Отец Лотар куда-то уходит, Эжен-Оливье вызывается его проводить.
– Я не очень люблю делиться такой неприятной дорогой, – произнес он наконец. – Сегодня я ночую не у себя в бомбоубежище, а в метрополитене.
Ну это ребенку понятно, что нельзя долго ночевать в одном и том же месте.
А полиция бомжей, ночующих в метро, не гоняет?
Лотар направляется к станции Пляс де Клиши. Эжен возражает, что идти туда уже поздно.
– Пешком, конечно, – теперь священник взглянул на спутника внимательнее, улыбка наконец скользнула по его губам. Эжен-Оливье ни за что не признался бы себе в том, что очень ждал этой сдержанно-одобрительной улыбки.
В прошлой главе задел под фемслэш был, тут слэша внезапно положили. Балует нас Елена Петровна, ничего не жалеет.
– Но я воспользуюсь транспортом.
– Транспортом в заброшенном метро? Каретой с шестеркой белых лошадей или сразу драконами?
– Как же вы, атеисты, все-таки романтичны, – вернул шпильку священник.
На фоне душноты местных христиан – ещё бы.
Вот что, юный Левек. Ты вправду составь мне компанию, но только в случае, если и сам можешь в том месте переночевать. Тогда я не стану искать никого другого. Мне понадобится на месте некоторая помощь.
– К Вашим услугам.
А святой отец не промах. Так кадрить симпатичных парней – это уметь надо.
Всё, аноны, милота заканчивается, начинается расизм:
Пройдя не больше квартала по улице, они спустились на станцию Бастиль, смешавшись с пестрой толпой рабочих из гетто, безработных, среди которых преобладали негры большие любители сидеть на социальном пособии, рабочих-турков, самых трудолюбивых обитателей шариатской зоны.
Там, где не рулят белые няшки, разумеется, всё будет плохо:
Нищие, устроившиеся целыми ордами в переходах и под ржавыми остовами рекламных щитов, мгновенно превращались в грабителей. Грязные ребятишки, клянчившие милостыню, которой, конечно, никто не подавал, шмыгали в толпе, выискивая подходящую жертву. Срезать, походя сумку, было для них сущим пустяком.
И при таких исходных данных Лотар считает метро хорошим местом для ночёвки? Он не думает, что кто-нибудь из этих тёмных личностей тоже решит перекантоваться там? Или что туда нагрянет полиция, которой срочно нужно сделать красивую картинку для отчёта?
Эжен-Оливье тоже мыслит в эту сторону:
– У Вас ведь, небось, даже револьвера нет.
– А зачем он мне нужен?
– Ах, ну да, Вам же убивать нельзя! Но все же, ведь говорят, тут скрываются уголовники, воры, наркоторговцы, еще незнамо кто.
– А ты сам их видел?
– Честно говоря, не приходилось.
А ты бога видел, Лотар? Но ведь веришь в него.
– Наркоторговцы, сутенеры, воры и убийцы благополучно бездельничают наверху, в шариатской зоне. Процент тех, кого ловит полиция, так ничтожен, что преступникам не из чего забираться в такие неудобные места. Полиция ловит ровно столько преступников, чтобы устраивать показательные казни, ну, вроде отрубания рук ворам. А остальных полиция просто контролирует. Это всех вполне устраивает.
И зажиточных мусульман, типа турка с мастерской, которые, по идее, должны регулярно от тех же воров страдать? Не верю. Кроме того, куда делась вся европейская преступность вроде итальянской мафии? Лапищи мусульман настолько мощны, что скрутили намертво эту гидру? А что же тогда они своих засранцев так же не прижмут? Или мусульманские преступники портят жизнь исключительно европейцам? Так европейцы в этом сеттинге по большей части нищие у параши сидят, какой интерес их, например, грабить? Что-то тут опять не клеится, господа.
Лотар и Эжен сворачивают на какую-то заброшенную ветку метро.
– Я хотел, кстати, спросить, Ваше Преподобие, в чем фигня насчет того, что мусульмане утверждают, будто они лучше христиан, коль скоро «общаются с Богом напрямую»? Если, конечно, сбросить со счетов, что все это фигня от начала и до конца.
– Очень здраво, Эжен-Оливье. Для тебя, материалиста, ерунда все, во что мусульмане верят.
То, во что веришь ты, для него тоже херобора. Впрочем, такому сладкому мальчику, наверное, можно отпустить некоторые грехи.
Но если ты уже начал понимать, что стоит разобраться, как обстоит дело с их стороны и со стороны тех, кто верит иначе, чем они, то ты взрослеешь. Человек, замуровавший себя в стенах собственного мировоззрения, ограничивает маневренность своей мысли.
Лотар не пробовал это чудную идею приложить к себе? Или брёвна в глазах весь обзор перекрыли?
Эта их «беседа с Аллахом напрямую в отличие от христиан» – всего лишь лишенная смысла трескучая фраза, но сколько народу велось на этот треск на рубеже веков! Итак, разберемся с начала. Обращаться к Богу напрямую превосходно может любой христианин, более того, он это и обязан делать. Обращение христианина к Богу называется молитвой. Бог слышит эти молитвы. В таком случае, быть может, мусульмане подразумевают диалог? Человек обращается к Богу и получает ответ. Но подумаем здраво, всякий ли человек способен адекватно воспринять нечто, обращенное к нему от непостижимого, сокрушительно непостижимого для нашего слабого разума начала? Ведь можно и рехнуться. Пойми, не Господь не хочет отвечать простым смертным, но простые смертные не способны вместить Истины.
А зачем Господь тогда послал нам Библию, если мы не в состоянии понять, о чём он там говорит?
Случаются и смертные не простые, имеющие, скажем так, чтоб тебе было понятно, некоторую тренировку. Они ведут непрестанную борьбу со своей грешной природой, они направлены к постижению Истины всеми своими помыслами, всеми своими побуждениями. Мы называем их святыми. Так вот, святые иногда получают ответ. Они имеют откровения и видения, им доступно многое, недоступное нам. Мусульмане же полагают, что каждый из них способен к «диалогу без посредников», стоит ему, грешному, разъедаемому всеми страстями, только прочесть свою молитву.
Хорошо, а если Господь такой умный, то почему он в диалоге не объяснит этому мусульманину, что тот живёт неправильно? Можно возразить, что это как для нас общаться с божьей коровкой, но ведь если человеку сильно этого захочется, он найдёт выход. Соорудит, например, прибор, который будет передавать в нервную систему божьей коровки нужные импульсы. Конечно, насекомое таким образом никогда не поймёт, допустим, теорему Пифагора, но ведь в случае с мусульманином речь идёт о вещах, которые, по мнению Бога, доступны человеческому пониманию, ведь он сам дал нам их в своих священных текстах.
– То есть они побормочут, потом вобьют себе в голову, что услышали ответ свыше? – хмыкнул Эжен-Оливье.
– В лучшем случае, – быстро возразил отец Лотар. – В очень хорошем случае дело обстоит именно так. Есть, не забывай, еще некая персона, чрезвычайно заинтересованная в диалоге с нетренированными существами.
– Это Вы про дьявола?
– Разумеется.
Как будто христианин не может вообразить себя святым и поддаться козням дьявола.
Но и это еще не вся проблема. Сами противореча себе, они ведь имеют кое-кого, кто все-таки выполняет какие-то функции между ними и, не хотел бы сказать, Богом. Все эти имамы, муллы, шейхи, зачем они тогда?
Хорошо, а зачем христианам такая куча священников, если их религия допускает прямое обращение к богу? Ведь не все батюшки по канонам христианства святые?
Мусульманского имама корректно сравнить только с каким-нибудь протестантским пастором, баптистским проповедником. Но не со священником. Видишь ли, Эжен-Оливье, христианство, настоящее христианство, а не его поздние еретические профанации, религия таинственная. А ислам изначально безтаинствен.
– А что это все такое?
– Волшебство, как сказали бы дети. Тех функций, для которых христианину нужен на самом деле священник, в исламе просто не существует.
– А, хлеб в Плоть, вино в Кровь.
У мусульман в этом плане своя трава, не обрядовая, но мировоззренчески-философская. Это я про суфизм. Например, «Для всех суфиев целью был мистический экстаз, при котором человек перестает ощущать свое тело и свое существование отдельно от божества; экстаз достигался различными средствами, от молчаливого созерцания и самоуглубления до громких криков и бурных телодвижений.» (В.В. Бартольд – «Ислам. Культура мусульманства»), «В суфизме нет понятий прошлого, будущего, поскольку эти категории принадлежат только вещественному миру, являющемуся видимостью» и «В центр духовной жизни становится не строгое исполнение правил, а глубоко личная, даже выстраданная праведность, дающаяся строгим самоограничением и выраженная в мистически понимаемой любви.» (две последние цитаты из В.Ю. Лебедев – «Религиоведение»). Для Лотара, конечно, дьявольщина, но вот понимание времени в суфизме близко к волшебству, на мой взгляд.
С апломбом повторенная много раз чушь действует лучше любого заклинания.
Уж Чудиновой ли этого не знать…
– Никогда б не подумал, что ковыряться в их мозгах довольно интересное занятие. Всегда думал, что не стоит выеденного яйца разбираться, чего там они думают.
А и правильно, зачем изучать противника. Так ещё борьба, не дай Бог, успешной будет, и не выйдет геройски погибнуть, чтобы показать, насколько ужасен этот мир.
Кажется, НЦа начинается:
– Кади, которого я давеча подорвал, верил, что тут же после смерти займется сексом с семьюдесятью двумя гуриями.
– Не могу поручиться, но, скорее всего, его ожидания сбылись.
Эжен-Оливье засмеялся.
– Ты напрасно полагаешь, что я шучу, – по голосу священника Эжен-Оливье понял вдруг, что тот, в самом деле, говорит без тени улыбки. – Ты знаешь, что такое гурии?
– Сногсшибательные красотки, на которых не ложится пыль и грязь.
– Добавь, не имеющие женских месячных отправлений, не стареющие и не беременеющие. Ни в одном из авторитетных исламских источников не сказано, что гурии – это то, во что превратятся после смерти правоверные женщины. Некоторые исламские богословы поздних времен пытались под такое пригнуть, но это чистой воды натяжки. Гурии изначально созданы гуриями. Добавь к этому неустанную способность к сексу.
Заебут до смерти? А толку-то, на том свете?
– Грязные бредовые сказки, только и всего.
– Средневековье, плохо знакомое с исламом, оставило нам довольно детальные описания демонов
Здравствуйте, уважаемые демонетки Слаанеш, вы прекрасно вписываетесь в антураж этого блядского цирка.
называющихся суккуб и инкуб. Инкуб нас, благодарение Богу, сейчас не интересует.
Ну бля, а я так ждала горячего слэша.
А вот суккуб нам весьма интересен. Это демон в женском обличье, ищущий половой связи с мужчинами. Скажу еще раз – демон в женском обличье, а не женщина. И такая вот половая связь с демоном всегда выходит смертному боком… когда одна черноокая красотка ухватит и пойдет ублажать так, что мало не покажется, а потом перекинет другой, а если не достанет силы развлекаться, придется есть особое мясо тамошних быков, весьма умножающее мужскую силу, да жевать побыстрее, потому что третья красавица уже тянет руки… И так – вечно, постоянное, непрестанное, жуткое совокупление с нечеловеческими существами, хоть умоляй, хоть кричи, ты ведь этого хотел? Ты считал это наградой? Ты пытался ее заслужить? Так получай, получай сполна!
Увы и ах, я пока получила только унылую, как пользованный гандон, попытку автора в НЦу.
От такого даже Оливьешечка охуевает:
– Вы в самом деле в это верите? – Эжен-Оливье споткнулся о разбитую шпалу, но удержался, не упал.
– Все, с чем мы сталкиваемся сейчас, давно описано, давно сказано.
Надеваем шапочки из фольги, сейчас будет выброс адренохрома:
Вправду ничто не ново под луной. Кстати, о луне. Ты считаешь случайностью, что у нас солнечный календарь, а у них – лунный? Луна – мертвое светило в отличие от животворящего солнца. Все поклонники дьявола, во все времена, чтили луну.
Решила порыться в литературе и поискать информацию о Луне в христианстве. Нашла: «Для установления во всех будущих годах календарных дат пасхальных полнолуний, т. е. для выполнения правила 3 Никейского собора, александрийские христиане догадались применять открытие древнегреческого математика и астронома Метона» (Н.П. Иванова – «Историческая хронология»). Это что за чертовщина, Лотар?
Если луна выставляется главным символом некоей религии, как я могу не вспомнить о том, что от культа луны неотделим сатанизм?
Какой именно сатанизм? Насколько анон знаком с лавеевским, он вообще не про какие-то культы, а про приближение к архетипу Сатаны, который не конкретное существо, сидящее под земной корой, а мысленный конструкт, обладающий качествами, нравящимися самому сатанисту.
Лотар доводит Эжена до места в туннеле, где у него спрятана дрезина. Ребята заводят её на основной путь, переводят стрелку и начинают катиться.
– Вы хотите сказать, что гурия – это и есть этот самый суккуб? – Эжену-Оливье казалось, что отец Лотар занимается все-таки изрядной ерундой.
– Я хочу сказать, что дьявол, в общем, довольно часто выполняет свои обещания, – резко сказал священник. – Он говорит – ты получишь возможность иметь сношения с семьюдесятью двумя черноокими красавицами. Превосходно, думает человек, но ему не приходит в голову спросить: а будет ли мне от этого хорошо?
Ну не умеют некоторые товарищи оценивать свои силы, так кто же им виноват?
До Лотара наконец-то доходит, что Оливьеха считает долбоёбом и его, хотя Эжен пытается помягче:
Могу понять, что христианство – достаточно важная часть нашей культуры, чтобы за нее можно было умереть. Но все-таки эти штуки… дьявол там, демоны, ангелы, рай, ад… Я думал, что даже священники давно уже считали это ну как бы символами.
– Поколения католических священников, что считали дьявола риторической фигурой, остались в прошлом! – Резко, в промежутках между качаньями рычага, заговорил отец Лотар. – Думаю, они горят в том самом аду, который также почитали за риторическую фигуру, эти священники двадцатого века!
Тебе отсюда, конечно, всё это видно.
Столетиями Римская Церковь говорила – «права только я»! В двадцатом веке ее разъел либерализм, и она сказала – «всяк прав по-своему».
А так хочется снова быть безоговорочно правым просто по факту принадлежности к большой и агрессивной банде, да, Лотар?
Знаешь, как нас учили в семинарии? Если Святое Причастие упало на пол, священнику надлежит сперва опуститься на колени, вылизать в этом месте камень, а затем взять специальное долото и стесать в порошок слой, которого Причастие коснулось. Ну, этот каменный порошок тоже потом надо собрать, словом, много чего еще надо делать… И все это может не казаться человеку идиотизмом только при одном условии. Он должен верить, что имеет дело с Плотью Христовой. А если он считает, что пресуществленная облатка – это как бы Плоть Христова, символически Плоть Христова, то можно просто поднять и в карман положить, а потом спокойно ходить по этому месту, как и делали уже лет семьдесят неокатолики.
Словила флэшбеки Вознесенской и острова с укуренными пчёлами. Спешно пиздую дальше, авось, удастся чем-то перебить.
И вот, когда настоящий враг, почитающий истиной только себя, а сговорчивых либеральных католиков втихую – дураками, пришел, никто и не захотел умирать. И вместо них умерла Римская Церковь.
В СССР был стишок «Дедушка умер, а дело живёт. Лучше бы было наоборот». У Чудиновой наоборот, и всё равно всрато получается. Кажется, Чудинова портит всё.
Мой дед… Он был… Все в нашей семье были министрантами Нотр-Дам. Он был убит, когда ваххабиты пришли захватить собор. Он умер за Нотр-Дам, а священник сбежал.
– Так ты – внук мученика? Ты счастлив, он стоит за тебя.
– Но ведь дед-то как раз был этим, неокатоликом, как Вы говорите. Он и ходил к нелатинской коротенькой мессе, и Причастие, наверное, в руку брал.
– Он мученик, прочее неважно. Пойми, не мирянину решать, как обращаться со Святым Причастием, какой должна быть месса. Неправильно наученного мирянина Господь простит. Вся ответственность – на духовенстве.
О, как переобулся, чтобы только любимку похвалить! Говорю вам, аноны, новый пейринг рождается у нас на глазах.
– Погодите-ка, отец Лотар! – вдруг дошло до Эжена-Оливье. – Сколько же Вам лет?
– Мне тридцать три года.
– Так как же Вы могли учиться в семинарии?
Священник засмеялся, ритмично орудуя рычагом.
– О, я успел официально проучиться целый год! Только потому, конечно, что семинария не была неокатолической, их-то все позакрывали двумя годами раньше. А я успел застать семинарию Флавиньи, фантастическое место, там был монастырь еще во времена Карла Мартелла
Флавиньи-сур-Озрен? В Интернете пишут, что это бенедиктинсткая семинария, а бенедиктинцы – католический монашеский орден. То, что в мире Чудиновой она функционировала, означает, что законодательного запрета на работу таких учебных заведений не было, иначе мусульмане просто разгромили бы её. Но почему тогда закрылись неокатолические семинарии? Ведь это рабочие места для преподавателей и персонала, это, в случае с частными заведениями, наверняка деньги в городские бюджеты. Если их можно было сохранить ещё на пару лет, почему это не сделали?