Глава 6
Утром следующего дня Аня проснулась, почувствовав во сне чей-то взгляд. Она открыла глаза и увидела, что на спинке ее кровати сидит Юлька в голубой шелковой пижамке.
...Аня же спит на раскладушке в чулане с уборочным инвентарём, откуда там спинка кровати взялась? 
– Привет! – сказала Юлька. – Наконец-то соизволила глаза открыть. Я уже, наверно, целый час тут сижу и жду, когда моя сестрица проснется.
– Юля? Доброе утро, Юля. А что ж ты меня не разбудила?
– Еще чего! Я все эти дни устраивала тебе достаточно пакостей, но на такую – будить тебя, когда ты так сладко спишь, я не способна. Я мириться пришла.
– Я с тобой не ссорилась, Юля.
– Ну, обижалась ведь?
– Обижалась, был грех, – вздохнула Аня. – За это прости меня, сестра!
– Ну ты даешь! Это за что же ты-то у меня прощения просишь?
Удваиваю вопрос Юли. Впрочем, дальше мудротерпильство становится всё вкуснее и вкуснее.
– А за то, что обижалась. Я должна была сразу понять, что с тобой происходит.
– А что такое со мной происходит? – насторожилась Юлька.
– Я все понимаю, Юленька. Тебе нелегко так сразу привыкнуть к тому, что наш папа будет любить теперь не тебя одну, а нас обеих.
– Ладно, давай просто замнем. Я-то у тебя прощения просить не собираюсь.
– А я тебя и так сразу простила, как только поняла, в чем дело. Знаешь, я всегда так мечтала иметь сестру, так завидовала девчонкам, у которых есть сестры!…
Юля зовёт Аню к себе в комнату и предлагает перенести туда вещи.
– Твой дом теперь тут! Ну-ка, надевай мои, – и Юлька сбросила с ног домашние туфли в виде двух лохматых белых щенков.
– Ой, какие тапочки-лапочки! – умилилась Аня, разглядывая смешные домашние туфли.
– Нравятся?
– Очень!
– Дарю, сестра!
– Я бы отказалась, но сил нет! – ответила Аня, улыбаясь и надевая на ноги туфельных щенков.
надевая на ноги туфельных щенков
Не могу не отметить эту абсолютно отвратительную фразу.
Аня продолжает быть благолепной картонкой:
– Подожди, куда ты так спешишь? Я должна принять душ, прочитать утренние молитвы, сделать зарядку…
– Душ мы можем вместе принять у меня, зарядка отменяется – мы сегодня в бассейн идем, а молитвы и вовсе не обязательно читать.
– Это верно, – заметил подслушивающий за дверью Михрютка.
– Нет уж, ты прости, Юля, но без утренней молитвы день начинать нельзя – все кувырком пойдет.
Заодно наконец добрались до фемслэша 
Впереди ещё веселье в душе! А пока Аня показывает Юле одежду, которую она привезла с собой. Как ни странно, там есть бездуховные джинсы!
– Так, с псковскими модами все ясно. Это не Париж! Совсем не Париж, а наоборот.
– Наоборот от Парижа это что – Дальний Восток?
– Вроде того. А в чемодане что – обувь?
– Обувь – под кроватью. Кроссовки. А в чемодане у меня книги, которые надо прочитать за лето.
– Отличница! – Юлька грозно и обличающе наставила на сестру палец.
– Так уж получилось… А у тебя что в школе?
– Сплошные трояки. Но учти, что школа особая, элитная – лицей! Не чета псковским ликбезам! А вообще-то я мечтаю учиться в Англии. Жанна обещает меня за этот год подготовить к поступлению в закрытую школу для девочек, «Келпи» называется. Это такая привилегированная школа, что о ней даже мало кто знает.
– А я мечтаю поскорей вернуться в Псков.
Ну и, разумеется, как же насквозь положительная Аня может не быть отличницей? Интересно, как у неё отношения с теорией эволюции, которую на биологии, по идее, уже должны пройти. 
К Юле заглядывает Прыгун и в ужасе сматывается:
На него пахнуло жарким светом: комната была за эти дни уже намолена Аней; на столе, прислоненные к стопке книг, стояли иконы, на подоконнике раскрытого окна сидел Ангел Иоанн, а за окном порхал Юлиус. Оба Ангела сияли, ведь их девочки впервые мирно беседовали друг с другом! Всего этого Прыгун выдержать не мог: он зажмурился, отшатнулся и плотно прикрыл за собой дверь. «Я лучше тут, в коридорчике погуляю», – сказал он себе.
Надо полагать, неискренность намерений Юли от ангелов успешно ускользает, раз они сияют от радости. Юля, однако, недоумевает: неужели Аня не собирается остаться навсегда. Оказывается, Аня собирается вернуться к бабушке, ибо
Она болеет, ей помощница нужна. Я уже папе сказала, что к осени обязательно должна в Псков вернуться.
Казалось бы, Юле можно заранее праздновать победу, ведь теперь и игра в киднеппинг не нужна. Но ей обидно:
Юлька расстроилась. Это что же получается, надо отменять затею с киднеппингом? Но, во-первых, Юлька не любила менять свои планы, а во-вторых, ей не понравилось, что только что обретенная и горячо ненавидимая сестра вдруг возьмет и укатит по своей воле обратно к себе в Псков! А замечательная игра в киднеппинг, в которую Юлька уже втянула всех своих друзей, что же, из-за нее пойдет прахом? Это даже как-то и несправедливо получалось. Нет, решила Юлька, негодуя на сестру, киднеппинг все равно должен состояться!
Горячо ненавидимая - это уже точно фемслэш Лавхейт и всё такое. А пока Юля завидует Ане из-за того, что у неё есть бабушка:
– Слушай, Ань, а это что же получается: у тебя есть бабушка, а у меня нет?
– Почему у тебя нет? Бабушка Настя и твоя бабушка тоже.
– Она строгая?
– Строгая.
– Верующая?
– Очень верующая.
– Ну, мне такой не надо.
Аня хотела сказать, что никто бабушку Настю ей пока и не предлагает, но спохватилась и промолчала.
А со стороны отца что же? Мишин сирота, получается?
– Погоди, мне еще надо халат достать, зубную щетку, полотенце. Они у меня тут, под матрацем.
– Под матрацем?
– А где мне их еще держать?
– Уборщица придет комнату убирать, увидит – стыда не оберешься. Сиротка-беспризорница, вещички под матрацем! Ты что, не могла стул принести и хотя бы на стул свое барахлишко сложить?
Да, как бы, Юлька сама создала такие условия для Ани. Или это просто очередное подчёркивание её испорченности? Если да, то это начинает задалбывать.
Так или иначе, халат Юлька предлагает позаимствовать в своей ванной:
– Там нет чужих халатов, это же моя ванная. А с этого дня будет наша! Туда даже войти можно только через мою комнату. Здоровско, правда?
– Не знаю. Мне трудно сказать, у нас ведь не было ванны.
– Ка-ак? А где же вы мылись?
– Летом дома, в сараюшке. А когда холодно, в городскую баню ходили.
И это - в черте города, а не в глухой деревне Дешовки? Не завидую я Ане. 
Теперь понятно, почему она в двенадцать ведёт себя как старуха:
– Это вроде сауны, да? Удобно устроились: и мытье, и удовольствие!
– Да ты что, Юль? Неужели ты и вправду не знаешь, что такое городская общая баня? Покупаешь билет за десять рублей, стоишь в очереди, а потом идешь и моешься с другими женщинами и девочками, вот и все удовольствие.
– Разве это не весело?
– Да уж, весело. Особенно когда очередь на час. Ребенок ты, Юля.
Сёстры обсуждают, кто из них старше - в смысле, кто родился первым. Аня предлагает спросить у бабушки, когда ей поставят телефон. Ангелы тоже заинтересовались:
– А ты знаешь, кто из них родился раньше? – спросил Ангела Иоанна Юлиус, в радости вьющийся перед распахнутым окном комнаты, как пчела перед цветком.
– Нет, брат, не знаю. Мы ведь слетели к ним только при крещении.
Ангел-пчела, вьётся такой и крылышками жужжит а в жопке жало, огненное
Аня и Юля входят в комнату последней, за ними идёт ангел Ваня, но Прыгун успевает первым:
– Куда спешим? – поинтересовался он у Ангела, угрожающе наклоняя рога, похожие на усы гигантского кузнечика.
– Иду за моей подопечной отроковицей Анной. Я ее Ангел Хранитель.
– Очень приятно, гм. Но и я, видишь ли, тут тоже не просто так околачиваюсь, а приглядываю за своей подопечной – отроковицей, как ты выражаешься, Юлией. Нахожусь здесь с самого ее детства, приставлен к должности низшим начальством, то есть пребываю на законных основаниях. А потому я не позволяю тебе войти в ее жилище.
– Так ведь и я не самозванец, а законный Хранитель, приставленный к рабе Божьей Анне с момента ее крещения. Между прочим, темный, у Юлии тоже имеется законный Ангел Хранитель Юлиус.
– Ну, это еще доказать надо!
– Многих детей крестят, – нагло философствовал Прыгун, – да не всех в вере воспитывают. Юлька в вашего Хозяина не верит, и потому мы давно твоего Юлиуса на крышу к воробьям загнали. Дай срок, и тебя туда отправим. Между прочим, я что-то не слыхал, чтобы Юлькина сестра тебя вызывала, а я на слух пока не жалуюсь. Так что в Юлькину комнату без особого приглашения ты не войдешь.
Ангел вспыхнул гневным светом – Прыгун отпрыгнул в сторону.
– Но-но, – прогнусавил он, – ты не очень-то иллюминируй, не у себя дома! Ишь, рассиялся… Закон на моей стороне: не звали тебя – ну и не лезь! Можешь тут постоять, в коридорчике.
Ангелу Иоанну пришлось подчиниться.
Из этого эпизода мы видим следующее:
ангелы совершенно бессильны против бесов (пока их не зовут, конечно);
закон не на их стороне;
бесы хоть и хамоваты, но умеют аргументировать свою позицию, а ангелы только и могут, что силушку небесную демонстрировать
Вывод: ангелы - это такие благообразные гопники, которые могут установить какой бы то ни было авторитет только там, где царит беззаконие - ну или если их пригласят.
Комната у Юльки в творческом беспорядке:
Комната у Юльки и в самом деле была обставлена по высшему мебельному классу: кровать с розовым шелковым балдахином, огромный платяной шкаф-купе, совсем взрослый мраморный туалетный столик с огромным вращающимся зеркалом, уставленный баночками-тюбиками-коробочками, металлический письменный стол цвета «титан» и рядом такой же компьютерный столик, телевизор с приставкой для DVD. Одну стену сплошь занимали стеклянные полки, укрепленные на серых металлических трубках: там были книги, игрушки, DVD-диски, «сидишки» и множество всяких безделушек. Но в каком все это было ужасающем беспорядке! На дне сухого аквариума лежал плюшевый тигренок в обнимку с бело-розовой кроссовкой, в углу стояла тарелка с недоеденным бутербродом…
Я не очень могу в эту логику Ани:
– У тебя, Юля, кто – котенок или щенок?
– Были рыбки и хомяк, но рыбки сдохли, а хомяк убежал. Теперь я собираюсь завести собаку. А почему ты спросила?
– Ну, у тебя тут такой беспорядок…
Ну или это такой намёк, что у Ани-то, конечно, всегда порядок? Так или иначе, Юля обиделась:
Юлька подбоченилась и сузила глаза в две злые амбразуры.
– И это все, что ты заметила? – спросила она таким тоном, будто сейчас накинется на Аню и начнет выцарапывать ей глаза. Но тут же она взяла себя в руки и продолжала уже спокойным голосом: – Мне просто некогда и неохота убираться на каникулах. Да еще Екатерина Ивановна отпуск взяла. Есть, конечно, Таня, которая ее временно замещает, но я ей не очень доверяю и не разрешаю заходить в мою комнату. Еще украдет что-нибудь…
"Две злые амбразуры" - поэтично. Но на это оскорбляется уже Аня:
– Как ты можешь так, Юля? – тихо спросила Аня. Теперь гневалась она.
– Ты про что? – опешила Юлька.
– Как ты можешь подозревать человека в воровстве, если он ничего у тебя не украл?
– А, сейчас все воруют!
– И ты тоже?
– Я?! Зачем мне воровать – у меня все есть.
– По-твоему, воруют только те, у кого чего-то нет?
– Конечно!
– Ах, вон оно что… – Аня побледнела. – Значит, ты считаешь, что только бедные способны воровать?
– Конечно. А ты что, не согласна?
– Нет.
– Ну, тогда согласись хотя бы на то, что каждый имеет право на свое мнение. Это, видишь ли, называется плю-ра-лизм! – Этому словечку Юльку обучила Жанна. – Я тебе высказала свое мнение, а ты должна принять его к сведению и не спорить. Но можешь тоже в ответ высказать свое мнение, а я тоже приму его к сведению, вот и все. Так поступают все цивилизованные люди.
– Хорошо, я приняла к сведению твои слова, – сказала Аня. – Так вот, Юля, в сравнении с тобой я, конечно, отношусь к бедным. Поэтому мне лучше прямо сейчас уйти из твоей комнаты, пока ты меня не заподозрила в воровстве.
Аня развернулась и пошла к двери. По дороге она остановилась и сбросила с ног милые тапочки со щенячьими мордочками.
А тут прямо две крайности, одинаково далёкие от правды: доверчивость и "нельзя подозревать в людях плохое" Ани против "воровать могут только бедные" Юли.
Юля просит прощения (разумеется, неискренне). Аня снова ведёт себя как старуха:
Аня поглубже вдохнула, прочитала на одном дыхании короткую молитву Ангелу Хранителю, выдохнула и почувствовала, что ее гнев уже прошел.
– Ладно, Юля. Давай сегодня просто не будем на эту тему говорить, ведь это наш первый общий день. Но как-нибудь потом мы с тобой это обязательно обсудим.
«Как же, жди! Тоже мне нашлась воспитательница!» – ехидно подумала Юлька, но вслух ничего не сказала. Ей было до тошноты неприятно, что она почти что попросила прощения у сестры.
Аня смотрит Юлькину старую коллекцию заколок и резинок для волос, которые ей стали не нужны после стрижки, Юля предлагает что-нибудь подарить. Потом Аня находит в углу комнаты костыль - оказывается, Юля в прошлом году ломала ногу, и с тех пор этот костыль и остался. А вот и источник вдохновения для Юлианны:
– Надо же, какой он легкий и красивый, – сказала Аня, вертя в руке костылик, – никогда не видела таких нарядных костылей.
– Дарю!
– Да зачем он мне? – засмеялась Аня.
– Мало ли, вдруг пригодится? Бери!
– Спасибо, щедрая ты душа! Я должна принять в подарок от любимой сестры розовый костыль и радоваться, как Полианна?
– Это кто такая? Подружка псковская?
– Полианна – это девочка из книжки: она получила в подарок на Рождество костыли и радовалась, что они ей не нужны.
– Ну, так можно с утра до ночи радоваться! – фыркнула Юлька.
– Именно так Полианна и делала, – сказала Аня.
– Глупая какая-то девчонка.
– Вовсе нет! Она была очень мудрая. Она сама играла в такую игру – всегда находить повод для радости – и всех вокруг этой игре научила.
– Расскажешь мне про эту забавную… как ее зовут?
– Полианна. Ей дали имя в честь двух ее тетушек, которых звали Полли и Анна. Мы с бабушкой очень любим эту повесть, мы ее несколько раз вслух перечитывали. Конечно, я могу тебе ее пересказать, но проще попросить дядю Акопа купить тебе эту книжку. Мне кажется, у каждой девочки в ее библиотеке должна быть «Полианна».
Но ведь "Поллианна"! Хотя ладно, тут наверняка налажал редактор или тот, кто выкладывал книгу на сайт.
Иии наконец они идут вместе в душ:
Стоя в коридоре, Хранитель Иоанн прислушался: из Юлькиной ванной комнаты доносился такой шум, как будто там стояло дерево, полное воробьев. Ангел встревожился и насторожился.
Нет, он, как ни странно, не подглядывает, но пытается на слух понять, что происходит в ванной. Прыгун тоже не подглядывает, зато делает лицо
Прыгун в комнату, а тем более в ванную тоже не лез, но стоял с другой стороны двери и усмехался с таким видом, будто ему очень хорошо известно, что в ванной комнате происходит что-то неладное! Но Прыгун врал. Не словами, потому что он делал это молча, а всем своим притворно понимающим видом.
Что на самом деле происходит в ванной:
А в ванной происходило вот что. Юлька ухватила гибкий душевой шланг и преследовала сестру с фонтаном в руке. Та сначала визжала и спасалась бегством, а потом запрыгнула в ванну, раскрутила кран и прижала пальцами струю воды: фонтан у нее получился даже больше и сильнее Юлькиного. По стенам, по полу, по окну и даже по потолку хлестал настоящий ливень, а от бивших в окно солнечных лучей по всей ванной весело вспыхивали и тут же безмятежно угасали миллионы крохотных радуг.
Надеюсь, они не затопят первый этаж. Но Жанну воплями таки разбудили:
– Жан!!! – завизжала она, зажимая уши.
– Я здесь, хозяйка. – Жан выставил из-под кровати свою безобразную пасть и зевнул. – Что случилось?
– Это я тебя спрашиваю, что случилось? Что там за детские крики на лужайке?
Жан прислушался.
– Это не на лужайке, это наша Юлька гоняет сестру по ванной комнате.
– А, ну пусть гоняет… А то мне показалось, будто они веселятся.
Юля дарит Ане банный халат на выбор, Аня одевается и ищет тряпку:
– Ты чего ищешь, Ань?
– Тряпку. Надо же тут все вытереть.
– Да ну его! Таня придет, я позову ее, и она все уберет.
Юлька сказала это, чтобы сделать приятное сестре: вот она позовет Таню, чтобы она за ними убрала ванную, – покажет, что она ей доверяет и тем самым угодит Ане. Но Аня молча подобрала с пола свою майку и начала ею собирать воду и потом выкручивать над унитазом.
– Да брось ты это!
Аня невозмутимо продолжала вытирать пол. Юлька пожала плечами, схватила полотенце и стала помогать сестре.
Аня уже командует:
– Ах, какие у нас воспитанные и хорошие сестры Мишины! Какие они у нас добродетельные и трудолюбивые! – приговаривала она, гоняя воду полотенцем по всей ванной.
– Выжимай полотенце почаще, трудолюбивая! Погоди, я тебя еще заставлю комнату как следует убрать, если ты хочешь, чтобы я действительно к тебе на все лето переселилась.
Уборку Юля откладывает на послезавтра, Аня же просит место для Самого Главного - то бишь икон. Иконы любовно перечислены:
Аня вынула из чемодана четыре иконы: мамино наследство – икону Божьей Матери «Всецарица», икону Спасителя – подарок бабушки, небольшую иконку преподобной Анны Кашинской и совсем маленькую, но очень ею любимую иконку Ангела Хранителя.
Она собирается молиться, Юля молиться не хочет и вместо этого слушает музыку в наушниках. Пресветлый гопник наконец получает законный доступ в комнату:
Ангел Иоанн у дверей Юлькиной комнаты внимательно слушал и ждал. Рядом ежился и корчил рожи бес Прыгун, которому молитвы Анины ужасно не нравились. Вот Аня дошла до молитвы Ангелу Хранителю, и как только она начала ее читать, Ангел Иоанн решительно двинулся к двери. Прыгун рванулся было к нему, но Ангел грозно сказал:
– А вот теперь прочь с дороги, темный! Будто не слышишь? Меня зовут!
Бес взвыл и понесся вскачь по коридору – искать Жана или хотя бы Михрютку, чтобы пожаловаться на Аню с ее Ангелом.
Ваня подсказывает Ане открыть окно, на подоконнике устраивается Юлик. Тем временем Юля дарит Ане платье, и точно такое же есть у неё самой:
– Одно мне Жанна купила на той неделе, а вчера я сама сгоняла в тот же бутик и купила точно такое же для тебя. Ну-ка, примерь!
Аня в восторге, Юля внезапно осознаёт, что зря покрасилась:
– Класс! Тебе голубой идет даже больше, чем мне. И волосы так хорошо лежат, – сказала Юлька, тоже надевая платье. – Ты не заплетай косу – так лучше. Дура я, что волосы перекрасила: вот теперь я вижу, что светлые мне больше идут.
О вкусах не спорят, но разве дополнительные цвета (рыжий и голубой) не смотрятся ярче и интереснее?
– Я сейчас макияж наведу, и тогда тебе со мной никак не сравниться!
– Конечно. Я же краситься не стану.
– А почему?
– А потому.
– Разве верующим нельзя краситься?
– Почему нельзя? Можно. Только сами верующие обычно считают, что делать этого не стоит.
– А почему не стоит, можешь объяснить?
– Могу, но сейчас не хочу.
– А чего ты сейчас хочешь?
– Завтракать, вот чего.
Верующие не красятся? Да ладно? 
Тем временем сёстры идут завтракать, и Аня невероятно снисходительно приосанивается над Юлей:
– Ты или перестань за мной ухаживать за столом, или прекрати озорничать.
– Как это – озорничать? Я не озорничаю за столом, меня в лицее хорошим манерам обучают, а дома еще и Жанна воспитывает.
– А кто в мою чашку перед завтраком каждый день соль насыпает?
– Так ты замечала? А я думала, что ты такая неразборчивая – заглушаешь соль сахаром и пьешь. А что, очень противно?
– Ты вот в свою чашку насыпь соли и попробуй, тогда и узнаешь!
– А зачем же ты пила?
– Я не хотела поднимать шум за столом, чтобы не огорчать папу. Он бы подумал, что ты меня совсем не любишь.
Юлька едва удержалась, чтобы не сказать, что так оно и есть.
– Он ведь не знает, что ты, глупенькая, просто хотела обратить на себя мое внимание, – продолжала Аня.
После завтрака они отправляются гулять по Крестовскому острову.
Ане очень понравился обширный парк с неожиданными выходами к воде, стадион ошеломил ее своей огромностью, но особого восторга не вызвал. Она удивленно разглядывала виллы «новых русских», знаменитостей и политических деятелей
Но о чём она спрашивает первым делом? Бинго!
– Юля, а на вашем острове есть церковь?
Юля отвечает, что церкви нет, но была часовня, и предлагает Аню туда сводить. И втихомолку ликует от того, что сестричка шагает прямо в ловушку. Ангелы ни о чём не догадываются:
– А была церковь? – спросил Юлиуса паривший рядом Иоанн.
– Конечно, была! Остров этот некогда царь Петр подарил любимой своей сестре Наталье Алексеевне, царевна и построила церковь. А еще до того островитянами был обретен в земле древний крест, оставленный первыми просветителями северных русских земель. Имена же их весть един Господь.
Видимо, кроме церквей, Ане обсуждать нечего, ну или это её любимая тема:
– А на острове собираются строить церковь? – спросила Аня.
– А зачем она нужна? Если кому-то надо, он может съездить в центр, там полно церквей.
– Странно. Неужели все эти богатые люди, которые живут здесь, такие бесстрашные?
– Вовсе они не бесстрашные. Ты посмотри – заборы, закрытые ворота, охранники, решетки на окнах.
– А церкви нет…
– А зачем им еще и церковь?
– Чтобы от зла охраняла. Бесы боятся колокольного звона.
Юля в это не верит, ибо Жанна говорила, что тёмные духи не боятся ничего. Михрютка жалуется на тяжёлую жизнь:
– Жанна врет, а вот девчонка правду говорит, – сказал Михрютка Прыгуну. – Знаешь, Прыгун, почему я такой мелкий? От колокольного звона! Я ведь при соборе жил. До революции это тяжелое было место, зато платили хорошо. Потом те, которые без Хозяина жить решили, устроили в храме музей: хорошо-то как стало! Вместо кадила – маятник Фуко, я на нем качаться любил… Колокольный звон запретили, и все бесы такие упитанные стали. А сколько церквей взорвали, разобрали, под склады пустили! У-у, какая власть у нас тогда была! Да, было времечко, эх, не ценили мы его! Теперь не то… Вот и на этом острове того и гляди что-нибудь этакое, с крестом, построят.
На прогулке сестрички встречают Юлиных друзей, которые в шифрованной форме
– У нас деловая прогулка: мы тут одной нашей хорошей знакомой кое-что относили.
сообщают, что в сарае всё готово для "похищения". А значит, остаётся только письмо.
Тем временем спотлайт переходит к бомжику Бульдозеру. У него проблема: нет никакой приличной одежды, в которой можно было бы зайти в кафе и не вызвать подозрений. Достать тоже негде: денег нет, друзья давно не соглашаются одолжить больше, чем на бутылку водки. И идёт бомж прямиком к местному мафиози.
В одном из крестовских гребных клубов служил ночным сторожем скромный старичок Вадим Кириллович Буденвайзер. Его степенный и достойный вид, холеные пышные усы, золотые очки и опрятный старомодный костюмчик удивления ни у администрации, ни у членов клуба не вызывали: многие интеллигентные пенсионеры в нынешнее время стремятся найти приработок к пенсии и соглашаются на любую работу. Если бы Бульдозер не сблизился в свое время на зоне с бывалыми уголовниками, ему бы и в голову не пришло, что благообразный старичок-сторож не денежки к пенсии прирабатывает в гребном клубе, а держит там явку для воров в законе. Старичок-паучок Буденвайзер сидел в этом неприметном уголке, а к нему сходились паутинки криминальной сети всего Санкт-Петербурга, и когда по сигналу паханов – главарей преступного мира – он дергал у себя в уголке кончик какой-нибудь паутинки, на другом конце города порой гремели взрывы и грохотали автоматные очереди. Недаром были так похожи на паучьи лапки сухонькие узловатые ручки Буденвайзера, украшенные старинным серебряным перстнем с крохотной сердоликовой геммой – отличительным знаком его роли в преступном мире. Кстати сказать, гемма эта была некогда похищена из витринной пирамидки Эрмитажа, и цена ее в долларах определялась семизначным числом. Бульдозер слышал на зоне, что через лапки Буденвайзера проходили многие и многие воровские миллионы. А кличка у него была, конечно, Буденный – в соответствии с усами и фамилией.
Ну, падение на колени - это уже классика
– Товарищ Буденный, – воскликнул он, падая перед ночным сторожем на колени, – будь отцом родным! Выручи мелкого воришку, с тобой в одном КПЗ сидеть недостойного!
– А я, голубчик, в КПЗ отродясь не сидел и сидеть не буду, – ответил ему, усмехнувшись в буденновские усы, Буденвайзер. Бульдозера он, конечно, знал, а кто на острове его не знал? Знал не только в лицо и по кличке: ему было известно даже настоящее имя бомжа, а вот это уж мало кто знал, это уже и сам Бульдозер призабыл. – И что это ты со мной, Миша, так церемонно: «Товарищ Буденный!». Ну, подумай сам, Мишенька, какой же я тебе товарищ? Гусь свинье, как известно, совсем не товарищ. Так что ты зови меня попросту – Вадим Кириллович. И на «вы», пожалуйста, если тебя не затруднит.
Бульдозер выкладывает Буденвайзеру (автор специально такие похожие имена и клички выдумывает?) всё, что знает о планируемом похищении с выкупом. Буденвайзер закономерно ржёт над планом и расценками - не без благоговейного ужаса Бульдозера:
– По десять тысяч зелененьких за сестру, говоришь? На круг выходит всего двадцать тысяч. Ну, это несерьезно!
– Баксов, Вадим Кириллович, баксов – не рублей!
– Я слышу, слышу, что баксов. Все равно несерьезно. Дети, они и есть дети.
«Ну, блин, двадцать тысяч баксов для него несерьезно!» – благоговейно ужаснулся Бульдозер.
Мафиози пьёт с бомжом чай и для вида расспрашивает его за жизнь, а потом переключается на обсуждение плана, отмечая всех крупных рыб: Мишин, Гуляровский, Сажин (отец Юрика).
– Теперь, Миша, начинаем думать и вспоминать. Некая девочка по имени Юлька хочет избавиться от приехавшей в гости сестры. Вспомни, как зовут сестру?
– Дак… как тут вспомнишь? А на… О, вспомнил! Аней сестру зовут.
– Откуда приехала сестра?
– А это… Из Пскова. Это уж я сразу запомнил: у меня кореш в Пскове живет. Я еще подумал тогда, что съездить бы надо кореша навестить, когда деньги будут… А вот они, денежки-то, и пришли! – И Бульдозер в восторге хлопнул грязной ладонью по застеленному свежей газеткой столу.
– Тише, Миша, тише, – поморщился Буденвайзер. – Ты, дружок, не шуми, я этого не люблю. Теперь картина проясняется: это Митя Мишин неделю назад в город Псков за дочерью прямо со дня рождения старика Гуляровского укатил. Так, один клиент есть. Ах, детки, детки! Двадцать тысяч долларов! Даже такой простак, как Мишин, и тот не клюнет. Ну, тут мы, пожалуй, внесем корректировочку… Теперь скажи мне, Мишенька, что еще за дети там были? Ты их видел?
– А то! Когда они уходили, я спецом на них глянул. Парнишку я знаю, это Виктора Сажина сынок, Юркой зовут. А девчонки… Одна рыжая…
– Это Юлия Мишина, так сказать, организатор. Хи-хи! А две другие девочки?
– Ну, девчонки и девчонки… Обыкновенные!
– Обыкновенных девочек не бывает, но это тебе, Миша, понимать не дано. Как они выглядели?
– Одна очень толстая, а другая совсем худая, как дистрофик.
– Толстая и тонкая? Обе блондинки?
– Вроде так…
– Понятно. Имена помнишь?
– Кира и вроде Галя…
– А не Гуля?
– Точно, Гуля!
– Все теперь ясно. Одна из них единственная внучка миллионера Гуляровского, а вторая – Кира Лопухина, красавица и дочь красавицы. У Лопухиных кроме красоты ничего за душой нет, и хотя красота – это в своем роде тоже капитал, взять с них нечего. А вот о Сажине и Гуляровском разговор особый… Молодец, Миша, даже не ожидал я от тебя таких ярких проявлений интеллекта.
Бомжик польщён и выкладывает всё, что услышал про деньги. И, конечно, Буденвайзер его прокидывает через колено (ну хоть этот персонаж не разочаровывает, он живой, логичный и продуманный):
– А деньги Мишин должен принести в кафе при яхт-клубе и положить на дно старинных часов.
– И кто же по их плану придет за деньгами?
– Все трое – парнишка и две девчонки. А мне их опередить надо и деньги самому забрать. Ну вот я, Вадим Кириллович, и пришел к вам просить денег в долг, чтобы завтра костюмчик себе справить. Ведь в этом виде меня в кафе не пустят, как вы считаете?
– Определенно не пустят, и правильно сделают. Тебе вообще нечего делать в этом кафе. Но деньги на костюмчик я тебе, Мишенька, дам. На костюмчик и там еще на что-нибудь по твоему вкусу – выпить, закусить, с друзьями погулять. Вот, держи. Ровно двадцать тысяч. Рублями. Так тебе, Миша, проще и спокойней.
Вадим Кириллович достал из портмоне и отсчитал Бульдозеру пачечку крупных купюр.
– Спасибо вам, това… Вадим Кириллович, большое спасибо! Я как выкуп получу, так сразу валюту обменяю и верну вам должок.
– Не надо ничего возвращать, Мишенька. Это твоя законная доля.
– Ох, какой же вы человек, Вадим Кириллович! Век не забуду!
– А вот тут ты, Мишенька, ошибся. Забудешь. Забудешь и меня, и всю эту историю с девочками Дмитрия Мишина, и дорогу к сарайчику, и часики антикварные в кафе яхт-клуба – все надо забыть!
– Как это?
– А так – начисто. Не твоего это ума дело – киднеппинг. Другие люди этим займутся, поумней тебя. А теперь иди, Миша, иди. Пойди выпей водочки. И выпей как следует, чтобы завтра ни о чем уже и не вспоминать. А если вдруг ты нечаянно что-нибудь вспомнишь или с похмелья к яхт-клубу заявишься, то…
И тут приятный старичок совсем не интеллигентным движением вдруг выхватил откуда-то маленькую, всего-то в ладонь длиной, но очень остро заточенную финку и молниеносно выбросил ее прямо к горлу опешившего Бульдозера. Почувствовав легкий укол, не сильней комариного, Бульдозер в ужасе завизжал и отскочил назад.
Припугнув таким образом бомжа, Буденвайзер отправляет его восвояси, и тот послушно исчезает
как с глаз Буденвайзера, так и из нашей повести.
И на этом глава всё.
Учитывая, что для поляков Суворов таки не герой, а очень даже наоборот (подавление восстания Костюшко), у анона-белоруса сейчас здорово подгорело... Вот не лез бы ты, автор, куда не знаешь!
А вот мафиозный босс зашёл.
)
Офигительно!
