Клейст приходит в гости к военному министру Шуйскому.
Скажу честно, не знаю, оставались ли к началу двадцатого века какие-то Шуйские. И понимаю, что это доебка до микробов, но вот никак нельзя было дать военному министру какую-нибудь неизвестную, недворянскую фамилию. Это ж мир перевернется, если человек без километровой родословной в правительство пролезет.
Клейст смотрит на карту. Бледно-зеленый обозначает границу РИ:
На севере, за чертополохом, вся Финляндия была обведена бледно-зеленой краской, и написано: "Великое княжество Финляндское". Рядом лежали воеводства Карельское, Обонежское, Поморское, Новоземельское, Печорское, Пермское. Там, где была Латвия, были надписи: "Воеводство Ливонское", с городами Колыванью и Ригой, и "Воеводство Тевтонское", здесь бледно-зеленая краска сходилась с черно-красной, окружавшей Германскую республику. Полоцкое, Витебское, Волынское и Червонно-Русское воеводства врезались в Польшу, и над ними большими буквами стояла надпись: "Украина", а в скобках — "Земля малороссийских казаков". Буковина и вся Бессарабия были за зеленой краской. На юге зеленая краска захватывала Батум, Трапезунд и Эрзерум. Такие же выступы были и на Дальнем Востоке, где граница темная шла, отступая от моря, а граница бледно-зеленая захватывала всю Маньчжурию и Монголию и непосредственно граничила с серединным Китаем. На пустыне Гоби стояла свежесделанная надпись: "Воеводство Далай-лама".
Что, за семь лет отсутствия управления никто из соседей не позарился на бесхозные земли? Или они все обратно отвоевать успели?
--Один из великих государей российских, — сказал серьезно Шуйский, — в Бозе почивающий император Николай I Павлович сказал: "Где раз поднят русский флаг, он не должен опускаться". Европа, разрезая на части Российскую империю, выкраивая из нее новые государства, не способные к самостоятельной жизни, не спросила ни законных хозяев земли русской — Романовых, ни русского народа. Она крала достояние российской короны, как крадет вор имущество во время пожара. И украденное должно быть возвращено. Эти куски не так нужны русскому народу, как им самим необходимо приобщиться к великой христианской вере, русской культуре.
Это объясняет, почему в школах дети с ружьями ходят и маршируют. С чего вдруг Романовы — законные хозяева? Во-первых, почему уж тогда не Рюриковичи? Во-вторых, Романовы (которые к концу правления и Романовыми-то были только на словах) имевшиеся у них возможности уже просрали.
О, эта дивная песня "это нужно не нам, это для вашего же блага, а какое ваше благо, лучше знаем мы"!
Шуйский собирается просить Клейста передать в Германию, что
--По воле государя императора нынешним летом Россия снимает полосу чертополоховых зарослей, посылает свои корабли за море и предлагает гибнущим в безбожии народам Европы тесное, братское сожительство.
Передайте народам Европы, что Россия — единственное государство в мире, которое имеет настоящую армию. Наша армия — прежде всего школа любви к родине... Вы отказались от армий. Вы видели в военщине, милитаризме, как говорите вы, угрозу завоеваниям революции, но вы упустили то, что армия есть школа духа. Вы платите за отсутствие у вас этой школы полным рублем. Ваша крестьянская и рабочая молодежь разнуздана, она не имеет выдержки, отвыкла от труда, предана порокам. Так ли я говорю?
--Да, это так, — сказал Клейст. — От этого у нас и голо, и наша жизнь скучна.
--Мы восстановили воинскую повинность во всей ее тяжести и... красоте, — сказал Шуйский. — Три года — девятнадцатый, двадцатый и двадцать первый — наша молодежь проводит под знаменами. Она приучается здесь любить родину, чтить государя, выковывать свою волю и приучаться к непрерывной тяжелой работе и лишениям. Мы призываем ежегодно триста тысяч лучшей молодежи, и, следовательно, по общегосударственному сполоху мы можем выставить семимиллионную армию. Все ошибки прошлого нами учтены. Постоянное войско наше — на три четверти конница. Наше вооружение так совершенно, что ни один народ мира не может нам сопротивляться. Если бы государю угодно было, менее чем в год Европа была бы покорена.
В условном 1970 75% армии у них — конница. Это называется совершенное вооружение? При том, что в реальном 1970 были и бомбардировщики, и ракеты?
Кстати, вроде бы ранее упоминалось, что любовь к родине и царю они в начальной школе воспитывают. Автор забыл, или мало оказывается?
--Сколько я вижу, вы и хотите это сделать, — сказал Клейст.
--Нет. Мы вернем только украденное у нас.
--Войнами? — спросил Клейст.
--Я думаю, достаточно будет приказать. Прошло то время, когда нами распоряжались, настали дни, когда мы можем диктовать свою волю глупо разоружившейся Европе. .. Я полагаю, нам для этого не придется поднимать по земле русской великого сполоха. Наше постоянное войско сможет выполнить задачу.
Как по мне, это уже угроза, хоть и слегка завуалированная, и Клейст, который как бы патриот Германии и член рейхстага, должен бы разуть глаза. Но нет.
--Да, — сказал он, — то было ужасное время, когда в угоду капиталу немецкий народ в русской крови топил любовь к нему русских людей и старую дружбу! Ну... да что вспоминать!.. Много зла сделала нам близорукая политика ваших Штреземанов и Брокдорфов... Много зла она сделала и вам... Скажите, что Россия желает жить с Германией в мире и тесной дружбе, как жила сотни лет, что она требует невмешательства в ее внутренние дела, что она сильна, богата и могуча, что она беспредельно предана своему государю. Скажите, что мы христиане и носим любовь в сердце своем, что с этой любовью мы идем к вам... Но скажите, что мы сильны и не мягкотелы и не потерпим ни малейшего надругательства над верой Христовой и русским именем.
Клейст молча наклонил голову.
--Слушаю, — сказал он.
То есть они типа всех простили и идут с любовью. Но армия сильнейшая. Но идут с любовью.
Клейст сочувствовал всему тому, что ему говорил Шуйский, но он боялся, что в Европе его не поймут. Он боялся, что в ответ на его простой рассказ о виденном он услышит дикие крики, упреки в предательстве, измене партии, услышит крикни: "Долой царя, пусть русские признают тысячу триста пунктов III Интернационала, пусть выгонят попов и разоружатся!"
"Ведь это надо видеть, как видел я, а иначе? Ну кто поверит, что здесь нет бедных, что здесь равенство не голодного, а сытого".
Правильно, никто не поверит. Потому что в реальности живут, а не в утопии. Кстати, почему Клейста совсем не беспокоит то, что его стране войну могут объявить?
***
Клейст, Коренев, Дятлов, Эльза и мисс Креггс получили приглашение в Зимний дворец на парад георгиевских кавалеров.
Дворец, ясное дело, прекрасен, и, ясное дело, не нравится Дятлову.
--На этакую люстру, — сказал Дятлов, разглядывая хрустали, выточенные в форме дубовых листочков с гирляндами, полушаром окутывавшими лампы, — можно целую деревню прокормить.
--Ну для чего это все? Золотые колонны, хрусталь, лапис-лазурь и труд, пот и кровь бедных людей, — сказал с раздражением Дятлов.
--Для народа. На Петергофской фабрике работает и кормится несколько тысяч человек, не способных для работы в поле, целыми поколениями тесавших камень, они создают эту красоту дворцов и храмов для народа.
--Для царей, — поправил Дятлов.
--Нет, для народа. Государь этого не замечает, ему не до этого. А мы любуемся этим и видим мощь России в этих дворцах со всем их великолепием. А вот идет и народ.
Заметьте, что "кровь бедных людей" никак не опровергается. Народ, кстати, не идет — идут солдаты.
--Как это красиво! Боже мой, как это красиво! — шептала Эльза, не спуская глаз, смотревшая на солдат. — Откуда берут они таких рослых людей? Как бесподобно красив русский народ! И смотрите, в каждом полку люди на одно лицо.
--Игра в солдатики! — ворчал Дятлов. Мисс Креггс молчала.
--Может быть, — наконец сказала она, — хоть эти люди нуждаются в носовых платках?
Мисс Креггс наконец заговорила в кадре. Правда, волею автора она говорит что-то странное. Носовые платки — довольно странный предмет для благотворительности, и меня преследует ощущение, что либо автор так ее и представляет, либо специально выставляет благотворительницу дурой.
Потом проходят старики-инвалиды
— Идут те, — говорил Демидов, — кто пятьдесят лет тому назад простыми солдатами, юнкерами, редко молодыми офицерами, отстаивал родную землю от нашествия врагов. Каждый год со всей Руси великой съезжаются они на этот парад, на обед у Государя, а вечером на зрелище в театре... И их становится все меньше и меньше... Но страшны их рассказы о годах ужаса и лихолетья. Идет кровавое прошлое России, и мы склоняем перед живыми свидетелями его наши головы.
Вопрос об инвалидах-невоенных остается открытым.
--А после не было войн? — спросил Клейст.
--Нет. Десять лет были походы для приведения в порядок русской земли и водворения воевод, а потом мир и тишина стали по всей Руси. Довольство и порядок.
--Так зачем же вы держите войско? — воскликнул Дятлов.
Демидов не понял его восклицания. Он с недоумением и сожалением посмотрел на Дятлова, как взрослый смотрит на несмышленого ребенка.
--Потому у нас тишина и порядок, — наконец сказал он, — что мы держим войско.
--Значит, — захлебываясь, воскликнул Дятлов, — ваш знаменитый монархический строй держится силой штыков. Темными закоулочками, где гнездится нищета, паучьими норами, затканными паутиной, выходит истина и бьет, и бьет ваш сытый аристократизм.
Глаза Дятлова стали злыми. Бледное нездоровое лицо его передергивалось.
Не могу не согласиться.
--Нет, — просто сказал Демидов, не замечая злобы Дятлова. — Несовершенны люди, и не всякий может вместить полностью все величие веры Христовой, и вот, чтобы оградить людей, чистых помыслами, от людей порочных, мы имеем войско и государственную стражу. Нам за ними как за каменной стеной. Дурной человек, зная, что его преступление не может быть не открыто и он неизбежно понесет кару, сдерживается и часто совершенствуется.
То-то в реале все так и работает. Знает человек, что за кражу накажут — и не крадет, конечно же, как иначе.
--Сажаете в тюрьмы?
--У нас тюрем нет. У нас рабочие дома. Лишение свободного труда мы считаем тягчайшим наказанием.
--А если я не захочу работать? — сказал Дятлов,
--Заставят, — сказал Демидов и сказал так, что Дятлов понял, что в Российской империи есть такие люди, которые могут заставить работать, и что тут не поговоришь с ними.
На память приходят работные дома в Англии. Хотя в России они вроде тоже были.
Лишение труда считают тягчайшим наказанием, и потому для наказания не используют. А, не, стоп, все логично — это Демидов так считает, а не наказанные.
И снова не могу не вспомнить о подкове и советской статье за тунеядство.
Солдаты пафосно поют и маршируют по залу, потом приходят попы и тоже пафосно ходят и машут кадилами, потом приходит царь и тоже пафосно идет в пафосном наряде (если кому интересны описания, могу отдельно подогнать, но это жуткая нудятина). Заодно нам рассказывают о невиданной силе царского взгляда:
Про него рассказывали, что однажды один закоренелый злодей, приговоренный к каторжным работам и так отрицавший свою вину, что судьи, несмотря на все улики, колебались, умолил допустить его до государя, чтобы просить о неосуждении невинного. Государь приказал привести преступника к себе.
--Ты говоришь, что ты не виноват, — сказал государь и устремил грустный, тоскующий взгляд на преступника.
Преступник кинулся на колени, покаялся во всех своих винах и просил смертью казнить его.
Государь отпустил преступника на свободу и приобрел великолепного работника для родины.
В этой семейке, как я погляжу, вообще магичат только так. Может, отсюда и ноги всех непоняток растут — царь с семейкой все всем внушают, а редким устойчивых — язык вырезать/сослать?
Императрица, его мать, была маленькой оставлена в Тибете и воспитана тибетскими мудрецами. Говорили, что она обладала такими знаниями, каких никто не имел в мире. После смерти мужа она удалилась в глухой монастырь на берегу Ледовитого океана, и о ней никто никогда ничего не слыхал.
О чем и речь. Ну и отдельная крипота — императрицу сослали в монастырь, и она даже сына и внуков не видит. Если уж с ней такое обращение, чего простым Груням ждать.
Дальше идут действующая императрица (она дочь индийского царя, но при этом блондинка), наследник престола и его сестра, которая глюк Коренева.
--Ангел небесный! — прошептала, молитвенно складывая руки, Эльза. — Начинаешь верить в Бога, когда глядишь на красоту, Им созданную.
--Хороший балет не уступит, — проворчал Дятлов, но в звуке его голоса не было прежней убежденности.
А люди, которые строили дворец, шили одежду, играют музыку — не, побоку? И снова соглашусь с Дятловым — балет определенно лучше этой пафосной тягомотины.
Демидов тащит гостей в "собор миллиона мучеников" расстрелянных лично Сталиным
В соборе идет служба, а в тексте — длинное выспренное описание. Дятлову (со скуки, очевидно) представляется какая-то демонстрация (или что-то в этом роде, не очень понятно) — наверное, автор хотел сыграть на контрасте "духовная церковная служба vs бездуховная социалистическая демонстрация".
Между делом мы наконец узнаем, что делала эти два месяца мисс Креггс:
Мисс Креггс изучает церковную благотворительность и в отчаянии: все уже сделано, и американцам делать нечего. Никто не ночует на улице. Хожалые этого не позволяют, а при каждом участке есть приемный покой с отличными кроватями. Мисс Креггс сама пробовала нищенствовать и неизменно попадала или к какому-нибудь доброму человеку, или в участок. "Дикая страна, — говорила она Клейсту, — здесь совсем нет хулиганов и апашей, быть социалистом здесь позорно, и слово "подлец" здесь равносильно слову "пролетарий"! Анархистов и коммунистов и в заводе нет". "Были когда-то, — сказала мисс Креггс какая-то старушка, богаделенка, — да тех, почитай, всех поперевешали, а которые к немцам удрали..."
"Да, дикая страна, --думал Клейст. — Здесь великим постом торжественно предают анафеме былых разбойников и с ними Ленина, Троцкого, Сталина и всех коммунистов! А у нас это едва не правящая партия! Как доложу я все, что видел, в Германии, когда должен сказать, что это идеальное государство и что тут люди живут, наслаждаясь природой и красотой... Да, дикая, но какая прекрасная страна".
В эпизоде с собором звучала фраза
Они не поминали старого, не упрекали друг друга кровью, которая в этом храме, казалось бы, должна была проступать из-под пола и по щиколотку, по колено, по шею заливать молящихся.
Но выходит, все-таки не простили? Или зачем тогда эти пляски на костях — записали в учебник истории, в хронику — и жили бы дальше.
Третьего декабря Клейст едет в Боярскую думу, где царь толкает речь:
сорок три года государство наше было отрезано от народов Европы и предоставлено самому себе. За эти сорок три года родителю нашему и нам, в сотрудничестве со святым патриархом и народом, волей Господней удалось вернуть древнее благочестие и святую любовь к родине. Имя "русский", дотоле поругаемое и презираемое, снова стало гордо звучать в устах каждого, кто имел счастье родиться на земле нашей. Христолюбивое православное воинство вернуло порядок во всей стране и возвратило престолу нашему отторгнувшиеся от него народы. Тридцать лет мир и тишина царствуют на земле нашей, и Господь неизменно благословляет труды наши. Ныне задумали мы в весну наступающего новолетия снять страшную завесу смерти с границы нашей и войти в сношение с народами Европы, ибо не страшны больше народу русскому ни неверие, ни заблуждения, ни пороки, ни злоба, ни ненависть Запада. И в первую очередь постановили мы войти в дружеские сношения с народом немецким, с которым связывают нас узы дружбы прародителей наших Петра I, Екатерины I, Петра II, Петра III, Екатерины II, и особенно Александра I, Николая I и Александра II. Связывает и то, что мы соседи!..
А "отторгнувшиеся народы" хотели к вам возвращаться? И куда Павла дели? И Александра III? Николай ладно, он с немцами воевал,
но эти двое вроде бы нет. С чего они взяли, что запад их ненавидит — вопрос хороший. На западе вообще не знают, что вы есть, алло!
— Но как забыть нам ту постоянную поддержку, что оказывало немецкое правительство коммунистам? На много лет раньше окончился бы страшный гнет коммунистов, не было бы гибели почти ста миллионов людей, пускай заблудших, пускай скверных, но людей, если бы не преступная помощь немцев III Интернационалу. Мы думали, что немцы хотят братского сотрудничества с нами... Нет... Немцы старались уничтожить Россию и добить истекающий кровью русский народ... Во имя чего? Во имя наживы!!! Ради своих капиталистов они сносили убийства своих посланников, аресты инженеров, постоянные оскорбления. Современная Германия кажется нам столь отвратительной, что мы не знаем, сможем ли мы дружить с ней, как дружили наши предки с Германией Фридрихов и Вильгельмов!!!
То, что Вильгельм с РИ как раз воевал, вы забыли, а помощь немцев Интернационалу — нет? Что в голове у этого человека, чем он руководствуется в своих симпатиях и антипатиях? Ах да — мнением автора.
Царь ругает американцев (какая неожиданность ):
Америка ушла от Европы. Она не хотела ни понять русского горя, ни помочь ему. Сейчас с вами приехала американка. Она обила пороги всех наших разрядов, добиваясь разрешения учредить отделение общества снабжения детей пролетариата носовыми платками. Ей нет дела, что у нас нет пролетариата, что наши дети в ее помощи не нуждаются. Америка делает не то, что нужно делать, но то, что ей нравится делать. Она, как сытый барин, балуется благотворительностью, часто не думая, что ее благотворительность несет не добро, но зло. В страшную годину голода Америка приехала помогать голодающим детям, и дети отказывались от ее помощи, потому что не хотели есть на глазах голодных родителей... Ее "Y. М. С. А." — общество христианских молодых людей — сознательно углубляло раскол нашей церкви, следы которого исчезли только теперь.
Я не хочу говорить ничего плохого о голодающих детях, поэтому скажу об их родителях — они идиоты, которые не понимают, что детям можно объяснить, что папа с мамой больше расстроятся, если их ребенок помрет с голоду, чем если он будет жрать без них? Или они реально больше недовольны тем, что дети без них едят? Бюджет благотворительных организаций нерезиновый, на сколько денег хватило — столько еды и привезли. Они вообще не были обязаны этого делать.
Ну и возмущение, что мисс Креггс (как ее все-таки зовут? у всех имена есть, у нее одной нет) не верит красивым картинкам и словам об отсутствии бедняков. С чего она должна вам верить?
И вот это-то сердечное отношение к людям разных национальностей и заставляет Его Императорское Величество забыть те оскорбления, которые нам наносили их правительства. Но, забывая и прощая многое, что было сделано лично нам тяжелого, мы не можем ни забыть, ни простить там, где обижали, оскорбляли, унижали веру Христову и наше великое отечество. И там мы будем беспощадны... Свое мы вернем... Россия будет великой, единой и неделимой!
Что-то не наблюдаю я этого сердечного отношения. Нерусские россияне нам вообще не показаны, Европу завоевать собираются, Америка им тоже не нравится...