Глава начинается с описания, которое мне внезапно даже почти понравилось:
Город готовился ко сну.
Ворочался с боку на бок на огромной перине леса, посвистывал опускающимися жалюзи магазинов, пофыркивал уставшими лошадьми. Город прикрывал глаза-витрины, кутался в одеяло тумана, сладко посапывал на речных волнах.
Почти, потому что город, пофыркивающий лошадьми, — это за гранью моего понимания.
Тинави думает, как круто жить в Шолохе, и как много людей борется за то, чтобы город оставался таким, какой он есть, вспоминает учёбу у магистра Орлина, который говорил им, что они должны сохранять город, и вот, типа, время пришло. Крейн от души отсыпает красных строк и парцелляции для пущего пафоса:
И вот…
Наша смена подоспела. Сегодня. Сейчас.
И, я боюсь, мы начали погано – учитывая тело Кары у дверей.
Но в битве против Пустоты мы были не одни.
Смерть танцовщицы подстегнула команду работать активнее (это уже прогресс, в прошлой книге трупов было больше, а все так и пинали хуй), и вот уже Полынь выдвигает предположение:
– Помните, от кляксы тянулись две нити? Думаю, это что-то вроде пуповины. – Полынь приколол на доску еще одну яркую бумажку.
По первой части мы знаем, что Полынь никогда не ошибается и делает верные выводы с первого раза.
– И да. Вы заметили, как именно Пустота пульсировала перед тем, как убить Кару? – продолжал Ловчий, цепляя на доску еще бумажку. – Она сжималась и разжималась, но ее левая часть оставалась неподвижной. Тот, что был ближе к искре. Что, если… – Полынь эффектно развернулся на пятках и предположил: – Что, если Пустота боится искру?
Пока Полынь и Анте работают, Дахху тильтует из-за того, что убил Кару. Остальные пытаются его отвлечь и утешить. Да, да, я знаю, реакция на пиздец у всех разная, а у нас тут два бывалых мента, стражница и бог, но складывается впечатление, как будто остальным в целом похуй. Они только что убили по неосторожности человека, причём смерть его была даже внешне довольно противной, но вся реакция — Дахху скорбит, Кадию слегка подташнивает, Тинави как бы пытается отвлечься, думая о деле, но я всё равно не верю. Ну вот не умеет авторша описывать чувства и переживания, особенно нерадостные. Нет никакой напряжённой атмосферы, ничего. Об такой эпизод — внезапную смерть ни в чём не повинного человека — должны бы споткнуться и герои, и читатель, это должно как-то выбиваться из обычного повествования, но хуй там. И я не принимаю оправдания, что это янг-адалт, потому что я читала янг-адалт, где подобные сцены были написаны хорошо. Маркер "YA" не означает, что можно писать плохо, а читатели будут это хавать.
Последние полчаса я тщетно пыталась затормозить тот скорбный маятник, в который обратился мой друг. Приобнимала его так и эдак; говорила, что он не виноват; предлагала еду и воду. Выуживала, как фокусник, монетки из карманов. Притворно удивлялась и задавала отвлекающие вопросы («Надо же, какая старая чеканка, не посмотришь, может, редкость?»).
В общем, я по списку вычеркивала всю ту тысячу глупостей, которые считаются правильным и уместным утешением. Но Дахху не удостаивал меня вниманием.
Ни меня, ни Кадию, ни Андрис – хотя мы собрались вокруг него, как три добрые феечки-крестные. И копошились, копошились, взволнованно переглядывались: как же привести его в чувство? Исподволь я подумала, что «копошусь» не столько даже из-за Дахху, а чтобы самой отвлечься от мыслей о нашей ошибке…
Давайте будем честны, на кого сработает этот приём с монеткой? На ребёнка, который упал и заплакал не столько от боли, сколько от испуга, наверное. Явно не на человека, который вот только что, пусть и ненамеренно, кого-то убил.
Андрис говорит, что надо бы избавиться от тела. Да, всё это время там лежало тело, и его даже не прикрыли ничем, судя по всему. Труп берёт на себя Полынь. Работа продолжается.
– Насколько я понимаю, – я повертела новую бумажку, – Пустота ответила на прямое нападение. До тех пор, пока лечебное заклинание не двинулось к ней, она была спокойна. И моей золотой сети тоже не испугалась. Учтем это.
– Тоже хорошая мысль, – зевнул Анте.
Девушки оставались подле Дахху.
Раздумывая над дальнейшими теориями, я прикусила кончик карандаша, валявшегося на приступочке под доской. Потом с негодованием его выплюнула. Карандаш был явно погрызен до меня, фу, гадость какая!
Отмечу, что на погрызенный карандаш Тинави реагирует примерно с той же силой, что и на смерть танцовщицы. Ну да ладно, у нас тут лёгкая уютная юморная книжка, мы не хотим портить себе настроение рефлексией и душевными терзаниями, правда?
Возвращается Полынь:
– Тинави, когда придет твоя танцовщица?
И Тинави понимает, что что-то здесь неладно.
Приход Кары и все дальнейшие события не помнит никто, кроме Тинави и Анте. И именно Анте первым понимает, в чём дело, и предлагает разойтись до завтра. Они с Тинави остаются вдвоём. Признаюсь честно, мне этот ход даже понравился.
– Она так защищается, да? – Я повернулась к Анте Давьеру. – Она каким-то образом стирает человека целиком, вместе со всеми воспоминаниями о нем. Поэтому и Пустота?
Анте говорит, что так и есть, и предлагает Тинави бухнуть. Тинави отказывается, но у нас ещё +- триста страниц впереди, не отчаивайтесь, Тинави и Анте ещё успеют стать лучшими подружками.
Тинави говорит, что может ну её, эту Пустоту и борьбу с ней, вдруг от неё никто сам по себе не умирает, но Анте возражает. Рыжеехидные перепалки мод он:
– Меня умиляет, как вы боитесь брать на себя ответственность. Не разбив яиц, омлет не сделаешь.
– Вы так всегда оправдываетесь? – с неприязнью бросила я.
Давьер неторопливо глотнул еще вина, пожал плечами:
– Это к делу не относится. Что касается других смертей… Возможно, в Шолохе умер еще кто-то. Но о нем никто не помнит, поэтому жалоб нет.
А он ведь прав.
Маньяк продолжил:
– Мне понравилось наблюдение Ловчего касательно искры. Если Пустота действительно боится ее, я бы хотел в этом убедиться.
– Каким образом? Если мы опять нападем на Пустоту, она просто убьет еще одного человека.
– Но нам не надо нападать на Пустоту. Мы будем воздействовать на саму искру. Это не прямое влияние, оно не несет угрозы. Искра – объект в высшей степени нейтральный. С ее помощью нельзя бороться, причинять боль. Она не враг Пустоте. Формально.
А с чего бы Пустоте соблюдать какие-то фоомальности? Она боится искру, и ей плевать, враг это или не враг.
Анте предлагает проверить, как Пустота отреагирует на увеличившуюсю искру. Искра увеличивается от сильных положительных эмоций,
уменьшается, когда вас ничего не трогает. Поэтому страстные люди живут гораздо дольше равнодушных при прочих равных показателях. Искра накачивается, как мышца.
Анте предлагает Тинави впустить Пустоту в себя.
– Унни вас оберегает, Тинави. И будет оберегать. Но вы можете попросить ее отступить на какое-то время, чтобы Пустота зашла.
– Зашла на огонек, ага… – под нос буркнула я.
– Мы опробуем идею с искрой, а если не получится, вы попросите энергию бытия выдавить Пустоту обратно.
Это плохой план, учитывая, что даже для простенькой магии Тинави приходится буквально умолять унни помочь, и унни помогает авторским произволом в тот момент, когда Так Удобно По Сюжету.
– Почему вы так уверены, что это сработает?
Он оскалился, в смысле, улыбнулся:
– Но почему бы не попробовать? Какая разница – вы или кто-то другой? Вы хотя бы будете в курсе происходящего. В отличие от бедных, несчастных, ни в чем не повинных граждан, о которых так горюет господин Дахху, – язвительно закончил он.
Обалдеть. Какая разница, говорит.
И тут я замерла.
А и впрямь. Какая разница?
Если вдуматься, у меня действительно больше шансов выжить после столкновения с Пустотой, раз на моей стороне играет унни.
Да и моя эмоциональная нестабильность в кои-то веки пригодится. Мне палец покажи – расхихикаюсь. Пустота с таким еще не встречалась. Рванет прочь из моего тела, только пятки засверкают. Или пуповины, что у нее там из органов?
Да, идея имеет право на жизнь…
Да, а ещё Анте может ошибаться, и Пустота тебя убьёт, а спустя пару минут твои друзья о тебе забудут... Ну, или же Анте может вполне сознательно пиздеть, и всё это — часть его очередной многоходовки. Серьёзно, этот мужик несколько веков таил обиду на своего божественного батю, врал, подставлял и убивал, чтобы добиться своей цели, но несколько месяцев в тюрьме наверняка его перевоспитали — бывшего, блин, бога.
– Вы что, серьезно над этим задумались? – Анте опешил.
– А не надо было? – Я подняла брови.
– Конечно, нет! Такие как вы ценны для Вселенной. – Он вдруг рассердился. – Люди, которые дружат с унни, – это кладезь. Это гарант развития, гарант движения миров вперед. Это то, что заставляет все меняться, литься, становиться лучше – или, как минимум, становиться другим. Вы думаете, Отец наклепал шестерых хранителей, и все, нас хватит до скончания веков? Да нет. Людям тоже надо стараться. Стараться каждый день. Только они об этом забывают. Давят на унни, как будто она им что-то должна; выжимают из мироздания все соки на потребу своим прихотям или, обленившись, сидят на месте, ждут, пока пройдет день, еще день, и вся жизнь. И такие, как вы, умеющие поймать ритм вселенной, – в итоге уникумы, хотя должны быть нормой! Что вы смеетесь? – рявкнул он, когда я звонко расхохоталась.
Анте же сам на полном серьёзе предложил ей этот план... Почему никто из персонажей не может быть последователен в словах и действиях, даже дохуя древний бог?
Алсо, очередная пабличная мудрость про серое быдло и исключительных нетакусь, которые живут в ритме со Вселенной.
Тинави ржёт:
– Кладезь, уникум, ритм вселенной – вот это я понимаю! Спасибо, Анте, но вы хвалите меня за то, в чем нет ни капли моей заслуги. Все вопросы к Карлу. Он не пожалел потратить время на мое, дурынды, обучение… – от души сказала я. – Вы бы тоже могли заняться чем-то подобным. Хотя о чем я говорю, небо голубое! Вы ведь совсем другой, да? – Я скривилась. – Ладно. Вашу речь я запомню. Будет греть мою искру назло Пустоте.
Карл говорил Тинави то же самое, но другими словами. Да и Анте сейчас не сказать, чтобы именно похвалил Тинави, нет, просто отметил факт. Сама она этого достигла или не сама, но она реально важна в рамках этого мироустройства, насколько я понимаю, и случай её уникальный. Других таких магов нам не показали, не считая богов.
Анте внезапно пробивает на ностальгию по старым добрым временам:
– Зовите меня Анте. А еще лучше Теннет. Я скучаю по этому имени, – неожиданно и как-то наивно, некстати признался маньяк.
В его лице мелькнула тень того зеленоволосого парнишки из 1147 года.
Но Тинави говорит, что он не заслужил это имя. Анте, разнообразия ради, ведёт себя так, как и положено богу:
— Если вы думаете, что укор, полученный между делом от смертной девчонки, заставит меня раскаяться, – вы полная дура. – Он неприятно усмехнулся. – Я сам себе высший судия. И чужие слова могут меня разозлить, но повлиять на меня – никогда.
Тинави вспоминает, что Анте укокошил десяток человек только в Шолохе, и начинает опасаться, что ей прилетит в ответ за слова. Но Анте не собирается её убивать и соглашается принять в себя Пустоту эксперимента ради. Тинави предлагает к тому же призвать бокки, чтобы проверить, смогут ли они помочь изгнать пустоту. Чую, бокки в этой части будут эдакими орлами.
Дальше Анте и Тинави язвят и ехидничают кто во что горазд, обсуждая Кадию и их с Анте отношения и покушение на Дахху. Тинави читает богу-хранителю морали:
– Да нет. Просто вы сказали, что вам, дескать, недостойно было бегать за Кад. Но на самом деле все не так… Недостойно бога жить среди смертных и кичиться своим происхождением, если ничем не отличаешься от жалкого убийцы. Недостойно резать человека на алтаре, а потом изображать с ним дружбу, пользуясь тем, что он всех всегда прощает. Недостойно, в конце концов, самому не обеспечивать того движения вперед, развития и бла-бла-бла, про которое вы так похвально высказались раньше. – Я рассерженно потопала обратно к танцевальной зале. – Но хватит, пожалуй. Завтра я приведу вам нового донора Пустоты – если вы не передумаете, конечно. А вы пока найдите, чем вас можно пробрать, чтобы ваша прахова искра все-таки выросла в размерах. Хоть на капельку.
Как будто ему не похуй, что там эти люди считают достойным и недостойным.
Звёздочки, и вот у нас очередное сравнение архитектуры с едой, любимый авторский приём, похоже.
Ночью набережная Доро напоминала слоеный пирог.
Перечисляю снизу вверх: маслянистая гладь реки – плотная, сладкая; выше – хрусткие крекеры мозаики и шоколад кованых решеток; потом – щедрый бисквит из воздушных древесных крон, между которыми богатые особняки ласкают взор зефирными нотами.
И, в довершение, – вензеля флюгеров карамельными завитушками.
Для меня загадка, каким такими зефирными нотами особняки ласкают взор.
Магические сферы уличных фонарей, оранжево-желтые, бросали узкие длинные тени мне под ноги, будто умоляли остаться в круге света, не идти вперед. Но снова и снова я вступала в чернильную тьму меж фонарями – бархатную, волнительную, обещающую томную неизвестность.
Все эти описания не работают, потому что либо не создают вообще никакой атмосферы, либо создают, да не ту. Город захватывает какая-то неведомая Пустота, на глазах Тинави умер человек, она только что разговаривала с бывшим врагом, который стал вынужденным союзником. О чём она думает? О сладостях и о том, какая томная темнота между фонарей.
Тинави находит перевозчика и едет в Лазарет к Лиссаю. Особы королевской крови в Шолохе лечатся в том же самом Лазарете, что и простолюдины, спасибо, что хотя бы в отдельном корпусе. И то, что-то мне подсказывает, что это корпус для психически больных, а не для особо важных.
Все окна были темны – кроме одного, на высоком втором этаже. Я потопталась на месте, оглянулась, а потом решительно полезла на разлапистый дуб напротив корпуса, метрах в десяти от здания.
Конечно же, не спит один Лиссай.
Помнится, в детстве у меня даже был целый древесный домик на дубе… Как и у ста процентов остальных шолоховских детишек: что не отменяло, а, напротив, прибавляло счастья.
Что и почему должно отменять и прибавлять счастье? Наличие домика у Тинави или у всех остальных шолоховских детей?
За Лиссаем следит, сидя на этом же дереве, Полынь. Он пытается прогнать Тинави, потому что королева велела не подпускать её к сыночке, но Тинави не уходит и пялит на то, как Лиссай рисует в своей палате.
Лиссай в окне вдруг повернулся в нашу сторону и чуть наклонил голову, будто прислушиваясь. Лис – он и есть лис. Хитрости, правда, недосыпали. Но рыжина, и шерстка, и взгляд – всегда начеку.
На каком таком чеку этот вечно витающий в облаках рассеянный аутист?
Полынь прогоняет Тинави активнее:
– Я понимаю, что принц кажется тебе интересной пассией… – проворчал Ловчий. – Но я не собираюсь в первый же день предавать доверие Ее Величества Аутурни.
Ладно, допустим (нет), Полынь у нас весь такой честный и ответственный. Но откуда бы королева узнала, что Тинави вообще тут была?
Тинави говорит, что вообще-то пришла к Полыни и спрашивает про того самого призрака, которого таскала с собой Андрис.
– Просто в такие ночи, как эта, очень хочется поговорить о чем-нибудь волнующем. Но такого, знаешь, каминного жанра. Чтобы горячо и одновременно уютно, а не настоящий пожар. У нас с тобой неплохо получилось это в келье у Дахху. Думаю, «Дело о призраке» может продолжить традицию.
Смерти смертями, а уютные попизделки по расписанию. Всё стабильно в городе Шолохе.
– Призрак закричал на всю кофейню, что я не испытываю к Андрис никаких чувств. Единственно, по причине равнодушия я не жалею для нее «оскорбительных крох своего внимания» и позволяю «бедной девочке тонуть в ее сладких заблуждениях», «хладнокровно продлевая пытку». И все это якобы видно в моем лице столь же ясно, сколь то, что я «считаю себя самым умным в этом глупом городе». И что мне надо прекращать такую «благотворительность», если я не хочу нажить в лице Йоукли «смертельного врага».
Не знаю, что там с чувствами, да и похуй мне, но вот это
считаю себя самым умным в этом глупом городе
было в точку.
Тинави пытается заговорить про Кару, но Полынь её не помнит, да и кому вообще не похуй на эту Кару, да? Поэтому Полынь и Тинави ещё немного пиздят обо всякой ерунде, и на рассвете Тинави идёт домой.
– Мне нравится наш «каминный жанр»! – крикнул мне вслед куратор, так и оставшийся сидеть на дубу, будто ворон-переросток.
Я, не оборачиваясь, подняла вверх руки с оттопыренными большими пальцами.
Мне тоже нравится, Полынь.
Нет в мире силы, которая убедит меня, что пейринг Тинави/Лиссай имеет смысл, когда есть вот эта вот динамика между Тинави и Полынью. Серьёзно, я не знаю, авторша сама не поняла, что её прописала, или это гениальный ход, чтобы потом взять и свести героев в -надцатой книге?
Приятно видеть, что автор блюдет законы жанра.
Ну хоть Готье взойдет на престол и принесет равноправие и процветание?..
