Сегодня 21 Июня. День когда Мехмед прибыл в Адрианаполь после завоевания Константинополя, которого он покинул 18 июня (согласно хронике Дуки). Согласно другим сведениям, это дата его отъезда из Константинополя. После завоевания, Мехмед провел в нем 21-24 дня, затем он отбыл из города, и вместе с ним огромное число военной добычи и пленников. Словом, сегодня день памятования Константинопля. Я как раз продолжаю свой эпический роман об осаде города, и поэтому меня вдохновляют проникновенные, прочувствованные произведения и очень вдохновляет подходящая музыка)
ПЛАЧ О КОНСТАНТИНОПОЛЕ
Источник: Византийские историки о падении Константинополя в 1453 году. Плач переведен по изданию: Ζώρας Г. Περί την Άλωσιν της Κωνώτ-αντινουπόλεως. Αθήνα, 1959, σελ. 250-253.
Помимо исторических сочинений падение Константинополя вызвало к жизни ряд лирических стихотворных сочинений, обычно именуемых плачами. Эти небольшие произведения создавались в основном сразу после захвата Константинополя, когда чувство утраты было еще свежо, но падение «царственного города» имело такой огромный исторический резонанс, что плачи продолжали появляться и в течение последующих двух веков. Плачи очень разнообразны и стилистически, и по своей тематической структуре, но все они были посвящены одному историческому событию и создавались уже на исключительно народном языке.
Плач, приведенный ниже, во многом является довольно типичным образцом этого жанра. Частично он построен в виде диалога между Константинополем и Венецией. Он начинается с жалоб по поводу утраты великого города, которые затем переходят в описание былого могущества и красоты Константинополя.
К сожалению, точно датировать плач не удается, однако неизвестный нам автор достаточно верно описывает сам город, его осаду и захват; это позволяет предположить, что если сочинитель и не был сам очевидцем описываемых событий, то, по крайней мере, оказался их современником2. Уникальность этого плача состоит именно в том, что его автор не просто расточает жалобы о погибели Константинополя, а как бы пытается соединить лирическое повествование с историческим фоном.
"Смешались мысли у меня и разум помутился,
Что не могу в стихи облечь падение Царьграда.
Заплачьте, горы статные, и скалы, содрогнитесь,
И родники, умолкните, и высохните, реки:
Навеки ключ потерян был от всей вселенной нашей,
Навек сомкнулись вежды христианского востока.
И ты, луна небесная, свой свет не лей на землю,
И недвижимы встаньте вы, стремительные воды.
О, сколько потеряли мы, несчастные Ромеи,
С потерей Града этого, известного повсюду,
Благословенного отцами церкви православной.
Тебя завоевали, покорили, Град прекрасный,
На гибель обрекли Тебя безжалостные звери,
Бесчисленные полчища обрушили на стены,
Как злая саранча, поля Твои опустошили.
Убили императора собаки янычары,
Смешалась его кровушка с кровинушкой народа.
Замучили придворных всех и знать поубивали,
Всех облекли на странствия по странам отдаленным,
Где будут стыд испытывать и всеми порицаться
И слезы горьки проливать об участи несчастной.
Ты был светилом на небе, Царьград благословенный,
Звездою светлой утренней, что мир весь освещала,
Лучистый свет дарующей всем странам во вселенной:
На западе Италии, империи германцев,
а также Антиохии, известной на востоке.
Служили одному Тебе четыре патриарха,
Не только царь Ромеев всех, но был Ты царь над всеми,
Над всей землей Ты властвовал, единый император.
Но был порабощен сей Град, о горе! стал рабом он!
Послушай, как отклинулась Венеция на горе,
Когда узнала страшные дня черного известья:
«Царьград, что ныне терпишь Ты, и я тем горько мучусь,
Твое несчастье горько мне, открыта в сердце рана,
Ведь был гостеприимцем Ты изгнанников и пленных,
И был Ты гордость христиан и слава православных,
Ты был прибежищем сирот и многих чужестранцев,
Не счесть было церквей твоих, монастыри повсюду,
Их купола прекрасные рассыпаны как звезды,
Дома, дворы украшены все мрамором и златом.
И воды быстрые в Твоих источниках бежали,
Сады чудесные цвели с плодами на деревьях.
И красотой Твоей была Святейшая София,
Ведь от нее узнали все, что значит Божья мудрость.
Теперь церквей открыты двери туркам-басурманам,
В Святой Софии речь слышна лишь мусульман безбожных,
А раньше там звучало слово только православных.
Увы, как же случилось так, что в рабство обращен Ты?
Царьград, что ныне терпишь Ты и я тем горько мучусь.
О город мой, исколесила я все земли кряду,
Но нет на свете города, чтоб мог с Тобой сравниться,
Такого нет прекрасного, не встретила я краше.
Мой город славный, был Ты на земле как неба царство,
И были ангелы к Тебе добры и милосердны,
К Тебе, наследнику империй и всех царств древнейших.
Но эта сладкая свобода вдруг исчезла разом,
Как дым, как утренний туман, как будто не бывало,
И все, что гордостью считал, теперь в руках у турок».
Услышал Город эту речь и плачем отвечает:
«Ты правду говоришь, Венеция, мой стыд являя,
но ты послушай и меня, что я тебе отвечу.
Когда Великий Константин решил меня построить,
Он сделал Богородицу заступницей моею,
Чтобы она страдания и боли мне смягчала.
И правда это было так, меня она хранила,
И все напасти от меня рукою отводила.
Но вот настал тот горький час расплаты за пороки,
Восстал Господь, разгневанный на наши прегрешенья,
Обрушил наказание за наши беззаконья,
Что разом в одночасие я был низвергнут с трона.
Один бессовестный злодей, собака басурманин,
Мехмета гнусного потомок, дьявольское семя,
Мудрее многих оказался мусульманин хитрый,
В военном деле проявил себя искусным и умелым,
И с двух сторон от стен моих, ворот больших напротив
Воздвиг он укрепления огромнейших размеров,
Тараны к стенам прислонил, и так я был повергнут.
На небе нету столько звезд и листьев на деревьях,
И птиц так много не поет у нас в полях прекрасных,
Сколько отправил полчищ он, сколько отрядов выслал.
А тот безбожный негодяй в дракона превратился,
Оскал звериный обнажил, и все застыли в страхе.
И пять голов он показал - бывает так у змеев,
Огонь из них он выпустил и все объял пожаром.
Космидий оказался под его главой огромной,
А длинный хвост его до золотых ворот добрался.
Свистел он по-драконьи и как лев рычал свирепый,
И бил хвостом упругим оземь и вращал глазами,
Что страх такой заставил подчиниться королевства,
И замки пасть безропотно и сдаться - государства.
Тогда народ весь бросился бежать в Христову землю,
И Богу все молились, может он их пожалеет,
Все же Господь не сжалился, он очень был разгневан
На все мои грехи позорны, страшны преступленья.
И молнией их не спалил, и не ударил громом,
Когда святой наш крест Христов позором покрывали
Арабы, гнусные враги, что замки разрушают.
Увидел ли их в море он, услышал ли их поступь,
Как подступают их суда к моей Галаты землям
Как раз напротив Скутари к Святому Константину?
Со всех сторон нагрянули как змеи в чистом поле.
Хитрец, искусный в кознях, христианских душ губитель,
Всех православных гибель и знати всей убивец,
Тот, что командовал принесшим пораженье войском,
Которое поставил он напротив стен высоких.
И вот гроза и молнии, нас ими закидал он,
И вот летят каменья острые на горе Граду,
И вот сей горький час настал разрухи и мучений,
И вот послышался великий плач и причитанья,
Когда в дома врывались турки к православным людям,
Звенели стекла, и трещали сломанные двери,
Киновьи грабили они, монахов убивали,
Позорили монастыри и знатных дев губили.
О, сколько горя горького принес злосчастный вторник,
О, сколько муки вытерпел наш христианский Город,
Когда был свергнут турками, с высокой башни сброшен,
Когда повергли ниц его пред стенами крутыми,
Когда развязан пояс был и смерть в глаза взглянула,
Когда раздели гордого, и на позор предстал он.
И вот сей горький час настал разрухи и мучений,
Когда от матерей несчастных деток забирают,
И тащат их как агнцев, чтобы кровь продать невинну».
Рыдайте все, оплачьте все падение Царьграда,
Судьбу несчастную второго Иерусалима,
Ведь не могу от боли я в стихах излить кручину,
Не в силах я один все страшны описать несчастья".