Сашка всегда была пессимистом, и, зная за собой такую особенность, в глубине души надеялась, что как обычно сгущает краски. Что на деле подготовка юбилея и сам юбилей окажутся для Туманова далеко не такими страшными, как она себе напредставляла. Поводов для беспокойства у неё было три. Не соберут зал, и он впадёт в глубокую депрессию из-за потерянной народной любви. Колено не даст ему два или три часа простоять на сцене во время концерта, и вместо праздника он устроит себе настоящую каторгу. Диабет или астма вмешаются в самый неподходящий момент и, опять же, вместо праздника будет медленная пытка или концерт вообще сорвётся.
Но вскоре выяснилось, что Сашка не учла и половины проблем, которые посыпались на них обоих. Во-первых, он катастрофически не запоминал тексты. Тексты своих старых песен он, конечно, помнил, но тексты песен новых, которые планировалось петь с приглашёнными артистами, нужно было зазубрить. Даже если на концерте пустят фанеру, рот-то надо открывать вовремя, да и артикуляция должна совпадать. А ещё он сам придумал подводки к каждому номеру, подобрал стихи советских поэтов, подходящие случаю. И всё это тоже надо было выучить наизусть. Сашка, с детства легко запоминавшая что угодно, хоть зубодробительную «Песню о соколе», за которую весь её класс получил двойки, возненавидев Алексея Максимовича, хоть двести крылатых фраз для зачёта по латыни, на мучения Туманова смотрела с сочувствием и полным непониманием. Она только слушая его перечитывания сценария вслух уже всё запомнила. И теперь ходила за ним, подсказывала, помогала. Но хуже было, что чем больше он учил, тем больше нервничал. Чувствовал, что забывает только что зазубренное, расстраивался и всё больше загружался. Сашка стала замечать у него нехарактерные жесты: он стучал себя пальцем по виску, словно пытаясь утрамбовать новые знания. Ещё больше Сашку пугало нехарактерное для господина артиста самобичевание.
- Нет, ну а что я хотел? Восемьдесят лет… Дома на печи сидеть надо, а не концерты давать. Память уже ни к чёрту, - ворчал он сам на себя, вышагивая по комнате в очках и со сценарием в руках.
Сидя ему почему-то не училось. Видимо, запоминал в ритме шагов.
- На какой печи, Всеволод Алексеевич? Откуда у нас печь? Да если б и была, лазить на неё удовольствие сомнительное, шею свернуть недолго.
- А ты пробовала? – Туманов останавливается и смотрит на неё поверх очков. – Ну вот и не умничай.
И возвращается к тексту. И это тоже для него не характерно, потому что обычно он Сашке не грубит. Даже когда болеет, даже во время приступа астмы, даже когда очень плохо он в худшем случае промолчит, стиснув зубы, но на неё не сорвётся. И Сашка понимает, что что-то не так.
Во-вторых, он слишком вовлекался в организацию концерта эмоционально. У него постоянно звонил телефон, Ренат, завезя его на Арбат после работы в студии, не успевал доехать до дома, а Туманов его уже вызванивал, чтобы что-то уточнить. Он пытался контролировать всё: продажу билетов, создание декораций, договоры с балетом и оркестром, запись фонограмм приглашёнными артистами. Сашка даже не подозревала, что у него осталось настолько много связей. Или эти связи волшебным образом восстановились, когда речь зашла о престижном концерте в «Крокусе». Иногда хотелось спросить, почему «дорогие коллеги» не звонили ему в обычный день рождения, даже смс-ку не присылали. Но Сашка героически молчала, запрятав сарказм туда же, где уже хранились мечты о спокойной жизни наедине с сокровищем.
Чем ближе было первое декабря, тем больше Туманов нервничал и загружался, тем хуже спал и меньше ел, тем реже улыбался. Сашке казалось, он вообще перестал улыбаться, шутить и называть её «девочкой» или хотя бы «Сашенькой». Отрывистое «Саша» и вопросы только по делу. С ней рядом снова был господин артист «не подходите близко», а не её сокровище. И к концу ноября она уже с тоской вспоминала те первые дни их московского вояжа, которые в моменте казались ей сложными и нервными, а теперь самыми счастливыми в предъюбилейном марафоне. Например, день, когда явилась Зарина.
***
Звонок в дверь не стал для неё неожиданностью. Во-первых, какая уж тут неожиданность, с их системой охраны, камерами и ресепшеном. Во-вторых, Всеволод Алексеевич с утра предупредил, что заедет госпожа всё ещё Туманова.
- Она всё равно собиралась в город, а я попросил её кое-что привезти, - поясняет Туманов. – У меня оставался отличный фрак и рубашка с монограммами на манжетах, под запонки. И сами запонки, кстати. Не новые же покупать, они стоят больше, чем аренда зала.
Сашка только плечами пожимает. Если она пережила Рената, то уж Зарину-то буквально рада видеть.
- Что ж вы такие дорогие цацки не забрали? – только удивляется она. – Нет, я понимаю, что вы гордо уходили с одним чемоданом, оставив всё супруге. Но запонки-то Зарине Аркадьевне зачем?
- А мне они зачем? – в свою очередь удивляется Туманов. – По Прибрежному в них гулять? Или на полянке в селе Верхние Грязи петь? Юбилейных концертов в столице я как-то не планировал. Я вообще не предполагал, что до юбилея доползу.
И Сашка замолкает, не желая развивать тему, потому что любое обсуждение возраста и грандиозной даты у них легко перерастает в ссору.
Зарина появляется, нагруженная кофрами и пакетами, но вполне довольная жизнью. Она как будто даже помолодела с их прошлой встречи. Какой-нибудь новый лифтинг, ботокс или что там в столицах сейчас модно среди обеспеченных немолодых леди?
- Не узнала? – усмехается Зарина Аркадьевна, словно читая Сашкины мысли. – Аппаратный лифтинг с золотыми молекулами. Израильская технология. Очень рекомендую! Сева, ты заберёшь у меня пакеты сейчас или мне тут постоять до твоего юбилея?
Сашка её уже практически любит. У Всеволода Алексеевича прям страсть к язвительным женщинам.
- Да мне как-то без надобности, - бормочет Сашка, забирая часть пакетов, потому что Всеволод Алексеевич ещё только вышел в коридор, и пока дойдёт, Зарина окончательно потеряет терпение. – Вот одноразовые тапочки, Зарина Аркадьевна. Я их честно спёрла в самолёте специально для вас.
Из коридора слышится явственное «Гы-гы», Зарина качает головой, но тапочки берёт.
- Да не для тебя лифтинг, господи. Для Севы. С такой мордой в телевизоре стыдно появляться, он же натуральный шарпей.
- Неправда, я корги. Толку от меня никакого, но меня все любят, - изрекает Туманов, появляясь в прихожей. – Здравствуй, Зоренька.
И в щёку её целует. И Сашка даже не ревнует ни разу. Шведская семья, дожили.
- Разбирай своё шмотьё. Я ещё две пары туфель прихватила, три рубашки и синий бархатный пиджак.
- Синий? – Всеволод Алексеевич заглядывает в пакеты. – Не было у меня синего.
- Был, ты тогда три штуки привёз: синий, красный и цвета морской волны. Два стаскал, а синий так и висел. Он тебе не нравился, потому что ты с ним лицом сливался из-за своей астмы. Но Сашиными стараниями ты у нас теперь розовенький, как поросёночек, так что…
- Попросил бы! Решили же, что корги!
- Если только с жопы. Не льсти себе, Севушка. А пиджак померяй. Ты же не собираешься в одном фраке оба отделения петь? И вообще, какой фрак с таким пузом?
- Нормальное пузо!
Сашка только головой качает и идёт накрывать на стол.
- Зарина Аркадьевна, вы же с нами пообедаете? – уточняет на всякий случай. – Вы не спешите?
- Я с вами могу даже поужинать. У косметолога я уже была и до следующего сеанса совершенно свободна. Сейчас всё померяем, может быть, придётся что-то подшить или распустить. Здесь должна была оставаться моя швейная машинка…
Зарина уже раскладывает вещи на диване, вытаскивает из кофра костюм, понукает Туманова, чтобы переодевался. Сашка мысленно аплодирует. Её талантов хватило бы только сопроводить сокровище до магазина одежды. Шить она в принципе не умеет, только швы накладывать, и то уже не возьмётся, когда последний раз практиковалась-то. А уж все эти запонки, фраки, жилетки, бабочки даже не знает, как использовать. Так что появление супруги как нельзя кстати.
- Саша, - догоняет её голос Зарины. – Своё платье тоже неси, давай померяем. Я сразу подгоню и тебе, если надо, всё равно же машинку доставать.
- Какое платье, Зарина Аркадьевна? – Сашка оборачивается. – У меня рубашка и джинсы, всё по размеру.
- Джинсы? Детка, ты с ума сошла? Там соберётся весь бомонд, и главной темой для обсуждения будет твой внешний вид. Ты ещё в кроссовках туда приди.
- Да и приду. А в чём, в туфлях, что ли? По снегу, ага. И вообще, я причём? Вы же придёте на концерт? Вот вас пусть и обсуждают. Вы всё ещё официальная жена, так-то.
Зарина подносит руку к лицу и страдальчески смотрит на Туманова.
- Может быть, ты ей объяснишь?
- И не подумаю. Она меня покусает, потом швы, уколы от бешенства, оно мне надо? – хмыкает Всеволод Алексеевич. – Мы всё это уже проходили. Рядить Сашу в платья крайне опасная затея. И вообще, отстань от человека. Она не обязана соответствовать ничьим ожиданиям.
- Я про то, кого на самом деле будут обсуждать!
- Господи, да пусть обсуждают, - фыркает Сашка. – Мне может ещё и губы накачать силиконом, чтобы им понравиться?
- Губы гиалуроном накачивают, - поправляет Зарина. – Силикон – это в другое место.
- А, ну сиськи мне свои девать некуда, - фыркает Сашка.
- Девочки! – возмущается Всеволод Алексеевич.
Он, кстати, давно переоделся, и теперь стоит в брюках и синем пиджаке, и ждёт, пока на него обратят внимание.
- Пиджак сходится, но пузо всё равно выпирает, - выносит приговор Зарина. – Если не будешь расстёгивать, то нормально.
- Не буду, у меня же под ним ещё дозатор.
Дозатор он в руке держит, чтобы не пристёгивать сто раз, пока переодевается. Сашка задумчиво смотрит на сокровище, качает головой.
- Всеволод Алексеевич, а никак нельзя брюки чуть ниже спустить? У вас пояс прямо на канюле. И почему так туго? А, тут пуговицы, не ремень. А переставить если?
Она машинально поправляет ему брюки, спуская их на полсантиметра ниже и расстёгивая пуговицу. И только тогда осознаёт, что делает. Точнее, у кого на глазах она это делает. Сашка отдёргивает руки, как будто штаны вдруг резко воспламенились, и шарахается в сторону.
- В общем, сами как-нибудь. Мне ужин надо готовить.
Зарина смеётся, и даже Всеволод Алексеевич улыбается.
- Уже сто лет не видел тебя, Сашенька, смущённой, - говорит Туманов и поправляет брюки. – А так они по земле волочатся. Зоря, ты подошьёшь?
- Легко, - Зарина присаживается на корточки, чтобы отметить длину штанин. – Саша, готовить ничего не нужно. Предлагаю всем поехать в центр, купить нашей гимназистке что-нибудь приличное, и там же поесть.
Сашке хочется возразить, что они и так в центре города, нашли тоже окраину. И что не надо ей ничего покупать. А Всеволоду Алексеевичу лишний раз лучше не таскаться по общепитам. Но уши по-прежнему горят, нужные слова не находятся, а эти двое ещё так ехидно друг на друга и на неё посматривают, что остаётся только промолчать. В конце концов, у Сашки и самой уже возникли сомнения насчёт джинсов. Стоило увидеть сокровище в концертном пиджаке и белой рубашке с воротником-стойкой под бабочку, как собственный костюм показался абсолютно неуместным. Даже если она весь концерт простоит в кулисах, как и собиралась.
- Сашенька, ты вызовешь такси? – обращается к ней Туманов.
- Зачем? – удивляется Зарина. – Я за рулём.
- Вы умеете водить? – невольно вырывается у Сашки.
- И много лучше, чем Севушка, - ухмыляется Зарина. – Не бойся. Я, по крайней мере, сдавала экзамены сама, мне права полковник милиции не дарил за то, что я у него в бане пела.
- Не в бане! Во вполне приличном ресторане, где он праздновал юбилей, - усмехается Туманов. – Подтверждаю, Сашенька, Зарина Аркадьевна прекрасно водит машину, не стоит переживать.
- Как будто я за себя, - ворчит Сашка и идёт одеваться.
Сашка очень надеется, что они не поедут в какой-нибудь ЦУМ, но едут они именно туда. Пафоснее места не нашлось. Между прочим, они живут на накопления Туманова и на редкие гонорары от его не менее редких концертов. По меркам Прибрежного он, конечно, олигарх, но в Москве можно было выбирать магазины поскромнее. Но у Всеволода Алексеевича абсолютно скучающий вид, как будто они в дежурный магазин за хлебом идут. Дверь перед Сашкой распахивает швейцар, она машинально говорит «спасибо» и слышит фырканье Зарины за спиной. Туманов безмятежно улыбается и вальяжно хромает к лифту.
- На первом этаже парфюмерия, одежда выше, - поясняет он и, заметив, что Сашка смущена, берёт её под локоть. – Что такое? Саша, это обычный магазин с обычными продавцами. Бери пример с Зарины Аркадьевны.
- В смысле изобрази презрение к жалким людишкам? – уточняет Сашка, машинально прижимаясь к его пальто.
- Я всё слышу, - комментирует мадам Туманова. – По первому этажу тоже надо пройтись. Косметики у тебя, конечно же, нет?
- Я не пользуюсь. А Всеволод Алексеевич ещё пять минут тут постоит, и будем приступ астмы снимать, - шипит Сашка. – Тут вонь от вашей косметики со всех сторон.
- Предлагаю определиться с одеждой, а потом я оставлю вас выбирать косметику и отдохну в машине, - Всеволод Алексеевич придерживает створку лифта и пропускает дам. – Правда, Сашенька, прогуляйся с Зариной Аркадьевной. Не всё же у меня тушь воровать.
Сашка снова вспыхивает. Подумаешь, один раз взяла! Жалко ему, что ли. У него классная такая, Сашка никогда такой не видела. Унисекс. Вроде и не заметно, что красилась, а ресницы выразительнее становятся. Не то, чтобы ей было надо, просто он оставил косметичку в гримёрке, а она ждала, пока он концерт отпоёт, ну и поиграла немножко.
Через двадцать минут Сашка вынуждена признать, что с Зариной ходить по магазинам одежды ещё приятнее, чем с Тумановым. Она, как и он, безошибочно вытаскивает с вешалок вещи, которые могут понравиться Сашке и при этом ей подойти, но при этом один её вид отбивает у консультантов всякое желание лезть под руку.
- Чем я могу вам помочь? – начинает девочка или мальчик в очередном магазине.
А Зарина уже вскидывает руку:
- Тем, что молча постоите на кассе. Саша, обрати внимание вот на это платье.
- Только не платье! К нему нужны туфли, на каблуке!
- Совершенно не обязательно. Хотя, с твоим ростом… Сева, твоя склонность к педофилии меня всегда удивляла.
- Что? Я здесь вообще причём? Девушка, принесите мне кофе. Пока дамы определятся, я успею и кофе попить, и футбол посмотреть.
Всеволод Алексеевич лезет в карман за телефоном, но Зарина его быстро приводит в чувство.
- Какой тебе футбол с кофе? Иди сюда. Может быть, вот этот костюм?
- У Саши точно такой же в Прибрежном остался. Я выбирал.
- Саша, а если вот этот? Пыльно-розовый сейчас в тренде!
- Только через мой труп, - возмущается Сашка. – Либо чёрное, либо тёмно-синее.
- Чтобы на похороны второй раз надеть? – уточняет Туманов.
- Всеволод Алексеевич! Я же просила!
- Так не я в траур одеваюсь, заметь.
- Девушка, а вот этот пыльно-розовый костюм есть на три размера больше? Я сама его померяю, пожалуй. Раз Александра Николаевна не хочет.
Туманов закатывает глаза и усаживается в кресло, пить принесённый ему кофе. Зарина уходит в примерочную, Сашка придирчиво перебирает вешалки с чёрными рубашками. И вдруг вспоминает старый-старый сон, приснившийся ей в далёком-далёком детстве. Как идёт она из школы, спускается по длинной лестнице. Лет ей, наверное, одиннадцать или двенадцать. И с одной стороны от неё идёт вполне ещё молодой и бодрый Всеволод Алексеевич. А с другой Зарина Аркадьевна. Вроде бы они все трое даже за руки держались. Папа, мама и я. Спортивная, мать её, семья.
Потом Сашка много чего про психологию узнала. И про идеализацию, и про ролевые модели, и про замещение. И про то, насколько хреновый пример она выбрала, тоже узнала немало. И запихнула она этот сон куда-то на задворки памяти. А тут вдруг вспомнилось. Совершенно случайно.
***
Когда Вольво Зарины Аркадьевны заезжает на Арбат, начинает идти снег. Когда Зарина паркуется, он уже валит крупными хлопьями, и Сашка, вылезая из машины, едва не поскальзывается.
- И как ты домой поедешь? – Всеволод Алексеевич задумчиво разглядывает небо, и снежинки приземляются ему на нос. – Темно, снежно, МКАД сейчас встанет насмерть.
- Сева, я тут живу, если ты не заметил. У нас темно и снежно четыре месяца в году. Как-то справляемся.
- Простоишь в пробках часа три. Ещё и за рулём, ладно бы с водителем. Оставайся у нас ночевать.
- Может быть, мне вообще переехать? – усмехается Зарина. – Признайся, ты всегда мечтал о гареме? Одна супчики варит, вторая салфеточки вышивает.
- Одна заводит, вторая успокаивает, - продолжает Сашка, будто бы себе под нос.
- Скорее, две сразу выносят мозг, - вздыхает Всеволод Алексеевич и подаёт жене руку, помогая выйти из машины. – Когда мужики думают о гаремах, они несколько иное представляют. Пошли.
Сашкиного мнения даже не спросил, но у него было достаточно времени убедиться, что «девочки» поладили. И Сашка первым делом приносит в спальню Зарины комплект постельного белья, и только потом идёт разбирать покупки.
- А у меня тут даже халат остался, - раздаётся удивлённый возглас Зарины из её комнаты. – И пара приличных пижам. О, и меховое манто!
- Вот в нём и спи, - хмыкает Туманов, проходя мимо открытой двери. – Холодина собачья. Позвонить, что ли, на ресепшен поругаться, чтобы отопление прибавили.
- Лучше сходи, - бросает Зарина. – А то они тебе по телефону пообещают и ничего не сделают. Я так пару раз уже ругалась с ними.
- Нет, не пойду, сил уже нет, - Всеволод Алексеевич приваливается к дверному косяку. – Что-то я сегодня нагулялся сверх меры. И тошнит…
- Я тебе говорила не жри устриц! Как вообще можно жрать эти сопли? Сходи к Саше, она даст тебе что-нибудь для желудка.
- Что там случилось? – Сашка выглядывает в коридор. – Всеволод Алексеевич? Что? Сахар? Высокий? Ну-ка идите сюда.
Но сама подходит быстрее, чем он отлепляется от косяка. Поднимает толстовку, чтобы увидеть цифры на дозаторе, в котором теперь и глюкометр. Вроде бы удобно, сейчас бы мерили, возились, пальцы кололи. С другой стороны, брешет это чудо техники, потому что показывает превышение всего на две единицы, а тошнить Туманова начинает при превышении на пять единиц и выше.
- Ну-ка пойдёмте, ляжем. И нормально сахар померяем.
- Саша, он просто пережрал устриц, - закатывает глаза Зарина. – А сахар устрицы никак не могли повысить.
Но Сашка уже не слушает. Она слишком хорошо знает сокровище и все его реакции. Устал, нервничает из-за предстоящего юбилея, вот и повышение сахара. Зарина его хоть немножко взбодрила и отвлекла, но он всё равно мыслями там, на предстоящем юбилейном концерте.
- Пойдёмте, я как раз постель расстелила.
Сашка тянет его за руку, но Туманов отрицательно качает головой, стремительно зеленеет и не менее стремительно, что для него нынешнего просто чудо, скрывается в туалете.
- Я же говорила, это устрицы, - вздыхает Зарина. – А ты со своим сахаром. Чёрт, хотела же ванну принять. Верх идиотизма был покупать квартиру с одним санузлом. Ну что ж, схожу на ресепшен, поругаюсь по поводу отопления.
Сашка провожает её мрачным взглядом и думает, достигнет ли когда-нибудь такого уровня самообладания. Потом тяжко вздыхает и скребётся в дверь санузла.
- У вас всё в порядке? Помощь нужна?
Сахар они всё-таки измеряют, и он оказывается повышен на пять единиц.
- Зря только пальцы кололи, - ворчит Туманов, устраиваясь в кровати. – Ты уже на глаз определяешь. Сашенька, приоткрой окошко. Зарина Аркадьевна очень качественно порядки навела, теперь топят, как в бане.
- Да не успело ещё нагреться. Вам душно?
Но окошко всё-таки приоткрывает. Укладывается рядом, берёт телефон. Вполглаза наблюдает за Тумановым, который смотрит телевизор, но Сашка спорить может, что он не воспринимает увиденное. Потому что через пять минут он поворачивается к ней.
- Саша, а что, если напечатать буклеты с историей каждой песни? И раздавать их в фойе зрителям? На память о концерте.
- Ага, и включить их в стоимость билета. Может ещё фотосессию в фойе устроим? Будете подписывать каждый. Всего-то часа на три мероприятие.
- Вот что ты язвишь? Я хочу сделать красивый и запоминающийся праздник! А ты как Зарина Аркадьевна!
- Звали? Тук-тук, кстати. Можно?
Зарина делает два символических удара по уже открытой двери, в проёме которой стоит. В розовой шёлковой пижаме и таком же халате. На голове у неё намотано полотенце. И, без яркого макияжа и причёски, совсем не похожа на привычную мадам Туманову. Сашка резко отодвигается на противоположный край кровати.
- Угомонись. Даже если бы вы не просто лежали рядом, а занимались тем самым, я вряд ли бы смутилась. Скорее бы удивилась. Зашла узнать, как чувствует себя Сева и есть ли в вашем доме фен.
- Не дождёшься, - хмыкает Всеволод Алексеевич. – В смысле, ни того, ни другого.
- А, ну да, вам же сушить нечего, обоим. Тогда спокойной ночи.
- Погоди, - жестом останавливает её Туманов. – Иди сюда, садись. Посоветоваться хочу. Что ты думаешь насчёт буклетов с историей каждой песни?
Сашка тихо заползает под одеяло. С головой. Потому что их натурально трое в одной постели. Ну ладно, на постели. Зарина сидит на краю и со скептической улыбкой слушает разглагольствования Туманова. А он распаляется всё больше и больше, он уже придумал какой-то номер для трёх «очаровательных певиц», которых надо соединить в одно трио, и почему-то называет их «арабесками», так что Сашке приходится гуглить. Под одеялом, ибо вылезать она не планирует. Желательно до самого юбилея.
Голоса становятся всё тише, Сашка постепенно засыпает, но отдельные фразы ещё достигают её сознания. Кажется, Зарина на что-то ругается. Беззлобно, просто ворчит. Впрочем, Сашка абсолютно уверена, что со своей законной мегерой Всеволод Алексеевич справится.
- Подвинься, я сяду нормально. Господи, что у тебя тут? Склад неприкосновенных запасов?
- Здесь всё самое нужное, чтобы десять раз не вставать.
- Ну да, очки нужны именно под жопой, впрочем, я всегда говорила, что читаешь ты жопой. Печеньки ты, допустим, жрёшь. Отличное решение для диабетика.
- Во-первых, это специальные печеньки. Во-вторых, у меня тут яблочко есть. Будешь?
- Воздержусь. А расчёска тебе в кровати зачем? Если приснится симпатичная блондинка, чтоб успеть причесаться? Тогда и утюг сюда приволоки, ты ж на свидание в мятом не пойдёшь. И презервативы.
- Уже без надобности, Зоренька.
Сумасшедший дом, думает Сашка, и окончательно засыпает.
"Рубрика про Таро," описания ночных попис, диалоги с Алексом и т.п. прям как хорошо забытое старое прозвучало 
Неужто ждать Юльчу в телеге во всей красе?
", "а Туманыч - корги с пузом". Как Юля стабильна и предсказуема.