Каждый день должен содержать яркий поступок. Пусть даже самый нелепый. Пусть даже это будет желтый шарф, банально завязанный на березе.
Йозеф Эметс
Выглядеть будет пиздецово. И как это сочетается с страдай-мучайся-терпи?
Иркин ключ от квартиры Бабани немного погнулся, стал застревать в замке, и она решила сделать дубликат. Даром копирования сущностей валькирии не владеют. Делать нечего – пришлось обращаться в киоск на рынке.
Всё бы ничего, но при чём тут сущности? Сущность ключа а)вроде одна единственная будет и б)совсем не обязательно будет физически воплощена.
В киоске царствовал мачо лет шестидесяти
Мачо лет 60-ти - это что-то такое
широким пиратским лицом и бородой, как у шкипера.
Простите юное летнее дитя, но я не могу представить себе широкое пиратское лицо, а шкипера я знаю одного, и он ПИНГВИН. Что характерно - без бороды.
с такой небрежностью ронял слова, так швырял ключи в коробку, так восхитительно пропускал мимо ушей все обращенные к нему вопросы, был так хрипл, так высокомерно холоден, так отстраненно прекрасен и отрешен от всякого земного труда, что Ирка даже проверила, нет ли у него магической ауры. Кто знает, может, он страж в изгнании?
Лучшее определение светлого стража эвер. Честно. Сразу в рамку.
Но нет, мужик был нормальный – не страж и даже не монарх без трона.
А у последних аура сильно иная?
Наблюдая за ним, Ирка получила искреннее удовольствие, хотя ей и пришлось приходить за ключом дважды и сделан он был в результате плохо.
– Мамой клянусь, не понимаю я вас, хозяйка! Я б его убил. Или меня пошлите: я убью. Пошлите, а? – попросил Антигон.
– Нет.
Кикимор озадачился.
– Но почему? Он же криворучка, хозяйка! Зачем ему жить?
– Антигон, ты странный. Вместо того чтобы наслаждаться жизнью в процессе ее проявлений, ты ожидаешь каких-то внешних результатов, – заявила Ирка.
А что это Антигон не назвал мужика "золотых дел мастером" и не предложил его "обнять и любить"? Фефекты фикции не всегда работают?
Антигон удивленно заморгал синеватыми русалочьими веками. Сложных рассуждений он не любил, имея все причины не доверять им. Чем сложнее хозяйка рассуждает, тем больше вероятность, что она стремится себя обмануть. Если задуматься, то большая часть жизни проходит в поисках вариантов самообмана. Стоит ли игра свеч и салат майонеза – вот в чем вопрос?
Вот что я могу ответить на салаты с его нежнейшеством в роле мерила качества.
Навестив Бабаню, Ирка от нечего делать заглянула в Серебряный Бор к Багрову, однако на лодочной станции того не оказалось. Ирке это не понравилось, и она сдвинула брови.
– Бедная мерзкая хозяйка! – посочувствовал Антигон.
И опять - мерзкая, но бедная, а не богатая там или счастливая.
– Почему это я бедная?
– Досадно, когда хочется сказать кому-то, как сильно он не нужен, а найти того, кто не нужен, никак не удается, – невинно сообщил Антигон и тотчас – о счастье! – заработал первый за день пинок.
Ирка уже уходила, когда возле лодок – их вечно красили, так часто, что непонятно было, когда же на них плавают, – Ирка встретила какую-то девушку. Пляжного вида, с великолепными ногами, с облезшим носом, она была явно из тех, кто все лето пропадает у воды.
Пляжного вида девица - это как?
Девушка тоже кого-то искала. На Ирку она зыркнула без интереса и без ревности, как на человека, который не может представлять угрозы. Ирка подумала, что это ее карма. Ни одна женщина никогда не считала ее соперницей. Напротив, женщины ее подозрительно любили, за исключением разве что таких бабищ, как Таамаг.
Хотя за "бабищ, как Таамаг" - фу-фу-фу.
Первый, колясочный, период жизни, конечно, не в счет, но даже и позднее, когда она уже была валькирией, Ирке вечно, не церемонясь, давали подержать пальто, велели занять очередь или бросали на нее чужих детей.
Мне нравится порядок дел. Подержать пальто, занять место в очереди, бросить на неё детей... Этого отмоем или нового сделаем?
Все это делали небрежно, точно никому и в голову не могло прийти, что она способна отказаться. Даже у незнакомых людей Ирка вызывала безусловное доверие.
Скорее ощущение девы-терпилы, но это мелочи.
Взять хоть Буслаева. Он всегда относился к ней по-приятельски. Ему, должно быть, и в голову никогда не приходило, что Ирку можно любить, что она не только друг, товарищ и брат, но и что-то еще.
Потому что блин, Меф об неё самоутверждался? Или потому что она была для него просто другом на самом деле? Как сейчас Улита?
Матвей был первым, кто открыл в ней девушку, и, должно быть, именно за это она ему теперь мстила. Люди устроены странно. За добро они мстят всегда суровее, чем за самое злобное зло.
Теперь это называется "открыл в ней девушку"?
Багров появился неожиданно. Он шел от лодочной станции с веслом в руке. Девушка с облезшим носом и Ирка разом кинулись к нему и притормозили, вопросительно косясь друг на друга.
Матвей, как показалось Ирке, был не особо доволен, увидев их вместе. Это не помешало ему спокойно остановиться и прислонить весло к закрытой двери сарая.
– Вы не знакомы? Ирка – Лена. Лена – Ирка, – представил он.
– Матвей – Багров. Багров – Матвей, – передразнила его валькирия-одиночка.
Багров и бровью не повел, а девчонка с облезшим носом рассмеялась.
– О, Ирка!.. Так ты Ирка? – затарахтела она.
– А что? – спросила Ирка напряженно.
Эта Лена явно не видела в ней конкурентку, оттого и тон у нее был расслабленный, даже покровительственный. Симпатия для бедных.
Девушка явно симпатичная и популярная, это прямо сказано. Багров с ней даже до флирта прямого вряд ли сам по себе доходил, так зачем он ей понадобился? Или Ирка придумала себе все это?
– Матвей как-то говорил мне о тебе! Просто у меня есть хорошая подруга, она тоже Ирка, и, когда я сказала при Матвее «Ирка», он подумал, что я говорю совсем не о той Ирке, а когда оказалось, что есть две Ирки, он сказал, что есть еще одна Ирка и… – защебетала она.
– Лена, возьми печенье! – мягко сказал Багров.
В руке у него неизвестно откуда возник пакет. Раньше его точно не было.
– А да… спасибо! – поблагодарила пляжная девица.
– А мне о тебе он ничего не рассказывал, – заметила Ирка.
Пляжная девица не удивилась.
– Ну, он такой скрытный! Прямо разведчик! Хотя у меня дядя тоже разведчик, но он ужасно болтливый. Прямо как я. Даже больше, чем я, хотя это невозможно. Он говорит, что самые болтливые мужчины в мире – бывшие разведчики. Я ему говорю: «Ну как это так? Слушай, ты не понимаешь. Они не могут быть болтливыми! Им нельзя!» – «Я и понимать ничего не хочу. Я знаю», – отвечает он. Вот и Матвей. В него тут весь пляж влюблен, а ты небось и не знала.
Новая Таня Гроттер, только теперь малиновая! Серьезно, неужели у лодок не тусуется компашка молодых спортсменов, которая за счёт мышц привлекает девушек? Есть только Матвей? Или тут недостоверный рассказчик?
– Лена, возьми печенье! – сказал Матвей, снова протягивая пакет.
Пока девушка с облезлым носом набивала рот печеньем, Ирка насмешливо разглядывала Багрова.
– А что еще он обо мне говорил? – напомнила Ирка, дождавшись, пока Лена вновь обретет способность производить звуки.
– А, ну да… Он говорит ты прямо как Наташа Ростова!
– Почему как? – спросила Ирка.
О, в этой вселенной и герои Войны и мира живые...
– Ну я не знаю. Я не читала. Но он говорит, что…
– Лена! Печенье! – напомнил Багров.
– Она не хочет! – сказала Ирка.
– Хочет! – Весло под взглядом Багрова задымилось.
– Не хочет! – От двери лодочного сарая отлетела ручка, к которой никто не прикасался. Ирка тоже умела сердиться.
Пляжная девица испуганно переводила взгляд с одного на другого.
– Она не просто хочет! Она мечтает! Лена! Возьми печенье! – настаивал Багров.
– Но я правда не очень хочу… – осторожно возразила девушка с облупленным носом.
– Ты не понимаешь, Лена! Это апельсиновое печенье. Твое любимое! – сказал Матвей.
В голосе Багрова появилась непривычная Ирке вкрадчивая властность. Лена сдалась и, как зомби, взяла печенье.
– Я же говорил: апельсиновое ее любимое! – произнес Багров победоносно, и тотчас, как по сигналу, Лена закашлялась, судорожно отплевывая крошки.
– Ты чуть не убил ее! Не проще было попросить ее помолчать? – сказала Ирка.
– Может, надо было остановить ей сердце? – поинтересовался Матвей.
Он так взбесился, что зрачок у него почти совсем исчез. Весло уже не просто горело – пылало. Огонь грозил перекинуться на сарай.
– Слушайте, ребят! Я не знаю, что там между вами, но вы оба какие-то странные. Я, наверное, пойду! – восстановив дыхание, заявила Лена.
Да, тут всего лишь в руках держат горящее весло. Действительно, напугать могут только их отношения! 
– Не забудь печенье! – ласково сказала Ирка.
Девушка с облезшим носом тревожно взглянула на нее, покрутила у виска пальцем и отступила на пляж.
«Цапля! Очень красивая цапля!» – подумала Ирка.
Блядь, что ей сделала Лена? Серьезно, девушка, имхо, пыталась казаться милой...
Багров уже забрасывал песком горящее весло. Ирка повернулась и, не прощаясь, пошла. Она знала, что Матвей из гордости не побежит за ней. Во всяком случае, сегодня. За Иркой, пакостно хихикая, тащился Антигон.
– Мерзкая хозяйка! А ведь вы устроили ему сцену ревности! – сказал он.
Ирка остановилась.
– Ты это мне? Сейчас будешь лопать печенье! – сказала она.
– Все-все! Молчу! Ой, у вас волосы дымятся!
Я молчу про светлые силы, от которых вещи ломаются и волосы дымятся.
Ирка успокоилась быстро. Ей потребовалось не больше пяти минут, чтобы разобраться, что эта Лена волнует Багрова не больше созвездия Большой Медведицы. И даже, пожалуй, меньше, потому что звезды он любит. Если живешь на лодочной станции в Серебряном Бору, рядом с тобой вечно возникают такие Лены.
Все же Ирка была встревожена. Ей впервые пришло в голову, что она может потерять Багрова. И именно поэтому ей захотелось потерять его прямо сейчас, немедленно, не откладывая в долгий ящик. Она повернула было обратно, чтобы выяснить все до конца, но опомнилась.
Странно, что она тянула аж до Танца меча, чтобы потерять копье, не правда ли?
«А, неважно!» – подумала Ирка и выбросила Багрова из головы. Во всяком случае, на этот день.
Она решила вернуться в «Приют валькирий», но желания телепортировать в себе не обнаружила. Ирка впрыгнула в троллейбус. Толкавшийся рядом Антигон, чтобы не смущать никого своим запойным носом и ластами, натянул морок младенца.
– Девушка! Вы случайно задели ногой вашего брата! Бедняжка прямо скорчился! – укоризненно обратилась к Ирке некая благоухающая дама-цветок.
Э... младенец на полу?
укоризненно обратилась к Ирке некая благоухающая дама-цветок.
– Пните его еще раз! Сделайте человеку приятно, – разрешила Ирка.
Антигон только хрюкнул. Он уже просек, что от дамы-цветка, кроме охов, никаких конструктивных действий не дождешься.
Потолкавшись в пробке китовой тушей, троллейбус остановился у станции метро. В нос Ирке ударил гниловатый, пахнущий терпкой бомжатинкой запах подземного перехода, сменившийся теплым и приятным, отдающим резиной и пластиком духом метро.
Проездного у Ирки не оказалось. Карточки тоже. В единственное работающее окошко стояла длинная очередь. Ирка пристроилась в хвост и надолго зависла. С ней вечно так бывало. Она настолько благородно пропускала тех, кто бесцеремонно лез вперед – всех опаздывающих юнцов, потеющих мужиков и прочих пронырливых попрошаек, что под конец очередь начинала грызть ее, считая изменницей корпоративным интересам.
Ну действительно, раз такая умная - пусть меняется с ними местами, а не пропускает.
Таамаг бы сюда! Ее бы ты потолкал локотками. А потом сложил бы ручки и ножки в пакет и пошел домой!» – с досадой подумала Ирка, когда прямо перед ней к окошку протиснулся очередной нетерпеливый субъект. На его лысине художественно располагались три волосинки. Две из них стояли дыбом, что в мире условностей могло означать богемную прическу.
Этот даже не выглядел особо наглым. Можно было легко приструнить его, навлечь коллективный гнев очереди, но начались бы вопли, оправдания, писки, а бытовые разборки были Ирке глубоко противны. Она предпочитала уступить, пусть даже уступка будет на ее моральной территории.
– Да будьте же вы понаглей, девушка! – с досадой сказали за спиной.
Ирка оглянулась. Увидела одинокое, жалкое, недоброе лицо женщины смазанных лет.
На ее лице отражалось не негодование, как ей хотелось, а лишь старая привычка чувствовать себя несчастной.
«Ты и сама хотела бы быть наглой, но не можешь. И простить себе этого не можешь», – определила Ирка. Ей стало неловко, и она пропустила вперед и эту даму тоже. Пускай на ее счету будет маленькая победа. Больше никто не влезал, и карточка на пять поездок была куплена.
«Нет, не то, – подумала Ирка, стремящаяся бесконечно анализировать каждый свой поступок. – Гордиться нечем. Есть доброта и снисходительность сами по себе, в чистом виде, а есть доброта и снисходительность от презрения к людям. Вроде как к дебилу или слюнявому младенцу, который выливает себе на голову кашу. И вот это второе хуже гордыни».
Эта глава полна умных мыслей и правды жизни. а ещё уныла, как БП, но это мелочи
Она спустилась по эскалатору и остановилась внизу, у мраморной колонны, похожей на слоновью ногу. Метро дребезжало вагонами. Тоннель глотал поезда. Забыв о своем слабоумном братце, который намеренно лез в самую толчею в надежде, что кто-нибудь врежет ему коленкой в нос, Ирка стояла и наблюдала людей. Каждый вспыхивал на миг, оказываясь в фокусе взгляда, и сливался с толпой.
В метро, когда мимо течет поток, как-то сразу становится ясно, что люди – это река. Медлительная и узкая лесная речка, прокопавшая русло в торфяных берегах. Кто-то подобен блику на воде. Кто-то лилия, кто-то кувшинка, кто-то притопленная у берега коряга, покрытая темной слизью.
«Есть течение времени, а есть люди, выпавшие из течения времени. В теории, возможно, есть люди, существующие вне времени, но их мало и в толпе они неотличимы», – рассуждала Ирка.
Рядом с ней нарисовались двое молодых людей, словно подскакивающих постоянно. На Ирку они не обращали внимания. Так уж повелось, что ее замечали только бездомные собачки, попрошайки и субъекты с неадекватной психикой. Для них она существовала как факт бытия.
А как же люди, которые на ирку всё скидывают?
– Этому человеку нельзя верить. Он и сам себе не верит, – сказал один подскакивающий молодой человек другому.
– Почему? Ты же никогда его не видел, – отвечал второй.
– А мне и видеть его не надо. У него гуманитарное образование.
– Ну и что?
– Гуманитарии – жалкие люди. Я сам гуманитарий, если на то пошло. У нас слишком быстрый мозг, чтобы нам можно было верить. Для нас слова ничего не значат. Мы жонглируем словами, как мячиками. Они у нас круглые, хорошие, правильные, но всего лишь слова. Нужно же говорить такие слова, чтобы за каждое слово, за каждую фразу не стыдно было отдать жизнь.
Умная мысль для Йози-3. Кажется, не только у меня на этой главе меланхолия и задумчивость
Ирка внимательно слушала. Второй подскакивающий молодой человек заметил ее интерес и с негодованием уставился на нее.
– Девушка, вам что-то надо? – спросил он.
– Нет. У меня уже все есть, – заверила его Ирка.
Молодой человек кивнул и метнулся в двери вагона. Кающийся гуманитарий последовал за ним, и оба скрылись, подпрыгивая, как самцы кенгуру.
«Если случайных встреч не бывает, значит, и у этой был какой-то смысл», – сказала себе Ирка. Очевидный смысл не находился, и она на него временно плюнула. Однако запомнила все сказанное молодыми людьми. Жизнь давно представлялась ей логической игрой, где везде и всюду надо искать ключи.
Ирка пропустила еще один поезд и наконец шагнула в вагон. Замешкавшемуся Антигону прихлопнуло ласты, и он зарумянился от счастья
Зачем Антигону кто-то ещё для счастья? Ему бы хватило и личной комнаты пыток...
тем более что пять взрослых мужиков немедленно кинулись раздвигать двери и спасать «деточку». «Деточка» хлопала выпуклыми, со сквозившей в них глубинной русалочьей тоской глазками и старалась не дышать болотным перегаром.
Болотный перегар и тоска глупенькой нежити русалок... мда
Предоставив Антигону самостоятельно отвечать испитым голосом на вопросы, где его мама, и отгрызать пальцы тем, кто пытался погладить его по головке, Ирка прислонилась спиной к двери с надписью «Не прислоняться!».
Внезапно валькирия-одиночка ощутила сосущую тревогу. Она даже оглянулась, как если бы кто-то мог напасть на нее со спины, из тоннеля. Но нет, в тоннеле никого не было. Лишь поезд болтало, и ползли куда-то толстые связки проводов. Понимая, что интуиция не могла сработать просто так, Ирка переключилась на истинное зрение и проверила весь состав. Все чисто. Лишь в третьем от конца вагоне обнаружился суккуб, прикинувшийся яркогубой блондинкой с непрокрашенными корнями волос. Суккуб старательно охмурял парня простецкого вида, который час назад впервые в жизни вошел в метро на «Комсомольской».
Ирка послала суккубу мысленное предупреждение, и тот мгновенно сник. На первой же станции он поспешил улетучиться, отделавшись от парня телефоном общества любителей аквариумных рыбок, который сам, очень нежно, написал у него на запястье помадой, вместо черточек ставя поцелуйчики. С валькириями суккубы благоразумно не связывались. Имели печальный опыт. Слишком много их отправилось в Тартар по бесплатному проездному билету, выписанному копьями огненных воительниц.
Беспокойные, вечно в поиске, валькирии рыскали по городам и весям России, старательно отправляя в небытие всех духов мрака, что встречались им на пути.
Это в перерывах между тем, как они работают, веселятся и ремонтируют силой нежити квартиры, вообще не палясь?
Они не знали, что Лигул лишь посмеивался, узнавая о потерях. Сорняки на поле растут все равно быстрее, чем их пропалываешь.
И потому, зная о валькириях всё, им дают жить спокойно. И правда, не дюжину же на них напускать?
«Нет, дело не в суккубе… В чем-то другом!» – подумала Ирка.
Ее снова кольнула тревога. Виски сжались от мгновенной боли. В стекле вагона, где прежде было лишь ее отражение, вспыхнуло лицо Буслаева. За его спиной, там, где теснились быстрые тени, Ирка увидела еще одно лицо – повернутое вполоборота, затененное, недоброе, с сухо поблескивающими глазами. Ирка жадно всмотрелась.
– Дафна! – недоверчиво воскликнула она.
Фигасе, Дафне хватило минут 15?
Воскликнула вслух, поймав на себе удивленный взгляд грузной дамы. Ирка смутилась. Бесцеремонно растолкав пассажиров, к ней пробился Антигон. Для большей устойчивости кикимор лез на четвереньках, и голова его высунулась на уровне колена.
– Мерзкая хозяйка, наступи мне, пожалуйста, на голову! Ласты мне уже отдавили! – плаксиво потребовал он.
Взгляд дамы стал еще круглее. Она-то видела Антигона хорошеньким малюткой лет трех.
– Мерзкая… кто? – изумленно воскликнула она.
– А ты молчи, добрая и пушистая! Было б лучше, если б я назвал ее «мама»? – огрызнулся кикимор. – И вообще квакаю здесь я, а остальные подквакивают!
Лицо дамы стало медленно багроветь. Ирка примерно догадывалась, что за этим последует. Едва дождавшись ближайшей станции, она зацапала за ухо свою разговорчивую «дитятю» и быстро выволокла ее из вагона. Несколько секунд спустя мгновенная вспышка телепортации унесла их со станции.
– Надо встретиться с Мефодием! – решила Ирка.
И, спойлер, она будет тупить дофига времени перед тем, как послать сообщение.
