Вы не вошли.
Давайте перетрем за Крапивина
Как подсели? Как соскочили? Что вызывало любовь и ненависть? Изменилось ли с годами впечатление от прочитанного? Хотели вступить в Эспаду или бороться с мировой несправедливостью? Были "Крапивинским мальчиком/девочкой" или антиподом? ВПК бойлавер или как?
Анон недавно прочитал последнюю на данный момент вышедшую книгу "Переулок капитана Лухманова" и ностальгически расстроился. Мог же когда-то ВП, а сейчас вместо проглатывания строчек одно чтение по диагонали. Плоско, блекло, расплывчато и ни о чем.
Она помогала Виньке = помогать Виньке - хорошо и правильно, Винцент уверен в этом, а он всегда прав (см. Правота, см. Несправедливость) = то, что Винцент всегда прав, понятно всем, даже Зинуле = Зинуле понятно, что помогать Винценту хорошо, но она вслух отрицает это = лицемерка.
Спасибо, о переводчица с крапивинского на человеческий!!!
грешновато.
Зато она красивая
И детские стихи про кошечку и взрослые пралюбовь тоже очень хорошие.
Зато она красивая
Это да, этого не отнять. Даже форму швейных войск вытягивает своей красотой
https://pp.vk.me/c319426/v319426717/552 … 6zyUpM.jpg
И детские стихи про кошечку
Согласен.
и взрослые пралюбовь
Не согласен.
Даже форму швейных войск вытягивает своей красотой
По центру не Дарья, а Лариса, нынешний Командор Каравеллы. Дарья в синем вроде бы. Она - умница, все вокруг - дешевки. У великого деда не может быть другой внучки.
Дарья в синем вроде бы.
Да я знаю) Лариса-то сильно старше.
Она - умница, все вокруг - дешевки. У великого деда не может быть другой внучки.
С чего бы? У неё просто мимика небогатая, одно выражение лица на всех фото.
По центру не Дарья, а Лариса, нынешний Командор Каравеллы. Дарья в синем вроде бы. Она - умница, все вокруг - дешевки. У великого деда не может быть другой внучки.
Аутист, все поняли, где там Дарья. Но и Лариса ничего, по сравнению с жиробасом-командором - особенно
жиробасом-командором - особенно
Да лана, он в молодости тоже был прекрасен, как рассвет.
Да лана, он в молодости тоже был прекрасен, как рассвет.
Лет в 12 разве что, и то на любителя. Я бы ему и в 9 не вдул.
Дети продолжают переругиваться между собой, но тут Зина просит деда, чтобы он продолжил рассказывать дооооолгий флэшбек. После некоторых уговоров он сдаётся:
– …Если хотите слушать, садитесь вместе, я не могу вертеть головой от одного к другому.
Зинуля решительно подошла к креслу.
– Ну-ка, подвинься. У дедушки остеохондроз, он не может вертеть…
– Пжалста! – Вовка уселся на пухлый подлокотник, уступая сиденье.
Но скоро он съехал с подлокотника, и они с Зинулей оказались рядом – кресло было просторное. И потом они часто сидели так, слушая рассказы про давнего пацаненка Виньку и его друзей. Про те времена, когда не было ни компьютеров, ни кукол Барби, ни шоколадок “Марс” и “Сникерс”, ни телевизоров. Даже шариковых ручек (с ума сойти!) еще не было, и в тетрадках писали, макая стальное перышко в чернильницу-непроливашку. И тем не менее, мальчишки и девчонки ухитрялись как-то жить и временами были даже счастливы…
Когда Зинуля и Вовка слушали, они забывали вредничать. Поглядишь – ну прямо сестрица и братец. Зинуля разыскала в шкафу красно-белую полосатую кофточку – хотя и не со звездами, но все равно немного похожую на Вовкин костюм. Интересно, случайно это или нет?
Один раз Винценту Аркадьевичу показалось, будто они как одно существо: с двумя одинаково приоткрытыми ртами и четырьмя коричневыми босыми ногами, на которых от интереса одинаково шевелились пальцы.
Винцент Аркадьевич достал из ящика свой старенький “Зенит”.
– Вот так и сидите… – Он отдернул штору: для съемки нужно побольше света. Солнце упало на кресло. – Зиночка, опусти ноги. У тебя коленки торчат и бликуют…
– Что делают?
– Бликуют. Блестят, как елочные шарики. На снимке будут белые пятна.
– Ты ко мне всегда придираешься. У Печкина тоже торчат, а ты ему ни словечка…
– У него не бликуют.
– Потому что немытые.
“Печкин” саданул немытым коленом Зинулю под ребро. Она слетела с кресла, подхватила с пола плюшевого жирафа и огрела им своего вечного недруга. За миг до свалки Винцент Аркадьевич успел щелкнуть спуском. Теперь щелкнул снова.
“Надо сделать еще одни снимок, и будет великолепный триптих”, – думал он, растаскивая внучку и юного астронома.
– Зинаида! Имей ввиду, твоя мама просила меня в случае неповиновения драть тебя как сидорову козу!
– А Вовку?!
– А про Вовку его мама ничего мне не говорила.
Вовка, трогая затылок, показал Зинуле язык. Но потом признался:
– Вообще-то мама была бы только рада. Она говорит, что на меня нету мужской руки.
– Учтем…
А вот какими бывают плохие дети, если вы соскучились по Быбе и Жыже, есть еще Мума.
Оказалось, что опасения не напрасны. Витька Жухов с коровьим прозвищем Мума — лагерный страрожил и авторитет — сразу углядел в толпе новичков “милого ребенка” в желтых скрипучих сандаликах, в алой сатиновой испанке на аккуратной стрижке, в отглаженной белой рубашечке и вельветовых лямках с перекладинкой на груди. И, наверно, с растерянно приоткрытым пухлым ртом.
Ох как ненавидел Винька свою внешность примерного мальчика и пионера-ударника. Сколько раз приходилось, сжимая страх, доказывать делом, что он не “такой”, что “свой”. Неужели и сейчас?
Мума уперся в новичка жидко-рыжими глазами.
— Эй ты, Мотя! Ну-ка, иди сюда. Тебе говорю...
есть еще Мума.
Мума могла бы ещё долго жиииииить
Рожать щенков, гонять гусеееей...
– Зинаида! Имей ввиду, твоя мама просила меня в случае неповиновения драть тебя как сидорову козу!
– А Вовку?!
– А про Вовку его мама ничего мне не говорила.
Вовка, трогая затылок, показал Зинуле язык. Но потом признался:
– Вообще-то мама была бы только рада. Она говорит, что на меня нету мужской руки.
– Учтем…
Мужской руки... Прямо там, где звезда. Аве, фистинг!
А вот какими бывают плохие дети, если вы соскучились по Быбе и Жыже, есть еще Мума.
Да рядом с крапивинскими хулиганами булли из американских мультиков в косухах и с ирокезами кажутся глубокими и прописанными образами.
Случалось, что Зинуля с утра уходила к подружке Леночке Косицкой, в соседний подъезд, и торчала у нее до вечера. У Леночки был компьютер, а в нем разные игры. Винцент Аркадьевич ворчал: как можно часами сидеть у экрана, давить кнопки и смотреть на глупые мультяшные фигурки, которые только и знают стрелять друг в друга, махать дубинками и прыгать… Но, с другой стороны, было даже хорошо, что Зинуля исчезала и не отвлекала его от работы. Вовка – тот деликатный: придет ненадолго, присядет у телескопа и не лезет с разговорами, если Винцент Аркадьевич занят…
Однажды Зинуля застряла у Леночки допоздна. Винцент Аркадьевич забеспокоился и пошел за ней сам. Прихватил аппарат, решил снять подружек у компьютера – вроде как в благодарность семейству Косицких за то, что приглядывают за его внучкой.
Но Зинуля вышла навстречу деду из подъезда. А с ней – Вовка!
– Мы там заигрались немножко, – беззаботно пританцовывая, проворковала Зинуля. Дед удостоил ее ледяным молчанием, а Вовке сказал:
– Я и не знал, что ты тоже увлекаешься компьютерами.
– Ими же все увлекаются, – виновато отозвался Вовка.
– Он Леночкой увлекается, – сообщила Зинуля и на всякий случай укрылась за дедом. Вопреки ожиданию, Вовка не помыслил о мести.
– Глупая ты, – сказал он грустно. И пошел рядом с Винцентом Аркадьевичем с другого бока. И… взял его за руку.
*чтец падает в обморок*
Ничего, мальчик не долго мучался от выходок Мумы.
У него нашелся сердечный дружочек. И снова на арене симпотные кличечки. Это вам не Мума, это тооооонкое дело.
" Один раз, когда Винька вздохнул особенно горько и размазал по грязному колену упавшую слезу, кто-то в двух шагах от него колыхнул лопухи. Винька испуганно вскинул глаза.
Рядом стоял очкастый мальчик из их третьего отряда. По прозвищу Ужик.
Звали его Глеб. А фамилия была Капитанов.
Он так и сказал на сборе знакомства: Глеб Капитанов. Но многие поняли это как “Глебка Питанов”. Прозвища в первый день лепили наскоро — сокращая фамилии. Но “Питан” было непонятно. Почти сразу переделали в “Питон”. А потом кто-то из лагерных остряков заметил:
— Не питон, а кобра, потому что очковая змея.
Но “Кобра” тоже не прижилась. Рассудили, что кобра — змея грозная и ядовитая, не подступись. А Глебка был из тех, кто муху не обидит. И потому еще один остряк внес поправку:
— Не кобра, а безобидный уж. Хоть узлом завязывай — не укусит...
Ужей в окрестностях лагеря было множество, их не боялись даже девчонки. И все согласились, что Глебка по натуре своей смирный, как уж. Кроме того, ужи отмечены были желтыми пятнышками, а Глебка — редкими желтыми веснушками. Впрочем, они были почти незаметны.
Но “уж”, слово слишком короткое, неудобное. И стал Глебка не “Уж”, а “Ужик”. Это еще больше ему подходил
о...
– Деда, я не хочу к бабушке. Давай останемся с тобой. Я буду слушаться…
Он, старый дурень, и растаял.
Хотя почему “старый дурень”? Хлопот с внучкой и правда оказалось немного. К концу июня Зинуля будто подросла – сделалась более рассудительной и менее капризной. Может быть, потому, что часто появлялся Вовка Лавочкин?
Бля.
Бля.
Закономерно. Износит уродские лосины, вырастет из свитера с павлинами и вперед, рожать мальчиков и сосисочки варить. По законам книг ВПК главмальчика все должны любить и хотеть.
Но, с другой стороны, было даже хорошо, что Зинуля исчезала и не отвлекала его от работы.
Но Зинуля вышла навстречу деду из подъезда. А с ней – Вовка!
– Мы там заигрались немножко, – беззаботно пританцовывая, проворковала Зинуля. Дед удостоил ее ледяным молчанием, а Вовке сказал:
– Я и не знал, что ты тоже увлекаешься компьютерами.
Мудрило старое.
Однажды Зинуля застряла у Леночки допоздна. Винцент Аркадьевич забеспокоился и пошел за ней сам.
Я понимаю, канва и все дела, но позвонить старый пердун не мог?
а Вовке сказал:
– Я и не знал, что ты тоже увлекаешься компьютерами.
Предатель Вовка! Как он мог?!
Еще о сердечной дружбе и похабных анекдотах. Блять, мальчик Винька, ты этого Ужика видел в первый раз в жизни и уже усраться любовь и морально-нравственное мерило.
В палате Глебка с привычной суетливостью разделся и юркнул под простыню. Лег носом к стенке. Виньке казалось, что Глебка хочет оглянуться на него, но не решается. Винька тоже лег. Приподнялся на локтях, глянул через несколько кроватей на укрытого простыней Глебку и откинулся на спину.
Какие дураки придумали делать отбой, когда за окнами почти что белый день? Солнце золотится на верхушках сосен.
Прошлась по палате вожатая Валентина, задернула марлевые шторки (толку-то!).
— Ну-ка всем спать! — И ушла. Небось, на свидание с баянистом Васей.
Всюду шептались. Кого-то огрели подушкой. В углу, где койка Андрюхи Козина (дружка Мумы), рассказывали старый неприличный анекдот:
— Однажды Пушкин, Лермонтов и Маяковский идут по улице, а навстречу им гимназист. Гимназист говорит: “Все поэты дураки...” А Пушкин...
Винька натянул простыню на голову. После разговора с Глебкой было нестерпимо слушать всякую похабщину. Стыдно даже. Как если бы ты сам сказал мерзость, а Глебка Капитанов смотрит на тебя сквозь очки с тихим отвращением.
Предатель Вовка! Как он мог?!
Променял большую трубу на двудырую чиксу с компутером. Все они такие!
Я понимаю, канва и все дела, но позвонить старый пердун не мог?
Винька застрял в сороковых.
— Однажды Пушкин, Лермонтов и Маяковский идут по улице, а навстречу им гимназист. Гимназист говорит: “Все поэты дураки...” А Пушкин...
А продолжение анекдота будет? Думаю, он всяко интереснее приключений маленького сопливика.
— Однажды Пушкин, Лермонтов и Маяковский идут по улице, а навстречу им гимназист. Гимназист говорит: “Все поэты дураки...” А Пушкин...
Аноны, я хочу слышать этот анекдот.