- Послал бог племянничка! - не стесняясь меня, кричал на Кирилла академик Скицын,- Чем ты принимаешь решения?! Явно не головой! Я запретил категорически… Категорически! Запретил! Тебе! Эти! Авантюры! Раз и навсегда! Вообще куда-либо отлучаться… В конце концов, я отвечаю за тебя перед сестрой! Ты о ней - о матери - хоть подумал?! Ты понимаешь, что было бы с тобой? С нами?!
- А с ними? - тихо спросил Кирилл,- С ребятами?
Скицын хлестнул ладонью по столу, побагровел, но… ничего не возразил.
- Кир, а почему ты не дождался Чека? - прокашлялся и мягко вступил в разговор профессор Мохов,- Его группу. Там же подготовленные взрослые парни. Пограничники с огромным опытом… Наконец, почему не сказал хотя бы мне? Зачем пошел сам?
- Некогда было ждать Лота! Вик Михалыч! Я бы не успел в Итта-Даг за ними, я просто потерял бы этот пеленг, пока Цезарь собирал бы людей. А вас не было… Дело шло на часы! Да и вообще…
- Что «вообще»?! - опять вскинулся Скицын, уже, однако, остывая,- Что «вообще»? Ты хоть понимаешь, чем все могло кончиться? И с Витенькой не переглядывайся, знаю я вас! Ишь, нашел единомышленника! Такой же ковбой в свое время был, холера вас обоих… Хорошо хоть…
Кирилл молчал, стоя рядом с директорским креслом. Мне надоело за ними наблюдать, я отвел глаза и плечом прижал трубку к уху.
- Desole, vous avez fait un faux numero,- заботливо сообщал мне механический женский голос уже в пятый раз по кругу,- Veuillez verifier le numero que vous avez compose. Desole, vous avez…
- Проверьте правильность набранного номера,- повторил я за ним, задумчиво пощелкивая ногтем по телефонной коробке,- Проверьте правильность…
Законы этого сумасшедшего мира, с которыми я и сам постепенно примирялся, позволяли многое. Например, перепрыгнув какую-то тень от мельничной лопасти, в одно мгновение оказаться черт знает где. «Совмещенные пространства», так?! Ну и почему бы им, в таком случае, не распространяться на абонентские базы сотовых операторов? Почему, черт возьми, нельзя дозвониться с одной проклятой Грани Кристалла на другую? В чем здесь содержательное противоречие? Однако голос в телефонной трубке был неумолим:
- Desole, vous avez fait un faux…
Я снова покосился на директорский стол, за которым те двое вполголоса ругали Кирилла. Они сразу же деликатно замолчали. Я еще приблизил трубку к губам и сказал, сам не зная, зачем:
- Madame, s'il vous plait… je veux juste parler a ma mere… Juste parler a mere!
Чего я, собственно, ждал? Что это опрятно звучащее цифровое сопрано внезапно споткнется о мой собственный растерянный шепот. Что ответит мне? Что я смогу убедить робота-автоответчика соединить меня с мамой? Это же абсур…
Сначала я почувствовал, как странная вертикальная волна тепла пронизала меня с головы до ног. Она была невесома, но на мгновение ее бег вдоль позвоночника заставил меня чуть согнуть колени, я как бы полуприсел рядом с телефоном. Затем во всем здании одновременно погас свет. Темнота длилась несколько моих испуганных вздохов, и лампы вновь принялись вспыхивать вслед за громкими щелчками, добегавшими из коридора. Это срабатывали автоматические реле. Кто-то промчался мимо кабинета и заглянул в приемную с красным от волнения лицом.
- Святые Хранители, что за…- прогудел из-за своего стола Скицын, но я не слушал его, потому что в телефонной трубке раздался другой голос. Мамин!
- Allo? Allo… Qui est-ce?
- Мам,- пробормотал я,- Мам, это я…
- Тау?! Откуда ты звонишь? - спросила она, и я как-то подсознательно порадовался ее беззаботности,- Тау, гулена… очень плохо слышно… Что это за номер?
- Мам…- я думал лихорадочно, но стройно. Никакие на свете Кристаллы не должны задевать своими злыми гранями равномерную повседневность ее бытия! Я позабочусь об этом…
- Мам, у меня «Андроид» полетел на телефоне, кажется… Или антенна, не знаю. Не ловит оператора, в общем. Я попросил тут позвонить…
- Да? Ты где, Тау? Еще в Галерее?
- В Галерее? А… Ну да, еще в Галерее! Я ухожу уже.
- Ты не забыл про свой французский? Тау Каппа! - это уже строже, но все равно - с ласковой озабоченностью,- Через два часа, ты помнишь? Не опаздывай. Тау?
- Конечно, я помню… Мам? А, ты… Ты как там?
- Тут очень плохая связь. Наверное, каменный свод,- слышны гулкие шаги,- Перезвони мне через десять минут, мы здесь под мостом, я сейчас поднимусь наверх, в лагерь. Договорились?
- Конечно, мам… Ты знаешь, ты не поднимайся. Я лучше по «Скайпу», из дома. Лучше по «Скайпу», говорю… Ты…
Но в динамике уже шуршали сухие разряды. Не было даже обрыва связи с короткими гудками. Я медленно положил трубку на рычаг и повернулся к столу. Скицын, Мохов и Кирилл без слов глядели на меня.
- Спасибо,- сказал я Скицыну,- Спасибо. Связь плохая. У них там, знаете, раскопки под римским мостом…
- Как это…- начал Скицын и закашлялся,- Ты… Что это было? Ты дозвонился?!
- Ну да,- осторожно ответил я,- А что такого? Вы же сами разрешили, Михаил Петрович?
- Феноменально,- сказал Мохов, переглянувшись с ним и качая головой,- Вот так, запросто… И такой выброс энергии! Я, думал, что… Ты прости нас, мы, честно говоря, не предполагали… Черт! Ты просто прошил насквозь весь рад темпоральных плоскостей!
- Чего?
- Темпоральных плоскостей,- задвигал руками взбудораженный Скицын, складывая ладони в подобие прямого угла. Он перехватил у Мохова инициативу и явно намеревался заново прочесть мне вводный курс здешней метафизики. Но я уже не обращал на эту надоевшую мне ахинею никакого внимания.
Мама думает, что я еще в Галерее! Через два часа, по ее мнению, я должен быть на французском. Значит, в моем мире… Не прошло и минуты! За все эти сутки кроличьих прыжков по дурацким Граням? Это наполнило меня таким облегчением, что я вяло опустился на стул и улыбнулся. Только теперь я понял, что груз тревоги может иметь почти физический вес…
- …вектор хронополя отражается плоскостью…- бубнил Скицын, пока я приходил в себя.
Кирилл подошел и встал рядом.
- Все в порядке? С мамой?
- А…- я поднял на него глаза и даже не ощутил в себе привычного к нему отторжения,- Да, все в порядке. Все зашибись…
- Ну и слава…- начал он, но я просто отстранил его рукой и позвал Скицына:
- Послушайте… Послушайте!
- …и в этом случае Мёбиус-функция…- успел договорить тот, но запнулся,- Что? Ты что-то хочешь спросить?
- Да. Я хочу спросить вот что,- я внутренне собрался и еще раз проверил свои мысли,- Да! Если радиоволна проникает сквозь эти ваши… плоскости или что там еще… Значит, они имеют какую-то физическую природу, так? И они, как вы тут любите выражаться, «совмещены», так? И тогда, что мешает… почему, собственно, я сам не могу… Напрямую?
Мохов со Скицыным снова переглянулись, а затем одновременно отвели глаза.
- Ну, что? - резко спросил я.
- Видишь ли, Терри…
- Теренс! - пролаял я. Мне здорово не понравилось это «видишь ли»!
- Видишь ли, Теренс,- Скицын пожевал губами, все еще пряча от меня глаза,- Боюсь, что все не так просто… Пространство «Сферы» это, теперь так называемая, «дрейфующая» вершина Кристалла… Кх-м… С некоторых пор. Когда начались эти… эти события с Метрикой, когда стали нарушаться связи между Гранями, мы поменяли поляризацию Главного Преобразователя. Теперь он не создает прямой прокол пространства, а, наоборот, «расталкивает» нас в разные стороны, на манер бильярдных шаров. В отличие от классических вершин, мы не имеем ни одной постоянной сопряженной темпоральной Плоскости. Мы как бы «плывем» внутри хронополя по очень сложной многомерной траектории. Мы…
- Мы просто не знаем, как взять точный азимут на тот мир, откуда ты пришел,- закончил за него Мохов,- Мы в состоянии обеспечить барьерные переходы только в те области, с которыми «Сфера» сопряжена в настоящий момент. А их набор постоянно меняется. Чтобы тебе было понятнее, это теперь нечто вроде лабиринта, карта которого переписывается каждый день по крайне запутанному алгоритму. Собственно… благодаря этому, Оптимизаторы и не могут выйти на нас напрямую, Теренс. Боюсь, что твой разговор с мамой, это феномен, который еще только предстоит изучить…
- А нельзя ли поменять…- я повертел пальцами,- Эту поляризацию обратно? На полчасика хотя бы? Чтобы меня уже высадить из вашего свихнувшегося чартера!
Я специально дерзил им, я должен был знать определенно, лгут они или нет.
- Нельзя,- печально вздохнул Скицын,- На это просто не хватит энергии. Накопители пусты. И наполнить их в этом цикле мы не сможем.
- И сколько длится… цикл?
Скицын вместо ответа поставил перед собой на полированный стол локти и опер подбородок о ладонь. Он смотрел на меня, как смотрят на птицу с перебитым крылом.
- Два года,- ответил мне он.
У меня в ушах словно металл лязгнул о металл. С таким звуком, наверное, замыкается за узниками тюремная дверь. Я внимательно и долго смотрел им в лица. Они не шутили, не прятали какое-то знание. Они были растеряны и сами не знали, как мне помочь. Мохов, видимо, собирался еще что-то добавить, но я встал.
- Благодарю вас,- сказал я, отвернулся от них и вышел вон.
Они крикнули мне вслед что-то, но я отмахнулся. Я шел быстро, сунув руки в карманы, и наклонив голову. Ни о чем не думая. Длинный коридор с высокими стеклянными окнами изгибался плавной дугой. Вдалеке за этими окнами закатное Солнце окрашивало верхушки деревьев в безмятежный, рыже-золотой, почти предосенний цвет. А сам величественный покой заповедного леса у горизонта не нарушали даже инженерно-строгие силуэты рефлекторов и радиотелескопов. Природа этого мира готовилась ко сну, сквозь открытые фрамуги до меня доносилась вечерняя птичья перекличка. Еще час или два - и над всей долиной с обсерваторией поплывут яркие созвездия. Волопаса, Девы, Змееносца… Знакомые и совершенно чужие мне.
- Теренс! - окликнул Мохов.
Он догнал меня. Я увидел за его спиной Кирилла с растерянным лицом.
- Ты куда? Постой. Зачем ты… Я понимаю, что все это на тебя свалилось… Мы изучим то, что произошло. Мы начнем завтра же, обещаю тебе! И Чек поможет, когда вернется из рейда… Но нельзя же вот так опускать руки!
- Разве я опускаю руки? - пожал я плечами,- Я просто хочу собраться с мыслями, чтобы понять, что делать дальше. Я должен побыть один. Извините меня, Виктор Михайлович.
- Но… Вот что,- встряхнувшись, решительно сказал мне Мохов,- Наверное, ты прав. Наверное… Кирилл потом проводит тебя домой. Скицын настаивает, чтобы ты поселился у него!
Я слегка нахмурился и Мохов, поняв меня, добавил:
- Пока… по крайней мере.
- Спасибо.
И я пошел дальше, оставив их одних. Широкая лестница привела в вестибюль, где несколько человек в белых лабораторных халатах проводили меня взглядами. За двойными дверями главного корпуса открывалась небольшая площадь, а за ней начиналось нечто вроде академгородка со своими бульварами, жилыми кампусами, торговыми центрами, скверами и стадионом. В этот час почти никто не встретился мне на улочках. Пара автомобилей дремала у обочин, какой-то погруженный в собственные мысли старик, ссутулившись, прошагал мимо. В руках у него была стопка книг. Тишина и безлюдье…
За высокой стеклянной витриной под полосатой маркизой я увидел серебристый манекен. Это был мальчик в хорошо подогнанной футболке, нарядной гавайской рубашке и бермудах. Одной рукой он опирался о седло полугоночного велосипеда. Оранжевая горная рама над громадными черными колесами своими агрессивно-технологичными обводами напоминала мой собственный Stels Tornado. Оставшийся в другой вселенной… Я сжал руки в кулаки и опустил голову. Затем, глубоко вздохнув, вскинул глаза и осмотрел в витрине свое отражение. Поднял пальцы и провел ими по грязной строчке на джинсах, по полуоторванному воротнику поло. Снова перевел взгляд на манекен. Мальчик за стеклом был похож на жидкометаллического Т-1000, давно отключенного от материнской «Скайнет». Он стоял здесь - такой же зеркально-безупречный, аккуратный и хищно-неподвижный, издевательски обвешанный ценниками - и покрывался витринной пылью.
Еще одно никому не нужное создание, забытое людьми и машинами после их так никогда и не состоявшейся войны.
- You know, Bro…- сказал я ему безжизненно,- I need your clothes, your boots and your bike.
И зло толкнул магазинную дверь…
Городок был по-прежнему пуст. «That I was bad to the bone…»,- напевал я про себя, вращая педали и с интересом осматриваясь вокруг,- «В-В-В-В-Вad… Bad to the bone!» Когда я повернул за угол, то увидел узкую улицу в три или четыре фасада длиной. С одной стороны она выходила на черную парковую решетку с коваными воротами, над створками которых раскинулись кроны двух могучих вязов. Эти полураспахнутые ворота как бы интригующе зазывали внутрь бесхитростных отроков, чтобы в бархатной тени садовых аллей открыть им новые, невиданные тайны и чудеса. Тревожно знакомая авансцена… Я умудрено покачал головой, поставил уже было ногу на педаль, чтобы поскорее проехать это опасное место, как вдруг услышал надсадное кряхтение.
Странный толстяк копошился в ограде. Он застрял между фигурно изогнутых прутьев и пытался протиснуться наружу, помогая себе беспорядочными взмахами рук. Я посмотрел на него внимательнее и подумал, что в таком состоянии толстяк не представляет очевидной опасности.
- Чудная погода…- сказал я, спрыгнув с седла и подойдя поближе,- Для вечернего променада в парке. Не правда ли?
Толстяк увидел меня и весь покрылся красными пятнами. Вероятно, ему было стыдно оказаться в подобном нелепом положении перед ребенком.
- Не понимаю, правда, почему вы не воспользовались воротами,- я кивнул на них и облокотился о велосипедный руль,- Мне кажется, это было бы намного удобнее.
- Знаешь что…- пропыхтел толстяк возмущенно и завозился в своей ловушке,- По-моему, спокойно наблюдать за чужой бедой и отпускать по этому поводу ехидные комментарии это отнюдь не показатель благородства и воспитанности мальчиков.
- А я как раз невоспитанный мальчик,- парировал я,- Дитя подворотен и все такое…
- Да? А с виду и не скажешь…- пленник садовой решетки окинул меня взглядом.
- Species decipit,- пожал я плечами,- Внешность…
- …обманчива! Оно и видно,- закончил за меня толстяк и саркастически заметил,- Да вы, сударь, еще и эрудит!
- Есть немного. Невоспитанных мальчиков часто выручает эрудиция, знаете ли… И все-таки, почему вы торчите в ограде? Признайтесь честно, вы садовый вор?
- Что? Нет…- неожиданно погрустнел толстяк,- Я не садовый вор. Говоря по правде, я писатель.
- Понятно,- ухмыльнулся я,- И сейчас вы в небольшом творческом кризисе, да?
- Слушай ты, маленький нахал! Вот доберусь я до тебя…
- Вы не в том положении, чтобы мне угрожать,- напомнил я, оглянувшись по сторонам,- К тому же здесь, кроме нас, никого нет. Возможно, я вообще ваша единственная надежда на спасение. Будьте благоразумны и прекратите морочить голову наивному ребенку!
- Наивному ребенку?! - взмахнул руками толстяк и застрял еще плотнее,- Ну ты просто… Кхм-м… Я действительно писатель! Моя фамилия Несовсемов. Владислав Геннадьевич Несовсемов!
- Никогда о таком не слышал.
Вместо ответа он предпринял ряд беспорядочных манипуляций всем телом и как-то исхитрился добыть из бокового кармана пиджака книжку в мягкой обложке. Эту книжку он с досадой бросил в меня, но не слишком метко - я увернулся.
- Вот! Смотри… с-скептик сопливый!
Я подобрал томик и прочел на форзаце название: «В.Г. Несовсемов. Тень Беркентины или Пассаты Большого Меридиана». На заднике была отпечатана фотография толстяка с сопроводительным текстом, из которого следовало, что передо мной действительно известный детский писатель, автор романного цикла «Паруса Командоров» и заодно неформальный главарь некоей «ребячьей» эскадры «Мистраль». Мне никогда не нравился этот термин «ребячий». Взрослые часто используют его для всяких антропологических обобщений на очень условную популяцию идеальных детей, которая существует исключительно в их собственном воображении.
- Допустим…- в сомнениях похлопал я книжкой по ладони,- Но это, простите, ни фига не объясняет, зачем вы торчите в садовой решетке?
Толстяк угрожающе засопел.
- Видите ли, Владислав Геннадьевич,- вежливо сказал я и мелодично побренчал велосипедным звонком,- Я почти наверняка могу вам помочь вернуться к цивилизации, но меня останавливают два обстоятельства.
- Какие, паразит с-сладкоречивый?!
- Во-первых, вы несколько… раздражены. Я рискую оказаться в положении рыбака из «Тысячи и одной ночи», который выловил и открыл бутылку с джинном. Помните, наверное… Там джинна заточили в ней на тысячу лет и ему это в конце концов так надоело, что он поклялся отомстить первому, кто ее откроет. Вместо благодарности!
- Обещаю,- неуверенно прокряхтел Несовсемов,- Что не буду «мстить».
- Мило… Но, во-вторых,- невозмутимо продолжал я,- Я нездешний и должен быть уверен, что вашим освобождением не нарушу какой-нибудь важный местный обычай. Знаете, они иногда бывают очень смешные... Может быть, здесь принято по вечерам украшать садовые решетки детскими писателями?
- Ты что, издеваешься надо мной?!
- Ни разу не издеваюсь! Просто не хочу вмешиваться в то, что не понимаю. Я итак уже… Ладно, неважно.
Писатель Несовсемов с минуту буравил меня глазами, пока не понял, что я отнюдь не шучу. Тогда он вздохнул и сбивчиво признался:
- Понимаешь… Хотя, конечно, ты,- еще один едкий взгляд в мою сторону,- Вряд ли поймешь! Я просто хотел вспомнить себя вот таким же мальчишкой. То есть не таким, конечно, как ты! Не знаю, где только таких… А обычным простодушным мальчишкой! Я вырос в этих местах, и в детстве мы часто лазали в этот сад через ограду. Вот и сегодня я вдруг…
- Но ворота ведь нараспашку? И ваши… извините, конечно, я ни на что не намекаю - но ваши габариты…
- Я же говорил, что ты не поймешь! - буркнул Несовсемов,- А я вот, представь себе, вообразил, что смогу пролезть сквозь эту решетку в собственное детство… Тебя это удивляет?
- Эм-м…
- Здесь на Центральном Меридиане случается всякое,- пояснил он, немного расслабившись,- И я подумал, чем черт не шутит. Ведь это так просто - поверить в маленькое чудо! Сделать шаг в прошлое,- его глаза немного затуманились, и он принялся рассказывать, не глядя на меня,- Снова стать одиннадцатилетним Ладькой, который сбежал с уроков, чтобы знойным днем окунуться в прохладный сумрак пустого летнего сада. Скинуть куртку, закатать повыше штанины и брести куда-то в неведомые, безлюдные закоулки, раздвигая исцарапанными коленками траву…
- Коленками? - уточнил я, вспоминая почему-то Командора,- Исцарапанными?
- Да-да,- кивнул Несовсемов,- Исцарапанными коленками раздвигая мягкие, шелковистые, ласкающие побеги клевера, кукушкиной дрёмки и иван-чая. Всматриваться круглыми ясными глазами в самую мешанину света и тени, мечтая увидеть маленького лесного гнома или чуку… Знаешь, кто такие чуки?
- Н-нет…
- Это такие существа, похожие на пенек, обросший шерстью. Они водятся в здешних болотах. Очень добродушные.
- Пенек, обросший шерстью?
- Да.
- Понятно,- кивнул я и подпер пальцами подбородок,- Интересно… Продолжайте, пожалуйста.
- Брести и брести, поднимаясь все выше и выше по склону, к самому Разрушенному Бастиону, где дремлют нагретые солнцем старинные морские пушки, задранные над крепостными зубцами. И там, наполнившись окончательным восторгом от простора и света, сбросить надоевшую одежду и взобраться на орудийный ствол. Оседлать его горячий черный металл ломкими голыми ногами, загорелыми до кофейного цвета, гибкими, как шланги…
- «Ломкими и гибкими»,- перебил я его,- Это оксюморон.
- Что?
- Ни или антитеза, там… Ладно, вы писатель, вам виднее! Давайте уже оставим этот фут-фетиш в покое, ok? Дальше…
Но Несовсемов не слишком-то меня слушал.
- Охватить этот раскаленный полднем ствол ногами, и раскачиваться на нем, заливаясь звонким ребячьим смехом, предвкушая великие приключения, о которых ты, например, даже и не мечтал! Вот почему я… Однако, я же сказал, что тебе этого, увы - не понять! Ты слишком испорченный мальчик, по-моему. Поколение, отравленное современным утилитаризмом!
- Ну, почему же,- возразил я, подумав,- Я-то как раз более-менее въезжаю в этот ваш, блин… ассоциативный ряд. Не иначе потому, что я испорченный мальчик… Пеньки, обросшие шерстью. Горячий, задранный, черный ствол пушки, который вам хочется охватить голыми ногами… Что тут непонятного-то? Отнюдь не теорема Ферма! Не то, чтобы это было мне вот так прямо близко, но… Просто, я думаю, для этого совсем необязательно ковыряться в садовой решетке… Вы знаете, Владислав Геннадьевич… Вам нужно… эм-м, как бы… перестать отрицать свое настоящую природу и полюбить себя таким, какой вы есть! Вот!
- То есть? - испуганно заморгал Несовсемов.
- Ну… Как сказать… Сейчас другие времена, понимаете? Вам нечего бояться! Вам нужно признать, что горячие черные стволы - это то, чего вы хотели на самом деле всю жизнь. С самого детства. И прекратить вот так себя мучить! И лазать никуда не надо, ни на какие ваши бастионы… Например, у нас на Рю-Вье-ду-Тамплэ есть целая куча заведений, где вы легко найдете пушки любого цвета и калибра. Хоть морские, хоть сухопутные. Говорят, вечером там самая центровая тусовка! Я сам там, естественно, не бывал,- я наклонил голову и посмотрел на него с самой невинной в моем арсенале улыбкой,- Меня мама не пускает. Но брат одного моего одноклассника - он тоже гей, и он говорит…
- Что?! - взревел Несовсемов и принялся с шумом трясти решетку,- Ах ты, пар-ршивец! Да как ты мог подумать такое? Такое?!
- Вы так еще больше застрянете,- сказал я холодно,- И потом, вы эту вашу замшелую гомофобию бросьте - я же вам просто помочь хотел… э-э… разобраться в себе как бы.
- Пс-сихолог недоделанный! Ну, попадись мне только!
- Не попадусь,- я развернул велосипед и уселся в седле,- А вы, если прекратите ломать ограду, то заметите, что вам надо только чу-уточку податься вверх… Да, вот так! А теперь повернуться боком, и локоть вон в ту загогулину просунуть. Ага… Только не нервничайте, пожалуйста! И теперь голову наклоните и вылезайте. Нет, еще ниже, а то уши заденете. Вылезайте теперь. Не вперед! Блин! Назад, говорю, вылезайте, обратно, в сад… Да. Вот так вот. И ногу вынимайте. Вот и все. Видите, как просто! А вы говорите, Меридиан… Ворота - слева от вас, а книжку вашу я здесь положу. Всего вам хорошего!
Я приветливо махнул рукой Владиславу Геннадьевичу, который топтался и отряхивался за оградой, и нажал на педали. Вообще-то он мне понравился. Добродушный, мечтательный дядька, немного застрявший в прошлом и в самом себе. Пусть даже безобидно пафосный. Однако зачем рисковать, дожидаясь пока он появится в воротах?
Настроение у меня заметно улучшилось после этого разговора. Он возвратил мне уверенность. Я почувствовал, что снова могу управлять реальностью, а не просто испуганно прятаться от нее в потемках собственных мыслей. Вот, например, только что я освободил человека из плена иллюзий! Я весело катил вдоль улицы, осматривая академический городок. Через перекресток навстречу мне стали, наконец, попадаться пестро, по-летнему одетые прохожие, ничуть не похожие на чопорных научных сотрудников. Некоторые неторопливо прогуливались вдоль тротуаров, наслаждаясь идиллией одного из этих последних летних вечеров. Другие торопились куда-то, закинув за плечо рыболовные спиннинги. Наверное, тут был популярен ночной лов. Я заметил компанию уличных музыкантов - хипповый парень и симпатичная девушка с гитарой. У парня был синтезатор, и они играли что-то вроде сильно переработанной версии «Personal Jesus» Depeche Mode. Мне неожиданно понравился этот ремастеринг, он был почти современным - и я даже затормозил рядом, откинул ногой опорную лапку у заднего колеса и улыбнулся им. Парень в красной бандане, не отрываясь от клавиатуры, кивнул и обнажил в ответной улыбке крупные белые зубы, а девушка подмигнула. Сумерки еще не опустились на городок, а перед ними на мостовой тепло горело несколько свечей…
- Cool,- прошептал я, довольный, как будто меня ни за что наградили пирогом.
- Ты откуда такой? - спросила девушка.
- Так… Отсюда не видно. А вы?
- Тоже…- махнул рукой парень куда-то вдаль,- Путешествуем. Правда, в душе не ипу, как мы тут оказались. Под кислотой прошли, а марка такая… с парусником, что ли? Потом нас какие-то факмены гнали по полю. На клоунов похожие. Чуть не свинтили! Такой был трэш, что я ничего не запомнил… Так что хэ-зэ, чел.
- Зато тут все такое олдскульное,- рассмеялась девушка,- Экю какой-то вместо евро, моноблоки яблочные, как в музее, вай-фая нет нигде. Фрики ходят смешные. Как другая вселенная!
- Люди!- я смотрел на них почти влюбленными глазами,- Люди, я так рад вас видеть! Вы, блин, тут как… не знаю… открытка просто! Из дома! Это… Дайте синта поюзать, а?
- Валяй,- разрешил парень, даже не задумавшись,- Настроение хорошее?
- Угу,- согласился я. Он был прав,- Подвинься, чел.
- Что играешь? - спросила девушка.
- Классику,- серьезно ответил я,- Только классику…
Парень уступил мне место у клавиатуры. Я размял над ней пальцы, слегка задумавшись. Затем решился и тронул нижнюю октаву. Хмыкнул и поправил басовый бегунок. И заиграл вступление к «Highway to Hell» AC/DC.
- Only true-classic, ma-an!
Около нас стали собираться прохожие. Девушка придвинула мне микрофон, опустив кронштейн и наклонившись поближе, чтобы мне было удобнее. Но я все равно чуть привстал на носках кроссовок. Мы запели:
Livin' easy
Lovin' free
Season ticket on a one way ride…
Мне нравилось чувствовать тепло ее щеки рядом со своей. Я был почти счастлив стоять вот так посреди странного чужого мира рядом с такими же случайными скитальцами и петь о билете в один конец. В конце концов, что мне теперь терять? Пусть хоть этот вечер будет ламповым!
Наши слушатели - их было уже человек десять - подпевали нам. Их не очень интересовал текст, они просто ловили ритм и покачивались в такт. Им нравились обертоны… Я заметил среди них Кирилла и даже не разозлился на него. Он стоял возле моего велосипеда и растерянно водил пальцем по седлу. Да ну на фиг это все, черт с ним! Я улучил момент и подмигнул ему, и он сразу же как будто засветился изнутри…
And I'm goin' down
All the way
I'm on the highway to hell!
- Чел, это был вин!- искренне сказал мне парень, когда мы закончили петь,- Даже без ударников четкий движ! Действуй так!
- Да лан…- засмущался я, чудовищно гордый изнутри,- Просто мажор такой накатил…
- У нас послезавтра фест тут небольшой. Там, в чаше…
- В какой чаше?
- Ну в этом их… телескопе что ли. Тарелка такая в земле. «Сфера» называется. Как в Аресибо.
- Ясно… А что за фест?
- Прощание с летом типа,- девушка взяла мою руку и накинула на нее плетеный браслет-фенечку,- Мы и местная туса. Аспиранты, студенты и все такое... Трава, кстати, нездешняя. Еще та, наша! Я тебе свой бонг дам. Правда… Тебе лет-то сколько? Я не моралфажу, но у нас с пятнадцати, имей ввиду.
- Почти,- сказал я, но она, конечно, не поверила:
- Перетрешься, значит! Но вообще, приходи. Один, ну или как хочешь… С подругой? С другом?
Я посмотрел на Кирилла. Похоже, у меня не было выхода. Ждать два года… Нет!
- В общем... вдвоем приду?
Она проследила за моим взглядом и кивнула.
- Да не вопрос… Давно вы?
- Со вчера.
Она неожиданно нежно прикоснулась губами к моей щеке, и я замлел.
- По-моему, кульный пацан! Нормальный выбор. Может ты еще не понял этого. Наверное… А вообще, никогда не знаешь, что тебя ждет, да?
У нее на поясе висела на двух цепочках маленькая шотландская сумка-спорран. Она покопалась в ней и вручила мне второй браслет. Бело-красный, с двумя латунными вставками.
- Держи! Давай, чел... До завтра!
- Угу,- прогудел я и, поколебавшись, пошел к Кириллу.
- Здорово ты играешь…- похвалил меня Кирилл, когда мы зашагали рядом. Он держал велосипедный руль справа, а я слева. Мы просто катили его между собой, поднимаясь по улице к трехэтажному старинному дому с двумя подъездами под черепичными козырьками,- Слушай, а велик у тебя откуда?
- Угнал…- ответил я, глядя перед собой,- Ты так и будешь за мной ходить везде?
Он резко выпустил руль, и тот дернулся у меня в руке.
- Я тебе что, так действую на нервы?! Ну, извини, блин! Нужен ты мне… Меня Скицын послал за тобой. Чтоб домой проводить!
Я посмотрел на него. Он весь был какой-то взъерошенный и издерганный. Я подумал, что Скицын с Моховым после моего ухода еще долго снимали с него стружку, выговаривая за рискованный поход за Мышом и остальными. За потерянную трубу. А может, и за то, что привел сюда меня…
- Ладно, не злись. Ну, хорош… Кирилл, а ты тоже там, у дяди живешь?
- Тоже.
- Ну, сказал же - не дуйся… Кстати, а где эти… Мыши и Ветки? И вообще все?
- В Итта-Даге уже,- скупо, в сторону, ответил Кирилл,- Там Школа Пограничников.
Я кивнул, как будто понимал, о чем о говорит. Затем подхватил велосипед у седла и толкнул его на тротуар через бордюр. Кирилл машинально вернул руку на руль, чтобы помочь мне, но тут же снова отдернул.
- Школа Пограничников?
- Ну да. Там группа Цезаря Лота. Он Командор.
- Еще один Командор?
- Он не такой Командор… Не как тот, что тебе книгу дал, а вроде Корнелия Гласса. У них группа «Белые Гуси»… Кстати, Мохов прав. С ним тоже надо поговорить. Может быть, они чем-то помогут. Там есть такие лоцманы, без расчетов выходят почти, куда хочешь… Он будет послезавтра.
- Послезавтра, да? Между прочим,- я протянул ему браслет, который получил от девушки,- Послезавтра тут сейшн намечается. Нас… обоих пригласили. Пойдешь?
Кирилл помедлил и взял у меня полоску кожи. Повертел в пальцах. Тускло сверкнул металл вставок. Я вздохнул, схватил его за ладонь, дернул ее к себе и быстро замкнул браслет вокруг его запястья. Кирилл подчинился мне с удивительной покорностью. Он не отстранялся и не вырывал руки. И вообще стал странно задумчив. Мы еще некоторое время брели в молчании.
- Я там случайно услышал,- сказал Кирилл,- Извини. Когда ты с мамой говорил… Она тебя называла как-то странно. Тау Каппа?
Я внимательно на него посмотрел.
- Тау Каппа - это не имя. Это мои инициалы. Греческий алфавит. Тау, Каппа, Лямбда. У нас так с мамой давно принято. Скажем, мы когда-то так договорились. Но это только для меня и для нее, понятно?
- Понятно. И Теренс… это снова не настоящее имя?
- Далось оно тебе? Мое имя?
- Ну, как-то же надо тебя называть. Хотя бы…- выдавил он,- Пока ты здесь. Все-таки будем вместе жить…
- Называй, как хочешь,- безразлично откликнулся я.
- В смысле, «как хочешь»?
- Как хочешь. Придумай сам. Мне все равно.
- Хорошо…- помедлив, сказал он,- Я подумаю. Странно… А если тебе не понравится?
- Если не понравится, я просто не буду отзываться.
- Ты знаешь, ты какой-то непрошибаемый!
- Я такой,- согласился я и зачем-то позвенел велосипедным звонком.
Мы вошли в подъезд. Здесь уже горела лампа, и старинная лестница под резными перилами, слегка закругляясь, убегала на второй этаж. Я прислонил велосипед к стене рядом с ней. Когда мы поднялись к дверям академика Скицына, Кирилл поднял запястье, встряхнул его и осмотрел свой браслет…
- А откуда те музыканты? С твоей Грани?
- Вряд ли…- после паузы сказал я с грустью, которую сам не мог понять,- Откуда-то очень рядом с моим домом, но...
Академик встретил нас на пороге. По его лицу было понятно, что он уже перекипел в своем гневе к племяннику и теперь мирно благодушествовал. Он него пахло хорошими сигарами и кофе. Кажется, с капелькой коньяку… Скицын успел расстаться с пиджаком и галстуком теперь теребил подтяжки на круглом животике.
- А-а…- сказал он приветливо,- Нагулялись? Ну и молодцы! Ну-с, добро пожаловать в мое скромное жилище, сэр Теренс Клэр… и э-э-э… запамятовал, простите великодушно…
- Восьмой барон Ли,- подсказал я, разглядывая его довольно жизнерадостно,- Из Стоунлея в Уоркшире. И я, имейте ввиду, не сэр Теренс, а лорд Теренс, ибо Клэры восходят по прямой линии к графам Пембрукам со времен короля Якова.
- О, простите великодушно, милорд,- поклонился мне Михаил Петрович с шутовским достоинством, а Кирилл прыснул,- Это такая честь для нас с Киром! Входите же, Ваша Светлость, и будьте, как дома!
Квартира Скицыных оказалась не очень просторной, но уютной. Где-то в глубине ее, как будто приветствуя нас, с благородным гулом заговорили напольные часы. На полках в кабинете тесно и в вызывающем уважение рабочем беспорядке громоздились многочисленные тома по физике, математике и астрономии. Я заметил множество ярких корешков художественных альбомов, целые журнальные подшивки географических сборников, рулоны звездных карт и даже нотные тетради. Стол завален был бумагами. Большой старинный глобус - по-моему, лунный - таинственно отсвечивал охристо-желтым боком. У стены под чьим-то темным портретом стоял клавесин с откинутой крышкой… Здесь обитал человек, который живо интересовался всем на свете.
- Хотел тебя устроить в гостевой,- вдруг виновато доложил Скицын и снова щелкнул своими подтяжками,- Да вот друг на несколько дней приехал. Так что придется вам с Киром в его комнате… Не возражаешь?
- Ну что вы! Нет, конечно…- я с любопытством взглянул на Кирилла. Тот был, кажется, даже доволен.
- Раскладушки правда нет… Вернее, есть, но этот юный экспериментатор года два как соорудил из нее турникетную антенну… х-мм… Не знаю, как там с приемом фазовых волн, но для спанья сей передовой продукт научной мысли теперь, увы, совершенно непригоден...- Скицын весело развел руками,- Но зато там кровать большая. Потеснитесь?
Я снова бросил на Кирилла иронично-многозначительный взгляд. Тот даже покраснел. Ну-ну…
- Да, ребята! Я же вас не познакомил,- Скицын встал между нами, обнял нас за плечи и подтолкнул в двустворчатой двери в столовую,- Прошу любить и жаловать еще одного дорогого гостя. Бывший мой одноклассник и наперсник, так сказать, детских игр… Несовсемов Владислав Геннадьевич!
- Это я теперь Владислав Геннадьевич,- услышал я знакомый голос и внутренне охнул,- А когда-то был просто Ладька! Привет, Кирилл! А это кто с тобой? Ба-а… А мы, кажется, уже шапочно знакомы с молодым человеком!
- Вот как? - удивился Скицын.
- Здрасьте…- пробормотал я, раздумывая, не спрятаться ли за Кириллом.
- Здрасьте-здрасьте,- передразнил Несовсемов, выходя из столовой, словно призрак возмездия,- Что ты, Миша, удивляешься? Мы с этим юношей имели сегодня весьма познавательную беседу… о символизме в литературе и критической переоценке смысловых рядов! Правда, в тот момент я был несколько лишен свободы маневра, а этот очаровательный нигилист так торопился, что забыл представиться… Может быть, теперь вы назовете себя, сударь?
Я открыл было рот, чтобы ответить, но в прихожей оглушительно зазвонил телефон.
Я это слышу еще со времен "Иной грани". "Вывсёврети, вы просто ненавидите Мэтра и всё его творчество, поэтому и критикуете!"
