Бой продолжается.
Восемь раз повторяли красные атаку. Одни бросались на проволоку, хватались за нее и падали, сраженные электрическим током, другие бежали назад, сбивались в кучу, попадали под расстрел своих пулеметов, рассыпались снова цепями, расталкиваемые кулаками комиссаров и красных офицеров, пополнялись из резервов и снова шли по снежному полю, покрытому телами убитых и раненых. Шли, нанюхавшись кокаина, со смехом, ничего не понимая, не слыша свиста и щелканья пуль.
Краснов, похоже, совсем забил на правдоподобность. Откуда кокс у простых красноармейцев? Комиссары выдали, специально для наступления? А у них откуда, учитывая разруху в экономике, в том числе в фармацевтической промышленности?
Кусков рефлексирует.
Федор Михайлович видел, что это не война, не сражение, не атака, не безумство храбрых, не суровое исполнение долга, не счастье пасть за Родину, а отвратительное избиение людей, подобное казням в чрезвычайке.
Хм... Не скажу за русскую армию, не настолько владею материалом... Но вот в продолжении "Похождений бравого солдата Швейка" за авторством Карела Ванека можно прочесть...
▼длинноцитата⬍
Люди, скотски пьяные, шли во славу императора умирать за родину. Они находились в таком состоянии, о котором «Пресс бюро» писало: «Наша армия возбуждает всеобщее восхищение своей доблестью и беспримерной самоотверженностью. Она героически и стремительно бросается в атаку, полная высокого воинского духа».
А этот «дух», которым высшее командование наполняло своих доблестных воинов, вырабатывался на всех винокуренных заводах от Судетских гор до Адриатического моря холодным и горячим способом из картофеля. И господа винокуренные заводчики так шибко зарабатывали на этом продукте, который они поставляли правительству для одержания победы над врагом, что после войны, покупая себе новые заводы, дворцы и имения, они могли говорить:
– Все это – плоды военного энтузиазма и воинского духа.
Винные пары дурманили мозг и ослепляли глаза; ничего на свете не казалось страшным, всего можно было достигнуть – алкоголь действовал во всю.
Неровными, ломаными, волнообразными линиями наступающие лезли на врага, подгоняемые нечеловеческими криками:
– Вперед! Вперед!
Как минимум, Кусков должен был видеть перед собой пьяных австрийцев и немцев, идущих в атаку. Неужто никакого дежа вю? Нет, никакого.
Он думал о другом. Почему одни Игнаты, Андреи и Яковы с безумным упорством кидались на проволоку и гибли на снегом покрытых полях русской земли, а другие Игнаты, Яковы и Андреи, закрепившись за проволокой с пущенным по ней сильным электрическим током с хладнокровным упорством избивали их? Ему всегда были отвратительны погромы. Как много писали о гнусности гражданской войны. О том, какую гадкую роль играют войска при этом. Они же писали... Социалисты!.. Теперь эти самые социалисты затеяли в небывалых размерах избиение русского народа русским же народом, и Игнаты, Андреи и Яковы кинулись с рабским усердием исполнять их приказ.
Наконец темнеет, и бой стихает.
Крики смолкли. Перестали стрелять винтовки. Сумрак стал перед глазами. Во мраке поле, покрытое телами замерзающих раненых, стонало непрерывным стоном.
— Тысячи две набили их, — вздохнул Куличкин.
Понимает ли он то, что понимает Федор Михайлович? Понимает ли, что их нельзя было избивать, они не враги, но братья...
Но... если не остановить их... погибнет последняя идея великодержавной России — ее Добровольческая армия?
А если их перебить - то что? Всё равно не выйдет "великодержавной России" - на пепелище, после того как белые солдаты не получат за свои фронтовые страдания ничего, кроме какого-нибудь царя (а никто из уцелевших Романовых в Гражданской не проявил себя от слова "никак") и молитв (ну разве что позволят прирезать земли от соседа-красноармейца, если офицеры-помещики эту землю себе не отберут).
Кусков задаётся вопросом, кому нужны все эти жертвы и вспоминает свою службу у красных.
Как видение, стала перед Федором Михайловичем кроваво-красная звезда, и в ней лицо Троцкого.
Согнулся крючковатый нос, из вьющихся волос проступили маленькие, острые рожки, скривился в презрительно-саркастическую улыбку рот.
Дьявол!.. "Сатана там правит бал!"
Там не правительство, а сатанисты. Когда Федор Михайлович служил в Красной армии, он слыхал о том, что Ленин давно болен дурной болезнью, что его мозг не в порядке. Он правил Россией! Ему пели гимны, в его честь слагали стихи и "сволочью" называли мучеников, борющихся за святорусскую землю.
А чего хотели построить на святорусской земле эти "мученики", ась?
Помнит Федор Михайлович, как к нему в дивизию прислали "азбуку красноармейца", и там на букву "И" был такой стишок:
Ильич железною метлой
Сметает сволочь с мостовой.
Ржали довольным смехом красноармейцы, носился с этим стишком молодой курсант, нравился им их добрый Ильич.
Неплохой стишок, я б тоже поржал. Хотя и понимаю, что Ильич далеко не такой добрый был.
Кускова однако же, несёт.
Сатанисты взялись уничтожить Россию. Сатанистам она стояла поперек горла как последняя цитатель христианства. Запад давно поклонился золотому тельцу. Жила любовь только на Святой Руси. Видел эту любовь Федор Михайлович всю свою жизнь и понимал, что ею стоит Россия. Любовью покоряла она киргизов и сартов, любовью согревала бурят и якут, с любовью шла в недры Кавказа
Кавказская война, продолжительностью в 64 года - это от любви? Вот из-за такой идеалистической, упрощенной картины мира, из-за непонимания и самообмана - и пошли трещины по всей стране.
и русский язык звучал на одной шестой земного шара.
Звучит и будет звучать при большевиках тоже.
Русский церковный благовест звенел в Калише и во Владивостоке, в Торнео и в Эривани. И пока цела была Русь, стояли святые храмы, не мог сатана установить золотого тельца на русской земле. И он послал затмение на умы русской молодежи. В неверии и насмешке к обрядам православной веры росли гимназисты и студенты. Красивые трогательные символы веры Христовой заменяли сатанинскими знаками таинственных треугольников и звезд. Среди знати, любопытства ради, творили черную мессу. Со смешком, с хитрой ухмылочкой завоевывал сатана русское общество, и смеялись над тем, что государь — хороший семьянин. Подсылали к нему дьявола в образе старца, чтобы опоганить царские чертоги. Насмехались над святостью брака, не ходили к исповеди и причастию, повсюду творили блуд. Сатана входил в Русь осторожно, но входил через парадное крыльцо, а не через черные двери. "Любопытно... Интересно... Умно... Это не то, что попы!.."
Сатана-Ленин и жид Троцкий — вот кто начал. Кто толкнул стоявший над бездной русский народ, и он покатился, и чем дальше, тем скорее.
Кусков ищет выход из положения и не находит.
Молиться?.. Молитва без подвига — ничто. Надо работать, а не только молиться. Работать? Эти тысячи убитых и замерзающих раненых — это работа? Работать там?.. Через огненную геенну мук душевных прошел Федор Михайлович, работая там. Работать здесь?.. Ну, отстояли Нарву... А дальше что? Белые армии гибнут. Белые армии без фундамента. У них земли не было. Народ обратился в беженцев. Не было царя, и где было три русских, там было четыре партии.
В итоге заключая, что красные сами виноваты.
Могли же они идти не на десятки эстонских и добровольческих пулеметов, не на проволоку окопов, а на те одинокие пулеметы, что стояли в лесу, на комиссаров, и их сокрушить, и вернуть царя родине и порядок стране...
На кой этим людям царь, объяснить не сподобитесь, ваше превосходительство?
Кусков не снимает вины и с себя.
"А почему же ты не сделал этого, когда был там, с ними? Почему не пошел?"
И чувствовал Федор Михайлович, что с тех пор, как началась революция, он, всю жизнь повиновавшийся только долгу, он, всего себя отдавший служению этому долгу, не выполняет долга, идет против совести.
"Почему не отстоял Государя? Почему не пошел в Думу и не арестовал безумцев, думавших кровью и мятежом спасти Россию? Почему не умер с теми городовыми, что отстаивали порядок и закон? Они у Господа Сил, а ты?..
Почему принял революцию и Временное правительство, а не сделал того, что должен был сделать?..
Ведь учил же ты солдат: "Делай все, что тебе прикажут, если же против Государя, не делай — в этом воинская дисциплина". Почему же, когда стали делать против Государя, ты не возмутился, а пошел за теми, кто заточил Государя? Ты пошел потому, что пошли твои начальники: Брусилов, Рузский, Корнилов. Тебя поразило, что Корнилов навесил георгиевский крест на унтер-офицера Кирпичникова, совершившего тягчайшее преступление, убившего своего ротного командира.
Короче говоря - к зрелым годам Кусков разучился думать и проявлять самостоятельность. И это генерал! Вот потому что подобные ничтожества оказывались на самом верху - рухнула царская Россия.
Сослуживец зовёт Кускова на чай, а за чаем издагает свой план спасения России.
— Россию надо восстановлять, — говорил он, красный и потный, допивая шестую кружку чая, — с того, что подать сигнал "аппель"... "на свои места скачите!" — пропел вольноопределяющийся. — В Петрограде Государь, и каждый на свое status quo (Прежнее положение (лат.)) пожалуйте. Вольнопер Кортман, вы чем были до великой бескровной? — Гимназистом шестого класса Петроградской 2-й классической гимназии. — Пожалуйте за парту. Доучитесь сначала, а потом посмотрим, куда вас применить. — Ваше благородие, вы кем были?..
Глухо ответил Федор Михайлович:
— Командиром 1-й бригады N-ской дивизии.
Кортман теряется (почему бы - неужто видит, что Кусков на бригадного командира ну совсем не тянет?) и убегает.
— Генералом, стало быть... Позвольте... Почему же вы?.. — вольноопределяющийся вдруг поперхнулся, смутился и покраснел... — Я кипяточку принесу еще... ваше... благородие... Может быть, вы еще выпьете, — сказал он, схватил чайник и выскочил из землянки.
Когда он вернулся, он не застал в землянке Федора Михайловича.
Кусков где-то бродит и без толку мается.
Глава следующая, в которой мы наблюдаем бесславный конец армии Юденича.
Жуткой правдой оказалось все то, о чем шептались в окопах, о чем бредили тифозные на больничных койках в лазаретах, что казалось вероломством. Эстония 21 декабря старого стиля заключила перемирие с большевиками.
Краснов не может наконец не признать очевидного.
Русские солдаты стали невольными кондотьерами у эстонской республики. Русские солдаты становились белыми рабами, — иначе смертная казнь от руки большевиков.
Ну, не совсем у Эстонии, скорее у её европейских покровителей - но это уже частности.
Армию разоружали и ликвидировали под контролем англичан. Офицеров и солдат устраивали на лесные и торфяные работы в Эстонии, желающие могли уехать куда угодно, но... получить визы было невозможно, а на путешествие давали пять английских фунтов.
Царит путаница и неразбериха, цветёт магнолия.
Бегали в Ревель к французскому полковнику Гюрстелю, сегодня записывались в Иностранный легион, назавтра просили вычеркнуть из записи. Мечтали поехать к Деникину, который не то держится у Новороссийска, не то отошел в Крым. Собирались во Владивосток к Колчаку, к генералу Миллеру в Архангельск. Их пускали — не пускали, они ехали — не ехали.
Доходит очередь и до кусковского полка.
Полк, где служил Федор Михайлович, разошелся. Большая часть с командиром полка "заделалась" на лесные работы, небольшая часть — местные крестьяне — ушла к большевикам, несколько человек офицеров, студентов, гимназистов и молодежи ехали за границу. Кто мечтал поступить в высшее учебное заведение во Франции или Германии, кого манила жизнь, полная приключений, и он думал ехать в Абиссинию, Аргентину или еще куда-нибудь и "сесть там на землю"...
А где сам Кусков? Ну, он в очередной раз ведёт себя по-кусковски.
Федор Михайлович сначала думал устроиться в лесопильной артели, но тоска, охватившая его после ночи, проведенной в раздумье об отбитом штурме, и болезнь, что-то вроде тифа, пережитая им на ногах, парализовали его волю, он вовремя не записался в пильщики, проболтался до марта в Нарве, наблюдая по приказанию начальства за уборкой трупов и чисткой лазаретов, мыл сам полы, рыл могилы, таскал трупы, а когда окончилась эта работа, в самом ужасном настроении, не зная что делать, приехал в Ревель.
На Морской, переименованной эстонцами в Piik uul, под старинной аркой с виднеющимся, как в серой круглой раме, простором сине-зеленого моря и белых льдов он встретил Верочку Деканову. Он шел бесцельно, не зная куда приткнуться, голодный, отвыкший есть
То есть с Декановыми, которые расположены к нему, несмотря на то, что знают о его службе у красных, Кусков связи не держал и пути к отступлению не подготовил. Ладно, допустим, что он не планировал возвращаться живым и не ожидал, что уцелеет.
Декановы смогли устроиться в Ревеле-Таллине, но теперь в городе стало неспокойно, так что они планируют трогаться дальше.
Мы никогда бы отсюда не уехали, тут, несмотря на все эти Piik uul, настоящая Россия, но тут большевики. Вот вы спросили — зачем? И я вам отвечу: затем, что тут большевики. С ними жить нельзя. Вы слыхали, как Булак-Булахович арестовал генерала Юденича? Если бы не полковник Гюрстель и не англичане, его увезли бы в Юрьев и там отдали большевикам. Не забывайте, Федор Михайлович, что вы у них служили, а потом ушли. Они этого не прощают. Балаховцы по городу волками рыщут. В Петербургской гостинице постоянные скандалы. Да на один их красный автомобиль посмотреть с красным флажком — тошно станет.
Ах, старая добрая красновская автомобилефобия, давно мы с тобой не встречались!
Они доходят до дома, где квартируют Декановы и Вера приглашает Кускова причалить у них.
