Праздник хлеба
Все привыкли, что я не ем хлеб. Совсем не ем, ни в каком виде. Лиля всё ест с хлебом, она даже из Москвы привозит какой-то особенный хлеб, которого в нашем городе нет. Миша любит натереть корочку ржаного чесноком. А я хлеб не ем. Ну меня никто и не заставляет. Чужие взрослые удивляются, например, когда я в гостях. «Те» бабушка и дедушка тоже удивляются, но не настаивают. Бабушка Люся просто ставит на стол деревянную миску с нарезанным хлебом и сухариками, берите, кто хочет. Дедушка Гена всегда спрашивает, очень серьёзным тоном, не на диете ли я. Я очень серьёзным тоном отвечаю, что нет. Так и живём.
Я люблю бывать в гостях у «тех» бабушки и дедушки по многим причинам, и одна из них – Наташа. Наташа – внучка бабушкиной соседки с первого этажа. Мне она кажется очень взрослой, но бабушка Люся говорит, что Наташа школьница. Если я в гостях у бабушки Люси, а Наташа в гостях у своей бабушки, мы играем вместе, и нет человека, счастливее меня. Потому что Наташа постоянно что-то придумывает: то игру в фанты, то школу для кукол. А в этот раз она придумывает пойти на праздник хлеба!
- Тетя Люся, я иду в «Красный уголок» на праздник хлеба! Можно я Юлю с собой возьму? – тараторит она, допивая кофе со сгущёным молоком у нас на кухне.
Бабушкин особый рецепт. Только у бабушки Люси я пью не чай, а кофе, как взрослая! Ещё и со сгущёнкой. Вкуснота неимоверная, особенно если из моей любимой чашки, которая ради меня торжественно достаётся из буфета в зале. Маленькая чашечка с мелкими цветочками по краям, моя собственная.
- Возьми, - соглашается бабушка Люся.
Бабушка Лиля никогда в жизни не отпустила бы меня куда-то там с кем-нибудь. Но у «тех» бабушки с дедушкой можно всё, чего нельзя в квартире двадцать восемь. И мы с Наташей идём в какой-то волшебный «красный уголок».
На деле оказывается, что мы идём в дом напротив, который я знаю под не менее таинственной аббревиатурой «ЖЭК». Туда мы как-то раз ходили вместе с бабушкой, но мне было очень скучно, и я ничего не запомнила. А теперь мы заходим в маленькую комнату, где полно народа. За столом сидит серьёзная тётенька, а на стульях по кругу сидят дети. В основном постарше, чем я, но Наташа смело садится на стул посередине и сажает меня на колени.
- Вот, малышку привела с нами отпраздновать, - сообщает она.
Вообще-то я против публичных заявлений и не люблю привлекать внимание. Но у Наташи на коленях сидеть уютно.
- Хлеб – всему голова, - начинает тётенька за столом.
Она что-то долго и нудно рассказывает, а потом предлагает желающим выйти в центр и рассказать стихотворение о хлебе. Выходит один мальчик и читает стих. Потом выходит девочка, тоже читает. Я лихорадочно соображаю, знаю ли я какое-нибудь стихотворение про хлеб. Но на память приходит только «Не плачь, всего одна осталась ночь у нас с тобой», «Твоя вишнёвая девятка опять сигналит за окном» и «Чистые пруды, застенчивые ивы». Это всё песни, да, я знаю. У меня с детскими стихами вообще не очень, я больше песни люблю, которые мама слушает на магнитофоне. Я бы и песню как стихи продекламировала, но ничего про хлеб не вспоминается. А ещё вспомнила стихотворение про пятнистые бронетранспортёры у Белого Дома. Его мама наизусть учила, при мне, ну я тоже выучила нечаянно. А потом бабушке с дедушкой прочитала, они как-то побелели, как тот Белый Дом, и сказали никогда нигде вслух его не читать. В общем, тоже не подойдёт.
Пока я раздумываю, конкурс стихов уже и заканчивается.
- А теперь, ребята, угощение, - радостно объявляет тётенька. – Все берём по кружке, наливаем себе водички из самовара, и берём по кусочку хлеба!
И все бегут к столу с самоваром, который я давно заприметила. Хватают жестяные кружки, толпятся у самовара, наливают воду. Самую обычную воду, даже не чай.
- Ну, налетели, - ворчит Наташа, расталкивая ребят. – Малышку-то пропустите. Юля, бери кружку. И хлебушек бери.
Самый обычный кусок чёрного хлеба. Самая обычная вода. Самые обычные дети девяностых. Может быть, не у всех на балконах были коробки печенья и шоколадок, как у дедушки Гены, может быть, не все были закормлены сладостями, как я, но хлеб и вода уж точно ни для кого не были угощением. В обычной жизни. И совершенно другое дело – на Празднике хлеба в «Красном уголке». Ещё и с жестяными кружками!
И я трескаю этот хлеб, как будто первый раз в жизни. Правда, я действительно первый раз в жизни ем не дома. И пью холодную воду! Бабушка Лиля никогда такого не допустила бы. А потом ещё неделю рассказываю всем желающим, то есть всем бабушкам и дедушкам, про чудо чудное и диво дивное – Праздник хлеба! В Красном уголке!
А конец у истории грустный. Через пару лет, когда я пошла в школу, я в очередной раз приехала к «тем» бабушке и дедушке, пошла гулять во двор и встретила Наташу. Кинулась к ней с объятиями, надеясь, что сейчас мы будем весело играть, как всегда. А Наташа со мной играть не стала. Она играла с другими маленькими девочками, которые появились во дворе, и которые ещё не ходили в школу.
Ещё через лет двадцать я приехала в гости к маме, уже в совершенно другой дом, где не принято было общаться между соседями. Стояла на лестнице, ждала маму, возившуюся с замком, мы собирались куда-то идти вместе, и по лестнице спускалась женщина с тремя детьми. Один мальчик отчаянно вопил, потому что хотел взять с собой велосипед, но его мама, очевидно, решила, что ей довольно троих и без велосипеда. Шумной толпой они вывалились из подъезда, я проводила их мрачным взглядом, передёрнувшись и подумав, как хорошо, что у меня нет такой вопящей толпы карапузов.
- Не узнала? – уточнила мама. – Это же твоя подруга детства Наташа.
- Да? – ещё бы я помнила, как Наташа выглядела, да и лет прошло… - А как она сюда попала?
- Квартиру по льготам получила, как многодетная. Ты бы с ней хоть поздоровалась.
- Вот ещё…
А сама подумала: «Интересно, когда эти трое карапузов подрастут, она себе новых заведёт? А старых куда денет?».
Руза
- Тебя как зовут?
- Аня! А тебя?
- А меня Юля.
- Давай иглать?
Я пожимаю плечами. Не очень-то хочется играть с такой мелочью. Мелочи года два или три, она толстенькая, светловолосая и приставучая. Но есть нюанс. У этой мелочи металлические формочки для песка, предмет моего давнего вожделения. Сейчас я думаю, если бы родители озаботились покупкой тех самых формочек, скольких проблем я бы в жизни избежала.
- Ну давай, - вздыхаю я, и начинаю ожесточённо лепить куличики.
Мы с Мишей и Лилей в какой-то непонятной, загадочной Рузе. Мне объясняли, что Руза – это Подмосковье. Как будто всё сразу стало понятнее. Что здесь прекрасный дом отдыха для деятелей культуры, к которым принадлежит Миша. Ну а мы с Лилей так, в нагрузку.
Пока что я не очень понимаю все прелести Рузы. Игрушек с собой взять пришлось всего несколько, книжку одну, что особенно печалит. Скука смертная. Единственная радость – песочница.
- Анечка, пойдём, нам пора!
Женщина в ярком сарафане берёт мелочь за руку и вытаскивает из песочницы. Мелочь тут же ударяется в рёв. Я задумчиво на неё смотрю и пытаюсь понять суть трагедии. Формочки-то её, это мне тут в пору реветь.
- Анечка, пойдём немедленно, - кипятится женщина. – Женя, что ты стоишь? Помоги мне!
К вытаскиванию дочери из песочницы присоединяется отец. Вместе они кое-как собирают формочки, отряхивают песок с нарядного платьица и утаскивают куда-то плачущую Анечку.
- Знаешь, кто это был? – задумчиво говорит Миша, закуривая сигарету.
- Хватит уже дымить, приехали свежим воздухом дышать! – тут же делает ему замечание Лиля. – И кто?
- Дворжецкие. Знаменитые артисты. Юля вырастет и будет всем рассказывать, что с дочкой самих Дворжецких в песочнице играла.
Дочка самих Дворжецких тоже стала артисткой, между прочим. Но я о случае в песочнице не рассказываю, в арсенале появились байки и покруче. Ну вот только вам, и то по секрету.
В Рузе мы ходим гулять в лес, собираем грибы. Миша очень основательно подошёл к сбору грибов, серьёзно подготовился: у нас с собой есть ножик, ведерко, фонарик и радиоприёмник.
- А радиоприёмник зачем? – удивляется Лиля.
- На случай, если заблудимся, - многозначительно сообщает Миша.
Видимо, по радио будут сообщать, куда идти нам троим, заблудившимся в Рузе. Я с нетерпением жду этого момента, интересно же послушать, как дяденька Игорь Кириллов скажет: «Внимание! Говорит Москва! Лиля, Миша и Юля, заблудившиеся в лесу в Рузе, идите на север! Повторяю, идите на север!». И тогда мы прославимся. Как определять, где север, я знаю. Он там, где на деревьях мох растёт. Главное, чтобы дяденька Игорь Кириллов нас послал именно на север, потому что как определять, где юг, восток или запад я понятия не имею.
Нож нужен, чтобы грибы срезать, не повреждая грибницу. Тогда из неё вырастет ещё много грибов. Миша все подряд грибы срезает, только большие и съедобные. Если гриб маленький, он оставляет его немножко подрасти.
- Завтра придём и срежем. Он за ночь как раз подрастёт.
- А если его кто-то до нас срежет? – резонно возражаю я.
Народа-то полно вокруг шастает, сама видела.
- А мы подпишем, что это наш гриб! – придумывает Миша.
Он берёт веточку и ножом вырезает на ней «Юля». И кладёт рядом с грибом.
- Вот теперь все будут знать, что это Юлин гриб, и его срезать нельзя. Здорово я придумал?
Ну как сказать. А ещё наш гриб стал в два раза заметнее, рядом с именной палочкой.
Я оказалась права, на следующий день палочку мы нашли, а гриба рядом с ней уже не было. Дедушка у меня, конечно, был идеалист. Но мы всё равно привезли из Рузы много грибов. Миша потом прошил их верёвкой, развесил на балконе, и они долго сушились, а потом куда-то делись. Может быть, их съели, но без меня, потому что грибы – слишком опасная еда для маленьких детей.
Вообще это не отдых был, а сплошная нервотрёпка, с первого дня. Приходим с Мишей и Лилей в спортзал, а там так интересно: мячи, гантели лежат, маты разбросаны. И тарелки! Круглые железные тарелки, на которых можно крутиться. Я как эти тарелки вижу, так сразу способность рационально мыслить теряю.
- Юля, ты хочешь записаться в спортзал на физкультуру? – спрашивает тётенька в белом халате.
- Конечно! – ору я, только представив на секунду, что все эти мячи и тарелки будут в моём распоряжении.
Лиля одобрительно кивает, и они что-то там записывают.
- Придёте завтра в десять утра, - улыбается тётенька.
Мы выходим на улицу, садимся на лавочку, свежим воздухом подышать, потому что других развлечений тут нет, и мы всё время где-нибудь сидим и дышим. И тут до меня доходит, какую фатальную ошибку я совершила. И я, подумав пару минут, ударяюсь во вселенский вой. Миша, задумавшийся о своём, писательском, аж подпрыгивает.
- Ты чего?!
- Я не хочу в спортзаааал!!!
- Почему? Ты же только что хотела?
- Потому что у меня не получится!
Минут десять расспросов и три вагона терпения требуется Мише, чтобы выяснить, что именно произошло. Что я вдруг осознала всю тщетность своего бытия, скудность детских силёнок и масштабность спортивного зала и огромных гантелей, которые мне ни за что не поднять.
- Так тебя никто и не будет заставлять! Они для взрослых. У тебя своя гимнастика будет, а у взрослых своя, - убеждает меня Миша. – Вы даже в разное время будете заниматься.
Поразительно, но я оказываюсь права. Нет, гантели меня таскать никто не заставляет, но гимнастика оказывается невероятно скучным занятием. Нудная тётя в белом халате показывает упражнения, учит дышать животом, и только в самом конце даёт пять минут покататься на железных тарелках.
Но главное испытание для психики, и моей, и Мишиной ещё впереди. Потому что в один прекрасный день, по дороге в столовую, я замечаю девочек, играющих во что-то интересное.
- Пошли, посмотрим, - тереблю я Лилю за руку.
Мы подходим. Девочки взрослые, такие со мной ни за что играть не станут. Но я и не прошусь в игру, я просто хочу посмотреть. На лавочке между девочками разложено игровое поле из картона, по которому мчатся самые настоящие пластмассовые лошади. А на лошадях сидят всадники с цветными кепками. Девочки бросают кубик, лошади передвигаются на нужное количество делений. И всё вместе это завораживает меня так, что я сдвинуться с места не могу. Мне кажется, что нет ничего прекраснее этой игры на всём белом свете.
- Я тоже такую хочу, - тихо говорю я.
Лиля задумчиво смотрит на меня, потом на девочек. И идёт к ним узнавать, где сие чудо куплено.
Тут надо пояснить, что я очень редко прошу игрушки. Не кидаюсь на пол, не закатываю истерики, и вообще веду себя прилично. У меня нет нужды что-то требовать, потому что игрушки и книжки мне покупают постоянно. И если просьба всё-таки озвучивается, Лиля к ней всегда прислушивается.
- Девочки, а где вы взяли эту игру? – интересуется Лиля.
Девочки охотно рассказывают, что в ближайшем магазине. И после завтрака нас с Мишей отправляют в магазин, за игрой. Я бодро шагаю рядом с дедушкой, солнце светит, травка зеленеет, на небе ни облачка, мир прекрасен в своей гармонии. По дороге дедушка покупает мне журнал «Для девочек», потому что устал ходить со мной в библиотеку и искать там детские книжки. С собой я взяла только «Приключения ослика Маффина», и уже зачитала их до дыр. Я листаю журнал на ходу, рассматривая картинки, но никак не могу сосредоточиться, все мои мысли занимает удивительная игра с лошадьми и жокеями. Что дядьки в кепках называются жокеями, мне Миша рассказал.
И вот он, магазин. И на витрине прямо передо мной стоит большая коробка, на которой нарисовано то самое поле и те самые лошади. Рядом какая-то тётенька тоже что-то покупает, но я не обращаю на неё ни малейшего внимания, хотя дедушка радостно, даже как-то слишком радостно с ней здоровается. Они о чём-то разговаривают, но я не слушаю. Я жду тот самый момент, когда игра попадёт в мои руки. Я предвкушаю, как мы будем играть с Лилей и Мишей. Но вдруг…
- Юля, пошли, - Миша берёт меня за руку и поворачивается к выходу.
Как «пошли»? А игра?!
- Ты знаешь, эта игра слишком дорого стоит, - тихо говорит Миша. – Мы её не купим.
И вот тут я начинаю реветь. Кажется, первый и последний раз в жизни я устраиваю истерику потому, что мне что-то не купили. Мне очень стыдно сейчас, честно. Но я обещала рассказывать вам правду и только правду. Я не падаю на пол и не топаю ногами, но реву в три ручья. И Миша что-то говорит той тётеньке, с которой общался, извиняющимся тоном, после чего выводит меня на улицу.
- Ты хоть знаешь, кто это был? – сердито выговаривает он. – Перед кем ты меня опозорила?
- Нет, - всхлипываю я.
- Это была сама Клара Новикова!
В мои пять лет Клара Новикова производит на меня то же впечатление, что и чета Дворжецких – никакое. Масштаб всех этих личностей я оценю гораздо позже. Впрочем, у Клары Борисовны ещё есть шанс поднять авторитет в моих глазах.
- Купили игру? – интересуется Лиля, когда мы заходим в номер. – А откуда слёзы? Что случилось?
И Миша начинает рассказывать, что игра стоила каких-то баснословных денег, что это просто грабёж, что они очумели совсем со своей рыночной экономикой. И Лиля его, кажется, ругает. Говорит, что всё равно надо было купить игру, раз ребёнок попросил, не так уж часто он что-то просит. Ребёнок огорчённо сидит на горшке, привезённом из дома, любимом, с ёжиком и клубничками, и хлюпает носом. А потом в дверь стучат.
Миша открывает, и видит на пороге Клару Новикову. А в руках у неё та самая коробка с игрой.
- Ваша внучка очень расстроилась из-за этой игры, - говорит Новикова. – И я решила ей её подарить.
Приходится срочно слезать с горшка, натягивать штаны и бежать говорить доброй тёте спасибо. Засунув свою стеснительность и социофобию в то самое место, на которое натягивала штаны.
Когда Клара Новикова уходит, я открываю коробку, и тут случается самое удивительное. Потому что внутри не одна игра, а очень много игр! Целых десять штук. Там есть не только гонки на лошадях, но и гонки на машинках. А ещё есть пчелиный улей, какой-то морской бой и куча всего разного, до чего я дорасту только через несколько лет. А пока просто заворожённо рассматриваю картинки и фишки.
- Я же не знал, что там целый набор! – растерянно говорит Миша. – Я же думал, цена за одну игру. За одну было слишком дорого. А за набор ещё по-божески.
Мы целый вечер играем в лошадиные скачки и немного в гонки на машинках. Все игры я привожу домой, и всадники в кепках переселяются в коллекцию «маленьких игрушек», становясь полноправными участниками моих историй. А Клара Новикова … нет, не становится моей любимой артисткой. До её юмора я дорасту только через тридцать лет. Но навсегда остаётся в моей памяти очень хорошим человеком.