Фирменная пляска «стиль Зерваса» снова на сцене:
Пригород Афин, 2021 год
«Если бы ты миссионерствовал вчера, сегодня мне не пришлось бы покупать оружие», – эти слова сына все звучали в ушах иерея Димитрия.
Кого-то (возможно, того самого сына) хоронят. София по сему случаю переоделась в траур и стала ещё прекраснее. Один кульбит – и мы попадаем в «Дневник свекрови»:
Жутковатая, но прекрасная, с этим спокойным лицом, уж конечно она не ломала рук и не рвала волос, но откуда тогда это леденящее черное веянье? Видал ли муж, что она так красива? Едва ли. Скорей всего она и на собственное венчание заявилась в кроссовках.
Не знаю, как вас, а меня всё ещё веселит то, с какой скоростью Чудинова переходит из режима «ря-я-я, националистка-антизападница» к обычному тётьсрачеству.
Димитрий, впрочем, успешно совмещает и то, и другое:
А ведь она могла бы, захоти только, блистать в элитарном кругу, к которому от рождения принадлежал Леонид, запоздало понял отец Димитрий, могла бы, даже вопреки невнятному происхождению, русская, если не хуже, чуть ли не еврейка.
На похороны съехалась куча народу, но при этом всё равно непонятно, кому было сказано:
«Чем я займу такую ораву? Ну, ладно, не гнать же. Вы, двое, разберитесь с унитазом в угловом туалете – шумит по пятнадцать минут после каждого спуска воды. Ты собери по комнатам пустые жестянки, особенно в спальне, под кроватью, должно быть дикое количество, и снеси вниз к контейнеру. Мешки на кухне, под раковиной! Ну а ты пока почисти мне ботинки».
Это и были последние слова Леонида Севазмиоса, хотя София еще не знала их, когда шла черной тенью между черными кипарисами.
«Джентльмен не чистит свои ботинки», я понимаю.
Последние слова, сказанные прежде, чем упасть изрешеченным в глубокое кресло в их небольшой квартирке недалеко от Кифиссо – не самое дорогое место в Афинах, но и вполне приличное.
Злобные муслимы добрались до Лёни раньше греческого правосудия? Как ни странно, но жаль. Анон гуманный, анон считает, что хорошего срока за решёткой Леонид заслужил больше, он, конечно, поциент ещё тот, но вдруг там какой-то шанс на исправление всё же был?
Соня словно сама видела лицо Леонида, когда он это произносил, видела открытую, исполненную бессознательного кастового превосходства улыбку, видела, как он поставил на журнальный столик ногу, обутую в черный ботинок со шнурками, на кожаной тонкой подметке – они ведь собирались в театр, на какую-то модную античную стилизацию.
Кастовое превосходство, блядь. В XXI веке. Алсо, на фразе про театр почему-то вспомнилось известное высказывание Ахматовой про то, что во времена Достоевского все думали, что убийство одного человека – это мучения, как у Раскольникова, а теперь узнали, что можно убить гораздо больше и пойти вечером в театр.
Когда вдруг засбоило электричество, а затем механическая часть дверных запоров сдалась бесшумно и мгновенно и в квартиру с намеренным грохотом ввалилось четверо с автоматами, он даже не стал проверять, работает ли телефон. «Ноль смысла», – сказала бы сама Соня. Только ведь одно дело понять, что смысла ноль, а не засуетиться напрасно – совсем другое. В считаные мгновения определить, что выскользнуть нет, не удастся, (они ведь даже оружия дома держать не могли, спасибо доносам либеральной прессы!), вычислить из четверых вожака, оскорбить его чуть больше подчиненных – перед ними.
А нанять охрану они не могли? Деньги-то у них, судя по описанию быта, ещё были, да и семья отношения с Леонидом не порвала.
Идя между белыми крестами, она тогда знала только одно – он умер спокойным. Он знал, прекрасно знал, что Соня никогда не войдет в дом, не позвонив с улицы, не услышав в трубке знакомого голоса, если отсутствия не оговорено заранее.
То есть Сони в момент убийства Леонида дома не было? Откуда она тогда узнала, что он перед смертью говорил?
А, вот откуда:
Отсчитывая от этого дня, ей суждено было узнать последние слова мужа только через три с половиной года. Третий боевик из четверых (двоих не удалось взять живьем) раскололся почти мгновенно. Револьвер, скользящий по лицу, хорошо стимулировал его память. Она проверяла. Сходилось все – он вспомнил, что Леонид был в белой рубашке со стоячими воротничками, но еще без бабочки, вспомнил еще множество всяких мелочей, свидетельствующих, что не сочиняет. Да и откуда бы этой твари такое сочинить? Когда он произнес самую полную фразу трижды без новых добавлений, Соня, торопясь, чтоб эта недостойная пасть, донесшая до нее последние слова мужа, не сумела ничего больше прибавить своего, запихнула в нее ствол.
Да ладно, боевик, за эти годы наверняка убивший ещё толпу народу, помнил, как был одет и что пиздел один кокнутый им? Очень реалистично, сразу верится.
Но это только начало, а дальше, как мне кажется, Чудинова начинает неиллюзорно дрочить в прямом смысле слова:
Но выстрелила она не сразу. С минуту она смотрела в молодое, похоже, их ровесника, лицо, разделенное как бы надвое: покрытые темным загаром лоб, нос и верхняя часть щек, а снизу все белое, даже густая щетина не может скрыть этой синеватой белизны. Боевик поспешил расстаться со своей «моджахедской» бородой в тщетной надежде сбить со следу, обмануть смерть. Но Смерть смотрела на него, улыбаясь углами губ, улыбаясь глазами, в которых плясали маленькие огоньки. У Смерти была девчоночья густая челка, ее волосы были собраны в конский хвост широкой деревянной заколкой, она была одета в рубашку из голубой джинсовки. Бесполезно было подскуливать, ощущая этот соленый холод металла во рту, лицо Смерти дробилось над ним из-за заливающих глаза слез, самых искренних, обильных, стекавших по щекам. Не надо, нет, не надо, не надо!
К этому ещё прилагается замечательная сносочка: «Мне самой это показалось бы карикатурой еще неделю назад. Но вчера, 10 сентября, по ТВ показывали убийцу детей в Беслане, молоденького мюрида, который через каждое слово повторял, что Аллахом клянется, хочет жить, лгал, что вовсе не он выбивал стекла телами малышей, не он мучил их жаждой, не он насиловал школьниц, все не он, а его только не надо убивать! Как же все быстро разматывается…». Елена, а пруфы, что лично этот мюрид кого-то там насиловал есть? Это, кстати, сравнительно легко проверяется следствием. И убивать действительно не надо, если он раскаялся, значит, может помочь спецслужбам и сдать остальных террористов. Не знаю, что где разматывается, но явно не в голове у Чудиновой: там одна извилина, да и та прямая.
Действие возвращается к сцене похорон Леонида. Отец Димитрий хочет поговорить с Софией:
– О России. Я ведь верно понял, София, что ты не намерена теперь воротиться на родину?
Это такое корректное «когда ты уже свалишь от нас»? Но оставаться на ПМЖ ни в России, ни в Греции Соня не хочет. В Греции – потому что
– Ты ведь превосходно поняла, о чем я. Твой муж осуждал соотечественников.
– Он много кого осуждал. Что ж мне теперь, на Марс, что ли, переезжать? Так там, говорят, воздуха нет.
Короче, Лёня – это Лена с хуём. Елене Петровне тоже соотечественники задолжали:
– Греция спасет себя, но других не спасет. А Россия спасет других, если только ей самой удастся спастись. Лет пятнадцать назад, даже больше, я ведь ездил по России в составе совокупной делегации Православных Церквей. Ты едва ли знаешь, София, но тогда шли мощные объединительные процессы. Не все вышло, как хотелось, но многое. Это, конечно, усилило православный мир. Многое, тем не менее, неприятно поразило меня в России тогда.
Но в кои-то века претензии более-менее справедливые:
Огромная страна, церковные иерархи слишком высоко стоят. Неестественная высота поднимает их над народом. Закрытые резиденции, представительские автомобили, десятки референтов и секретарей на интернете и телефонных проводах, фильтрующих допуск простых смертных к владыке.
После этого, к сожалению, начинается старая шарманка:
Архиепископ служит в праздник в соборе, видит толпы верующих, среди них – молодежь, женщины с детьми на руках, посещает наполненные студентами семинарии, посещает поднимаемые деятельным монашеством из руин обители. Он видит свежеизданные в церковных издательствах книги, читает богословские журналы. И ему начинает казаться, что он – архиерей православной страны. Опаснейшая иллюзия!
Да, потому что в Конституции РФ про религиозный статус государства написано совсем другое.
Процент людей, соблюдающих посты, почти не увеличился, каким был при коммунистах, при гонениях, таким и остался
И сноска к тексту: «Согласно данным различных социологических опросов (ВЦИОМ, Аналитический центр Ю. Левады и др.), проводившихся в РФ в конце 1990– начале 2000-х гг., число респондентов, назвавших себя православными, превысило число респондентов, назвавших себя верующими в Бога, примерно на 20%». Про постящихся ни слова, но зато сноска прилеплена.
Многие верующие рассказывали мне тогда, что недавно Страстная Седмица пришлась на эти невнятные послекоммунистические майские праздники. И что же? По всем телевизионным каналам шли развлекательные программы, кривлялись паяцы, шуты. Где хоть тень уважения к скорби православных?
Если православные так скорбят, то откуда у них время и желание проверять, что там идёт по телеку? Не очень-то и скорбели, получается?
А эти нелепые новогодние балы в разгар Рождественского поста?
А это ты, Димитрий, специально пришёл туда, чтобы посильнее возмутиться? Дядь, радуйся, Бог тебе такой соблазн послал для проверки силы воли, а ты говнишься вместо этого.
Оставим сейчас мучительный спор о календаре.
Да, пожалуйста, хоть этой стюардессе дайте тихо в могиле полежать.
Весь этот разговор был к тому, что Димитрий Севазмиос улетает в Россию, чтобы уйти там в монастырь.
Дела с банковскими счетами и недвижимостью я переложил на братьев. Думаю, я найду там применение своим деньгам. Родственники позаботятся и о твоей доле.
А лично позаботиться о близком человеке Димитрию западло?
Согласно завещанию Леонида, они рассредоточат твои средства по различным счетам, так, чтобы ты могла снимать деньги при любых обстоятельствах. Не беспокойся, наша семья собаку съела в финансовых хитростях.
Медвежья услуга входит в чат. Если завещание составлено с нарушениями закона, то эти родственники смогут оспорить его в суде, и София получит большую дулю.
Знаю, что эти деньги тебе нужны, и приблизительно догадываюсь, как ты станешь их использовать.
И как, не жмёт тебе, христианину, такое знание?
Благодаря деньгам Севазмиосов твои возможности удесятерятся. Пусть же Господь поможет тебе удесятерить ответственность.
О, да, действия Софии уже тянут на нехилую уголовку.
– Отец… Только теперь я поняла, в кого мой муж был таким необычным, таким особенным.
Согласна, от осинки не родились апельсинки и в этот раз.
Действие возвращается в наше время, и София думает, откуда у Ахмада ибн-Салиха могла взяться шкатулка Димитрия. Тем временем на сцене появляется ещё один непонятный чувак:
Послышались шаги: в проем спускался высокий человек в весьма уместном здесь комбинезоне рабочего. Впрочем, счесть рабочим его можно было только не приглядываясь: высокий лоб, круги усталости под глазами и бледноватое лицо изобличали не физический род занятий. Военная осанка и скупость движений вовсе сбивали с толку.
Как связан высокий лоб с физической работой? Каска не налезет или что?
Тут вообще как на съёмках порнофильма – первый вошёл, второй вошёл:
Человек, вышедший шагах в тридцати из-за фанерной обшивки не установленного оборудования, был несомненным арабом – высокий, полноватый, как и свойственно обыкновенно арабам средних лет, живущим в телесной лени, с каштановыми волнистыми волосами и полными, чувственными губами. В светлом летнем костюме, щеголяющий обилием тяжелого золота – перстень-печатка, запонки, булавка, и все это утыкано рубинами.
Ага, это, судя по всему, Ахмад:
– Перейдем к делу, ради которого Вы меня побеспокоили.
– Спорный вопрос, кто кого побеспокоил первым, – собеседник вежливо склонил голову. – Вчера у меня был обыск, не говоря уже о незаконном вторжении.
– Право? Надо думать Вы, как подобает достойному гражданину, попытались задержать преступника и, во всяком случае, тут же уведомили властей?
– Неужели мою беседу с Софией Севазмиу уже запечатлел фотограф?
– Нет, ничего не пишется и не снимается. А может, и снимается и пишется, с какой стати Вам верить мне на слово?
Как мило. София сама признаёт, что она лживая мразь, которой веры нет. Пока, честно говоря, во всём этом балагане мне больше всего нравится Ахмад.
Итак, вчера была сделана попытка залезть в мой компьютер. А содержимое моего компьютера вас всех так заинтересовало потому, что я – руководитель Парижской лаборатории ядерных исследований, – Ахмад ибн Салих двусмысленно усмехнулся.
– Уж, во всяком случае, ядерной дрянью интересуюсь не я, – София напряженно вглядывалась в араба, ее глаза ощупывали лицо собеседника, словно пальцы слепца.
Во Франции, насколько я знаю, велика роль АЭС в энергетике государства. Это для Чудиновой тоже дрянь? Или нелюди-арабы в её манямирке могут делать только атомную бомбу?
Ахмад сходу выдаёт повстанцам правительственный секрет:
Пусто не у меня в компе. Пусто в лаборатории. На самом деле никакой лаборатории нет. Это пустышка. Нечто наподобие разрисованных плоских обманок голландской школы, тех, что ставились на стол изображать объемные предметы.
Вот так, тупые чудиномусульмане слишком тупы для своего ядерного оружия.
Предводители Сопротивления не ведутся:
– Это слишком хорошо, чтобы можно было поверить, – резко бросил Ларошжаклен.
– Можете верить, потому, что это совсем не хорошо, – холодно отозвался Ахмад ибн Салих. – Напротив, это очень даже плохо.
Известно, что еще до того, как евроисламский блок принял нынешние свои очертания, в мусульманском мире существовали ядерные разработки. Самой серьезной была, да и осталась, ядерная база Пакистана. Надо понимать, конечно, что пакистанские специалисты обучались в свое время отнюдь не у себя дома.
Да уж, учили мы их на свою голову сами, подумала София. Своих мозгов у них никогда не было, они не способны ни на что, кроме убийства.
Сонь, ты сама себе противоречишь. Выучиться они оказались способны.
Прожили двадцатый век нефтяными пиявками, не производили, не изобретали.
«Значительных успехов в развитии обрабатывающей промышленности, в первую очередь, черной металлургии, химической промышленности и машиностроения достиг Пакистан» (Н.В. Каледин – «География мира в 3 т. Том 3. Регионы и страны мира»). И оттуда же: «Индия и Пакистан являются одними из крупнейших мировых производителей хлопка».
– Когда неисламские страны опустили «зеленый занавес», – продолжил Ахмад ибн Салих, – ядерная ситуация в Европе сделалась, как следствие, непрозрачной. «Государства-Кафиры» знают, конечно, что сеть научно-исследовательских учреждений функционирует. Однако даже сотруднику этой сети не в один день можно разобраться, что на самом деле ядерного оружия давно нет.
И ни одно из государств-кафиров не догадалось завербовать себе сотрудника европейской оборонки? Чудинова, шпионский роман – не твой жанр.
Даже механические устройства изнашиваются без квалифицированной поддержки, что уж говорить…
Минуточку, но ведь у мусульман были обученные в Европе специалисты по созданию и поддержке всей этой херни, куда они делись, я не понимаю?
Особенно, если учесть историческое Соглашение в Киото.
Ларошжаклен коротко кивнул. Киотское Соглашение 2029 года, подписанное Россией, Японией, Китаем, Австралией и с большой неохотой Америкой, подробно фиксировало технологии и области знания, не подлежащие экспорту в страны евроислама и старомусульманские страны. Только благодаря Киотскому Соглашению удалось законсервировать Еврабию на техническом уровне 2010-х годов.
А Канада чего откосила? Или для автора что США, что их северный сосед – всё б-гомерзкая Америка? А с Северной Кореей мусульмане чего не законтачились хотя бы по поводу ядерки?
Но не всё так просто:
Как я уже сказал, самой дееспособной осталась ядерная школа Пакистана. До недавнего времени была надежда, что все подсобные работы, а все ядерные лаборатории Еврабии не что иное, как чернорабочие при пакистанской школе, не напрасны. Но эта надежда испарилась окончательно. Пакистан не смог второй раз создать бомбу.
– Газават, как метастазы, не останавливается сам по себе! – Карие глаза Ахмада ибн Салиха стали какими-то пепельными, как земля после пожара. – Для его продолжения ждали бомбы. Но если бомбы, настоящей бомбы, не только нет, но и не будет, значит…
– Грязная бомба?! – Ларошжаклен ударил себя ладонью по лбу. – Черт побери, неужели грязная бомба?
– Да.
Реакции Софии изумительна:
– Быть может, кто-нибудь объяснит невежественной старухе, что такое грязная бомба и где она так запачкалась? – София чему-то улыбнулась.
И эта женщина быковала на мусульман за то, что они ядерное оружие сделать не могут. Ой, пиздец, товарищи.
– Собственно, это и не бомба, Софи, – негромко сказал человек в рабочем комбинезоне. Что-то в выразительных модуляциях его голоса стянуло лицо странного араба в гримасу неприязни. – Просто отходы, продукт ядерного распада. Он не нуждается ни в ракетах, ни в ракетоносителях. Контейнер может пронести на себе и раскупорить обычный диверсант, вопрос чисто технический, многоразовый или смертник.
Немного не так. «Другой потенциальной угрозой ядерного терроризма является «грязная» бомба — обычные взрывчатые вещества, упакованные в радиоактивные материалы» (В.В. Кафтан – «Противодействие терроризму»). То есть это вполне себе бомба, она взрывается и вот тут уже вступают в действие радиоактивные вещества.
Не зря я всегда боялся заходить в тред ногоматок.
Казаковой кто-то сказал, что у нее плохо с эмпатией, и она абидилась. Но вместо того, чтобы развивать в себе эмпатию или просто забить на чужое мнение, она решила обосрать эмпатов по принципу "зелен виноград".
