История пятая. Лето начинается в Оринке
Оринка - это деревня, где у Агнии Львовны есть дача, и о которой автор даёт историческую сводку:
На самом деле Оринка — это было одно из старинных названии деревни Ириновка Всеволожского района под Петербургом. Когда-то здесь располагалась страна Ингрия, позднее шведами переименованная в Ингерманландию, потом она по Ништадтскому миру отошла к Российской империи. Деревня эта — одно из древнейших поселений Ингрии, ее знали еще варяги: на шведской карте 1580 года она обозначена как Вирингсланд, ее ингерманландское название было Мориаселка, позже обрусевшее в Марисельку, потом она стала называться Оринкой и так называлась до самого Петра Первого, а уже после стала Ириновкой.
Ингрия будет свободной!.. ладно, не отходим от темы. Три подружки очень любят эту деревню:
Когда-то школьницы Варя, Лика и Агуня увлекались краеведением, они и раскопали в книгах старинную шведскую карту, узнали, что деревня Ириновка, оказывается, гораздо старше самого Петербурга! Из всех старинных ее названий им больше всего понравилось Оринка, и девочки так и стали звать свою любимую деревню. В школьном отделе Публичной библиотеки им помогли найти карту XVI века, на которой уже была обозначена деревня, правда под названием Вирингсланд. Более того, им даже сделали копию этой карты, что в те годы было делом строго подконтрольным и непростым, особенно когда это касалось карт! Девочки копию раскрасили акварелью и цветными карандашами, поместили в рамку и повесили на гостевой веранде на даче, причем в затененном углу — чтобы карта не выгорала. Внизу карты была надпись каллиграфическим почерком: «Страна Ингрия и село Оринка (Вирингсланд)». С годами карта не выгорела, только слегка пожелтела и потемнела и оттого стала выглядеть еще убедительней.
Стоит заметить, что пятая глава хронологически происходит раньше четвёртой - Катя ещё беременна, история с Наташей и Юрой вообще не упоминается. Зато дети и внуки Агнии помогают ей с дачными работами:
Сначала, в солнечный и теплый субботний день в последних числах апреля, на дачу с ревизией приехали Надежда, Катя и Марк. Надежда принялась хозяйничать в доме, а для Кати поставили на солнышке кресло и велели сидеть, дышать воздухом, загорать и ни во что не вмешиваться: ей оставалось меньше двух месяцев до родов. Марк переоделся в захваченный из дому спортивный костюм и первым делом придирчиво осмотрел дом, сад и «дворовые постройки», то есть туалет, дровяной сарай и колодец, на предмет срочного послезимнего ремонта. Постройки были в порядке, а вот вода в колодце Марку не понравилась, поскольку первым же ведром он зачерпнул огромную дохлую жужелицу.
Жужелицы - это жуки типа такого:
Они бывают немаленькие, ещё и вонючие, так что понятно, почему Марку вода не понравилась и он хочет колодец почистить. Но я обещала антисанитарию - вот вам антисанитария!
Он решил колодец почистить, а для этого надо было обратиться за помощью к соседям. Подъезжая к даче, он заметил, что перед домом напротив стоит голубая «Волга» — значит, Борис Николаевич тоже решил начать дачный сезон. Марк подошел к высоким, сваренным из железных прутьев воротам и позвал:
— Борис Николаевич! Вы дома?
Из-под машины показалась коротко стриженная седая голова соседа.
— День добрый, Марк! Привез своих старушек?
— Еще нет, но скоро привезу. Сначала дачу к их приезду надо подготовить.
— Хорошее дело!
— Борис Николаевич, у вас есть электрический насос?
— Где-то был. А зачем он тебе? Поливать-то еще рано…
— Хочу выкачать воду из колодца и почистить его…
— Колодец? А зачем его чистить? Воду же зимой соседи и у вас, и у нас брали, так что она чистая. Естественный водообмен: одну воду черпают — другая прибывает. Я свой колодец никогда не чищу, а вода у нас всегда хорошая. Была б плохая, соседи бы колодцем не пользовались…
— Ну, а я вот в своем колодце жужелицу дохлую ведром подцепил.
— Подумаешь, жужелица! Я сегодня мышь утопшую вытащил — и то ничего: выбросил под куст и вся недолга.
Надеюсь, хоть не пили эту воду и руки ею не мыли...
Насос Борис Николаевич находит с трудом:
— Вот, держи! Еле нашел: насос под кроватью в мансарде оказался, а шланг почему-то в бане… Только зря ты это затеял, Марк!
— Ну, я уже настроился…
— А, ну тогда конечно! Настрой — великое дело! — И, вручив снаряжение Марку, Борис Николаевич снова полез под машину.
Почему зря затеял? Этого мы не узнаем, ведь Борис Николаевич ничего не объясняет (а автор не даёт ему внятной мотивации). Марк воду откачал, но нужно почистить дно колодца.
Марк выкачал колодец чуть не досуха, а воду перекачал в дождевую бочку у крыльца — пригодится на хозяйственные нужды. К этому времени у Надежды сварилась привезенная из города картошка, они перекусили, и после обеда Катя прилегла отдохнуть, Надежда принялась греть на плитке воду для мытья полов, а Марк пошел по деревне искать работника на очистку колодезного дна: густой глинистый осадок мотор насоса уже не брал…
С помощниками в деревне так себе:
Все мужское население Оринки в середине субботнего дня делилось на две категории: одни мужики были еще на работе, а другие были уже пьяны. Единственным трезвым и свободным ориновцем был Сергей Катасонов, Катасон по-местному: он мучился похмельем и тут же согласился на чистку колодца, но с условием — аванс немедленно! Марк по опыту знал, что в Ориновке деньги вперед не дают — не будет ни денег, ни работы, а потому от услуг Катасона на таких условиях отказался, решив чистить колодец самостоятельно, и снова пошел на поклон к соседу.
— Борис Николаевич!
— Слушаю, Марк! — Сосед выглянул из-под машины.
— У вас была длинная лестница, можно ее одолжить?
— Длинная лестница? Да вроде где-то была… А зачем она тебе?
— Спущусь в колодец и почищу дно.
— Так это же совсем не так делается! — Борис Николаевич вьюном выскользнул из-под машины и подошел к Марку, вытирая руки ветошкой. — Ты вот меня послушай! Надо достать гофрированный шланг широкого диаметра и купить специальную насадку на мотор. Прикрепляешь шланг к насосу, а к нижнему концу привязываешь шест и с помощью этого шеста водишь концом шланга по дну колодца; полчаса — и колодец чист!
Не очень-то понимаю механику. Марк вот тоже:
— А вы так уже делали?
— Нет, но хочу попробовать. А то я прошлым летом доставал кошкой ведро, которое сестрица упустила — у нее каждое лето по три ведра срывается, — и вытащил я той кошкой старую калошу. Вот скажи мне, как она на дно колодца попала? Вроде и калош у нас никто давно не носит… В общем, вот что я тебе скажу, Марк! Ты сейчас это дело отложи, а я вот через неделю поеду на барахолку, кой-чего для машины прикупить надо, так заодно и поищу шланг нужного диаметра и насадку к нему. И сделаем все, как полагается!
— Нет, Борис Николаевич, если вы мне дадите лестницу, так я уж попробую справиться сегодня. Не хочется мне это дело откладывать.
Искали-искали лестницу, наконец нашли.
Лестницу нашли у соседей за три дома: оказалось, соседский сынок взял ее прямо из сада Бориса Николаевича, чтобы поставить на крышу новую антенну, а вернуть на место как-то позабыл. Что было в общем-то типично для ориновцев, и Марка не удивило.
Узнаю родную разруху! 
Ну, не родную, но знакомую...
За какой-нибудь час колодец они с Надеждой вычистили, вычерпав из него ведер двадцать густой глинистой жижи, и под конец в углу колодца из-под большого камня, который Марк даже попытался выворотить ломом, но не сумел, только сдвинул с места, вдруг забил булькающий родничок. Марк вылез из колодца мокрый и продрогший, но ужасно довольный. Отмывшись и сменив одежду, он понес лестницу к Борису Николаевичу. Тот стоял, разглядывая что-то под раскрытым капотом, и задумчиво жевал бутерброд.
— Борис Николаевич, спасибо за лестницу!
— Ну что, вычистил колодец?
— Вычистил. Родник забил!
— Ну вот видишь, а ты спорил… — С этой странной репликой Борис Николаевич полез под машину.
Спорил только сам Борис Николаевич, почему и зачем - неясно, как и вообще смысл этого персонажа в произведении (разве что показать атмосферу безысходности). Ещё немного странности и безысходности в его исполнении:
— Борис Николаевич, а вы машину-то починили? А то мы вас отвезем в город!
— Машину? А чего ее чинить — она в полном порядке!
— Так вы же полдня под машиной провели! Я думал, у вас большой ремонт…
— Да нет, это я так, профилактически… А домой — да, домой уже пора собираться, скоро шесть. Эх, а хорошо на даче весной! Славно провели денек!
Следующий дачный эпизод, как написано, через неделю. На этот раз про воровство дров:
Дров в сарае оказалось примерно на треть меньше, чем было заготовлено с осени.
— Костик опять попользовался! — покачал головой Марк.
— Ну, не замерзать же ему было! — вступилась за дровяного воришку Надежда. — Да он летом маме грибами и ягодами отдаст, не беспокойся, Марк!
— Если отдаст!
— Обычно же отдает! — пожала плечами Надежда. — А старушкам нашим на лето дров хватит.
— Это смотря какое будет лето! — резонно заметил Марк.
— Ты ведь, кажется, собирался сухие сучья наконец-то с яблонь спилить, зятек?
— Да надо бы…
— Ну, вот тебе и дрова!
Проблему топлива больше не обсуждали.
Подход к решению проблемы примерно такой же, как в истории со сгоревшим сараем из Юлианны-3. Да кому нужны эти материальные ценности! 
Антисанитария тоже на месте, хотя уже не такая вопиющая:
— Натаскай-ка мне воды в дом! — распорядилась Надежда.
— Так есть же вода в бочке…
— Нет, мне нужна свежая, из колодца!
Марк послушно отправился к колодцу. Воды в нем уже набралось достаточно, но она была мутноватой. «Ничего, к приезду бабулек вода в колодце отстоится, — подумал Марк. — Но надо набрать воды в бутылку и отдать ее на анализ».
Но хоть кто-то задумывается о качестве воды. Тем временем Надежда собирается сажать грядки:
— Ах, да ничего особенного — травки к столу, редиску и салат, чтобы свеженькие у них были, немножко морковки и свеклы.
— А огурцы?
— Ни в коем случае!
— Жаль… А почему? Так здорово — свежий огурчик прямо с грядки!
— С этим делом бабушкам нашим надо завязывать. Вдруг опять грянет засуха, как в прошлом году, и начнут они воду таскать и огурцы поливать, а потом все трое свалятся с больными спинами.
Спойлер: завязывать с огородом бабушки не пожелают. Марк решает поточить лопаты и идёт опять к соседу, который по-прежнему исполняет роль главного "зачем?" в этой главе:
Голубая «Волга» стояла перед домом, из-под багажника торчали ноги.
— Борис Николаевич, здравствуйте!
— А! Привет, Марк! — ответил сосед из-под машины. — Тебе чего-нибудь надо?
— Вы уж извините, что от дела вас отрываю, но у вас, помнится, было электрическое точило?
— Есть точило, в сарае! А тебе чего точить?
— Лопаты!
— Лопаты? — удивился Борис Николаевич и высунул голову из-под машины. — А зачем тебе лопаты?
— Хочу пару грядок для наших бабушек вскопать.
— А зачем это? Неужели вы им овощей из города не привезете?
— Ну, они, знаете, привыкли каждый год клочок земли обрабатывать и что-то сажать. Кончают свои посадки и сваливаются все трое с приступом радикулита. Вот мы с тещенькой решили в этом году сами им приготовить грядки и посадить зелень, а они уж потом пускай за ней ухаживают как могут.
— Так это не так надо делать, Марк! — Борис Николаевич выполз из-под машины. — Ты вот что, послушай-ка меня! Ивана Абрамовича знаешь, бывшего адвоката?
— Знаю.
— Так вот, у него есть культиватор, и он тебе за тысячу рублей твой огородик три раза вспашет и проборонит. Земля пухом станет для твоих старушек.
— Да что вы такое говорите, Борис Николаевич? «Земля пухом»!
— Да это я к тому, что культиватором можно быстро и хорошо обработать землю. Иван Абрамович всем в Оринке землю обрабатывает, большие деньги огребает.
— Понятно. Ладно, пойду к Ивану Абрамовичу.
— Ну да, его шутя Абрамовичем в деревне кличут. Но деньги он своим культиватором зарабатывает и вправду хорошие. Только ты сейчас к нему не ходи. У него культиватор сломался, и он в город за какой-то запчастью укатил. И к нему, кстати, надо в очередь записываться, у него клиентов полно.
— Понятно, Борис Николаевич. Ну а точилом-то все-таки можно воспользоваться?
— А почему же нет? — удивился Борис Николаевич. — Пошли в сарай, я тебе его включу.
Через четверть часа Марк вышел из соседских ворот с остро наточенными лопатами, а сам сосед уполз обратно под свою машину.
Даже остальные персонажи просекли бесполезность соседа:
— Надо их из сарая вынести и поставить под водосток и возле грядок. В одну будет набираться дождевая вода, а в другую ты накачаешь шлангом воду из колодца…
— У нас нет шланга, мама! — напомнил Марк.
— Попроси шланг и мотор у Бориса Николаевича.
— Неудобно, мам! Мы все время у него что-то занимаем…
— Ничего! Вот он когда-нибудь дочинит свою машину до конца, на запчасти, и мы тогда будем его с собой на дачу возить, пока он новую не купит.
— Да вы что, мам!
— А так уже было, сынок!
— Ну, ведь то иномарка была, он с ней просто не справился.
— Почему же «не справился»? За три года справился — вся рассыпалась.
— Это она от старости рассыпалась.
— И от непрерывного профилактического ремонта.
Где-то на этом заканчивается фрагмент главы (отделённый звёздочками) и начинается следующий. Тут внезапно появляется Наташа с друзьями:
В следующий выходной на дачу прикатила Наталья со своими друзьями, двумя мальчиками и двумя девочками из ее класса. Родителям ребят было сказано, что они хотят навести порядок в саду на даче у Наташиной бабушки — срезать сухие сучья у яблонь.
Выйдя в сад, Наталья сразу же обнаружила свежие грядки.
— Вот здорово — кто-то грядки уже вскопал! Были бы семена, я бы цветы тут для Булочки посадила. Вот что, мальчики и девочки! Вы давайте пилите сухие сучья и стаскивайте их в кучу, а я пройду по деревне и разживусь семенами цветов.
"Кто-то". Коммуникация в семье на высоте. Грядки вскопала собственная мать и муж старшей сестры, и даже если бабушке об этом решили не говорить - уж остальной-то семье можно было сообщить...
— А чем отличаются сучья от веток? — спросил один из приятелей. — И как мы узнаем, сухие они или нет?
— Сучья и ветки — это в данном случае одно и то же, — сказала Наташа. — Это, проще сказать, будущие дрова, которые пока находятся на дереве.
— Но они вроде все сухие, дождя-то ведь не было! — заметила подружка.
— Те, на которых почки — это живые ветки, а серые и голые — сухие.
— А если мы спилим лишние ветки? — опасливо спросил второй приятель.
— Ничего страшного. Я при отчете родителям скажу, что мы сделали омолаживающую обрезку. Главное, не робеть! Вперед, ребята!
Про Наташу, на самом деле, сложно что-то внятно сказать. Она относительно похожа на живого подростка, её периодически заносит и наблюдаются покосившиеся ориентиры, но при этом и хорошие черты есть - вот, цветы для бабушки посадить хочет, порядок наводит.
Бесполезного соседа Наташа игнорирует и идёт к другой соседке:
Трехэтажный дом Марьи Васильевны сиял белой новенькой американской «вагонкой» и ярко-красным пластиковым шифером, вокруг него простирался молодой зеленый газон — на все двадцать соток участка! Красота! А на крылечке дома сидела, пригорюнившись, хозяйка.
— Здравствуйте, Марья Васильевна!
— Здравствуй, Наташенька! Заходи, деточка, хоть ты посиди, поговори со мною. Видишь, что мои дети да внуки натворили? Весь участок загубили!
И как же они его загубили?
— По-моему, наоборот, все очень красиво стало, — сказала Наталья, усевшись рядом с хозяйкой на крылечке. — Газон у вас какой роскошный!
— Ага. Кругом газон! На месте картошки — газон. Заместо грядок — газон. Где капуста росла — все тот же, пропади он пропадом, газон! Даже цветничок мой и тот под газон с осени распахали. «Не желаем, — говорят, — мама, чтобы ты все лето попой кверху на грядках провозилась! Лучше мы тебе все из города возить будем!» Вот радость мне — овощи с рынка! Тьфу!
— Зато красиво!
— Да какая ж тут красота — трава и трава.
А вот и дачемания+безысходность подъехали! Ну что я тут могу сказать, просто так на подобные меры не идут - значит, рисковала Марья Васильевна собственным здоровьем на грядках, наверняка не раз. Тут Наташа интересуется семенами:
— Так у вас, Марья Васильевна, наверное, семена непосаженные остались? — начала подъезжать Наталья.
— Остались… Толку-то мне с них?
— А у нас вот грядки есть, а семян нету. Я бы сегодня что-нибудь посадила, но за семенами надо еще в город ехать.
— Да я тебе сейчас все свои семена отдам, Наташечка! А то как погляжу на них — сердце разрывается. Хоть польза будет!
— И семена цветов у вас есть?
— А как же! И львиный зев, и ромашка крупная, и маки, и васильки разноцветные, и космея… А из овощей…
— Овощей мне не надо, я только цветы хочу посадить. Овощи мы бабушке будем из города привозить.
Овощи из города - триггер для дачемании:
— Опять — город?! Да что там, в городе-то, площади под огороды распахали что ли, раз народ непутевый овощи оттуда возить собирается? Ну да ладно, цветы так цветы… А может, ты хоть картошку возьмешь на посадку? У меня хороший картофель на посев, отборный!
— Вот картошку давайте!
— Умница, детка! Не то что мои… Сиди тут! — Марья Васильевна живенько вскочила и побежала в дом — за семенами и картошкой из погреба.
Друзья Наташи, правда, картошку решили съесть сами (ну хоть цветы посадили):
Потом ребята развели костер, жарили шашлыки на угольях и пекли в золе отборный посевной картофель. Правда, не весь: десятка два картошек Наталья все-таки засунула в середину грядок и притоптала под возмущенные крики друзей: «Ты зачем хорошую картошку выбрасываешь?!»
— Пусть у моей бабушки будет немного свежей картошки. Знаете, какая она вкусная, когда прямо с грядки? М‑м-м!
— Она и сейчас вкусная! — ворчали друзья. — Только мало ее…
На этом школота сваливает, через неделю снова приезжают Катя и Марк, но на этот раз с ними ничего интересного не происходит. И наконец наступает исторический момент - на дачу едут три старушки.
В шесть утра они встали, в семь вышли из дома с тремя сумками на колесиках и Титаником на поводке, в семь тридцать уже были на Финляндском вокзале, благо от метро «Владимирская» ехать было всего три остановки. Поездом в восемь ноль пять они выехали в Оринку. Ехать электричкой им было около часа. Они смотрели в окно и отмечали происшедшие перемены.
— Как быстро пошла жизнь! — сказала Агния. — Никогда прежде за одну зиму так не менялся пейзаж за окном электрички.
— И мороженое раньше так быстро не кончалось! — заметила Лика, доедая второй «стаканчик».
— И небо было синее, а облака пышнее, — усмехнулась Варвара.
— Конечно, синее, — без тени улыбки сказала Агния. — Потому что оно чище было.
Ну хоть сами справляются, а не поднимают семьи в шесть утра...
Приехали, закупаются в местных магазинах:
— Ну что, дорогие, семена брать будем? — спросила Агния подруг, оглядывая просторное помещение, заставленное всем, что только может понадобиться современному сельскому жителю.
— Лучше «Раундап»! — сказала Лика.
— Это зачем — «Раундап»? — поинтересовалась Варвара.
— Дорожки очищать от травы! — пояснила Лика. — Поливаешь — и через неделю ни травинки!
— Вот только попробуй, вот только попробуй! — грозно сказала Варвара. — Я тогда этот самый «Раундап» тебе в твой шампунь подолью! Помоешь голову — и через неделю ни волосинки! И только посмейте кто-нибудь к моей косе прикоснуться!
Самая православная бабулька - самая злая и непримиримая, эта закономерность ясно вырисовывается на протяжении всей книжки. Кстати, интересно: свою косу (сельскохозяйственную) Варвара им не позволяет брать, средство от травы - тоже. Предлагает руками дёргать? Впрочем, этого мы не узнаем, потому что разговор переходит на косы:
— Тоже мне — «Раззудись плечо, размахнись коса!» — фыркнула Лика.
— И плечо пока двигается, и коса имеется… Если не украли за зиму, конечно!
— Да, твоей косе позавидуешь! — вздохнула Лика, имея в виду в основном ту косу, что была толстым жгутом обернута вокруг головы подруги: к сельхозработам она была вполне равнодушна и, кроме сбора цветов для букетов в лугах, ничем таким не занималась.
— Не завидуй, Лика, — строго сказала Варвара. — Две косы, на голове и в сарае, это два моих великих сокровища!
Интересные у неё сокровища... Но на средство её всё-таки уговаривают:
— Девочки, не ссорьтесь, — рассеянно сказала Агния, внимательно изучая стойку с пакетиками семян овощей. — А «Раундап» на всякий случай надо взять — летом он не всегда бывает. Руками землю под грядку или клумбу трудно очистить…
— А ты что, опять собираешься сажать овощи? — подозрительно спросила Варвара. — Забыла, как намучились в прошлом году с поливкой?
— Ну, если прошлое лето было засушливым, значит, есть все основания думать, что нынешнее…
— Будет таким же! — закончила за нее Варвара. — Никаких овощей!
— Ну, от свежей редиски со сметанкой ты, я думаю, не откажешься?
— Хорошо, только редиску!
— И укропчик! — добавила Лика. — Укропчику надо посадить побольше! Ой, а вот репка! Давайте посадим еще репку? Помните, как мы ее любили в детстве?
Купили всего десять пакетиков семян — только самое необходимое! И пять бутылочек «Раундапа», чудодейственного избавителя от сорняков.
Если Марья Васильевна тоже так "самое необходимое" сажает - понятно, почему ей участок в газон превратили...
Наши старушки встречают Бесполезного Соседа, но на этот раз и от него есть польза в виде машины (которая на сей раз на ходу и может подвезти):
— Да что вы, Борис Николаевич, мы же сами на колесах! — сказала Агния Львовна.
Но Борис Николаевич, не вступая в переговоры, одну за другой уложил две сумки в багажник, а третью понес к дверям.
— Эта не помещается — у меня в багажнике инструменты и запчасти: решил вот на даче с машиной повозиться. А мы вот что сделаем: Варвару Симеоновну посадим вперед, Лику Казимировну, она маленькая, сзади, а вы, Агния Львовна, потихонечку идите себе по дороге, а я выгружусь и за вами вернусь!
— Нет, Борис Николаевич, мы поступим по-другому! — сказала решительно Варвара. — Раз уж вы столь любезны, так просто отвезете наши сумки, а мы пойдем пешком и потом за ними к вам зайдем.
— Хотите пройтись по воздуху?
— Вот именно. И потом у нас традиция — на дачу приходить пешком.
А не встреться им сосед с машиной, как бы тащили свои сумки...
Они заходят к "своему дубу":
На поле сразу за усадьбой рос одинокий древний Дуб по местному преданию посаженный Кутузовым. Вполне вероятно, что так оно и было, если учитывать, что Дубу не меньше двухсот лет, а как раз в середине XIX века усадьбой владела графиня Софья Александровна Голенищева-Кутузова: это она позднее продала ее барону Леопольду Федоровичу Корфу. Все это подруги узнали еще девчонками, роясь в справочниках, путеводителях и краеведческих изданиях. Дуб-патриарх и в детстве вызывал у них чувство сопричастности протекавшему через Оринку потоку времени, а уж теперь, когда они и сами входили в патриарший возраст, они испытывали к нему особое чувство: Дуб помнил их голоногими девчонками; в морщинах его грубой коры сохранялась теплая память об их поцарапанных босых ногах и сбитых коленках, ведь они любили забираться в его крону, прятаться в ней, а лета два или три даже устраивали себе гнездо в развилке мощных ветвей, и там проводили самые жаркие дни, в тени, на дующем с Ладоги ветерке, в спокойном шелесте жестковатых листьев и таинственном птичьем пересвисте — в кроне Дуба пряталось множество гнезд, девочкам никак не удавалось их сосчитать; там одно время в дупле жил дятел, а потом его заняла белка, и этой белке они носили орехи и семечки. Молодая Варвара как-то написала об Оринке песню, и в ней были слова, посвященные Дубу:
Стояло дерево, могучее, как крепость,
Ветвистое и сложное, как эпос,
И преисполненное птичьих гнезд:
Там жили дятел, иволга и дрозд.
ПРЕИСПОЛНЕННОЕ ПТИЧЬИХ ГНЁЗД
простите, я ору с этих образов
До первых домов деревни оставалось метров сто, когда Лика остановилась и закричала:
— Девочки! Смотрите, какой ужас! Борщевик Сосновского!
— Путаешь, наверное, — проворчала Варвара. — Откуда в Оринке эта гадость? Нету тут борщевика Сосновского и быть не может: в Оринке чистейшая в районе экология.
А при чём тут экология, когда это инвазивный вид?
— И на шоссе? — ехидно спросила Лика.
На это Варвара не ответила, а полезла в карман за очками.
Агния Львовна, шедшая впереди, вернулась и подошла к ним.
— Да, милые мои, — сказала она, приглядевшись к здоровенным пучкам зелени какого-то ядовито химического цвета, нагло раздвинувшим робкую молодую травку на откосе дороги. — Это, несомненно, борщевик Сосновского! Беда…
— Пока никакой беды. Завтра же придем сюда с «Раундапом» и опрыскаем его, пока не поздно, — сказала Варвара.
— Оринку мы ему не отдадим! — запальчиво воскликнула Лика.
— И кстати, надо будет пройтись и внимательно оглядеть обочины от станции до деревни и вниз, до кладбища, — сказала Агния. — Пока борщевик молодой, его еще можно вывести.
Подозреваю, не поможет - перекапывать надо, от корневой системы избавляться.
Баня, безысходность и бесполезный сосед:
— Да, придется объявить ему войну, и как можно скорее! — согласилась Варвара. — Тем более что кроме нас этим заниматься никто не станет, а наступит жара, так по дороге в нашем возрасте много не находишься, вмиг солнечный удар заработаешь!
— Ох, скорее бы! — вздохнула Лика.
— Ты что, с ума сошла, Лика? Зачем тебе солнечный удар?
— Я не про удар — я про тепло. Я так по теплу соскучилась, девочки! Все косточки прямо жаждут прогреться!
— Подумаешь! — фыркнула Варвара. — Могу договориться с Борисом Николаевичем насчет баньки.
— Банька — это было бы замечательно! — поддержала ее Агния. — Если у нас хватит на нее дров, неудобно же Бориса Николаевича разорять. И надо будет нанять Катасона воды натаскать. А так-то Борис Николаевич нам не откажет, я думаю.
— Когда это он в чем-нибудь отказывал? — даже возмутилась Лика.
— Борис-то Николаевич не откажет, а вот печка в его бане могла и отказать, там колосники совсем провалились. Да и котел в середине прогорел, полный не нальешь, — сказала Варвара.
— Ладно тебе придираться к такому на редкость хорошему человеку, Варежка! — упрекнула ее Агния. — Ну не хозяин наш сосед, так что с того? Зато добрый и безотказный.
— На редкость добрый и ленивый! — усмехнулась Варвара. — С тех пор как умер дядя Коля, дача их совсем в запустение пришла. И дача, и сад.
...знаете, я бы не пошла в баню, которая так плохо обслуживается, там же угореть можно...
— Ах, какая ерунда! — сказала Лика — Вот приедет Юлия Николаевна, возьмется за дело, и будет у них не дача, а загляденье!
У Бориса Николаевича была сестра в Германии, чуть помладше наших старушек: каждую весну она приезжала на родину и все лето почти безвыездно проводила с матерью в Оринке.
— Ну да, Юлия наша Николаевна умеет красоту навести: все цветочками засадит, дорожки песочком засыплет, расставит повсюду кресла, столики, зонтики, разноцветные вертушечки… Крррасота! А дом-то все равно ветшает на глазах, — сказала Варвара.
— Будто бы наша дача не ветшает! — возмутилась Лика.
— Ну, наша ветшает из принципа, мы же сами не даем детям ее ремонтировать, чтобы дожить в привычной обстановке. А у Бориса Николаевича…
Принципы
Время отдыха:
Машины мимо них в этот час почти не проезжали, так что никакого шума, кроме пения птиц и шелеста листвы стоявшей возле них старой плакучей березы, они не слышали. Потом в канаве, шедшей параллельно пешеходной дорожке, заквакала лягушка. А потом высоко в небе зазвенел жаворонок.
— Хорошо-то как, милые мои! — воскликнула Лика.
— Да, лето начинается… — сказала Агния.
— А лето всегда начинается в Оринке, — подтвердила Варвара. — Ну что, двинемся дальше?
Здесь автор плюётся в жителей деревни, которые (по её словам) всё только портят:
Впереди больших деревьев уже не было. То есть они, конечно, были, но не сейчас, а до революции. В послереволюционные годы все деревья, что росли ближе к деревне, были самими деревенскими жителями беспощадно и непредусмотрительно порублены на дрова. Правда, дойдя до деревни, порубщики остановились, или их остановили, и дальше путь по деревне снова шел под большими и красивыми деревьями. Дорога осталась без тени всего на полкилометра, семь минут хода нормальным шагом, но, проходя это лысое место в знойные дни, ориновцы по дороге на станцию и со станции недобрым словом поминали своих отцов, дедов и прадедов, лишивших дорогу блаженной тени. Уже третье поколение ругало предков за варварство, не догадываясь оное варварство исправить и искупить посадкой новых деревьев. В молодые и зрелые годы подругам тоже не пришла в голову эта благая мысль, а сейчас, когда они ох как оценили бы блаженную тень — сажать их они уже не могли. Упустили доброе дело, а жаль…
Миновав лысый участок, они добрели до автобусной остановки у начала деревни и снова присели, на этот раз на поребрик забетонированной площадки. В прежние годы на краю деревни, у ограды первого дома на правой стороне — красивого, с мезонином и ухоженным садом, стояла очень удобная скамеечка, и все, кто шел мимо, могли на нее присесть и отдохнуть. Особенно удобно это было для тех, кто шел с тяжелыми сумками. Но хозяин дачи в один премерзкий день вышел из дома с топором и любимую всеми скамеечку развалил, к великому огорчению подруг: именно сидя на той незабвенной скамеечке, подруги решали, по какой дороге им дальше идти — по главной деревенской или задами деревни? Вопрос был непростой, как может показаться тем, кто не в курсе.
А вот чем эти дороги отличаются:
Деревня состояла из одной улицы, когда-то замощенной булыжником (подруги хорошо помнили то время и ту дорогу), а последние четверть века заасфальтированной. Дорога была удобная, что и говорить, и деревья тоже кое-где в деревне сохранились. Но подруги больше любили ходить по другой дороге, пролегавшей между задними дворами и полем, за которым начинался лес. Дорогу эту в дожди развозит, лужи в разъезженных колеях стоят такие, что и резиновыми сапогами зачерпнуть можно, а в сушь на глинисто-песчаную дорогу выползают греться змеи. Словом, с тележкой на колесиках проехать по ней было трудновато в любую погоду, а без тележки они в магазин на станцию не ходили. И все-таки все трое предпочитали именно ту дорогу.
Почему они любят именно "заднюю" дорогу? Потому что там привычная разруха!
Скромные садики, прудики, серенькие баньки возле них, какие-то сараюшки, и огороды, и скромные борозды картофеля… Настоящая русская деревня, а не наполовину дачный поселок, каким выглядит Оринка с фасада, если идти по главной дороге. Нет, подруги, конечно, рады были за ориновцев, старых и новых: треть домов теперь в деревне каменные, половина старых, деревянных, отремонтированы, благоустроены. Появились красный пластиковый шифер, белая американская вагонка, а возле каждого четвертого дома — гараж для автомобиля. Но понастроили и мерзкие тюремно-производственные заборы: немного, всего заборов пять или семь, но как же они портили вид деревни! Один такой заборище выстроили прямо на углу при въезде в деревню, тьфу! А подруги любили старую Оринку, которую знали с детства, вот и ходили чаще по совершенно разбитой тракторами и грузовиками «задним» путем, потому что именно вдоль этой неказистой дороги вид любимой Оринки почти не изменился.
Записываем: благодать - это запустение, нищета и пьяницы в канавах:
— Боже мой, ну как же хорошо-то, девочки! — воскликнула Лика, как только они прошли первые метров сто по «своей» дороге.
— Да, вот она — благодать! — сказала Агния, а Варвара вдруг запела своим все еще сильным голосом:
Благословляю вас, леса,
Долины, нивы, горы, воды…
Лика и Агния тут же подхватили:
Благословляю я свободу
И голубые небеса!
Петь на ходу было трудно, поэтому они остановились и торжественно продолжили пение:
И посох мой благословляю,
И эту бедную суму,
И степь от краю и до краю,
И солнца свет, и ночи тьму,
И одинокую тропинку,
По коей, нищий, я иду,
И в поле каждую былинку,
И в небе каждую звезду!
— Хорошо поете! Я со сна подумал, что это радио! — раздался вдруг голос со стороны. Подруги оглянулись и увидели над берегом канавы лохматую голову. Это был Катасон; сам он лежал внутри канавы, на ее пологом, сухом, прогретом солнышком откосе, а голова его покоилась на сложенных руках на краю, возле обочины. — Здравствуйте, Агния Львовна, Лика Казимировна и Варвара Симеоновна! С приездом!
Ну, он хотя бы вежливый и неагрессивный.
— Ох, здравствуйте, Сергей, — сказала смущенная Варвара. — Мы вас разбудили?
— Да ничего…
— Приносим вам свои извинения! Мы не знали, что вы тут… отдыхаете.
— А я и не отдыхаю — я от мамки прячусь! Увидит, так заставит забор чинить, а я еще не проспался после вчерашнего. Гуляли мы вчера…
— А‑а!
«Гуляли», видимо, здорово, потому что общительный Титаник подбежал было к самому лицу Катасона, явно намереваясь его приветственно лизнуть, но вдруг фыркнул и отскочил, поджав хвост. «Что за гадость пьют эти люди?» — было написано на его мордочке с брезгливо сморщенным носом.
— Ну, кланяйтесь от нас Ефросинье Михайловне, — сказала Агния. — Как она, здорова?
— А чего ей сделается? Пашет на огороде кверху попой…
Не могу не отметить, что все в этой деревне любят работать на огороде именно "кверху попой". Более удобных и полезных для здоровья поз во вселенной автора не существует?
Подружки выходят на главную улицу с расчётом, чтобы зайти ещё к соседу за сумками:
Окликнули убежавшего вперед Титаника, вышли на деревенскую улицу, и тут их ожидала новая встреча: из недостроенного двухэтажного дома напротив пруда вышел крупный и плотный мужчина в камуфляжной куртке.
— Здравствуйте, уважаемые соседки! С приездом!
— День добрый, Андрей Ильич! Как поживаете?
— Отлично! Разрешите доложить? За зиму никаких покушений на вашу дачу не было. Вот только Костика как-то раз захватил с дровами из вашего сарая. Заставил назад отнести.
— И он отнес? — удивилась Агния Львовна.
— А куда он денется? Отнес. Пошел Симин дом ломать на дрова. — Сима — это была их ориновская соседка со странностями: жила она в городе у детей, деревенским домом не пользовалась, но не желала его ни продавать, ни ремонтировать — так он и разваливался на покое. Зато участок, на котором стоял дом, повышался в цене с каждым годом.
Это называется "расчётливая", а не "со странностями", Вознесенская. 
Разруха и запустение было, что дальше по программе? Злоупотребление должностными полномочиями?.. Это есть у нас!
— А вообще зима прошла спокойно?
— Да не очень… Как я ни следил, а два ограбления все же произошли. Но оба на том конце деревни, я туда почти не заглядываю. А на этом конце никаких безобразий обнаружено не было.
— Спасибо вам большое, Андрей Ильич! С тех пор как вы тут поселились, в деревне жить стало гораздо спокойней, — поблагодарила его Агния Львовна.
— Если бы я еще не один за порядком следил, а и другие мужики мне помогали, так у нас бы вообще образцовая станица была!
Андрей Ильич, офицер в отставке и потомственный казак, мечтал превратить Оринку в казачью станицу. Он сам и его жена вступили в отряд петербургского казачества, и даже оба имели звания: он — урядника, а жена — хорунжего. Но больше в Оринке казаков пока не появилось, несмотря на его усиленную агитацию. Однако какой-то порядок в деревне Андрею Ильичу поддерживать удавалось. Он и зимой жил в Оринке, а вечерами с женой совершал обязательную прогулку-обход на своей половине деревни. Немногочисленная местная шпана, надо сказать, его побаивалась и уважала. Особенно после того, как он, застукав двух парней за ограблением чьей-то дачи, приволок обоих за шиворот к Школьному пруду и безжалостно бросил в холодную осеннюю воду; да еще и с полчаса не давал на берег выйти! А жена его стояла на берегу и уговаривала не вызывать по мобильному телефону милицию, пощадить их на первый раз. «Андрюша, — умоляла она, — ведь на них все ограбления районные навесят, им меньше чем по пять лет не дадут!» «Вот пять лет и будем спокойно жить!» — отвечал непреклонный казак, но в конце концов пожалел парней и выпустил их из пруда. Вот с тех пор ограбления дач на этом конце деревни и прекратились. А на дальнем конце Оринки — случалось, там казаков не проживало.
А если бы парни утонули или от пневмонии померли... а, да, о чём это я, с каких пор для душеспасителей это проблема?
Тут автор, видимо, решает разбавить атмосферу милотой:
Они пошли дальше. Возле дома похитителя дров Костика их ожидала приятнейшая встреча — нет, не с Костиком, а со старой собакой Динкой! Она выскочила на них прямо сквозь ворота: в воротах не хватало половины досок — видно, Костик пожег за зиму, — и завертелась, закрутила и хвостом, и задом, повизгивая от радости: они были старые друзья. Динке было уже лет десять, а это для собаки возраст солидный. Была она, конечно, собака беспородная, но ума фантастического даже для дворняжки.
— Здравствуй, здравствуй, Диночка! Здравствуй, хорошая собака! — погладила ее Агния Львовна.
— Титаник, Титаник, ты погляди, кто тебя встречает! — сказала Лика Казимировна. Титаник подошел к Динке, и они дружески обнюхались — узнали друг дружку.
Правда, ненадолго - старушки обмениваются сплетнями с очередными знакомыми:
Через дом от Костика жила толстушка-болтушка Зоя. Завидев идущих из окна, она тотчас выбежала на дорогу, обняла по очереди всех троих и скороговоркой выложила все деревенские новости. Но тараторила она так, что подруги поняли только самое главное: зимой скончался Анатолий Иванович, их добрый знакомый, запойный пьяница и труженик золотые руки в перерывах между запоями. О нем искренне пожалели и перекрестились с короткой молитвой.
А возле дома Оленьки остановились сами.
— Девочки, вы посмотрите, какая красота! — воскликнула Лика.
Прошлой осенью Оленька наняла экскаватор и вырыла перед домом прудок для поливки, на месте бывших картофельных грядок. Теперь берега прудка были обложены валунами, между ними были посажены цветы, к воде спускались кирпичные ступени, а к дому и огороду вели посыпанные песком дорожки. Сама хозяйка прудка как раз высаживала какие-то кустики.
— День добрый, Оленька! Что сажаете?
— Здравствуйте! С приездом! Да вот пионы белые купила: красные и розовые у меня уже есть, а белых не было.
— Красиво у вас стало.
— Ну! Надоело смотреть на картошку под окнами. Посадила пять борозд позади дома и хватит — лишь бы молодая картошка была. А на зиму куплю у фермера.
Поговорили и с Оленькой. Они ее с детства помнили — с Оленькиного детства: она дружила с сыновьями Агнии Львовны и Варвары Симеоновны.
Я уже запуталась в родственниках Агнии Львовны, честно говоря.
Трое старушек забирают свои сумки у соседа и наконец добираются до своей дачи. Здесь не обходится без иконы и молитвы (к слову, в этой книге какие-либо религиозные обряды упоминаются довольно мало
И вот она — их милая, милая дача! За деревьями и кустами дом почти не был виден, над зелеными листьями виднелась только крыша да верхняя часть дома. Открыли замок, отворили ворота и гуськом, с трепетом, молча, пошли к дому по узкой дорожке. Титаник важно шел впереди, обнюхивая кусты вдоль дорожки. Сумки оставили возле лестницы, что вела на высокое крыльцо: они разберут их позже — нагруженные сумки вверх по лестнице не поднять. Вошли на прогретую солнцем гостевую веранду, благоухающую черемухой, — на столе стоял кувшин с распустившимися ветками. Подошли к простенку, где висела литография иконы «Христос и дети», и Агния прочла молитву.
— Вот мы и дома, девочки! — сказала она.
— Аминь! — ответили «девочки», после чего каждая прошла в свою комнату и прилегла на свою постель. Они очень устали за дорогу, все-таки возраст… А Титаник, быстро обежав и обнюхав дом, вернулся на площадку высокого крыльца и улегся там на коврике — это было его законное дачное место.
Дачных хлопот у них в этот день немного, поэтому они в основном отдыхают и иногда едят. Глава заканчивается очередной песней сочинения Варвары:
Вот облетает старинный наш сад,
Белый, как будто заснеженный,
И лепестки, как снежинки, летят,
Белые, легкие, нежные.
Дни нашей жизни, как четки, скользят,
Старинные четки янтарные.
Жизнь удержать, словно четки, нельзя,
Так будем за все благодарны ей!
Дремлет цветами заснеженный сад
И облетает доверчиво.
Ах, не грусти, что цветы облетят,
Может быть, даже до вечера…
Все эти платюшки, вкусняшки, сюжета ноль целых фиг десятых и дроч на спецслужбы и монархию? В "Мечети" хоть сюжет пободрее идет.
)
Зачёл всё разом 