Расстроенный и злой, Касьян возвращается в Кишинёв. Зато в Москву уезжает Гурий, вызванный наставником. Касьян стродает.
Дни пролетали однообразно и скучно; иногда мне удавалось уловить сон, где я встречал Джи, и это было единственной радостью. Прошла осень, началась зима. Никто из моих знакомых не хотел и слышать о Пути; я был одинок в своем устремлении.
Так что возвращению Гурия Касьян радуется. Ну, как радуется…
Гурий протиснулся в дверь, цепляя рюкзаком за косяк, и протянул мне задубевшую ладонь. Я довольно холодно пожал его руку, чтобы сбить московскую спесь, а затем пригласил за стол, приготовив кофе с коньяком. Гурий пренебрежительно огляделся и заметил:
– Да, у тебя не так интересно, как в Москве, – ты здесь, в провинции, уже, видать, отстал от духа времени.
Мне был неприятен его высокомерный тон: он пытался показать, что его шансы намного выросли.
– Я приехал прямо к тебе, даже домой не зашел, – произнес он, отхлебывая кофе. – Но ты не думай лишнего о себе, это я поступаю так по просьбе Джи.
Колкие замечания так и вертелись у меня на языке, но я, помня о самонаблюдении, сдержался: очень хотелось узнать все до мелочей. “Его опыт может пригодиться мне на Пути к Просветлению”, – подумал я и, преодолев себя, налил ему сто граммов коньяку в граненый стакан.
Гурий рассказывает чё как, и прямо посреди главы в книге меняется протагонист. Честное слово, Касьян ушлёпок, но внутренний мир Гурия вообще помойка какая-то. Зачем автор его читателю показал?
На четвертом этаже я нетерпеливо нажал кнопку звонка и стал ждать. Дверь открыл Джи, одетый в джинсы и серый свитер, похожий на кольчугу. Я выпалил:
– Джи, наконец-то я добрался сюда! Я так счастлив!
Но Джи приложил палец к губам. Я взглянул в его глаза и вдруг сам увидел в них то, чему не знал названия. “Касьян называл это сиянием бесконечности”, – вспомнил я.
Неужели увидел в глазах опасения нарваться на очередной конфликт с соседкой? Не, не может быть. Сияние бесконечности, что ж ещё.
На диване, накрытом блеклым цветным покрывалом, сидела Фея; ее глубокий, как пустота Вселенной, взгляд был сосредоточен на узорных кольцах дыма, поднимающегося от сигареты. Пепельно-золотистые волосы падали легкими завитками на плечи, а лоб закрывала прямая челка. Голубой тонкий свитер и джинсы подчеркивали стройность и гибкость фигуры. Однако облик Феи совсем не вязался с этой одеждой: она больше напоминала древнеегипетскую принцессу, и это сходство было даже пугающим. Она перевела взгляд на меня, и я, слегка оробев, приветствовал ее.
Больше пафоса. К слову, в книге царит калокагатия: все эзотерики прекрасны, стройны и стильно одеты (с каких шишей, они ж всё пропивают?); профаны, напротив, выглядят ужасно как обычные люди.
Джи тут же уводит Гурия выгуливаться и общаться. Похоже, приезд Касьяна наделил Джи незабываемым опытом.
– Ну, как ты жил в Кишиневе? – спросил Джи по дороге.
– Очень хорошо. Почти каждый день я закручивал обучающие ситуации, – ответил я гордо.
– И как же ты это делал?
– Я брал с собой бутылочку-другую сухого вина и отправлялся к кому-нибудь в гости – обсуждать идею духовного роста.
Сказав это, я почувствовал, что фраза прозвучала нелепо: в его атмосфере значимость событий кишиневской жизни куда – то испарилась.
Джи заводит Гурия на почту и, пока они стоят в очереди, предлагает ему поговорить с чахлым кактусом. Увы, это тебе не с друзьями бухать, такая обучающая ситуация Гурию не нравится.
– Гурий, если ты поговоришь с этим растением, то унылая атмосфера почты изменится, и нам легче будет стоять здесь.
“Какой стыд”, – подумал я и стал нервно оглядываться, высматривая, не услышал ли кто-нибудь нелепое предложение Джи.
– Попробуй поднять ему настроение, – доверительно продолжал он. – Ты ведь понимаешь, как скучно этому кактусу стоять в углу, не имея возможности отлучиться. Ты находишься в более выгодном положении.
– Мне не хочется становиться посмешищем в глазах этих людей.
– Ты же попросился юнгой на Корабль, – напомнил мне внезапно Джи, – и обещал учиться.
– Но ведь не тому, чтобы вести разговоры с кактусом! – обиделся я.
– Юнга, – ответил серьезно Джи, – должен уметь налаживать контакты не только с симпатичными девушками, но и с другими обитателями Земли. Ведь ты не знаешь еще, в какие Космосы тебе, может быть, придется нести знание. Так что, будь добр, поговори с кактусом.
Я сдался и, подойдя к обмякшему от тоски кактусу, недовольно пробормотал:
– Из-за тебя, колючий переросток, я попал в дурацкую ситуацию. Рос бы ты спокойно у себя в Мексике, я бы и горя не знал.
В этот момент я заметил, что к нам прислушивается красивая девушка, которая уже стала потихоньку смеяться.
– Как вы думаете, – обратился к ней Джи, – почему мой юнга никак не может поговорить с растением по-дружески?
– Он считает себя намного более значительным и привлекательным, чем кактус, – ответила девушка, поправляя прядь светлых блестящих волос, – но самооценка у него явно завышена. Если бы мне нужно было чье-либо участие, я бы скорее обратилась к кактусу.
Девушка такая же картонная, как продавщица винограда, но чтец согласен с ней полностью.
Гурий пытается узнать, что значит быть юнгой на Корабле Аргонавтов. В качестве ответа Джи даёт ему прчесть «Путешествие на Запад». Помните, Касьяна он по той же программе вёл?
Гурий читает, и тут к Фее и Джи приходит Дракоша.
Это была молодая красивая девушка с длинными светлыми волосами, которые свободно спадали на плечи. Элегантная светло-коричневая дубленка была расстегнута, и виднелся черный свитер и джинсы, заправленные в дорогие сапожки. Ее большие ярко-голубые глаза блестели и улыбались, круглые очки сидели на кончике носа, придавая ученый вид, а на губах появлялась и мгновенно исчезала легкая усмешка...Джи представил меня девушке и сказал, что она уже несколько лет плавает на Корабле и ее корабельное имя – Молодой Дракон.
Джи умеет и любит троллить учеников. Удивительно, чем больше он их унижает, тем сильнее они привязываются.
Она описала еще несколько своих состояний, деля их на состояния тонкие и грубые. Я не ожидал услышать сухой анализ самой себя от такой юной девушки и захотел ей понравиться. Я стал раздумывать, как заинтересовать ее собой, и весь ушел в мечтания, перестав слушать. Вдруг до меня донесся голос Джи:
– Напрасно ты, Гурий, так невнимателен к словам Дракона. Ты ведь не знаешь ничего о своих внутренних состояниях и не имеешь никакой идеи, как отделять тонкое от грубого. А когда ты пытаешься что-либо рассказать, то говоришь нечленораздельно, как будто рот твой полон каши.
– Как я мог научиться помнить себя, если вы мне об этом никогда не рассказывали? – вспыхнул я.
– Я говорю тогда, когда вижу, что тебе есть чем воспринять, – ответил он. – Как раз сегодня ты мог бы воспринять эти идеи от молодой девушки, что для тебя гораздо проще и интересней. А когда я тебе рассказывал о работе над собой у тебя дома, в Кишиневе, ты вдруг захрапел, уснув прямо в кресле.
…
Вот, видишь, Дракоша, – продолжал он, – это новый юнга. Родом он из Кишинева. Ему сложно понять, что такое Корабль, потому что он рос мелким домашним тираном, заставляя своих родителей выполнять все его прихоти. А вне семьи он слаб как былинка, неустанно ищет место, где бы поуютнее пристроиться. Как ты думаешь, Дракоша, что он собой представляет?
Смерив меня укоризненным взглядом, она пренебрежительно произнесла:
– У него дешевый набор хвастливых “я”, которыми он размахивает, как корова хвостом, отбиваясь от мух. Он напоминает мне инстинктивного человека, который любое внутреннее достижение сводит к телесному удовольствию.
– Я возмущен вашей дерзостью! – воскликнул я, хотя чувствовал, что она в чем-то права.
– Ваш молдавский юнга представляет собой набор сырых “я”. Он похож на трэмпа, пытающегося пристроиться к осетру, – сказала Дракон ехидно, но, вместе с тем, сочувственно улыбаясь.
– Это звучит как неприкрытое оскорбление под видом обучающей ситуации, – возмутился я.
Гурий задумался о своём поведении, но надолго его не хватит. Злиться и обижаться проще, чем признать, что ты говно-человек.
На следующий день Джи начинает доить Гурия.
– Сегодня я поведу тебя в ситуацию московского андеграунда. Это может оказаться для тебя “проверкой на вшивость”, так что будь алертен. Заодно поучишься корабельному стилю жизни. Не забывай, что учишься на юнгу: не слушай советов плохого настроения и не вешай носа, когда тебе случайно наступят на мозоль, – проговорил Джи с необычайным сиянием в глазах.
– А как я должен себя вести? – забеспокоился я.
– Позаботься о хорошем угощении для хозяев дома, приготовь еду, накрой на стол, а затем убери и вымой посуду. Но надо делать это, не привлекая к себе внимания, иначе твоя помощь может легко превратиться в помеху.
Они приходят к некоему юноше бледному со взором, холодным как лёд — Александру.
Джи сел на диван и обратился к нему:
– Ты не будешь возражать, если мой новый оруженосец займется приготовлением закуски?
– Разрешаю, – ответил Александр, странно поджав губы, – но только пусть все делает тихо.
– Я понял, сэр, – притворно улыбнулся я и, взяв сумку с едой, недовольно отправился на кухню.
Александр поёт песню, посвящённую Джи. Чтец раскопал по трём приведённым строчкам полный текст и авторское исполнение авторской песенки.
▼В советском подвале⬍
https://soundcloud.com/user906709796/hgqunxisg9da
Ганс Зиверс (он же Александр Дугин)
В советском подвале
В советском подвале, в советском подвале -
По лестнице сразу вниз -
Танцует усталый, совсем уже старый,
Совсем уже старый магистр.
Он кружится в вальсе, он кружится в вальсе
Он кружится в вальсе черный, как кот
В руках его вальтер, в руках его вальтер
В руках его Вальтер Скотт.
Он много читает, он много читает,
Он много читает и много поет
И птичьи стаи устало листают
в глазах его старых восход
Все тише и глуше, все тише и глуше
Шаги уходящих людей
Он свечи не тушит, он радостно душит
Усталые души детей.
В теченьи недели, в теченьи недели
Он ловит большую форель,
А вечером в девять, небесные девы
С ним радостно делят постель.
В застегнутом фраке, в застегнутом фраке
Торжественно пьет он кефир,
И лают собаки, и пятятся раки
Во мраке советских квартир
Убогий калека, дворовый коллега
Его называет на ты
И дядя из ЖЭКа, из медного века
Дарит при встрече цветы.
В советском подвале, в советском подвале -
По лестнице прямо вниз -
Умер усталый, совсем уже старый
Совсем уже старый магистр
Он кружится в вальсе, он кружится в вальсе
Он кружится в вальсе, черный как кот
В гробу его вальтер, в гробу его вальтер,
В гробу его Вальтер Скотт.
Как видно не ново, как видно не ново
На этой земле ничего.
Мы слышим из гроба последнее слово
Прощальное слово его.
"Давайте поплачем, давайте поплачем
Над странностью этого дня
Давайте поедем на за город на дачу
И там похороним меня
Давайте, давайте, давайте, давайте,
Давайте пойдем в кино..."
Он кружится в вальсе, он кружится в вальсе
И смотрит печально в окно.
– Потрясающе, – сказал Джи. – Тебе удалось почувствовать нечто запредельное. Как ты смог проникнуть вглубь этой странной полушарлатанской фигуры Челионати, которую я представляю на сцене жизни?
“А меня Джи не хвалит, как бы я ни старался”, – мрачно думал я, продолжая готовить закуску.
Справка: Челионати — персонаж сказки Гофмана «Принцесса Брамбилла», трикстер, могущественный маг, которого окружающие считают шарлатаном (и есть за что, большую часть времени он торгует поддельными артефактами). Вообще о брамбиллическом стиле жизни Джи будет ещё рассуждать ближе к концу книги, но сама сказка такая упоротая, что чтец пока ниасилил.
Александр продолжает петь. Чтец искал музыку, но нашёл только текст.
▼Пиздец проклятому Совдепу⬍
Пиздец проклятому Совдепу
Порядок этот чёртов
Не имеет шансов выжить
И 84-й
Всё ближе,ближе,ближе
А пока мы сажаем репу
И кроем матюгами
Пиздец проклятому Совдепу
Уже не за горами
2 миллиона в речку
2 миллиона в печку
Наши револьверы не дают осечки
И в тонких слоях эфира
Возникнет молнии отблеск
И мы покажем миру
Что значит советская доблесть
А пока мы сажаем репу
И кроем матюгами
Пиздец проклятому Совдепу
Уже не за горами
2 миллиона в речку
2 миллиона в печку
Наши автоматы не дают осечки
И Запад чумой прокажённый
Будет нами спасён от потопа
Советские батальоны
Пройдут по дорогам Европы
А пока мы латаем заплаты
И кроем матюгами
Пиздец либералам проклятым
Уже не за горами
20 милионов в речку
20 миллионов в печку
Наши авиаматки не дают осечки
Кровавая эта каша
Пройдёт континента пределы
И Африка будет нашей
Ну просто как не хуя делать
А пока мы набиваем желудки
И кроем матюгами
Пиздец черномазым ублюдкам
Уже не за горами
200 миллионов в речку
200 миллионов в печку
Наши субмарины не дают осечки
А если Восток не захочет
Отдать свои земли даром
Мы воздадим ему почесть
Ядерным ударом
И уже мы заходим с тылу
И топаем сапогами
Пиздец Кали-Юге постылой
Уже не за горами
Полчеловечества в речку
Полчеловечества в печку
А остальные в вечность
Джи беседует с Александром о некой Работе в Красном. Гурий раздражён, он ничего не понимает. Чтец, краем копавшийся в юнгианской алхимии, понимает, но лучше бы не. Как Нигредо — тёмная ночь души, когда нет ни сил, ни свежих мыслей, тупик, депняк, гроб-гроб-кладбище (а не время служения, тем более не время учиться новому), так Рубедо — наивысшая точка, время горения идеями, плодотворного труда, избытка сил, а не вотэтовсё.
Кстати, два дня назад Евгений снова зашел ко мне, и мы углубились в тайны Работы в Красном, – перешел к другой теме Александр. – Когда наступила полночь, Евгений вдруг произнес: “Хочу тебя, дорогой друг, посвятить в тонкости одной запредельной алхимической доктрины, но без тонких напитков тут никак не обойдешься”, – в этот момент в его глазах открылись непознаваемые бездны. Поскольку в доме все было выпито, я вышел купить водки, но ее не было даже у таксистов. Внезапно возле меня вырос грузин с огромными усами, одетый в осеннее пальто; из кармана у него торчала бутылка “Столичной”. – “Милейший, – обратился я к нему, – не продашь ли водку? Нужна позарез”. – “Дорогой, мне не нужны твои деньги, – с сильным акцентом произнес он, – видишь, мне холодно, а ты стоишь в дубленке и просишь водку”. – “Плачу тебе сотню”, – ответил я. – “Какая сотня, дорогой? Давай дубленку, а я тебе водку и свое пальтишко”. – “Ну и сволочь же ты, милейший”, – ответил я, снимая дубленку и надевая его легкое пальто с водкой в кармане. Желание Мэтра было для меня законом. – “Коммерция – выше эмоций, дорогой”, – запахнув дубленку, ответил он.
– Предлагаю выпить за четкость твоих действий, – произнес Джи, разливая по стаканам каберне.
Если бы чтец опрокидывал стопарик вместе с персонажами, давно бы спился, а они ничего, держатся.
Алкоголь кончился. Александр с Гурием идут за добавкой. Александр общает Гурия; тот чувствует, что Александр человек необыкновенный, значит, нужно перед ним выпендриться. По возвращении Гурий влезает в неясный для него разговор, ссорится с хозяином дома, и его выгоняют. Злой на Гурия Джи тоже вынужден уйти.
Ругательски отругав Гурия, Джи тем не менее продолжает его обучать, видимо, надеясь на обоюдную пользу.
–Я познакомил тебя со стихиями Воздуха, через Молодого Дракона, и Воды в форме Льда, через многообещающего человека из московского андеграунда, – сказал мне Джи на следующий день, – а теперь хочу провести тебя через стихию Земли, которая придаст тебе особую устойчивость. Для этого мы пойдем сегодня на кладбище – знакомиться с человеком, который глубоко работает с этой стихией.
– Как его зовут? – поинтересовался я.
– Этого человека зовут Боря; он начальник бригады могильщиков на одном из московских кладбищ. Для тебя, кстати, это хорошая возможность зарабатывать деньги. Если ты с ним подружишься, то всегда сможешь подработать, копая могилы.
– Хорошая идея, – запинаясь от легкого паралича, произнес я, ибо Джи относился к этой перспективе с большим энтузиазмом.
Прохождение неофитом Земли и Огня настолько упоротое и местами криповое, что разберём-ка их в следующий раз.
Самое интересное, что православие отрицает эзотерику, кто же так то потроллил Вознесенскую 
при этом чуть выше она писала, что "Ангелы, как и люди, находятся в зависимости от Бога и ничего не могут сотворить без Божьего на то разрешения или попущения.". А еще, что он всеблагой. Мне кажется, или тут и двенадцатилетка заподозрит какую-то подставу?
И под Аквариум тоже хорошо должно идти. 
оговорка просто 10 из 10, надо тред так и назвать