалерия больше злится на того, кто осуждает или кто охотно приносит плохие вести, чем на того, кто совершил сам проступок.

Сашка не принёс плохие вести с охотой, блин. Просто поделился своими выводами.

Сергеич пыхтел в бороду. Усы окутывались паром дыхания.
– Надежда есть. С осколком закладки. Он телепортировать. Не смог бы. Закладка еще где-то. В ШНыре, – сказал он и присел на корточки, оглядывая оставленные Макаром глубокие следы. Из одного из следов вылезла пчела – крепкая, бодро шевелящая усиками. Очень живая и деятельная пчела для того, кто покинул ШНыр навсегда. Все сели на корточки и стали смотреть на ползущую пчелу. На снегу она казалась особенно яркой.
– Ну отчего так? Отчего к одним людям пчелы прилетают, а к другим нет? – с болью спросила Рина.
– Могу предположить. Начальные дары неравномерны. Некоторым дано увидеть и почувствовать что-то, а другим нет. К тем, кому дано, и прилетает пчела.
– Почему?
– Не знаю. Это моя гипотеза. Возможно, другие не сумели бы защищить то, что увидели бы и почувствовали.
– Но ведь многие срываются, гибнут, уходят!
– Да, срываются, гибнут, уходят. Но все равно имели шанс защитить, а другие не имеют. А уже за один этот шанс нужно платить.

С Макаром не всё кончено, и это хорошо.
Платить за предоставленный тебе кем-то шанс, который может и не нужен, а ты плати? Ну охрененьчик, ребятушки. Прямо готовы лозунг для обязательного призыва в армию. Вне этого - хуита 100-го левела.

▼пра Макара⬍

▼краткое содержание⬍

▼Глава 24 Клетчатый чемодан Лианы Григорьевой⬍

Вечером с запасного телефона Артурыча Долбушин позвонил своей заместительнице Лиане Григорьевой и договорился с ней о встрече. Лиане он верил. Ну насколько вообще мог кому-то верить. Больших нагрузок их дружба не выдержит, но Тиллю она его не продаст.

Ну если он ухитриться нагрузить их дружбу чем-то сильно большим, чем сейчас, то он будет героем.

Спускаясь в лифте, Долбушин оглядел себя в исцарапанном зеркале и остался доволен. Узнать его будет непросто. Шапка «здравствуй, лыжник!» натянута на самые брови. На подбородке редковатая щетина. Синяя «Аляска» Артурыча делает фигуру мешковатой. Зонт тщательно упрятан в футляр от спиннинга. На непоместившуюся ручку нахлобучен желтый пакет. Примерно так выглядит выбравшийся в город разведенный математик, забывший в московской квартире у бывшей тещи недописанную докторскую диссертацию.

Что-то вот за математиков стало обидно.

Кафе, в котором Долбушин встретился с Лианой, располагалось недалеко от метро и представляло собой нечто среднее между столовой и чебуречной. Официантки имели могучие плечи и, судя по виду, занимались когда-то регби или хоккеем. Зубчики вилок были заклеены древними макаронами. Такие вилки невозможно отмыть, потому что прежде их надо распутывать.

:really:

Лиана Григорьева сидела на одном из десяти имевшихся в кафе стульев и, скрестив на груди руки, тревожно озиралась.
– Здравствуй, вечно одинокая женщина! – сказал Долбушин, подходя к ней.
Лиана сдула со лба курчавую прядь. Сегодня она еще больше была похожа на Зинаиду Гиппиус с известного портрета.

Я не знаю, про какой он портрет точно, но мне этот нравится

– Не вижу повода для веселья. Я бедная женщина! Забочусь о себе сама! – строго сказала Лиана.
Шутки она понимала исключительно во внерабочее время. Сейчас же считала себя на работе.
– По-моему, ты хорошо справляешься.
– Возможно. Но когда женщина долго заботится о себе сама, она или необратимо добреет, или резко звереет.

Или заводит 40 кошек. Или 40 любовников. Или не заводит и живёт счастливо. Кстати, а если женщина заводит себе другую женщину, это к какой категории?

Причем переходы часто самые непредсказуемые… Но хватит обо мне! А то я войду во вкус и почувствую себя нужной. Вас не узнать, Альберт Федорович! Вам хочется подать копеечку!
– Это еще успеется. – Долбушин придвинул ногой стул и сел, прочно разместив между коленями зонт. – Как наши дела? Что с Андреем?
– Задето легкое. Не исключено, что у сустава будет ограниченная подвижность. Но, в целом, тьфу-тьфу… – Она поискала глазами обо что постучать.
Долбушин кивнул.
– Хоть один камень с плеч.

Хороший он наверно всё-таки мужик, этот Альберт.

Что Гай?
– Бодр. Руководящ.
– И чьими руками он водит?
Лиана Григорьева любовно посмотрела на свою узкую ухоженную ладонь, давая понять, что ее рука в число этих рук не входит.
– А Тилль? – спросил Долбушин.
– Тилль в больнице у сына. Пригласил столько светил, что они фактически стали темнилами. Жутко мешают друг другу. Один назначает лекарство, другой тотчас его отменяет. Кроме того, врачи запуганы насмерть: в палате полно охраны. Если с такой заботой парень выживет, это будет чудом.
Долбушин нахмурился. Радоваться чужому горю – накликать собственное.
– Жаль мальчишку. Что с ним? Авария?
– Ранили из арбалета.

Странно, что Гамов не использовал стрелу повеселее, у него же был ассортимент.

– Меня еще ищут?
– И очень активно. Раз Тилль начал варить кашу – теперь ему надо ее доваривать, иначе его решения обесценятся. Если бы Гай сказал «стоп», Тилль бы остановился, но он пока молчит.
Некоторое время оба смотрели в окно, где большая понурая дворняга внимательно нюхала колесо ярко-красного спортивного автомобиля.
– Твоя машина? – спросил Долбушин.
– Моей сестры.Вы сказали, чтобы я была осторожна. Я была осторожна,

Я бы немного поспорила про безопасность машины ближайшего окружения.

Одна из официанток принесла стакан, в котором, постепенно сливаясь с водой, плавал растворимый кофе. Темно-синий, с серебрянными звездочками ноготь ковырнул блюдце.
– Я заказывала кофе, а не бульон! Вы хотите, чтобы я это пила? – вежливо уточнила Лиана Григорьева.
Официантка ничего не хотела. Ей было все равно: выбулькает эта дамочка кофе себе в желудок или утопится в стакане. Она пожала плечами и перешла к соседнему столику. При ее приближении один из ветеринаров быстро спрятал бутылку под брючину, натянул на нее носок и, скрывая смущение, громко сказал:
– А вот крысу хоть оперируй, хоть не оперируй. Если ей надо сдохнуть – она сдохнет!
Другие будущие ветеринары шумно с ним согласились, выдыхая в ладошки.

Крыс вообще-то от новообразований вполне успешно оперируют, продлевая им жизнь, зачастую довольно значительно.

– А кто управляет нашим фортом? – спросил Долбушин.
Лиана Григорьева достала пудреницу и скромно посмотрела на себя в зеркальце.
– Вы знаете наших. Проще руководить тысячей павианов, чем десятью интеллигентами. Все эти улыбочки, полуулыбочки, пожатия плечиками, глаза, полные всемирной скорби… Прикрикнешь – вздрагивают. Забудешь лишний раз улыбнуться – смертельно обижаются. Расслабишься – мгновенно виснут на шее и поджимают ноги. Какое уж там руководство? По этой причине они и вам не помогают: разбились на партии и тихо ненавидят друг друга.
Долбушин улыбнулся.
– Ну-ну, Лиана! Что-то ты развоевалась! А что за партии-то?
– Первая партия убеждена, что надо написать Гаю коллективное письмо в вашу защиту и устроить сбор подписей. Вторая партия не возражает против подписей, но никак не может купить бумагу. Третья партия предлагает устроить сидячую забастовку рядом со штаб-квартирой Тилля. Четвертая партия не против забастовки, но боится, что их будут бить. Еще есть пятая партия. Милейшие люди. Сидят тихо, тайком пишут доносы Гаю и Тиллю и радостно ждут резни, надеясь, что она будет сопровождаться переделом артефактов.

Итого - пятую партию Долбушин, если вернётся, сметёт, а вот остальные 4 уже заслуживают если не доверия, то хотя бы интереса. В идеале все эти партии должны в случае попытки поставить нового лидера при жизни Долбушина немного ему ставить палки в колёса.
Да и фраза Лианы - по этой причине вам не помогает намекает на то, что в фортах его любят, но немного меньше, чем грызню.

Долбушин хмыкнул. У его заместительницы было уникальное свойство. Когда кто-то вел себя как зараза, она относилась к этому без раздражения, поскольку была уверена, что такое поведение естественно и от людей ничего другого ожидать нельзя. Вот только глобально такое неосуждение было хуже прямого осуждения.

Она не осуждала людей за их поведение = плохая? Ну что мне на это сказать...

– Да уж. Тиллю в этом плане проще, – признал Долбушин.
– Ну да. Подкинул ребятам псиоса и показал пальцем, кому вышибать мозги. А наши псиос возьмут, а как мозги вышибать – так духу не хватит.
– Не слишком вы любите наш форт, Лиана!
Григорьева оставила на сигаретном фильтре алый росчерк губ.
– Заставить меня полюбить мой форт – главная задача моего психоаналитика. Он, кстати, не только полный псих, но еще и аналитик!

Долбушин оглянулся на проходившую мимо официантку.
– Лиана! Я вчера не сказал. Мне нужны деньги. Наличными. Кредитки слишком легко отследить.
Лиана наклонила голову.
– Срочно нужны? – спросила она.
– Очень срочно.
– Очень-очень срочно?
– Крайне срочно, – ответил Долбушин сухо, не понимая, куда она клонит.
Лиана удовлетворенно кивнула.
– Я так и думала. Я умная тетенька! А умные тетеньки не верят мужчинам, которые приглашают их в такое замечательное заведение просто, чтобы напоить кофе.
– Лиана! Хватит разговаривать! Когда я смогу получить деньги?
– Да прямо сейчас, – сказала Лиана. – Сколько можно повторять, что я умная? Это уже пахнет назойливой саморекламой. Я все принесла.
Жестом, каким благородные дамы подбирают юбки, переходя через лужу, Лиана Григорьева приподняла край скатерти. Под столом стоял чемодан в серую клетку. Долбушин толкнул его ногой и присвистнул.
– Сколько тут?
– Называть сумму вслух? Здесь?
– Не надо. Сам посмотрю. Вообще-то, я не просил так много.

▼Посчитаем, что ли, сколько там может быть.⬍

Как ты дотащила его до машины?
– Чемодан с колесиками. Не забудьте вернуть его, когда он перестанет быть нужен. Это мой личный чемодан. Я купила его пятнадцать лет назад, сложив первые четыре стипендии.
– Ты можешь купить другой, – возразил Долбушин.
Курчавая голова запрокинулась. Лиана Григорьева не любила объяснять очевидное.
– Возможно. Но это будут другой чемодан и другая я, – сказала она.
Смахивая рассыпавшуюся соль, Долбушин провел рукой по столу.
– За деньги спасибо. Теперь еще одно. Ты узнала, о чем я просил?
Женщина с решительными ногами любила удивлять. Это было ее единственным хобби.
– Да. Ну вы умеете задавать задачки! Это стоило мне больших денег и огромных нервов! Его ищут многие, не только вы. Тилль, Белдо и Гай тоже в этом списке. Мне пришлось применять нетрадиционные решения. По ходу дела меня даже пытались сглазить, но, к счастью, я зевнула и заразила своего противника зевотой! – похвасталась она.
– И у кого он?
Лиана по столу придвинула к нему лист бумаги. Долбушин приподнял его и сразу отпустил, как опытный картежник смотрит карту.
– Ого, – сказал он. – Отлично!
– Вы уверены, что вам это действительно нужно? – тревожно спросила Лиана. – Из пяти последних попыток три закончились смертью. Поэтому его используют так редко.

Неплохой у Долбушина форт. Был бы плохой - они бы не петиции составляли, а за власть грызлись. А тут 4 партии за него, Лиана притащила астрономическую сумму...

– Ты жертва статистики, – заметил Долбушин. – В любом случае, два шанса мои.
– Да. Но один из двух оставшихся сошел с ума. Представляет себя пылесосом и ест мусор с пола. А был доктор философских наук.
– Тогда он легко мог сойти с ума по своим каналам! – Долбушин сунул лист в карман, зажал под мышкой зонт и встал, толкая коленями чемодан. Заместительница Долбушина тоже поднялась и стала безнадежно искать в огромной сумке ключи от машины. Женские сумочки устроены таким образом, что найти в них что-либо способен только мужчина-карманник.

Но только не женщина-карманник! :sacrasm:

– Вы изменились, – внезапно сказала Лиана.
– Почему?
– Вы сегодня улыбнулись два раза. Даже три.
– Раньше я разве не улыбался?
– Раньше вы скалились. В лучшем случае это можно было назвать судорогами лицевых мышц, – сказала Лиана. Как женщина, она порой позволяла себе то, за что мужчина поплатился бы головой.
Долбушин простился со своей заместительницей и покатил чемодан к метро. В квартиру Мамаси он вошел тихо, прокрался на кухню и, убедившись, что на ней никого нет, открыл чемодан. Кроме денег, в чемодане лежали шнеппер с десятью зарядами к нему, мобильный телефон и аптечка. Лиана Григорьева любила предусматривать все мелочи. Долбушин вытащил шнеппер и телефон, несколько пачек денег сунул в карман, а остальное вместе с чемоданом затолкал под стол.

У него уже и ключи свои, мимими..

Потом столь же тихо приоткрыл дверь комнаты. Эля ползала на четвереньках по ковру, часто заглядывая под него и громко говоря: «У-у!» Она была уверена, что под ковром кто-то прячется и хотела это существо напугать. Мамася правила рукопись, изредка закрывая глаза и массируя усталые веки.

Обязательно нужно вставить и рукопись, верно? И её вставили.

▼Скрытый текст⬍

– Жаль: не ломом!.. Роман закончился бы быстрее! Интересно, им когда-нибудь надоест нанимать на переводы студентов? Хотя студентам, конечно, можно не платить. И вообще никому можно не платить. Если человеку нравится писать, он будет писать и бесплатно, – пробормотала Мамася, исправляя «предмет женского туалета» на веер. Первый же абзац она вообще трогать не стала, только лениво вычеркнула слово «распустившаяся».
Долбушин остановился в дверях и долго смотрел на Мамасю и Элю, счастливых своей неспешной деятельностью. Его лицо было непроницаемым, но глаза отогрелись. Долбушин сам по себе был человек нерадостный, поэтому с такой охотой согревался чужой радостью. Любил, когда его окружают люди веселые и счастливые.

И, похоже, он совсем не против делать людей счастливыми.

Быть может, по этой причине ему так не хватало дочери. Аня всегда была сокровищницей восторгов и эмоций.

А не по причине того, что ей 16 и он ещё не готов её отпускать? Это вообще-то нормально.

Первым Долбушина заметила Эля. Издала радостное восклицание, но подбегать к нему не стала. На чаше ее внутренних весов Мамася раз и навсегда перетянула Долбушина. Он замечал это и порой сердито сдвигал брови, пытаясь что-то решить для себя. После Эли Долбушина обнаружила и Мамася, посмотрев на него поверх рукописи.
– Добрый день! Гуляли?
– Я, наверное, уезжаю, – сказал Долбушин.
– «Наверное» – плеоназм, тормозит действие. Лучше: «Я уезжаю», – отозвалась Мамася, существуя в редакторских мирах.
Долбушин смотрел на нее и улыбался. До Мамаси запоздало дошло, что слова могут иметь не только стилистический, но и семантический смысл. Совсем недавно она нетерпеливо ждала, пока эти непонятные люди оставят ее в покое, теперь же была сбита с толку. Тревожно вскинула голову.
– Минуту! Кто уезжает? Куда? Зачем? Я не понимаю!
– Я должен, – терпеливо повторил Долбушин.
Мамася оглянулась на Элю, прося ее о помощи. Однако Эля не спешила помогать. Перестав кричать «У-у!» под ковер, она где-то раздобыла маникюрные ножницы и отстригала от тапки розочку. Мамася пасмурно подумала, что и сама давно собиралась это сделать. Правда, засовывать розочку в цветочный горшок и поливать ее чаем она не планировала.
– И она тоже уезжает?.. Ей не нужны все эти переезды! – тревожно сказала Мамася.
– Согласен. Поэтому Эля остается у вас, – сказал Долбушин.
Мамася резко подалась вперед. С ее колен посыпались страницы рукописи.
– Где она останется?
– Не волнуйтесь: она не всегда будет такой. Мозг сохранен. Она быстро восстанавливает навыки. Года через два, если заниматься, развитие будет соответствовать средней возрастной норме. Так говорят доктора.

Чтобы через 2 года ребёнок превратился в девушку около 20 лет её нужно круглосуточно занимать, и нужна толпа врачей :dontknow:

– А если меня спросят, где я взяла ребенка? Есть же, в конце концов, государство!

Эля совершеннолетняя вроде, так что государству в общем-то плевать. С документами правда будет заковыка...

Долбушин заглянул под стул, однако государства там не увидел.
– С каких пор женщин смущают такие мелочи? Скажете, что принес аист.
– Очень смешно! Интересно, как я объясню это собственной дочери? Не слишком ли много вы на себя берете? Подбросили мне девочку! Приняли за меня решение!
– Сожалею. Но мне всегда казалось, что женщины втайне презирают мужчин, которые позволяют им принимать решения, – рассеянно отозвался Долбушин.

Скорее втайне презирает мужчин, которые так считают.

Долбушин повернулся к Эле: – А вот этого не надо! Брысь! Фу!
Услышав его голос, Эля перестала зубами отдирать от подошвы тапочки прилипшую конфету и втянула голову в плечи.
– Вы ее напугали, – с укором сказала Мамася. Она почти привычно пробормотала: «Нельзя!» – отобрала у Эли тапку и, успокаивая, обняла ее.
– Да, я забыл. На кухне под столом чемодан! Используйте эти деньги на лечение, – сказал Долбушин.
Долбушин потрепал Элю по голове, взял прислоненный к стене зонт, повернулся и вышел. Его сутулая спина временно стала практически прямой. Мамася что-то запоздало крикнула, но он был уже на лестнице.

Взял и ушёл. А Мамасе разбираться и с деньгами(если лечить Элю, то их надо легализовать!) и самой Элей.

▼краткое содержание⬍

Отредактировано (2016-10-04 05:33:15)

Анон · 2016-10-04 05:31:07

▼Глава 25 Нетопырь⬍

До Твери Долбушин добрался на такси. Водитель, шумливый и горячий человек, подпиравший животом баранку, лихо справлялся с гололедом, с риском для жизни обгоняя фуры. Всю дорогу он слушал шансон, так что когда Долбушин, наконец, выбрался из машины у входа в городской парк Твери, голова у него распухла до размеров Владимирского централа.

Я его понимаю :comfort:

Тверь Долбушин знал неплохо. Когда-то его родной дядя преподавал в Суворовском училище немецкий язык, юного же Долбушина засылали к нему на лето, чтобы он подтянул штаны и знания. Долгими жаркими днями Альберт в одиночестве шатался по городу, покупал в кондитерских половинки черного, болтался в книжных, бесплатно читая, а когда прогоняли, выбирался к Волге и шел мимо рыбаков с трескучими катушками, пока набережная не заканчивалась и не начинались отдельно валяющиеся камни, заросли кустов и кучки разбитого бутылочного стекла.
Постукивая зонтом, сегодняшний постаревший Долбушин быстро шагал по парку. Когда-то хитроватый дядя, не любящий его долгих отлучек, пугал Альберта, что в этом парке вся молодежь гуляет обязательно с ножами и как-то вечером зарезали сразу троих, так что, впечатленный этим, юный Долбушин обязательно прихватывал с собой кнопочный нож. Правда, нож ни разу не пригодился. Но и сейчас, много лет спустя, Долбушин ощущал, что страшилки дяди все еще живы в нем.

Неплохая и довольно живая деталь.

По широкой лестнице Долбушин поднялся на второй этаж и остановился перед металлической дверью. Он ожидал, что это будет жилая квартира, однако дверь украшала побитая табличка:
«Гадание на картах. Привороты.
Очистка кармы от первородного греха.
Предсказание судьбы – 100 % гарантия».

Первородный грех снят Иисусом... который, правда, может в этом мире и не существует. Но если нет Иисуса - то нет и первородного греха... если тут, конечно, не иудаизм повсеместный.

. Гадалка смешала карты и зевнула. У нее было смуглое, маленькое, красивое лицо, похожее на лицо египтянки. Она совсем не выглядела напуганной.
– Ну и чего вот вы сделали?.. Чего вот вам надо? – спросила она.
– Вас зовут Агния!
Гадалка быстро вскинула на него лицо, и Долбушин понял, что угадал.
– Вы ошиблись! Меня зовут Марина!
– Вас зовут Агния, – уверенно повторил Долбушин. – Вы боевая ведьма. Были подругой мага из форта Белдо и сами числились в его составе. Однажды ваш друг получил редкий уникум. Его предыдущий владелец умер очень оригинально. Смерть наступила от утопления в момент падения на линию высоковольтных передач в центре Москвы. Боясь, что у вас отнимут уникум, вы бросили форт и бежали. Через месяц ваш друг был найден в Новороссийске, в частном аквариуме. Как показала экспертиза, он был съеден не менее чем двумя крокодилами, которых, в свою очередь, сожрали не менее чем три акулы. При этом основной причиной смерти эксперты назвали пулевое ранение. Крупнокалиберную пулю бросили голыми руками во время отравленного поцелуя.
– Бред какой-то! – нервно сказала смуглая женщина, но не раньше чем Долбушин закончил.
Глава форта не спорил.
– Возможно, бред. Говоря откровенно, меня это не волнует. Вас искали, но вы сменили имя и перебрались сперва в Брянск, затем в Ростов и, наконец, сюда, в Тверь.

Вопрос - почему владелицу уникума не нашёл ни Белдо, ни Тилль с его страстью к таким вещам, ни Гай, зато нашла помощница Долбушина?

Гадалка завизжала, толкнула Долбушина узким плечом и попыталась прорваться в коридор. Бороться с ней глава форта не стал, лишь поймал ее за ногу изгибом зонта. Ведьма упала, с коротким криком вскочила и метнулась в угол.
– Боль… Ваш зонт… Я поняла, где видела вас… Поняла, кто вы!.. – крикнула она, задыхаясь.
– Тихо! – Долбушин предостерегающе вскинул ладонь. Произнесенное вслух имя тоже можно засечь, если Белдо настроил на него слухачей. – Я – это я. И пришел один. Ты не будешь больше пытаться меня… усыпить? Хотя бы до минуты, пока я объясню, зачем я пришел. Я тебе не враг.
– Правда? Вы же не станете меня обманывать? Такой роскошный мужчина не может лгать беззащитной женщине, не так ли? – запела ведьма, не отрывая от него взгляда. Ее красивое гибкое лицо перебирало маски. То становилось плаксивым, то робко улыбалось, то начинало расплываться и подмигивать. Она прощупывала Долбушина, проверяла на нем действие своей женской привлекательности. Кошка бродила вокруг клетки с канарейкой. Глава форта ощущал себя сейфом, который гладит нервными пальцами опытный взломщик.
Чтобы уничтожить или подчинить себе человека, опытной боевой ведьме нужно или вызвать у него суеверный страх, или заставить на миг увлечься.

Хм. Интересно. А в каком смысле увлечься?

– Мне нужен нетопырь ! – сказал Долбушин.
– У меня его нет! – поспешно ответила Агния.
– Я заплачу! Потом обязательно верну!
Ведьма засопела.
– Вы меня запутали! Говорят же вам, у меня его нет, а вы… Для серьезного разговора надо видеть глаза человека! Поднимите лицо!
На всякий случай приготовив зонт, Долбушин поднял лицо. Агния шагнула к нему так близко, что, казалось, еще немного и их лица соприкоснутся. Пускать ее в сознание Долбушин не стал, лишь слегка его приоткрыл. Сознание человека – вещь сложная. В нем есть парадные залы, где все красиво, надуто и прибрано, где по углам расставлены выгодные темы для разговоров и где принимают гостей, и есть крошечные комнатки со скелетами, куда не только постороннего не пускают, но и сами лишний раз не заглядывают, чтобы не испортить себе настроение. Долбушин был уверен, что Агния не пойдет дальше парадных комнат, но она набралась наглости и скользнула дальше. Ему пришлось замахнуться на нее зонтом, чтобы она отступила. Агния долго пыхтела, играла лицом, сомневалась. Потом махнула рукой:
– Хорошо, допустим, вы меня убедили! Но заплатить придется вперед! Не поймите меня превратно. Обычно я вперед не беру, но тут случай особый. С трупа уже ничего не возьмешь.
Долбушин протянул ей деньги. Ведьма пересчитала и, стянув резинкой, убрала в карман.
– Щедро. Гаданием столько не заработаешь, – признала она.
– Считаешь, нетопырь меня прикончит? – спросил Долбушин.
Ведьма улыбнулась. Зубы у нее были мелкие, белые. Глазные выступали, передние, напротив, вдвинулись внутрь. Долбушин невольно вспомнил зубы нетопыря . Всякий уникум постепенно преображает человека, делая его похожим на себя.

То есть Калерия похожа на скипетр, кто-то на седло, а кто-то вообще на череп со стрелой?

– Как этот уникум действует? – спросил Долбушин.
Ведьма потрогала кончик смуглого носика.
– Ну… Нетопырь позволяет сознанию облечься в любую плоть путем последовательных перемещений. Понимаете механизм?
Долбушин мотнул головой.
– Вас кусает комар. Тело остается лежать на земле, а вы становитесь комаром. Комар садится на собаку – и вот вы уже собака. Собака пробегает несколько километров и кусает за ногу сторожа. Ваше сознание перетекает в сторожа. В теле сторожа вы злодейски похищаете из магазина две пачки пельменей и прячете их под камнем в глухом лесу. Потом сторож вновь ловит собаку и…
– …кусает ее? – попытался угадать Долбушин.
– Не думала, что у вас такие фантазии! Достаточен любой контакт с кожей объекта. Даже не укус, не слюна – просто прикосновение. Собака хватает кошку, кошка – ласточку, а ласточка вновь прилетает к вашему телу и садится ему на лоб! Тело преспокойно оживает и отправляется в глухой лес за теми самыми пельменями!
Долбушин подумал, что получить пельмени он мог бы и меньшей кровью.
– А в чем тогда риск?
– Рисков множество. Комара могут прихлопнуть. Вы умеете быть комаром? Лично я – представления не имею, как они летают или каких опасностей должны избегать. Опять же, если собака попадет под машину – сознание не перетечет в ее колеса, а просто-напросто погаснет. В секунду смерти ваше первоначальное тело, как нитка за иголкой, стремительно проходит все предыдущие превращения, пока не остановится на последнем. Отсюда и возникают на орбите Земли утопленники с кинжалом в спине. Я смогла объяснить?

Хитрый уникум, позволяющий остроумно стравливать людей. Кстати, а как себя чувствует сознание того, в кого переселились?

– Теперь-то ты скажешь, как им пользоваться? – спросил глава форта.
– Ничего сложного! Возьмитесь одной рукой за правое крыло, а другой – за левое. Морду нетопыря поднесите ко лбу! – сказала Агния рассеянно. Почему-то взгляд Долбушина встревожил ее.
– И?..
– … цепочка превращений будет запущена! Удачи!..
Долбушин отчего-то медлил. Он оглядел комнату. В углу стоял приоткрытый металлический шкаф с многочисленными круглыми отверстиями для вентиляции.
– Занятная конструкция! – сказал Долбушин. – Местные умельцы делали? Позволите взглянуть?
Он выдернул из шкафа две мешавшие полки и увернулся от похоронных табличек, картонных макетов надробий и золоченых завитушек для оград.
– Что вы делаете? – удивленно вскрикнула Агния.
– Забочусь о вашем комфорте. Задохнуться здесь нельзя, а вот места мало.
– Задохнуться?
Прежде чем ведьма сообразила, что означают эти слова, Долбушин сгреб ее изгибом зонта за шею, затолкал в шкаф и захлопнул дверцу. Агния визжала и колотила по стенкам. Шкаф страдал и трясся заклепками, однако ведьму выпускать не собирался.
– Отнеситесь к этому с юмором, как к ступеньке жизненного опыта! – сказал Долбушин, доворачивая ключ еще на один оборот. – Небольшая страховка. Нетопыря я верну.
– Ты умрешь! Сгинешь! Будь ты проклят! Я тебе поверила! – прошипели из шкафа.
– Это я тебе едва не поверил… Тебе мало было нетопыря , но напоследок ты захотела еще и мой зонт, чтобы сторговаться с Тиллем. Да и Белдо за зонт, пожалуй, вернул бы тебя в свой форт!
Шкаф перестал вздрагивать. В одном из отверстий Долбушин увидел черный блестящий глаз.
– Неправда! – прошипела Агния.
– В правом рукаве у тебя керамический нож, – продолжал Долбушин. – Хороший, легкий, очень тонкий нож, который нельзя прощупать ни магией, ни сканерами. Вытаскивается зацепом пальца за кожаное кольцо. Ты вогнала бы мне его в шею сразу после укуса нетопыря . Ты даже наметила место: чуть ниже кадыка.

Глупо сообщать ведьме, что он знает истинные желания каждого, кому посмотрит в глаза. Ведьма же смотрела ему в глаза дважды. В левой руке он держал зонт, пальцы правой осторожно сжимали холодного нетопыря .
– Все хорошо. Скоро я приду, и ты будешь видеть. Остались две-три мелочи, – сказал он вслух. Он часто разговаривал с умершей женой. Ощущал ее рядом. Порой ему казалось, он слышит ее дыхание. Не мог только прикоснуться.

:creepy:

– О, земеля! А я по городу ношусь! В Москву случаем не надумал? За полцены довезу!
Долбушин открыл дверцу и сел, надежно устроив между коленями зонт.
– Так что? В Москву? – с надеждой спросил водила.
Не слушая его, Долбушин уставился на сизое, налитое здоровьем лицо.
– Когда тебя в последний раз кусали комары? – спросил он.
Таксист поскреб ногтем щеку.
– Так это ж… Откуда зимой комары?
Долбушин кивнул.
– Комаров нет. Без собак и ласточек тоже, думаю, можно обойтись. Ничего не поделаешь! Культурную программу придется сократить.
– И что? В Москву?
– Кубинку знаешь? Гони в Кубинку!

От берсерка к берсерку до секретаря Гая?

▼краткое содержание⬍

▼Глава 26 Пачка соды⬍

Мы часто существуем по закону конечной плоти, которая знает, что рано или поздно сгниет в деревянном ящике и которая всеми силами отодвигает этот момент, стараясь попутно получить побольше разнообразных удовольствий, любой ценой сохранить жизнь и здоровье и избежать всех возможных отягощений и неприятностей.
Йозеф Эметс

Эм... кээп? :hmm:

– Доброе, Надя, утро! – сказал Гоша.
Надя перестала отмывать плиту от пригоревшего молока и оскалилась. Вот он – главный гаденыш ШНыра! Стрижечка коротенькая, а сбоку завязанная ниткой прядь – мышиный хвостик. Небось есть время завязывать, а у нее голова две недели не мыта. Да и какое утро? Это для придурков одиннадцать часов дня утро! А для нее это шестой час на работе!

Если у неё нет времени 2 недели помыть голову и никто это не замечает, то её окружают какие-то мудаки.

– Сгинь!..
Гоша с готовностью повернулся спиной, собираясь последовать ее совету. Спохватившись, Надя метнулась к двери, преграждая ему путь.
– А ну стой! Куда? Работай давай! Мусор хоть вынеси! – заорала она.
– Я бы, Надя, с удовольствием! Но мне, Надя, нужно выполнить важное поручение Кузепыча! – с грустью сказал Гоша.
– Какое? Ну? Ну?
Гоша на мгновение закатил глазки, и Надя поняла, что он не придумал еще это поручение.
– Ты не поймешь, это чисто мужская работа.
– Ну говори, говори!..
– Кто, я? Перебрать инструмент в кладовке, разложить… э-э… саморезы по банкам. Эй, что ты делаешь?
Надя схватила кетчуп, вылила его себе на ладонь и от всей души ляпнула по майке Гоше рядом с надписью: «Тут бьется сердце Гоши! » У майки мгновенно стал такой вид, словно ее хозяина убили из пулемета.
– Ты чо, с глузду съехала? Истеричка! Лечиться надо! – Гоша пулей вылетел из кухни.

Давно бы его так...

Огромная шныровская плита, на которой одновременно умещалось четыре котла, никак не отдиралась. Особенно сопротивлялись участки между неснимаемыми конфорками, куда не подлезала губка. Надя присела на корточки и пошарила рукой там, где у нее стояла коробка с содой. Подняла, перевернула, хлопнула ладонью по дну и… На плиту с негромким стуком вывалился длинный камень, облепленный содой. Про себя обозвав Гошу придурком, ибо его шутки имели сотни разновидностей от откровенно дебильных до слабо идиотических, Надя взяла камень в руку и размахнулась, собираясь забросить в мусорное ведро. Однако прежде чем камень оторвался от руки, он вспыхнул и озарился. Удивленная, она присела на корточки и стала его разглядывать. Надя никогда не ныряла, однако достаточно слышала о закладках, чтобы сообразить, что оказалось у нее в руках. Опасаясь слиться, она бросила закладку на пол, но после снова взяла. Сияние не доставало до краев камня и пальцев Нади не касалось.
Надя понятия не имела, как закладка оказалась в соде. Равно как и о том, что из бывшего убежища Митяя Желтоглазого недавно пропало нечто очень ценное. Она была, пожалуй, единственной, кого котлы и выварки не отпустили на недавнее общее собрание.

:facepalm: На собрание такой важности кто-то не пошёл.

Надя понимала, что закладку, конечно, придется отдать Кавалерии, но не сразу. Можно оставить ее на денек и хотя бы ненадолго, но ощутить себя настоящим шныром.

А нырнуть для этого ощущение не судьба, раз хочется?

По свойственной ей чистоплотности, Надя подержала закладку под струей воды и немного поработала щеткой, очищая ее от следов глины и песка. Стрекозиные крылья призывно полыхали, откликаясь ее руке. Надя погладила закладку, как гладят котенка, после чего, очень довольная собой, спрятала ее в карман. Хочешь не хочешь, а пригоревшее молоко звало ее, как зовет боевая труба. Из кармана фартука у Нади выглядывала кукла Жомочка. С ней невозможно было не поделиться.
– Я нашла закладку! – захлебываясь восторгом, сообщила Надя Жомочке. – Ну разве это не чудесно?

Пони поняла, что около передающей ведьмарям части Жомочки кто-то сидит и слушает бредни Нади.

Двадцать минут спустя на кухне появилась Суповна. Она была не в духе и сыпала такими словами, что боцманы морского флота краснели бы как институтки. По сильной хромоте и желтоватому лицу Надя определила, что у Суповны опять разболелась ее коленка.
– Чтобы эту табуретку… ее мамашу и папашу… и дедушку этого папаши… ох сил моих больше нетути… каждый шаг в мозгах умкается… – Суповна увидела Надю и, остановившись, пасмурно спросила: – …плиту-то, девка, помыла?
– Да, – сказала Надя.
– И что, отмылась?
Надя оскорбленно выпрямилась.
– Да!!!
Суповне ее интонация не понравилась.
– А ты на меня бешеной овцой не смотри! Я у тебя тухли не крала! А чтоб ты себя не жалела, смотайся-ка ласточкой в Копытово! Приправ купишь… перца там… горошка десять банок… уксуса бутылок шесть… чая пачек двадцать… лаврушки… сухой горчицы… да таз новый пластиковый поищи! Наш-то треснул! Да в аптеку забеги, если открыта… спроси там мазюкалку какую для моей коленки. Деньги, вон, в коробке возьми!
Из бешеной овцы Надя мгновенно превратилась в овцу умирающую.
– И все я?! Я одна не дотащу!
Но Суповна уже и сама сообразила, что из-за пропажи закладки одиночные выходы из ШНыра запрещены Кавалерией.

А вдвоём закладку, естественно, никто выносить не станет :sacrasm:

– Хрю-хрю!
Надя и Суповна обернулись. В дверях замаячило (но можно написать и «заманьячило») длинное вежливое лицо Дани. Повышенное внимание к его скромной персоне смутило Даню.
– Не обращайте на меня внимания! Я хрюкал абстрактно, в общегуманитарном смысле! Хм-хм… Я к вам с просьбой! Не найдется ли у вас некоторое количество подсолнечного масла? Не в целях утоления голода, а как… Эй, что вы делаете?
Даню не дослушали. Сгребли, развернули, набросили на плечи висевший на кухне безразмерный полушубок Суповны, и пять минут спустя он уже бодро трюхал к ограде ШНыра. Все выходы из школы были заблокированы, кроме въездных ворот, которые открывал лично Кузепыч. Вот и сейчас Кузепыч грозно прохаживался у ворот, нянча в скрещенных руках обрез карабина.
– Куда идем? – спросил он, строго глядя на Даню.
– Да я, собственно, не составил еще полной картины маршрута! Вероятно, в населенный пункт… – забормотал Даня, пытаясь, насколько позволял его рост, спрятаться на спиной у Нади. В конце концов, он во всей этой ситуации лицо незаинтересованное – просто реквизированная лошадка для перевозки грузов.
Надя бесстрашно подошла к Кузепычу и, пальцем отодвинув ствол карабина, который он, впрочем, на нее и не нацеливал, решительно произнесла:
– За продуктами! По поручению Суповны!
Кузепыч заворчал, что Суповна ему не указка. Надя кивнула и повернулась к нему спиной.
– А… ну вот и хорошо! Мы ей так и скажем! Идем, Даня! – сказала она с милой улыбкой.
Сообразив, что его ждут громкие разборки с мирной и тихой старушкой, Кузепыч струсил и поспешно догнал их.
– Э, нет! Ты это, дождливый пень, шутки-то понимай!.. Идите, но чтобы осторожно там!..

Дааа, враг не пройдет. Охранный периметр 1000-го левела.

Они прошли всю дорогу до Копытово и уже заходили в поселок, когда навстречу им неторопливо вывернул белый автомобиль. Надя отодвинулась, пропуская его, однако автомобиль проезжать не стал, а остановился метрах в десяти. Дверцы распахнулись. На дорогу неспешно вышли двое мужчин. В этом не было еще ничего особенного. Ну вышли и вышли, может, сюда и ехали или понадобилось что. Однако с высоты корабельного своего роста Даня издали сумел заглянуть в машину и на заднем сиденье увидел арбалет.
– Берсерки! Уходим! – крикнул он и, схватив Надю за руку, рванул к ШНыру.
Бег Дани представлял собой не столько бег в общепринятом смысле, сколько верблюжью рысь. Недаром в школе его дразнили «скаковым верблюдом». Надя волоклась за ним по воздуху, изредка касаясь ботинком земли.
– Лев! Лев! – кричала Надя.
У самой Нади нерпи не было: она осталась в ШНыре, в верхнем шкафчике на кухне, где за банками с мукой Надя хранила свои сокровища.

Именно поэтому она всё чистила руками, полагаю.

Берсерки вскочили в машину. Даня услышал, как взревел мотор. Четыре колеса это всегда больше четырех ног, пусть даже и долговязых. Каждую секунду Даня ждал, что их догонят и собьют, однако время шло, а их все не нагоняли. Начиная задыхаться, Даня повернул голову. Берсерки неспешно ехали за ними, высовывая головы в открытые окна машины и скалясь.
«Развлекаются! – понял Даня. – Знают, что с дороги нам никуда не деться. Снегу в поле по пояс! Хотя разве машина проедет по снегу, пусть она даже и джип?»
Больше не сомневаясь, он рванул Надю в снег и пошел чертить ногами-циркулями, укорачивая путь к лесу. Берсерки уткнулись бампером в снежный бруствер, оставленный уборочной техникой, загудели и остановились. Оглянувшись, Даня увидел, что оба вылезли из машины. В руках у одного был заряженный арбалет, однако он не стрелял и держал его опущенным.
«Неужели только пугали?» – удивился Даня, замечая в небе две стремительно увеличивающиеся точки. Вскоре стали видны раскинутые крылья и тупоносые морды. Гиелы стремительно приближались. Уйти от них по глубокому снегу было нереально. Вскоре одна гиела опустилась на снег прямо перед ними, пробежала несколько шагов и, провалившись задними лапами, зарычала. С ее спины спрыгнул молодой широколицый берсерк, чем-то слегка похожий на Ула. Еще один берсерк, маленький и угловатый, с обросшим ржаво-рыжей бородой лицом, посадил свою гиелу сразу за их спинами.

– Привет, шныры! – Ржавобородый не кричал, а, скорее, громко и насмешливо говорил. – Бегать-то от нас зачем? Хотим поговорить.
– О чем? – крикнула Надя, поскольку Даня так вымотался, что кричать не мог. Мог дышать и растирать по лицу снег.
– О том, что у тебя в кармане. Давай закладку и топайте отсюда!
Надя вцепилась Дане в руку. Он ощутил ее горячие пальцы.
– Какую закладку? У меня ничего нет!
– Да в кармане она! Перед носом у куклы! Я заберу! – Широколицый берсерк рванулся к ним.
«Жомочка? Но откуда он знает про…» – додумать до конца Надя не успела. Берсерк сгреб ее за плечо. Надя рванулась, неуклюже откинулась и завалилась в сугроб. Берсерк, не удержавшись, упал на нее. Падая, он выронил пульт электроповодьев, и сразу же его разгоряченная гиела набежала ему на спину, мордой пытаясь дотянуться до Нади. Втроем они барахтались в снегу, который гиела раскидывала лапами. Ржавобородый что-то гневно кричал, не рискуя приближаться. Его собственная гиела рвалась в свалку. Хозяин едва удерживал ее ударами тока. Наконец молодой берсерк нашарил в снегу выпущенный пульт.
– Издохни, дрянь! – взвизгнул он.
Полыхнула острая голубоватая вспышка – пугающе долгая, трескучая, как электросварка, опоясавшая морду гиелы вдоль челюстей и выжегшая шерсть по кругу. Гиела заскулила, завертелась и, отскочив, ткнулась дымящейся мордой в сугроб. Даня понял, что сила разряда регулируется и что этот разряд – предельный.
– А ну прекрати, болван! Ты ее так прикончишь! – крикнул ржавобородый.
– Это она меня едва не прикончила! Чуть зубами не впилась!
– Прекрати, тебе говорят! С Гаем хочешь объясняться?
Широколицый в последний раз злобно ударил гиелу током и только тогда отпустил палец. Гиела лежала в снегу. Ее задние лапы подрагивали. На кожистых перепонках крыльев обозначились темные венозные узлы.
– Ничего! Очухается! Они живучие! – пробурчал молодой берсерк.

На самом деле, учитывая плодовитость гиел(Гавру полгода, а он ещё котёнок глупый, у своей матери он был единственным детенышем и это норма), плюс то, как обращаются у них с беременными самками - ему бы поосторожнее быть.

Пользуясь заминкой, Надя, которую берсерк придерживал коленом, рванула из кармана закладку. Камень застрял: ему мешала кукла Жомочка. Казалось, она старается обхватить закладку фарфоровыми ручками, накрыть его тряпичной юбкой. Надя раз за разом дергала острый камень, пока наконец Жомочка не уступила и вместе с вывернутой подкладкой не оказалась снаружи.
– Лови! – отчаянно крикнула Надя и вместе с запутавшейся куклой бросила Дане закладку.
В воздухе закладка и Жомочка наконец разделились и летели по отдельности. Даня заметался, не зная, что он должен ловить. Наконец поймал камень двумя руками и, прижимая к груди, наклонился за куклой. Ржавобородый уже бежал к нему, проваливаясь по колено. Потом остановился и потянулся к топору. Даня застыл с распахнутым ртом, неотрывно глядя на топор. В глазах – покорность забиваемого кролика.
– ТЕЛЕПОРТИРУЙ! Спасай закладку! – заорала Надя, вкладывая в этот крик все свое мужество – и прошлое, и настоящее, и будущее. Наскребая его, как Суповна порой наскребала приправы, разрывая, тормоша и встряхивая заведомо пустые пакетики.
Даня потянул рукав и схватился за полыхающего сирина . Сияние окутало его, смешивая и дробя. Секунду спустя топорик без препятствий прошел сквозь рой крошечных шариков, сохранявших еще контур человеческого тела.
Затоптанная Жомочка осталась в снегу. Она лежала, смотрела в снег распахнутыми фарфовыми глазами и, казалось, удивлялась всему, что с ней происходит.

Вот так в один день ведьмари потеряли и закладку из-под носа, и своего очередного шпиона в ШНыре. Вместо стационарных они что-то постоянно одноразовые, то есть однокнижные используют.

▼краткое содержание⬍

▼Глава 27 Персидская княжна⬍

Вначале Даня понял, что он жив. Потом, что стоит у красного кирпичного забора, качается и, чтобы не упасть, держится за него рукой. Левее находились полукруглые воротца, ведущие в парк. Даня представления не имел, куда он попал, поскольку перед телепортацией от ужаса не успел представить места, куда должен перенестись.
– Ага! Попался! – торжествующе крикнул кто-то, и Даня почувствовал, что его схватили за рукав.
«Ну вот и все! Хоть бы поскорее все закончилось!» – подумал он, с обреченным облегчением закрывая глаза, чтобы принять удар топора.
Время шло, а Даня был все еще жив. Рукав, однако, продолжали назойливо дергать. Даня осторожно приоткрыл один глаз. С ним рядом, привстав на цыпочки, подпрыгивал маленький краснолицый старичок, чей лоб едва доставал ему до локтя.
– Клеют и клеют! Заставить бы тебя зубами отдирать! – азартно попискивал он.
– Кого? – отупело спросил Даня.
– Рекламу эту вашу поганую! Думаешь, я не видел? Выскочил не пойми откуда и сразу к забору!
Показывая гномистому старичку ладони, чтобы тот убедился, что у него нет клея, Даня обнаружил в правой руке закладку. Телепортация заставила камень потемнеть и покрыться мелкой сеткой трещин, однако стрекозиные крылья мерцали, как и прежде.

И опять зарядили сирина. Но вообще телепортироваться без направление - это, как мне помнится, почти в любой книге ебанизм.

Он дошагал до озерца, похожего на восьмерку, стянутую в талии псевдояпонским мостиком, повернулся и по соседней аллее направился к выходу, соображая, где он находится и как ему вернуться в ШНыр. Внезапно из кустов на него кто-то прыгнул и, зашипев, сбил с ног. Пытаясь освободиться, Даня схватил противника за кисть и нащупал нечто кожаное, шнурованное, похожее на отрезанную часть рукава с металлическим переплетением. Сообразив, что это нерпь , Даня дальновидно прекратил сопротивляться.
– Ниже бошку! – прошипел знакомый голос. – Ты что, не видишь, куда прешь? Головка не бо-бо?
Его, наконец, отпустили. Повернув голову, Даня увидел худое небритое лицо – грязное, злое и знакомое.
– Родион?
– Тихо, тебе говорят! А если тебя увидели? Ты прямо на них перся!
– На кого?
Родион сгреб его за ворот и дернул вверх. Вначале Даня не увидел ничего особенного. Далекие дома, блестящие крыши. Затем сквозь переплетение красноватых побегов кустарника Даня разглядел четыре фигуры. Приближались они цепью. Впереди настороженно держался грузный мужчина с ярким пакетом из гипермаркета. За ним еще двое – быстрые, худощавые. У одного на правую руку наброшена куртка, у другого кисть скрывает развернутая газета. Позади всех шагал небрежно и ярко одетый человек, толстенький, с круглыми щеками, в лыжных штанах и смешной шапке с алым пумпоном. Шел осторожно и старался наступать в чужие следы, чтобы не намочить ботинки. На правом запястье – широкий браслет, поблескивающий, когда на него падает солнце. Его лицо Даня разглядел не сразу. Вначале оно долго оставалось прыгающим пятном. Когда же пятно сделалось лицом, Даня почувствовал, что ему тревожно и даже больно смотреть на него. Заныли виски.

Из огня да в полымя.

– Не смотри на него! Он чувствует!
– Кто «он»?
– Боевой маг из бывших шаманщиков. Я слышал о нем. Имя какое-то дурацкое, типа Тетпетктет. Думаю, изначально это имя эльба, которое он принял. Видишь, у него браслет для телепортаций? У ведьмарей таких штук восемь. Кому попало их не выдают.

Телепортируются у ведьмарей 8 человек, а арбалетами пользуются все. Нелогично.

Что ты здесь вообще забыл?
Даня приподнялся на локтях, соображая, с какого места истории начать. Во всех жизненных обстоятельствах он предпочитал обстоятельность.
– Видите ли, господа! – начал он. – Сегодня утром я проснулся примерно в семь часов. Потом я…
– Потом я тебя убью! – перебил Родион.
– За то, что я проснулся в семь часов?
– За то, что ты вообще проснулся! А это что, эльб меня побери? – Родион разглядел в ладони у Дани кусок песчаника и коротко выругался. Песчаник такой формы встречается редко, особенно с полыхающими внутри крыльями. Обознаться невозможно!
– Где ты ее взял?.. Неважно! Теперь я знаю, почему ты здесь оказался! – сказал Родион глухо. – Ты телепортировал с закладкой?
– Да.
– Пункт не задавал?
– Не успел.
– Это тебя и спасло. Если бы задал пункт, рассеяло бы. Кто с закладкой телепортирует? Это как с зонтом с небоскреба прыгать.
– Почему размазало бы? – озаботился Даня.
– Закладка сама решает, где ей хочется оказаться. Конфликт двух воль во время прыжка заканчивается пятном на асфальте…

То есть в первой книге Афанасий, предложивший Полине/Яре телепортироваться с атакующей закладкой и так уходить от Долбушина, предлагал девушке изощренное самоубийство?

– Бери закладку и шуруй отсюда не останавливаясь! Перелезешь через забор. Там будет трамвайная линия, а дальше дома. Если сядут на хвост, заскакивай в любой открытый подъезд. Кричи, бодай двери, вопи «Пожар!» – только чтобы открыли. Лучше получить в глаз кулаком, чем топором. Если получится укрыться, связывайся по кентавру с Кавалерией, Меркурием или Улом. Они найдут, как тебя вытащить.
Родион разжал Дане руку и всунул в нее закладку.
– Не вскакивай! Отползи! Они рванут за тобой, если увидят.
Даня начал отползать, но снег был глубоким, и его отползание больше напоминало бег на четвереньках.
– Как они меня нашли? – спросил Даня, поворачивая голову.
Родион ухмыльнулся.
– У тебя мания величия! Есть такое хорошее русское слово: никак. Тебя не искали. Искали меня.
– Зачем?
– По-моему, это и так ясно. Если не можешь превратить шныра в союзника, преврати его в труп. Посмотри на мою ногу!
Даня трусливо перевел глаза ниже и увидел серый десантный ботинок. Другая ступня Родиона была туго обкручена тряпкой, в которой узнавалась не то бежевая юбка, не то плотная пайта. Ткань пропиталась высохшей бурой кровью.
– Та же самая нога! Прям непруха какая-то! С утра я ползаю по этому парку, как червяк! Знают, дурилы, что подранили меня и я никуда отсюда не денусь! Красиво чешут, по клеточкам!
– Кто это тебя?
– Никогда не верь женщинам, – сказал Родион. – Турецкие султаны были мудрые и дальновидные люди. Как только женщина скажет тебе, что любит тебя, что ты для нее все – топи ее в мешке! Если действительно любит – не обидится!.. Если нет – одной лгуньей будет меньше!
– И что, ты ее утопил? – спросил Даня с тревогой.
– Нет. Почему-то в самый важный момент у меня никогда не оказывается мешка…

быстро его девушка Алла обработала и приговорила. и немного отомстила за весь женский пол в этой серии своим умом и коварссством

Преследователь был уже у забора. Здесь пакет сорвался, зацепившись за ветку, и Даня обнаружил, что берсерк держит топор с острым шипом-выступом. Даня очнулся и рванул через рельсы прямо перед носом у трамвая. Уже после того, как он пробежал, трамвай затормозил. Высунувшись из окна, зелено-бледная вагоновожатая начала орать на Даню. Отгороженный двумя красными вагонами, Даня получил десять секунд форы, которыми воспользовался для безостановочной верблюжьей рыси. Почти скрывшись за охристым, крупнокирпичным боком пятиэтажки, Даня оглянулся.
Берсерк, на которого смотрели теперь все пассажиры замершего трамвая, успел перебраться через забор и крупно шагал, небрежно и без опаски запрятав топор под куртку. Куртка у него была правильная, синей рабочей расцветки с нашивками городских служб. Город полон таких курток – уборщиков улиц, сантехников, сварщиков, электриков. Любой инструмент в их руках выглядит абсолютно нормально.
Даня наискось перебежал двор и нырнул за следующую пятиэтажку, сероватую, с низкими окнами первого этажа. Прохожие дико оглядывались на него. Огромного роста, извалянный в снегу, в куцем женском полушубке, широком и одновременно коротком, Даня не мог остаться незамеченным. Он промчался мимо двух подъездов и нырнул в третий, открытый, со сломанным кодовым замком. Осторожно прикрыв дверь, чтобы она его не выдавала, Даня помчался по ступенькам. Замелькали деревянные, с потертостями, перила. «Хамм-мм-м!» – хлопнула отвисшая челюсть почтового ящика. «Лов-в-ви его!» – насвистывал в трещину подъездного стекла сквозняк. Даня мчался, и ему чудилось, что за ним гонятся. В конце каждого лестничного пролета он обязательно прыгал на три-четыре ступеньки, точно ластами зачерпывал подошвами выщербленную плитку и мчался дальше. На четвертом этаже Даня остановился. Прислушался. Чтобы его было не видно с улицы, прижался спиной к стене.

Как-то подъезд больно напоминает ловушку - выход-то из него один.

– Спокойно! Я не волнуюсь, потому что если бы я волновался, я бы не волновался, волнуюсь ли я! – громоздко произнес он и потянулся к рукаву, чтобы связаться со Шныром по кентавру .
В эту секунду внизу хлопнула дверь. Решительно хлопнула, со звуком пистолетного выстрела. Бабульки-одуванчики так домой не возвращаются. Дане даже показалось, что он услышал отдышливый хрип огромного тела.
«Как он узнал? Он не мог меня увидеть! Но ведь он мог спросить! Взял да и спросил: куда забежал длинный парень!» – с ужасом осознал Даня.
Поняв, что сам себя запер, Даня застонал, будто у него прорезался зуб глупости. Уж точно не мудрости. Люди, озубленные мудростью, в подъездах себя не замуровывают. В стекло стучалась золотая пчела. Откуда она взялась здесь, Даня не задумывался. Пчела как видно тоже. Она не понимала, что мешает ей пробиться к солнцу и гудела, находясь в активном поиске виноватых. Даня с тоской подумал, что с удовольствием поменялся бы с ней местами. Он умрет, а его пчела еще будет жить. Несправедливо!
Грузные шаги приближались.

Да, Рину всё-таки стоит немного как ту княжну. :evil:

С четвертого этажа Даня рванул на пятый. Чердачный люк был заперт. В панике Даня стал трезвонить во все двери в надежде, что его пустят и можно будет отсидеться. Только бы открыли, а там можно сразу заскочить и захлопнуть дверь.
– Бум-бум! – крикнул Даня, не помня себя, и нажал на кнопку звонка.
– Дзынь-дзынь! – завопил он и стал барабанить.
За двумя дверями стояла мертвая тишина. За третьей откликнулся испуганный женский голос. Даня по одному звучанию этого голоса понял: не откроет, но мяться, выспрашивать и пугаться будет до бесконечности. Ну и ладно! Ей же хуже. Когда тело сфотографируют и увезут, этой трусихе придется оттирать площадку от его мозгов. Едва ли полицейские этим занимаются.

Опять осуждение тех, кто не хочет впускать незнакомцев в свой дом. Не та бедная бабушка, конечно, но тоже ничего.

Страшные шаги были все ближе. В смертном страхе Даня полез по железной лестнице к чердачному люку и стал дергать его в надежде непонятно на что. Сорвать стальную дугу замка толщиной в указательный палец он не мог. Вспомнил о льве на нерпи , но, увы, тот разрядился, когда он тащил Надю по заснеженному полю.

Он вообще-то закладку трогал, лев должен был восстановиться.

– Н-ну и куда ты ле… лезешь?
Даня недоверчиво оглянулся. На лестнице под ним стоял Макс, держа под мышкой знакомый топор с выступающим шипом. Левый глаз у Макса заметно припух, а на скуле была глубокая царапина сантиметра в полтора, сочившаяся кровью. Должно быть, поэтому Макс и заикался сильнее обычного.
– Сы-сы… – опять начал страдать гигант.
– Спускайся? – догадался Даня.
Макс благодарно кивнул. Даня слез, с беспокойством поглядывая на топор.
– Не бы…бойся! Я его о-о-о…
– Отнял?
– С-сам отдал!.. – Улыбаясь, Макс обнажал не только зубы, но и всю верхнюю десну. Даня никогда не видел, чтобы губа задиралась так высоко.
– А откуда ты…
– …Родион п-позвонил по ты… телефону. Понял, что с кентавром ты долго кы… ковыряться будешь! Мы р-раз – и тут! Удобная штука те-телепортация!

Не может быть! Кто-то воспользовался в ситуации, где нужен телефон... телефоном!

Макс озабоченно ощупал скулу и приложил к месту ушиба холодный обух топора.
– С Родионом все хорошо?
– Ны-надеюсь. С ним сейчас Ул. С загонщиками они в-вроде ры…разобрались, а вот ведьмарь еще воюет. Лавочки там всякие летают, бы-березы горят. Так что в парк тебе лучше не сы-соваться… Возвращайся в ШНыр! Мы сы-скоро!
Макс стал спускаться. Ступенек через пять остановился. Подбросил топор на ладони и, не предупреждая, перекинул его Дане. В полете топор перевернулся, и к Дане пришел рукоятью. Тот пугливо вцепился в него.
– В-выкинь куда-нибудь! А то не люблю я эти шы…штуки! Стрелять мы-мешают!
Повертев топор в руках, Даня с удовольствием прислонил его ручкой к двери той женщины, которая ему не открыла.

Сука какая злопамятна, а...

– Береги зы…закладку! Кы-кавалерии отдашь! – донеслось снизу.
Даня схватился за карман полушубка Суповны. Потом, холодея, опустил голову. Вывернутая подкладка висела дряблой тряпочкой, как сдувшийся шарик.
Даня бросился в парк. Ему представилось, что закладка лежит у ограды, втоптанная в снег. Разумеется, подкладка зацепилась, когда он перелезал через забор. Он так ясно нарисовал себе эту картину, что, когда закладки у забора не оказалось, он долго недоверчиво ковырял снег и вертел головой. Потом побежал по старым своим следам. Изредка его следы пересекались еще с чьими-то, и Даня понимал, что после него здесь побывал кто-то еще.

– Господа! Наивный чукотский вопрос! А где ведьмарь? Ну такой, со щечками? – спросил Даня.
– А, шаманщик бывший! Да понимаешь, чудо былиин… подевался куда-то. Видел бы ты, как тут все летало! Меня чуть урной чугунной не пришибло. Над головой пронеслась, в березу и – вдребезги! Представь, что написали бы в книге памяти: «Геройски прибит прилетевшей помойкой!» Не, ну не тупо ли? – отозвался Ул.
Даня вспомнил следы, пересекшиеся с его следами.
– А где вы в последний раз его видели?
Ул махнул рукой по направлению к забору, откуда пришел Даня.
– Да там где-то!.. Ну все, смываемся! А то как бы нас не прищучили за разбросанные лавочки! Вон уже сирена завывает. Слышишь?
Ул сделал шагов десять и остановился.
– Закладка-то у кого? Не забыли?
– Вон, у него! – Родион повернул к Дане искаженное болью лицо. – У тебя же?
У Дани язык не повернулся сказать, что закладки у него нет, но и врать ему не хотелось. В результате он сделал нечто среднее. Энергично кивнул, а когда Родион отвернулся, шепотом озвучил ужасное:
– Господа! Я ее потерял!

Анон · 2016-10-04 05:32:04

▼краткое содержание⬍

▼Глава 28 Стрекозиные крылья⬍

Человек так странно устроен, что во всех неоправдавшихся ситуациях виноваты обычно все, кроме этого единственного человека, чьи ожидания не оправдались. Считать себя правым – самое простое решение проблемы, не требующее вообще никаких усилий.
Йозеф Эметс

Это верно только для одного типа людей - с внешним локусом контроля. У людей с внутренним наоборот, во всем виноваты они.

Дорога петляла. Сидя рядом с водителем, Долбушин разглядывал нетопыря . Глава форта ощущал, что зонт и нетопырь активно не нравятся друг другу. Когда он случайно подносил к нетопырю ручку зонта, в такси начинали твориться непонятные вещи. В приемнике хрипели голоса, что-то трещало, стонало, а у водителя в пачке сами собой загорелись все сигареты. Но это было не главное. Больше пугало то, что Долбушин ощущал близость болота . Он вздрагивал, озирался и понимал, что болота нет. Они ехали по Подмосковью. Вековые ели одевались в тяжелые снега. Встречные машины слепили их фарами. Долбушин успокаивался. Несколько минут проходили тихо, потом машина попадала колесом в выбоину, главу форта бросало плечом на дверь, нетопырь и зонт соприкасались, и он вновь осознавал, что болото рядом. Вот оно, никуда не делось! Пространство машины расширялось, он видел лица, слышал голоса. Таксист беспокоился. Ничего не ощущать было невозможно. Болото буквально разливалось в воздухе. Вначале водитель чертыхался, потом втянул голову в плечи и ехал теперь медленно и трусливо, не обгоняя даже плетущиеся фуры.

А убрать зонт от нетопыря не судьба?

Долбушин из осторожности раздвинул нетопыря и зонт на предельно возможное расстояние. Да только помогало это плохо. Глава форта понял это, когда в лобовом стекле увидел Кавалерию – молодую, радостную, мать живого сына. Кавалерия разглядывала уздечку. Рядом с ней на корточках сидела его жена Нина, одетая как в день, когда он впервые увидел ее в библиотеке. На шее был тот же алый, слепящий яркостью платок.

Круто глюконуло.

Нина и Кавалерия говорили между собой, а Долбушина не замечали. Для них его не существовало. Он был тенью, призраком, небытием, заточенном в машине, как в клетке.
– Никуда не годится! Год службы – и ремни уже никакие. Это все из-за болота. Мы, конечно, исхитряемся, из двух собираем одну, но это не выход, – показывая уздечку, жаловалась Кавалерия.
Долбушин попытался заглянуть жене в лицо. Ему важно было понять, слепая она или нет. Почему-то он был уверен, что Нина видит. Хотя кто сказал, что слепые слепы? Может, это и есть истинное зрение: видеть то, что нужно видеть именно тебе, и не видеть всего другого, лишнего и мешающего?

Слепой за такое Емцу в лицо бы плюнул и был бы прав. Глухие, по его логике, слышат что-то истинное, а калеки... не все калеки, конечно, а исключая горбунов тоже что-то как-то.

– Почему первошныры базу не в Москве устроили? – спрашивала Нина.
«Она-то откуда про первошныров знает? Я же никогда ей…» – беспомощно подумал Долбушин.
– Что первошнырам было в городах делать? Пегам простор нужен. А сейчас и подавно из городов бежать надо. Люди в городах злые от тесноты становятся. Замешкаешься – сметут. Ошибешься – не простят. Машину не там Кузепыч поставил, припер кого-то – стекло расколотили. То есть даже не просто злые, а с полным правом злые.
Нина спросила: «Как это, с полным правом?»
– Это означает, что никакой борьбы уже не происходит. Когда человек вспылит и потом угрызается – это еще терпимо. А когда наорет и чувствует свою правоту, что на своем настоял, что-то доказал, кого-то на место поставил – это уже финал. Даже девушки свирепыми становятся. Ну да, женское сердце – оно вообще огромное: и злобу, и любовь быстрее нагребает…

Женщины - такие же люди, и сердца и метафорические, и обычные у нас тоже разные.

Но хватит об этом. Ты любишь своего Долбушина?
Долбушин затаил дыхание, ожидая ответа.
– Люблю, но боюсь. И мне плохо и тревожно оттого, что боюсь. Разве можно любить и бояться?
– Если бояться огорчить, то можно.
– Нет, тут другое. И знаете, чего я больше всего боюсь? Он тоже с полным правом все делает, как эти! Он робот!
– Но он же любит дочь!
– Он любит не дочь, а свое продолжение в дочери! На дочь ему плевать. Это извращенная форма самолюбия. Моя дочь, моя собака, моя роскошная машина, мой дом-дворец. Он робот! – упрямо повторила Нина.

:really: Оно и видно, как он своё продолжение любит.

Долбушин хрипел, слушая такое. Он ненавидел слово «робот». Нина всегда использовала его, когда они ссорились. Она не кричала, не бросала посуду, а раскачивалась и монотонно повторяла: «Робот, робот, робот!»
Глава форта так и не понял, были ли это настоящая Нина и настоящая Кавалерия, или игра его воображения, отравленного близостью зонта и нетопыря.

Конечно, настоящие! :sacrasm:

От шлагбаума до базы было неблизко. Долбушин, вынужденный держаться в стороне от дороги, увязал в снегу. Он примерно представлял, где установлены камеры и старательно обходил их, хотя и понимал, что все могло измениться. Что стоило Гаю и Тиллю добавить новых камер и датчиков движения? Хотя едва ли Гай об этом побеспокоился. Управляя тремя фортами, он, по примеру эльбов, больше доверял человеческим порокам, чем человеческой технике.
На базе в Кубинке наблюдалось оживление. По дороге, ведущей к воротам, проносились машины с берсерками. В небе мелькали гиелы. Одна двойка возвращалась на базу, две сменные взлетали ей навстречу. Причем направление они держали почему-то не на Копытово, а на Москву. Долбушин начинал уставать и, как всякий уставший человек, сердиться. Наконец за вершинами елей наметился просвет. Отсюда уже видна была бетонная ограды базы. Долбушин ускорил шаг. Заснеженные ели расступились, и он вышел на небольшую поляну.
На поляне был разбит лагерь, похожий на цыганский табор у дальних станций электричек. Пылали костры. Вокруг костров хаотично разбросаны палатки, навесы из полиэтилена, строения из коробок, старые автомобильные прицепы и прочие временные жилища. На веревках сушились спальники, кофты, майки. Особенно нелепы были обледеневшие брюки, застывшие в пародии на ходьбу. Ветер раскачивал их и ударял о молодую елку. Долбушин попытался поскорее проскочить поляну, но не получилось. Его заметили. К нему подбежали несколько юношей и две или три девушки. Глава форта приготовился защищаться. Первого из приблизившихся он ткнул зонтом в грудь, чуть ниже сердца, потому что тычок в сердце был бы смертельным. Тот упал, но сразу вскочил и стал хохотать. Девушки тоже смеялись. Одна бросала в Долбушина снегом. Потом стала танцевать.

Они бы перемерзли бы там все нахрен первой же зимней ночью...

– Я бабочка! Я лечу на огонь! И пусть я сгорю, но этого счастья у меня никто не отнимет! – восклицала она.
Долбушин попятился, опасаясь, что бабочка собьет его с ног. Весила она немало.
«Псиосные! Гай расщедрился и бросил им подачку!» – сообразил он и, пытаясь испугать, замахнулся зонтом, но замахнулся безнадежно, зная, что никто не отойдет, даже если он устелит поляну трупами.
Другая девушка, более серьезная, обошла Долбушина кругом, разглядывая его со всех сторон.
– Я стиральная машина! Я целый день стираю, и никто мне не помогает! Только попробуй что-нибудь испачкать – убью! – сказала она строго.
Долбушин почувствовал, что сходит с ума. Его хваленая выдержка дала трещину. Он опустил зонт, натянул на глаза шапку Артурыча и неуклюже побежал, перепрыгивая через валявшийся мусор и лежащих у костров людей. Откуда-то сбоку подскочил мужчина средних лет в дорогом, но необыкновенно грязном пальто, в котором он, видимо, спал. В правом стекле очков плескал огонь костра, а левого стекла не было вовсе. Он схватил Долбушина за рукав и, пригнув к себе, горячо зашептал на ухо:
– Я узнал вас, Альберт Федорович! И вы среди нас! Браво, давно пора! Я раскусил их план! Они делают все, чтобы мы покупали все подряд! Приобретали и выбрасывали, потому что вещи сразу ломаются! И это тоже их план! Но чтобы покупать, надо иметь деньги. А деньги хранить нельзя – их сжирает инфляция! Обязательно надо покупать! Люди, как белки, крутят колеса мировой экономики, которая делает все на выброс! У нас нет времени думать! Нет времени жить! Мы белки! Гениально, да?

Неожиданно слышать эту мысль из уст психа у Емца. Мне казалось, что это скорее на полном серьёзе вещалось бы...

Глава форта торопливо пересек поляну и, миновав лагерь псиосных, оказался у ограды, метров за двести до ворот. По площадке прохаживались арбалетчики из охраны Гая. Долбушин видел, как скрещиваются лучи их фонарей. Из приоткрытой двери сторожки лился теплый желтый свет. Временами кто-то из охранников заходил внутрь, но быстро выходил. Долгий отдых в сторожке запрещался. Долбушин хотел зарыть зонт в снег, но раздумал. Еще не найдешь потом. Осмотревшись, он повесил его на ветку молодой ели и прижал к стволу. С двух шагов зонт было уже не разглядеть, да еще в темноте. Место хорошее.

Зонт. Тяжесть рукояти. Постукивающий по камням наконечник. Спицы, в стремительном толчке натягивающие прорезиненную ткань. Долбушин ненавидел всё это и одновременно любил, как мы ненавидим и одновременно лелеем свои самые скверные привычки, свое страшное второе «я».
И вот теперь Долбушин оставил свой зонт. Сделал невозможное и одновременно уже свершившееся.
Больше Долбушин не оборачивался.
Он достал нетопыря и внезапно осознал, что у него бьется сердце, а во рту непривычная сухость. Долбушин зачерпнул снег, подержал во рту и выплюнул. «Неужели я боюсь? Это неконструктивно! Когда все уже решено, страх мешает», – сказал он себе. Если он достанет закладку и получит другую половину, которая теперь у шныров – он изменит реальность. Если не достанет – Гай с Тиллем все равно доберутся до него. Это лишь вопрос времени.
Долбушин взял нетопыря за крылья и развернул к себе его курносую мордочку. Это было неспешное, маленькое и целеустремленное зло, ждущее своей минуты, как ждут его кинжал, пуля или снаряд. Теперь, когда Долбушин держал его за крылья, между ними установился контакт, и по нетопырю пробегали черные волны. Глава форта решительно поднес нетопыря ко лбу и за мгновение до укуса ощутил узкий холод, сосредоточившийся в одной точке…
Фигурка нетопыря стала невесомой, и Долбушин понял, что держит в руках пустоту. Он разжал руки и вскинул голову. Нетопыря он не видел, но ощущал, что тот где-то над ним. Тень крыльев дважды скользнула по его лицу, заслоняя луну. Куда бы Долбушин ни пошел, нетопырь будет его сопровождать.

Интересный уникум вообще сотворил Митяй Желтоглазый. Светлый, добрый такой.

▼краткое содержание⬍

▼Глава 29 Тридцать третья фигура⬍

Саможаление и стремление к удовольствиям – это два костыля, между которыми я непрерывно болтаюсь и которые превращают меня из человека в калеку. Пока себя не разлюбишь – никого больше не полюбишь.
Йозеф Эметс

Не люби себя! Не делай ничего приятного для других и себя! Будь скотиной, зато прааавильной.

Выдергивая из сугроба увязавшие ноги, Долбушин шагал к воротам. Прямые лучи фонарей скользили вокруг, но его пока не касались. Перед тем как окликнуть охранников, Долбушин еще раз убедился, что это арбалетчики Гая. Любой из берсерков прикончил бы его сразу, чтобы получить от шефа псиос. Правда, и арбалетчики Гая могут его застрелить, но эти, если не будет угрозы их жизни, предпочтут дождаться приказа своего прямого начальства. Да и награда от Тилля им не светит. Гай не потерпит, чтобы его псы брали подачки из чужих рук.
Нет, это точно были люди Гая. Одного из них, костистого, с худым лицом, Долбушин узнал. У него были узкие плечи, длинные руки и огромные запястья. Он считался отличным стрелком и с семидесяти шагов мог всадить болт кошке в глаз, причем даже не из улучшенного, а из обычного магазинного арбалета.
Другой был молодой, резкий, но нервный, взятый Гаем в личную охрану около года назад. Долбушин вспомнил его по уникальной птичьей походке: резкая перебежка, остановка, опять резкая перебежка и опять остановка. К Гаю его пока допускали нечасто: не заслужил. Использовали для охраны территории.

Глава форта остановился. Фонари слепили его. В ногах была непонятная тяжесть. Ощущение холода в центре лба давно перешло в свою противоположность – в жар, который постепенно заполнил все его тело. Долбушин ощущал себя огромным, как воздушный шар. Знакомое чувство, особенно при телепортациях. Что ж, теперь хотя бы ясно, как все происходит. Душа расширяется, в теле ей становится тесно и прикосновение любого живого существа вызывает прыжок.

Звучит как бред, и знаете почему? Потому что это и есть отборный бред. Как нематериальной душе становится тесно? Почему она прыгает даже в малые тела, если она слишком большая для человеческого?

– Убери фонарь! Это я! – крикнул Долбушин, козырьком заслоняя глаза. Чем больше самоуверенности, тем лучше. Если они почувствуют страх, его шансы встретиться с Арно резко сократятся. Только оскорблений лучше не допускать. Люди, не расстающиеся с оружием, часто ущербны и, как следствие, вспыльчивы.
Арбалетчик был сбит с толку. Во всяком случае, Долбушин приблизился шагов на пять, прежде чем он крикнул:
– Жить надоело? Сесть на снег!
На этот раз Долбушин все же послушался. Он понял, что его не узнают: мешала широкая, извалянная в снегу куртка с поднятым воротником и надвинутая на лоб шапка.
– Сесть на снег! – повторил арбалетчик.
– Убери фонарь! Это я, Долбушин! – Глава форта стянул с головы шапку.
Лучи фонарей заметались, спеша охватить фигуру целиком.
– И, правда, он… А зонт где? – растерянно спросил арбалетчик.
«Так вот чего они все боятся!» – подумал Долбушин.
– Зонта нет. Позовите Гая! Живее! – раздраженно повторил он, показывая пустые ладони.

Если его пристрелят, зонт будет висеть на дереве ещё дооолго.

Молодой, стоявший с двумя фонарями, сунул один под мышку и достал рацию.
– Арно, ты не спишь? Пост у центральных ворот! У нас Долбушин.
– Кто-кто? – быстро повторил Арно. Он явно все расслышал с первого раза, но переспросом брал паузу для размышлений.
– Альберт Долбушин. Хочет видеть Гая!
Рация потрескивала. Пауза показалась Долбушину бесконечной.
– Сейчас приеду! Смотрите, чтобы он меня дождался! – наконец сказал Арно.
– Дождется! – пообещал костистый и ласково погладил щекой деревянный короб арбалета.
Еще несколько минут ожидания, и ворота, лязгнув, отъехали. С открытого белого электрокара спрыгнул Арно. Великолепный Арно! Всеведущий Арно! Арно в каждой бочке затычка! Арно, без которого не взойдет солнце и потеряется луна! Арно, который держит в руках все нити. Арно! Арно! Арно! Самый нужный, скромный, неброско-знаменитый! Белая рубашка с черной бабочкой под волчьей дохой!
– Альберт Федорович! Вы ли это? Не смею верить своему счастью! Мы с Дионисием Тиграновичем так волновались! Так волновались!
Арно устремился навстречу Долбушину, раскинул руки для объятий, однако до главы форта так и не добрался и остановился за спинами арбалетчиков. Долбушин отметил, что Арно обшаривает его глазами. И этому, видно, не дает покоя зонт.
– Мне нужен Гай! – ворочая слова, выговорил Долбушин.
Арно умильно захихикал. Ласковые глазки облизывали лицо главы финансового форта. Ручки гладили воздух. Был бы хвостик – он бы наверняка вилял. Казалось, секретарь пытается просочиться Долбушину в душу, все там обнюхать и ощупать.
– Я даже не знаю, что вам сказать! Все так неожиданно! Гай немного занят, но я, возможно, смог бы ему передать… – начал он.
Долбушин почувствовал, что деревенеет. Нетопырю требовалось постоянное движение. Стоять на месте он не мог. Дубовые негнущиеся руки, пальцы как сосновые корни, неподъемные веки. Он не то шагнул, не то завалился вперед. Почему-то Арно решил, что глава форта пытается добраться до электрокара и отправиться к Гаю. Обойти его, незаменимого и всерешающего! Пытаясь не пустить, он заступил Долбушину путь и – их руки наконец соприкоснулись.
По снегу скользнула видимая тень невидимых крыльев. Нетопырь атаковал. Сознание Арно забилось в угол и сжалось, от ужаса уступив контроль над телом.

Митяй одним созданием этой чудо-закладки во многом догоняет Гая. Кто-то же ЭТО носил, для кого-то такое чудо создавалось.

Костистый арбалетчик оглядел лежащее тело, направил луч света ему в зрачки и, нащупывая пульс, коснулся шеи.
– Да он мертвый! – услышал Долбушин.
– А если притворяется?
– Я на «Скорой» проездил два года фельдшером. Это труп – я тебе отвечаю. Сердце не бьется, реакции на свет нет.
Арбалетчики переминались и чего-то ждали. Долбушин наклонился и заглянул в обострившееся лицо. В полуоткрытый рот падал снег. На впалых щеках, покрытых недельной щетиной, уже не таял лед. Долбушин видел много смертей, и мертвецов не боялся, но этот мертвец был особенным. Он понимал, что нужно отвернуться, но почему-то не отворачивался и продолжал смотреть на это знакомо-незнакомое лицо.
– Что делать, Арно?
Долбушин запоздало осознал, что обращаются к нему. Кашлянул, проверяя, повинуется ли голос.
– Перенесите труп в сторожку!.. Никого не подпускать, особенно из берсерков! Не обыскивать, пока я не вернусь!
– А если сам Тилль? – опасливо подал голос молодой.
– Тилля в первую очередь не пускать, если приедет!
Арбалетчики переглянулись.
– Ты чего, Арно! Да он же здесь! – сказал костистый.
– Тилль?
– Вчера днем приехал. С сыном, в которого Гамов болт всадил. Да и почти весь форт его здесь!
– А почему он не в больнице?
– Да там вышло чего-то… Ты же сам рассказывал. То ли Ингвар в кого-то выстрелил, то ли голову кому сгоряча проломил. Едва замяли. Пришлось срочно уезжать.

Если сына сняли с аппаратов/перевезли из реанимации в обычную комнату, то он почти гарантированно труп. Не откачают или инфекция придёт и всё, бай-бай.

Настроение у Долбушина было мерзкое. Еще по дороге, скользнув в сознание Арно, он обнаружил страшное: закладка у Гая в комнате. Он с ней не расстается. На лестнице Долбушину попалось зеркало, перед которым он остановился, разглядывая себя. В теле Арно ему не нравилось. Прилизанная челочка, маленькие ручки, знакомые больше с кремом, чем с арбалетом или топором, щечки свекольного цвета с узелками. Правда, ходило тело бесшумно, слух имело острый, кошачий, а по ступенькам взлетало в один миг, не испытывая ни усталости, ни отдышки.
Он шел по хорошо знакомому ему длинному коридору, своей безликостью напоминавшему коридор офиса. Недавний ремонт мало что изменил. Разве что стены запестрели многочисленными отепляющими безвкусицу картинами, но это уже стараниями Дионисия Тиграновича и его эстетически развитых «ворон». Едва ли сам Гай замечал эти яркие пятна и убогую унифицированность коридора. Для него это были декорации, серые пятна на черном теле пустоты, ничего не менявшие и ни для чего не нужные. Когда-то вдохнувший воздух двушки и побывавший за первой грядой, теперь он не мог насытиться никаким другим воздухом, никакой роскошью и никакими картинами.

Выглядит как откровения бывшего наркомана, который слезть слез, а вот эндоморфины у него больше не вырабатываются.

В быту Гая отличала скромность. С равным успехом он мог жить в царских палатах и в загаженном хлеву, оставаясь в этом отношении истинным первошныром, отлично знающим иерархию этого временного мира по отношению к двушке .

Чем так охуенна эта двушка, где даже птицы не поют, а?

Долбушин дошел до середины коридора, когда одна из дверей распахнулась. Из комнаты выскочил плешивый человек в медицинском халате, налетел на главу форта и отпрянул к стене. Долбушин успел заметить, что под белым халатом у плешивого – хороший костюм, а очки в золоченой оправе. Сейчас на лице у него застыл смертельный ужас. Вслед плешивому из комнаты вылетел хриплый вопль, а за воплем и ударившийся в стену табурет. Подгоняемый этим воплем, плешивый согнулся вдвое и убежал рысцой, слепо тыкаясь в закрытые двери. Пытаясь понять, кто так напугал беднягу, Долбушин заглянул в оставшуюся открытой дверь, и спина у него напряглась. Он увидел Тилля, стоявшего у постели раненого сына. Лица сына было не разглядеть – что-то белое, неожиданно маленькое, с трубками, уходящими в рот и в ноздри. Рядом мерцал монитор и мерно пищала страшная машина, дышащая и шипевшая, точно живая.
Долбушин смотрел на Тилля, едва его узнавая. Даже со спины заметно было, что Тилль обмяк и постарел. Ожиревшие мышцы сдулись, точно надувную игрушку царапнули гвоздем. Тилль опирался руками на спинку стула, который, как видно, хотел бросить, но так и не бросил. Стоял и рычал, как больной зверь. Рычание было тихое, утробное, изредка прорезаемое тонким, смешным, непонятным звуком. Тилль услышал шорох. Обернулся. Мгновение Долбушину казалось, что он узнает его и бросится. Глава форта приготовился защищаться, но глаза у Тилля были погасшие, с красными прожилками. Вся ярость ушла на плешивого.

Ведьмарь, убийца, ради закладок мочащий толпами - но при этом сидит у кровати больного сына. Емец, ты уж реши, зло ли ведьмари или нет, и не пытайся утверждать, что ты "прописываешь реалистичное зло". Ни хера ты его не прописываешь. Тилль болтается, как корабль в шторме, то становясь ироничным интеллигентом под маской, то полным тупым отморозком, то заботливым папашей...

Оглядев комнату, Долбушин заметил арбалет, небрежно валявшийся на походной кушетке, предназначенной для самого Ингвара. Хорошая, надежная модель с тетивой из переплетающихся нитей лавсана и кевлара, мощными стальными дугами и ореховым прикладом. Арбалет был не взведен, но взводился одним движением. Три болта, состегнутые вместе пластиковым зажимом, стояли рядом, опираясь о ножку кушетки.
«Какой шанс! Он один, без охраны! Но у него кабанья голова… Стрелять бесполезно. Он неуязвим!» – прикинул Долбушин, и тотчас в глаза ему прыгнул переносной металлический стол, стоявший у кровати. На столе, заставленном коробками с ампулами, бутылками с глюкозой, капельницами и шприцами, тускло поблескивало что-то маленькое. Долбушин равнодушно скользнул по этому предмету взглядом, рассеянно отвел глаза и… снова зачем-то посмотрел в ту же точку. Маленький, тусклый, не вписывающийся в медицинскую стихию предмет был кабаньей головой. Рядом валялась оборванная цепочка. Скорее всего, Тилль рванул ее с себя со злостью, подумав, что вот, я-то жив, а сына-то проклятый вепрь не уберег!

Отправляя сына на такие задания подставы всё-таки стоило ждать.

Долбушин хотел схватить кабанью голову, но опомнился. Пока он под действием нетопыря, брать новый уникум нельзя. Даже прикасаться к нему опасно. Конфликт двух уникумов станет для него смертельным. Он и так в чужом теле на птичьих правах. Стоит сознанию Арно очнуться от навеваемого нетопырем ужаса, и оно вышвырнет пришельца в пустоту, на рассеянье

То есть собрать комбо-класс повелителя зверей-переселенца не удастся? Обидно.

Вспомнив про арбалет, Долбушин медленно, чтобы не спугнуть Тилля, подошел к кровати, бесшумно взял арбалет и, подняв с пола состегнутые болты, отсоединил крайний. Вставил болт в направляющий желоб и потянул рычаг. До выстрела оставались мгновения, однако еще до щелчка, который выдал бы его и вынудил к немедленному выстрелу, Долбушин остановил рычаг. Он сам не понимал, отчего медлит и чего ждет.
Момент был не просто подходящий, а единственный в жизни. Другого такого больше не представится. В следующий раз Тилль окажется либо с охраной, либо с кабаньей головой на цепочке. Теперь же он даже и не думал поворачиваться, представляя не просто идеальную, а исключающую промах мишень. Долбушин долгим взглядом посмотрел на жирную спину Тилля, без голоса, одним губами, прошептал ругательство и, бесшумно опустив арбалет на кровать, вышел из комнаты.

Долбушин тут не хитрый финансист, а инженю какой-то. "Не понимал, отчего медлит"

У дверей Гая на корточках сидели три арбалетчика. Заметив Арно, они торопливо вскочили. На лицах было скрытое раздражение, что вот, проклятый секретарь вечно подкрадывается, как кот! Глава форта спохватился, что так и не придумал, что скажет Гаю, и начал замедляться, давая себе время подумать, но было уже поздно. Один из арбалетчиков предупредительно постучал и, услышав глухое «Войдите!», распахнул дверь перед Долбушиным.
Гай, одетый в застиранную, давно потерявшую всякий цвет пижаму, сидел на краю стола и грыз ногти. Перед ним стояли те самые шахматы, в которых Долбушин сутулился черным конем. Все фигуры когда-то были камнями, хранившими самые интересные из перехваченных ведьмарями закладок. Гай любил держать их в руках, думал о чем-то, вспоминал. Партии, которые он разыгрывал сам с собой, едва ли могли заинтересовать шахматиста. Правил, по сути, не существовало. Порой Гай проникался такой любовью к какой-нибудь невзрачной пешке из бурого железняка, что поочередно скармливал ей все неприятельские фигуры. В другой же раз пешка сразу улетала с доски, потому что симпатии Гая оказывались на стороне мраморного ферзя или малахитового слона. Сейчас на доске появилась еще одна фигура – тридцать третья, занимавшая весь центр и определенно пребывавшая у Гая в фаворитах. Пористый кусок песчаника с большой стрекозой внутри. Долбушин старался не смотреть на живую закладку и вообще не поднимать глаз. Сам Гай, может, ничего и не почует, но вот его опекун, с которым они давно сплавились в одно целое… Опасно обманывать существо, знающее все тайны болота .

А супер-эльба от наличия рядом качественной закладки не коротит?

– В чем дело, Арно? – спросил Гай, поворачивая к нему лицо. – Ты плохо выглядишь! Ты весь мокрый, и тебя шатает!
– У нас в сторожке… труп, – сказал Долбушин, произнося то, о чем он предпочел бы умолчать.
– И кто его счастливый обладатель?
– Мы.
Лицо Гая пошло мимической рябью. Сквозь юношу проступил дряхлый старец.
– А прежний владелец?
– Альберт Долбушин.
Глава форта все же не удержался и вскинул глаза. Интересно, как встретит Гай известие о его смерти. Он был разочарован. Грустно понимать, что для кого-то ты так мало значишь. Рот Гая дрогнул, брови сдвинулись, но не более.
– Грустно, Арно! Ты ничего не путаешь?
– Это он.
– Досадно. Альберт утомлял меня своей самостоятельностью, но я не был ему врагом. А так да здравствует эволюция! Умнейшие убивают сильнейших, но побеждают всегда подлейшие.

Или рассчетливейшие. Иди удачливейшие.

Долбушин посторонился, пропуская Гая. Он надеялся, что сумеет незаметно спустить в карман закладку. Когда Гай, не оглядываясь, прошел мимо него, Долбушин боком метнулся к столу, схватил закладку и… ему показалось, что она зазвонила. Он вздрогнул, отдернул от закладки пальцы и… понял, что звонит телефон. Старый, массивный, громкого нрава аппарат, к которому Гай привык и не желал его менять, подпрыгивал на краю стола. Номер этого телефона был у Долбушина, Белдо, Тилля и еще нескольких приближенных. Причем звонили они в исключительных случаях. Гай не переносил пустого общения за исключением того, инициатором которого являлся сам.
– Что случилось, Арно? Кто там еще? Не снимай, я сам!
Гай неохотно вернулся и поднял трубку. Слов было не различить, но по осколкам голоса Долбушин узнал Белдо. Старичок спешил, захлебывался.
– Не мельтешите, Дионисий! Где? В каком месте? – оборвал его Гай.
Шустрый старичок ответил шустрой очередью слипающихся слов.
– Когда?
Снова мешанина слов, из которой напрягавший слух Долбушин понял, что Младочка в обмороке.
– К эльбам Младу!.. Посылайте туда своих розовых волшебников! А мне плевать, что спят! Будите пинками!
Трубка полетела на рычаги.
– Арно! Ты слышал? Шныры разбили четверку, которую Тилль послал, чтобы расквитаться с тем парнем, Родионом! По мне, так он вообще не стоил возни! Не хотеть быть с нами – это еще не преступление, однако у Ингвара были с ним старые счеты. Он нам много крови попортил.

И он бросил на одного шныра четвёрку, причём ещё и продул? Ну что сказать... Ведьмари не лажают только когда это нужно. Как и шныры.

– Да сколько их было, этих шныров?
– Неважно. В разбитой четверке был маг Белдо. Он успел связаться с Дионисием и сообщил, что у него обломок закладки с крыльями стрекозы .
– ЧТО? Где он его взял?
– Белдо не знает. Он считает, что скорее всего среди шныров был парень, которого недоумки Тилля упустили под Копытово, и в бою закладка перешла к магу.
– И где закладка сейчас? – спросил Долбушин, невольно оглядываясь на шахматную доску.
Лицо Гая одной частью раздулось, а другой опало.

:really:

– Никто не знает. У мага был браслет-телепорт. Шныры его прижали, и он решился на прыжок.
– И?..
– Неудачно! К Дионисию прибыли только кости его ног. Да еще челюсть, застрявшая в подоконнике.
– А закладка?
– Закладка исчезла! Едем, Арно! Если закладку не выбросило к Белдо, она до сих пор в парке!
– А если рассеялась?
– Закладки не рассеиваются. Песчаник мог растрескаться, но не крылья! У живой закладки – никогда! Отколоть от нее часть можно было только на двушке .
– Но зачем маг телепортировал? Он же не мог не знать, что с закладками не…
– Его сбило с толку, что шныр до этого телепортировал с ней и остался жив. Не всякий трюк можно повторить дважды! Едем, Арно!.. Хотя нет, останься! Присмотри за телом Альберта! Что-то тут не чисто!

И суперэльб не учуял уникум? Как-то слишком просто получается, шныр с такой штукой мог бы тут спокойно бойню спровоцировать и уйти безнаказанным.

Гай уже летел по коридору. Позади него павлиньим хвостом мелись отставшие арбалетчики. Глава форта схватил с доски закладку и выскочил следом. Он едва держался на ногах, но надеялся, что сумеет добраться до электрокара и до ворот. За телом Долбушина он присмотрит. В этом Гай может не сомневаться.
Лишь бы муха не села или гиела не ткнула его носом…

Ну села бы, а потом второй раз бы села или ткнула. Не вижу сильных проблем.

▼краткое содержание⬍

▼Глава 30 Папина дочка⬍

Парам-парарам-папам, его папины дочки... Простите, вырвалось.

Настоящий поступок – есть действие, не осмысливающее себя как поступок.
Из дневника невернувшегося шныра

А действие, осмысливающее себя как поступок уже не настоящее? Сознательно пожертвовать собой, спасая других менее настоящий поступок, чем неосознанно почистить зубы?

Даня пнул ведро. Перевернул его и сел. В пегасне он был один. Сюда он пришел, чтобы укрыться от всех. Про крылья стрекозы он так никому и не сказал. Не набрался храбрости. И теперь считал себя виноватым во всех бедствиях человечества, начавшихся, как известно, с изобретения колеса. Ему не хотелось дышать, не хотелось думать, не хотелось смотреть по сторонам.
– Паршиво, господа! Паршиво и нелогично! Не вижу системы! – бормотал он, имея в виду и общее мироустройство, и свою собственную, отдельно взятую жизнь.
Ворота лязгнули от хорошего пинка. В пегасню ввалилась Штопочка и двинулась к бочонку с овсом. Бич был привычно перекинут через плечо и лихо закручен.

Сколько прошло дней с того, как Штопочкину руку ранили? На неё нападали, когда Долбушин уже жил у Мамаси, прожил он там не очень долго, плюс, по порядку глав Макар нарывается на берсерков в тот самый момент, когда Гамов с Риной возвращались в ШНыр после спасения Штопочки, а с этого момента прошло максимум два дня. Более того, указывается, что Рину в день телепортации Макара расспрашивали про спасение Штопочки, значит это следующий день.

Ступала Штопочка широко, по сторонам не смотрела. Ощущалось, что маршрут знакомый. Добравшись до бочонка, Штопочка засунула руку до плеча в овес. Даня встал, нарочно брякнув ведром.
Штопочка тревожно оглянулась.
– А, это ты, длинный! Что ты тут делаешь?
– Ничего, – с обидой отозвался Даня. Он, конечно, был длинным и не оспаривал этого факта, однако не настолько длинным, чтобы всякие короткие постоянно напоминали ему об этом.
– По тебе и видно! – сказала Штопочка, выуживая из овса бутылку.
Даня разинул рот. В бутылке был явно не кефир, хотя и кефир, говорят, имеет какие-то градусы.
– Смотри не сболтни никому! А то обижусь прямым в нос! – предупредила Штопочка.
Даня замотал головой. Штопочка ободряюще хлопнула его по плечу.
– Вот и лады! Глотнуть хочешь? Грамотная самогонка. Есть тут один дед в Копытово, бывший химик. Я ему грязь с двушки привожу, она от радикулита лечит.
– Я не пью! – пискнул Даня.
– А кто пьет? Я, что ли? – Штопочка отхлебнула из горлышка и, поморщившись, выдохнула прямо в нос принюхивающемуся ослику Фантому. – Разве ж я пью? Я прихлебываю. Видел бы ты, как другие пьют. Последний раз предлагаю! Нет? – И Штопочка оглянулась, собираясь зарыть бутылку в овес. Чисто из научного интереса Даня забрал у Штопочки бутылку и капнул себе на язык.

Кажется, Штопочка браво двигается к бытовому алкоголизму, жаль, персонаж-то колоритный.

Штопочка одобряюще ткнула его кулаком в живот. Даня икнул. Еще разик отхлебнув из бутылки, Штопочка окончательно зарыла ее в овес. Когда она вытащила руку, Даня с отрешенной созерцательностью уставился на плетеный браслет на ее запястье. Плетение было главным увлечением Штопочки, не считая бича, верховой езды и множества вредных привычек. Она плела все, что угодно и из чего угодно – из веревочек, шнурков, лент, тесьмы, но лучше всего из кожаных ремешков разной длины. Треть ШНыра ходила в разных ее поделках.
Даня увидел браслет и вспомнил пухлощекого ведьмаря из парка.
– Он телепортировал с закладкой! И наверняка знал, где хочет оказаться! А я не знал! И потому уцелел! – крикнул он, срываясь с места.
Штопочка наклонила голову и выдохнула в ладонь, проверяя, пахнет ли от нее спиртным.
– Блин, лука бы сожрать… И чо? – спросила она без энтузиазма.
Даня не ответил. Он уже верблюдил к ШНыру.

Что-то это озарение напоминает типичную серию доктора Хауса, где тот видит что-то левое и наступает прозрение. Логически башкой подумать Даня не мог? Он же сам телепортировался в ШНыр скорее всего.

Даня толнул дверь кабинета. Вбежал и замер. За столом Кавалерии сидела Рина и поочередно примеряла все очки директрисы.
– У меня все в порядке с логикой вещей, а вот времени мало! От тебя требуется одно подлежащее и одно сказуемое! – сказала она, строго глядя на Даню поверх очков.
Даня, наконец, пришел в себя.
– Где Кавалерия? – завопил он.
Рина поморщилась.
– Не ори как потерпевший! Не надо Шумана! Лучше сразу Глюка! А то у меня и так сегодня с утра сплошной Мусоргский на душе!
Даня понял, кто криком тут ничего не добьешься.
– Что ты тут вообще делаешь? – спросил он мрачно.
– А что, не видно? Меня посадили работать «нетом», – с гордостью сообщила Рина.
– Кем работать?
– Работать «нетом» – это объяснять всем подряд, что кого-то нет на месте. Очень полезная работа! Ты уже шестой за пятнадцать минут.
– Ты не понимаешь! Мне нужна Кавалерия! Сию минуту!
– Какое совпадение! Тем пяти она тоже была нужна сию минуту! – Рина провела пальцем по воздуху, рисуя дугу. – Но, увы, она телепортировала. Кентавр у нее разряжен, связи нет.
– Куда телепортировала?
– Здоровый вопрос! Куда – не знаю, она мне не докладывает, – вздохнула Рина. – А почему, собственно, не докладывает?.. Непорядок! Ну давай, говори, чего там у тебя?
Тайна жгла Дане душу. Через двадцать секунд Рина знала, что исчезнувшие крылья могут быть в парке. Через сорок – выпытала у Дани, как туда попасть и получила точное описание забора, перелезая через который он посеял закладку.
Рина вскочила. Решения она принимала быстро, но всегда не в кассу. Во всяком случае, так утверждала Мамася.
– Сиди работай тут «нетом»! Я скоро! – крикнула она.
– Ты куда?
– За Гавром! – Рина была уже в коридоре.
– Зачем?
– Он ищет… – донеслось издали.
– Кого?
– …твоего дедушку!!!
Даня вернулся в кабинет и очень озадаченный, стал размышлять, зачем Гавру его дедушка.

А может я и не права насчёт странных озарений, и Даня просто тупой...

Уже стемнело. Рина мчалась над городом, ориентируясь на освещенные реки проспектов и изредка поглядывая на навигатор, который Сашка подарил ей на Новый год. Без навигатора парка ей было не найти. Москву она, как все коренные москвичи, знала посредственно, особенно всякие улочки, названные именами полярников, генералов и деятелей культуры. Знать Москву нельзя по определению, ее можно только чувствовать. Навигатор пребывал в панике, но все же пытался руководить и вычерчивал синие стрелочки.
«Через двести пятьдесят метров поверните налево… вы сошли с маршрута… первый съезд направо… возьмите левее… развернитесь… через полтора километра поверните направо… вы сошли с маршрута!» – бубнил он с глубокой обидой, что Рина никуда не разворачивается и вообще летит над домами.
Примерно в трех-четырех кварталах от парка начало твориться что-то непонятное. Вначале Гавр заволновался и стал прижиматься к домам, а затем Рина увидела, как в освещенных луной тучах мелькнуло несколько парных точек. Рине стало не по себе. Она направила Гавра к земле и, держась над трамвайными рельсами так низко, что могла врезаться в трамвай, окажись он на ее пути, добралась до парка.

А конспирасьон? Хотя, если подумать, в этом мире все стороны на него положили...

Парк за оградой казался темным. Во мраке ползали какие-то мелкие светлячки, и их было очень много. «Фонари!» – поняла Рина. Она сопоставила это с гиелами в небе, и настроение у нее резко испортилось.
Гавр бесшумно перемахнул через забор и теперь просовывал между прутьями морду, дожидаясь Рину и поскуливая. Рине ничего не оставалось, как лезть за ним. Поднимая руки, чтобы схватиться за прутья забора, она увидела погасшего сирина на нерпи и не в первый уже раз обозвала себя идиоткой. Сирин был истрачен на то, чтобы поскорее добраться от въездных ворот ШНыра до сарая Гавра. Но там и бежать было минут десять-пятнадцать от силы. Зато теперь, если и потребуется, не телепортируешь. Вот и сэкономила время!

:really: Очередное идиотское объяснение, куда они постоянно девают то кентавра, то льва, то русалку, то сирина? Использованную по назначению в крайнем случае нерпь можно пересчитать по пальцам.

– Ищи! – приказала она Гавру, тревожно косясь на ползающих по парку светлячков.
Гавр смотрел на нее, развесив уши.
– Закладку ищи! – повторила Рина. – Ну что тут непонятного? Закладку!
Гавр вывалил язык и попытался лизнуть ее в нос. Ему льстило, что вот, с ним разговаривают. Должно быть, говорят что-то умное, голос звучит ласково. Приятно все-таки! Рина чуть не придушила его. Разве она за этим примчалась сюда ночью, чтобы Гавр тупил и пускал слюни? Не зная, как навести его на верную мысль, она скатала снежок и бросила его в темноту.
– Ищи! Понял? Ну! Принеси!
Гавр метнулся за снежком, но вернулся не с ним, а с обломком детской лопаты, которую не отдал, а принялся разгрызать, помогая себе лапами. Рина похвалила его и бросила еще один снежок.
– Молодец!.. А теперь другое ищи!
Гавр вскочил и огромными прыжками-перелетками метнулся, но не к снежку, а в противоположную сторону. Боясь его потерять, Рина кинулась следом, шипя: «Стой! Да куда ты?» Кричать она не решалась, чтобы не услышали берсерки. Да притом Гавр и не услышал бы. Он был из тех удивительных экземпляров, которые слышат только то, что им выгодно. Когда выгодно – услышат и шепот, и шевеление губ, когда не выгодно – не услышат и вопль в полицейский матюгальник.

По факту Гавр неожиданно начал слушаться командам, хотя это ему и не выгодно. Почему? А чудо сценарное.

Несколько раз Гавр менял направление. Метался то вправо, то влево, останавливался и нетерпеливо приникал к снегу носом, как пес, ищущий потерянный след. Потом снова принимался бежать. Рина находила Гавра по треску ветвей и движениям темного силуэта на снегу. Ей казалось, что они пробежали не менее трети парка, когда Гавр метнулся к ограде и остановился. Задыхаясь, Рина нагнала его и увидела, что Гавр роет. Он рыл, как роют собаки, осев на задние лапы, а передними яростно раскидывая снег, одновременно помогая себе мордой. Когда снег попадал ему в нос, Гавр сердито чихал.
Почему-то Рина решила, что он снова нашел дохлую кошку.
– Фу! – крикнула она. – Фу!
Гавр перестал рыть и оторвал от снега морду. Губами – именно губами – потому что клыки для этой цели не подходили, он что-то держал. Ровное бело-голубое сияние освещало изнутри рот гиелы, как это бывает у ребенка, когда он сунет себе в рот зажженный фонарик.
– Ты чокнутая гиела, которая ищет закладки! – тихо воскликнула Рина.
Она присела на корточки и зашептала:
– А ну отдай! Отдай!
Гавр отскочил и, присев на задние лапы, отпрыгнул, призывая Рину догонять и отбирать. Рина остановилась. Единственным способом отобрать что-либо у Гавра было притвориться, что вещь не имеет для тебя никакой ценности. Тогда появлялся шанс, что и Гавр постепенно охладеет и бросит надоевшую игрушку. Вот и сейчас Рина притворялась, что ей плевать на закладку, а Гавр притворялся, что для него не существует удовольствия большего, чем держать ее в губах и ни с кем не делиться. Примерно с минуту молодая гиела и ее хозяйка манипулировали друг другом, тщательно выискивая в сопернике слабину. Рина отворачивалась спиной, делая вид, что презирает закладку настолько, что не прикоснется к ней за все радости мира, а Гавр забегал по снегу и дразнил ее. Под конец Гавр увлекся и мотнул мордой слишком сильно. Из его губ вылетела сияющая прозрачная пластинка, слипшаяся вдвое. Сразу перестав презирать закладки, Рина бросилась животом на снег и накрыла ее ладонью.

Интересно, а если бы Гавр её проглотил? Или слился бы с закладкой? Или зверюшки тут с закладками не сливаются?

Она не понимала, почему закладка без камня, и решила, что Гавр случайно раздробил его зубами. Но, в конце концов, так ли нужен камень, если крылья у нее! Гавр ткнулся мордой ей в шею, затем в спину и, наконец, уступив хозяйке закладку, куда-то унесся. Рина осторожно встала, расправив на ладони сияющую закладку, на которую больно было смотреть. Кто-то цокнул языком, выражая свое восхищение. Рина резко обернулась. У березы, прислонившись к ней плечом, стоял Долбушин. В одной руке у него был китайский магазинный арбалет, на сгибе другой небрежно висел зонт.

И Долбушин добрался сюда, не попался толпе ведьмарей и оказался в том самом месте, где Гавр искал закладку?

Рина торопливо стала искать свой шнеппер. Нашла, схватила, отряхнула от снега и прицелилась в Долбушина. Тот стоял все в той же позе, у дерева. Рина запоздало сообразила, что это уже дежавю, глупый повтор. Если бы Долбушин хотел пристрелить ее, он давно бы всадил в нее стрел пять. Да и вообще она уже целилась в него однажды в торговом центре на Юго-Западе. Рина опустила шнеппер. Ей мучительно захотелось сказать Долбушину какую-нибудь гадость.

Зачем?

– Дурацкая куртка! У Артурыча такая же! Наверное, если мужик с приветом, он подсознательно бросается в магазин покупать себе такую куртку! – брякнула она.
Долбушин рассеянно опустил голову и посмотрел на себя. Он, казалось, вообще не помнил, что на нем надето. Лохматя снег, к ним огромными прыжками несся Гавр. Одной рукой Долбушин вскинул арбалет, другой выставил зонт. Рина вклинилась между ними, повиснув у Гавра на шее. Долбушин, округлив глаза, наблюдал, как его дочь волочется за гиелой, обхватив снизу ее шею, да еще при этом вопит и дергает за свинячьи ушки. Отбросив арбалет из опасения случайно ранить ее, глава форта занес зонт и метнулся вперед.
– Гавр, не трогай! Долбушин, не трогай! Фу! – не сдерживая голоса, завопила Рина.
Гавр вертелся на месте, мешая ударить себя зонтом.
– Она тебя укусит! Отпусти ее!
– Это я ее укушу! И вас укушу! Это моя гиела!
Рина разжала руки и села в снег. Долбушин опустил зонт. Он наконец сообразил, что это за гиела, и немного успокоился. Гавр же хотя и рычал, но дальше дело пока не шло. Из Рины вышел весь пар. Она ощущала себя опустошенной.
– Уходите! – устало сказала Рина Долбушину.
– Я не могу!
– Почему?
Глава форта сунул руку в карман и достал сияющий камень.
– У меня половина закладки. У тебя другая. Вместе у нас целая закладка! Отдай мне крылья!
Рина замотала головой.
– Лучше вы отдайте!
Глава финансового форта умел торговаться.
– Сама подумай: почему я? У меня большая часть – у тебя маленькая! Какие-то несчастные крылья!

Мда, торговец 100-го левела. Он бы на восточном базаре скидку бы не выторговал, при том, что там это - необходимая часть покупки.

– А зачем тогда было за ними приходить, если они несчастные? – задорно возразила Рина. – Попробуйте отберите! Спущу гиелу!
Долбушин заглянул дочери в глаза. Он смотрел всего секунду, но на Рину нахлынуло то же странное чувство, которое бывало у нее, когда она разговаривала с Кавалерией.

А Калерия как в мысли чужие лезет? У неё тоже где-то нульпредмет?

Лицо у Долбушина стало тревожным. Их окружали. Путь отхода был один – к трамвайной линии.
– Идем! Быстро!
– Куда? Я с вами никуда не пойду!
Долбушин, перекосив рот, шагнул к ней, но взглянул на оскаленную морду Гавра, на шнеппер в руках у Рины и поневоле остановился.
– Не пойдешь – прикончат. И тебя, и меня, – сказал он.
Рина недоверчиво уставилась на него.
– А вас-то чего?
– Долгая история. Там у домов я бросил машину. Идем!
Рина секунду подумала, оглянулась на «светлячков», потом направила в грудь Долбушину палец.
– Альберт Долбушин, или как вас там! Я не верю ни единому вашему слову! Для меня вы ведьмарь и больше никто! Имейте в виду: закладки вам не получить! Мой шнеппер заряжен пнуфом! Гиела слушает любую команду! Одно движение моего века – и она вас разорвет!
– Это замечательно! – одобрил Долбушин. – Тогда двинь веком прямо сейчас, чтобы твой зверь перестал носиться. Он нас выдает!
Рина пожалела, что ляпнула такое. С Гавром не помогли бы и десять моргающих циклопов. Долбушин не стал загонять ее в угол.
– Я так и понял, когда ты кричала на него десять минут! Все, пошли! Остальные слова потом!

Попытка Рины поизображать из себя американского шерифа как-то провалился с треском

Долбушин быстро зашагал к трамвайной линии. Рина несколько секунд простояла на месте, но опомнилась и нагнала его, чтобы еще раз поставить в известность, что ни за что не пойдет. Но пока она бежала, ей пришло в голову, что можно как-нибудь исхитриться и получить закладку со стрекозой .
Они перелезли через забор и пересекли трамвайную линию. Гавр носился взад и вперед, то обгоняя их, то отставая. Когда он пробегал мимо двух расположенных рядом гаражей, то внезапно заскулил, шарахнулся и припал к земле, будто кто-то его ударил. Короткий арбалетный болт чиркнул по коже на его шее. У стрелка не было времени хорошо прицелиться. Долбушин схватил Рину за руку, швырнул ее на снег, вскинул свой арбалет и выстрелил. Рина услышала приглушенный крик. Темная фигура между гаражами зашаталась и осела. Глава форта потянул рычаг, торопливо взводя тетиву. Рина услышала звук трущегося дерева – это из магазина наверху арбалета скользнула вниз очередная стрела с кожаным опереньем и четырехгранным наконечником.
– Где вы взяли такой арбалет? – спросила Рина.
– Когда покойники оживают, это очень страшно, – ответил Долбушин.

В нашем мире, где есть Резидент Эвил и Ходячие Мертвецы оживающий труп скорее бы превратился в ёжика за пару секунд, чем напугал всех, особенно охранников до истерики и отдачи оружия...

Голос у Долбушина звучал недовольно. Он злился на себя, что до его сознания слишком поздно дошла простая истина: не все берсерки ходят с фонарями.
– Гавр, ты не ранен? – Рина озабоченно ощупала холку гиелы.
Гавр поскуливал от боли, но Рина видела, что рана неглубокая. Арбалетный болт оставил царапину. Что-то соображая, Долбушин поглядывал на гаражи.
– К машине мы не пойдем! – заявил он.
– Почему?
– Не нравится мне этот арбалетчик. Уверен, они уже нашли мою… нет, свою машину… Придется укрыться в доме!
Луну перечеркнули крылья низко летевшей гиелы. Гавр вскинул морду и проследил за гиелой глазами. Неожиданно гиела, как летучая мышь, метнулась вначале в одну сторону, затем в другую и начала снижаться кругами.
– Засекли! – пробормотал Долбушин.
Минуя двор, где могли оказаться берсерки, он потащил Рину вдоль задней стены дома. Окна подъездов выходили сюда же. Правда, находились они высоковато – метрах в двух от земли. Первым в брызнувшее стеклами окно запрыгнул Гавр, за ним, зацепив ручкой зонта раму, вскарабкался Долбушин и помог залезть Рине.
– Зачем мы сюда? – крикнула Рина.
Долбушин лизнул распоротую ладонь. Освобождая рамы от осколков, чтобы они не впились в Рину, он порезался.

:love: Так мило... Пони честно признаётся, что обожает заботу в книгах. Не в смысле раниться, а в смысле подумать о других и что-то для них сделать. Жаль только, что у Емца этого настолько мало.

– Чердак, – ответил он кратко.
– Думаете, не найдут?
– Уже нашли. Но на чердаке легче обороняться.

Ну да, на чердак смогут пролезть и сверху, и снизу, и, возможно, сбоку, сплошные удобства.

Анон · 2016-10-04 05:32:35

▼краткое содержание⬍

▼Глава 31 Крыша едет на чердак⬍

Несколько неожиданное название.

Главное не что ты говоришь, а что ты делаешь. Так-то, ясельный пень!
Кузепыч

"- Неважно, кто я в глубине души. О человеке судят по поступкам."
У Брюса Уэйна как-то лучше получается в цитаты.

Они взбежали на пятый этаж, повторив недавний маршрут Дани. Правда, подъезд был другим и дом тоже, но это уже мелочи.

И день, а не ночь, и берсерков много, а не один, и их двое... и вообще сходств в разы меньше совпадений...

Звякнув железной лесенкой, Долбушин смахнул зонтом упрямый замок, преграждавший путь на чердак. Гавр и здесь ухитрился его опередить, взбежав наверх по спине главы форта, и глумился над ними, просовывая в люк слюнявую морду. Пришлось Рине лезть вперед и объяснять Гавру, что он не прав. Оказавшись наверху, Долбушин навалил на люк старую автомобильную покрышку – самое тяжелое, что нашлось на чердаке. Особого толку от покрышки не было, но все же хоть что-то.
Пока глаза не привыкли к темноте, Рина налетала лбом на деревянные балки. Потом коленями на Гавра. Потом снова на балки. И опять на Гавра. Правда, на Гавра она налетала чаще, потому что Гавр был повсюду, а балки только в некоторых местах. Узкие чердачные окна пыльно светились. Крышу пятиэтажки облизывали лучи прожекторов, бившие с соседних, более высоких домов.
– Три подъезда! Три люка на крышу! Они могут полезть из любого! Мы не сможем сразу контролировать все люки! – сказала Рина.
– Это правда! Отдай мне крылья, и все изменится! – отозвался Долбушин.
Рина поспешно спряталась за Гавра.
– И не подумаю! Лучше вы отдайте мне закладку!
– Это не твоя стрекоза !
– Правда? Значит, она ваша?.. Растили маленькую стрекозочку с пеленок, меняли ей подгузники?
– Представь себе: менял, – начиная злиться, буркнул Долбушин.
– Ха! Хи и еще раз хо! – раздельно произнесла Рина.
Глава форта вздохнул. Видимо, вспомнил, с кем имеет дело.
– Хорошо. Тогда связывайся по кентавру со ШНыром. Попроси помощи!
Рина представила, что произойдет, если она последует его совету и свяжется со ШНыром. Ул, Наста, Яра, Афанасий, Макс, средние шныры – все примчатся сюда. Разумеется, телепортируют, потому что на пегах слишком долго. А если начнется бой, то какой шанс у них справиться с сотней берсерков? Никакого. Лучшие ныряльщики погибнут напрасно. Нет уж, пусть лучше она одна!

Разумно. Слишком разумно для Рины.

– Вроде все тихо! Может, берсерки не знают, где мы? – спросила она.
Надежда умирает последней только в случае, если ее не убивают первой. Рина высунулась из чердачного окна. Звука тетивы она не услышала, только глухие удары по железу. Один выше, другой чуть ниже. Это было совсем не страшно. Просто кто-то дважды стукнул молотком и ушел. Долбушин дернул ее за ногу. Рина упала, но тотчас лягнула его и вскочила.
– Лежи, самоубийца! – прошипел он.
– Это вы себе? Надеюсь, в порядке самокритики? И фамилия у вас дурацкая: Дол-бу-шин! По мозгам дол… Ой!

Она и себя критикует, но пока об этом не знает. :think:

– Да что вам от меня надо? Что вы на мне висните? Ай!
– Не высовывайся!
– Ну и что! Они же промазали!
– Они пристреливались!
– Значит, надо проверить другие окна! Их тут штук шесть.
Окон оказалось даже больше, и почти все, как оказалось, простреливались. Снова послышались удары по железу. Четыре болта влетели на чердак. Один вонзился совсем далеко, зато другой пробил кожистую перепонку крыла Гавра. Этот болт влетел под непонятным углом. Били не снизу, а с окон примыкавшей девятиэтажки. Она была так близко, что все чердачные окна правой стороны дома отлично просматривались.
Гавр заскулил и стал зализывать крыло.
– Все будет хорошо, да? Он сможет летать? – жалобно спросила Рина.
– Перепонки быстро зарастают, – ободрил ее Долбушин.

Если крыло зафиксировать. Натяжение у тех же птеродактилей(а у них масса тела ближе к Гавровой, а летательный аппарат относительно близок) в теории при небольшой дырке моментально превращало её в огромную, а уж если несчастную перепонку дёргать... Хотя у Гавра могут быть какие-то механизмы для предотвращения этого...

Загрохотала лестница. Лежавшая покрышка взмыла вверх и, с силой ударившись о крышу, откатилась. В люк влетело несколько болтов, насквозь пробивших гниловатое железо крыши, а следом за ними – маленькая кувыркающаяся бутылочка из тонкого стекла. Рина поняла, что сейчас она упадет…
– Зажмурься! Ослепнешь! – страшно крикнул Долбушин.
Рина послушалась. Закрытые веки озарило чем-то безумно ярким, розовым и – все опало. Открыв глаза, она увидела, как Долбушин, вслепую выпустивший два болта, яростно размахивает зонтом. В тесный же чердачный люк, мешая друг другу, лезут берсерки.
Одному Долбушин проломил затылок зонтом. Рина никогда не думала, что человеческая голова способна смяться, как коробка. Другой, которого зацепило по скуле, выронив топор, беззвучно провалился в люк. Третий успел уйти от удара, поставив под зонт топорик. Рукоять зонта и топор зацепились. С секунду Долбушин и берсерк продавливали каждый свое оружие, пытаясь добраться до противника. При этом берсерк ревел, и жирные щеки его тряслись. Долбушин же был бледен как упырь. Потом боль зонта добралась через топор до руки. Выронив оружие, берсерк опрокинулся на головы тех, кто лез следом.

Какой-то имба-зонтик.

Долбушин с силой захлопнул люк, сломав кому-то пальцы. Шорох заставил Рину обернуться. Она увидела тень, крадущуюся к главе форта со спины. Кралась тень не слишком уверенно: похоже, берсерк, прорвавшийся на крышу в разгар боя из люка соседнего подъезда, мало что видел в темноте. Рина вскинула двумя руками шнеппер и потянула собачку. Шнеппер не выстрелил. Вспомнив о предохранителе, она торопливо потянула его большим пальцем и выпалила с трех шагов, попав берсерку почему-то не в грудь, куда целилась, а в лоб.
Вспышка пнуфа – и берсерк отправился на арктическую зимовку, не захватив с собой ватника и теплых штанов. Все это добро им отправляла Суповна, которая дважды в год с воплями «Да чтоб вы там все перемерзли! Чтоб вас белые медведи пережрали!» отстреливала два-три пнуфа по кучам овчиных тулупов. Эти тулупы тайком от жадного Кузепыча она отрывала где-то на шныровском складе.

Жадного Кузепыча?! Да у ШНыра коней кормить нечем, а она тулупы пачками отправляет... Да и где гарантии, что эти тулупы вообще кому-то нужны? Может, домик давно развален и ведьмари после пнуфа быстренько становятся трупаками.

Пока Рина и Долбушин отбивались от берсерков, лезущих из двух люков, Гавр, хотя его никто не учил, оберегал третий. Смирно, как послушный ученик, он сидел у люка, напоминая умного пса, который собирается лапой выудить из кипящего супа мясо. Еще до того, как Рина отослала своего противника в Арктику, из люка, ведущего на чердак, осторожно высунулось круглое лицо. Повернулось в одну сторону, в другую. Никого не увидев, берсерк начал осторожно вытягивать руку со шнеппером, чтобы с десяти шагов выстрелить в Рину, и тут Гавр нанес стремительный удар передней лапой. Ударом лапы овчарка ломает позвоночник коту. Гавр весил втрое больше овчарки. Берсерк провалился в темноту, даже не вскрикнув.

Овчарка бьёт отнюдь не по голове, и берсерк весит не второе, а в тридцать раз больше кота.

Рина продолжала целиться из разряженного шнеппера в пустоту. Вспышка ослепила ее.
– А мы вроде неплохо отбиваемся!
Долбушин положил рядом с собой зонт и размял руку.
– Это ничего не значит.
– Как ничего?
– У нас четверть часа. Примерно столько времени нужно берсеркам Тилля, чтобы перестать быковать. Пристреляться к чердачным окнам, одолжить у Белдо пару боевых магов, знающих, что такое парализующие шары, замедление времени или превращение воздуха в пылающий газ. Это очень больно, когда вдыхаешь огонь. Страшнее, чем быстрая смерть.

Ушиб всей бабкиОжог 100% поверхности тела и легких - это разве долгая смерть? Сердце же скорее всего нахрен остановится моментально.

– А Белдо даст магов?
– Думаю, уже дал. Бедный Белдо! И друга продал, и прибыли не получил. Вдвойне обидно, – под нос себе пробормотал Долбушин.
– То есть нам не спастись? – спросила Рина.
Ей было ясно, что, даже если она и решит оставить этого странного человека с убивающим зонтом, вызывавшего такие противоречивые чувства, через слуховое окно с Гавром ей не пробраться. Пока этот олух сообразит, что от него требуется, и взлетит, их утыкают болтами. Если же и не утыкают – уйдут ли они от гиел? Сомнительно.
– Выход есть, – сказал Долбушин.
– Какой?
Он молча протянул ладонь.
– Выманиваете у меня закладку, так?
Долбушин лег на спину. Лежа было проще держать под прицелом ближайшее окно и люк.
– Кое в чем ты права, – сказал он, уходя от прямого ответа на вопрос.
– В чем?
– Насчет этой куртки. Она и правда Артурыча.
Рина резко повернулась к нему. Лица Долбушина было не разглядеть – только светлеющий овал.
– Что?
– Это куртка Артурыча. Разве не видно, что она мне коротка? – повторил Долбушин.
Рина и верила, и не верила.
– Вы были у Мамаси? У моей мамы? Зачем?
– Я жил у нее несколько дней, когда в меня стреляли люди Тилля. Но она не твоя мать, – сказал голос, который Рина воспринимала как голос нижней части овала.
Ночь чужда удивлению.
– А чья? – спросила Рина просто.
– Мама Эли.
– Эли? Так значит… – повторила она эхом, мгновенно вспоминая фотографию. – А сама Мамася знает, что я не?..
– Не знает.
– А про Элю?
– Тоже нет. Ее воспоминания отредактированы, как и твои. Но Эля сейчас у нее. Думаю, разберутся рано или поздно, – сказал Долбушин.

Или свихнуться.

Рина, сама не зная зачем, водила пальцами по полу. Ощущала цементную крошку, пыль, какие-то щепки.
– Я догадывалась, что я не… Боялась об этом думать. Но чья я тогда дочь?
Долбушин много раз представлял, как это будет, однако все оказалось по другому. Ответ вырвался сам и очень быстро.
– МОЯ!
– ВЫ?!
Долбушин молчал, далеко отставив руку с зонтом, чтобы случайно ее не коснуться. И его неосознанная, почти автоматическая забота, и молчание сказали Рине больше, чем если бы он что-то горячо доказывал. Да и что доказывать, когда главное сказано. Рина запуталась. Устала. Ей хотелось выть.

Не выть, а выпить. Выпивка в этой ситуации была бы довольно актуальна :evil:

– Я вам не верю! Это полный бред! – задиристо продолжала Рина. – Ну и как, по вашему мнению, меня зовут? Катя?
– Почему Катя? Аня.
Она вслушалась в это кажущееся чужим имя.
– Серьезно? Всегда терпеть не могла этих Анек! А мою маму?
– Нина.
– Ну и где она?
– Ее нет.
– А куда она делась? – Рине нравилось быть бесцеремонной. – Уехала?
– Умерла, – выдавил Долбушин.
– Когда? – оглушенно спросила Рина. Боли она пока не чувствовала. Только отзвук чужой боли и недоумение.

Хм... как-то неудобно вышло.

Ответить он не успел. По крыше вновь застучали болты, а потом кто-то мягко прошел над их головами. Царапнул крышу, и стало ясно, что у него есть когти. Потом еще удар, но уже не от стрел. Похоже, человек спрыгнул с седла и теперь, замерев, стоял, чутко вслушиваясь в то, что происходило на чердаке. Шаги вкрадчиво приблизились к дальнему окну. Что-то тонко засвистело, зашуршало, скатилось. И опять раздался едва различимый свист.
– Пожарной лестницы тут нет. Они пытаются поднять кого-то на крышу, – догадался Долбушин.
– Кого?
– Скоро узнаем. Заряди шнеппер!.. Стреляй сразу, как что-то увидишь.
– А что я должна увидеть?
– Понятия не имею.
Рина натянула тетиву и вложила новый пнуф. Она держала под прицелом крайних два окна, Долбушин – остальные. Гавр держал под контролем самого себя – и это было уже немало. Слышно было, как снаружи кого-то поднимают в системе. Обострившимся слухом Рина различила щелчок карабина. Ага, отстегивают! Помогают стащить систему. Смазанный звук голосов. Кто-то шепотом упирался. На него шипели.
В одном из чердачных окон, которое держала на прицеле Рина, что-то мелькнуло. Момент для выстрела она упустила – слишком быстро все произошло. По чердаку скользнула тень. Это был человек, двигавшийся так быстро, что глаз не замечал его движений, а только контуры. Долбушин вскинул арбалет, но фигура уже сместилась, остановившись между ним и Риной. Глава форта осознал, что если выпустит болт, то застрелит Рину.
Он взмахнул зонтом, но фигура легко уклонилась. Она была до неуловимости быстрой.
– Не надо! Я безоружен! – умоляюще произнес кто-то и, включив фонарь, направил его луч на свое лицо. Щуплый, бледный парень со смешным носом-редиской. Рина вспомнила, что видела его фотографию в альбоме шныров, куда входили все, выбывшие и невыбывшие. В руках он держал обычную трехлитровую банку, наполненную чем-то мутно-белым, гораздо светлее молока.
– Я Денис! Я стараюсь всем помогать! Я вам не враг! Меня заставили! Они обещали: это не причинит вреда!

Быстро же Денис на боевые операции против шныров вышел...

– Что? – не поняла Рина.
Денис посмотрел на банку в своих руках, и Рина вдруг поняла, что банка падает. Прежде чем она коснулась пола, Денис рванулся и исчез. Долбушин вскинул арбалет, но стрелять было уже не в кого.
Рина рванулась к банке, но не успела. Банка хлопнулась на пол так, как падают полные трехлитровые банки. Донышком она плотно села на пол. Дно провалилось и треснуло, верхняя же часть осталась стоять. Из банки выползла похожая на змею спираль молочного дыма и стала слепо шарить по углам. Двигался дым вполне осознанно, как живой.
– Не касайся его! – крикнул Долбушин.
– Что это?
– Дым ненависти! Раздувает мелкие трещины и обиды! Едва он нас коснется, мы набросимся друг на друга, как звери. Будем рвать зубами и выкалывать глаза. Не подпускай к нему Гавра!

Жаль, что из банки, а не из голубого шара, а то как-то именно булычёвское описание напоминает.

Молочный дым медлительными петлями ложился по углам. Казалось, на чердак вползает бесконечный удав и, чтобы поместиться, свивается в спираль. Самое невероятное, что дым не терял формы и не рассеивался. Гавр припал к полу. Внутри у него что-то клокотало. Рина боялась окликнуть гиелу, чтобы, начав метаться, Гавр случайно не задел дым лапой или крылом.
– Ты видишь, что мы в тупике! Отдай мне закладку. Мы все изменим! – зашептал Долбушин.
– Зачем?
– Мы все изменим! Просто поверь мне! Я не сольюсь с закладкой, как в прошлый раз!
– И что вы… и что ты с ней сделаешь? – спросила Рина.
Благодарный за это доверчивое «ты», Долбушин схватил дочь за запястье. Арбалет мешал ему, он его отбросил. Он не говорил, шептал. Говорить громче было опасно из-за арбалетчика на крыше. Они слышали скользящие, осторожные шаги. Берсерк боялся сорваться.
– Я отдам ее твоей матери!
– А она была для нее? Для мамы!
Долбушин почувствовал, что ложь разом перечеркнет едва возникшее доверие.
– Нет!
– А для кого?
– Для умирающей старухи. Зачем? Что она такого важного увидит? Паутину на потолке? Склянки с лекарствами? Нелепая блажь Кавалерии! – Глава форта уже не говорил, а кричал шепотом. Горячее дыхание обжигало Рине ухо.
Рина смутно вспомнила, что слышала уже о какой-то старухе.
– Не Кавалерия решает.

А кто?! Как она получает задания? Половина серии прочитана, но, блин, на месте этого краеугольного объяснения пустота и табличка - "Сами понимайте!" :bull:

– Была слепой! Она даже свет не зажигала, потому что зачем слепым электричество? Как-то ночью я заглянул в твою комнату, ты спишь, а она кончиками пальцев гладит твое лицо, точно хочет его представить! И мое лицо тоже… бывало…
Рина разжала ладонь, на которой блестело стрекозиное крыло. Так же сильно сверкала и закладка в руке у Долбушина. Казалось, обе части ощущают присутствие друг друга и достаточно прикосновения, чтобы закладка соединилась.
– Все изменится! Твоя мать будет видеть! Я не стану главой форта, даже обычным ведьмарем – зачем я буду нужен Гаю и Белдо без дара познавать сущность людей? Еще один сбежавший шныр – эка невидаль! Меня оставят в покое.
– А я?
– Ты все равно родишься. Мы будем жить втроем! А может, вчетвером или впятером – ведь у мамы могут быть еще дети.

Чувак, она умерла от рака.Без денег вам банально не на что будет её бесконечно лечить, и она проживет ещё меньше, чем в реальности.

И никакого зонта, никакого ШНыра, никаких фортов, пегов, гиел!
– Никаких?
– Никаких! Но ты не будешь ощущать пустоты, потому что я ничего не расскажу твоей маме о своем прошлом и о ШНыре.
– И мне не расскажешь?
– И… тебе. Ну если, конечно, за тобой не прилетит пчела, но это уже совсем другая история.
Пятясь от молочного дыма, оставлявшего им все меньше пространства, Рина думала о маме, об отце. Ей казалось: шевелящееся море памяти постепенно размывает фальшивые воспоминания фельдшера Уточкина. Не глупо ли, что она так усиленно держится за иллюзию? Рина закрыла глаза. Внутри у нее качались неведомые весы. Оставить маму слепой, а жизнь отца разбитой? Но принесет ли маме счастье чужая закладка? Зрение – да, безусловно, но вдруг зрение не является частью ее пути? Вдруг зрение сделает ее слепой, а слепота, напротив, делала зрячей?

По факту они не имеют право это делать, так как не могут решать за другого человека. Максимум - Долбушин прыгнет в прошлое и предложит Нине закладку. Пусть лучше меняют события именно своей жизни.

– Ты точно это знаешь? Что все будет так, как ты говоришь? – спросила Рина, окончательно запутавшись.
Долбушин ответил не сразу.
– Я надеюсь. Мы стоим у входа в новую реальность. А чтобы узнать, нужно сделать шаг.
Прозрачный удав почти обвил их. Гавр, чуявший исходившую от него смерть, жался к ногам Рины и дрожал. Отступать было уже некуда. Поняв это, глава форта со щелчком открыл зонт. Зонт оказался гораздо больше, чем Рина себе представляла. Им вполне можно было накрыть небольшой чайный стол, даже с расставленными вокруг стульями.
– Беги сюда! Встань под зонт! – велел Долбушин Рине. – Маги Белдо кое-чего не учли! Сюда дым ненависти не проберется!
– Почему?
– Здесь царство смерти. В нем ненависть невозможна. Волки и овцы, тираны и жертвы – все стали одной землей, на которой растет трава.

"Мы едим антилоп, но после смерти из нас вырастает трава, которую едят антилопы. Это - великий круг жизни, Симба"
Цитирую по памяти, если что.

Они прятались под зонтом: Долбушин, Рина и съежившийся Гавр. Вокруг сгущался молочный туман, в котором исчезали все звуки и шорохи.
– Я думала о стрекозе ! – внезапно сказала Рина. – Каждый видит в ней свои невоплотившие мечты, свою ошибку. Кавалерия хочет вернуть сына. Она не говорила мне, но я знаю.
Долбушин вспомнил юношу с разметавшимися волосами, лежащего на бетонном полу ангара.
– А чего хотел ее сын? Зачем он пронес закладку через болото ?
– Он хотел, чтобы Гай никогда не расколол Каменный фонтан.
– И?..
– … тогда ведьмари никогда не соорганизовались бы, как единая сила.
– Соорганизовались бы, – подумав, сказал Долбушин.
– Он считал, что нет.
Долбушин пожал плечами.
– Он ошибался. Ничего бы не изменилось. Или стало бы только хуже. Существовали и другие варианты. Например, Гай мог изменить сущность всего Каменного фонтана.
– Как?
– Не знаю как. Я говорю к примеру.
– Тогда почему ты думаешь, что ты не ошибаешься? – спросила Рина.
Долбушин качнул зонтом. Гавр трусливо отдернул лапу от наползавшего тумана.
– Я не ошибусь! – упрямо повторил глава форта.

Кажется, его этот неправильный выбор, что сделать с закладкой, все ещё грызёт. И грыз бы в любом случае(хотя в этой штанине времени он сделал самый неудачный выбор), отдай он закладку Калерии, Нине или ведьмарям. Чудное место этот ШНыр, какая-то кузница сломов психики.

Долбушин буркнул, что это сомнительно, однако Рину подхватила волна.
– Мы рассуждали об этом с Ярой и Сашкой. Допустим, мы сможем пробраться в прошлое и убить маленького Гитлера. Но тогда мировая война произойдет позже, когда атомная бомба уже изобретена, и люди уничтожат друг друга. Как и все остальное. Зло в мире и так сведено к минимуму… Сашка ужасно горячился, и я тоже. Нам ужасно хотелось пристукнуть Гитлера.

Роль личности в истории? У Стивена Фрая "Давайте убьём Гитлера" раскрыто, имхо, зачетнейши

Долбушин раздраженно дернул головой.
– Не пойму, при чем тут твоя мама? Она не Гитлер! Мы дадим ей глаза и все!
– Но…
– Это твоя мама! МА-МА! Что ты несешь? К эльбам всю философию! Отдай мне закладку!
Рина вздохнула и… разжала пальцы. Долбушин взял крылья свободной от зонта рукой. Выпустить зонт он не мог. Передать его Рине тоже, поэтому приходилось действовать единственной рукой. Кое-как, помогая себе сгибом локтя занятой зонтом руки, он наложил крылья на место скола и расправил их.
Что-то полыхнуло, много ярче, чем прежде, и – закладка стала единой. Границы чердака исчезли, стали призрачно-прозрачными, ненастоящими декорациями, как в момент нырка. Казалось, в их мире открылась сияющая, ведущая в неведомое дверь. От стрекозы потекло сияние, коснулось руки сине-бледного, застывшего в напряжении Долбушина и…
И именно в этот момент Гавр надумал резко вскинуть морду. Мокрый плоский нос с силой ударил Долбушина по запястью. Он вцепился в нее мгновенно повлажневшими от страха потерять закладку пальцами, но не удержал. Закладка вырвалась. Камень описал в воздухе дугу. Долбушин закричал. Закладка пролетела сквозь бледный, спиралью лежавший дым и упала у второго люка. Она лежала в молочном тумане, полыхая сквозь него. Глава форта не смог сразу подбежать к ней, потому что с ним рядом стояла Рина, вцепившаяся в загривок Гавра, а оставлять ее без зонта было никак нельзя.
Сияние, охватившее было кисть главы форта, отхлынуло вместе с закладкой.
– Идем! – быстро сказал Долбушин. – Двигайся вместе со мной! Держи гиелу!
– Гавр не хотел!
– Тихо! Держи гиелу, она не должна касаться этой дряни!
Они успели сделать один шаг. Закладка полыхнула, и давно треснувший камень распался на части. Стрекоза поднялась в воздух, пролетая балки, как нечто несуществующее. Было ясно, что и крыша ее не задержит. Несколько секунд – и она исчезнет для них навсегда. Нелепым тройным существом, ползущим, как черепаха и прячущимся под одним зонтом, они никак не успевали ее перехватить. Рине это было слишком понятно.

Ну вот. Стрекоза улетает вслед за бабочкой из первой части, которая все ещё шароёбится по Москве, но всем на неё пох.

Пальцы Долбушина запоздало скользнули по куртке, когда Рина уже летела через туман. Нога толкнулась о пол. Еще прыжок! Молочный туман настиг ее между вторым и третьим прыжком, когда Рина зачерпнула носом воздух. В то же мгновение ей захотелось разорвать Долбушина, перегрызть горло Гавру, пальцами вырвать кому-нибудь глаза и растоптать их. Она будет убивать, даже если ее выпотрошат! Хоть ногтями, хоть единственным невыбитым зубом, но дотянется до врага! Это желание затопило все еще существо. Хорошо еще, что тело, настроившее себя на бег, не могло остановиться сразу.
Запоздавший крик Долбушина нагнал ее, когда вытянутая рука зачерпнула в воздухе летящую стрекозу . Бледно-голубое сияние коснулось ее пальцев. Рина упала на живот, чувствуя, что удерживает хрупкую жесткость живой закладки. А потом стрекоза полетела опять. Полетела по ее руке, держась под кожей и целиком обратившись в сияние. Это было необъяснимо. Закладка стала светом, сохранив свою целостность и форму. Рина видела, как жесткие крылья без боли проходят ее кожу насквозь, не оставляя следа. Живое сияние коснулось локтя, плеча. В плече стрекоза приостановилась, выбирая направление, а потом безошибочно свернула к сердцу.
Рина не испытывала ни боли, ни радости. Не слышала, что кричит ей Долбушин. Ей по-прежнему хотелось все ломать и уничтожать. Но сквозь тупиковую ненависть проступало и нечто другое. Она ощущала в себе стрекозу , продолжавшую вечный, сквозь время и пространство длящийся полет, и ей хотелось разом зачерпнуть всех: и сына Кавалерии, и маму, и слепую старуху, и тысячи других безвестных судеб. Охватить разом, до единой и изменить к лучшему, провести по самому краткому пути.
И это случилось. На мгновение Рина и кто-то еще незримо объединились, и Рина безошибочно ощутила этот путь, эту звездную дорогу, по которой двигаются абсолютно все, если только этого захотят. И, самое обнадеживающее, что это желание было не исключительно ее желанием. Она ясно осознала, что отражает в себе иное, великое, огромное, как океан, желание, из которого смогла зачерпнуть лишь чайную ложку.

:really: Она отражает в себе желание, из которого она же зачерпнула ложку? ЧЗН?

Рина сама не понимала, как смогла выговорить:
– Пусть все будет так, как должно… И для мамы, и для Кавалерии, и для остальных!

С одной стороны выбор мудрый. С другой - её все знакомые по ШНыру теперь имеют полное право ненавидеть за то, что она упустила возможность повернуть мир к лучшему... или повернуть именно их судьба к лучшему. У неё в руках было практически всевластие, а она от него отказалась.

Пелена ненависти отступила. Молочный удав отдернул безглазую голову, точно Рина стала ему не по силам. И в ту же секунду снизу кто-то нетерпеливо приоткрыл люк, устав ждать, пока эти трое – Долбушин, девчонка и гиела – наконец умрут. Призрачный змей получил то, к чему давно стремился. Подполз и втиснул голову в щель люка. Люк попытались захлопнуть. Поздно! Тугое туловище протискивалось метр за метром. На лестнице звучали полные ненависти голоса. Почти сразу они перешли в крик, в звуки яростной краткой борьбы и, наконец, в вопли и хрипы. Кто-то из берсерков выпустил болт и получил в ответ удар топора…
Удав исчезал в люке виток за витком. Он вошел во вкус. Его было не остановить. Прикинув его длину, Рина поняла, что он легко достанет до первого этажа, а то и вытечет на улицу. Звенело оружие. Кто-то кричал. Стонали раненые. Звучали проклятия. Арбалетные болты легко находили цель. Под конец что-то лопнуло со стеклянным звуком, и с лестницы стали доноситься совсем уже жуткие и потусторонние звуки. Это удав добрался до боевых магов Белдо, двое из которых таились за спинами у берсерков между третьим и четвертым этажами. И теперь маги уничтожали друг друга. Один пустил в ход убийственное умение, другой ответил ударом стилета. Никто не имеет защиты от дыма ненависти.

Мило. А ведьмари даже не думают в таком месте использовать какие-нибудь респираторы... или хотя бы оттащить товарища, потянувшегося к люку.

Хвост молочного удава исчез в люке. Люк захлопнулся. Рина поднялась, пытаясь понять, где стрекоза. Стрекозы не было. Исчезла? Едва ли, скорее унеслась, пока она лежала на полу! Закладки такого уровня не исчезают. Теперь она всегда будет пребывать в их мире, бело-голубыми нитями штопая его многочисленные прорехи.

:think: Но ведь Рина заказала продолжение нормального течения времени. Какие прорехи штопает стрекоза?

– Аня!
Рина обернулась. Долбушин стоял и смотрел на нее. Зонт он закрыл и опирался на него, как на трость. Гавра же по-прежнему удерживал за загривок, а тот, хотя и рычал, почему-то терпел это.
– Аня!
Рина опустила голову так низко, что на Долбушина смотрел только ее выпуклый лоб.
– Кто это: Аня? Я Рина! Да, я твоя дочь, но не Аня! Я возвращаюсь в ШНыр.
– Но это не твоя история! – быстро возразил Долбушин.
– Нет. Это именно моя история!

Неплохой ответ.

КОНЕЦ.

Аноны, картиночек в последних читениях мало, вы уж меня простите. ШНыр провоцирует и у меня уныние и скуку...

Отредактировано (2016-10-04 05:37:13)

Анон · 2016-10-04 12:30:49

А мне Лиана понравилась, внезапно. Такая крутая тетенька, прямо образец для подражания.

Анон · 2016-10-04 13:28:34

Анон пишет:

А мне Лиана понравилась, внезапно. Такая крутая тетенька, прямо образец для подражания.

Мне тоже. Умная, надежная, ироничная. Её в следующей книге вроде побольше будет.

Анон · 2016-10-04 13:55:15

Прямо удивительно, что Емец такой персонаж осилил)

Анон · 2016-10-04 15:38:00

Анон пишет:

Прямо удивительно, что Емец такой персонаж осилил)

Сольет. Это для емца уже диагноз - если в одной книге персонаж прекрасен, то в другой он ЧУДОМ СЦЕНАРНЫМ превращается в полную свою противоположность

Анон · 2016-10-05 22:25:30

Анон пишет:

Сольет. Это для емца уже диагноз - если в одной книге персонаж прекрасен, то в другой он ЧУДОМ СЦЕНАРНЫМ превращается в полную свою противоположность

Надо посмотреть. По факту её там полторы главы, может, и не сольёт. И да, она почему-то живёт с Долбушиным, так что, может быть, там пейринг.

есть тут кто живой?

Анон · 2016-10-05 23:34:10

есть, но не очень

Анон · 2016-10-06 00:23:32

Анон пишет:

есть, но не очень

Привет, Ситх.
Ситх, помнишь идею про Троила-Дамбигада? А если Троил работал с Лигулом? Что, если обучение Мефодия именно у Арея, который к правлению того явно не готовил, неразвитие владением магических сил, болтание между светом и мраком были частью их общего плана? Лигулу ведь тоже не нужно возвращение Кводнона в полной мере, максимум - сделанная тем гадость в сторону света, но это опционально. Горбуну очень комфортно в ситуации до появления Мефодия, а вот после уже начались проблемы...
Да, я понимаю, напоминает Good Omens... но и воспитание Мефа это тоже напоминает. И свет, и мрак не мешали друг другу водить вокруг наследничка хороводы.

Холиварофорум

Объявление

#1 2015-10-19 01:03:11

Емцетред

#7051 2016-10-01 20:27:17

Re: Емцетред

#7052 2016-10-02 03:19:27

Re: Емцетред

#7053 2016-10-02 11:30:36

Re: Емцетред

#7054 2016-10-02 15:08:42

Re: Емцетред

#7055 2016-10-02 15:11:40

Re: Емцетред

#7056 2016-10-02 15:56:45

Re: Емцетред

#7057 2016-10-02 21:41:34

Re: Емцетред

#7058 2016-10-02 22:05:15

Re: Емцетред

#7059 2016-10-03 07:07:38

Re: Емцетред

#7060 2016-10-03 11:19:03

Re: Емцетред

#7061 2016-10-03 11:19:55

Re: Емцетред

#7062 2016-10-03 11:28:44

Re: Емцетред

#7063 2016-10-04 03:00:47

Re: Емцетред

#7064 2016-10-04 04:07:00

Re: Емцетред

#7065 2016-10-04 05:30:15

Re: Емцетред

#7066 2016-10-04 05:31:07

Re: Емцетред

#7067 2016-10-04 05:32:04

Re: Емцетред

#7068 2016-10-04 05:32:35

Re: Емцетред

#7069 2016-10-04 12:30:49

Re: Емцетред

#7070 2016-10-04 13:28:34

Re: Емцетред

#7071 2016-10-04 13:55:15

Re: Емцетред

#7072 2016-10-04 15:38:00

Re: Емцетред

#7073 2016-10-05 22:25:30

Re: Емцетред

#7074 2016-10-05 23:34:10

Re: Емцетред

#7075 2016-10-06 00:23:32

Re: Емцетред

Подвал форума