Крапивин

Анон · 2015-04-12 11:56:53

Давайте перетрем за Крапивина :chearleader:

Как подсели? Как соскочили? Что вызывало любовь и ненависть? Изменилось ли с годами впечатление от прочитанного? Хотели вступить в Эспаду или бороться с мировой несправедливостью? Были "Крапивинским мальчиком/девочкой" или антиподом? ВПК бойлавер или как?

Анон недавно прочитал последнюю на данный момент вышедшую книгу "Переулок капитана Лухманова" и ностальгически расстроился. Мог же когда-то ВП, а сейчас вместо проглатывания строчек одно чтение по диагонали. Плоско, блекло, расплывчато и ни о чем.

▼Чтения⬍

Крапивин-бинго

Анон · 2021-01-04 18:37:44

Анон пишет:

Насколько я помню, в фильме он в шортах и полосатой футболке.

Размахайка, на голое тело, сверху на завязочке. И шорты.

Анон · 2021-01-04 18:47:40

Анон пишет:

Размахайка, на голое тело, сверху на завязочке. И шорты.

Во-первых, он кукла по сюжету, во-вторых, что такого страшного в открытом верхе для мелкого пацана? И тем более, шорты. В-третьих, показан не наш мир, а сказочный, к тому же не современный и не псевдо-советский. Это какая-то вымышленная страна, пусть условная старая Италия, если уж придираться к одежде, там многие герои куда более странновато одеты, чем Буратино.
Короче, не фанат этого фильма, но ничего сквичного там не вижу.

Анон · 2021-01-04 19:56:58

Анон пишет:

Размахайка, на голое тело, сверху на завязочке. И шорты.

Анон пишет:

там в конце папаКарло Арлекина по заднице шлепает

Арлекино:
https://i.pinimg.com/236x/6f/5b/55/6f5b … 2d3325.jpg

Анон · 2021-01-10 15:34:06

«Острова и капитаны»

Том 1 ОСЕ, часть 1 «Медный стук часов». Очередная глава одна из самых интересных в книге, здесь рассматривается центральный конфликт кругосветки. Поэтому будет большая простыня.

▼Глава «Полосное железо»⬍

Итак, Новый год наступил, но герои книги спать не собираются, а собираются разбирать центральный конфликт экспедиции между Крузенштерном и Резановым. То есть Курганов собирается рассказывать о нём Толику и начинает с того, что называет свои источники:

— Запутанные события, и рассказывают о них по-разному…
— Кто рассказывает? — Толик приподнялся на подушке.
— Прежде всего Шемелин… В его «Журнал путешествия россиян вокруг света», который был напечатан, этот рассказ не вошёл. Видимо, из цензурных соображений. Но я до войны видел в Ленинграде рукописный дневник Шемелина. (…) В публичной библиотеке, в отделе рукописей… В дневнике про случай на шканцах «Надежды» написано подробно. И конечно, Шемелин во всём обвиняет Крузенштерна и других офицеров. (…) Но есть ещё один дневник, небольшая тетрадь с неразборчивым почерком. Её писал Макар Иванович Ратманов. (…) Я тогда старался всё, что можно, об этом плавании разыскать… Ратманов пишет совсем иначе. Они, по-моему, добавляют друг друга. Каждый со своей стороны…

Давайте об этих источниках подробнее. Значит, во-первых, дневники Шемелина.

Полное их название — «Журнал путешествия в Японию и Китай», две тетради. Рукописные оригиналы хранятся в Российской национальной библиотеке в Санкт-Петербурге. В настоящее время доступны всем желающим дистанционно в виде оцифрованных копий: тетрадь 1 и тетрадь 2.

Курганов, живя в Ленинграде, вполне мог ознакомиться этими рукописями. Крапивин же явно пользовался либо их книжным изданием, вышедшим в 1816-18 двумя томами под названием «Журнал перваго путешествия россиян во круг земнаго шара» (Курганов название чуть перевирает, но ему в рассказе по памяти простительно, далее к цитатам это тоже относится), либо какой-то книжкой, где они активно цитированы. Но пользовался совершенно точно, это видно, хотя после 1818 «Журнал» не переиздавали.

Доверять этим запискам в части конфликта Крузенштерна и Резанова — плохая идея, ибо Шемелин там местами мочит такие корки, что хоть стой, хоть падай:

Высокомерие заставило его [Крузенштерна] еще в Бразилии безболезненно писать к Его Превосходительству [Резанову], что он его непризнает за своего Начальника, и что Начальником корабля почитает он себя. Самозванец, которому недано прав, хочет насильно сам оныя себе присвоить.

Вот, пожалуйста, оригинал здесь. Здрасьте, а кем ещё должен считать себя капитан военного корабля?! («Надежда», в отличие от «Невы», шла именно под военным российским флагом и её офицеры прошений о найме в РАК не писали, чем Крузенштерн активно пользовался в Китае.) Петровский Морской устав (да-да, тот самый, что упоминается в «Бронзовом мальчике», он действовал до Крымской войны) на этот счёт вполне конкретен:

Должны послушны быть подчиненные всякому Аншеф командующему. (…) Також и прочие офицеры каждаго корабля командиру онаго, не только морские но и сухопутные обретающиеся на кораблях (…) офицерам и ундер офицерам послушны да будут, не пренебрегая того ни како, под наказанием, что те, которые во всякое время ве́дением и волею против такого указу поступят, за то казнены будут смертию. (кн.1, гл.1, ст.2)

Причём здесь Пётр совершенно не оригинален и ничего нового от себя не придумал — так всегда было, есть и будет.

Что же касается дневников Ратманова, то с ними ситуация гораздо интереснее, про это мы расскажем отдельно.

Рассказав Толику об источниках информации, Курганов переходит к сути конфликта, при этом остров Нуку-Хива он (точнее, его устами Крапивин) называет на старый манер: «Нукагива». Здесь же звучит и пояснение к названию главы.

— Когда пришли к Нукагиве (сперва «Надежда», а через несколько дней «Нева»), первая задача была запастись свежими продуктами. И Крузенштерн отдал приказ, чтобы ни один человек на корабле ничего у жителей острова для себя не выменивал. Соблазны-то были великие: каждому хотелось привезти домой заморские диковинки — раковины, кораллы, туземную утварь… Представляешь, что началось бы, если каждый кинулся бы торговать с нукагивцами сам по себе, когда ещё не получена провизия? Островитяне моментально взвинтили бы цены, никакого железа не хватило бы для уплаты за кокосы и овощи.
— Железа?
— Ну да… Моряки расплачивались с ними обломками обручей.
Толик растерянно заморгал:
— Это же обман…
— Ну, почему обман? Чем ещё было платить? Ассигнациями с портретом Екатерины? Зачем они островитянам? Медными монетами? А они там для чего? На шее носить?.. А железо нукагивцам было необходимо для ножей, для копий… За ценные вещи моряки платили, конечно, другими товарами: топорами, сукном… Ты что морщишься, Толик? Лежать жёстко? Или болит что-то?
— Я?.. Ой, нет, что вы! Всё в порядке.
Толик и правда морщился, сам того не замечая. Потому что при словах про обломки обручей вспомнилась ему старая боль. Весной Толик с ребятами гонял мяч на пустыре за школой, и ржавый обруч от бочонка попал под ботинок — встал торчком и сквозь штанину и чулок врубился зазубренным краем под колено… С тех пор, когда слышал Толик о полосках железа и обручах, у него кривилось лицо. (…)
— Ну, слушай дальше. Приказу Крузенштерна все подчинились. И Резанов был вынужден подчиниться, но оскорбился: опять капитан командует посланником и камергером…
Через два дня Крузенштерн отменил приказ, однако приходилось смотреть, чтобы товары не разбазаривали. А Шемелин в это время всё горевал, что коллекция Резанова (он её для Петербургской кунсткамеры собирал) пополняется медленней, чем у Крузенштерна. И чтобы запастись трофеями получше и побольше, пустил в обмен очень ценный товар — топоры. Крузенштерн этому воспротивился. И вот утром 13 мая такая сцена.
Крузенштерн и Резанов встретились на шканцах. Шканцы — это палуба между грот-мачтой и бизань-мачтой, место, где собираются офицеры. Крузенштерн обратился к посланнику сухо, но вежливо:
— Ваше превосходительство. Все кораллы, что выменяли наши люди у нукагивцев, я приказал закупорить в бочку. В вашей воле взять себе сколько угодно и когда всего удобнее.
Резанов поморщился и заговорил в ответ («начал делать реприманты», как пишет Ратманов):
— Кораллы суть пустяки, сударь. Огорчительно мне иное. А именно то, что вы опять создаёте преграды моему приказчику, не давая вести обмен с дикарями. Сие относится не к одной моей личной обиде. Разве не ведомо вам, что собирание редкостей для императорской кунсткамеры, о которой я попечение имею, есть следствие воли государя?..
— Всё плавание, ваше превосходительство, ведётся с ведома и по воле государя, — возразил Крузенштерн. — Во время путешествия мой долг заботиться не только о покупке редкостей для музеума, но и о всём прочем. О здоровой пище для служителей в том числе. Что будет, если мы легкомысленно потратим обменные товары…
— Забота о товарах лежит не на вас, а на служащих Компании и на мне как начальнике экспедиции.

Собственно, после этого срач о начальстве и полыхнул, и именно тогда Резанов начал трясти посольскими бумагами. Он там ещё имел неосторожность сказать Крузенштерну, что тот ребячится — а в те времена слова имели гораздо больший вес, чем сейчас, и подобное утверждение в адрес капитана корабля по сути было эквивалентно словам «вы, сударь, некомпетентный сопляк», да ещё сказанным в присутствии всех офицеров.

Крапивин устами Курганова совершенно справедливо замечает:

Ни тогда, ни потом Резанов так и не понял до конца, что же произошло. Сила морских уставов и обычаев была ему неведома.

Далее следует рассказ о той «стрелке», которую забили Резанову морские офицеры, но прежде чем к ней перейти, нужно сказать вот что.

Описание Крапивиным/Кургановым ситуации с туземной торговлей в целом правильно, но упрощено, а ведь этот кейс можно и сегодня вставлять в учебники маркетинга и экономики! Вся суть понятия «девальвация» видна здесь, как на ладони.

Дело вот в чём. Крузенштерн планировал закупить на островах не столько «овощи и кокосы» (собирать кокосы мог просто матросиков отправить), а свиней. Ради свежего мяса. Свиньи же для островитян были величайшей ценностью, за которые они вполне логично запросили бы большие ценности от гостей.

Имея опыт службы в английском флоте, Крузенштерн из записок тамошних капитанов эти нюансы хорошо знал. Знал он и то, какие товары для туземцев представляют наибольшую ценность (готовые металлоизделия европейской работы), потому и приказал на них не торговать. (Мы уже видели из дневников Ратманова, что всего лишь за ржавый гвоздик или бутылочное стёклышко или носовой платок можно было получить ночь интим-услуг от островитянки по своему выбору!)

Шемелин же, вытащив на обозрение туземцев несколько десятков готовых железных топоров, наглядно им продемонстрировал, что оные для пришельцев большой ценностью не являются. Туземцы, не будь дураками, свою ценовую политику на свиней тут же и пересмотрели. В итоге удалось обзавестись всего четырьмя, да те были не куплены, а получены как дипломатические подарки, и съедены практически сразу. Ратманов, говоря впоследствии о свиньях, желчно добавляет: «…между коими у нас и людей немало!»

По поводу сего торгового казуса, кстати, можно опять заглянуть в петровский Морской устав, там и про такие случаи есть:

Ежели от вышних Офицеров указами что повелено будет, а против того кто имеет припомнить нечто, чрез которое он чает ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА интересу более вспомощи, или опасаемое какое несчастие и вред отвратить, тогда он должен честно сие своему командиру донесть, или когда он время к тому иметь будет, мнение свое и Генералу Адмиралу, или вышнему начальнику своему с покорностию объявить. Буде же его доношение не за благо изобретено будет, тогда долженствует он то чинить, что ему повелено будет. (кн.1, гл.1, ст.15)

С точки зрения Шемелина, «вышним» здесь является Резанов, и это Крузенштерн должен был его слушаться, помалкивая в тряпочку, однако фишка в том, что даже с этой позиции «грандисимо амбасадор» был неправ — бумагами-то своими он начал трясти только после срача! А на тот момент стало быть, его никто за «вышнего» закономерно и не держал — с какой бы и стати, полномочия-то не заявлены!

Далее в книге идёт кургановское описание разборок с потрясанием бумагами. Здесь автор точно следует первоисточникам, поэтому будет интереснее первоисточники и процитировать. Итак, слово Ратманову:

Посол, сказавши сии грубости, упомянул, что он всё а капитан ничего; с которым мы отправились из России и которой шеф експедиции. Мы слыша от посла что он всем началствует, требовали чтобы объявил имянное повеление; но он не хотел, я думал что он сие выдумывает и болие потому, что должен бы объявить вступя на корабль что он началствует а не спустя 10 м-цов; зделал мои предложения чтобы с ним поступить, как с нарушителем общественнаго спокойствия; которой своими выдумками разделяет согласие: выдавая себя началником когда не имеет чем доказать. — Тогда он по третьей прозбе вышел на шханцы в туфлях без чулок, лучше сказать совершенной невежей: и в таком то образе прочитал имянное ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА повеление которым он началствует.
Итак в тех островах куда стремились ещё ребяческие мои желании, наконец достигнув их, и к сожалению нашол нестоющие новое началство. Но! инструкция подписана АЛЕКСАНДР, и мы з богоговением повинуемся.

Здесь можно прокомментировать три момента. Во-первых, Ратманов совершенно справедливо вопрошает: если у тебя такие инструкции и полномочия, то какого же хрена ты возмущаешься их невыполнением, когда десять месяцев в полной тайне их держал?!

Во-вторых, про «третью просьбу». Сначала ходил Толстой, потом Ромберг. Шемелин свидетельствует:

Когда ни с чем вернулся граф [Толстой], послан был лейтенант Ромберг, но Начальник [Резанов] не хотел предстать на совет нечестивых и подвергнуть себя суду их, а паче не дать в поругание и обнаружить высочайших повелений, в которых многие есть секретные пункты.

По итогам этих хождений и разборок посрались Толстой и Ратманов, и первый был бит вторым, о чём тот же Шемелин и засвидетельствовал (здесь ему верить можно, ибо он обоих одинаково терпеть не мог). Свидетельство это уже было процитировано в «Заметках на полях», а кто хочет почитать в оригинале, вот этот лист.

В третьих, слова Ратманова «з богоговением повинуемся» представляют собой едкую иронию. Бравый старпом предлагал Резанова «заколотить в его каюту и никуда невыпускать; употребляя к тому и прочия ругательства с часто повторяемою матерною бранью» (опять же цитируя Шемелина). В интерпретации же Курганова это звучит так:

— Пролез в начальники лисою! — негодовал Ратманов. — Заколотить его в каюту и никуда не выпускать до Камчатки!

Идея была реализована практически в полном объёме: Резанову отгородили его половину каюты (которую он делил с Крузенштерном), а уж взаперти он там сидел вполне добровольно, и общался с внешним миром (исключая свою свиту) посредством записок. Именно до Камчатки.

Дальше у Крапивина/Курганова следует небольшое интересное отступление о том, что при этом «грандисимо амбасадор» должен был чувствовать:

Арсений Викторович поднялся, взял со стеллажа папку, поднёс к догорающим свечкам, безошибочно отыскал нужный лист. Стал читать, согнувшись над столом:
— «Обстоятельства, случившиеся в заливе Татио-Гое (о которых да позволено будет мне умолчать) к тому жаркий климат и грубая пища довели его до того, что дух его лишился всей бодрости, после того воображались ему одни только ужасы смерти и ежеминутные о том опасения (хотя не было к тому никаких причин). Он при малейшем шуме, стуке, на шканцах или в капитанской каюте происшедших, изменялся в лице, трепетал и трясся; биение сердца было беспрерывное. Он долгое время не мог приняться за перо и трясущимися руками что-либо изображать на бумаге; здоровье его в продолжение пути до Сандвичевых островов сколько за неимением свежей пищи, а больше от возмущения душевного и беспокойств разного рода, так изнурилось и изнемогло, что мы опасались лишиться его навеки».
Курганов захлопнул папку (отчего огоньки свеч заметались и едва не погасли).
— Вот так и плыл Резанов и до Сандвичевых островов, и дальше, до самой Камчатки…
Толик почувствовал, что ему жаль Резанова. Но и досадно стало:
— А чего он так трясся-то? Даже Шемелин пишет, что причины не было…
— Мне кажется, Резанов испугался не Крузенштерна, а своей беспомощности. Такой вельможа, такой чин — и вдруг на корабле оказался без власти. Это его потрясло и сломило. Даже те, кто числился в его свите, избегали посланника.

На последних страницах главы Курганов кратко рассказывает Толику о камчатских событиях, мы их уже обсуждали в «Исторической справке». И опять возвращается к названию главы.

— Резанов объявил Крузенштерна отрешённым от капитанской должности, поселился в доме коменданта и стал ждать губернатора, чтобы учинить судебное разбирательство.
Крузенштерн делал вид, что его это не касается. Занимался подготовкой «Надежды» к пути в Японию (хотя Резанов отказывался плыть дальше), ремонтом и разгрузкой… И удивлялся беспорядкам и бедности в хозяйстве знаменитой Российско-Американской компании, о богатстве которой в Петербурге ходили легенды. Приказчики воровали. Рядовые промышленники болели цингой, бедствовали и спивались. Людей не хватало. Некому было даже доставить из трюма на склады грузы. Основные товары в конце концов выгрузили, но полосное железо, что лежало в самой глубине, на месте балласта, осталось на корабле. (…)
Я знаешь почему про это железо говорю? У меня в голове всё время вертится сравнение: как железо лежало в трюме, так на душе у Крузенштерна лежала тяжесть. Чем это кончится? Он собрал всё свое мужество и нёс свою службу, словно ничего не случилось. (…) Ни перед кем ни разу не выдал он тревоги. Но он же понимал: обвинение в бунте может стоить не только должности и чина, но и головы…
Наконец прибыл генерал-майор Кошелев с солдатами. Начались разборы. При губернаторе снова Резанов назвал Крузенштерна бунтовщиком. Тот с холодным спокойствием выложил на стол шпагу:
— Отправьте меня в Петербург. Плыть с вами, ваше превосходительство, дальше не считаю возможным.
— Это я не считаю!
— Тем более…
Неделю шло разбирательство. Ух как бушевал Резанов! Снова слышались слова: мятеж, бунт, каторга. Моряки понимали, что это не пустые угрозы. Сейчас на стороне Резанова была сила, была власть.
Все было… кроме корабля.
Посланник мог лишить Крузенштерна командирской должности (и не раз объявлял об этом), мог устроить суд, мог, наверно, и в кандалы заковать строптивого капитана. Но заставить его вести корабль не мог, если тот не захочет. А плыть-то было надо. Не выполнить волю императора и отказаться от посольской миссии его превосходительство не смел.
И Крузенштерн понимал, что надо плыть. Не ради посольских дел, не ради торговых планов. Для новых открытий, для науки. Для славы России и ее флота. Чтобы никто не сказал потом, что русские так и не сумели обойти вокруг света…
Понимал это и генерал-майор Кошелев.
Положение у губернатора оказалось трудное. Как представитель власти, он обязан был поддерживать посланника, царского вельможу с полномочиями. А по-человечески он сочувствовал Крузенштерну. Целых семь дней он с утра до вечера вёл разговоры, стараясь помирить Резанова и офицеров «Надежды». Наконец примирение состоялось.

Опять в целом всё абсолютно правильно, но Крапивин сильно упрощает. На выделенную фразу посмотрите.

Дело-то было не в хотении! Проблема заключалась в том, что обе стороны упёрлись в уставы с инструкциями, и начал всё это Резанов.

Ну, было у него право смещать и карать. На суше — было. Допустим. Ну, воспользовался он им. А дальше?

Позиция Крузенштерна совершенно логична и единственно верна: власти подчиняюсь, готов за такие обвинения идти под суд, вот моя шпага, командовать боевым кораблём до высочайшего решения не имею права. Начни он в такой ситуации качать права — точно потянул бы на изменника и бунтовщика.

И офицеры туда же, кроме Головачёва. Их тоже обвинили в бунте и измене. Со всей той же логикой. Лишить их власти — так они вместе с ней и ответственности за всё дальнейшее лишатся. А на ком ответственность останется? Ну правильно, на Резанове с Головачёвым!

Идти в Японию и обратно с одним-единственным офицером на борту, до тех пор должности выше второго лейтенанта не занимавшим? Так настолько дураками ни Резанов, ни Головачёв явно не были. А других морских офицеров на Камчатке взять было неоткуда.

Ещё пикантный нюанс: если бы Резанов вот так взял и согласился идти в Японию с прежним экипажем на прежних должностях, то в свете его прежних заявлений это означало бы, что он оставил на команде изменников и бунтовщиков! И в их руках боевой корабль. Про такое любой из обиженных им мог стукнуть, и тут уже самому Резанову могло не поздоровиться.

Кошелев, будучи опытным чиновником и генерал-майором, то есть военным, всё это прекрасно понимал. Перед ним стояла архисложная задача: помирить, во-первых, ВСЕХ, а во-вторых, помирить так, чтобы НИКТО из моряков впредь не попытался воспользоваться вышеуказанной дыркой против дурака Резанова. Воистину, «чтобы никто не ушёл обиженным».

А ведь помирил! Как именно, с какими доводами — этого мы, скорее всего, никогда уже не узнаем. Но факт, что при оставшихся напряжёнными отношениях срачи больше ни разу не возникали и посольство было доведено до конца. Что торговых и дипломатических успехов в Японии добиться не удалось — так тут на месте Резанова, скорее всего, никто бы не справился.

После всех этих рассуждений беседа плавно возвращается на круги своя, но уже слишком поздно…

— Заговорил я тебя, Толик. Ты уже спишь…
— Нет… А с лейтенантом Головачёвым-то что было. Почему он застрелился?
— Это ещё долгий разговор… Тут опять многое связано с Резановым. Ты ведь читал у Нозикова о посольстве в Японию? Успеха там Резанов никакого не добился. Японцы жили замкнуто, вели торговлю только с голландцами и корабли других наций видеть у себя не хотели. Тогда Резанов… Э, да ты, кажется, спишь?
«Нисколько, — не то прошептал, не то подумал Толик. — Вы, пожалуйста, рассказывайте…»
Курганов что-то сказал ещё, потом стало очень тихо. Только стучал в этой тишине хронометр. Будто на звонкое полосное железо роняли медные гвоздики.

И бонусом для интересующихся расскажем про источник информации.

▼Дневники Ратманова⬍

Крапивин писал «ОиК» в 1984–87, с тех пор прошло больше тридцати лет и ситуация с первоисточниками изрядно изменилась.

Во-первых, в 2003 был опубликован дневник третьего лейтенанта «Надежды» Левенштерна, который у Крапивина почему-то упомянут всего лишь единожды и то мельком — дескать, да, был такой офицер, с ним как-то граф Толстой посрался и на дуэль вызывал… ну так Толстой с кем только не срался и кого только не вызывал… Левенштерн вёл дневник по-немецки, поэтому современный перевод интересен с точки зрения фактов, но не так интересен с точки зрения языковой стилистики, как, скажем, дневники Ратманова.

А вот о дневниках Ратманова стоит рассказать подробнее. Крапивин устами Курганова говорит, что после него осталась одна дневниковая тетрадь и в целом прав. Точнее будет сказать, что Курганов в довоенное время теоретически мог получить доступ только к одной тетради. Разберём по порядку.

На борту «Надежды» Ратманов писал два дневника в двух тетрадях. Один обязательный, который ему как офицеру экспедиции было приказано вести, другой личный. По свидетельству Левенштерна, офицеры к этому приказу отнеслись без всякого энтузиазма и ограничивались тем, что переписывали себе выдержки из вахтенного журнала с добавлением отдельных банальных примечаний типа «здесь красивая местность».

Ратманов не исключение — он начинал «официальный» дневник в той же манере. А вот личный писал как есть, не стесняясь в выражениях. Дальше, однако, случилось интересное: он постепенно увлёкся, начал писать подробности в официальный дневник, а потом понял, что вести писанину в двух экземплярах нет ни времени, ни желания, и личный дневник вести прекратил, а всё писал в одну тетрадь как есть. Вот эта тетрадь, начатая как официал по приказу и постепенно разросшаяся (записи в ней охватывают время от Кронштадта до Сахалина), находится в Российском Государственном архиве ВМФ, к ней Курганов доступа иметь не мог, туда людей с улицы не пускают. А вот неоконченный личный дневник — в Российской национальной библиотеке (в 1932–92 она называлась Государственной публичной) в Питере, его он вполне мог читать. Датировка — от Кронштадта до Японии.

Третья тетрадь продолжает первую в том же духе и описывает возвращение экспедиции (Сахалин — Кронштадт). Она была обнаружена только на рубеже XX-XXI веков в Национальной библиотеке Франции, куда попала через потомков Ратманова, о ней Крапивин даже знать не мог.

Четвёртая тетрадь представляет собой чистовую переписку дневников, сделанную самим Ратмановым после экспедиции где-то в 1808–1812. По стилю это личный дневник, но со смягчением некоторых особо грубых выражений. В 1876 изрядный его кусок был опубликован в тогдашних журналах, будучи сильно отредактированным и ещё более смягчённым — судя по всему, именно этими публикациями и пользовался Крапивин на самом деле, в Свердловске/Екатеринбурге старая и очень хорошая библиотека. Оригинал же этой тетради хранится там же во Франции.

В 2015 году все четыре дневника были изданы одной книгой с подробнейшими комментариями и справочным материалом. Там полностью сохранена орфография и стиль оригинала (Ратманов писал по-русски), и это совершенно потрясающий источник информации. Цитаты в этом чтении берутся именно отсюда, и в них тоже полностью сохранена исходная орфография.

Наконец, в пятую тетрадь Ратманов переписывал письма, полученные и отправленные им в ходе экспедиции, просто чтобы всё было в одном месте, а не россыпью. Сюда же делались копии некоторых касающихся лично его официальных документов (например, когда он получил указ о своём повышении в капитан-лейтенанты, то списал его текст). Хранится тоже во Франции, её содержание не публиковалось.

Отредактировано (2021-01-11 06:01:26)

Анон · 2021-01-11 00:57:41

Большое спасибо, чтец. Так интересно)))

Анон · 2021-01-11 02:25:15

Чтец просто гигант! Спасибо!

Анон · 2021-01-12 10:11:47

Спасибо, чтец! Очень круто.

Анон · 2021-01-27 18:18:15

Будет-ли прода каких-нибудь читений? :please:

Анон · 2021-01-27 19:21:00

Чтец «Островов и капитанов» сейчас пилит свой фанфик. Надо немного подождать.

Анон · 2021-01-30 19:23:20

«Острова и капитаны»

Том 1 ОСЕ, часть 1 «Медный стук часов»

▼Глава «Завести часы!»⬍

Предыдущие семь глав занимали по времени менее чем трое суток. Вспомним: действие начиналось 29 декабря, когда Толик вечером притаскивает домой ёлку; затем 30 декабря он знакомится с Кургановым; 31 декабря встречает с ним Новый год, и всё заканчивается вскоре после полуночи. Соответственно, нынешняя глава начинается утром 1 января 1948.

Толик, естественно, бежит домой:

Утром, когда Толик с Султаном примчались домой, оказалось, что Варя тут как тут. Она прямо с новогоднего вечера в институте отправилась на вокзал, удачно купила билет на проходящий поезд Москва — Владивосток и в семь часов была уже дома.

То есть Среднекамск и Новотуринск находятся где-то на Транссибирской магистрали, и между ними часов пять-шесть поездом: «с новогоднего вечера», очевидно, означает, что Новый год там встретить успели.

После радостей в духе «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались» происходит уже настоящее новогоднее празднование.

Вечером пришли гости — Варины бывшие одноклассники, мамина подруга тетя Римма. И Дмитрий Иванович пришёл. (…) Мама послала Толика к Эльзе Георгиевне, чтобы пригласить и её.

Эльза Георгиевна — это соседка по квартире. Пожилая дама с некоторыми причудами (во всяком случае, на взгляд Толика), но интеллигентная и безусловно положительная; с мамой Толика у неё прекрасные отношения. Она уже заходила взглянуть на ёлку в первой главе, но это было мельком, а тут честь по чести пригласили в гости. И нам сразу же демонстрируют штрихи к её биографии:

В комнате Эльзы Георгиевны стояла мебель с завитушками и чёрное пианино с медными подсвечниками. А на коричневых обоях всюду белели наклеенные бумажные солдатики. Всякие. И старых времён — в ботфортах и треуголках, и красноармейцы в будёновках, и заграничные какие-то — в касках непривычной формы. Были и гладиаторы (как Спартак на коробке с карандашами) и севастопольские матросы прошлого века, и крестоносцы (как в фильме «Александр Невский»). Когда Толик с мамой переехали в этот дом и зашли к Эльзе Георгиевне познакомиться, Толик просто глаза вытаращил. Мама тоже с интересом смотрела на солдатиков. А Эльза Георгиевна сказала непонятно:
— Пусть. Мне уже ничего не страшно…
Сейчас Эльза Георгиевна поотказывалась от приглашения, а потом пришла. Патефон сипловато играл «Рио-Риту». Варины друзья танцевали, цепляя плечами ёлочные ветви. Эльза Георгиевна с Дмитрием Ивановичем и тётей Риммой чокнулась рюмочкой ликёра, поулыбалась, потом поднялась и стала разглядывать ёлку.
— Красавица, — сказала она. — Ах какая красавица… (Будто и не удивлялась недавно, зачем такая.) Вадим Валентинович тоже любил ёлки. Как ребёнок. И всегда делал сам игрушки, особенно солдатиков… Странное увлечение, да? Характер был — мухи не обидит, а увлекался солдатиками… — Она вдруг коротко, со всхлипом рассмеялась: — Ну скажите, кому мог помешать тихий бухгалтер со своими бумажными солдатиками?

Впрочем, эта сцена не получает развития. Всё обходится без слёз и истерик, Новый год празднуют чин чином. А дальше автор будто навёрстывает медлительность предыдущих глав, и действие стремительно несётся вперёд.

…На следующий день Варя умчалась в свой Среднекамск. А каникулы покатились, как и полагалось каникулам, — беззаботно и до обидного быстро.

Всё правильно, 1 января праздничный день (причём его сделали таким вот именно во время действия книги, это указ ВС СССР от 23 декабря 1947), а дальше всё обычным порядком. Уже числа третьего-четвёртого в институтах проходили первые консультации перед экзаменом…

Что же касается школьников, то каникулы во всём СССР проходили синхронно и на момент книжных событий регламентировались постановлением ЦИК СССР № 53, СНК СССР № 1635 от 17 ноября 1932 «Об учебном годе, каникулах и часах занятий в начальной, средней и высшей школах». Школьные зимние продолжались с 1 по 15 января включительно (потом в 1970 их сдвинут и немного урежут: с 30 декабря до 10 января), а что они у Толика начались де-факто днём раньше — это местечковая самодеятельность, в начальной школе на такое смотрели сквозь пальцы.

Две каникулярные недели автор буквально проматывает одной страницей. Толик развлекается естественным для своего возраста образом. Разок забегает к Курганову, но без обстоятельных разговоров о кругосветке: тут и каникулы с развлечениями, и за два предновогодних дня наступило явное перенасыщение…

Каникулы заканчиваются, начинается самая нелюбимая советскими школьниками часть учебного года (следующие каникулы теперь — с 20 по 31 марта). Начинается воистину неудачно, причём не только в школьном смысле.

У мамы, кажется, и сейчас, в январе, что-то не ладилось на работе. А может быть, в отношениях с Дмитрием Ивановичем. Иногда она приходила домой расстроенная и сердитая. Так случилось и в тот день, когда Толик получил обидную, дурацкую двойку.

Рассказ об этой Ужасно Обидной Несправедливости вызывает некоторое недоумение…

На уроке истории Васька Шумов спросил Толика, пойдёт ли тот сегодня в лог кататься на лыжах. Толик сказал, что у лыжи порвался ремень. Васька сказал: «Долго починить, что ли…»
А Вера Николаевна (у которой, видно, тоже было сегодня неважное настроение) скрестила могучие руки и спросила:
— Нечаев и Шумов! О чём я сейчас говорила?
Ваське откуда знать? Встал и глазами хлопает.
— Как богатые казаки предали Пугачёва… — прошептал Толик.
— Нечего подсказывать! — грозно заявила Вера Николаевна. — Умник какой! Сперва отвлекает соседа по парте, а потом ещё подсказывает! Давайте оба дневники!
Это было так несправедливо, что хоть волком вой.

Чтец в силу профдеформации сильно недолюбливает школьных учителей как класс, но в данном случае с этой Верой Николаевной вполне солидарен. Оболтусы нарушили одно из фундаментальных школьных правил («не болтать на уроке о посторонних вещах»), а когда их за это отчитывают, тут же прямо в процессе нарушают ещё одно («не подсказывать»). Однозначно борзость и хамство.

Толик не скрывал от мамы своих двоек (в общем-то довольно редких). А про эту тем более молчать не собирался. Наоборот, он вправе был рассчитывать даже на мамино сочувствие. В самом деле, за что двойка? Если бы он урока не знал…
Но мама сообщила Толику, что он балбес, разгильдяй и двоечник. Нормальные ученики не треплют языком на уроках, а слушают учительницу. И будет неудивительно, если Толик схватит по истории двойку за четверть, а потом за год и его не допустят к выпускным экзаменам в начальной школе.
Это была уже совсем чушь непролазная, но ведь маме так не скажешь. И всё же Толик не удержался:
— Я не виноват… — начал он и от обиды чуть не брякнул: «…что ты опять с Дмитрием Ивановичем поссорилась». Но, к счастью, удержался. Сказал только: — …если у тебя какие-то неприятности.
Мама сообщила, что главная её неприятность — это сын, который растёт бестолочью и таскает из школы двойки.
— Не двойки, а двойку! Да и то ни за что!
Мама оделась и ушла, крепко стукнув дверью. То ли в редакцию на сверхурочную работу, то ли по другим делам. Толик не любил, когда мама уходила вот так, не сказав, куда и надолго ли. И страдал целый вечер. А она вернулась поздно. Толик обрадовался, но тут же вспомнил все обиды и молча улёгся спать.
Так и случилось, что о важном и тревожном событии узнал он лишь утром.

Здесь требуется некоторое пояснение к маминому заявлению (по сути вполне верному). В те времена школьники сдавали экзамены гораздо чаще, чем сейчас — сначала после четырёх лет начальной школы (это фактически были экзамены на элементарную грамотность), и потом после каждого класса. Двойки за них в случае чего ставили запросто, не церемонясь, и это было чревато. Сначала такой двоечник переэкзаменовывался осенью (и летом ходил в школу на дополнительные занятия), а потом, если опять не сдавал, тупо оставался на второй год. С этим тоже не церемонились. Конечно, держать обалдуя-второгодника в школе до бесконечности было нельзя, и если процесс повторялся слишком часто, медико-педагогическая комиссия могла принять решение об отправке обалдуя в спецшколу с диагнозом…

Итак, Толик нахамил ещё и маме, надулся на неё (чтец не может удержаться и считает нужным процитировать здесь крапивинскую декларацию из «Стеклянных тайн» насчёт высокодуховных мальчиков, ценящих мамину любовь «выше всех сокровищ мира»), отчего запоздало узнал о «важном и тревожном событии» только утром.

Далее будет проходной, но очень крапивинский эпизод, как нельзя лучше демонстрирующий читателю суть так называемого крапивинского мальчика.

Когда Толик торопливо глотал жареную картошку, мама сказала:
— Арсения Викторовича положили в больницу, очень обострился бронхит. Он вчера звонил мне оттуда… Просил тебя зайти к нему домой, завести часы, чтобы не остановились. Сказал, что ключ от комнаты под крыльцом, под нижней ступенькой…
Толик уронил вилку.
— А когда положили?
— Еще позавчера. А вчера в обед он позвонил.
— Что же ты вчера не сказала! — взвыл Толик.
— Вчера? Ты мне такой сюрпризик принёс…
— Да при чём тут сюрпризик! Часы-то остановятся!
— Ну и что? Заведёшь, и опять пойдут…
Тратить время на объяснения не имело смысла. Всё решали минуты…
Толик не был примерным учеником. Но и прогуливать уроки ему ещё не приходилось. Это вам не двойка, лёгкой нахлобучкой тут не кончится. И конечно, решился на такое дело он не без терзаний. Но терзания эти не были слишком велики, и — самое главное — испытывал их Толик на бегу, когда по тёмным ещё улицам мчался не к школе, а к дому Курганова. Потому что сильнее всех мыслей была мысль о хронометре. Лишь бы успеть!
Что он скажет Арсению Викторовичу, если хронометр остановится? Мама виновата?
Не важно, кто виноват, если часы встали. Они не должны стоять, это морской закон.

Вот именно, это морской закон. В условиях провинциального Новотуринска практической надобности в его твердолобом соблюдении нет никакой. И мама таки права — завести, опять пойдёт, все дела.

Ключ Толик отыскал сразу. Снял висячий замок, проскочил сени (сшиб при этом коромысло), влетел в комнату.
И сразу понял, что опоздал. Сумрак покинутого хозяином жилья заполняла глухая тишина.
Толик нащупал выключатель. Коричневый ящик со стеклянной крышкой стоял посреди стола. Толик, всё ещё на что-то надеясь, поднял крышку…
Хронометр остановился совсем недавно, в те минуты, когда Толик выскочил из дома и спешил сюда. Стрелки показывали восемь часов семь минут. И двадцать три секунды… Маленькая стрелка на счётчике завода дошла до числа сорок восемь. Больше двух суток пружина не тянула…
Толик с минуту потерянно смотрел на белый циферблат с римскими цифрами и маркой английской фирмы — слово «COOKE» в круге с большой буквой C.
Из-под деревянного футляра выглядывал уголок бумаги. Это была записка.
«Толик!
Довёл меня мой бронхит до больницы. Обо мне-то позаботятся, а о хронометре позаботиться некому. Очень тебя прошу, будь его хозяином, пока я не вернусь, возьми его домой, заводи каждое утро в восемь. Мне кажется, я даже поправлюсь скорее, если буду знать, что он тикает исправно.
Большая просьба: уложи хронометр в сумку (она под столом) и неси плавно. Не ставь на стопор, пусть будет, как на корабле во время движения…
Я на тебя надеюсь, Толик. Спасибо тебе заранее.
А. Курганов»

Тоже молодец, конечно. «Я даже поправлюсь скорее, если буду знать, что он тикает исправно…» Взрослый ведь человек, две главы назад сам рассуждал о том, что никакие сколь угодно ценные вещи не могут быть важнее человека и его достоинства, когда говорил о своей пошедшей на растопку библиотеке в Ленинграде…

А крапивинский мальчик продолжает упарываться по надуманным идеалам.

Завести хронометр снова — дело нехитрое. Но как поставить точное до секунды время?
В девять часов будет по радио сигнал точности. Можно отвинтить стекло, установить стрелки на девять и при сигнале резко крутнуть футляр за ручки. Арсений Викторович говорил, что именно так пускают заведённые хронометры… Да, но секундная-то стрелка не вверху, не в начале круга. А руками эту стрелку не переведёшь, она — чуткая и тонкая — намертво связана с механизмом. Можно лишь дождаться, когда она дойдёт до ноля, и остановить, задержав балансир. Но для этого надо вынимать механизм. Живой, хрупкий, точнейший… Толик на такое никогда не решится. Он видел только раз, как это делает Арсений Викторович, а чтобы самому — страшно и подумать!

В условиях того же Новотуринска нет ни малейшей практической надобности ставить «с точностью до секунды», да ещё делать это вот прям щас. Здесь это просто часы, по которым долготу не определять. Но даже если приспичило — Крапивина и его героя позорнейше подводят ненависть к точным наукам и полное отсутствие умения соображать аналитически.

Секундная стрелка остановилась на «23»? Ну так выставь часовую и минутную на 9:00, а там после сигнала точного времени отсчитай те двадцать три секунды по обычным часам или даже просто вслух — и пускай хронометр в тот момент! Будет погрешность в секунду, максимум в две (за пару недель после Нового года хронометр всё равно уже больше убежал). Потом чуть позже подкорректируй минутную на половинку деления вперёд в тот момент, когда секундная через «60» пройдёт. Делов-то.

Нет, крапивинский мальчик думать головой не способен, у него же вместо логического мышления духовность, соз-ву-чие™, па-ру-са® и вот это всё!

Толик подумал, что выход один: пусть Арсений Викторович сам заведёт и пустит хронометр.

Убил два с лишним часа на поиск той больницы, и всё без толку: в больнице объявлен карантин.

Толик побрёл к дому пешком, потому что мелочи на автобус уже не было. Мимо стадиона, мимо рынка, потом по длинному проспекту Коммунаров… Недалеко от почты он увидел синюю вывеску «Часовая мастерская».

Дальше следует незначительная, но очень интересная сцена, которая наглядно демонстрирует такую штуку, как изменившаяся мораль.

Толик, задержав дыханье, вынул ящичек из сумки. Двинул его в окошко по скользкому стеклу прилавка.
— Он исправный, только его не успели завести…
— Так-с, так-с, так-с… — произнес мастер, словно подражая крупным часам. И умело откинул крышку. — Лю-бо-пытно… В самом деле. Откуда у тебя столь интересный прибор?
— Это моего знакомого. Его в больницу положили, а он просил меня заводить, а я не успел.
— Непростительная небрежность.
— Я не виноват, я поздно узнал…
— Что узнал? — Мастер быстро глянул на Толика.
— Ну… что он просил…
— Странно… Ладно. — Мастер придвинул к себе стопку бумажек и карандаш. — Фамилия?
— Чья? Арсения Викторовича?
— Твоя.
— Зачем? — удивился Толик. И встревожился.
— Должен же я заполнить квитанцию.
— А… что, надо деньги платить? — растерялся Толик.

Это даже не к Крапивину и не к его герою, это к эпохе в целом. Мальчик хочет от мастера услугу и недоумевает, что за это может понадобиться платить деньги. Услуга-то, на его взгляд пустяковая! Тот факт, что знания и навыки мастера сами по себе стоят денег (если такой пустяк — что ж сам не рискуешь сделать?) проходит совершенно мимо сознания советского мальчика. Да чего там «советского мальчика», это и сейчас до многих не доходит. Любой «тыжпрограммизд, переставь мне виндовс чтоб летала… какие ещё деньги, тебе делов от силы на час!» подтвердит.

Но это не всё. Разговор Толика и часовщика сворачивает интересным образом:

— Тут же только стрелки поставить да завести…
— Это неважно. У нас, молодой человек, порядок. Я — не частная лавочка.
— Нечаев моя фамилия, — сказал Толик. — Анатолий… Адрес надо? Запольная, одиннадцать.
— Угу… Школа и класс?
— Это, что ли, тоже для квитанции?
— Тоже.
— Пожалуйста… Десятая, начальная. Четвёртый «А».
— Прекрасно… Вечерком зайди.
— Почему вечерком? Тут же пустяк…
— У меня заказы. Не могу я заниматься твоими часами без очереди. К шести приходи. Лучше, если с хозяином хронометра.
— Он же в больнице!
— Тогда с мамой или папой.
— Зачем?
— Ну, подумайте, молодой человек, — ласково произнес мастер и уставился на Толика похожими на коричневых жучков глазами. — Вы приносите мне уникальную вещь. Рассказываете довольно-таки путаную историю…
— Вы что, думаете, я украл? — тонким до звона голосом спросил Толик.
— Я ничего не думаю. Придёшь вечером с кем-нибудь из взрослых — всё будет ясно…

С точки зрения автора — глупый бездуховный козёл-часовщик почему-то не радуется счастливой возможности помочь духовному мальчику по его первой просьбе, да ещё и думает о нём невесть что. С точки зрения нормального современного читателя, мастер поступил вполне адекватно — а что ещё делать? Десятилетний мальчик приносит ценнейшую вещь, которая сто́ит как мотоцикл, а то и дороже, прямо говорит, что вещь чужая, что из-за его разгильдяйства случилась неприятность, и выручай-ка ты меня, дядя, забесплатно, причём сию секунду! А давай-ка ты, мальчик, с кем-нибудь из взрослых лучше придёшь, а?! Что, не логично разве?

Толик в очередной раз про себя возмущается ужасной несправедливости ужасно несправедливого мира, хватает хронометр и несётся с ним домой.

Стучали ходики. Неточные, домашние. Но, так или иначе, они показывали половину второго, и это было почти правильно, если не придираться к одной-двум минутам. Странно, что мама ещё не пришла на обед… Дребезжаще играло бодрую музыку радио. Через полчаса, в двенадцать по московскому, в два по местному, будет опять поверка времени.
Решайся, Толик…

То есть школу прогулял зря. Хронометр-то всё одно остановился, а потраченное время ушло псу под хвост. Ну, решается в конце концов — надо самому́ ставить и пускать. И ставит, и заводит, и ждёт…

Наконец радио сказало деловитым женским голосом:
— После поверки времени слушайте последние известия. А сейчас, товарищи, проверьте часы. Третий, короткий, сигнал даётся в двенадцать часов по московскому времени…
И «щёлк-щёлк, щёлк-щёлк» — застучали в репродукторе самые точные часы страны. (…)
— Вот он, голубчик! Полюбуйтесь, Вера Николаевна!
Что это? Он и не слышал, как мама вошла! Слышал только щёлканье и, сжавши медные ручки футляра, готовился толкнуть хронометр. Но…
— Вот он!.. Где ты был?!
И Вера Николаевна здесь. Она-то зачем?.. Нет, это потом. Всё потом!
— Ну, подождите пять секунд! — Он сказал это так отчаянно, что мама и Вера Николаевна замерли. (…)
Раз! — Толик резко повернул ящик. И обмер: стрелка стояла… Но она стояла лишь очень краткий миг. Просто этот миг показался Толику нестерпимо долгим. И вот: «Динь-так, динь-так…»
Толик обернулся: теперь с ним делайте что хотите.

Ай-яй-яй. А ведь дома находится пёс Султан. И при этом не заметить, что домой вернулась хозяйка?! Ну, не собачник Крапивин, что поделаешь…

Анон · 2021-01-30 20:04:16

Ну, двойку Толику поставили действительно несправедливо: надо было не по предмету (оценка знаний), а по поведению. Или замечание написать.

Анон · 2021-01-31 01:18:48

Анон пишет:

Чтец «Островов и капитанов» сейчас пилит свой фанфик. Надо немного подождать.

Если не секрет, фик по Крапивину, или по какому-то другому фандому?

Анон · 2021-01-31 06:14:41

Анон пишет:

Если не секрет, фик по Крапивину, или по какому-то другому фандому?

По другому, естественно. Крапивину бы этот фандом не понравился, стопудово.

Анон · 2021-01-31 09:55:33

Неужели ГП))
Спасибо за чтения! Очень интересно!

Анон · 2021-01-31 10:52:02

Аниме, поди.

Анон · 2021-01-31 14:31:36

Анон, читаешь ты интересно, когда до мышей не доебываешься.

Анон пишет:

Чтец в силу профдеформации сильно недолюбливает школьных учителей как класс, но в данном случае с этой Верой Николаевной вполне солидарен. Оболтусы нарушили одно из фундаментальных школьных правил («не болтать на уроке о посторонних вещах»), а когда их за это отчитывают, тут же прямо в процессе нарушают ещё одно («не подсказывать»). Однозначно борзость и хамство.

Оценки вроде как ставят не за борзость и хамство, а за знание или незнание предмета. Если бы учительница пацанам двойки по поведению вкатила или замечание написала, тогда вопросов бы не было.

Анон пишет:

Вот именно, это морской закон. В условиях провинциального Новотуринска практической надобности в его твердолобом соблюдении нет никакой. И мама таки права — завести, опять пойдёт, все дела.

Анон, ты ребенком был? Или уже сразу взрослым родился? Раздуть из хуйни проблему для любого мелкого это нормально.

Анон пишет:

Тоже молодец, конечно. «Я даже поправлюсь скорее, если буду знать, что он тикает исправно…» Взрослый ведь человек, две главы назад сам рассуждал о том, что никакие сколь угодно ценные вещи не могут быть важнее человека и его достоинства, когда говорил о своей пошедшей на растопку библиотеке в Ленинграде…

Взрослый человек Курганов думал, что Толик о его просьбе узнает в тот же день и спокойно, без всяких приключений заберет хронометр домой. Квеста с прогулом школы и прочим он не предполагал.

Анон пишет:

Секундная стрелка остановилась на «23»? Ну так выставь часовую и минутную на 9:00, а там после сигнала точного времени отсчитай те двадцать три секунды по обычным часам или даже просто вслух — и пускай хронометр в тот момент! Будет погрешность в секунду, максимум в две (за пару недель после Нового года хронометр всё равно уже больше убежал). Потом чуть позже подкорректируй минутную на половинку деления вперёд в тот момент, когда секундная через «60» пройдёт. Делов-то.

Анон, ты опять рассуждаешь с позиции взрослого. А для пацана как раз нормально сначала кинуться за помощью к тем, кто старше.

Анон пишет:

С точки зрения нормального современного читателя, мастер поступил вполне адекватно — а что ещё делать? Десятилетний мальчик приносит ценнейшую вещь, которая сто́ит как мотоцикл, а то и дороже, прямо говорит, что вещь чужая, что из-за его разгильдяйства случилась неприятность, и выручай-ка ты меня, дядя, забесплатно, причём сию секунду! А давай-ка ты, мальчик, с кем-нибудь из взрослых лучше придёшь, а?! Что, не логично разве?

Анон, как ты деликатно пропустил момент с попыткой мастера прижопить хронометр . Если он реально считал хронометр краденным, звал бы милицию. А не втирал, "ты, мальчик, хронометр оставь, а сам вали отсюда".

Анон пишет:

Ай-яй-яй. А ведь дома находится пёс Султан. И при этом не заметить, что домой вернулась хозяйка?! Ну, не собачник Крапивин, что поделаешь…

А пес дома был? Или по двору гайсал? Да и Толик там описан в том состоянии, что он даже землетрясения бы не заметил, не то что реакцию собаки.

Анон · 2021-01-31 15:37:25

Анон пишет:

Анон, ты опять рассуждаешь с позиции взрослого. А для пацана как раз нормально сначала кинуться за помощью к тем, кто старше.

Анону как-то во втором классе задали задачу «у тебя остановились часы, ты их завёл, они пошли, но время ты не знаешь. Идёшь в гости к другу, у которого правильное время есть. Как по возвращении выставить свои часы?». Анон решил за пару минут (и неприлично потом возгордился, но ведь решил).

Анон пишет:

Анон, как ты деликатно пропустил момент с попыткой мастера прижопить хронометр . Если он реально считал хронометр краденным, звал бы милицию. А не втирал, "ты, мальчик, хронометр оставь, а сам вали отсюда".

А тут мутно описано, с большой вероятностью это могут быть фантазии Толика, после того, как он допёр, что на него нехорошо думают. Типа, «ах, я вор, а ты небось сам-то!». Кстати, в школу часовщик таки настучал, о чём в следующей главе говорится. И это не в пример гуманнее, чем сразу в ментовку: там в школе свой контингент лучше знают, им и виднее, надо ли бить во все колокола. Хотя мог и в ментовку стукануть, адрес ему был назван, а времена были шибко бдительные.

О чём в целом и речь. У крапивинских мальчиков процент упоротости по хуйне всё-таки сильно выше, чем у обычных среднестатистических.

Анон · 2021-01-31 15:45:31

Анон пишет:

Анон пишет:
Анон, как ты деликатно пропустил момент с попыткой мастера прижопить хронометр . Если он реально считал хронометр краденным, звал бы милицию. А не втирал, "ты, мальчик, хронометр оставь, а сам вали отсюда".
А тут мутно описано, с большой вероятностью это могут быть фантазии Толика, после того, как он допёр, что на него нехорошо думают. Типа, «ах, я вор, а ты небось сам-то!». Кстати, в школу часовщик таки настучал, о чём в следующей главе говорится. И это не в пример гуманнее, чем сразу в ментовку: там в школе свой контингент лучше знают, им и виднее, надо ли бить во все колокола. Хотя мог и в ментовку стукануть, адрес ему был назван, а времена были шибко бдительные.

Этот анон при чтении тоже решил, что часовщик хотел прижопить ценную вещь, а потом мелко отмстил, когда не получилось.

Анон · 2021-01-31 15:53:19

Анон пишет:

Этот анон при чтении тоже решил, что часовщик хотел прижопить ценную вещь, а потом мелко отмстил, когда не получилось.

+1

Анон · 2021-01-31 16:29:53

Анон пишет:

Анону как-то во втором классе задали задачу «у тебя остановились часы, ты их завёл, они пошли, но время ты не знаешь. Идёшь в гости к другу, у которого правильное время есть. Как по возвращении выставить свои часы?». Анон решил за пару минут (и неприлично потом возгордился, но ведь решил).

Анон, часы были твои, а не чужие и особо ценные. А так сам сломал - сам дурак.

Анон пишет:

А тут мутно описано, с большой вероятностью это могут быть фантазии Толика, после того, как он допёр, что на него нехорошо думают. Типа, «ах, я вор, а ты небось сам-то!».

Чота не похоже на фантазии. Мастер прибор к себе забрал, квитанции не дал, в милицию не обратился. Больше похоже, что собирался прижопить, но не дали.

Анон пишет:

Кстати, в школу часовщик таки настучал, о чём в следующей главе говорится. И это не в пример гуманнее, чем сразу в ментовку

Если у самого рыло в пуху, то лучше будет, если в ментовку обратится школа. Причем тут гуманность? Ну и существовал шанс, что пацан имя-фамилию придумал. Что там часовой мастер учительнице наговорил, мы не знаем.

Анон пишет:

Хотя мог и в ментовку стукануть, адрес ему был назван, а времена были шибко бдительные.

А у него бы бдительно спросили, что он сразу милицию не позвал, сам пацана не пытался задержать и пр.

Анон пишет:

У крапивинских мальчиков процент упоротости по хуйне всё-таки сильно выше, чем у обычных среднестатистических.

Упоротость по хуйне - это возрастное, анон. И в любой детской книжке такого в количестве.

Анон · 2021-01-31 17:20:51

Анон пишет:

Мальчик хочет от мастера услугу и недоумевает, что за это может понадобиться платить деньги. Услуга-то, на его взгляд пустяковая!

У мальчика нет собственных часов, откуда ему знать, что за установку точного времени надо платить - это же не ремонт?

Анон пишет:

Десятилетний мальчик приносит ценнейшую вещь, которая сто́ит как мотоцикл, а то и дороже, прямо говорит, что вещь чужая, что из-за его разгильдяйства случилась неприятность,

Ну логично же - придти в мастерскую с ворованной вещью да еще и уточнить, что она чужая.

Анон пишет:

А давай-ка ты, мальчик, с кем-нибудь из взрослых лучше придёшь, а?! Что, не логично разве?

Но ведь часовщик не сказал так. Он пытался забрать вещь, запугивая ребенка. Квитанции не дал, а его фамилию записал - как вы и говорили, время сложное, народ боится всего. А дети в любое время не любят, когда привлекают родителей. Вот же только что мама уже ругалась на Толика, а тут еще и милицию вспомнили.

Анон · 2021-01-31 18:53:23

Аноны, я вам покушать принёс:
https://zen.yandex.ru/media/literatur/d … mpaign=dbr

Анон · 2021-01-31 19:07:40

Откуда они статьи высасывают? :lol:

Анон · 2021-01-31 20:33:50

В панамку там автору статьи в комментах насовали

Анон · 2021-02-02 18:42:33

Анон согласен, что "Дети синего фламинго" офигенная книга. Но сравнивать Роулинг и Крапивина... Как арбуз и помидор. Оба ягоды (по ботанической классификации), оба вкусные, но совершенно разные же.

Холиварофорум

Объявление

#1 2015-04-12 11:56:53

Крапивин

#32751 2021-01-04 18:37:44

Re: Крапивин

#32752 2021-01-04 18:47:40

Re: Крапивин

#32753 2021-01-04 19:56:58

Re: Крапивин

#32754 2021-01-10 15:34:06

Re: Крапивин

#32755 2021-01-11 00:57:41

Re: Крапивин

#32756 2021-01-11 02:25:15

Re: Крапивин

#32757 2021-01-12 10:11:47

Re: Крапивин

#32758 2021-01-27 18:18:15

Re: Крапивин

#32759 2021-01-27 19:21:00

Re: Крапивин

#32760 2021-01-30 19:23:20

Re: Крапивин

#32761 2021-01-30 20:04:16

Re: Крапивин

#32762 2021-01-31 01:18:48

Re: Крапивин

#32763 2021-01-31 06:14:41

Re: Крапивин

#32764 2021-01-31 09:55:33

Re: Крапивин

#32765 2021-01-31 10:52:02

Re: Крапивин

#32766 2021-01-31 14:31:36

Re: Крапивин

#32767 2021-01-31 15:37:25

Re: Крапивин

#32768 2021-01-31 15:45:31

Re: Крапивин

#32769 2021-01-31 15:53:19

Re: Крапивин

#32770 2021-01-31 16:29:53

Re: Крапивин

#32771 2021-01-31 17:20:51

Re: Крапивин

#32772 2021-01-31 18:53:23

Re: Крапивин

#32773 2021-01-31 19:07:40

Re: Крапивин

#32774 2021-01-31 20:33:50

Re: Крапивин

#32775 2021-02-02 18:42:33

Re: Крапивин

Подвал форума