Глава 2
Аня специально для Юли купила книжку "Как подростку готовиться к исповеди":
в конце этой полезной книжечки был напечатан «примерный список грехов, наиболее часто совершаемых подростками».
Понятно, то есть, спокойно не подрочишь.
Юля ловит травму:
— Ага, это у нас, выходит, образец для подражания, — хихикнула Юлька, но, начав читать, посерьезнела, притихла и скоро погрузилась в пучину покаяния.
— Ужас какой! — шептала она, читая перечень грехов и загибая пальцы, что-то отмечая на полях и снова возвращаясь к началу списка.
Вдруг она подняла голову и заявила трагическим голосом:
— Аннушка, знаешь, что я тебе скажу, сестрица? Я решила на исповедь не ходить.
Ангел Ваня удивляется, чему это Юлик так рад. Рад он, разумеется, тому, что подопечная приняла грехи так близко к сердцу, и уверен, что на исповедь она всё равно пойдёт. Аня спрашивает, почему Юля не хочет на исповедь:
— Понимаешь, Ань, я грешна почти во всех грехах!
— У меня тоже грехов хватает, вот смотри, я уже исписала два листка.
У такой-то благостной картонки - два листа грехов? Да ладно, в чём она может быть грешна, у неё даже своих интересов нет!
— Дай списать! — оживилась Юлька.
— Да ты что, сестричка? Это ж не задача по математике! И задачки списывать нехорошо, а уж это… Ты понимаешь, Юля, ты будешь в своих грехах каяться батюшке, а Господь будет невидимо стоять рядом с вами и все слушать. Разве можно Его обманывать?
— Его обманешь, как же… Не-е, Ань, ты как хочешь, а я на исповедь не могу явиться с таким вот списком!
— Юля, скажи мне честно, ты хочешь от своих грехов избавиться?
— Да как тебе сказать, — покусывая кончик карандаша, задумчиво ответила Юлька. Потом она снова прошлась глазами по списку. — Если честно, то с некоторыми грехами я бы могла преспокойно жить и дальше.
— Например?
— Вот, например, «пристрастие к модной одежде».
— А ты носи модную одежду без всякого пристрастия к ней — вот и не будет греха. Есть — хорошо и спасибо нашему папе, а нет — и не надо. Сможешь так?
— Ну, если потренироваться, может, и смогу.
— Вот и с остальными грехами так же: потренируешься и избавишься с Божьей помощью.
Мне кажется, или Аня предлагает лайфхак? Можно всё, но без пристрастия, а где начинается пристрастие, понять не так уж просто.
— Но как же я отцу Георгию весь этот список-то зачитаю? Стыдно!
— Юлька! Вот ты всех уличных кошек норовишь перегладить. Представь себе, что ты подхватила от них стригущий лишай, волосы у тебя лезут. Ты что же, от стыда не пойдешь к врачу и будешь лысеющую голову под платочек прятать?
— А в церковь и надо ходить в платочке, сама говорила, ага!
— И в лицей в платочке пойдешь?
— Ну, это уж нет! В общем, с лишаем, конечно, придется пойти к врачам. Но стыдиться-то лысины я все равно буду!
— Вот так и с грехами: стыдись, а к врачу духовному все равно иди, и отец Георгий тебе поможет от греховных лишаев избавиться.
Ну спасибо, хоть не с ЗППП сравнила.
За ужином батя сообщает новость: бабе Насте наконец поставили телефон, она прислала телеграмму с номером.
Юлька схватила телеграмму и задушевным голосом пропела:
— Телефон подключили зпт номер 4 23 15 тчк целую девочек зпт бабушка. Ба-буш-ка! — и Юлька звучно поцеловала телеграмму.
— Фу, как негигиенично, Юлька! — скривилась Жанна. — Ты представляешь, через сколько рук прошла эта телеграмма?
— Жанна, а у тебя есть бабушка?
— Нет.
— Ну, так ты ничего в бабушкиных телеграммах не понимаешь! — И Юлька демонстративно еще раз поцеловала телеграмму.
Всех кошек гладит, телеграмму целует... а ей точно 12 лет, а не вдвое меньше? В первой книге только Аня страдала приступами инфантильности.
Тут Ане можно приписать как минимум грех злопамятства
— Только не забудь сказать бабушке, что это ты заставила меня косу обрезать!
Юлькин восторг сразу утих, и она возмущенно уставилась на Аннушку.
— Что, вот так прямо сразу и сказать? С этого начать знакомство с родной бабушкой?!
— Юля! Ты мне это обещала, когда уговаривала меня волосы резать.
Батю зазомбировали:
Аннушка и Юлька встали, повернулись лицом к иконе Спасителя, и Аннушка громко прочла благодарственную молитву. Папа тоже встал — он быстро привыкал к православному порядку, и, похоже, порядок этот ему даже нравился.
Ужин закончен, Юля звонит бабушке со своего мобильника, поскольку Аня не умеет с ним обращаться.
И вот раздалось громкое, на все комнату: «Я слушаю!». Мгновенно струсив, Юлька сунула трубку Аннушке.
— Бабушка, это я, Аня. Здравствуй, бабушка!
— Здравствуй, Аннушка. Как хорошо тебя слышно, милая, будто ты рядом.
— Как ты себя чувствуешь, бабушка? Ты здорова?
— Все слава Богу, дорогая, все слава Богу. Ну, рассказывай, как ты там живешь?
— Хорошо живу.
— Папу слушаешься?
— Слушаюсь. Это совсем не трудно, бабушка, он такой добрый!
— Балует он там тебя, наверно, сверх всякой меры?
— Еще как балует, бабушка!
— Вот я ему задам при встрече!
Циничненький вопрос человеку с последней стадией рака.
▼Скрытый текст⬍
Впрочем, там в будущем станет понятно, что Аня то ли не знает о том, что это такое, то ли считает, что ничего страшного.
Потом Аня передаёт трубку Юле:
— Ой, бабушка, я ужасно рада, что у меня теперь есть и Аня, и вы! Это так здоровско!
— Мне это очень приятно слышать, детка.
— Бабушка, а вы меня помните?
— Конечно, помню. Только ты не кричи, дорогая, я ведь совсем не глухая и даже еще не очень дряхлая. И говори мне, пожалуйста, «ты».
— И на «ты» можно?!
— Нужно, Юленька! Ведь это ты меня не помнишь, ты совсем маленькая была, когда папа увез тебя в Ленинград, а я-то тебя, проказницу, очень даже хорошо помню.
— А какая я была маленькая?
— Ты была такая юла, что все смеялись: «Ну и имечко подобрали!».
— Ой! А еще что-нибудь про мое счастливое детство?
— У нас тогда был пес Дозор, и ты очень любила спать у него в конуре.
— Класс! Бабушка, а может быть, это была Аня, а не я?
— Ты, ты! Я-то вас никогда не путала. У тебя, между прочим, есть отличительный знак.
— Какой, бабушка?
— На левой лопатке маленькое родимое пятнышко.
Мои 40 слонов за это станцуют, пока Юля велит Ане проверить, есть ли у неё пятнышко на самом деле. Оно действительно есть, Юля в восторге:
— Ура! Бабушка меня помнит!
— Конечно, Юленька, я тебя помню и люблю. Я за тебя молюсь каждый день, а молитвенная память у людей самая крепкая.
А если молиться за каждую страницу десятитомника Ландау и Лифшица, его так можно выучить наизусть?
Момент признания:
— Ясное дело: если каждый день твердить Богу про какого-нибудь человека, так и не захочешь, а запомнишь его… Бабушка! А вот если вы… если ты взаправду меня любишь, то обещай не сердиться за один мой страшный-страшный грех.
— Какой еще такой «страшный-страшный грех»? Что ты там выдумываешь?
— Бабушка, я Аньке косу отрезала!
Аннушка сделала страшные глаза и отчаянно замотала головой.
— Юленька, нехорошо сестру Анькой звать… Погоди, как это косу отрезала? Это еще зачем? Кто разрешил?
— Так уж получилось. Понимаешь, бабушка, у меня-то волосы короткие, а тут приезжает моя сестра с длиннющей косой! Представляешь, какой ужас?
— Не понимаю, какой ужас! Такая прекрасная была коса…
— Ну как же ты не понимаешь, бабушка? Мы ведь оказались неодинаковые: лицо одно, а прически разные. А тут еще папа пообещал меня выдрать как егорову козу.
— Сидорову, наверно?
— Точно, Сидорову!
— А почему это папа собирался тебя выдрать? За дело поди?
— За дело, бабушка, за дело, — успокоила ее Юлька. — Вот тогда мы и решили стать совсем одинаковыми, чтобы папа не мог угадать, кого драть надо. Он запутался и на всякий случай простил обеих. Прости и ты, бабушка, а то ведь я завтра в первый раз на исповедь иду, так пусть у меня хоть на один грех будет меньше, ладно?
— Ладно, проказница, придется тебя простить. Но епитимью наложу на обеих: теперь вы обе забываете, где там у вас ножницы лежат, и обе отращиваете косы. Договорились?
— Договорились, бабушка! — дуэтом закричали девочки.
Да-да, сила в волосах, мы помним. Юля рассказывает, что послезавтра у неё причастие, и, как выясняется, тогда же и именины. Баба Настя просит снова Аню, но Юля хочет покаяться:
— Знаешь, бабушка, Аннушка меня все время воспитывает, воспитывает — прямо святую из меня хочет сделать!
— Ну, это у нее определенно не получится, не беспокойся. Это и есть твое покаяние?
Внезапно! Бабушка велит Ане не перестараться!
— Аннушка, ты там не переусердствуй, воспитывая Юлю в христианском духе. Не жми на нее очень-то: душа человеческая — дело тонкое.
— Ой, класс! — пискнула Юлька в полном упоении.
— Да нет, бабушка, Юля у нас умная и очень хорошая. Она сама все понимает, когда успевает подумать, — сказала Аннушка, улыбаясь сестре.
И добрая, замечу! Будь на месте Юли реально испорченная/ненавистница религии, жизнь Ани уже превратилась бы в ад.
Бабушка хочет посмотреть на Юлю, и все единогласно решают попросить отца взять её с собой в Псков, когда он повезёт Аню домой. Это подслушал Прыгун, передал Михрютке, а тот уже Жанне и Жану:
— Юльку в Псков пускать нельзя, ее там окончательно испортят, в церковницу превратят, — решила Жанна. — После Пскова она еще и в Келпи не захочет ехать.
— Не пустим Юльку в Псков, — согласился Жан. — А вот от Анны надо бы поскорей избавиться — слишком уж от нее светло в Доме. У тебя на этот счет нет никаких идей, хозяюшка?
— Нет. Нам остается только терпение и смирение…
— Жанна, что ты несешь!
— Успокойся — ПОКАЗНЫЕ терпение и смирение. Скоро отец повезет ее в Псков, а Юльку я отвезу в Ирландию пораньше. И тогда…
— И тогда Мишин окажется целиком в твоих нежных и цепких коготках.
— Ясное дело! А домового надо бы наградить. Эй, Михрютка, ты где там прячешься? Хочешь со мной на дискотеку поехать?
Счастливый Михрютка свалился с потолка и заплясал перед хозяйкой.
— Еще бы не хотеть! В дискотеке музыка грохочет, люди скачут, и все на бесов похожи! Повертишься там — ну будто на исторической родине, в аду побывал!
Ну да, как же не плюнуть мимоходом в дискотеки Спотлайт возвращается на Юлианну, но уже в день исповеди. Отец Георгий (который в первой главе дом освящал) беседует с Юлей наедине, ибо она первый раз на исповеди:
— Ну, расскажи мне, отроковица Юлия, как ты к исповеди готовилась? — спросил он.
— Сначала мы с Аннушкой долго-долго молились, а потом она дала мне список грехов. Вот я и стала вспоминать все-все-все грехи моей жизни и отмечать в книжечке.
— И много отметила?
Юлька молчала, опустив голову.
Молчал и священник, неспешно перебирая четки.
— Почти все отметила, батюшка, какие в списке были, — прошептала наконец Юлька. — У меня только одного греха нет из этого списка.
— В самом деле? — удивился отец Георгий.
— В одном-единственном грехе я оказалась не грешна! — сокрушенно сказала девочка, подняв на него налитые слезами глаза.
Лишнее чувство вины, бесспорно, крайне полезно для подростковой психики. Однако, потом это переходит в совсем странном направлении:
— Не может этого быть!
— Правда, батюшка, — вздохнула Юлька и пустила слезу.
— Ушам своим не верю!
Мимо них по аллейке проходил молодой монашек.
— Брат Евстафии, а поди-ка ты сюда!
Монашек подошел к ним.
— Благословите, батюшка.
Отец Георгий благословил его и спросил:
— Не знаешь ли ты, брат Евстафий, митрополит Петербургский и Ладожский у себя?
— Владыка раннюю служил, а сейчас, надо полагать, у себя в покоях отдыхает.
— Придется потревожить владыку. Поди-ка ты к нему, брат Евстафий, и отрапортуй, что в нашей епархии новая святая объявилась.
— Какая святая, батюшка? — непонимающе заморгал глазами монашек.
— А вот эта самая — отроковица Юлия. И удачно-то как объявилась — завтра Юлию Карфагенскую величаем, а нынче Юлию Крестовскую прославим: в колокола ударим, крестным ходом с нею во главе пройдем!
У Юльки от удивления слезы моментально высохли.
— Ой, вы меня не так поняли, батюшка! — воскликнула она. — Вы подумали, что я только в одном грехе виновата, да? А я виновата во всех, кроме одного!
Думаю, любой бы так подумал на месте Юли. Однако, нет!
— Да нет, я все правильно понял. Ты слышишь, брат Евстафий? Сия преподобная отроковица до одиннадцати лет дожила и каким-то одним грехом за всю свою жизнь ни разу не согрешила.
— Не может такого быть, — сказал, брат Евстафий, качая головой, — нет такого человека, чтобы даже в одном каком-то грехе за всю жизнь ни разу виноват не был. Не делом — так словом, не словом — так помыслом, а грешны мы все и во всех грехах. Кроме святых, конечно.
— Экий ты непонятливый, брат Евстафий, а я-то тебе про что толкую? Это ты да я во всех до единого грехах виновны, а вот Юлия сумела в каком-то грехе ни разу не провиниться. Святая отроковица, говорю ж тебе! Так что беги-ка ты, братец, поскорей к митрополиту, обрадуй его.
— А можно полюбопытствовать, батюшка, в каком именно грехе сия отроковица ни разу не согрешила? — поинтересовался брат Евстафий.
— Какого греха за тобой нет, праведница ты наша?
— Лжесвидетельства!
— Лжесвидетельства?! Фу… — отец Георгий отер лоб. — Брат Евстафий, ступай себе по своим делам: отменяются колокола и крестный ход, и митрополита тревожить незачем.
Брат Евстафий кивнул и отправился по своим делам.
— В лжесвидетельстве, дорогая моя Юлия, мы все как один виновны. Клевета на ближнего, передача вздорных слухов, сплетни — все это, милая ты моя девочка, и есть грех лжесвидетельства. Не верю я, что ты ни разу в жизни про своих подружек не сплетничала!
— Сплетничала, конечно, батюшка, сколько раз сплетничала… — упала духом Юлька. — Так это что же получается — я во всех грехах грешна?
— Как и я, грешный иерей, как и послушник брат Евстафий. Он ведь тебе ясно разъяснил, что все мы во всех грехах виновны. Вот будешь читать жития святых и узнаешь, как умели каяться святые, как они замечали в себе самомалейший грех и тут же старались его искоренить.
Но вообще-то... если все виноваты, то никто не виноват. Про то, что норма определяется большинством, эти праведники не слышали? И если ВСЕ грешны - значит, понятие греха в принципе теряет смысл, ведь без грехов существование невозможно.
Святые тоже грешили, да-да:
— Разве у них тоже были грехи? Они же святые!
— Вот ты пришла в церковь в синих, джинсах и в черной майке, а твоя сестрица надела белое платьице. Кстати, ты тоже в следующий раз юбочку вместо брюк надень, как положено православной девочке. А теперь скажи мне, если мимо вас проедет по луже какой-нибудь шофер-грубиян и обдаст вас грязью из-под колес, на чьей одежде будет заметнее грязь, на твоей или на Аннушкиной?
— На Аннушкиной, конечно.
— Вот так и грехи. На отбеленном покаянием и молитвой душевном одеянии святых самомалейший грех был заметен, как пятно мазута на белом платье. И они его тут же замечали и очищали покаянием. Понятно?
Так все же грешны, даже святые - смысл стараться?
После исповеди Акоп Спартакович отвез девочек домой, и они потом целый день ходили как по струнке, стараясь ни в чем не согрешить, чтобы назавтра достойно причаститься.
Юлик весь день оберегает свою "отроковицу" от искушений, на ночь встаёт на страже у дверей. Однако, хоть Юля теперь и молится, и ангел её охраняет... бес всё равно пробрался!
Именинным утром Юлька вдруг ни с того ни с сего начала капризничать.
То есть это они с Аннушкой думали, что ни с того ни с сего, а на самом деле это Прыгун ночью как-то исхитрился впрыгнуть через открытое окно в комнату сестер, забрался под Юлькину половину кровати и до самого утра покалывал ее снизу через матрац рогами и шептал-нашептывал… Только когда с рассветом в комнату вошли Ангелы Хранители, Прыгун сиганул из-под кровати в окно и скрылся в саду.
Какой-то бесполезный страж, в общем. И почему у Ани до сих пор нет своего беса?
— Я в церковь пойду в джинсах, — вдруг заявила Юлька.
Аннушка ничего на это не ответила, она уже причесывалась.
— Разве Богу так уж важно, как я одета? — вздорным голосом продолжала Юлька. — Ему важно, что у меня в сердце делается! Вот возьму и нарочно надену джинсы с дырьями на коленках…
— Надевай что хочешь, только не спорь — не греши перед причастием.
— Я и не буду спорить, а надену что захочу! — И Юлька потянула из шкафа джинсы с разорванными коленками.
Аннушка нахмурилась, но ничего не сказала. А Юлька натянула драные джинсы и начала вертеться перед зеркалом.
— А сверху надену еще красную майку с Микки-Маусом! — заявила она, косясь на сестру.
Микки-Маус Аннушку доконал.
Юля троллит, Аня тоже начинает троллить:
— Юля, а что ты наденешь на праздничный обед в честь своих именин? — спросила она.
— Белое кружевное платье.
— Чудно! А мне дашь надеть вот эти твои джинсы?
— Ты что, собираешься на мои именины явиться в драных джинсах?
— Если будет не очень жаркий день. А если будет жарко, надену купальник.
— Ты с ума не сошла, Ань? — озабоченно спросила Юлька и даже потрогала Аннушкин лоб.
— Да почему же это я с ума сошла? В жаркий день купальник — самая удобная одежда.
— Но не за праздничным же столом! Я обижусь, если ты явишься в купальнике на мои именины!
— Что для тебя важнее — мой внешний вид или моя любовь? Тебе, Юля, должно быть важно, что у меня в сердце делается. А в сердце у меня сплошная любовь к тебе!
— Твой наряд как раз и должен выражать твою любовь!
— В таком случае я надену свой новый купальник.
— В купальнике на пляж ходят, а не на именины! Никакого рванья и никаких купальников, пожалуйста! Это неприлично!
— Хорошо, тогда я для приличия надену сверху новый халатик.
— Не-е-ет! — закричала Юлька и затопала ногами. — Это неуважение ко мне, к моим гостям и к нашему папе! Он тебе накупил столько хорошей одежды, а ты явишься как чучело! Хуже чем из Пскова приехала!
— А ты чего волнуешься, Юленька? Ты же на литургию хочешь одеться не как принято одеваться в церковь, а как тебе вздумалось, так? Ну, а я на твои именины оденусь, как мне хочется.
Юлька задумалась.
— Так, сестричка-лисичка, с тобой все ясно: опять воспитываешь! А ты забыла, что моя душа — дело тонкое? Вот я бабушке на тебя пожалуюсь! И больше не воспитывай — я и так все поняла.
В общем, они сходятся на голубых платьях:
— Хорошая мысль, Юля. Но сейчас надевай поскорей голубое платье, как собиралась. А на твои именины мы с тобой, конечно, наденем наши белые платьица и туфельки к ним. Если хочешь, мы еще пришпилим на головы по бантику.
Платьица, туфельки, бантики... Первый класс, первое сентября.
Но когда пора ехать в Лавру, куда-то исчезает Акоп. Да, у него сегодня день беса, и всё идёт наперекосяк: машина барахлит, телефон забыл дома. Ваня и Юлик полетели к Акопусу:
— Где твой подопечный? — приступили к нему Ангелы.
— А его Недокопка как оседлал с полуночи, так до сих пор на нем и ездит где-то, — пожаловался Ангел Акопус.
Нет, оседлал не в сексуальном смысле, а сел на плечи, но я всё равно вкину сюда гачимучи, ибо воистину.
Бесы осаждают, Акоп, естественно, страдает:
Вконец обнаглевший бес колотил узловатыми кулаками по макушке подопечного, как по барабану: Акоп Спартакович уже успел пожаловаться на адскую головную боль механику и даже сходить в ближайшую аптеку. Но аспирин от бесов не помогает, и в голове у него по-прежнему жутко стучало и гудело.
Вокруг Акопа Спартаковича, оседланного поганым Недокопкой, крутились мелкие крестовские бесы, выкрикивая в его адрес нехорошие слова; а еще они курили какие-то вонючие сигареты и пускали дым прямо ему в лицо, и дым этот окончательно замутил мозги бедному Акопу Спартаковичу и заставил его глаза слезиться.
— Это у меня летний грипп начинается, — сокрушенно вздыхал он.
Вывод: молитва помогает от всего, включая мигрень, гипертонию, аллергию и всё прочее.
Ангелы бросаются разгонять бесов, Акоп пытается вспомнить, что он обещал Юле с Аней, через некоторое сопротивление от Кактуса заимствует мобильник у автомеханика и звонит сестричкам, чтобы те ехали на метро.
Возле метро они встретили Гулю, Киру и Юрика. Ребята как раз собирались ехать в центр, чтобы купить подарки для Юльки — все трое были приглашены на именины. Услышав, что сестры отправляются в храм на литургию, они тоже решили ехать с ними.
— Видишь, как Господь все устраивает к лучшему? — сказал Иоанн Юлиусу. — Если бы бесы не задержали Акопа, эти дети сегодня не собрались бы идти в Божий храм.
На страдания самого Акопа, видимо, пофиг. Главное, дети в храм пошли.
Вся компания успешно добирается до храма (их личные бесы туда, естественно, не суются), Юля проникается торжественностью и во всём повторяет Аню, только не поёт, когда все люди запевают хором. Потом причастие:
— Юлия! — взволнованно и даже, пожалуй, слишком громко сказала она, подойдя к Чаше, и открыла рот.
А потом с нею случилось нечто чудесное. Отец Георгий накануне как будто все объяснил ей про причастие, и ей казалось, что она все поняла. Но когда она проглотила то, что было в золотой ложечке, ей показалось, что изнутри ее охватило теплом, а снаружи — неземным ярким светом, и внутри у нее ликующе запел голос. Это был ее собственный голос, хотя пел он что-то ей неведомое. «Может, это моя душа поет? » — подумала она, замирая от восторга.
Меня немного забавляет эта иносказательность: "то, что было в золотой ложечке". Настолько неприлично написать, что же там было?
Кира, Гуля и Юрик стояли в уголке. Они не кланялись, не крестились и даже не двигались, а только смотрели по сторонам, но церковная служба им понравилась. Они так и сказали сестрам, когда обедня кончилась, и все они вышли из храма.
— Это хорошо, что служба вам понравилось, — важно кивнула Юлька. — Жаль только, что вы пока не воцерковились и вам многое еще непонятно.
Ангел Ваня комментирует, что это уже гордыня, но Юлик его успокаивает, мол, сегодня не в счёт. Бесы к подопечным теперь боятся соваться, и они возвращаются в дом Мишиных, в гости к Юле.
За праздничным обедом собрались друзья Юльки и все домашние, кроме Жанны: она извинилась и заранее ушла к себе, сославшись на головную боль. А Дмитрий Сергеевич все еще не догадывался, что ее головную боль зовут Юлианной!
Да Мишин вообще ни о чём не догадывается. Ни о том, что вроде как любимую дочку травила другая дочка, ни о том, почему возлюбленная и почти что жена себя плохо чувствует. Идеальный муж и отец
Присутствовали, конечно, и все Ангелы: уже знакомые нам Димитриус, Юлиус, Иоанн и Акопус, а также Павлос — Ангел Хранитель начальника мишинской охраны Павла Иоанновича Орлова.
Павел Иоаннович?.. у ангела Вани объявился сын!!1! Как-то выбивается такое отчество.
Юле дарят подарки:
Юльке принесли подарки, как на день рождения, и заставили ими весь стол возле именинницы. Аннушка подарила ей маленькую книжечку с крестиком на обложке — детский молитвослов, а папа, который заранее догадался с нею посоветоваться, протянул дочери небольшой футляр. Открыв его, Юлька ахнула и кинулась целовать отца: в футляре лежал серебряный крестик с эмалевыми цветочками. Крестик был с цепочкой, и Юлька сразу же его надела. Акоп Спартакович еще в лавке у Лавры тайком от девочек купил «Евангелие для детей» со множеством ярких картинок и теперь преподнес его имениннице. (Заметим, кстати, что голова у него уже не болела — прошел у него «летний грипп»!) Конечно, Юлька понимала, что Аннушка и Акоп Спартакович подарили ей молитвослов и Евангелие для маленьких, но она не обиделась — надо же было с чего-то начинать!
Зато удивил и обрадовал ее Павел Иоаннович: он положил перед именинницей солидную книгу в кожаном переплете с золотой надписью «Закон Божий».
— Скоро понадобится! — коротко сказал он.
▼асибе⬍
Я уже рассказывала про бабушку-адвентистку. Так вот, она тоже лучшим подарком считала религиозную литературу, чем вызывала немалый бомбёж у мелкой меня и у мамы с другой бабушкой. От религиозной литературы это меня отвратило настолько капитально, что Библию я не открывала из принципа, а хоть какой-то интерес к теме у меня родился только после просмотра Евангелиона. Я люблю элдричных НЁХ, и мне нравится интерпретация ангелов как элдричных НЁХ. Ветхозаветные ангелы > традиционные ангелы.
А вот друзья подарили нормальные подарки:
Кира, Гуля и Юрик не знали толком, что положено дарить в день Ангела, и потому Кира подарила Юльке французский журнал мод, Гуля — роскошный двухэтажный шоколадный набор, а Юрик просто поднес цветы.
Потом звонит бабушка, но разговор не показан, и бомбить особо не на что, за исключением вот этого:
— Бабушка, когда я была маленькая, я ведь тоже причащалась? А кто меня в церковь водил? Расскажи мне, как это все было!
Юлька не включила громкую связь, и Аннушка не слышала, что именно ей рассказывала бабушка, она только видела, что Юлька слушает и восторженно улыбается.
— И я не пугалась, не плакала? Совсем-совсем никогда? Сегодня один маленький мальчик жутко ревел, когда его несли к причастию.
Детям вообще нечего делать в церкви, проверено. Кстати, я же правильно понимаю, что причащаются одной ложкой на всех, и её никто не дезинфицирует? Если так, то ещё и антисанитария вопиющая.
Юля хочет устроить пикник с друзьями на острове:
— Пап, а можно мы теперь возьмем кое-что со стола и устроим пикник на нашем острове?
— Можете отправляться на свой необитаемый остров, только возвращайтесь засветло. Но лодку резиновую я вам не дам, я сам вечерком собираюсь на заливе порыбачить.
— У-у-у!
— От «У-у-у» и слышу.
— Папочка, какой же ты у нас противный!
— Юлечка, не хами.
— А как же нам все для пикника перевезти на остров, если ты не даешь лодку?
— Возьмите надувной матрасик у Жанны, на нем все и доставите на свой Пятачок.
...чтобы утонуть или утопить перевозимое?
— Папочка, какой же ты у нас умный! — сказала Аннушка, желая загладить Юлькину дерзость.
Аня утонуть явно не против.
— Спасибо, дочка, ты одна меня ценишь. Остальные только и смотрят, как бы заставить плясать под свою дудку.
— И не все, а только мы с Жанной! — возразила Юлька. — И у меня это получается, а ей только кажется, что ты под ее музыку танцуешь.
— Вот я передам твои слова Жанне! Она обидится и не даст вам свой матрасик и не повезет тебя в Ирландию.
— Ха! А я как раз и не хочу в Ирландию, я хочу в Псков. Это Жанна рвется в Келпи, это у нее там подружка. Между прочим, папка, хорошо бы и Аннушку в эту школу устроить.
— А что, Аннушка, может, тебе и вправду лететь в Ирландию вместе с Юлькой? Ты бы там за ней присмотрела…
— Мне, папа, надо за бабушкой присматривать, пусть лучше Юля со мной в Псков едет.
— А что? Это идея! — встрепенулась Юлька. — Папка, ты как на это смотришь?
— Ну вот еще что выдумали! Это будет непомерная нагрузка для бабушки — заполучить тебя в придачу к Аннушке.
— А чем это я плохая нагрузка?
— Ты слишком хорошая нагрузка — это-то меня и беспокоит.
Юля вместо Ирландии хочет в Псков к бабушке. Мне кажется, или она всё больше и больше обанивается, то бишь превращается в благочестивую картонку? Сопротивляйся, Юля, мы в тебя верим!
Одним словом, батя внезапно против, чтобы Юля ехала в Псков, даже несмотря на то, что бабушка хочет её приезда. Внятного обоснования этому в тексте нет, кроме "непомерной нагрузки". Может, поэтому и сёстры не общались после развода родителей?
Необитаемый остров - мелкий островок на Крестовке, на который можно попасть только вплавь, мостов туда нет. Аня к этому моменту уже умеет плавать (Юля научила), так что они плывут туда, перевозя сумки на вышеупомянутом надувном матрасе. На островке у них обустроен тайник с самым необходимым, они разводят там костёр - в общем, нормальный пикник. Юля начинает жаловаться, а потом все обсуждают ирландскую школу:
— Скоро папа с Аннушкой поедут к бабушке. Я тоже хочу ехать в Псков! А эта противная Жанна говорит, что надо готовиться к школе…
— Ты еще совсем недавно была в восторге от своей красавицы мачехи, — заметила Кира.
— Ну, в общем-то она ничего, только много на себя берет. А папа уж слишком часто делает так, как хочет Жанна.
— Погоди, вот они поженятся, так он у нее и вовсе под каблучком окажется! — пообещала Кира.
— Так ты вместе с Жанной летишь в Англию? — спросил Юрик, уводя девочек от опасной темы: ему нравился Мишин и не нравились сплетни.
— В Ирландию, — поправила Юлька. — Правда, сначала мы летим в Лондон, а уже оттуда в Дублин. Но от Дублина до школы Келпи надо еще добираться на машине.
— А тебя уже приняли в эту школу? — спросил Юрик.
— Конечно! У Жанны там подруга преподает что-то вроде медицины.
— Так это что, какая-то особая медицинская школа?
— Нет, но в Келпи преподают такие предметы, которых в других школах нет. Они послужат хорошей стартовой платформой на будущее. Так Жанна говорит.
— Например? — поинтересовался Юрик.
— Например, психоуправление.
— Это что, психотренинг какой-нибудь?
— Да нет, психотренинг — это когда ты учишься собой управлять, а психоуправление — это когда ты управляешь другими.
— Ух ты! Это гипноз, что ли?
— Пока не знаю. Вот приеду на зимние каникулы и расскажу.
— Я и не знала, что бывают такие школьные предметы! — удивилась Аннушка.
— Это ведь особая школа для девочек с большими духовными дарованиями, — скромно сказала Юлька.
Ну, мы уже понимаем, куда дует ветер, но ребят сбивает с мысли Гуля, жалующаяся на сложность уже обычных школьных предметов:
— Непонятки какие-то, — зевнула Гуля. — Чего только эти взрослые не выдумают, чтобы мучить детей и забивать им голову! У нас от одной информатики завянуть можно.
— Как же, завянешь ты, — усмехнулась Кира — Даже не похудеешь, хоть двойками тебя завали!
— Это зачем же мне худеть? — удивилась Гуля, доставая из потухшего костра последнюю сосиску. — Русская красавица должна быть статной и величавой.
— Это ты-то у нас величавая? — с усмешкой спросила Кира. — Ты ленивая и толстая, а не величавая.
— Я думаю, это как бы синонимы, — невозмутимо парировала Гуля, хрустя поджаристой корочкой сосиски. — Вот ты, Кира, воображаешь, что у тебя конкретно хорошая фигура, а ведь у тебя ее, фигуры-то, как бы нет ни спереди, ни сзади.
— Такой вид и должен быть у топ-модели, она должна быть сплошная стройность и грация.
— Ага, вид у тебя стройный, но уж очень голодный. Хочешь конфетку?
Ну, Гуля хотя бы незакомплексованная, только слов-паразитов многовато (и нет, автор, это не сленг).
Кира дрочит на Жанну
— А вот Жанна почему-то есть все подряд и совершенно не толстеет, — заметила Юлька. — Она знает секрет, как сохранять фигуру без всяких страданий.
— Жанна вообще классная женщина, — сказала Кира. — И красивая, и умеет себя подать, а умная какая!
Также она считает, что, пока обе дочери будут в отъезде, Жанна батю и окрутит. Юля возражает:
— Без нас не окрутит! Во-первых, наш папа сам уезжает за границу по делам бизнеса, а во-вторых, он не станет жениться без нас: что это за свадьба без родных дочерей? Верно, Аннушка?
Аня грустно вздыхает:
— А ты чего нахмурилась, Аннушка? — спросил ее Юрик. — Тебе не нравится Жанна?
— Странная она какая-то… Я ее не понимаю. Меня она точно не любит и с первого дня невзлюбила, а вот любит ли она Юлю?
— Нужна мне ее любовь! — фыркнула Юлька. — Главное, чтобы она считалась со мной. С нами, то есть, ведь теперь нас двое. А любит она только себя и нашего папку. Или ты, сестричка, и в этом сомневаешься?
— Да нет. Разве нашего папу можно не любить? А все равно она странная.
— Она интересная, — сказала Кира, — а это для женщины главное.
Аннушка вдруг вспомнила, как бабушка, когда папа приезжал к ним в Псков и показывал фотографию Жанны, произнесла именно эти слова — «интересная женщина».
Там было "эффектная", а не "интересная"! Тем временем Юля совершенно не рада перспективе и хочет в Псков к бабушке. Юля, если Аня удерживает тебя в заложниках, моргни два раза!
Ангелы Ваня и Юлик наблюдают, бесы тоже, но не лезут. Юля раздумывает:
— Я все думаю-думаю, как быть, у меня даже голову сводит от мыслей, — пожаловалась Юлька.
— Ты бы помолилась своему Ангелу Хранителю, посоветовалась с ним! — с улыбкой сказал Юрик. — Он что, больше тебе не помогает?
— Еще как помогает! Это лето — лучшие в моей жизни каникулы. Спасибо тебе за это, Ангел мой! — сказала Юлька, поворачиваясь на спину и глядя в небо.
— Пожалуйста, Юленька, — ответил сверху Юлиус, на миг прервав беседу с Иоанном.
— Только теперь он почему-то молчит и ничего мне не подсказывает, — вздохнула Юлька.
— Как это не подсказываю? — удивился Юлиус. — Я ей время твержу, что ехать в Келпи не надо. Разве не поэтому, Юленька, тебе так хочется к бабушке? Это ты меня плохо слушаешь, отроковица ты моя непослушная.
— В эту школу для маленьких ведьм ехать твоей Юлии никак невозможно, — согласился Иоанн. — Не место это для православной девочки.
— Вот и я о том же. Ты заметь, заметь, брат, как Юленька внутренне сопротивляется этой поездке, прямо извелась вся! Чует ведь ее православная душенька, что с этой школой что-то не так! Только вот жаль, никак она не может сосредоточиться и понять, почему я стараюсь отговорить ее от Келпи: она ведь думает, что все дело только в бабушке.
Хлипкая тут "русская защита", не чета ДпВ с Кадетами. Тем временем - вы уже соскучились по наездам на ГП? Вот и они, родимые, начинаются:
— Может, как-нибудь внушить Мишину отменить ее учебу за границей? Ты Димитриуса просил об этом?
— Конечно, просил! Но там Жан через Жанну блокирует все его усилия.
— Еще бы! Жан тоже хочет завладеть состоянием Мишина и вместе с Жанной открыть первый в России лицей для юных ведьм. Сейчас, считает он, самое время, ведь столько детей без ума от колдовства.
А предположить, что сказка про волшебников - это, ну, просто сказка, и дети просто играют - слишком сложно? И что, о ужас, можно даже быть православным и любить ГП как сказку?
— А знаете, мне кажется, я чувствую, что мой Ангел тоже хочет, чтобы я ехала к бабушке!
— Верно, верно, Юленька! — согласился сверху Юлиус.
— Ты погоди ликовать-то, — остановил его Иоанн. — Что-то у нее глазенки как-то подозрительно заблестели. Или ты не видишь, брат?
— Вижу, ой вижу! А ну, пикируем!
Ангелы подлетают, чем отгоняют бесов, чтобы не подслушали. А идея у Юли такая:
— Кажется, я знаю, какой выход подсказывает мне мой Ангел! Потрясающий выход!
— Ой! — испугался Юлиус.
— Интересно, что ж это ты такое ей подсказываешь? — поддразнил его Иоанн.
— Он мне подсказывает, что мы с тобой, Аннушка, должны поменяться местами: я поеду в Псков к нашей бабушке, а ты вместо меня отправишься учиться за границу!
Аня идею не одобряет:
— Глупости! — решительно возразила Аннушка. — Бабушка сразу же поймет, что это не я, а ты — это раз, и я совсем не хочу ехать учиться в какую-то заграничную школу — это два.
— А что? Неплохо придумано! — сказала Кира. — И ты, Анна, будешь большая дура, если упустишь возможность поехать учиться в Ирландию вместо Пскова. Обалдеть, как везет некоторым!
— Не надо мне такого везенья! Я не собираюсь папу, бабушку и вообще всех на свете обманывать!
— А разве мы с тобой постоянно не разыгрываем папу, когда он не знает, где у него кто? Разве не поэтому он зовет нас Юлианнами?
— Ты, сестрица, не путай шутки с обманом!
— А тебе, Аннушка, разве не хочется увидеть чужие страны, других людей? — спросил Юрик.
— Хочется, конечно, но не таким способом.
— Все средства хороши в достижении цели, — глубокомысленно произнес Юрик. — Я бы на твоем месте не стал дожидаться, пока ваш отец догадается, что пора и тебе предоставить равные с сестрой стартовые возможности.
Ну, Юра умный, Юра просёк, что Мишин тот ещё тормоз Юля с Аней спорят, Аня стоит на своём:
— Нет! — Аннушка отстранилась. — Я сама еду к бабушке, и это мое последнее слово!
— Ну, конечно, ведь ты всю нашу жизнь росла рядом с бабушкой, и ты считаешь, что имеешь на нее монопольное право! — в голосе Юльки зазвенели слезы. — И маму, нашу маму ты знала и любила! Ты все свое детство пробыла с нею, а я ее даже не помню!
— Запрещенный прием, — заметил Иоанн. — На жалость бьет твоя отроковица.
— Так ведь она права, братец Иоанн! Легко ли было девочке без женской ласки расти, сам подумай?
— Вечно ты ее защищаешь, брат Юлиус!
— Я по должности ее защищать должен, я Хранителем к ней приставлен.
А надо, чтобы смирилась и... что? Не поехала ни в Ирландию, ни к бабушке? Несправедливо как-то выходит
— Я тебя понимаю, Юленька, и мне жаль, что ты совсем не знала нашей мамы. Честное слово, мне очень тебя жаль. Но ведь тут ничего нельзя поделать… — и Аннушка вдруг горько заплакала. Она заплакала раньше, чем это собиралась сделать сама Юлька. Та не ожидала такого поворота и тут же зарыдала в голос, снова валясь на землю.
А вообще, что из этого выходит? Фактически, здравый аргумент у Ани только один - бабушка поймёт, что к ней приехала не Аня. Всё остальное сводится к "Я не хочу". Аня, пора включить режим правильной христианки и сделать, как надо, а не как хочется
Гуля тоже проникается:
— Жуть как трогательно, в натуре, — сказала Гуля, отправляя в рот конфетку. Потом вдруг губы ее скривились корытом, и она заплакала гораздо громче сестер.
— Ну а ты-то чего ревешь, как испорченная сигнализация? — спросил ее вконец расстроенный Юрик. — Кончились у детки конфетки?
— Ща! Нет, я вспомнила, как сама прямо в один час осталась сразу без отца и без матери.
Кира завидует, сестрички всё ещё плачут:
— Чушь какая-то. Сидят две девицы Мишины и в голос рыдают из-за того, что обе не хотят ехать учиться за границу. А тут способный и одаренный подросток, почти девушка, можно сказать, должна прозябать в обычном лицее в Санкт-Петербурге. Какая жестокая несправедливость! Да чего там хорошего-то, в этом Пскове?
— Там бабушка! — в один голос сказали сестры. Теперь они обнялись и плакали уже вместе, плакали тихо, а это значит — плакали по-настоящему горько. Остальные сидели молча, не зная, чем их утешить.
ВНЕЗАПНО! Аня соглашается!
— Не плачь, сестренка, не надо. Мы что-нибудь придумаем…
— Ни мамы у меня не было, ни бабушки не будет! — пожаловалась Юлька сестре.
— Будет, будет тебе бабушка, только не плачь. Ладно уж, поеду я вместо тебя в эту самую Ирландию. Ты только не расстраивайся так, а то у меня прямо сердце разрывается. У тебя же сегодня день Ангела!
Когда сестрички уже дома и ложатся спать, Юля очень рада:
— День Ангела мне понравился даже больше, чем день рождения.
— Вот и правильно. Рождаются ведь и котята, а крестятся только люди.
— Крещение этим отличает нас от животных?
— И от язычников, и от тех, кто не верит в Христа Спасителя.
Вот так всех не-христиан приравняли к животным, классика Юля считает, что Аня сделала ей лучший подарок, Аня вздыхает, ангелы тоже кручинятся и летят за советом к градохранителю Пете (вопрос, с чего это градохранитель занимается семейными проблемами двух девчонок и какие у него вообще обязанности, остаётся открытым). Суровый Петя их урезонивает:
— С чем пожаловали, Хранители?
— Беда у нас!
И они поведали Петрусу о своей беде.
— Аа, задали вам задачку сестрички! И чего же вы ждете от меня, какой помощи?
— Мы совета просим, — сказал Юлиус. — Как бы нам заставить их отказаться от этой опасной затеи?
— Заставить? Я не ослышался? Вы хотите людей, созданных Господом свободными, пусть даже отроковиц неразумных, заставить поступить против их воли? — Голос Петруса стал строг и даже грозен. — Такой власти нет у вас от Бога, братья-Хранители! Ваше дело сестричек охранять, подсказывать, увещевать, спасать — но никогда не действовать против их воли! Да вы и сами это знаете. Сумеете подсказать, уговорить — их счастье и ваша заслуга. Но свободы принимать решения вы у них отнять не можете. Это только бесы стремятся подчинить себе человека против его воли.
— Да мы же по-отцовски за них тревожимся…
— У отцов есть власть ограничивать волю своих детей, а у вас такой власти нет! Вразумлять и направлять любовью, тихим шепотом в сердце — вот ваше право! Им и пользуйтесь.
А ещё Петя считает, что Ане лететь в Келпи безопаснее, ибо она в вере крепче, чем Юля:
— Двадцатого августа отец собирается везти Аннушку обратно к бабушке, — сказал Иоанн, — но если вместо нее поедет Юлия, то моей бедняжке уже тридцатого придется лететь в Келпи.
— В Келпи… Слыхал я про это старинное колдовское гнездо, про эту школу для маленьких ведьм. Да, это и в самом деле большая беда, — Петрус глубоко задумался.
Ангелы молчали, глядя на него с ожиданием и надеждой. Потом Градохранитель сказал:
— Вот что, братия, возвестите от меня Ангелу Димитриусу: пусть попытается внушить своему Мите благую мысль отменить поездку отроковицы Юлии в эту самую школу. Может, он сумеет… А сами твердите сестричкам день и ночь, что нехорошо обманывать отца и бабушку. Но если вам, братия, не удастся ничего сделать, тогда уж, прости, Хранитель Иоанн, лучше пусть в Келпи летит твоя подопечная. Она в вере крепка, она духом сильна, и я думаю, что ее ведьмы тамошние не одолеют. А вернувшись из Келпи на зимние каникулы, она расскажет отцу, что это за школа такая, и он ее больше туда не пошлет. А вот за отроковицу Юлию я бы не поручился.
Юлик вступается за Юлю, мол, она не глупее сестры и смелая, и тут мы получаем ещё один повод бомбить!
— Нам доподлинно вестимо, Юлиус, как ты свою отроковицу любишь. Но и тебе, и нам неведомо, что с нею будет, если она попадет в колдовскую школу. Современные дети так падки на магические приманки! А еще поразмысли, разве ей не полезно провести какое-то время с бабушкой Настей?
— Это верно, — согласился Ангел Юлиус.
— Когда у бабушки Переход?
— Ее Хранитель Анастасий говорил, что Переход намечен на весну.
— Получается, что Юлия напоследок перед тем поухаживает за умирающей бабушкой, получит от нее последние духовные наставления, — задумчиво проговорил Юлиус.
Уход за бабушкой, больной раком - вот вообще не тот опыт, который необходим в 12 лет!
▼ещё асибе, потенциально триггерное⬍
▼нытьё и хаос⬍
Вторая бабушка чтеца (не адвентистка, а по матери, с которой мы вместе жили) всю жизнь игнорировала врачей, и в итоге проморгала его самый, рак. Мне тогда было 15-16, куча своих проблем со здоровьем, пропуски в школе, в 10 классе сильно по оценкам отстала (почти все четвёрки, что для меня-отличницы было катастрофой), и на этом ещё осознание, что бабушка, с которой ты жила всю жизнь, доживает последние месяцы, сделать уже ничего нельзя. Умерла она тихо и без мучений, мы с мамой обнаружили случайно. А я на следующий же день (это было в воскресенье) пошла в школу, чтобы не пропустить важную контрольную, но с классного часа отпросилась. Классуха отпускать не хотела, потому что пропуски классных часов за мной уже водились, и вот я при всём классе говорю "У меня бабушка умерла, на похороны поедем", после этого меня прорывает, и я реву. И это я всё-таки не мелкая была, но тот момент до сих пор помню, хотя он полжизни назад был.
— Да ведь моя-то Аннушка как горевать будет, если не простится с бабушкой! — воскликнул Иоанн.
— Почему не простится? На зимние каникулы твоя Аннушка приедет к отцу и все ему про Келпи расскажет, и он, надо думать, больше никого из сестер туда не отпустит. Вот твоя Аннушка и вернется в Псков.
— Может, он тогда и Жанну прогонит? — с робкой надеждой спросил Юлиус.
— Ну, это сомнительно, — сказал Петрус. — Вашу Жанну каленой молитвой из дома выжигать надо, а вот ее-то у Дмитрия Мишина пока и нет. В будущем разве что появится, ну да не будем вперед забегать…
Да лучше бы Жанна этих ангелочков калёным заклинанием из дома выжгла. Никакой пользы от них, ещё и поучают не по делу.
Петя советует Ване позаниматься с Аней английским (sic!)
Еще вот что я тебе, Иоанн, советую: ты в оставшееся время займись-ка с отроковицей Анной английским языком, а то с ее познаниями ей в Келпи трудно будет, запутают ее.
Так ангелы всё-таки помогают в учёбе?
— Господь да благословит тебя, Ангел Иоанн, пройти с отроковицей Анной грядущие испытания и невредимо и благополучно возвратиться домой.
— Аминь, — сказали Хранители.
— Ну, и тебе, Юлиус, счастливого путешествия в Псков с отроковицей Юлией. Присматривай там, чтобы она не капризничала и бабушку не огорчала.
— Буду стараться изо всех сил. Да у нее сердечко-то умное…
— Сердце умное, да язычок дурачок!
Ангел Юлиус виновато склонил голову.
— Ладно, не скорби. Ей как раз полезно походить за больной бабушкой: нет лучшей духовной школы для юной души, чем дела милосердия.
Ну да, пускай её там вообще добьёт. Сначала на исповедь загнали и во всех грехах обвинили, потом поездки к бабушке лишить хотели, теперь ещё сиделкой при онкобольной поставят для полного комплекта. Чтобы Юля в 15 в окно вышла, вестимо.
— А все-таки славные у них девочки, — сказал Градохранитель Петрус, задумчиво глядя им вслед.
И это была последняя фраза главы.