Судя по всему, они спят в обнимку где-то на полу, и тут в спину Майкла тычется влажный член (я не шучу!!!)
Джеймс сонно вздохнул и перекинул руку Майклу через живот, уткнулся носом в отросшие лохмы на затылке. Майкл лежал на боку, пальцем катал по полу остывший уголёк из камина, глядя, как на крашеных досках остаются чёрные следы. Он проснулся без мыслей и ожиданий, с головой пустой и гулкой, как чайник, из которого вылакали всю воду. Под тяжёлым одеялом было жарко, он пошевелился, высунул наружу голое колено.
Джеймс хрипло пробормотал — «Майкл», цепко прижал поперёк живота. Тот бездумно подался спиной назад, к горячему сонному телу. Джеймс ткнулся утренним стояком в поясницу, вздохнул. Выдох скользнул от шеи вниз по позвоночнику тёплыми мурашками, как пальцами, пересчитав все позвонки под футболкой и растворившись где-то под копчиком. Джеймс шевельнулся, сунулся твёрдым лбом под затылок, с глухим стоном притёрся бёдрами. Резинка его пижамных штанов сползла ниже, Майкл спиной почувствовал, как чуть влажная головка горячо и упруго прижалась к коже, там, где футболка задралась наверх.
Короче, горячий, упругий и влажный член высунулся из-под штанов и прижался к Майклу.
Это что за намёки?..
Майкл раздавил уголёк в пальцах, прислушался. Джеймс тихо дышал ему прямо в затылок, прижимался к спине и не двигался. Не проснулся ещё. Просто вынырнул из дремоты ненадолго.
Так а какие это намеки, если ты сам сказал, что он спит? Как работает логика в этом фикле, я не понимаю? Вы же спите вместе, мало ли чем он к тебе прижался.
Майкл растёр угольную пыль, слизнул с кончиков пальцев — солёная. Ну, а если даже и намёки?.. Он ведь тоже пацан, чего тут неясного. И не какой-то левый пацан, а собственный, Майкловский. Купидончик, кудряшка, хорошенький, как девчонка с пин-ап картинки.
Это двадцать восьмая глава нетленки, а тупой Майкл все еще решает проблему "Джеймс похож на девушку, но он не девушка, потому что у него есть член." Я уж не говорю о том, что Макэвой не похож на девушку. И он свой собственный, а не Майкла.
Только не девчонка, определённо. Вон доказательство — тычется в спину, тихонько елозит по пояснице. Мальчишка. У него лицо подростка, стройные ноги, блядский талант целоваться, а в глазах вечный полдень, бесстыжее небо, в котором все до одури пахнет лилиями.
Джеймса в этой ситуации немного приравнивают к мелкой собаке, которая неосознанно пытается трахнуть ногу хозяина. Я что, один это замечаю? Не надо мне потом сразу заливать про вечный полдень и бесстыжее небо.
Майкл улыбнулся. Удивился самому себе. Чё, серьёзно, что ли?.. И сам ответил — не, ну а чё?.. Любопытно же. Попробовать-то можно. Ага, попробовал уже вот так на премьере. Ну и попробовал — хорошо получилось. Чего хорошего-то? Да заткнись ты уже, — сказал себе Майкл.
Самец, как и подобает правильному самцу у НК, обсуждает свои решения сам с собой и сам реагирует на свое великодушие, глупость, доброту и что угодно.
В общем, даже посомневаться толком не вышло — ну чё тут сомневаться, выбирать между «да» и «нет». Это же Джеймс.
Да он спит, он тебе даже еще ничего не предлагал, ты! Эй!
Улыбаясь себе в локоть, Майкл подался лопатками назад, прижался к твёрдой груди. Джеймс горячо и хрипло выдохнул, царапнул ногтями живот сквозь футболку, качнул бёдрами, так и не выпутавшись из полусна. Понятно, этот точно согласен.
Он спит! Что значит "согласен"!
Майкл поймал его движение, толкнулся навстречу. Джеймс вздохнул громче, дёрнул рукой по телу — бесцельно, порывисто, скомкал влажными пальцами футболку.
Майкл не торопил. Это было и легко, и спокойно — как две волны с одной амплитудой, качались друг за другом, сомкнувшись бёдрами. Член тёрся между телами, слепо тыкался горячей головкой в поясницу, твердел.
Тут еще почему-то член Джемса олицетворяют отдельно от Джеймса. Хотя ему (члену Джеймса) с начала фика уделяли почти все внимание.
Джеймс влажно дышал в затылок, будто приклеился к нему, облизывал губы. Наверняка проснулся уже, стервец, но стесняется — делает вид, что ничего не понимает. Ну-ну.
Делает вид, что ничего не понимает, пока его члену весело.
Майкл сунул руку под матрас, вытянул шуршащую ленту презервативов. Джеймс вздрогнул от шороха фольги, сжался, будто его ударили.
— Извини... Я... Я не нарочно... — забормотал он, отполз в сторону, даже руки убрал.
Испугался и уполз.
Майкл ничего не сказал — отцепил от ленты один серебристый квадратик, протянул через плечо, зажав между средним и указательным.
Джеймс за спиной замолк. И замер, вроде даже дышать перестал. Майкл развернулся к нему лицом, поймал испуганный взгляд. Через секунду ресницы захлопнулись, по щекам от крыльев носа пополз душный яркий румянец. Джеймс спрятал лицо в подушку.
— Ну и чего?.. — спросил Майкл. — Не знаешь, как резинку надеть?
Штаны мне не обоссы, да.
— Всё я знаю, — голос из подушки звучал глухо, уши горели так, что можно было прикуривать. Майкл ждал, снисходительно глядя на ворох спутанных волос. Дождался — голубой глаз мигнул оттуда сквозь кудри. Джеймс облизнул губы и хрипло спросил: — Ты... ты уверен?..
Снисходительно.
Я даже не знаю, за что хвататься, тут все прекрасно - самец героически принимает решение дать в жопу, сучка теряет сознание.
Майкл бросил упаковку на подушку, подцепил его пижамные штаны, стянул до колен. Член мягко шлёпнулся о живот, Майкл не удержался, обхватил пальцами, погладил — тонкая кожа сухая, горячая. Джеймс с всхлипом втянул воздух сквозь зубы, толкнулся в руку. На ладони остался чуть влажный след. Интересно — давно об этом думал, кудряшка?.. Или только сейчас захотел?..
— Нет, ты... в самом деле... серьёзно?.. — Джеймс высунулся из подушки, нервно закусил губу.
— Серьёзно, серьёзно, — сказал Майкл. И добавил, будто это все объясняло: — Это же ты. Тебе можно.
И при этом давит на Джеймса вот этим самым фактом? Я не знаю, как это вообще так получается. Это же не Джеймс придумал, что он девчонка и все отсюда вытекающее. Сам придумал хуйню - сам решил немного ее попреодолевать - сам приосанился над перепуганным и растерянным любовником.
Приподнялся над матрасом, чтобы скинуть боксеры, снова лёг на бок, спиной к Джеймсу. Тот выпозл из штанов, неуверенно положил руку ему на бедро, потянул к себе. Ткнулся губами и носом в шею. Возбуждённый, робкий, доверчивый. Майкл завёл руку за спину, ласково похлопал по круглой ягодице:
— Не стремайся, я тебе не школьница.
И штаны, штаны ему не обоссы. Простите.
Джеймс прижался теснее, провел рукой поверх футболки по животу, по груди и обратно. Майкл расслабленно подался назад. Хочется щупать — пусть щупает, не жалко же. Майкл отлично его понимал, сам тащился, когда можно было выгладить ладонями ноги Джеймса от острой щиколотки до самой задницы, и между бёдер, там, где самая нежная кожа, и по гибкой пояснице, и по вздрагивающим лопаткам, и по груди с тёмными сосками.
Мне кажется, мы приближаемся к пониманию того, что значит, когда кто-то из них сверху. Сверху тот кто ебет! А снизу ебомый. Один хватает другого и делает с ним всякое, а второй лежит пожилой морской звездой и пищит.
Он поудобнее пристроил голову на локте, прикрыл глаза. Так отвечать на ласку, как Джеймс, он не умел. Его заводило, когда сам — смотрел, трогал, целовал, прикусывая кожу зубами. Сейчас по-другому. Пусть кудряшка сам решает, чего ему хочется.
Ну говорю же.
Джеймс прижимался смелее, покусывал сзади за плечо, щекотными пальцами гладил по ребрам под футболкой, тёрся горячим животом о ягодицы. От его вздохов Майкл и сам дышал чаще, ловил себя на том, что так и тянет не подстраиваться, а перехватить, повести за собой. Сдерживался. Терпеливо ждал, не мешая, позволял изучать себя, короткими вздохами давал понять: все в порядке, не бойся. Продолжай.
Ты бы лучше подумал, почему он боится к тебе прикоснуться.
Узкая цепкая ладонь скользнула по бедру, погладила ягодицу. Майкл согнул ногу в колене, предугадывая движение пальцев — всё-таки чуть-чуть вздрогнул, когда они коснулись промежности.
— Ты не против?.. — голос у Джеймса был придушенным от волнения, пальцы касались аккуратно, почти вежливо.
Против Майкл не был, но затормозил на секунду. Вдруг вскинулась запоздалая опаска, что-то из старой жизни, из безусловного свода неписаных уличных правил, что-то про бить в зубы и отрывать руки с корнем, если тебя даже в шутку хлопают пониже спины.
Вот приходит Майкл ко врачу, а потом пиздит врача, например.
Джеймс как будто услышал. Отдернул руку, съёжился.
— Майкл, ты не обязан... если не хочешь... я не настаиваю, правда...
Майкл выругался сквозь зубы, рывком повернулся к Джеймсу. Тот моргал, но глаз не отводил. Такой красный, что веснушек не видно.
— Ты меня членом не напугаешь, — сказал Майкл. — У меня свой такой же.
Джеймс нервно хихикнул.
— Такой же... Конечно. У меня — человеческий.
— Ну, значит, мне повезло, — Майкл пожал плечами. — Насквозь не продырявишь.
— Я всё понимаю, — храбро сказал Джеймс. — Не надо... Давай, как всегда...
Он дёрнулся подняться, но Майкл пятернёй припечатал его обратно к матрасу.
— Лежи давай, дурень, — ласково сказал он. Подобрал с подушки резинку, дёрнул зубчатый край упаковки. Джеймс выглядел так, будто хотел с головой уползти под одеяло, чтоб только глаза виднелись, огромные и тревожные. Майкл сдёрнул одеяло в сторону, оседлал его колени, одной рукой раскатал тонкий латекс по члену. Стоял у него красиво, залюбуешься.
Давай я тебе напомню. Он спал. Это ты решил, что тебя необходимо выебать. Перестань снисходительно умиляться его растерянности, о мудрец из мудрецов.
Джеймс сдержанно выдохнул, потянулся за голову, к флакончику со смазкой под подушкой.
— Дай сюда, — Майкл перехватил руку, щедро выдавил, размазал по члену. Презерватив уже был со смазкой, но это такая вещь — мало не бывает.
— Ты... сразу хочешь?.. — Джеймс даже краснеть бросил от удивления. — А как же... Лучше сначала... Больно ведь...
— Разберусь, — Майкл наклонился, коротко поцеловал его в губы. — Лежи давай.
Может, это было и опрометчиво, но тянуть он не собирался. Был уверен, что может обойтись без всей этой предвариловки с пальцами — во-первых, потому что чё там может болеть, а во-вторых, потому что член у Джеймса, действительно, человеческого размера — не конский шланг, как у некоторых.
Майкл выпрямился. У самого стояло вполсилы - от ласк и стонов Джеймса, конечно, было приятно, но до звёзд в глазах не заводило. Подцепил футболку, длинным движением стащил через голову. Джеймс прикусил губу, потянулся руками к торсу. Тронул пальцем подсохшую царапину на боку, про которую Майкл уже и думать забыл.
— Молчи, — сурово велел Майкл, а то у Джеймса в глазах начал всплывать очередной дурацкий вопрос. — Ни слова. Только стонать можно.
Вобщем, Майкл командует, доминирует и думает, а Джеймс вякает и сопит.
Завёл руку за спину, придержал член ладонью, приставил между ягодиц. Смазка была прохладной, чуть липкой, а латекс — тёплый. Ладно, чё тут — ничего сложного. Не промахнёшься.
Он опустился плавно, ровно до самого конца. Джеймс стиснул пальцы на его колене, впившись ногтями в кожу.
Он даже на хуй сел сам.
Не больно, скорее... странно. Не разобрать вообще, приятно или нет. Пульсирует изнутри в такт с веной на шее Джеймса, тесновато... да вроде и всё.
Майкл отклонился назад, чтоб вошло до конца, качнул бёдрами на пробу — Джеймс ахнул, царапнул по ногам так, что остались красные полосы. Хороший знак.
— Ты как?.. — Джеймс распахнул глаза.
— Молчи, - Майкл положил ему палец на губы.
На пробу скользнул вверх-вниз — и вдруг понял, что ничего, в сущности, не поменялось. Не важно, кто в ком. Весь выбор, как трахать Джеймса — в его руках.
Давай разберемся. Джеймс переживает из-за того, что ты постоянно называешь его девочкой. Ты признаешься, что он не девочка, потому что у него есть член, давишь на него, чтобы вы поебались в другой позе, героически преодолеваешь свои комплексы по поводу позы и решаешь, что не важно, какая поза, все равно ты всегда его ебал, ебешь и ебать будешь. Даже не знаю. Нужна ли Джеймсу эта фигня? Он как-то не бегает и не кричит, что ему нужно, что бы кто-то считал его своим и огурессортвовал.
Ну, не только в руках, конечно, но и в руках тоже.
Он навис над ним, поймал губами невнятный стон. Сжал коленями — и начал свой, привычный, резкий ритм. Длинно, глубоко, легко.
Джеймс схватил за плечи, попытался придержать, чтобы не торопился — наивный. Майкл осторожничать не собирался. Он вообще ни в чём не любил, когда наполовину. Если трахаться — значит, всерьёз, а не суетиться туда-сюда для видимости.
А кто несколько предложений назад утверждал, что в этот раз дело в Джеймсе и пусть он делает все, что захочет?
Он нависал над ним на прямых руках, щурился в безумно распахнутые глазищи, подставлялся спиной под ласку. Джеймс смотрел изумлённо и требовательно, распахивал губы под поцелуем, бормотал прямо в рот «пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста», вжимался ладонями в ребра — «Майкл, какой ты красивый, Майкл».
Майкл на мольбы не вёлся, а вот от жадных синих глаз с мутным прищуром собственника — вело аж до озноба. Хотелось стать нежным, бережным, он притормаживал, как в замедленной съемке. Джеймс выдыхал ему в лицо, обдувая взмокший горячий лоб, изгибался каким-то особенным образом, толкался вверх — и Майкл стискивал зубы, закрывая глаза.
Дальше идут ванильные сопли вперемешку со стандартным положением дел.
Он заставит Джеймса кончить первым. И возьмёт его после, горячим, расслабленным. Тот ещё улыбаться не перестанет... Майкл выдыхал сквозь зубы, дрожь простреливала позвоночник от затылка до поясницы, член дергался в кулаке от сладкого спазма.
Как некстати, твою мать, этот скользкий тонкий латекс, кому он нужен, зачем отделяет их друг от друга?.. Нечестно, несправедливо, что всё достанется бессмысленной резинке, когда Джеймс вцепится ему в бёдра до белых ногтей, запрокинет голову, всхлипнет... Безопасный секс, всегда считал Майкл — это хорошо и правильно. Но сейчас это было неправильно и очень обидно.
Джеймс поймал его ладонь, притянул к лицу, ткнулся в неё шершавыми губами. Майкл сбился с ритма, будто кожу обожгло клеймо, задохнулся. Вспыхнул, как мальчишка, спрятал глаза.
— Я не умею нежно, — виновато прошептал он. — Не умею, понимаешь?..
— Ты такой хороший, — невпопад отозвался Джеймс. Наклонил к себе, поймал губами твёрдую челюсть, убрал волосы, прилипшие ко влажному лбу.
О, эта нежность, которая ранит черствую душу сурового самца. А потом он за это кактит на Джеймса бочку.
Как будто не понимал, что беззастенчиво и наивно проник в самую душу, вытряс из неё всё, что было, даже не спрашивая, можно ли. Встряхнул, расправил, чтобы стала как новая, прошёлся по ней жёсткой щёткой — и не осталось больше ничьих длинных волос на рукаве, ни светлых, ни тёмных, ни рыжих, ни следов помады, ни чужих духов — ни единого следа, что раньше вообще кто-то был. Никого не было, вся жизнь прошла в ожидании, когда ты придёшь.
Это какая-то эмоциональная версия "она шла вся такая красивая и горячая, о, почему она была такая красивая, она что, не понимает, что нельзя так с людьми". Алсо, я уже видел чужие духи как символ какой-то хуйни! В грейденсе была такая фраза.
Майкл еле вдохнул, почувствовал узкие горячие ладони на скулах — губы ткнулись в уголок глаза, слизнули соль на виске.
— Подожди, — прошептал Джеймс в самое ухо, — дай я сам...
Майкл кивнул — слова кто-то взял и выключил, даже завалящего «да» на языке не осталось, не говоря уж про уверенное «давай, детка», которое он бы обязательно сказал с ухмылкой, если б не смотрел в невыносимые тёмные глаза.
Майкл расчувствовался и страдает, я так понимаю.
Джеймс скользнул руками под рёбра, мимоходом огладив царапину на боку, пристроил ладони на пояснице, погладил ласково, будто по загривку дикого зверя. Упёрся пятками в матрас, мягко толкнулся вверх. Майкл опустил лоб ему на плечо — родное, почти своё, он бы вслепую нашёл на нём каждую светло-рыжую веснушку и каждую родинку — и возле шеи, и в основании ключицы, и во впадине у подмышки, спрятанную в коротко выстриженных рыжеватых волосах со слабым запахом пота.
Джеймс толкался в него бережно, ласково держал рукой за затылок, перебирая волосы. Простыня сбивалась вокруг колен, Майкл качался ему навстречу, ловя простой ритм. Джеймс громко дышал ему в шею, забирал в губы мочку уха, обводил её горячим языком и толкался с нарастающим жаром.
— Ма-айкл... — протянул незнакомым низким голосом, судорожно сжал пальцы на затылке.
Тот замер, где был.
— Давай, детка... Можно... Не бойся.
Кончал Джеймс совсем не бережно — резко и сильно, кусая губы, поминая Майкла между «О, черт» и «О, господи», выгибаясь над простыней, вжимаясь в матрас плечами.
Ура, разрешили. Теперь, после этого душевного единения работы над отношениями, можно выебать Джеймса наконец-то
Он ещё не успел отдышаться и открыть глаза, как Майкл снялся с его члена, сбросил резинку, развёл ему ноги в стороны.
— Можно сразу, — хрипло прошептал Джеймс, облизывая пересохшие губы. — Не надо... Я хочу...
Майкл понял без объяснений. Торопливо размазал смазку по члену, приставил голую головку ко входу. Вздрогнул, будто от касания что-то замкнуло. Как же ты догадался, кудряшка, ведь не в голову же залез. Это ж значит — никого больше, кроме тебя. Никого не будет.
Майкл глотал воздух кусками, давился, забывал выдыхать. Втискивался медленно, руки подгибались от накатившей слабости, в животе всё скручивалось узлом от страха и возбуждения. Джеймс ещё с ночи был растянут, можно было не осторожничать. Ни с ним, ни с собой. Майкл держался на одной только голой воле. Всё вокруг было голым—- и воля, и нервы, и они с Джеймсом оба, окончательно и бесповоротно.
Джеймс схватился за член, быстро задвигал рукой, умоляя «ещё-ещё-ещё». Мог и не просить — Майкл сам врезался в податливое гибкое тело, сам хотел ещё и ещё. Джеймс дышал рывками, шумно, яростно. Майкл не стал его ждать, не смог, не успел бы, даже если б захотел — укусил за подвернувшийся палец, чуть не умер, удержав челюсти от судороги, кончил так, что едва не вырубился — себя не слышал, закашлялся от хрипа в глотке. Джеймс застонал протяжно, на выдохе, растянул стон, как долгий-долгий зевок. На живот плеснуло тёплым и вязким. Майкл рухнул вниз с дрожащих локтей, перекатился набок, пытаясь вдохнуть. Сил уже ни на что не осталось — сплелись руками, ногами, стукнулись лоб в лоб и застыли, как в гравюре из джеймсовой книжки, где кальмар утаскивал парусник на морское дно.
В комментариях какой-то юзер решил отомстить Вождю и написать, что от резкой смены раскладки его трясет и он не может есть, пить и спать. Вождь в ответ сочувствует, но говорит, что тут ничего не изменилось, так как доминант, тьфу, агрессор остался агрессором, а виктим виктимом, и это прекрасная и правильная сцена смены раскладки, а не то, что в фандомах обычно пишут.