Юлианна, или Опасные игры
Глава 1
Увы, глава начинается отнюдь не весело, а очень даже грустно. Михрютку обидели 
Шел по улице Михрютка, посинел и весь дрожал. По Крестовскому острову он шел, по зеленой Кемской улице. Все восемь паучьих лап домового хромали, спотыкались, шаркали, заплетались на ходу, а угловатые перепончатые крылья подламывались, волочились и скребли по пыльному асфальту.
Прохожие его не видят, но, конечно же, чувствуют.
Однако, когда домовой проходил мимо них, лица их темнели, люди вдруг вспоминали какие-то прошлые обиды и тревожились предчувствиями грядущих бед и катастроф. А еще им казалось, что на Крестовский остров внезапно наползла темная холодная туча, хотя день был ясный и на голубом небе ни облачка. А то вдруг ни с того, ни с сего, прямо на ходу, люди осознавали внезапно, что жизнь их решительно не удалась, никто их не понимает и не любит, и вот теперь бы самое времечко пойти и утопиться, благо воды кругом предостаточно.
Морализаторства тоже отсыпали полной ложкой с самого начала:
Вообще-то бесы, конечно, не дышат. Просто они от века настолько переполнены адским духом, что время от времени испускают ядовитые пары прямо на людей, пыхают на них злом — гнусные злопыхатели! И беда тогда некрещеному человеку, живущему без молитвы, и горе тому, с кем рядом не идет его Ангел Хранитель — душа его вмиг отравляется. Зато тем, кто с утра оградил себя броней молитвы, бесы не страшны: они крепко защищены от ядовитого и зловонного дыхания бесовского. А от тех, кто в этот день успел побывать в храме да еще и причастился, бесы сами с визгом шарахаются, боясь обжечься…
Некрещёный и отродясь не верующий чтец всё ещё ищет какого-нибудь беса, хоть пообщаться с таким чудом! Но нет, одни банальные земные создания кругом, реальные до последней молекулы. 
Конечно же, ни одного ограждённого молитвой христианина Михрютке не попадается, ибо на Крестовском острове есть всё, кроме Самого Главного:
большие дома и богатые особняки, станция метро, огромный стадион, яхт-клуб и закрытый теннисный корт, на добрых пол острова раскинулся Приморский парк Победы с целым городком аттракционов, был даже дельфинарий! Вот только церкви на острове не было.
Идёт так Михрютка по улице, идёт, и наконец встречает Недокопку, выкопавшего дыру в асфальте:
— Да постой же ты! — Недокоп выкопался полностью, стряхнул со шкуры асфальтовую крошку и засеменил рядом с домовым. Дыру он за собой убирать не стал: авось кто-нибудь из прохожих в нее угодит и захромает, а то и вовсе ногу сломает. — Михрютка, — спросил Недокоп, оглядывая домового и хихикая, — а ты чего это такой томный и помятый, будто тебя долго-долго жевали, а потом с отвращением выплюнули?
Морализаторство, вот я очень люблю:
— Ты на себя погляди! — хамски ответил Михрютка. Схамил он не потому, что был сердит, а потому, что бесы иначе между собой просто не разговаривают; сами хамят и людей тому же учат. — Никто меня не жевал, — продолжал домовой, — это я ранен превосходящими силами противника: поп заезжий ожег меня, бедненького, молитвой и ошпарил святой водой. А вот тебя, Недокопка, моль поела!
Соврал Михрютка: не ела моль Недокопа, хоть и был он на старого лысого крота похож, — какая ж это моль на беса сядет? А выглядел как молью побитый оттого, что был приставлен к крещеному человеку, и у того, конечно, был свой Ангел Хранитель — вот ему от этого Ангела и доставалось, да так, что клочки по закоулочкам летели.
Не, в первой книжке оно, конечно, тоже было, но тут прям с порога вываливают. А ещё вываливают такое откровение:
Говорят, что бесы гнусны видом с того самого момента, когда их, Ангелов, перешедших на сторону сатаны, архангел Михаил со своим небесным воинством смел в одну кучу, проволок через все мироздание и затолкал в атмосферу планеты Земля, тогда еще молодой и безлюдной. Словом, заперли их тут у нас. Однако некоторые биологи и демоноведы утверждают, будто бесы на Земле поначалу еще сохраняли Ангельский облик, только темны были видом, а нынешний свой гнусный облик стяжали за тысячи лет творения всяческих безобразий — вот и стали без-образны, совсем утратив былой Ангельский образ.
Биологи изучают бесов? 
А в каком институте на демоноведа учатся? А вот падший ангел Рамиил из Евангелиона - его облик считается гнусным или как? Ведь в октаэдре нет ничего гнусного! Ну и, наконец, разве бесов не в аду заперли? Этот абзац порождает слишком много вопросов!
Однако, автор слишком давно не учила читателей правильно жить, и поэтому немедленно исправляется:
То же самое, между прочим, и с людьми происходит. Не замечали? А вы как-нибудь взгляните на себя в зеркало, когда сердитесь: нравитесь вы себе — с этими надутыми губами, злющими глазами и насупленными бровями? Вот это и есть «бесовская красота». Гнев у вас пройдет, но малая толика безобразия останется навеки. И всякий раз, когда вы сердитесь, вы еще этой анти-красоты себе добавляете — и так на протяжении всей жизни. Вы только подумайте, что с вашим лицом станет к старости, если вы будете давать волю гневу, ярости, зависти, злорадству, унынию и прочим бесовским чувствам? Страшно представить! Впрочем, те же старцы утверждают, что следы наших дурных дел, мыслей и чувств остаются у нас на лице лишь до тех пор, пока мы в них не каемся, а начнем каяться — и следы даже самых застарелых грехов постепенно сотрутся и пропадут. Так-то вот.
Ну, от гнева, предположим, могут быть морщины... значит, покаяние их разгладит? Кинозвёздам можно брать на заметку?
Недокоп пытается вытянуть из Михрютки подробности о том, что случилось в доме Мишиных, но бедный домовой в таком ужасе, что ничего толком рассказать не может. Потом следует небольшой экскурс в историю знакомства Ани с Юлей, а дальше фемслэш!
Дмитрий Сергеевич однажды заглянул утром в Юлькину комнату и увидел, что девочки спят вместе на Юлькиной кровати, а рядом стоит пустая Аннушкина раскладушка.
Батя предложил Ане перебраться в соседнюю комнату, но Юля очень возмутилась:
— Я по твоей милости столько лет жила без сестры, а теперь она еще будет жить отдельно от меня? Это что же получается, папка? Днем мы будем играть и гулять вместе, а на ночь станем расходиться по своим комнатам? Нет, нет и нет! Я не хочу даже на ночь разлучаться с моей единственной сестрой! Ты, папка, купи нам двухэтажную кровать: Аннушка будет спать внизу, а я наверху.
Вот и с топом/боттомом определились 
Юля упоминает и киднеппинг, тут мы прикапываемся к мышам:
Переглянулись и Ангелы, невидимо стоявшие рядом с отцом и сестрами, Хранители Юлиус, Иоанн и Димитриус: это ведь им, воинам небесным, пришлось сражаться с целой стаей бесов за сестер, запертых злоумышленниками в заброшенном сарае.
Минутку, но ведь Димитриуса не было при сарае, точно помню! Экскурс в события первой книги перемежается спором сестричек - Юля отказывается пускать Аню наверх, ибо она, мол, слишком неуклюжая.
Кто здесь нормальная живая девочка, а кто - картонка, существующая лишь в фантазиях автора?
— Папка, ну как ты не понимаешь? Вечером положено пошептаться перед сном, а утром — попрыгать и покидаться подушками.
— И ты, Аннушка, тоже так считаешь?
— Не совсем, папочка. Перед сном положено прочитать вечерние молитвы, а уж потом шептаться в постели. А утром, конечно, можно сначала немножко попрыгать и покидаться подушками, но после надо быстренько умыться и сразу стать на молитву.
Warning: фемслэш, твинцест!
— С вами все ясно, девочки. Вы хорошо спелись. Вот что, дорогие мои Юлианны, двухэтажной кровати не будет, и точка! Куплю вам одну большую двуспальную кровать. Вот на ней вы будете и шептаться, и прыгать. По крайней мере, не свалитесь и не покалечитесь.
— Класс! Папка, и в кого ты у нас такой умный? Двуспальная кровать — это здоровско придумано, это в сто раз лучше, чем двухэтажная! — обрадовалась Юлька и оглушительно чмокнула отца в щеку.
Но Юля тут же осознаёт, что с двухспальной кроватью в комнате будет слишком тесно, а соединять две комнаты проёмом - долго, и предлагает другой план - переселиться в комнату Жанны. Ангел Ваня ВНЕЗАПНО волнуется, что Жанна с Жаном из-за этого будут недовольны:
Зато Ангел Хранитель Иоанн, Аннушки опекун, в тревоге всплеснул крыльями:
— Юлиус, немедленно укроти свою отроковицу! Ты представляешь, как взбесятся Жанна с Жаном?
— Это-то представить не трудно, но я совсем не представляю, как остановить Юлию.
— Да ты хоть попытайся!
Юля ангела не слушает, а Мишин не очень-то верит, что Жанна согласится уступить свою комнату, но согласен попытаться уговорить её. Аня тоже не очень одобряет Юлин план - неудобно как-то Жанну стеснять, но Юля только отмахивается.
Жанна спорить не стала, но
Она побледнела, затем покраснела, после чего сразу же посинела, и ее накрашенное лицо от смешения искусственных и естественных красок стало фиолетовым. Но Жанна взяла себя в руки, прикинулась кроткой овечкой и тихо сказала Мишину:
— Как скажешь, Митенька. Я готова уступить девочкам свою комнату, если ты считаешь, что так нужно.
И кротость ее притворная была тут же вознаграждена: Мишин предложил ей занять пока его кабинет, а свое рабочее место решил временно устроить внизу, в библиотеке.
Мне её уже жалко. Всё же, она переезжает в кабинет Мишина
со всеми своими нарядами, мебелью, косметикой, эзотерическими книгами, астрологическими таблицами, курительными палочками, биоэнергетическими маятниками, хрустальными шарами, черными свечами, амулетами, картами Таро, оберегами и прочим колдовским барахлом.
А Юля с Аней и оба их ангела осматривают комнату Жанны:
— Экое бесовское гнездышко! — чуть гнусаво произнес Ангел Иоанн, зажимая нос двумя пальцами. — Ну и смердит!
— Да, зловоние исключительной густоты, — согласился Юлиус, обмахиваясь крылом.
— Проходи, не стесняйся, — пригласила Юлька сестру. — Тебе что, не очень нравится здесь?
— Совсем не нравится.
— Почему?
— Ну, комната такая мрачная, и пахнет тут плохо.
Юлька принюхалась.
— Это косметика Жанны, духи ее французские. А еще всякие эзотерические куренья — она же у нас экстрасенс. Ничего, вот мы сюда переселимся — станет пахнуть по-нашему. Что тебе еще не нравится, кроме запаха?
— Стены красные не нравятся, черный потолок не нравится и черный ковер на полу… И вообще неуютно здесь, пещера какая-то, а не комната…
Красные стены, чёрный потолок? Ммм, Красная Комната А коллекции плёток и наручников там случаем не водится?
Юля за словом в карман не лезет, Аня её воспитывает (словом, всё как обычно):
— Стены и потолок — ерунда! Сегодня же скажу папе, чтобы срочно убрали этот ковер и все перекрасили.
— Юль, а папа не обижается, что ты им так командуешь?
— Чего ему обижаться? — удивилась Юлька. — Он ведь наш отец.
— Я бы никогда не решилась с ним так разговаривать.
— А тебе и не надо, тебе это совсем не идет, ты у нас девочка смирная и благонравная. Вот так и продолжай, чтобы твоей примерности на нас двоих хватало: «Ах, какие хорошие и воспитанные девочки эти сестры Мишины!». А когда нам что-нибудь от папки понадобится, например побольше карманных денег или еще что-нибудь, я все переговоры возьму на себя. Папа привык, что у меня большие требования.
А Юля-то добрая, несмотря на усердные попытки автора показать её испорченной. Реально испорченная девица за такое морализаторство Аню бы по лбу стукнула:
— Надо отвыкать.
— Кому, папе?
— Нет, тебе. От больших требований и больших денег.
— От денег отвыкать? А это еще зачем? — удивилась Юлька.
— Затем, что детям опасно иметь много денег. Ты можешь распорядиться ими себе во вред. Так наша бабушка говорит.
— А если я привыкла к евростандарту?
— К чему, к чему ты привыкла?
— К европейскому стандарту жизни, а для этого нужны большие деньги!
— Юль, а тебе не хочется жить по христианскому стандарту? Ты же православная девочка!
— Я бы очень хотела быть хорошей христианкой, но так, чтобы при этом ничего не терять! Пусть у меня будут самая модная одежда, самый навороченный компьютер, самые красивые иконы и какой-нибудь знаменитый духовный отец!
— И ты, конечно, всем этим будешь гордиться?
— Конечно!
— А гордиться — грех.
— Гм. Ты уверена?
— Абсолютно.
— Это Церковь так говорит или ты?
— Церковь.
— Странно! А мы в школе сочинение писали на тему «Человек — это звучит гордо», и Жанна тоже говорит, что женщину гордость украшает. — Юлька уселась на черный пол, скрестив ноги и подперев подбородок кулачком. — Вообще, сестричка, я замечаю, что в христианстве все как-то наоборот, не по-людски: много денег иметь — опасно, гордиться — грешно, а других надо любить больше, чем себя. Непонятки!
— Наши христианские законы не от людей, они не от мира сего.
— А откуда же они?
— От Бога.
— А! Ну, Ему, конечно, виднее. Знаешь, я Его иногда понимаю. Вот ты, например, у нас тоже не от мира сего, а мне ты нравишься гораздо больше Киры, Гули и, если уж честно, даже больше меня самой. Вот и получается, что вы с Богом правы! — Она легко вскочила на ноги и огляделась. — Ладно, хватит философствовать, давай о деле думать! Вот тут мы поставим нашу двуспальную кровать, выберем са-а-амую большую, какая только найдется в мебельном магазине! Тут будет твой стол, тут мой, а между ними компьютерный столик. Хочешь отдельный компьютер или пока будем общим пользоваться?
Вон, даже признаёт, что богу виднее. Ане повезло, что её сестрица - это не я 
А она ещё и счастья своего не понимает.
Юля тем временем планирует, что куда поставить в комнате, и Аня протестует против идеи ставить полки в конкретном углу:
— Насчет этого угла я как раз не согласна, Юленька.
— Почему?
— Это Красный угол.
— Да тут все углы красные!
— Не в том смысле красный: красным называется угол, в котором иконы стоят.
— А разве нельзя их держать на полке, как до сих пор было?
— Можно, конечно, если по-другому не получится. Но лучше бы устроить настоящий молитвенный уголок.
Юля интересуется, как его устроить, Аня рассказывает, и Юле становится интересно, где достать иконы, так что они решают вместе съездить в церковную лавку. Благолепие прерывается описанием ремонта и двуспальной кровати:
Была куплена большая двуспальная кровать, составленная из двух отдельных кроватей, которую девочки сразу же проверили — испрыгали оба матраца вдоль, поперек и по диагонали. Кровать испытания выдержала — не развалилась и даже ни разу не скрипнула.
Ни разу не скрипнула - это хорошо, если вы понимаете, о чём я
Сестрички идут к Акопу и просят отвезти их в церковную лавку.
Акоп Спартакович по роду своих обязанностей хорошо знал, что и где в городе можно купить. Он повез сестер в православный магазин напротив Александро-Невской Лавры, и там их встретило великое обилие икон, лампад и церковной утвари. Увидев прислоненный к стене золоченый резной иконостас, Юлька бросилась к нему.
— Что это, Ань?
— Иконостас.
— Обалдеть! Вот то, что нам нужно, — решила Юлька. — Ты представляешь, придут Юрик и Гуля с Кирой в гости, откроют дверь в нашу комнату, а у нас — иконостас!
"А у нас в квартире газ иконостас, а у вас?"
— Нет, Юленька, это иконостас для небольшой церкви или часовни; нам с тобой надо что-нибудь поскромнее. И вообще иконостасы ставят только в церкви, а нам бы подошел небольшой киотик.
— А вот что это там за шкафчик такой с иконами? Это нам не подойдет?
— Это как раз и есть киот для икон. Но он страшно дорогой, Юля!
— Ничего. Папа разрешил купить все, что нам понравится, — вот мы его и купим. И еще вот такой подсвечник — ты только посмотри, Ань!
Понравившийся Юльке бронзовый подсвечник был ростом почти с нее и тоже оказался церковным: пришлось ограничиться лампадкой на кронштейне с цепочкой.
Потом наконец переходят к иконам, Аня выбирает:
— Одну икону Иисуса Христа я бы хотела купить для столовой. Как ты думаешь, Юль, папа позволит ее там повесить? А то перед едой молимся на пустой угол.
Пейринг Юлик/Юля тоже цветёт и пахнет:
Она попросила продавца показать ей иконы Ангела Хранителя и, конечно, выбрала самую большую.
— Не надо ее заворачивать, я ее в руках понесу, — сказала она продавцу. Тот удивился, но вручил икону ей в руки.
Юлька поцеловала икону и прижала ее к груди.
— Я хочу сама внести в дом икону моего Ангела Хранителя, — шепнула она сестре. — Ведь я его так люблю, так люблю!
Растроганный Ангел Юлиус в ответ тихонечко поцеловал ее в макушку.
Аня ещё предлагает Юле купить иконку её святой, но никто не знает, какая именно у Юли святая. Ангелы спасают положение:
— Мученица Юлия Карфагенская, — сказал Юлиус Иоанну и Акопусу. — Только вот как бы Юленьке сообщить об этом?
— Да очень просто, — сказал Акопус и порхнул за прилавок, где рядом с продавцом стоял его Ангел Хранитель. Ангелы пошептались, Хранитель наклонился к продавцу и что-то тихо ему сказал.
Продавец прислушивается к разговору сестёр и по дате крещения определяет святую:
— Святая Юлия Карфагенская была распята на кресте подобно Христу, — сказал продавец. — Жестокий правитель казнил ее за то, что она отказалась служить языческим богам.
— А у вас нет ее биографии? — спросила Юлька.
— Истории жизни святых называются житиями, — поправил ее продавец. — Спроси в соседнем отделе, где у нас книги. Но могу тебе сказать, когда у тебя именины, — двадцать девятого июля. Скоро будешь праздновать день своего Ангела.
— Здорово! А когда твой день Ангела, Ань?
— У меня день Ангела уже прошел, он у меня двенадцатого июня, — сказала Аннушка.
— А тебя как зовут? — спросил продавец.
— Аня.
— В честь святой Анны Кашинской?
— Да, моя святая — благоверная княгиня Анна Кашинская.
— А ты знаешь ее житие?
— Знаю. Она была вдовой князя Михаила Тверского, тоже святого, а после его смерти она ушла в монастырь. В городе Кашине хранятся ее мощи: частицы их там есть в каждой церкви.
— Откуда же ты все это знаешь?
— Мы с бабушкой ездили в паломничество в город Кашин.
— И у тебя, конечно, есть иконка святой Анны Кашинской?
— Есть. На мощах освященная. Мне бабушка подарила.
— Какая чудесная у вас бабушка! А тебя бабушка не возила на поклонение мощам святой Юлии Карфагенской? — с улыбкой спросил продавец Юльку. — Ведь у вас, как я понимаю, одна бабушка на двоих? Впрочем, что я спрашиваю! Мощи святой Юлии находятся в Италии, а ехать туда далеко и дорого.
И сноски, сноски, куча сносок! Читать я их, конечно, не буду. Ну и кто бы мог подумать, что Аня прекрасно знает историю своей святой? 
Юля хмыкает, что сама запросто свозит бабушку к своей святой, Юлик ей выговаривает, и она даже извиняется:
— Простите! — буркнула она продавцу.
Ангел Юлиус покачал головой. Продавец вежливо ответил:
— Бог простит.
— Пойдем, Юля, посмотрим, что тут еще есть, — сказала Аннушка, беря сестру за руку и отводя от прилавка. — Извините нас, пожалуйста! — тихо сказала она продавцу. Тот кивнул и улыбнулся в ответ: Аннушкино «извините» прозвучало совсем иначе, чем Юлькино «простите».
Но Аня, само собой, извиняется лучше, и они идут в книжный отдел.
Продавец в книжном отделе был совсем молоденький и одет был в какой-то, как показалось Юльке, черный халат. Он первым делом спросил, есть ли у девочек детские молитвословы и Евангелие, потом стал расспрашивать, что они любят читать.
— Жития и книги о русской старине, — сказала Аннушка.
— Фэнтези, — буркнула все еще надутая Юлька.
12-летка, которая любит читать жития. Ну да, ну да, охотно верю. Продавец, однако, одобряет:
— Фэнтези? — обрадовался книжный продавец. — Замечательно! Знаешь, я тоже очень люблю христианские фэнтези.
— Разве такие бывают? — удивилась Юлька.
— Конечно, бывают! «Хроники Нарнии» Клайва Льюиса, например, или сказки Джорджа Макдональда. А еще современный русский автор Елена Чудинова, у нас есть ее новая книжка «Ларец». В книге рассказывается, как три девочки, примерно ваши ровесницы, победили ужасного древнего демона.
Православный автор, НЕ наезжающий на Нарнию, ура!
...а вот без наезда на бедного ГП не обошлось:
— А «Гарри Поттер» у вас есть? — спросила Юлька, в сомнении перелистывая «Нарнию». —У меня уже есть четыре книги, а пятой пока нет.
— Книгами о Гарри Поттере не торгуем, — строго сказал продавец.
— Почему?
— Потому что там все неправда.
В Нарнии всё правда.
— Фэнтези то же самое, что волшебная сказка, а мудрые сказки не только забавляют, но и учат различать добро и зло, — ответил продавец. — А неправильная сказка только развлекает и перемешивает добро со злом в одну кучу — вот я про какую неправду толкую. Понятно?
— Не очень, — ответила Юлька. — Лично я очень хотела бы учиться в школе волшебников, как Гарри Поттер.
— Православная девочка хочет учиться в школе ведьм и колдунов? — удивился продавец и покачал головой.
— Да ну вас, ничего вы не понимаете! — обиделась Юлька.
— Я только свое мнение высказал, — пожал плечами продавец. — Может у меня быть свое мнение о Гарри Поттере?
— Не может! — топнула ногой Юлька. — Если вы торгуете книгами для детей, так и должны продавать то, что детям нравится, — а детям нравится Гарри Поттер!
— Ну, далеко не всем детям нравится этот психованный Гарик.
— Всем! Всем нравится! Если только они не последние тупицы отсталые! — вдруг закричала Юлька, покраснев и топая уже двумя ногами поочередно.
— Юленька, что с тобой? — испугалась Аннушка.
— А ничего! Надоели мне все эти поучения!
Довели девчонку, изверги.
И всё же, ну вот что не так в морали ГП, а? Всё прозрачнее и чёрнобелее некуда же. Неужели только из-за того, что ГГ волшебник?
Продавец догоняет Юлю, извиняется и дарит ей книгу про Юлию Карфагенскую. Юля тут же перестаёт злиться и скупает ещё кучу книг этого же автора, а Акоп предлагает совершить паломничество в Александро-Невскую лавру.
Войдя в храм, дядя Акоп положил три земных поклона, истово восклицая при этом:
— Боже, милостив буди мне, грешному!
— Он у тебя всегда так благочестив? — спросил Акопуса Ангел Иоанн.
— Через день, — честно ответил Акопус.
А вот беса Недокопки при нём давно не было, кстати... Так или иначе, Юля с Аней ставят свечи за папу-бабушку-маму, а потом Акоп ведёт их поклониться мощам:
— Теперь мы пойдем поклониться святым мощам князя Александра Невского, русского покровителя нашего города, — торжественно объявил Акоп Спартакович, и они отправились к раке святого князя.
— А что, есть и нерусский покровитель Петербурга? — спросила по дороге Юлька.
— Да, святой апостол Петр — ведь это в честь него назван город.
— Правда? А я думала, в честь Петра Великого!
— В старой России в честь самих себя города не называли, — строго сказал Акоп Спартакович.
Вижу тут камень в огород Ленина с Ленинградом, но, возможно, это я уже даже не до мышей, а до мух докапываюсь.
Юля там совсем оробела, бьёт земные поклоны вместе с Аней и вообще пришибленная великолепием и торжественностью. Акоп же идёт договориться со священником, чтобы тот освятил дом Мишиных, и заодно набирает святой воды. Священник - отец Георгий, и ангел у него Георгиус:
За скромным худеньким священником ступал высокий статный Ангел; он был на целую голову выше других Ангелов Хранителей и намного шире их в плечах.
Вся компания (Акоп, сестрички и священник) едет на машине обратно, освящать дом. Автор не забыла указать, что лучшая защита от дорожных аварий - иконка в машине:
Машина со священником и святой водой еще только въехала на остров, а Крестовские бесы уже переполошились, как стая ворон перед грозой: они слетались со всех сторон, облепили деревья вдоль Петроградской улицы и Морского проспекта; с дикими воплями они кружились над машиной, пикируя на капот и пытаясь залепить крыльями ветровое стекло. Их отгоняли Хранители, летевшие низко над крышей автомобиля; Ангелы защищали своих людей и зорко следили за дорогой, чтобы не дать бесам подстроить какую-нибудь дорожную аварию — на такие пакости бесы большие мастера! Вот, кстати сказать, почему в автомобиле обязательно надо иметь иконку, и хорошо, что у Акопа Спартаковича к приборной лоске были прикреплены пять образочков. Правда, на зеркале у него висел маленький зеленый чертик — но ведь это же Акоп Спартакович!
Ave Maria! Deus Vult!
С молитвой кропя святой водой все вокруг, по дорожке к дому двинулся отец Георгий; за ним шли Акоп Спартакович и девочки, все трое сияющие и мокрые — молодой священник то и дело оборачивался и кропил их «святым душем».
Над ними, распевая молитвы, летели торжествующие Ангелы Хранители, а впереди, сверкая обнаженным мечом, победно выступал грозный Ангел Георгиус.
Бесы-минотавры валят на другую сторону улицы, Жанна баррикадируется у себя в комнате, а Жан её не бросает:
А Жанна вовсе никуда не уезжала: предупрежденная бесами, она забаррикадировалась в своих новых апартаментах и лежала на кровати, накрывшись черным покрывалом и засунув голову под подушку.
Бес Жан, надо отдать ему должное, хозяйку в деле не покинул, хотя при первых же звуках молитвенных песнопений все его бородавки вспухли и стали оранжевого цвета, будто их смазали свежим соком чистотела: черный бес-ящер стал похож на гигантскую саламандру. Он лежал под кроватью Жанны, цепенея от страха и не осмеливаясь даже почесаться.
Вот кто после этого скажет, что Жан - отрицательный персонаж? Да он же, рискуя если и не жизнью, то здоровьем и комфортом, рядом с Жанной остаётся!
— Уж-ж-жас! Ненавиж-ж-жу! Уничтож-ж-ж-у! — слышалось из-под черной подушки.
Жан осторожно высунул голову из-под кровати.
— Да не жужжи ты как оса — услышат! Они уже рядом, в спальне Мишина…
— Ой! — Жанна кувырком слетела с кровати и поползла под нее, шипя:
— Подвинься, ты, земноводное!
— Земноадное, смею заметить, — поправил ее Жан.
— Тс-с-с, саламандра!
— Сама тс-с-с, лахудра!
Они лежали рядом под кроватью, толкаясь, лягаясь, переругиваясь, и от бессильной ярости скребли когтями по паркету.
Михрютка предаётся ностальгии, а чтец бомбит:
Он качался на люстре в гостиной и вспоминал незабвенные былые годы, проведенные в запущенном Исаакиевском соборе, превращенном в музей. В храме тогда не шли службы, не звучали молитвы, а он Михрютка, находясь в должности музейного домового, качался, сколько хотел, на маятнике Фуко. Злонаучный этот маятник демонстрировал суточное вращение Земли и, по заверениям экскурсоводов, будто бы тем самым одновременно доказывал отсутствие Бога. Бес-то знал, что вращением Земли, как и движением всех других светил во Вселенной, сам Бог и заведовал, но пустословие гидов ему очень даже нравилось. Эх, золотое было времечко, хорошо жилось бесам при коммунистах-атеистах! Вот бы снова храмы закрыли, священников разогнали, а людям запретили в Бога верить! И пусть бы даже они при этом и в бесов не верили — наплевать! «Оно даже и лучше, когда в тебя не верят, — размышлял Михрютка, — тут-то самая волюшка и начинается: делай что хочешь — никто тебя не заподозрит».
Ну вот чем, ЧЕМ не угодил несчастный маятник?! И при чём тут отсутствие бога вообще? Я категорически не могу в эту логику! Если предположить, что вращением Земли заведует бог - при этом что, маятник должен перестать работать, или что? Где связь?! 
Михрютка не успел сбежать и залез в камин:
А отец Георгий взял да и брызнул в жерло камина святой водой! Несчастный Михрютка, ломая крылья, теряя когти, с истошным криком нырнул в дымоход, там врезался головой в закрытую заслонку и только после этого вылетел в трубу. А возле дома на него еще и быки-минотавры с рогами наперевес набросились: «Почему-му-у попы со святой водой ходят по всему-му-у на-шему-му-у дому-му-у? За что платим до-мовому-му-у?». И с каждым «му-му» рогами по Михрютке — бум-бум! И так они его отмумукали и отбумбумкали, что он еле живой от них вырвался.
Отстаньте от домового уже, изверги!
Комната Жанны заперта, поэтому освятить её не вышло, но вот ванную Мишина священник не обошёл вниманием.
— А ты что, не слышишь? Элементарных удобств лишают! Теперь в туалет ходить будет страшно, а уж чтоб понежиться в ванне… Выживают проклятые девчонку из собственного дома!
— Дом пока еще не твой, хозяйка!
— Ерунда, почти мой! Ну, я им покажу…
— Не переживай. Поставишь на туалетный стол тазик, кувшин с водой…
— Ну да, как бомжиха!
— Напротив, как маркиза!
— Заткнись, ящер подкроватный!
— Ну, не вечно мне под твоей кроватью лежать, это место скоро занято будет.
— Кем это?
— Не кем, а чем — ночным горшком.
Вот я прям понимаю Жанну, в юные подростковые годы испытывала такую же нетерпимость к религии и всему церковному, за попытку освятить квартиру закатила бы скандал. И поэтому ещё больше бомблю на пресвятое дуо Юлианны. Поинтересоваться мнением домочадцев - не, не слышали? Хотя о чём это я, насильное причинение добра - даже не первая, а нулевая заповедь всех душеспасителей.
Заодно выясняется, что всё это было флэшбеком, о котором Михрютка мог бы рассказать Недокопу, но был слишком травмирован произошедшим (все гладим Михрютку!) Домовой и бесёнок засыпают в лебедином гнезде на Лебяжьем пруду.
Сестрички устраивают у себя красный угол, а потом Аня достаёт портрет мамы и вешает над кроватью.
А поздно вечером, когда обе улеглись в постель, Юлька попросила:
— Давай потушим свет, и ты мне все расскажешь про нашу маму.
— А свет зачем тушить, если ты еще не собираешься спать?
— Чтобы я могла плакать в темноте, пока ты будешь рассказывать.
— А лампадку оставим?
— Лампадку можно оставить: от нее свет тихий, он мне не помешает.
Аннушка рассказывала сестре о маме: какая она была красивая и веселая, как ее любили дети в обычной школе и в школе воскресной; как они с мамой и бабушкой ездили в паломничество на остров Залит, к удивительному старцу отцу Николаю Гурьянову; как ходили в лес за грибами и ягодами и однажды нашли в лесу зайчонка-сироту, вырастили его, а потом выпустили обратно в лес… Юлька слушала и тихонечко, чтобы не мешать рассказу, плакала.
И на этой грустной ноте глава заканчивается. Уф.
Ты как оазис в пустыне пиздеца и безнадеги
⬍
