Вы не вошли.
Давайте перетрем за Крапивина
Как подсели? Как соскочили? Что вызывало любовь и ненависть? Изменилось ли с годами впечатление от прочитанного? Хотели вступить в Эспаду или бороться с мировой несправедливостью? Были "Крапивинским мальчиком/девочкой" или антиподом? ВПК бойлавер или как?
Анон недавно прочитал последнюю на данный момент вышедшую книгу "Переулок капитана Лухманова" и ностальгически расстроился. Мог же когда-то ВП, а сейчас вместо проглатывания строчек одно чтение по диагонали. Плоско, блекло, расплывчато и ни о чем.
Каждый видит в книгах свое.
иногда даже то "свое", чего в книгах и близко нет.
"Крик петуха".
Читала кусками в каком- то журнале. В финале журнал чуть не полетел в окно, при том что книги я всегда берегла.
Я не интересничаю, мне действительно не хочется светить перед любителями и защитниками ВПК, какой именно сюжетный ход меня там вынес.
С годами ощущение не изменилось. И отношение к "коленочникам" и их добрым дядям- покровителям осталось прежним.
Хорошо хоть я никогда не писала продолжений и иных вариантов развития событий зацепивших книг. И вообще писать не умею. А то там было бы то еще гуро с сандаликами и тонкими шейками.
Что это за случай, комментрировать не буду, но книга оставила сильные эмоции. Гнева.
Да ладно, чего там, прокомментируй уж. Что за книга, что за герой, мы почитаем и тоже рассердимся. А то по описанию это может быть что угодно.
Если угодно я была КМ наоборот и считала, что они ведут себя как белоплащевые свиньи
"Крик петуха".
Я не интересничаю, мне действительно не хочется светить перед любителями и защитниками ВПК, какой именно сюжетный ход меня там вынес.
любители "свиней" прекрасно знают текст книги и ходы. и кто там КМ, а кто - наоборот.
На здоровье. Мне- то что до их знаний, а им до моих.
Лоцман
Херткомфорт продолжается
Сашка лежал на боку, носом к стене. Волосы его склеились в сосульки. Влажная простыня была откинута. Майка пропотела насквозь. Я тронул мокрое Сашкино плечо – оно было теплое, но без большого жара. Он проснулся, повернул голову, улыбнулся слабо и виновато.
– Ну, кажется, наши дела получше, – сказал я. – Давай-ка маечку снимем, а то простудишься в сырой… – Помог ему сесть, стянул майку через голову и жидкие, как плети, руки. Опять поразился щемящей разнице между загорелой кожей шеи и беспомощной белизной спины с лопатками-крылышками. Ощущение Сашкиной ребячьей беззащитности резануло меня новым страхом.
А он вдруг оперся локтями о подушку, пробормотал:
– Ох, простите, мне надо… – Спустил с кровати ноги.
Я помог ему дойти до туалета, подождал, привел назад. Откинул на своей кровати одеяло.
– Давай-ка сюда… – Уложил его на сухие простыни.
– А вы? Где будете спать?
С вами выспешься!
Сашка снова не по-хорошему розовел, и глаза у него блестели. Я потрогал его лоб.
– Ну вот! Опять ты раскалился.
И тут до умудренного опытом взрослого человека доходит, что температуру меряют градусником. Нетривиальная мысль, правда? Идти к ней нужно было почти сутки. Марти спускается в холл.
Хозяйка была в баре. Я небрежно сказал ей, что мальчик слегка прихворнул: видимо, переутомился вчера. Не найдется ли градусник? Хозяйка градусник принесла и проводила меня настороженным взглядом.
Хозяйка, стучи куда следует, не теряйся!
Сашка подержал градусник минуты две и… – батюшки мои! – тридцать девять и две! Это с утра-то!
– Только не надо врача! Я еще таблетку проглочу, посплю, и все пройдет!
И он правда уснул, приняв аспирин.
Ну, мальчик, ладно. Может, у него фобия. Но пенсионер-то хули мышей не ловит?! Реально "Лялечка" на выезеде. Там как раз виток обсуждений обезвоживания детей и преступного ничегонеделания.
Я тоже задремал в кресле… И проснулся оттого, что Сашку опять тошнило – водой и крошками аспирина. Я подхватил его за плечи, и снова он обвис у меня на руках, горячий и беспомощный. Потом откинулся на подушку, отдышался, выдавил жалобно:
– Это последний раз… Ничего…
Какое уж там «ничего»… Что же делать-то?
Прям даже не знаю, мужик. Ну, посиди еще в кресле. Постаскивай с пацана еще маечки.
К счастью хозяйка все же решила перебздеть и поднялась в "нехорошую квартиру". Прмечательно, что охуев от вида запущенного великовозрастным инфантилом ребенка хозяйка не въебала с ноги Гумберту, а деликатно поинтересовалась позволяет ли старческая деменция допустить некоторую мысль о том. что мальчику нужна высоккоквалифицированная помощь, а не комфортинг из фанфиков.
– Вы сказали, что мальчик нездоров. Я решила, что позавтракать вам лучше здесь… – Она опустила поднос с тарелками и кофе на стол, оглянулась на Сашку. – О… да у него нешуточный жар! Вам не кажется, что это серьезно?
– Нет… – сказал Сашка.
Хозяйка повела плоским плечом, выплыла из комнаты. Но в дверях оглянулась и поманила меня. Я надел пиджак и вышел.
Хозяйка сказала опять:
– Вам не кажется, что это серьезно?
– Кажется, – признался я.
– По-моему, срочно нужен врач. Вы же взрослый человек, должны понимать.
Я был взрослый человек, я понимал: она права. И все же сидело во мне глупое ребячье чувство, что я предаю Сашку.
Рука с лицом сроднилась уже, извинити.
– И в конце концов… – У нее сделалось совсем деревянное лицо. – Поймите и меня. Здесь не медицинское учреждение. Вдруг у мальчика инфекция?.. Я позвоню в «Скорую помощь».
Я пожал плечами – с печалью и облегчением. Потому что спорь не спорь, а она все равно позвонит.
Ну, слава чугунным яйцам посторонней тетке!
Когда я вернулся в комнату, Сашка, со свекольными щеками и торчащими волосами, сидел на краю кровати. Он был в рубашке на голое тело и суетливо натягивал шортики.
– Что с тобой? Ты куда?!
– Я знаю… она звонить пошла… врачам…
Сашка быстро встал. Затолкал босые ноги в кроссовки. Шатнулся. Я подхватил его. Он дернул горячими плечами.
– Окно откройте…
– Зачем?
– Откройте окно… ну пожалуйста! – сказал он так отчаянно, что я бросился, толкнул створку. Сашка ринулся мимо меня, вмиг оказался на крыше. Откуда только силы!
– Сумасшедший!..
– Карр! – заорал Чиба, вороненком качаясь на люстре. – Скар-рее! Кар-рета «Скор-рой»…
«Негодяй», – мельком подумал я, вываливаясь из окна вслед за Сашкой. Тот с кромки крыши сиганул в песочную кучу совсем как здоровый. Но с песка уже не встал. Приподнялся на четвереньках, потом сел. Прилег на бок…
Не помню, как я скатился по лестнице. Схватил его. Он всхлипнул, перемазанной в песке щекой привалился к пиджаку. Что-то бормотнул. Я – уже в каком-то отупелом отчаянии – понес его к крыльцу.
– Не туда, – простонал Сашка. – Вдоль забора.
– Не дури.
– Ну, я прошу вас… Грани сходятся, я чувствую. Это последний шанс…
– Ты бредишь, что ли?!
– Нет! Всего десять шагов! Если боитесь, закройте глаза! Игорь Петрович…
«Минутное дело, – решил я, – пусть. А то еще потеряет сознание…» – И, заплетаясь башмаками в траве, стал считать вдоль забора шаги. И зачем-то в самом деле закрыл глаза. А после десятого шага открыл…
И увидел, что стою на темной Пустырной улице.
анонче с лоцманом
Я не знаю, как это комментировать кроме как "горячечный бред". Причем, не Сашки, а автора. Какая-то немыслимая врачефобия у обоих долбоебов доходящая до сюжетного маразма. Какой смысл у нее в сюжете - без бутылки не понять. А вот и она!
Генриетта Глебовна стремительно облачилась в белый фартук, принесла полотенца и какие-то бутылки. Включила настольную лампу. За окнами синели сумерки. Наверно, при межпространственном переходе опять сместилось время, на Пустырной улице уже был вечер…
– Игорь Петрович, вы не переживайте, – бодро гудела Генриетта Глебовна. – У мальчишек это бывает. Особенно часто случается, когда резкая смена климата, например, если на юг приезжают. А ведь там, где вы гуляли, эти смены на каждом шагу… Сейчас мы этого героя натрем уксусом, вернейшее средство. Завтра будет как огурчик.
Сашка бессильно пробубнил в подушку:
– Не хочу… натираться…
– Да?! – обрадовалась Генриетта Глебовна. – Надо же! Буду я тебя спрашивать!.. Игорь Петрович, помогите-ка его раздеть… Совсем, совсем… Ах, мы еще дергаемся! Какие мы стеснительные! Будто не видала я вашего брата… Вот так… Игорь Петрович, полотенце мне, пожалуйста, и бутылку…
О, кажется, понятно, почему мальчика нельзя было к врачам. Кто бы в больнице позволил нашему Марти раздевать Сашку "совсем-совсем"? Но радость была бы не полной если бы жопа мальчик аосталась бы девственной! Поэтому на свет появляется клизма шприц!
Сашка сидел на кровати, завернувшись в простыню, как в бурнус. Глянул на меня и сказал вредным голосом:
– Штаны куда-то спрятали. И все остальное… Что за жизнь! – Но тут рот его округлился, а глаза сделались несчастные: мимо меня в комнату вдвинулась Генриетта Глебовна. У плеча она держала вверх иглой искрящийся на солнышке шприц.
– Смотрите-ка! Жалуется! Я, старая, ночь на раскладушке промаялась, а он на перине почивал и теперь еще недоволен жизнью!.. Прекрасная у тебя жизнь, радость моя! И будет еще лучше, когда введем укрепляющее средство… А потом и штаны получишь. Ну-ка…
– Зачем! – панически сказал Сашка. – Не дам я!.. Мне нельзя! У меня от этого… обмороки бывают! Правда!
– Обморок – это не смертельно. Зато здоровее будешь.
– Игорь Петрович! Я и так уже здоровый!
Но я развел руками в знак бессилия и покорности обстоятельствам.
На этом арка "лихорадка" заканчивается. На кой черт она была в сюжете - непонятно совершенно. Она ни из чего не вытекала и ни к чему не привела. Ее из книжки можно вырезать и книжка от этого ничего не потеряет А можно вставить таких еще пяток и книжка от этого ничего не приобретет.
Да, я испорченный. как уже не раз сказал, лично мне в этой сцене видется только выгуливание кинков.
анонче с лоцманом
Пардон за очепятки и ашипки, пишу с планшета
анонче с лоцманом
По ходу чтений анону все интересней, есть ли у Сашки мама. Не символическая, которая всегда волнуется и всему живому мать, а реальная. Которая его в свое время родила, сама может вкатить укол и вызвать врачей, и которой, наверное, хотелось бы хоть по телефону узнать, что сын опять, как все "мальчишки" (какие, однако, чувствительные и нежные мальчишки, прям как девочки с пмс), болеет и блюет.
А зачем ему мать? Нам кузнец не нужен (c). Зачем какие-то неромантичные врачи. У Сашки есть комфортящий писатель, аспирин и тетя с уксусом.
А зачем ему мать? Нам кузнец не нужен (c). Зачем какие-то неромантичные врачи. У Сашки есть комфортящий писатель, аспирин и тетя с уксусом.
Такое ощущение, что тетя там для того чтобы дядя не обвинили в непотребстве, когда ему стало невмогот с ребенка кроме майки еще и трусики-шортики стащить.
*дядю
По ходу чтений анону все интересней, есть ли у Сашки мама.
мама у мальчика есть. она знает, что ее сын работает проводником в фирме "Пиллигрим" и в курсе его дел. цитируемый контракт на 7 дней - вообще-то далеко не первый в его "карьере". мама всякий раз волнуется, боится, но отпускает. кладет в карман спички "не для курения, а для работы", а то сын забывает. при возможности Сашка ей звонит, что б не волновалась.
Удобная мама. Респект автору.
Удобная мама.
не удобная - правильная. у ребенка особый редкий дар, очень нужный людям. вечно держать ребенка под юбкой иди выбирать за него Путь - неправильно. и т.д.
в "Лоцмане" вообще тема матери-сына идет сильным лейтмотивом.
*иди=или )
Лоцман
Сашка выздоровел, как не было ничо и снова начались праздношатания.
Сашка, будто обезьяна, забрался лосю на спину и сел с видом полководца. Но мне показалось, что он чересчур бодрится. Неестественно. Я вспомнил, как еще недавно он почти без сознания висел у меня на руках, и страх опять прошел по мне короткой судорогой.
Да что ж тебя колбасит как желе, а?
– Пойдемте. Мое дело такое, я проводник…
– Обиделся, что ли?
– Не обиделся. А только, что вы все время… это…
– Что?
– Киснете!
Вот ведь душекопатель на мою голову!
Чуткие мальчики заботящиеся о душевном здоровье мужиков, уняня!
– А послезавтра наш контракт кончается…
Сашка вскинул потемневшие глаза.
– Вам, значит, уже надоело со мной, да?
Опять смена раскладки ролей. То Игорь Петрович отыгрывал Джульету и мысленно заламывал руки "я ему надоел!", теперь Сашок взялся переживать по этому же поводу какая беспокойная на чувства парочка!
Кто там спрашивал про маму?
Этот обормот и бес-искуситель все же уговорил меня спуститься не по лестнице, а напрямик – с обрыва. И кончилось тем, что мы кубарем скатились прямо во двор к Генриетте Глебовне. Сашке-то ничего, а я чувствовал, что это последняя минута моего существования, и хотел только, чтобы никто не видел такой недостойной кончины. Но ее видели. На крыльце стояла незнакомая женщина.
Сашка кувыркнулся через голову, вскочил и кинулся к ней.
– Мама!...
Непруха у героя. То хозяйка гостиницы самовольно скорую вызовет, то вот бабка-рантье - родительницу.
– Ох… А зачем его мать приехала?
Вопрос чертовски интересный. Ты-то сам, Игорь Петрович, как думаешь? Ребенок несовершеннолетний, странно, что вообще мама не часто его навещает.
Генриетта Глебовна опустилась рядом.
– Скажу честно, это я ей позвонила.
Молоток бабка!
Вера Николаевна, Сашкина мама, оказалась вовсе не похожей на мою. Маленькая, тихо-улыбчивая, с желто-серыми Сашкиными глазами. Но, видимо, достаточно энергичная, несмотря на свою внешнюю нерешительность. По крайней мере, Сашка ее слушался. Не заскандалил, когда узнал, что надо уезжать сегодня. Только посмотрел на меня грустно и виновато.
– Надо так надо, – мужественно сказал я. – Что поделаешь.
Во те раз, подумал анонче с лоцманом. Покомфортил жаркого ребенка, шортики стянул и все? Можно сворачивать повествование? Я не согласный! Но мужественно скажу "что поделаешь!"
Напоследок Сашка вручает нашему Марти письмо, которое настрочил ему, решив сбежать на Энтерпрайз. Последние строчки там прекрасны как рассвет!
И тогда я позову Вас
Трогательное прощание... а, нет, хренушки. Ссора напоследок.
– Сашка… Но ведь Андрюс не летал через Атлантику. Не успел, разбился в тренировочном полете…
Сашка опустил на пол сумку, опять сел. Глянул недоверчиво. Потом – потерянно. Сказал полушепотом:
– Но вы же… вы тогда сами говорили…
– Да. Потому что не хотел огорчать тебя…
– При чем тут «огорчать», – проговорил он еле слышно. И лучше бы никогда не видеть мне этих горьких Сашкиных глаз.
– Господи, но я же не думал, что так повернется! Сашка… – У меня было резкое болевое ощущение, как рвутся между нами все ниточки, как рушится все хорошее.
Он сказал отчужденно, будто незнакомому:
– Вы не думали, а у меня… Все планы у меня на этом строились. А теперь…
– Но ведь «Даблстар» все равно ушел! И слава Спасителю, что без тебя! Ты сам это знаешь… Теперь-то какие планы!
– Вы ничего не понимаете, – бессильно ответил Сашка. Скомкал свой льняной костюм, как тряпицу, запихал в сумку. Рывком задернул «молнию». И замер так, будто боялся разогнуться и лишний раз взглянуть на меня.
– Сашка… Ну откуда я мог тогда знать, что это так важно?..
Он стрельнул из-под волос мокрыми глазами.
– Это не важно? Перелетел человек через океан или погиб!
– Но это же было давно…
– Это было, – сказал он. И отвернулся к окну. Маленький, в мешковатом свитере, несчастный. Упрямый…
И правильно. Какая же любовь без трагизьма и страданий? Они начинаются незамедлительно.
Мне захотелось, чтобы рядом была кровать и чтобы я мог лечь и заскулить в подушку.
Я лег и решил, что завтра уеду домой.
Валяй!
анонче с лоцманом
Хорошо, неудобная правильная мама из всех мам. Да, особый редкий дар. Спасибо за разъяснение.
Пдождем чтеца.
в "Лоцмане" вообще тема матери-сына идет сильным лейтмотивом.
Да? Что-то я не заметил. Мама появилась впервые. Ну, было еще упоминанием самим Петровичем своей мамы. В самом начале.
Чтец - двачая) у тебя железное терпение.
"Стрельнул из под волос мокрыми глазами" - шикарная фраза, надо запомнить. Малеький герой как живой.
неудобная
не неудобная, зачем передергивать? меня покоробило, что маму сравнивают с какой-то мебелью, удобная-неудобная.
просто хорошая и любимая, понимающая и любящая.
Да? Что-то я не заметил. Мама появилась впервые. Ну, было еще упоминанием самим Петровичем своей мамы. В самом начале.
где - впервые: в тексте или в пересказе?
Да, хорошая, добрая, понимающая, любящая. С тобой никто не спорит.
Да, хорошая, добрая, понимающая, любящая. С тобой никто не спорит.
хорошо, если так. зачем спорить с очевидным.
если спорят - тоже не проблема.
Аминь.
в "Лоцмане" вообще тема матери-сына идет сильным лейтмотивом.
Ты с "Заставой на Якорном поле" не перепутал? Понятно, что у героев ВПК регулярно есть мамы и периодически они в текстах упоминаются. Но никакого "сильного лейт-мотива" в Лоцмане и в помине нет.