Рассказ начинается с провокационного вопроса:
Этим словом здесь почему-то называются не гермафродиты, интерсексы, трансгендеры или хотя бы би, а... гетеросексуалы. Как, почему, зачем?
Ну да, конечно, называть натуралов двуполами совсем незазорно. Жаргонизм, обиходная словесная конструкция. Но попробуй только окрестить гомосексуалов педиками или лесбо, как тут же поднимется вой на всю вселенную. А назавтра в почту свалится судебная повестка.
И снова у нас автор, который считает, что оскорблять всяких там вот этих вот — это нормально, но только посмейте назвать его самого как-нибудь не так! Чтец не поддерживает тенденцию судиться со всеми подряд, всё же это несколько абсурдно, однако, оскорбляя других, нужно быть готовым к симметричному ответу. Да и в слове "двупол" как будто бы нет ничего оскорбительного, оно просто не подходит для обозначения гетеросексуала. "Гетеро" — это не "два", это "другой" или "разный". Автор, два тебе по латыни, на пересдачу можешь не приходить.
Итак, главный герой гетеросекс... "двупол", он живёт вместе со своей женой, но иметь детей они не могут. Герой тщетно пытается добиться разрешения на усыновление, но вот беда — "двуполы" в радужном будущем котируются так себе.
Да, тяжко такому продвинутому индивидууму с крашеными волосами и радужной лентой в петличке понять нас, диких двуполых варваров. У него каминг-аут только что на лбу не напечатан. И даже пуговицы на форме отливают перламутром.
Ведь перламутр, как мы знаем, это явный признак гея. Сегодня носишь перламутр, а завтра меняешь пол и идёшь угнетать гетерасов. Настоящему мужыку не положено любить яркое, блестящее и красивое.
Этот... не знаю, кто он, пусть будет сотрудник социальной службы, спрашивает, зачем же герою жить с бесплодной женщиной, если с таким же успехом можно жить и с мужиком.
Тут мне очень захотелось врезать ему в челюсть. С размаху так, от души. Бросить Аньку, мою Анютинуглазку, за которой я два года ухаживал, как влюбленный десятиклассник, и жить с каким-нибудь заросшим «медведем»? Нет, или меня сейчас стошнит прямо здесь, или будут жертвы.
Да что ж вы все такие агрессивные, к психологу сходить не пробовали? К слову, автор проявляет какое-никакое знание гейского сленга. На фоне бесконечных "пидоров" это уже прогресс, можно сказать. До нормального человека ещё эволюционировать и эволюционировать, но всё же!
«Центр передачи потомства. Инспектор-консультант», и снизу — крупно: «Васили». Черт бы ее взял, эту дурацкую моду на бесполые имена!
Нахуй всех Жень, Саш, Валь, Вась и кого там ещё! Напридумывали тут. Как можно существовать в мире, где пол человека нельзя определить по имени?
Главный герой остывает и решает не бить лицо инспектору, и на том спасибо. Правда, не потому, что бить людей плохо, а потому, что
Глупо проявлять агрессию к человеку, от которого зависит одно из самых важных решений в твоей жизни. Чуть что не так, признает нас с Анютой неспособными к воспитанию — и все. Отказ в усыновлении для гетеросексуальных пар — это на всю жизнь. Никакими апелляциями не отмоешься.
Как бы подразумевается, что не обладай этот Васили такой властью, его можно было бы и побить.
Инспектор ставит героя и его жену в очередь, но предупреждает, что очередь эта длинная:
очередь с каждым днем все растет, количество детей, оставляемых в приемниках и бэби-боксах, падает.
Ну то есть всех сирот и отказников уже усыновили, а новых всё меньше и меньше. Может, я чего-то не понимаю, но это... хорошо? На 2025 год в России насчитывается 29к детей в детских домах, это меньше, чем было раньше, но это всё ещё 29к детей, у которых практически нет шансов на нормальную социализацию. Это, считайте, население Котельников. А тут их всех пристроили в семьи. Так ли важно, однополые эти семьи или разнополые? Так ли это важно самим детям?
А если детей почти не оставляют в роддомах и бэби-боксах, стало быть, большинство детей рождаются желанными, ну или хотя бы у родителей есть возможность их содержать и не скатиться в бедность.
Герою и его жене придётся ждать минимум лет семь, но скорее всего больше, потому что
однополые пары всех поставят на уши, если только заподозрят, что кто-то может их опередить
Примерно как сейчас гомофобы всех ставят на уши, стоит им только заподозрить намёк на гейство... Ой.
Герой спрашивает, можно ли как-то ускорить процесс. Да, можно.
— Смотрите, сейчас вы — обычный двупол. Индекс социальной значимости у вас и вашей партнерши очень низкий, вам нечем доказать обществу, что ваша заявка важнее чьей-либо другой. Значит, надо сделать… что?
Конечно же, куда же без социального рейтинга. Никаких других вариантов устройства антиутопичного будущего пейсатели придумать не в состоянии.
«Муж», «жена» в этом здании — практически запрещенные слова, только «партнер» или «родитель».
Слово "партнёр" в нашем сасаети приходится использовать как раз людям в однополых отношениях. Иронично.
Герой, конечно же, думает, что достаточно просто дать взятку, но в антиутопичном будущем, похоже, решили проблему не только с сиротами, но и с коррупцией.
— Сколько? — прямо спросил я. Наконец-то перешли к делу.
— Не сколько, а что. Сколько раз — потом посчитаете сами. Для начала вам надо написать заявление в Ювенальную палату с просьбой принять в состав присяжных. Вы же знаете, традиционалисты атакуют ювенальную юстицию со всех сторон, и приходится каждое слушание обставлять на манер общественного заседания. Чтобы поумерить негатив. Ситуация складывается очень удачно, хочу заметить, и этим надо пользоваться, пока есть такой шанс, потому что за каждое принятое решение присяжным повышают индекс, и вы сразу подниметесь в очереди на десяток-другой позиций.
Герой сомневается в своей компетентности, но инспектор уверяет, что ничего сложного нет, достаточно приходить только на те заседания, где выносится приговор, и одобрять все решения суда.
— Не волнуйтесь — там таких большинство. Судейские их кличут «потомственными», а есть еще «социальные», которые за субсидии отсиживают. А что делать, если по доброй воле никто не идет общественным заседателем в Ювенал?
Даже идейные геи, которые спят и видят, как бы развалить традиционный институт семьи, не ходят. Вот так вот.
Не, ну а что вы хотели, сами создали простой способ нафармить социальный рейтинг, вот и ходят те, кому надо.
Герой сомневается, но ответ нужно дать быстро, ведь желающих много.
А дома героя ждёт жена Аня, конечно же, традиционная домохозяйка и хранительница очага.
— Ну! Не молчи же! Рассказывай!
Я легонько ущипнул ее за нос.
— Какая нетерпеливая! А мужа накормить? Накорми, напои, спать уложи, а потом — расспрашивай.
— Напоить могу, а покормить и спать — потерпишь. Забыл, что мы к Суриковым идем?
Суриковы — Денис и Рита — друзья семьи, и у них недавно родилась вторая дочь.
в полный дом счастливых родителей потянулось настоящее паломничество знакомых двуполых пар — посмотреть на маленькое чудо. Не так и много нас осталось.
А собственные дети — такая редкость.
Когда я вижу "двуполые пары", я представляю каких-то алхимических гермафродитов. Может, стоило таки назвать их "разнополыми"?
Аня напрямую спрашивает героя, что там с усыновлением, но тот отвечает уклончиво. Аня очень хочет ребёнка и говорит, что ждать больше года не выдержит, но герою предложение
очень и очень не нравится.
Герой с женой приходят к Суриковым, женщины умиляются ребёнку, мужчины играют в настолки. Как чтец понял, в мире какой-то пиздец не то с репродуктивным здоровьем, не то с чем ещё, поэтому так много бесплодных, а детей всячески берегут от любой возможности заболеть.
Я ему страшно завидовал.
Две дочки — свои, не приемные! — настоящая, полная семья. Суриковы лет на пять нас постарше, но первая дочь уже почти взрослая, а теперь появилось еще и второе, маленькое солнце этой семейной вселенной.
— А где Стаська? — спросил я. — Давно ее не видел.
— Э-э, — Денис чуть поморщился. — С подружками где-то болтается. Мы ей в последнее время не слишком интересны, переходный возраст, «я теперь взрослая, решаю сама» и все такое. Психолог сказал: не мешать. Мол, перебесится, повзрослеет, все войдет в норму.
Он замолчал, нервно перетасовал карточки, зачем-то поправил и так идеально расставленные фишки. Что-то удержало меня от дальнейших расспросов, особенно насчет подружек. Сейчас у этого слова слишком много новых значений.
В мире, где так сложно родить здорового ребёнка, конечно же, надо волноваться, а не лесбиянка ли твоя дочь.
Герой видит, как рада Аня перспективе скоро стать мамой, и на следующее утро соглашается стать присяжным.
Первое слушание я помню смутно. Дело казалось крайне простым: отец грубо обращался с ребенком при полном попустительстве матери. Сторонник здорового образа жизни, всяких там зарядок на свежем воздухе, обливаний и бега трусцой, он не слишком церемонился с сыном. Отказался от прописанных врачом биодобавок, вывозил коляску на улицу в любую погоду, на ночь оставлял в детской открытую форточку.
Ну да, давайте игнорить рекомендации врачей и гулять с младенцем в непогоду, похуй, бабы ведь ещё нарожа... А, нет, не нарожают же.
Действительно ли поведение отца было опасным, заболел ли в итоге ребёнок — этого герой не знает, его куда больше волнует собственная работа и социальный рейтинг.
Заключительная речь обвинителя расставила все по местам, и мы, присяжные заседатели, проголосовали за лишение родительских прав и передачу настрадавшегося младенца в приемник.
Растерянный отец — я даже не запомнил его фамилии — о чем-то умолял с трибуны, кричал и требовал справедливости. Рядом плакала навзрыд маленькая женщина, хватала за руки судейских и просила снисхождения.
Это ещё ни о чём не говорит. Герой сам признаёт, что на предыдущих заседаниях не был и в деле особо не разбирался. Кто знает, что там на самом деле происходило в этой семье? Подразумевается, конечно, что злая ювеналка отобрала ребёнка просто так, но...
Вечером я пролистал очередь на сайте Центра передачи потомства. Мы с Анькой продвинулись сразу на девятнадцать позиций.
Потом заседания пошли сплошной чередой. Школьница написал жалобу на родителей — не купили новый планшет и лишили похода в кино за какие-то провинности. Грустный, худенький и женственный мальчик утверждал, что в семье его унижают за прогрессивную ориентацию.
"Школьница написал" может быть и опечаткой, но хуй его знает.
Директор школы утверждает, что видел на ребёнке синяки:
— Вы же знаете, на каждом уроке физической культуры и толерантности тела мы проводим обследование учеников. И что же выяснилось?! На груди и животе маленького Андрея медсестра обнаружила длинные ряды царапин! И один синяк на предплечье! Я лично могу это подтвердить! Сам осматривал! Очень внимательно! Я всегда осматриваю сам, если есть хоть какие-то подозрения. И вот, что я вам скажу: ребенка избивали, уважаемые! Ежедневно и методично избивали несчастного мальчика, не способного оказать сопротивление насилию!
Это намёк на то, что директор педофил и любит щупать детей? Да хрен его знает. Давайте не будем верить ребёнку, который говорит, что родители унижают его за ориентацию, это наверняка выдумки и обида за планшет и кино.
Пока герой ходит по заседания, его счастливая жена обустраивает детскую. А герой тем временем начинает что-то подозревать:
Постепенно я заметил в наших заседаниях некоторые закономерности.
Если уж дело дошло до суда, ювенальный обвинитель намертво стоял за лишение прав. А что еще остается? Я, конечно, толстокожий и не слишком интересуюсь миром за пределами своих ежедневных проблем, но и мне понятно, что после того, как однополые семьи уравняли в правах с устаревшими, их становится все больше: и модно, и пропаганда действует, да и обязанностей у них практически нет, одни права. И на передачу потомства — в том числе. А откуда взять столько непристроенных детей, если даже в бэби-боксы теперь не подбрасывают младенцев, зная, сколько стоит приемыш на черном рынке?
Одна надежда на ювеналов. Говорят, раньше они занимались трудными подростками, их перевоспитанием, потом стали больше внимания уделять профилактике преступлений, а теперь фактически вся служба направлена на перераспределение детей. Чтобы те выросли в хороших, спокойных семьях.
Как хорошо, что злая ювеналка так и не добралась до России, и пиздить и унижать детей можно практически безнаказанно.
Лишь однажды мы разбирали дело, не касающееся лишения прав. Наоборот, прогрессивная пара — два ухоженных, симпатичных родителя, людей творческой элиты, судя по всему — подала прошение о снятии ювенального предупреждения. Пару лет назад они попали в поле зрения инспекции за невнимательное отношение к приемному сыну. Пятилетний мальчик ушел из дома, и полиция смогла обнаружить его только через несколько дней, голодного и грязного, в каком-то подземном переходе. Вроде бы он даже не хотел возвращаться, плакал и просил его отпустить, но, убедившись, что оба родителя относятся к приемышу с лаской и вниманием, ювеналы ограничились предупреждением.
Сейчас, предоставив все нужные справки, однополая семья просила о реабилитации. С мальчиком беседовали психологи инспекции, и он заученно отвечал на каверзные вопросы, родители блистали трогательным отношением к сыну, и дело, к всеобщему удовлетворению, разрешилось быстро.
Потому что однополая пара, да ещё и творческая, не может быть хорошими родителями. А в разнополой семье не бывает насилия над детьми, только тишь, гладь и благодать. Ведь так?
У героя завал на работе, ему становится не до заседаний. Радостная Аня каждый день смотрит их место в очереди, где из пятисот человек они с мужем единственная
консервативная двуполая пара
Но однажды, вернувшись домой, герой застаёт Аню плачущей. Их отодвинули в очереди.
Перед Анькой стояли три здоровенные упаковки памперсов, из раскрытой коробки с рисунком веселого и упитанного младенца торчали распашонки, чепчики, штанишки, еще какая-то малопонятная одежда. Рядом валялось два одеяла: розовое, в цветочек, и синенькое, с коняшками.
— Ты что? Солнышко, что ты плачешь?
Я знал, почему она плачет. Конечно, знал. Но все-таки должен был спросить.
— Зачееееем я тооолько… — всхлипнула Анька, — все это купииила… Все равнооо… не понадобитсяяяя… Нааас опяяять подвинууулиии…
— Почему ты так решила? Очень даже понадобится. Совсем немного осталось потерпеть.
Надо ли говорить, что тем же вечером я подписался сразу на десять заседаний подряд?
Аня снова радуется, чуть ли не до психоза, а герой ходит на заседания.
Новое заседание назначили на пятницу. Я с трудом разрулил рабочие дела, уехал пораньше, чтобы успеть переодеться. Все-таки стройплощадка не самое удачное место для делового костюма, а приходить в Ювенальную палату в форменной куртке я стеснялся.
Анька лично отгладила новую рубашку, не доверяя машине. Расправила воротник, смахнула невидимые пылинки с рукава.
— Удачи, мой герой! Уже сегодня мы можем стать сотыми! Ура!!
Слушание неожиданно оказалось интересным. Некая Станислава Фромм, пятнадцати лет, обвиняла своих родителей — архаичную двуполую пару — в том, что они ограничивали ее контакты и подавляли сексуальную ориентацию. Из-за чего она испытывала серьезное психологическое давление и всем своим поведением протестовала против излишней опеки.
Интересно, что самой Фромм в зале не было, она сидела в поднадзорной комиссии по обвинению в магазинной краже.
Судья зачитывает какую-то пространную речь:
— …и вот, доведенная до отчаяния устаревшими представлениями своих родителей, мятущаяся душа влюбленной юности ушла из дома к мечте всей жизни. И даже сменила фамилию, взяв красивый псевдоним — имя знаменитого неофрейдистского мыслителя. Отринутая всем миром девушка с прогрессивными представлениями о семейном счастье вынуждена была скитаться по знакомым, жить в каких-то грязных съемных углах и верить, что когда-нибудь она сможет воссоединиться с той, которую любит. И даже противоправный поступок ее заставили совершить обстоятельства — бедная девочка голодала, лишенная самого важного, что только может быть в жизни, любви ближних. Ее так называемые родители отказали Фромм в праве на выбор утонченного духовного развития и фактически своими руками определили ее несчастную судьбу.
Если отбросить пафос и словесные кружева — девочка не выдержала жизни с родителями, ушла из дома, бомжевала. Чтец всё понимает, подростковый максимализм, все дела, но насколько же надо было заебать ребёнка, насколько надо было отвергать то, что ему дорого, чтобы он предпочёл свалить из дома? Дети не уходят из дома просто так.
Любопытная история. Девица накуролесила, а теперь, чтобы избежать ответственности, валит все на родителей. Кто-то слишком умный посоветовал, сама бы она не додумалась.
Пятнадцатилетние дети ведь такие тупые, сами ни до чего додуматься не могут. Малолетние дебилы. Хлебом не корми, дай на родителей в суд подать.
— …но есть еще одно обстоятельство, которое мы обязаны принять во внимание. Мы обязаны остановить новую катастрофу, пока еще есть такая возможность. Предотвратить духовное разрушение другой, совершенно невинной души. У обвиняемых родителей есть вторая дочь, и, несмотря на то, что возраст ее очень мал, со временем их безнравственное воспитание может испортить и ее. Еще одно человеческое существо будет варварским образом отброшено в прошлое, ее мечты и идеалы — растоптаны и ввергнуты в мракобесную отсталость. Мы должны не допустить этого!
Да, речь о Суриковых и их дочках.
— Дело о лишении родительских прав номер 498565. Денис и Маргарита Суриковы, зарегистрированная семейная пара, гетеросексуальные отношения. Индекс социальной значимости негативный. Ввести обвиняемых!
У меня дрогнули руки. В одно мгновение передо мной пронеслись все вынесенные вердикты. Я всегда писал: ВИНОВЕН.
Может быть, так правильно, и надо отбирать детей у тех родителей, что не могут их нормально воспитать. Надо передавать их в устойчивые, прогрессивные пары, социально значимые для общества, активные и готовые в лепешку разбиться ради долгожданного приемыша. Все так. Пока еще остались гетеросексуальные пары и все еще рождаются дети.
Но, Анька, любимая, бога ради, подскажи мне, что я должен написать сейчас?!
Ну вот, как бы, и всё. Автор ставит героя перед сложным моральным выбором, а дальше думайте сами.
Автор, конечно же, предвзят. Он считает, что правда всегда на стороне родителей (но только если родители — традиционная гетеро-пара). В мире автора не бывает случаев, когда родители тиранят детей, когда за вроде бы благополучным фасадом семьи творится кромешный ад. Если ребёнок заявляет, что сталкивается с насилием в семье, то он либо капризничает, либо он глупый и ведомый, и это злая ювеналка его надоумила.
И по классике: когда "они" угнетают "нас" — это плохо, когда "мы" угнетаем "их" — это правильно и благостно. В России образца 2012 года (тогда этот рассказ писался) у однополых пар прав было ещё меньше, чем в этом рассказе у разнополых. Какая разница, насколько ты хороший родитель и какой у тебя условный социальный рейтинг, нельзя тебе усыновить ребёнка, и всё тут.
Авторы этих рассказов раз за разом ставят себя на место угнетённого меньшинства и показывают, как на этом месте плохо. Но вместо логичного вывода — "угнетать людей плохо, равноправие круто", — делают совсем другой. О том, что надо угнетать угнетённых ещё больше, чтобы не возникали, иначе начнут делать с нами то же самое, что мы сейчас делаем с ними. Что это? Глупость? Заблуждение? Влияние пропаганды? Отсутствие эмпатии? Хуй его знает, мне похуй.
Ставлю Чекмаеву 4 радужных инспектора из 10 двуполов. Исключительно за то, что технически, с точки зрения сюжета, рассказ построен нормально. Вот у нас есть герой с чётко обозначенной мотивацией, вот он принимает решение, а вот сталкивается с последствиями и вынужден сделать сложный выбор. Для маленького метра — хорошо. Никакой жести с зоофилами, "жидами", "пидорами", и на том спасибо. Как консервативная агитка с делением на плохих и хороших — может, и хорошо. В остальном — плохо. И банально. Чтец не оставляет надежды, что в одном из рассказов будет хоть какой-нибудь забористый треш с оргиями, пляскам и выступлением Кончиты Вурст.
Как-то не работают антиутопии в этих рассказах, ну не работают, потому что основаны на традиционалистских пугалках. А пугалки эти нелогичны и смешны.
Лукас разве не фильмами о самураях вдохновлялся? Да и идея, что зло кажется проще и притягательнее, не только христианская.
Обычно все эти "ни сантиметра в жопу" представляют гея как Борю Моисеева или Сергея Зверева (который вроде гетеро, ну да пох), но уж никак не здорового мохнатого мишку. 