Чётные главы у нас повествуют об Авалон, вот и эта тоже. В предыдущих сериях мы узнали, что она внучка одной из ведьм Триумвирата, до первой менструации жила в ведьмовской деревне, а потом, сообразно местным обычаям, её отправили в институт благородных девиц в столицу Трастамары раскрывать женское предназначение.
Сейчас Авалон — низапне фрейлина королевы, при том что она вроде как крестьянка, хотя и внучка уважаемой ведьмы, и на неё возложена шпионская фертильно-матримониально-асассинская миссия — встроиться в дублирующий гастролирующий состав подменить королеву Каталину на свадьбе с инирским королём Горлойсом, зачать от него девочку, а потом прирезать (Горлойса, не девочку). Это при том, что Авалон никакая не ассасинка ни разу.
Итак, первая строчка главы с места в карьер лупит нас волчьей цитатой:
— Поднимайся! Ни один противник не станет ждать, пока ты поноешь.
Авалон стонет, у неё ацки болит локоть, и она валяется на песке рядом с кинжалом. По локтю ей влепил Хорхе Гвидон, капитан королевской стражи, с которым она сейчас тренируется.
Кстати, тут две мысли: если Хорхе — капитан, и Варес — капитан, так это, можно написать романтический фанфик про них и назвать "Два капитана?"
Ну, и если Даяна часть имён взяла из книжки "Сказки русских писателей" (Басилио, Гвидон), то Незнайка и курочка Чернушка WHEN?
Ладно. Авалон ругает Хорхе за то, что он так-то мог сломать ей руку, но Хорхе говорит, что готовит её к жызне. Авалон и так после той миноги чувствует себя уязвимой, а тут ещё лекция про то, что ей никогда не победить ни одного мужчину в честном бою.
— В бою и не такое случается. Особенно, когда пытаешься переть на здоровенного мужика, который в несколько раз больше тебя по весу и росту, — он нацелил на нее острие меча. — Ты никогда не победишь ни одного мужчину в честном бою, Авалон. Забудь о честности и оставь ее тем, у кого есть на это время и глупость. Мы сильнее и, чаще всего, быстрее. Если у тебя не останется граната, Авалон, беги. Беги так, словно за тобой гонится свора диких псов.
Волков.
— По твоей логике, мне это бесполезно, — Авалон с трудом приподняла кинжал и, взглянув на него, едва не проворонила момент, когда Хорхе двинулся в ее сторону.
Она отступила, легко переступая по песку, — удобные ботинки и мягкие штаны из тонкой кожи не губили маневренность, как юбки, путающиеся в ногах. Она терпеть их не могла и жалела, что ей не разрешают ходить во дворце в тренировочном облачении: штаны и легкая хлопковая рубаха с закатанными рукавами. В них она чувствовала себя не такой уязвимой — чувство, которое преследовало ее с того злополучного Модранита.
Черные волосы, заколотые в пучок на затылке, чтобы не мешали, из-за падения разметались по спине.
— Кинжал — оружие убийства, Авалон. На кинжалах не устраивают дуэли и не красуются. Ты должна будешь приблизиться к противнику. Если у него меч, короткое расстояние для него губительно. — Хорхе приближался неспешно, но длина ног Авалон явно уступала его, и капитан быстро добрался к ней и начал давить назад. — Кинжал — твое последнее средство в том случае, если тебя загнали в угол. Меч в ограниченном пространстве будет бесполезен.
Я чёт не понимаю, он учит её с боем пробиваться через толпу врагов, или, как и планируется, сделать всё, чтобы она скрытно завалила короля? Вроде её не в девы меча готовят. Я понимаю, что курсы самообороны полезная вещь, но как бы?
Ну, и псы чек, волки чек — можно пить ещё и за упоминания этих зверушек в тексте.
Авалон настроена решительно — если всё пойдёт по женскому лону (с картинаме), она совершит РКН.
— Если меня загонят в угол, я раскушу сонную одурь, — Авалон не могла в очередной раз мысленно не отметить, какое дурацкое название дано ягодам самого ядовитого растения. — Я не попадусь в руки мясникам.
Они потешаются над пойманными беспомощными ведьмами.
В памяти вспыхнули языки очищающего костра. Стенания матери, мольба бабушки, предсмертный хрип отца. И липкие от крови пальцы храмовника, который подтащил ее за бедра.
Грустный флешбек, показывающий, что Авалон у нас успела пережить очередную травму уже после миноги — гибель матери на очищающем костре (блин, может, ОЧИСТИТЕЛЬНОМ? Что за "Туалетный утёнок"), гибель (?) бабушки, видимо, на нём же, хрип отца... Все умирли.
И вдобавок попытка (?) изнасилования.
Издеваются над беспомощными ведьмами... Да как-то, блин, у вас в мире есть магия. Она уходит из мира и делает ведьм беспомощными? Или у них в принципе вся сила в приготовлении отвара от чирьев? Вот та вёльва, которую хлопнул Варес на озере, беспомощной не была и успела устроить Дамиану Круциатус. Да и бабуля Авалон вроде как была не из простых рыночных гадалок, её что, в Триумвират по объявлению взяли? Непонятно.
Тем временем в течение флешбека Хорхе успевает выбить у Авалон кинжал и перехватить её под белы рученьки. Попавсь! Ой, а ведь на его месте мог быть храмовник...
Авалон цепенеет, её ливер сжимается, а в горле застывает влажный хрип. Хорхе тем временем с умным видом вещает, что ни на что, вообще ни на что Авалон надеяться не может. Ни на гранат, ни на растения для РКН с дурацким названием... Кстати, оно ядовитей той манцинеллы, что ли? Если сама Даяна подчёркивала, что вон, Дамиан сравнил Авалон с самым ядовитым растением в (реальном) мире, и это внезапно растение из Нового Света, то блин, разве для атмсфр не было бы изящнее сравнить Авалон с сонной одурью?.. А? Нет ответа.
Вощим, даже кинжал не спасение.
А вся сила Авалон в голове. Надо думать, прежде чем что-либо делать и говорить, ауф.
Интересно, как это поможет ей свалить в лес после убийства короля? Она не имеет никакой поддержки и стелсу не обучена. Просто думай...
Из дальнейшего текста мы узнаём, что Авалон сама попросилась к Хорхе на курс молодого бойца — план Каталины предполагал, что в случае опасности Авалон защитит сам Хорхе, а также Бас. План-капкан прямо.
А ещё, а ещё мы узнаём, что Авалон не только слегка корявая фрейлина, но ещё и нормальной магической силы не имеет. Если кто-то сомневался.
Хорхе гонял ее по ристалищу, словно новобранца, вовсе не заботясь о том, что Авалон — придворная дама, спутница королевы Каталины. Здесь, на ристалище, не существовало придворных статусов. Существовали лишь сила и хитрость. И то, и другое должна была освоить Авалон, чтобы выполнить свою миссию — убить Хромого Горлойса и сбежать из лагеря храмовников, не попав в плен.
С момента разговора в Розовых Садах время тянулось, как патока, и Авалон извелась от страха. Каталина успокаивала ее, утверждая, что Бас и Хорхе защитят ее, но в конце концов, поверженная своими ночными кошмарами, Авалон притащилась к Хорхе и попросила помощи.
Мужчины находили спасение в силе. Она не раз проходила возле ристалища и видела, как неистово они бьются. Она замирала у ворот и молчала наблюдала, притаившись у приоткрытой створки. Авалон завидовала их силе, ловкости и умению управлять своим телом. К тому же, ни один из мужчин никогда не был вынужден лежать на алтаре, глядя в небо. Ни одного из них не хватали грубые пальцы с обломанными ногтями за бедра, не оставляли на них царапины, чешущиеся даже спустя много лет. Никому из них не задирали юбки. Они не были уязвимы.
Авалон же была лишена как физической силы, так и нормальной магии. Да, она прошла испытание Владычицы Вздохов, она не исторгла из себя зерна граната. Но с каждым днем, месяцем и годом, проведенным здесь, она чувствовала себя самозванкой — магия в ее теле даже с зернами граната была слабой и неповоротливой. И Авалон каждый раз мысленно возвращалась к моменту, когда сглотнула подступившую тошноту. Она знала, что ее должно было стошнить — тело отторгало магию. Авалон должна была остаться в деревне. Но она обманула судьбу. Обманула всех, кроме самой себя и магии, которая не желала ей подчиняться.
Вот так вот. То есть на магию рассчитывать точно нельзя, и кинжал она спустя две недели научилась только держать, а не использовать по назначению. Хотя вот Авалон наивно полагала, что времени до свадьбы хватит, чтобы натренироваться, и Хорхе, конечно, это очень забавляет. Каждая неудача приближает к цели. Главное — встать после очередного падения. Тот кто меня поймает того я буду чья.
Вощим, Авалон опять хлопнулась в песок, выронив кинжал, и проглотила приснопамятный мраморный шарик разочарования. К новой схватке сегодня приступить не суждено: пришёл Бас. Авалон вызывают в лазарет.
Ага, придворную даму королевы позвали в лазарет. Не, я понимаю, какой-нибудь там 1915 год, госпиталь в Царском селе, великие княжны в передничках сестёр милосердия помогают оперировать хирургам... Ладно.
Авалон с изменившимся лицом бежит пруду, т.е, простите, мчится в лазарет: "из одного корпуса [замка] в другой". Попутно она воздаёт хвалу Персене, что на ней штаны, а не юбка, а то она десять раз бы пёзднулась. Ну, Авалон, некоторые и в штанах в птичье дерьмо с пригорка падают...
У входа в лазарет обнаруживается бледная Каталина с кучкой придворных, чота определённо случилось! Бас тоже выглядел крайне тревожным, а тут ещё обоняния касается запах пурпурной мяты. Кстати, запомним, что она используется в том числе для обеззараживания, и именно её запах ещё больше накручивает Авалон.
Далее сравнения и кровища.
Она поняла, что дело плохо, когда заметила у входа бледную Каталину в окружении придворных. Ее волосы горели на солнце огнем, как пасть дракона, и на фоне них яркое зеленое платье казалось таким же бледным, как ее лицо. Авалон хотела остановиться, ее душа рванулась утешить подругу, но внезапно обоняния коснулся запах пурпурной мяты. И теперь молчание, плотное как марципан, показалось ей зловещим. Пурпурная мята использовалась для обеззараживания и остановки кровотечения.
Авалон пробиралась к закрытой двери в лазарет с сосущим под ложечкой чувством беды. Она ощущала, как чужие взгляды липнут к ней, стекают дождем по ее телу, сопровождаясь шепотками — догадками, почему она так вырядилась. Стараясь не обращать на них внимания, Авалон толкнула створку и вошла в хорошо освещенное помещение.
Горло перехватил спазм.
Кровь. Пятна застывшей крови на полу. Крики.
Опомнившись, Авалон сдернула с себя оцепенение. Она уже не раз помогала врачу, в этой зале кровь ее не пугала, хоть и страшила неизвестность того, что ее ждет в лазарете.
Авалон моет ручки и бежит в "помещение, откуда доносились вопли боли".
Щас наверное красочное описание ещё под кат сложу, но, в общем, там роженица с трудными родами, у которой "низ живота потемнел, кожа покраснела".
▼Скрытый текст⬍
Быстро промыв руки по локти с корнем сапонарии, она стряхнула с них остатки воды и вошла в помещение, откуда доносились вопли боли. На кровати лежала раздетая по пояс женщина с раздувшимся чревом. Она корчилась в агонии, задыхалась между криками, раздирающими ее горло, и хваталась пальцами за живот. Роженица с подошедшим сроком, роды которой пошли совсем не так, как должны. Авалон видела причину — низ живота потемнел, кожа покраснела, а вены приобрели темно-бордовый, почти черный, цвет.
Авалон надломившимся, как гнилая палка (м-м-м) голосом зовёт главврача, Аурелу, и предлагает помощь. По лицу Аурелы и её "подавленному холодному врачебному взгляду" Авалон всё понимает. Подобное уже случалось, и Авалон знает, чем оно закончится.
Ой, я не могу, ПОДАВЛЕННЫЙ ХОЛОДНЫЙ ВРАЧЕБНЫЙ ВЗГЛЯД. Врача, врача, позовите в тред врача — что такое врачебный взгляд, вы можете объяснить? Это когда врач на тебя смотрит с лицом лица, когда ты рассказываешь, что лечишь запор лоперамидом?
Ладно, не буду вас томить — роженица умирает от чёрной скверны, как умер ряд других несчастных женщин до неё. Аурела пытается помочь ей, закинувшись гранатом — от принятой дозы катализатора на её шее вскакивает новая бородавка. Спасибо, что не чирей.
Авалон разглядывает ужасающий живот, который грозится вот-вот лопнуть (как и анон от смеха при чтении ГиО), и узнаёт в бедной женщине некую Консуэлу. Не по животу. Не по лицу. По лодыжке.
Авалон ни за что бы не узнала девушку в лицо — обескровленное, искаженное болью, но шрам на лодыжке ей был знаком. Она сама зашивала этот порез в лазарете.
Аурела кивнула, тяжело вздохнув.
— Я посылала за тобой, потому что хочу попробовать спасти жизнь ребенку. Консуэлу не спасти. Она, как и другие, умрет. Гранат не может вылечить черную скверну. Я съела уже пять зерен.
Аурела встретилась взглядом с Авалон, и та заметила в глазах врача лопнувшие сосуды. Она догадалась, что сила, данная зернами, уже потрачена на попытки вылечить Консуэлу. Авалон подумала о Каталине, стоявшей за дверью. Единственная ведьма, способная проглотить большее количество зерен, а, соответственно, имевшая куда шире резерв магической энергии, находилась буквально в паре десятков шагов. Первое ее желание позвать подругу погасло от осознания ценности жизни Каталины. Она не только самая мощная ведьма в их ковене, но и самая сильная ведьма во всей Трастамаре. Кроме того, она их королева. И даже несмотря на то, что Трастамара уже никогда не дождется наследницы престола от Каталины, ее жизнь еще долгое время будет превыше всего. Ни Консуэла, ни ее ребенок не стоят того. Поэтому она проглотила свое же предложение и вместо этого спросила:
— В прошлые разы дети были мертвы. Это же от них идет скверна.
— Я не уверена. Возможно, мы сделали ошибочный вывод. Может быть, скверна поражает дитя уже после смерти матери. Она убивает одного носителя, а затем перекидывается на второй организм. Если поспешим… — Аурела поджала губы на мгновение и продолжила. — Я дала ей душицу и настойку из акации.
Бредовый сон. Она не почувствует боли.
— Тебе нужно будет достать дитя.
Ай, ну то есть Каталина, самая сильная ведьма во всей Трастамаре, никак не смогла напихать в панамку инирцам за разорение викканской деревни Авалон?.. Она там зачем, на троне посидеть красивая?..
Вощим, надо кесарить, и почему-то Ауреле, целительнице, для этого нужна именно фрейлина королевы. Так и представляю Авалон в больничной палате: "Медсестра я для души, а на деле состою в королевской свите. А теперь повернитесь на живот, будем ставить клизму".
Авалон обрабатывает живот несчастной Консуэлы "обеззараживающим раствором огнибай листовицы" и думает о пользе абортов. Вот если бы все делали аборты, то и не помирали бы от чёрной скверны... Хотя нет, время абортов при дворе Каталины Трастамарской прошло.
Осторожно, упоминается жертва аборта!
Сейчас ни одна женщина в здравом уме при дворе Каталины Трастамарской не стала бы избавляться от ребенка, даже и нежеланного. Это грозило ей всеобщим осуждением, впрочем, которое можно пережить. А вот презрение Каталины могло стоить положения при дворе. Все помнили, как вспыхнуло лицо королевы, когда одна из ее фрейлин оказалась в неловком положении: она понесла ребенка от оруженосца, не будучи замужем. Авалон даже сейчас предполагала, что Каталина бы закрыла глаза на выходку фрейлины, ведь нравы в столице были разнузданнее, чем во многих других уголках страны, но Селина решила принять настой трав: душицу, крапиву, болотную мяту, спорынью, пижму и иссоп. Авалон лично выносила ведро с тем, что осталось после бремени леди Селины.
Каталина была в ярости. Она изгнала фрейлину из своего общества такими словами, которые не пристало даже знать королевской особе. Весь двор следил за тем, как леди Селина убегает со слезами на глазах. Многие предполагали, что собственная несостоявшаяся беременность королевы так влияет на ее настроение. С тех пор Ауреле запретили смешивать травы для избавления от беременности и давать их кому бы то ни было: от престарелой кухарки до молодой фрейлины.
Б-р-р, про ведро, конечно, прям... Однако престарелая кухарка, которой понадобилось средство экстренной контрацепции, это даже пикантно.
Аурела дрожащими руками вручает Авалон инструмент, и мы получаем краткое объяснение их отношений: если коротко, у Аурелы с возрастом стали трястись руки, а Авалон, попавшая в лазарет как пациентка после гибели деревни и нападения храмовника, заинтересовалась медициной.
— Как и в прошлый раз, — сказала врач и указала на две точки на животе, не касаясь его слегка дрожащими руками.
Именно по этой причине Авалон стала ее помощницей несколько лет назад, после того, как и сама оказалась в этом лазарете. Аурела, будучи выдающимся врачом и умелой ведьмой, стала терять из-за магии стабильность своих рук. Для любой ведьмы, как и для врача, дрожащие руки были хуже смерти на омеловом костре. Ауреле пришлось пренебречь своим же главным правилом: никаких помощников, путающихся под ногами.
Она долго присматривалась к Авалон, пока выхаживала ее после той ужасной ночи, оставившей ей кошмары с запахом дыма и горелой плоти и длинный шрам на внутренней стороне бедра. Потом врач разрешила Авалон посещать ее между часами обучения магии и прислуживания Каталине, чтобы наблюдать за работой. Спустя несколько недель Авалон решилась открыть рот — ее тревожил вопрос, возможно ли унять боль от лунной крови. Получив в ответ не только помощь, но и знания, Авалон стала появляться в лазарете каждую ночь, когда к Ауреле наведывались те, кто не желал, чтобы о его походах узнали. Прячась за ширмой с навостренными ушами, она так разузнала, например, о недугах мужчин и втайне радовалась, когда очередной ловелас забегал за лекарством. Ей казалось, что таким образом Персена помогает своим дочерям, ведь в эту ночь какая-то бедняжка не будет вынуждена смотреть в потолок.
Аурела, несмотря на усиливающийся тремор рук, оставалась в своем царстве непоколебимой и волевой женщиной, к которой Авалон тянуло. Ей хотелось быть, как Аурела: даже утратив самое важное, стабильность, крепкость своих движений, она оставалась непобедимой воительницей в своей обители. И никто, даже суровые мужчины, не относились к ней пренебрежительно или грубо. Более того, ни один мужчина не посмел бы тронуть ее даже пальцем, ведь она спасла многим из них жизни, а иногда — репутацию.
Аурела, помимо всего прочего, еще никогда не позволяла себе задевать Авалон по поводу ее неудачной магии, в отличие от всех остальных придворных. Ей, казалось, вообще нет никакого дела до жизни, что кипит за стенами ее лазарета.
Так Авалон нашла для себя отдушину в помощи Ауреле и даже сама полюбила медицину.
Хотя нет, мне не очень понятно, почему Авалон заинтересовалась медициной изначально и начала наблюдать за работой Аурелы, если медицину она полюбила только к концу отрывка... Ну ладно, заинтересоваться и полюбить — разные вещи.
Интересно, кстати, объяснение Авалон, почему возникают ЗППП — это Персена отваживает мужчин от порченья женщин, пусть и на какое-то время. ПТСР Авалон, да.
Авалон приступает к операции, попутно режется сама (на всякий случай запомню, вдруг будет важным для сюжета, но вроде не будет). Наконец она вынимает младенца и думает думы насчёт приписанного пола и соответствующей ему гендерной социализации, основанных на форме пипирки.
Там большой кусок, где всё такое вкусное, вставлю его целиком. И рассуждения насчёт уродования женщин рождением и магией, и обоснование преступлений тем, что в душе все мужчины маленькие мальчики, ня!
— Оставь его, Авалон. Дитя мертво. Как мы и предполагали, скверна идет от ребенка к матери.
Аурела отправилась за тряпкой, чтобы запеленать мертвого ребенка и отдать на заупокойный ритуал прощания. Авалон же держала его в руках, это был мальчик, и не могла оторвать от его лица оторопелого взгляда. Она не понимала, что в этом ребенке необычного: она вынимала похожих мертвых детей без единой эмоции. Но почему-то именно расслабленность и некое божественное принятие на лице с маленькими губами и носом, заставили ее вдруг вспомнить Князя — бога инквизиторов. Они взывали к нему, поджигая очищающие костры под ведьмами, возносили ему хвалу и молитвы о спасении души, убивая при этом.
Но ведь каждый мужчина когда-то был вот таким маленьким мальчиком, едва помещающимся на предплечье женщины: своей ли матери, бабушки или повитухи. Почему и когда эти крохи становились озлобленными и начинали веровать в то, что, убивая других, даже столь непохожих на себя, можно достичь очищения и благословения?
Ей вдруг так нестерпимо захотелось объяснить ему, попросить никогда не причинять женщинам зла, что она неожиданно для себя дотронулась левой рукой к лицу мертвого мальчика, чтобы убедиться, не отреагирует ли он. Он не отреагировал, и она отругала себя за нелепую надежду. Даже гранат не способен воскресить затихшее сердце.
— Они совершают безрассудства и глупости, чтобы почувствовать себя мужчинами, сколько бы лет им ни было, — Авалон вздрогнула и обернулась, только сейчас осознав, что озвучивала все свои мысли. Аурела медленно подошла и нежно погладила темные волосики ребенка. — Они все в душе маленькие мальчики. Жестокие и сильные, но ужасно напуганные. Им никак не смириться, что они жизнями обязаны женщинам. Как объяснить нашу силу, дарованную Персеной, как не тем, что это противоестественно. Только вот они постоянно забывают, что таинство рождения не сильно отличается от созидания магии.
Авалон покачала головой, отдавая мертвое тельце в руки врачу, чтобы она укутала его в тряпицу.
— Магия уродует нас, Аурела. Наши тела увядают, наш разум мутится. Некоторые ведьмы становятся озлобленными и потерянными…
— Разве рождение не уродует женщин, Авалон?
Авалон подняла удивленный взгляд и посмотрела в глаза наставнице. Она хотела возразить — те женщины, у которых беременность заканчивалась благополучно, быстро возвращались ко двору после рождения ребенка. Каталина была одержима своими родами и готовилась к ним с предвкушением исполнения миссии — продолжения королевской династии. Все кругом носились с беременностью и детьми, как с чем-то невероятно прекрасным и неопасным, но Авалон, проведя в лазарете много месяцев, знала, что даже успешно разрешившаяся от бремени женщина не становится здоровее и спокойнее. Плохой сон, проблемы со здоровьем, переживания за ребенка — все это выедало изнутри, словно рой термитов. И все это женщина получала в подарок после девяти месяцев тошноты и тяжести, ведь каждая посчитала бы такой исход лучшим, если сравнивать с другим путем — Авалон перевела взгляд на Консуэлу. Да, и такая возможность никогда не отступала. Даже если Персена благословила дщерь широкими бедрами и хорошим здоровьем, никто не мог гарантировать, что она избежит черной скверны и не перейдет во владения богини за гранью этой жизни.
Эх, доля ты, долюшка женская... Рассуждения героинь вдруг прерывает судорожный всхлип — младенчик проявил признаки жизни! Как будто кто-то сомневался. Это чудо пробуждает к жизни и воспоминания Авалон о легенде про такого же мальчика, который побывал на берегу Персены и вернулся.
Простите, снова инфодамп — сама Авалон негодует, что в их типа матриархальном обществе известнейшая из легенд — про пацана, а не девчонку.
Авалон осторожно сжала его ручку, разглядывая мягкие пальчики, и вспоминала рассказ своей бабушки, Владычицы Вздохов. Она любила потчевать внучку ведьминскими легендами о мальчике, который побывает на обетованном берегу Персены, и сама богиня снизойдет к нему, чтобы даровать свое благословение и причастить гранатовым соком с первого Древа Жизни. Вкусив нектар, мальчик вернется назад к мирским делам и собственной судьбе — стать первым из лучших. Авалон помнила горечь своей обиды, которую испытывала, будучи маленькой девочкой, ведь все легенды и сказки почему-то всегда предсказывали великую судьбу только мальчикам. Даже среди ведьминских притч и то самая известная была про мальчика, а не про девочку. Ей так хотелось, чтобы вместо мальчишки легенда была о ней, поэтому она всегда плотно прижимала ладонями уши на моменте, когда бабушка начинала рассказ — она все равно знала его наизусть. Вместо мальчика представляла себя — взрослую, бесстрашную и сильную. Бабушка лишь посмеивалась над ней, продолжая свой сказ. А иной раз она, будучи в хорошем настроении, действительно меняла нарратив легенды, и Авалон, затаив дыхание, слушала про девочку, которую ждет великая судьба. И вот уже в рассказе бабушки, не только в ее собственном воображении, появлялась сильная воительница, защищавшая обездоленных.
Бабушка, самая опытная и сильная ведьма ковена, тогда гостила у них в деревне. И оказалось, что легенда о девочке была ложью — ведь когда инквизиторы напали на их семью, ни бабушка, Владычица Слез, ни мама, ни сама Авалон не смогли ничего сделать.
Рил, Авалон, мы тоже понять не можем, почему бабушка ничего не смогли сделать, когда инквизиторы сожгли вашу деревню и вырезали семью. Кстати, если Каталина сейчас — сильнейшая из ковена, то мб она к этому как-то, ну, того-с...
Глаза мальчика напоминают Авалон о глазах того храмовника, который напал на неё тогда. Аурела попутно занимается "очисткой лазарета", накинув на тело покойной Консуэлы простыню.
Тут начинается мой любимый кусок главы с великолепным образчиком канцелярита. Аурела, оказывается, виделась с доктором Земмельвайсом из Вены, ну, или кем-то похожим, и переняла у него обычай дезинфекции инструментов и поверхностей.
▼Скрытый текст⬍
Несколько лет назад в Трастамару восточным ветром занесло лекаря из Остирии, который охотно поделился с Аурелой своими открытиями. Обработка инструментов в определенном растворе огнибая уменьшала негативные последствия от операций, а своевременная стирка и обработка лазаретного постельного белья способствовала скорейшему выздоровлению. Аурела восприняла информацию скептично и едва не отмахнулась от семян диковинного растения, которые щедро подарил ей путешествующий врач. Она и посадила их только для того, чтобы опровергнуть домыслы туземца и убедиться в своей правоте. Однако опробовав его привычки, Аурела вскоре осознала, какой дар преподнес ей гость. Когда в лазарете появилась Авалон, наставница часто повторяла, как важно проводить обработку огнибаем.
Туземец, лол. Своевременная стирка и обработка. Опробовать привычки. Это моя любимая писательница!
Пока производится обработка помещения операционной обеззараживающими средствами, в лазарет врывается некий высокий мужчина с резкими и размашистыми движениями. Это папаша младенца, свежеиспечённый вдовец.
Ауреле его вторжение ожидаемо не нравится, и они начинают препираться, пока Авалон размышляет об этом вторженце.
Авалон догадалась, что это, должно быть, Диего де Мендоса, герцог Саргодба, — самый могущественный человек после Каталины. Его, шутя, называли инфантом Фортуны, ведь Диего везло так, будто он родился с гранатовой ветвью в руке.
Обласканный родителями, Диего рос, не зная ни в чем отказа, и славился своей силой и красотой. Его родителей унесла черная скверна, и Диего стал самым молодым герцогом, к тому же — завидным женихом. Он должен был стать мужем Каталины. Авалон не могла не признать даже сейчас, когда ее сердце сжимали когти беспокойства, что из них вышла бы прекрасная пара. Однако Диего де Мендоса оказался неверным женихом — на празднике по случаю помолвки он был застигнут самой Каталиной в скабрезном положении. Не будь герцог столь угрожающей фигурой, все до сих только и делали при его присутствии, что обсуждали конфуз: жених королевы пойман на коленях перед Басилио Трастамарским.
Стерпеть выходку жениха Каталина не смогла и разорвала помолвку. Как раз тогда ей пришла пора пройти инициацию на Модранит, и мужчиной, возлегшим с ней, был не муж, а Дубовый Король. Тот, кто получает всех девушек, принявших зерна граната, не успевших выйти замуж. Впрочем, Авалон знала, что некоторых особо сильных ведьм все равно склоняли к тому, чтобы до мужа познать Дубового Короля.
Склизкая минога между ног.
Авалон передернуло.
Если бы она была на месте подруги, то закрыла бы глаза на проступок Диего. Лучше он, чем Дубовый Король.
Минога чек. Интересно, конечно, у них там с обычаями — как только выдали зёрна граната и ты их приняла, скорей-скорей беги замуж, чтобы Дубовый король тобой не овладел? А, это самое... Авалон же не замужем... Или речь о достигших совершеннолетия, я надеюсь? А? Что? Не, может я просто лор не понимаю из-за жопочтения.
Короче, Диего пофиг на жену, он на неё даже не обращает внимания, и требует отдать ему сына. Зачем, нафига, я не понимаю; кажется, при любом раскладе в лазарете ему пока будет лучше. Аурела считает так же — применив магию, она запечатывает Диеге хавальник и вышвыривает его силой мысли в коридор.
Он выбил дверь и, проехав в пышных одеждах по пыльному полу колоннады, ударился спиной о колонну. Послышался визг придворных дам, отскакивающих в сторону, и шуршание дорогих тканей.
— Придешь после заката за телом своей жены, когда я проведу обряд очищения. — Аурела стояла спиной, но Авалон красочно представила себе ее непроницаемое лицо и взгляд, мечущий молнии. — Мальчик останется в лазарете на три дня.
Авалон посмотрела на младенца в своих руках: он даже не проснулся.
Миновав валяющегося Диего де Мендоса и даже не взглянув на него, в лазарет вошла Каталина Трастамарская. За ее спиной Басилио, подхватив герцога под локоть, помог ему подняться. Тот, сердито фыркнув, отмахнулся от помощника. Шатаясь, встал и в гневе отряхнул тяжелый плащ. Авалон случайно перехватила его взгляд, явно не суливший ничего хорошего, и Диего быстро скрылся из виду.
Каталина видим мальчика и растягивает губы в очаровательной улыбке — если что, такой глагол выбран самой писательницей. Однако она, несомненно, горюет, т.к. из-за чёрной скверны она лишилась дочери, потенциальной наследницы Трастамары. У бедолаги случился выкидыш, и даже Аурела не смогла бы ей помочь (я не акушер-гинеколог, не очень понимаю, что там за помощь, скотчем обратно приклеить?)
Каталина считает спасение мальчика хорошим знаком, и, как кажется Авалон на мгновение, даже хочет его себе тилиснуть с Авалоновых рук, но тут Аурела сообщает, что мы не знаем, что это такое, если бы мы знали, что это такое... И вообще, это Авалон справилась, ей все лавры.
Каталина резко оторвалась от созерцания спящего ребенка и посмотрела на фрейлину:
— Что ты сделала?
— Да ничего нового, — растерянно ответила Авалон и неуклюже пожала плечами. — Мы действовали с Аурелой, как всегда в таких случаях. Разрезали роженицу и достали ребенка…
Каталина поджала губы и покосилась на Баса, вальяжно расхаживающего по лазарету. Он трогал склянки, нюхал сухие вязанки трав и растений, беззастенчиво поднял простынь, под которым лежало тело Консуэлы, и тут уже Аурела не выдержала. Она шлепнула его по ладони. Бас манерно отдернул руку и ухмыльнулся:
— Прячете любовника, госпожа Лесера?
Аурела не купилась на его провокацию, что только развеселило Баса. Он танцуючи приблизился к кузине и неохотно глянул на ребенка.
— Похож на синего гнома, — поморщился он.
— Ты был таким же, — проворчала Аурела, негодующе сложив руки на груди.
Авалон едва сдержала улыбку: Бас мог вывести из себя даже такого хладнокровного человека, как Аурела, но она старалась не вспылить при королеве.
— Не может быть! — Басилио карикатурно ужаснулся и взбив кудри, покачал головой. — Да и откуда вам знать?
— Я сама доставала тебя из утробы матери. Как и Каталину.
— Фи! — Бас поморщился и, подмигнув Ауреле, добавил: — Знаете, что увеличилось в размерах с момента моего рождения?
— Явно не мозги, — Аурела тяжело вздохнула и, покачав головой, удалилась в другое помещение — между собой придворные называли его «логовом зверя». Комната, отведенная только врачу. Даже помощнице воспрещалось туда входить.
Авалон дождалась, пока за врачом закроется дверь и позволила себе тихо похихикать. Бас обернулся к ней с победоносным видом и сказал:
— Ставлю зерно, еще неделька, и она влюбится в меня так же, как ты в эту дыру, — сам оценив шутку, Басилио просиял, точно золотая монета, и поддел Авалон плечом. — Сегодня вечером я планирую прием, придешь?
Каталина нехотя отвлеклась от спящего ребенка и, вскинув насмешливый взгляд, уточнила:
— Теперь каждая оргия будет называться приемом?
— Тебе же нужны новые подданые, так? — гыгыкнул Бас, но вместо улыбки Каталина резко осеклась, уголок ее рта поехал вниз, будто его зацепили рыболовным крючком.
Авалон переглянулась с Басом — он дал маху.
— Давай покажем младенца придворным? — тут же нашелся он. — Должно быть, всем безумно интересно, как выглядит сын де Мендоса!
Хи-хи-хи-хи, а также сравнения. Рыболовный крючок! Танцуючи! Штош.
Как будем читать, параллельно или по очереди?
Нельзя бросать людей без чтений. Подхватывай штандарт, а я в своем темпе пойду, у меня еще алхимик лежит, сиську просит, так что глаголом жги нашу ведьму на венике. Благословляю тебя омелом и гранатой. 
