Само название главы нам намекает, что мы встретимся с Кводноном. Не в первый, и не в последний раз - нам от этого Злыдня Нивмиручего так просто не отделаться. Да, если что, про то, что Двуликий Аа и К. одно лицо - это моя догадка. В книге вроде бы нет этому явного подтверждения, но есть намёки.
Поэтому у полководца есть пять опасностей: если он будет стремиться во что бы то ни стало умереть, он может быть убитым; если он будет стремиться во что бы то ни стало остаться в живых, он может попасть в плен; если он будет скор на гнев, его могут презирать; если он будет излишне щепетилен к себе, его могут оскорбить; если он будет любить людей, его могут обессилить.
Сунь-Цзы
Да, это действительно Сунь-Цзы, Трактат о Военном Искусстве.
Но... Кастрированный. Абзац включает ещё две строчки и полностью звучит так -
Поэтому у полководца есть пять опасностей: если он будет стремиться во что бы то ни стало идти на риск, он может быть убитым; если он будет стремиться во что бы ни стало остаться в живых, он может попасть в плен; если он будет скор на гнев, его могут презирать; если он будет излишне щепетилен к себе, его могут оскорбить; если он будет любить людей, его могут обессилить. Эти пять опасностей - недостатки полководца, бедствие в ведении войны. Разбивают войско, убивают полководца непременно этими пятью опасностями. Это нельзя не понять.
В полной версии, как мне кажется, Сунь-цзы всего лишь призывает помнить об опасности и быть готовой к ней, а не вести себя, как истеричная барышня, шарахаясь от каждой тени.
Ближе к вечеру Багров вновь умчался в Серебряный Бор. Расстались они с Иркой не то чтобы в ссоре, но во взаимном неудовольствии. Ирка знала, что почти наверняка Матвей сидит сейчас на перевернутой старой лодке и тоскливыми глазами смотрит вдаль. Не исключено, что кто-то из девчонок, которых много в Серебряном Бору, подойдет и сядет рядом. «Девушки любят несчастных и таинственных», – подумала Ирка, испытывая нечто вроде ревности.
Собаку-на-сене она испытывает.
Правда, почти сразу Ирка перестала думать о Матвее и упорно стала пытаться забыть Мефодия Буслаева.
О Герострате и его славе начитанная Ирка не знает? 
Выкинуть Мефа из головы вместе с его сколотым зубом, светлым хвостом и идиотскими шуточками. Она соврала Багрову, когда сказала, что не любит Мефа. Любила, еще как.
Возможно, Багров сам был в этом виноват. Вместо того, чтобы дать Ирке благополучно забыть ее первую любовь, вытеснить ее собственным великодушием, умом, великолепной небрежностью сильнейшего, он каждый день напоминал ей о Мефе. Трогал пальцами открытую рану и удивлялся, что она не заживает.
Что-то мне кажется, что Ирка никого из них не любит. Дай ей Мефодия, она бы и его изводила обвинениями в том, что не может его забыть.
Ирка отошла от зеркала, легла в гамак и стала с силой раскачиваться. Она ужасно злилась на себя. Все эти годы и даже в их последнюю встречу она вела себя с Мефом не так, как ведут себя победительницы. Льнула к нему как глупый доверчивый щенок. Была жалка и нелепа. Робка и неуклюжа. Старалась казаться смелой – и все делала не так.
«Влюбилась как последняя клуша!» – выругала она себя с досадой.
Ирка хорошо себя знала. Во многих важных вещах и особенно в любви, она была жуткая трусиха и перестраховщица. Ко всему относилась недоверчиво. Не разрешала себе обрадоваться и расслабиться, даже когда повод как будто имелся. Подсознательно она изначально готовила себя к поражению. А раз так – эмоционально готовилась к худшему, как человек, который, ожидая удара, напрягает все мышцы и даже если удара нет, все равно теряет силы.
«Аксиома № 1. В напряжении жить нельзя. Пусть жизнь – это бой, но вести его нужно расслабленно и гибко. Я же вечно хожу с таким лицом, словно жду, пока с балкона мне на голову свалится детская ванночка», – подумала Ирка.
Она грызла себя каждый день, да только что толку? Ирка не могла ни расслабиться, ни забыть Мефа, ни элементарно стать проще.
«Я похожа на зануду, который пишет: «Исходя из природных черт моего характера и свойств темперамента, я должен перестать быть занудой с нуля часов завтрашнего дня. Первый отчет о борьбе с занудством должен быть представлен письменно в личном дневнике не позднее 23 часов текущих суток. В противном случае компания по борьбе с занудством будет считаться несостоявшейся», – издевалась над собой Ирка.
А пока она себя грызёт, комиссионеры крадут эйдосы... занялась бы своим призванием, заодно бы и развеялась. Вообще странно - Ирка половину жизни провела на коляске, год находится на острие войны мрака и света, но это всё как-то не видно...
На лес опустилась ночь. Ветер трепал вершины деревьев. Встревоженные вороны сердито кричали в ветвях. Лишь Антигон топтался в соседней комнатке. Ему не спалось. Кикимор постоял, поплевал в люк, как ночной курильщик на балконе девятиэтажки. На душе у него было смутно и тревожно.
– Ну все, хватит! Выпью чаю с мухоморами и баиньки, – сказал он себе.
Антигон через люк, пыхтя, втащил в кухню ведро с водой и стал переливать из него в котелок. Он так старался не пролить, что даже золотистая вспышка за спиной не заставила его обернуться. Кто-то мягко шагнул к нему сзади и коснулся шеи кикимора коротким жезлом, в котором угадывался отпиленный рог единорога, вручную покрытый забытыми рунами хаоса.
Как в этом мире руны хаоса могут быть забыты, если тут все магические разумные создания долгоживущие, (исключая молодых магов), а стражи к тому же обладают идеальной памятью? 
– Валькирия-одиночка, проснись! – хлестнул слух Ирки неприятный, с визгливыми интонациями голос.
Не открывая глаз, Ирка попыталась понять: кто это?
– Валькирия, я всегда отличу спящего человека от того, кто притворяется. У спящего никогда не бывает таких врущих напряженных век!
Когда мужчина говорит тонко и истерично, как женщина, это омерзительно.
Ну да, мужчина что-то делает, как женщина - омерзительно! Блин, у Мартина Вестерос не столь ярко-выраженно сексисткий, как у Ебца современная Москва.
Поняв, что притворяться глупо, Ирка села в гамаке, кутаясь в одеяло. Перед ней, постукивая себя по ладони коротким жезлом, стоял кривоногий толстяк с огромной головой и отвисшими щеками. Когда он говорил, щеки его начинали дрожать и дрожали еще долго после того, как он замолкал. Толстяк выглядел нездоровым. Красные глазки слезились. Шея была обмотана грязным белым шарфом – подобные шарфики любят носить стареющие поэты, чтобы, покушав блинчиков, было чем промокнуть губы перед поцелуем с поклонницей.
Что-то я о поэтах не знаю, полагаю.
– Ну что, мы уже проснулись, с-ссссю? Между нами, ты выглядишь куда лучше, чем полтора года назад. А тогда-то в колясочке – зелененькая, с затравленными глазками... Как ноги, с-ссссю? Старые шрамы не болят? «Я пришью тебе новые ножки, ты опять побежишь по дорожке!», а? Чудесный стишок, классика! В детстве любила его, и-и? – спросил толстяк, добавив в свой голос копеек на десять участия.
Однако на Иркин взгляд это куда больше походило на скрытую угрозу.
– Кто вы такой? – спросила валькирия резко.
Учитывая специфику жизни валькирий, Ирке вполне могла угостить пришельца копьём сразу же.
– Это пока неважно. Я пришел пообщаться. Короткая, обоюдно полезная беседа. Посмотрим друг на друга. Новые контакты, новые варианты общения. С-ссссю? – хихикнул толстяк.
Его щеки пришли в движение и сотрясались как желе, пока Ирка на них смотрела.
– Общение становится полезным только, когда понимаешь с кем общаешься и зачем общаешься! – холодно сказала Ирка.
– Необязательно. Все зависит от характера информации. Когда человек орет на улице «Пожар!», все бросаются на пожар, а не просят его представиться и показать документики! – с готовностью откликнулся толстяк.
Он был явно не из тех, кого словами можно припереть к стене или загнать в тупик. Явно имел уже готовые ответы на все вопросы.
– И вы пришли сюда кричать «Пожар»?
– Я пришел заключить сделку. И я ее заключу, потому что, как некий американский мафиози, всегда делаю предложения, от которых невозможно отказаться, – веско сказал толстячок.
Так проебать отсылку надо суметь.
Ирка незаметно, как ей казалось, скосила глаза на столик у гамака, на котором она обычно оставляла шлем. Копье – она это и без того знала – появится по первому ее зову. От толстяка ее взгляд не укрылся.
– Что за мысли, валькирия, и-и? Мне, кажется, не доверяют? – спросил он, сопровождая вопрос все тем же «сссююю».
– Где Антигон? Почему он вас впустил? – спросила Ирка подозрительно.
Она ощущала: что-то здесь не так. Даже Багров не мог войти к ней без того, чтобы Антигон раз сто не сказал «не положено» и не устроил бы в кухне жуткую возню.
Толстяк наклонил голову и посмотрел на свой жезл. Он был не лыс, но неприятно плешив. Его блестящая макушка напоминала апельсин, в результате генетических экспериментов заросший черным курчавым волосом.
Макушка неприятно плешивого жезла?
– Антигон, какой такой Антигон? – спросил он.
– Кикимор. Мой паж и оруженосец...
Дряблые, вылепленные из жира щеки толстяка дрогнули.
– Ссююю... А, этот! Твоя ходячая нелепость очнется через час.
– Очнется?
Поняв, что это означает, Ирка сорвалась с гамака. Копье, появившееся у нее в руке, почти касалось шеи толстяка. Ирке почудилось, что оно жадно тянется к ней, мечтая выйти сзади, у позвоночника. К ее удивлению, толстяк даже не переменился в лице. Более того, в его заплывших глазках мелькнуло нечто вроде хорошо скрытой иронии.
– Убери копье, валькирия! Я всего лишь усыпил твоего слугу. Наслал жезлом магию, с-ссссю! – сообщил он.
Ирка нерешительно опустила копье
Ума палата. Светлых копьё Ирки тронуть не сможет, людей с эйдосом, полагаю, тоже. То есть в случае броска она в худшем случае угробила бы нагло припёршегося к ней человека без эйдоса(нашедшего дом валькирии и усыпившего её слугу), в наиболее вероятном - тёмного. Хотя по уму Ирке бы телепортироваться на крышу, превратиться в лебедя и лететь к той же Фулоне, чтобы с таким наглым гостем пообщались бы все 13.
В глазках толстяка мелькнуло нечто такое, что совсем не вязалось с его рыхлым обликом. У Ирки внезапно заныла та самая точка чуть выше бровей, которую Багров не раз называл центром прозорливости.
Бинди что ли?
Вместо этого она незаметно моргнула и переключилась на истинное зрение. И сразу едва скрыла торжествующий вопль. Так и есть! Не ошиблась! Жирное тело гостя расступилось, как рыхлый кисель, пропустило взгляд, стало прозрачным, и Ирка осознала, что это лишь личина.
Роговицу Иркиных глаз обожгло, точно она низко наклонилась над кипящей картошкой.
Какое. Тупое. Сравнение. 
Трясущиеся как желе щеки, существующие лишь в ее воображении
Пардон? Морок разве в воображение только существует?
серебряную маску. Это была маска совсем молодого человека, бодрого, гладколицего, с уголками губ, застывшими в легкой усмешке.
А на Мефодия маска не была похожа?
Что находилось под маской и было ли там что-то, Ирка не видела. Маска оставалась непроницаемой даже для истинного зрения. Внутри нелепого писклявого толстяка скрывался поджарый и мускулистый мужчина среднего роста, с быстрыми опасными движениями, жесткий и собранный. Мужчина, с которым Ирка интуитивно не пожелала бы встретиться на боле брани. «А я еще копьем ему грозила, небрежно так! Да он убил бы меня трижды, если бы захотел», – подумала Ирка.
Гость повернулся к валькирии-одиночке боком, и изумленная Ирка увидела на затылке у него еще одну маску – на этот раз старого морщинистого человека. Его густая борода была отлита в серебре с поразительным искусством. И – самое невероятное! – в прорезях маски горели еще одни глаза, тоже, вне всякого сомнения, живые.
– Три минуты сорок секунд! Не так плохо, как можно было ожидать. Но, опять же, и не блестяще. Средненький результат, – задумчиво произнес ее собеседник.
4 минуты на проверить гостя истинным зрением? Валькирии - это спецназ, блеать, причём спецназ на бесконечной битве, а Ирка ещё и в одиночном задание. В общем, пони считает, что валькирия круто так затупила, и странно, что она с такой скоростью реакции до этой встречи дожила.
– Разумеется, – перебил ее Двуликий.
Он явно не хотел больше терять времени и спешил перейти к чему-то иному, главному, ради чего он и явился сюда.
Ирка торопливо соображала. Первым делом она поспешно защитилась от подзеркаливания, незаметно начертив на колене двойную страховочную руну. Легкое покалывание подтвердило, что руна начерчена правильно. Разумеется, от незнакомца ее фокусы не укроются, однако проникать в сознание он уже не сможет. Церемониться же с ним особенно не стоит.
«А Аида-то правду сказала! Это о нем она меня предупреждала!» – подумала Ирка.
Аида Плаховна не то существо, чтобы нести что-то просто так
Не доверяя защитным рунам, она дополнительно экранировала мысли навязчивой песней из последней топ-десятки. Песней, душещипательно повествующей о любви законченного эгоиста к безнравственной кокетке. Разумеется, любовь закончилась ничем, в виде последней любезности создав тему для песни.
Внезапно Ирка спохватилась, что так и не приготовила банку с водой. Мамзелькина не так часто советует, чтобы ее советами стоило пренебрегать.
Старушка пришла к ней даже не ради медовухи и хорошей компании, посоветовала, ничего взамен не попросила, ушла... а эта ослица совет не выполнила.
Никакой воды, как нарочно. Хотя бы недопитый чай в чашке! Вот он – закон подлости в действии, часть первая, дополненная! Ирка уже отчаялась, как вдруг взгляд ее зацепил запаянную полусферу на полке с книгами. Обычный сувенир, подарок Багрова: полузатопленный корабль с торчащей из воды мачтой. Вот оно!
Ирка села с тем расчетом, чтобы постоянно иметь полусферу с кораблем перед глазами. Гость вежливо сделал вид, что ничего не заметил. Или действительно не заметил.
– Кто вы и что вам нужно? – спросила Ирка. Спросила серьезно. Шутки закончились, и ее собеседник это почувствовал.
– Зови меня Двуликий. Это одно из множества моих имен.
– Двуликий Янус? – спросила Ирка. Мифологию она знала в совершенстве.
То есть по настоящей истории этого мира её никто так и не просветил.
– Вы страж? Маг?
– Не страж и не маг. Бери выше. Я языческий бог. Не из самых известных. Мне поклонялся один небольшой народец в Азии. Они называли меня Двуликий Аа. У них я отвечал за смерть и торговлю.
Сказано это было просто, без каких-либо эмоций и ломаний, чего Ирка не могла не оценить.
– Разве смерть и торговля связаны?
Серебряная маска продолжала усмехаться. В ее неподвижности было что-то зловещее.
– Теснее, чем ты думаешь. Кроме того, я считался покровителем авантюристов. Мне молились разбойники, а также те, кто собирался совершить преступление, но опасался возмездия. Обычно мне приносили в жертву свиней, но порой человека зарезать было дешевле, чем искать свинью. Такие жертвы я тоже принимал. Кроме того, я был богом ростовщиков, ну это уже так, по ходу дела. Ростовщики по природе своей близки к разбойникам, разве что пальцы пачкают не кровью, а чернилами.
Ирка быстро взглянула на стеклянную полусферу. Вода оставалась неподвижной. Значит, пока все сказанное – правда.
Вполне возможно - джедайская.
Аа повернулся к ней бородатой маской. В отличие от первой маски, лукаво улыбающейся, уголки губ этой были опущены вниз.
– Не столько почетно, сколько полезно! Полезно потому, что позволяет за копейку купить то, что в принципе бесценно. И очень скоро ты в этом убедишься. Даже не просто скоро, а прямо сейчас! – произнес хриплый голос из прорези.
Двуликий протянул руку и с изящной легкостью извлек из воздуха свернутый в трубку пергамент.
– Что это? – спросила Ирка.
– Свидетельство того, что твой шлем, нагрудник и копье находятся у меня в закладе. И срок заклада истек.
Ирка не поверила. Двуликий нетерпеливо дернул головой, приказывая пергаменту развернуться у Ирки перед глазами. Краем глаза она зацепила слово «все мои доспехи» и маленькую, грустную подпись внизу.
Ирка торопливо взглянула на корабль, мысленно спрашивая, верить ли ей бумаге. Вода осталась спокойной . Проклятье, значит, подпись настоящая и документ тоже!
– Не пытайся порвать! Это всего лишь копия, – дальновидно предупредил Двуликий Аа.
– Бред! Я не отдавала шлем в заклад! – крикнула Ирка.
– Разве я утверждал, что это сделала ты? Это сделала твоя предшественница, незадолго до своей гибели.
Ирка снова посмотрела на шар, и ей почудилось, что вода предупреждающе качнулась.
– Незадолго? – переспросила она.
– Хорошо. Это случилось ровно сто лет назад, – неохотно признала серебряная маска.
– Прямо-таки ровно? А заклад точно истек? – снова спросила Ирка, глядя на воду.
Вода вновь зарябила, но как-то совсем невесело.
– Срок истекает через три дня. И тогда же шлем переходит ко мне. Это что-то меняет?
Но все же Ирка ощутила, что Двуликий Аа смущен. Руна больно обожгла ей колено. Должно быть, собеседник упорно пытался пробиться в ее сознание.
– Зачем она это сделала? Зачем подписала? – спросила Ирка с тоской.
Она с трудом верила, что ее предшественница могла быть до такой степени неосторожной.
– Ей нужна была от меня услуга, – охотно пояснил Двуликий Аа.
– Какая услуга?
– Неважно. Моя часть договора выполнена. Теперь я хочу получить плату!
Что такого получила валькирия, раз проебала ради этого копьё и шлем?
– А со мной что будет? – спросила она.
Двуликий хихикнул.
– Да ничего. Валькирия-одиночка перестанет существовать. Ты же вернешься на коляску, – сообщил он.
– На коляску? – спросила Ирка.
Голос ее прозвучал сдавленно. Воспоминания о прошлом разом вернулись и хлестнули ее по глазам открытой ладонью. Она ослепла от боли и тоски.
– А куда еще? Ведь ноги ты утратишь вместе со шлемом. Ведь они, будем откровенны, не совсем твои. Да, тебя подштопали магией, но магия уйдет, когда я заберу шлем. И не надо меня ненавидеть! Не я ставил подпись под соглашением. Я всего лишь требую, чтобы со мной расплатились.
Ирка молчала. Ей казалось, что в сердце у нее все замерзло. Мороз, от которого трескаются кости и глаза становятся стеклянными – и тут же рядом всепожирающее пламя. Типичный пейзаж Нижнего Тартара. Всего три дня и – коляска. Пауза тянулась бесконечно долго. Слышно было, как снаружи в стекло бьется мотылек. Чего он хотел, о чем мечтал? Попасть в лампу и сгореть?
Двуликий Аа внимательно наблюдал за Иркой.
– Откровенно говоря (но это, разумеется, сугубо между нами), шлем валькирии мне не особо и нужен. Да, конечно, я могу выгодно перепродать его, ну да что из того? Мы, древние, несправедливо забытые боги, не служим свету и не служим мраку. Мы играем на своей собственной стороне, – сказал он каким-то особым, подсказывающим лазейку голосом.
Сколько помню - nope, Аа брешет. Или свет, или тьма. Третий, связанный с хаосом вариант за Жуткими Воротам.
– Почему бы и нет? Людей всегда отличала от животных способность договориться, а уж богов-то и подавно! – охотно закивал Двуликий Аа.
Ирка недоверчиво взглянула на шар. Вода не рябила. Однако, несмотря на это, валькирия-одиночка не поверила Двуликому. Возможно, цена, которую он предложит, окажется слишком высока.
– Новая сделка? – спросила Ирка.
– Почему бы и нет? Сделки – это моя специальность. Шлем в обмен, скажем, на... – Двуликий запнулся, но скорее из кокетства. Он явно знал, что именно хочет попросить. – В обмен на дарх Арея!
Сразу бы уж дарх Лигула и крылья Троила в подарочной упаковке просил бы.
– На дарх Арея? Зачем он вам? – удивилась Ирка.
Двуликий сделал рукой нетерпеливое движение. Сброшенная личина толстяка, висевшая в воздухе у него над головой, конвульсивно повторила тот же жест. Она уже истаивала, размывалась и была едва видна.
– Какая тебе разница: зачем? Сделка есть сделка. Когда ты покупаешь в магазине ножик, тебя же не спрашивают, что ты им будешь резать: колбасу или соседей?
– Не спрашивают, – согласилась Ирка.
– Вот и дарх Арея мне нужен, потому что нужен. И потом, разве Арей не враг света?
– Враг, – хмуро признала Ирка.
– Вот и прекрасно! Я даю тебе возможность не только сохранить шлем, но и выслужиться перед светом.
Скорее уж роскошно подставить тот самый свет. Мефодий явно не поймёт смерти наставника от копья света(если таковая случится), к тому же на Арея нужно качественно напороться, чтобы тот вступил в бой - он любитель красивых дуэлей с равными противниками, тот же Корнелий мечника бесить-бесил, но на ленточки его так и не покрошили. Тот, кто захочет показать свою крутость, и без Арея найдёт, об кого убиться, а вот новое начальство резиденции, как показывает нам следующие книги, гадить будет в разы больше.
Решай, валькирия! По секрету могу сказать, что дарх может достаться тебе почти даром. У Арея крупные неприятности. У него и у всех его приятелей. Поэтому, если в руки тебе попутно свалятся бронзовые крылышки светлой, не упускай их. Я дам хорошую цену. Спрос на такие сувениры всегда стабильный. Главное, знать, что, где и кому предложить.
И за это свет тоже будет благодарен, да? В принципе, если Ирка добудет дарх Арея, крылья Дафны всё равно мраку достанутся, Мефодий скорее угробится, чем её защитит...
– Если все так просто, почему бы вам не пойти и не взять у Арея дарх самому? – не без язвительности поинтересовалась Ирка.
Двуликий нетерпеливо мотнул головой.
– Если бы я мог сделать это сам, я не предлагал бы тебе сделку.
Боится, что Арей его узнает и отпинает?
. Так что, по рукам, валькирия? Клянешься? Согласен даже без подписи. Уж я-то знаю, кому можно верить.
Двуликий стащил с руки перчатку и протянул Ирке ладонь. Ладонь у него была удивительно гладкой, без единой линии. Ирка задержала на ней взгляд. Предупреждение Мамзелькиной свежим утопленником всплыло у нее в памяти.
Не знаю, как у Ирки, а у меня в памяти свежие утопленники не плавают. Несвежие, впрочем, тоже.
– Руку жать не буду. Клясться тоже не буду, – отказала она.
– Как не будешь? КЛЯНИСЬ! – страшно возвысил голос Двуликий.
Его глаза полыхнули из-под маски – яростно, требовательно, нетерпеливо. Настойчивая ладонь тянулась к Ирке. Казалось, только распахнешь на миг пальцы и – все, рукопожатия уже не разорвать. Никогда.
– Клясться не буду. Но я подумаю, – сказала Ирка, опуская глаза, чтобы не ощущать назойливого давления бога торговцев и ростовщиков.
– Ты подумаешь? Да кто ты такая, чтобы думать? Жалкая калека, которой волею судьбы достались доспехи валькирии! КЛЯНИСЬ!
– Нет. Никаких клятвенных сделок с разжалованным божком лжецов я заключать не буду, – сказала Ирка с вызовом. Робость и деликатность – эти два бича действительно великодушных сердец, когда им приходится общаться с хамами, – отступили. Бывают моменты, когда церемонии невозможны.
– ЧТО? – взвился Двуликий. – Ты играешь со смертью! Я отберу у тебя шлем прямо сейчас!
Мгновение – и жезл в его ладони превратился в изогнутый клинок со множеством зазубрин. У Ирки закружилась голова. Зазубрины сквозили нездешней силой. Ирка внезапно поняла, что дает клинку Двуликого силу. Жертвенная кровь. Много жертвенной крови.
Если прошлой жертвенной крови, то такая же фича должно быть у клинка Арея, но её, как я понимаю, нет. А если свежей, то это очень ВНЕЗАПНО.
Что ж! Пусть победит тот, кто достоин. Поздно бояться. В серьезном бою, когда некуда отступать, трусы всегда умирают первыми. Копье скользнуло в ладонь к Ирке. Его наконечник был нацелен точно в горло Двуликому, под отлитый подбородок маски.
– Начинайте! – сказала Ирка тихо. – Ваш выход, господин актер!
Двуликий Аа неожиданно притих. Изогнутый клинок улетучился из его пальчиков в неизвестном направлении. Похоже, бог ростовщиков привык решать дело силой, только воздействуя на слабые и податливые души. Он был ловкий торговец, а не воин. Осторожно, точно кошка к горячей рыбине, он протянул руку к лежащему на столике шлему, но тотчас отдернул. Ирке поняла, что шлем обжег ему пальцы. Его края раскалились и полыхали жаром.
– Хорошо, три дня еще не истекли... – неохотно признал Двуликий. – И взять его я пока не могу – согласен. Но все же моя власть над ним с каждым днем будет только усиливаться. Взгляни!
Это прозвучало как приказ. Ирка невольно повернула голову. Она увидела, как, повинуясь требовательному жесту Двуликого, шлем шевельнулся, а затем немного, на сантиметр – на два, сдвинулся в направлении ладони. Ирка спокойно подошла и, взяв шлем, сразу остывший при ее прикосновении, надела его. И сразу силы валькирии-одиночки удвоились. Теперь она была уверена, что сумеет в случае схватки вогнать копье в любой глаз маски по выбору. Даже на лице, обращенном к ней затылком.
Ощутив, на чьей стороне сила, божок ростовщиков мгновенно сбавил обороты и стал уклончиво-подобострастным, как Тухломон.
Договорчик ей бы всё-таки почитать стоило бы. Особенно про случаи смерти фигурантов - вдруг он вообще на новых валькирий не распространяется?
– Я необидчив! – произнес вкрадчивый голос из-под «молодой» маски Двуликого. – Не хочешь клясться – не надо. Наша сделка все равно имеет силу, поскольку ее условия озвучены.
– Бред! – сказала Ирка и, уже не скрываясь, взяла с полки шар с кораблем. Вода осталась спокойной, подчеркивая ее правоту.
Озвучила бы срочно новые условия - уничтожение договора в обмен на... воздух, который Аа вдохнул в вагончике, и получила бы шлем и доспехи совершенно без усилий. Но нет.
Двуликий тревожно уставился на шар.
– Умная. Неужели сама догадалась? Признавайся, кто тебя научил? – процедил он.
Невидимая руна, защищавшая Ирку от подзеркаливания, вновь накалилась.
– Неважно. Когда ты покупаешь в магазине бейсбольную биту, тебя же не спрашивают, кто посоветовал тебе купить именно биту, а не волан для бадминтона! – с вызовом сказала Ирка.
Получи, фашист, собственную гранату! Двуликий, против которого обратили его же аргумент, с досадой дернул головой.
– Ну неважно! Ты умная, я умный. У умных людей всегда есть, о чем побеседовать. Итак, валькирия, ты приносишь мне дарх Арея, а я уничтожаю старый договор. Если же нет, то сама понимаешь... Я повторять не буду. Вернешься на коляску, девочка, и очень скоро! – заявил он.
Стекло в руке в Ирки разогрелось. Она увидела, что вода внутри шара закипела, захлестнула мачту корабля. Ничего себе легкая рябь! Ирка с вызовом улыбнулась. Человек, который стоит спиной к обрыву, не может отступать. Его спасение в наступлении.
– Так, значит, старый договор вы уничтожаете? Прекрасно. Тогда подарите мне перчатку! – сказала Ирка.
Двуликий Аа повернулся к ней бородатым лицом.
– Какую перчатку? – спросил он.
– Вашу.
– Зачем?
Ирка молчала. Двуликий Аа правильно истолковал ее молчание.
– А, ну да... Когда вы покупаете в магазине биту... – пробормотал он.
– Так что же перчатка? Я жду! – настаивала Ирка.
Их взгляды скрестились. Двуликий Аа заколебался. Посмотрел на шлем, на Ирку, снова за шлем. Было заметно, что он торопливо взвешивает. Если он отдаст перчатку, от обещания будет уже не отмахнуться.
– Ну хорошо, хорошо... Почему бы и нет? – Двуликий Аа потянул с руки перчатку.
– Если вам несложно, с левой руки, – мягко сказала Ирка.
Последствия этой простой просьбы были непредсказуемы. Взбешенный Аа зашипел. Сорвав перчатку, он попытался швырнуть ее Ирке в лицо. Не задумываясь, валькирия сделала мгновенное, почти неуловимое движение копьем, и перчатка повисла на его сужающемся наконечнике, пробитая насквозь. Двуликий покачнулся. Ирка увидела, как на серебряной маске, на лбу, внезапно выступила крупная капля черной крови, больше похожей на смолу. Она смотрела на нее, как завороженная.
Двуликий Аа медленно поднял руку и коснулся лба. Кровь расползлась по ладони. Но и на лбу она не исчезла. Там, где была прежде капля, теперь бежал ручеек. Двуликий схватился за стену и, оставляя на дереве след, сполз на пол. Ирка выронила копье, на острие которого продолжала трепетать перчатка.
– Ты не понимаешь, что наделала, безумная! Ты все равно выполнишь свою часть сделки, потому что... – прохрипел божок ростовщиков.
И почему же?
Двуликий не договорил. Серебряные маски глухо ударились об пол. Тело вздрогнуло и затихло. Ручейки черной крови гневно потекли к Ирке, стремясь коснуться ее ног. Однако шлем валькирий, который все еще был на Ирке, не допустил их. Черная кровь зашипела и, пузырясь, втянулась в щели между досками.
Ирка завизжала. Тело исчезло. На полу остались лишь серый плащ, покрытый рунами жезл и две серебряные маски.
Какая нервная барышня. К ней явно приходил не сам хозяин жезла и прочего дерьма, а только кукла какая-то, что ли...
Ирка набрала в грудь воздух для нового визга, когда с гамака за ее спиной кто-то негромко сказал: «Кхе-кхе!» Ирка резко повернулась. В ее гамаке не без удобства разлеглась...
– Аида Плаховна! – воскликнула Ирка.
Мамзелькина мрачно отхлебнула из фляжки. Прополоскала рот. Проглотила.
– Наворотила ты делов, пчелка недодавленная! Сказано тебе было русским языком: согласись, но клятв не давай! Перчатку взять надо было. А что теперь станешь делать? – сказала она.
Ирка с ужасом уставилась на перчатку, которая обвисла на копье, как мертвый голубь. Мамзелькина посмотрела на маски и жезл. Нетерпеливо прищелкнула пальцами, притянула их к себе и убрала в свой старый рюкзак.
– Славный удар, пчелка! Двуликого можно было поразить только так, в перчатку, когда он этого не ожидал. Левая перчатка – единственное, что было у него уязвимого. Ты сделала все, как по нотам! Даже моя коса не справилась бы лучше!
– Я его убила! Он бросил в лицо перчатку, а я... я... – Ирка сглотнула.
До нее только сейчас начинал доходить смысл того, что она совершила. Все оказалось безумно просто. Короткое резкое движение копьем и нечто живое, стоящее перед ней вот так вот, близко, становится неживым... Ей вновь захотелось завизжать.
– Цыц! – грубо одернула ее Мамзелькина. – Кого ты убила-то? Никого ты не убила! Это ж языческий бог, он бессмертен! Его можно изгнать из человеческого мира, можно лишить тела и сил, но окончательно убить нельзя!
Ирка недоумевающе уставилась на рюкзак Аиды Плаховны. Она и верила, и не верила.
– Да, разумеется, это был ослабленный языческий божок, – болтливо рассуждала Мамзелькина. – Мелкий комбинатор, которому давно не приносили жертв. Но твой шлем он выжулил честно. В рамках закона во всяком случае. А что делаешь ты? Отсылаешь бедолагу прямым экспрессом в Нижний Тартар. Ждут его там, как же! Тысячу лет ему теперь оттуда не выбраться! – Аида Плаховна хихикнула.
Она умела ценить нелепые ситуации. Лишь они разнообразили ее привычный, расписанный как по нотам быт. Покосила – хлебнула из фляжки. Покосила – хлебнула.
– И что теперь? – спросила Ирка.
– А ничего! Поздно, милая, чесать в затылке, когда голова лежит у тебя на коленях! Теперь уж сама не знаю, что будет... Договор-то на шлем незнамо где, и срок подходит. Не вижу я судьбы твоей, лань моя недостреленная. В тумане она! – голос Аиды Плаховны вновь стал жестким, как подошва ботинка.
Ирка ждала. Она ощущала, что последнее слово еще не сказано. И не ошиблась.
– Да, между прочим, голубка, вот тебе подсказка! Его перчатка, хоть и пробитая, у тебя, и, следовательно, ваша устная сделка с Двуликим, если вы успели о чем-то договориться, в силе! А в Тартаре он сам или нет – какая разница? – сказала Плаховна. Она прищелкнула языком и растаяла.
Ирка смотрела на пустой гамак, который продолжал раскачиваться. Она подумала, что никогда теперь не сможет в нем уснуть.
То ли божок, то ли нет... Не, не могу окончательно решить, К. это или нет.
один из самых успешных игроков в престолы.