Не, что-то с этим островом явно не так:
Я смирилась с вынужденной задержкой и неплохо проводила время, благо на острове почти все время стояла прекрасная погода: легкая дымка, всегда прикрывавшая его сверху, пропускала и тепло, и солнечный свет, делая воздух в обители чуть золотистым.
Кася помогает монашкам, ходит с дядей Лёшей на рыбалку.
Рыбу эту можно было есть, потому что пруд не сообщался с водами, окружавшими остров. Из него же по трубам качали насосом воду для питья и хозяйственных нужд.
Анону интересно, а как же потом обрабатывались сточные воды? Или дядя Лёша им там цепь сооружений механической/физико-химической/биологической очистки и дезинфекции запилил?
Познакомилась я и с женой дяди Леши. Как-то я шла из парка и увидела, что возле часовенки с иконой Божией Матери стоит Лара. Я подумала, что она молится, и приостановилась, чтобы не мешать. На плечах Лары была теплая шаль, связанная из толстых ниток того же серо-золотистого цвета, что и доски часовенки. Она что-то шептала маленьким полным ртом, и лицо у нее было светлое и спокойное. Я подумала, как они славно смотрятся вдвоем, часовенка и Лара, и как похожи друг на дружку – обе очень русские на вид, обе золотистого цвета и светятся изнутри.
Золотистого цвета? Лара печень просрала на монастырских харчах или что?
Дальше сравнение от Бога:
– А знаете, Лариса Петровна, вы с этой часовенкой чем-то похожи, только что иконы внутри вас нет.
Сейчас будет внезапно:
– Есть внутри икона, – сказала Лара и положила руку на живот. – Все равно все знают, так уж я и вам скажу: мы с Алексеем ребенка ждем. Это так странно и неожиданно, ведь я уже давно бабушка. Но после потопа мы все помолодели, вот и случилось такое маленькое чудо. Так что есть, есть у меня внутри иконка!
Я, конечно, понимаю, что вокруг постап и с контрацепцией напряжёнка, но это всё равно пиздец какой-то.
– Вы имеете в виду будущего ребенка?
– Почему будущего? Он уже существует. Он все слышит, все понимает, вместе со мной молится и радуется, когда я причащаюсь. Я это точно знаю.
Я сейчас представила себе ребёнка, который сидит внутри мамки и понимает, что родится в общине ебанутых сектантов в мире, где полная жопа с ресурсами, бродят всякие НЁХ и где он, спасибо родителям, с рождения станет человеком, с точки зрения правительства подлежащим уничтожению. Это слишком крипово, извините, я не буду эту тему дальше развивать.
Кто-то из святых сказал, что лицо всякого человека – икона, раз мы созданы по образу и подобию Божиему. Так уж я думаю, что личико ребенка тем более икона.
А почему тогда природа (читай – Бог) решила, что стоит-таки этих иконоподобных созданий во взрослых людей превращать?
– А что это вы ходите в брюках? В монастыре это не принято. Хотите, я на вас перешью какой-нибудь старый подрясник?
Ну бля, ну нормально же общались.
Касе выдают новый шмот и она начинает шароёбиться по монастырю.
Первым делом я, конечно, обследовала парк. Оказалось, что основная дорога, которая шла от лесной часовенки, ведет к дому отца Александра, священника обители. Дом, вернее домик, был двухэтажный, но совсем крошечный и с нахлобученной по самые окна темной от старости черепичной крышей. Стены его были выложены из камня, скрепленного дубовыми балками, – это был настоящий старинный французский дом. Отец Александр вел все службы в церкви и был духовником обители, но большую часть времени проводил одиноко в своем домике за чтением книг.
Изумительно. То есть монашки пашут как не в себя, а здоровый мужик сидит дома, книжечки читает? Алсо, мужчина-духовник в женском монастыре? Так можно?
Монастырская иконописица мать Анна в миру, то есть в нормальной жизни, была художницей и скрипачкой. Сестра Дарья шепнула мне, что у нес было громкое имя в музыкальном мире и большое состояние, но она вдруг все оставила и решила стать монахиней. Интересно, что случилось это задолго до того, как музыкальные инструменты отошли в прошлое и в Реальность, а в мире осталась царить компьютерная музыка.
Интересно, если бы кто-нибудь поставил Вознесенской сначала запись игры на гитаре, а потом – озвучку партитуры из Guitar Pro, она бы отличила одно от другого?
– А музыка не отвлекает от молитвы?
– Смотря какая музыка. В музыке, как и во всем, Бог либо присутствует, либо отсутствует, но тогда, сами понимаете, присутствует некто другой.
О, этот прекрасный чёрно-белый мир!
Часто, сидя под кедром и слушая скрипку, я наблюдала, как на грядках трудится мать Лариса, а пасечница мать Лаврентия возится с ульями, стоящими под грушами. Пахло яблоками, гудели пчелы. Я чувствовала во всем некое незримое присутствие, ощущаемое как легкий световой ветерок. Мне даже приходило в голову, что, может быть, это и есть то, что мать Иоанна называет Божиим присутствием? Но я, конечно, понимала, что скорее всего на меня просто действует хороший микроклимат острова и позитивная психологическая обстановка, в первую очередь, доброта и радушие сестер.
Не, таки Кася не такая дура, как кажется. Что-то в ней ещё человеческое осталось. Но вот происходящее вокруг неё анону сильно не по душе: больно уж напоминает «бомбардировку любовью» при вербовке в секты.
Мать Лаврентия, довольно молодая монахиня, хотя кто их тут разберет, удивляла меня тем, что совершенно не боялась пчел. Я рассказала ей, как меня укусила пчела, и спросила:
– А вас пчелы никогда не кусали?
– Нет. Если их не пугаться и не пугать, они не жалят. И ни одну нашу сестру они никогда не кусали. Может быть, это потому, что пчелки тоже Бога знают, Создателя славят.
А может быть, ваши сёстры просто счастливые идиотки?
– Пчелы верят в Бога?!
– Конечно. Все Божии творения знают Бога, своего Творца и Хозяина, но пчелы особенно.
А пчёлы-то в курсе?
Конечно, я ей не поверила, но мне стало любопытно, и на другой день я вышла в сад на рассвете. Мать Лаврентия ждала меня возле ульев. Она подвела меня к одному из них и осторожно сняла боковую стенку: под деревянной стенкой оказалась стеклянная.
– Уже готовятся. Ну, смотрите! – она за руку притянула меня к стеклу. Я присела на корточки и заглянула внутрь улья. Когда мое зрение приспособилось к полумраку, я увидела янтарную поверхность сота, а на нем, посередине, – вылепленный из воска маленький выпуклый крестик. Пчелы окружили его плотным трепещущим кольцом, повернув головки к центру – к кресту.
– Зачем это вы для пчел крест вылепили, мать Лаврентия?
– Мы и не притрагивались к нему – это пчелки сами себе устроили, это их церковь. Смотрите, что дальше будет!
Пчелы по очереди приближались к кресту, прикасались к нему головками, будто целуя, а потом отодвигались в сторону, уступая место другим.
– Что это они делают?
– Поклоняются кресту и прикладываются к своей святыне перед вылетом на работу; – и она сама благоговейно перекрестилась.
Ебать, как я люблю товарищей, наделяющих животных, действующих исключительно на примитивных инстинктах, чуть ли не человеческим разумом. Так и тянет спросить: а если ваши зверушки такие умные, почему они ещё нам пизды не вломили за разрушение их естественной среды обитания?
Но дальше мы узнаём о пчёлках кое-что интересное:
– Выглядит трогательно и даже торжественно. И что же все это значит? – спросила я, когда мы отошли от необыкновенного улья.
– Это было вскоре после потопа. Раньше у нас были пчелы, по они все погибли во время наводнения и бури: она началась ночью, а пчелки спали и не могли спастись. Долгое время у нас совсем не было пчел. Потом откуда-то к нам прилетел молодой рой, мы его поймали и устроили первый улей – тот самый, в который мы сейчас заглядывали. Вскоре все и случилось. Отец Александр причащал как-то мальчишку, который до этого никогда и в церкви не был. Бабушка с дедушкой тайно от родителей привезли его в монастырь. Мальчишка был дурной, некоторые говорили, что даже бесноватый: он причастие не проглотил, а вырвался от бабушки, выбежал из храма и выплюнул частицу на ступеньку лестницы.
А должен был сожрать комок переваренных макарон с ложки, которую уже все, кому не лень, в рот брали? Алсо, загадка пчёл раскрыта: мутанты, сэр.
Бабушка вышла за ним, увидела это, ужаснулась и растерялась. Она не знала, что надо делать
Не мучить ребёнка?
Сама она в этот день к причастию не готовилась и по старческой слабости выпила перед службой стакан молока, поэтому она побоялась сама поднять выплюнутую внуком частицу и принять ее.
Объявляется технический перерыв на поход за тазиком.
У нее с собой был молитвослов; она взяла его, раскрыла и поставила домиком над частицей, чтобы никто случайно не наступил, а сама пошла в храм. Подойдя к кресту после литургии, она рассказала отцу Александру, что натворил ее внук. Батюшка испугался и выбежал из храма, а старушка – за ним. И что же они увидели? Над раскрытым молитвословом роем вились пчелы: они залетали под него одна за другой, а потом вылетали с другой стороны и летели на пасеку.
На жратву налетели, что тут такого?
Отец Александр хотел их отогнать, замахал на них руками, подбежал к молитвослову, чтобы его поднять и взять частицу.
И, надеюсь, отнести на помойку.
Но когда он поднял молитвослов, на ступеньке ничего не было – пчелы уже успели все унести к себе в улей. Мы все со страхом думали об этом происшествии, а бедная старушка боялась приезжать к нам в обитель, пока матушка Руфина не написала ей, чем кончилось это происшествие. Когда подошел Медовый Спас и настало время вынимать соты, мы сняли крышку с улья и увидели, что пчелки всю ту частицу перенесли по крошке, собрали посреди сота, покрыли ее тонким слоем воска и вылепили вокруг крестик из самого светлого воска. Матушка приказала этот сот вернуть пчелкам и больше никогда из улья не вынимать. Потом дядя Леша сделал новый улей, со стеклянной стенкой, и этот сот вместе с пчелами перенесли туда, чтобы все могли видеть, как пчелы поклоняются Христу.
Зачем? Зачем пчёлам в улье кусок гниющих макарон? Я же говорю – мутанты.
Я понимала, что всему рассказанному матерью Лаврентией должно быть какое-то разумное объяснение, но мне ничего не приходило в голову: если это чудо, то какое-то оно уж очень простодушное, прямо на детей рассчитанное.
Кася! Отрада сердца моего!
Но «пчелиную церковь» я видела своими глазами, да и не верить монастырской пасечнице я не могла.
М-да, перехвалила…
Касю как дизайнера просят помочь с украшением храма на Преображение. В качестве элемента декора она использует два засохших мёртвых деревца, потому как живые рубить не дают.
А мать Наталья и в самом деле пришла проверить, не погубила ли я живые деревья. Убедившись, что они сухие, она нежно сказала им:
– Видите, как вам повезло, дорогие… У вас судьба сложилась даже счастливей, чем у рождественских елочек: вас пригласили украсить храм Господень. Служить Создателю и после смерти – что может быть лучше.
Дредноуты космодесанта одобряют.
Непосредственно во время праздника нам выдаётся новая доза блевантина:
Вел службу отец Александр, с которым я еще не успела познакомиться. После литургии он сказал целую речь, причем не на церковном языке, которого я не понимала совершенно, и даже не на русском, а на планетном. Он говорил о значении праздника Преображения, и тут я мало что поняла, но вот конец его выступления меня насторожил. Отец Александр сказал:
– В середине прошлого века святой праведный Иоанн Шанхайский предупреждал: о том, что последние времена приближаются. Мало кто его тогда услышал. Еще через двадцать лет святой Серафим Платинский написал грозные слова: «Сейчас уже намного позже, чем вам кажется». Мы не поняли и этого предупреждения. Святой мученик Иосиф, хранитель Иверской-Монреальской мироточивой иконы Божией Матери говорил, что икона явилась, чтобы укрепить православных перед последними испытаниями, а мы думали, что не доживем до них. А вот и дожили, и видим теперь, что все, о чем предупреждали Святое Писание и Святая Церковь, о чем твердили наши святые, жившие рядом с нами, – все это стало сбываться на наших с вами глазах. Но мир не верил и не верит до сих пор. Было сказано, что на рубеже тысячелетий миру будут явлены уже не признаки конца света, а его первые события – и мир их увидел, но не понял. Произошли освобождение России от сатанинского ига и ее христианское возрождение, предсказанные русскими святыми – Серафимом Саровским, Иоанном Кронштадтским, оптинскими старцами. Эти духовные события обозвали глупейшим словом «перестройка» и сосредоточили внимание на политических и экономических преобразованиях в России.
Ну да, кому нужна та экономика, когда есть нефть…
Гражданскую войну в Америке долго замалчивали, а за взрывы своих партизан, с одобрения и при участии государств-союзников, громили террористов на другом конце света. Третья мировая война начиналась незаметно в разных точках земного шара, а мир говорил о единении и мире, как и было сказано в Писании.
Тут такое дело, Вознесенская. Всю историю человечества в «разных точках земного шара» кто-то кого-то хуярил. Так что, если использовать твою логику, всё наше существование – мировая война. Одна и навсегда.
И вот пришел Антихрист, и его признали Мессией. Начали ставить печати Антихриста, уже и школьник должен был бы понять, что происходит то, о чем ясно сказано в Апокалипсисе, написанном любимым учеником Христа. Но приняли люди эти печати, и живут с ними, и прославляют своего Лжемессию. Пришло страшное время, когда Церковь уже почти ничего не может сказать миру; потому что мир ее не услышит.
Тогда отъебитесь от него, пожалуйста.
Мир сам избрал свою участь. Как некогда Адольфа Гитлера в Германии, одного из предтеч Антихриста, так и Лжемессию мир избрал на правление добровольно, так называемым демократическим путем. И вот лежит вокруг нас этот страшный и несчастный мир: мир закодированный, мир зомбированный, через печать связавший каждого человека напрямую с Антихристом.
Но обратите внимание: мир без вас прожить может и успешно это делает. А вы без него, хотя бы в виде макарон, существовать не в силах. Так кто тут несчастен, а?
Что же осталось нам, православным? Время проповеди Евангелия Господа нашего Иисуса Христа закончилось. Мир нас больше не слышит и не услышит. Кроме отчуждения и ненависти, мы ничего от него уже не получим.
Вы так говорите, как будто заслужили нечто иное.
Я стояла на своем обычном месте у дверей, зажав в кулаке большой палец правой руки с персональным кодом. Мне казалось, что тускло мерцающая пятиугольная пластиночка на мякоти моего большого пальца загорится на всю церковь, если я разожму кулак. Кстати, она действительно горела и пульсировала так, что правая рука зудела до самого локтя. Это происходило явно от внушения отца Александра
Да. Эффект ноцебо называется.
Касю благодарят за украшение храма и все идут на праздничную трапезу. Дальше мысли Каси о монашках:
Не могу сказать, что, приглядевшись к монахиням, я тут же воспылала к ним любовью. Точнее будет сказать, что они вызывали у меня безграничное удивление и уважение.
А последнее-то за что?
Во-первых, монашки всегда были спокойны и веселы, и это меня поражало: нищета, разруха, непонимание со стороны общества, можно сказать, всего человечества, постоянные угрозы и преследования со стороны властей – а они все чему-то радуются! В этом был свой героизм.
Ня, эмоциональная депривация! Психиатры, кстати, таких героев видят в количествах. Причины разные, от гебефренической шизофрении до синдрома Дауна.
Добродетелей по-Вознесенски вам:
Во-вторых, они были внешне очень красивы, все до одной – молодые и старые. Их заплатанные подрясники, перехваченные грубыми, почти солдатскими ремнями, выгорели от старости и стирки, были покрыты заплатами, но ни одна из красавиц моей рыцарской реальности не выглядела так аристократично, как любая из монахинь.
Удивляло их отношение друг к другу и к людям вообще. Отличаясь какой-то патологической не заботливостью о себе, монахини всегда были готовы к ласке и заботе, если это касалось других.
То есть им было всё равно, что в Библии написано: «Возлюби ближнего своего, как самого себя»?
Интересно, что же тут было прежде, когда монастыри не были под запретом? Наверное, христиане так и слетались сюда за этой энергией любви, а потом растаскивали ее по всему свету.
Так растаскивали, что хотелось попросить: нет уж, оставьте себе.
Из наблюдения за моей матерью и ее подругами я вынесла убеждение, что плотская любовь и страсти всегда оставляют на лицах женщин признаки увядания, болезненности и какой-то скрытой психопатии иногда едва заметной, но все-таки различимой.
А те женщины, что посредством плотской любви плодятся и размножаются по заветам Божьим, пани Юлии тоже не угодили?
Фемслэшеры, вам отмашка:
Меня что-то все время подзуживало испытать молодых сестер, может быть, даже спровоцировать на какое-то признание, которое могло бы бросить тень на их лилейное целомудрие. Начала я с сестры Дарьи как наиболее общительной. Результат, надо сказать, был ошеломительный.