- Ты можешь не ехать, если не хочешь. Я тебя не заставляю. В конце концов, ты не обязана!
Он заводится всё больше и больше. Глаза сверкают, вещи в чемодан не кладёт, а швыряет, причём все подряд, даже не глядя. А Сашка сидит на кровати и думает, что с этим делать.
- Я всего лишь спросила, не слишком ли много у нас стало поездок.
- Для вышедшего в тираж артиста, да, Сашенька?
Да что ж с ним такое-то. Её уютное сокровище сейчас больше дракона напоминает. Или дракониху в ПМС. Слова не скажи.
- Если бы вы действительно вышли в тираж, вас бы не звали каждый месяц куда-нибудь с концертом. У меня лично такое ощущение, что у вас новая волна популярности начинается. Ну или востребованности.
- Ну конечно, да. Один несчастный концерт в месяц. Просто рвут на части!
В чемодан летит домашняя футболка, которую давно пора выбросить. Сашка качает головой и выуживает футболку обратно.
- Возьмите новую. А этой я полы мыть буду. У неё уже дырка на плече, вы в дырявой по отелю ходить собрались? Там отель-то хоть есть приличный? Или как прошлый раз?
- Пять звёзд, - фыркает Всеволод Алексеевич. – Устроит это ваше величество? Впрочем, повторюсь, ты ездить за мной не обязана.
Ну конечно, ага. Недели две у него стабильный сахар, астма о себе знать не даёт, и сразу характер проснулся, настоящий, Тумановский. Но Сашка ещё в своём уме, чтобы об этом напоминать. И никуда она его одного не отпустит. Мало того, что он, оказавшись один, особенно ночью, резко передумает. Так ещё и она без него на стенку полезет за пару часов. И от беспокойства, и просто от тоски.
- Я понимаю, тебе приятно думать, что я беспомощен. Но хочу напомнить, что я всё-таки взрослый человек, который как-то раньше ездил на гастроли, выступал, работал. И если я иногда неважно себя чувствую, это ещё не значит, что меня можно низводить до уровня пятилетнего ребёнка, и…
- Господи, Всеволод Алексеевич! – Сашка не выдерживает и срывается с места. – Да я хоть раз такое сказала? Я просто переживаю, что вы опять загоните себя в гастрольный график! А то я не знаю, как это работает! Одни прокатчики сделают успешный концерт, другие на них посмотрят, потом третьи. И у вас снова будет чёс по всем зажопинскам нашей родины, соскучившимся по любимому артисту. А вы ж никому не откажете!
Сашка протискивается между ним и шкафом, достаёт с нижней полки свою дорожную сумку и кидает на кровать. Всеволод Алексеевич внимательно на неё смотрит.
- Что? Больше не буду спрашивать, куда мы едем! Вообще сумку разбирать не буду. Сделаю себе гастрольный чемодан, схватил и поехал. Как у вас в лучшие годы.
Смеётся.
- Не было у меня никакого гастрольного чемодана, Сашенька. Зарина Аркадьевна каждый раз перебирала все вещи, одежду перестирывала, остальное раскладывала по местам. Это ты меня с кем-то перепутала. С Рубинским, наверное.
Подкалывает. Потому что Сашка точно помнит, как он рассказывал про чемодан, в котором всегда лежали расчёска, бритва, зубная щётка, смена белья и так далее, чтобы в любой момент сорваться на гастроли без лишних сборов. И как она могла его с Рубинским перепутать?
- Так куда мы едем-то?
- В Тулу, - хмыкает Всеволод Алексеевич. – Со своим самоваром. Кстати, Саш, возьми кипятильник, а то будет как прошлый раз, даже чаю лишний раз не попьёшь.
Сашка мрачно на него смотрит и пытается вспомнить, что такое кипятильник. Впору ж загуглить.
Самолёты в Тулу не летают, поэтому летят они до Москвы, а там пересаживаются в такси. Ещё два часа на машине. Всеволод Алексеевич дремлет, и у Сашки достаточно времени подумать об их вчерашнем разговоре. Хорошо, что удалось замять конфликт, но плохо, что этот конфликт возник в принципе. Сашке казалось, между ними давно всё выяснено, они и раньше-то почти не ссорились. Ну как можно поссориться с персональным божеством? Конечно, она знает, насколько он обидчив, особенно когда дело касается сцены. И Сашка всегда старается соблюдать личные границы, не унижать его чрезмерной заботой. Неужели где-то перегнула палку? «Тебе приятно думать, что я беспомощен». Откуда такой вывод? Что она сделала не так? Сашка пытается проанализировать все свои действия за последние дни. Позавчера забрала у него две полные чашки с горячим чаем, и сама донесла до стола. Вчера не дождалась, пока он найдёт очки и нужную кнопочку на пульте, переключила канал, хотя он не просил помощи. Может быть, она действительно стала слишком навязчивой? А невинный вопрос на больную тему оказался последней каплей?
- Саша, а это Макдональдс там, впереди?
Сашка аж вздрагивает от неожиданности. Спал же. И зачем ему понадобился Макдональдс? Если как сеть бесплатных туалетов, то лучше на заправку зарулить, там будет меньше желающих взять автограф и сфоткаться со знаменитым артистом на фоне писсуара.
- Да, Макдональдс.
- Шеф, а сделай-ка нам там остановочку, - спокойно командует Всеволод Алексеевич.
- Может, лучше на заправку? Вам не понравится местный туалет.
- Какой ещё туалет? Я апельсинового сока хочу. Там же есть апельсиновый сок?
Сашка ошарашенно кивает. Пожалуй, из всего ассортимента Макдональдса только апельсиновый сок и не попытается Всеволода Алексеевича убить. Ну и ещё яблочные дольки из «Хэппи Мил».
Тут Сашка вспоминает, что в самолёте он тоже просил апельсиновый сок. Но что там дают? Маленький стаканчик. Странные у него какие-то желания, обычно он пакетированные соки игнорирует, и не только из-за диабета. Он и нормальные, свежевыжатые не жалует, лучше воды минеральной попьёт.
- Ну вот хочется! – словно отвечая на её невысказанный вопрос заявляет Туманов. – Нельзя, да?
- Да я вообще молчу! Мне тогда гамбургер. Пойдём вместе по запрещёночке.
- Договорились!
А сам аж просиял. У Сашки от сердца отлегло, назревающий конфликт погасили в зародыше. Главное теперь, чтобы ему от американского концентрата не поплохело, и она на каждом повороте блевать не начала. Но дорога вроде ровная, а водитель спокойный. Может и обойдётся.
Народный артист России Всеволод Туманов в придорожном Макдаке. Зрелище, конечно, незабываемое. Хорошо ещё, что на нём кепка, куртка и очки, а не фрак и бабочка, так что на себя афишного он не очень-то и похож. К тому же в зале всего несколько человек, подростки, которым до Туманова нет никакого дела. А вот за кассой вообще никого нет.
- Ну и где их черти носят? – ворчит Всеволод Алексеевич, озираясь по сторонам. – Что за обслуживание такое?
- Да зачем вам кто-то? Идите сюда.
Сашка тянет его за рукав к терминалу самообслуживания.
- Вот сюда тыкаете и выбираете, что вам надо. Оплата картой. И номерок берёте, вам принесут за стол уже готовый заказ. Касса для интровертов называется.
Всеволод Алексеевич качает головой.
- Всё у вас так, у молодёжи. Тыкни в экран, приложи карточку. Лишь бы с людьми не общаться.
- Тоже мне, нашли молодёжь. Вон для тех детей, - Сашка кивает на шумную компанию за одним из столов, - я такой же мамонт, как и вы. Вам только сок или пожуёте что-нибудь?
- И что я тут могу пожевать?
- Салатик. Креветки, кстати. Будете?
- Буду. Дай, я сам закажу.
И лезет в портмоне за карточкой. Сашка послушно отодвигается от экрана. Да пожалуйста. Картинки крупные, сенсор чуткий, он в очках. Ну, немножко дольше у него получается, чем хотелось бы, но сзади толпа не стоит, так что пусть практикуется.
- Видишь, не совсем уж беспомощный, - гордо заявляет Всеволод Алексеевич, когда терминал выплёвывает счёт и номер заказа.
- Вижу. И знаю, - спокойно кивает Сашка. – И никогда не заявляла обратное.
Молчит. А губы поджал. То есть, с его точки зрения, всё-таки заявляла. И сейчас он мысленно к тому эпизоду возвращается. Где же она так накосячила-то?
- И как сок? – интересуется Сашка, когда им приносят заказ. – Обычно он у них настолько разбавленный, что за сахар можно не беспокоиться.
- Вкусненько. А как твой гамбургер? Пахнет съедобно.
- Это Биг Тейсти. Хотите половинку?
- Половинку, пожалуй, перебор. У меня в планах всё-таки доехать до Тулы. Дай откусить.
Сашка смеётся. Прямо как в детстве, когда выходила во двор с бутербродом, и Аделька просила откусить. Не потому, что была голодная – уж у Адельки дома всегда была и колбаса, и что повкуснее. А просто по приколу. Ритуал своего рода, признание в дружбе. Сашка, кстати, всегда внутренне содрогалась от брезгливости, но виду не показывала. С Тумановым всё совсем иначе. С ним она умиляется, глядя на перемазанную соусом мордочку. Был бы он здоровый, она бы ему всё меню Мака скормила с огромным удовольствием.
- Так, а почему вдруг апельсиновый сок, Всеволод Алексеевич?
- Не знаю, - пожимает плечами. – Хочется. Прямо вот тянет с утра на апельсиновый сок.
- Ну точно ПМС у дракона, - хмыкает Сашка себе под нос.
- Что?
- Ничего-ничего. Кушайте, креветки остывают.
***
- А вот и наш отель. На мой взгляд, вполне прилично.
Всеволод Алексеевич несколько неловко вылезает из машины и первые три шага до отеля заметно хромает. Потом ловит внимательный взгляд Сашки и тут же выпрямляется, идёт ровно. Сашка хмыкает и спешит за ним. Ну понятно, весь день в дороге. У неё самой задница затекла, что уж говорить про его колено. Интереснее, почему он вдруг начал изображать сильного и независимого. Вроде не на сцене. Всё ещё не простил вчерашнего разговора в Прибрежном?
Оформление занимает несколько минут, Всеволод Алексеевич забирает карточки-ключи от номера, явно пропуская мимо ушей стандартную информацию о том, где будет завтрак и как пройти к лифтам. Лифты и так видно, они в центре зала, а на завтрак его светлость точно не пойдёт. Он и в прежние времена всегда в номер заказывал, дабы лишнего внимания не привлекать. Доходят до лифтов, Всеволод Алексеевич нажимает на кнопку с цифрой «7» и замирает, прикрыв глаза. Эта его привычка вернулась совершенно неожиданно для Сашки. Она замечала её у «экранного» Туманова, когда наблюдала за ним через телевизор. Потом, в их размеренной жизни в Прибрежном она исчезла. А в таких вот вояжах появилась снова. Когда он устаёт от людей, от дороги, от внимания, то переходит в режим сохранения энергии, и при каждом удобном, а скорее неудобном случае отключается. Сашка прекрасно понимает, откуда это, но всё равно сердится. Ну вот зачем устраивать себе приключения, которые уже физически не вытягиваешь?
Однако лифт стоит на месте и никуда не собирается. Сашка тыкает в кнопку, закрывающую двери принудительно. Двери послушно закрываются. Лифт остаётся на месте. Сашка снова нажимает на цифру «семь». Лифт не двигается.
- Заклинило его, что ли? – ворчит Сашка. – Ну давай ещё раз. Открыть дверь. Закрыть дверь. Седьмой этаж. Ну? И чего?
Всеволод Алексеевич приоткрывает один глаз. Хмыкает. Вздыхает. Открывает второй глаз. Достаёт из кармана карточки-ключи. Наугад проводит ими вдоль кнопок, в ту же секунду лифт дёргается и начинает подниматься. У Сашки отвисает челюсть.
- Это что ещё за фокусы?
- Там где-то датчик должен быть. Посмотри молодыми глазками.
Сашка присматривается. Ниже кнопок табличка, на английском, о том, что надо приложить карту, дабы привести лифт в действие.
- Потрясающе! А сказать на ресепшене не надо было?
- Да сказали, наверное, мы же не слушали.
- А как вы догадались?
- Уже бывал в таких отелях. Что, Сашенька? Мамонт оказался слишком продвинутым?
- Я не говорила, что вы мамонт! Я сказала, что вы дракон! С вредным характером. Приехали, выгружайтесь.
- На себя бы посмотрела, невеста дракона. Прямо сама кротость и невинность.
- Ну, уже давно не невинность, конечно. Но вполне себе кротость. О, у нас приличный номер, ну надо же!
Сашка распахивает дверь и обозревает владения. На сей раз всё чинно-благородно: кровать двуспальная, широкая, с кучей подушек. Телевизор большой и плоский. На столике чайник, чашки, пакетики с чаем, даже конфеты лежат. В ванной комнате душевая кабинка без порога, на раковине банные принадлежности, рядом два халата висят.
- Какие у нас планы на вечер? Вы голодный? Сходим куда-нибудь поесть или в номер закажем?
- В номер и попозже, - Всеволод Алексеевич, как всегда, первым делом снимает покрывало и плюхается на постель. – У меня ещё твой гамбургер поперёк горла стоит. Из чего эту гадость делают?
- Из гадости, - усмехается Сашка. – Ну тогда я раздеваюсь.
- Совсем? – заинтересованным тоном тут же уточняет Туманов.
Сашка качает головой. Вот еле живой же с дороги, а туда же.
Пока Всеволод Алексеевич изучает местный ассортимент каналов, довольно обширный, к его огромному удовольствию, Сашка раскладывает свои и его вещи. Раньше он всё время ворчал, мол, меньше раскидаешь, потом быстрее соберёшься. Но потом признал, что гораздо удобнее, если бритва и зубная щётка в ванной, а не в чемодане, откуда их надо каждый раз доставать, а чашка и лекарства на тумбочке, особенно если понадобились ночью. К тому же сборами теперь занимается Сашка, а не он, так что все претензии сошли на нет. А Сашке хочется, чтобы в гостиничном номере ему было уютно, как дома. Поэтому тащит с собой не только бритвенные принадлежности, глюкометры и таблетки, без которых не обойтись, но и любимую термокружку, и домашние футболки, хотя в ванной висят халаты, домашние тапочки с задниками, в которых ему удобнее хромать – с ног не сваливаются, и даже ночник в этот раз прихватила. Не их легендарную Спасскую башню, конечно, тот слишком большой. Специально купила дорожный, маленький, на светодиодах. Чтобы сокровище не билось в стены в поисках туалета, пугая её и расстраивая сам себя.
- Пойду-ка я душ приму, - вдруг сообщает Всеволод Алексеевич, поднимаясь. – Что-то после этой дороги все мышцы сразу ноют.
- Парацетамол дать?
- Вот сразу ты за таблетки, - ворчит он. – Просто под горячей водой постою, расслаблюсь.
Сашка хочет напомнить, чтоб не устраивал парилку, оставил открытой дверь, но вовремя затыкается. А потом она удивляется, почему дракон время от времени огнём дышит. Да на его месте Сашка бы уже всю деревню к херам спалила. Правда что, принцесса из неё так себе. Занудненькая.
Через пять минут он выходит из ванной комнаты. В полотенце на бёдрах, с сухими волосами и озадаченным лицом.
- Что случилось?
- Горячая вода не включается.
- В смысле не включается? Её нет?
- Я не знаю. Кран какой-то мудрёный. Только немножко поворачивается, чуть тёплую делает. А дальше никак. Нет, ну я могу с силой, конечно. Но он сломается, я думаю.
Сашка даже не сомневается, что если Всеволод Алексеевич что-то с силой сделает, то оно сломается. И идёт в ванную комнату вместе с ним.
- Ну показывайте.
Всеволод Алексеевич поворачивает кран до упора. Из крана идёт тёплая вода. Сашка в такой бы помыться могла, но очень быстро и без удовольствия. А Всеволод Алексеевич попариться хотел, расслабиться. Кран и правда мудрёный, кругленький, с крупной надписью «эко». Эко-режим, надо полагать. Это такой режим, при котором всё вроде бы работает, но очень хреново. Их однажды таксист вёз, тоже про эко-режим расхода топлива рассказывал. Мол, в машинах для европейцев он по умолчанию установлен, в итоге лошадей под капотом три табуна, а ездит иномарка хуже, чем наши самые убитые «жигули». Ну и приходится нашим умельцам евромашинки перепрошивать. Вероятно, тут та же история. Но кран – не машина, бортового компьютера не имеет.
Сашка крутит кран в разные стороны, пока не замечает кнопку на внутренней стороне. Нажимает, и кран проворачивается дальше. Из смесителя льётся нормальная горячая вода.
- Кнопочка, Всеволод Алексеевич. Отменяет эко-режим!
- Господи! А предупреждать? Хоть бы объявление писали!
- Для старых драконов? – хмыкает Сашка.
- И вредных принцесс. Ты тоже не сразу разобралась, заметь.
- Но разобралась! Так что один – один! Всё, купайтесь на здоровье.
- Присоединиться не хочешь?
- Вы вроде расслабиться собирались, а не напрячься? В отдельных местах, - парирует Сашка и выходит из ванной комнаты.
А то она не знает и не чувствует, когда у него настоящий интерес, а когда дежурный, наигранный. Вот только в ванной комнате и не хватало, ага. На скользких поверхностях.
Пока он купается, Сашка предаётся любимому занятию во всех поездках – сидит на подоконнике и любуется ночным городом. Подоконник широкий, окно огромное, плавно переходящее в потолок. Второй свет, так это, кажется, называется. Утром, наверное, будет чересчур светло, надо на ночь шторы задёрнуть, а то не выспятся оба. Или наоборот, не задёргивать. Пусть в дополнение к ночнику ещё рекламные вывески в окно светят. А то Сашка до сих пор вздрагивает, вспоминая, как он прошлый раз туалет искал.
- И чем ты тут любуешься?
Всеволод Алексеевич выходит в белом гостиничном халате на голое тело и тапочках, привезённых из дома, мокрые волосы зачёсаны назад – фены он не любит и лишний раз старается не пользоваться, предпочитает сохнуть естественным путём. А Сашка любит его с такой вот причёской. Совсем седой стал, уже не перец с солью, уже просто соль. Красивый…
- Так что красивого ты нашла в местном пейзаже? Вот тот облезлый фасад или разбитую дорогу, где дыр больше, чем асфальта? Слезай с окна немедленно. Меня нервирует эта твоя привычка.
Сашка послушно сползает с подоконника, перебирается на кровать, где уже разлёгся Туманов.
- Просто красиво. Ночь, огоньки. Сидишь себе в уютном номере и наблюдаешь за городской суетой.
- Какая суета, Сашенька. Девять вечера. Ещё полчаса, и здесь все вымрут. Это же тебе не Москва, здесь даже рестораны в десять закрываются. И ничего там красивого нет.
- Вам просто неинтересно, потому что вы тут сто раз были, наверное. А для меня новый город, новые впечатления. Мы же успеем завтра немного погулять перед концертом? С утра?
Всеволод Алексеевич качает головой.
- Погулять-то успеем. Ничего ты у меня, слаще морковки, не пробовала. Надо свозить тебя за границу, показать Европу, что ли.
Они оба замолкают и, похоже, думают об одном и том же. О том, могут ли позволить себе подобное путешествие. Дело не в деньгах, конечно же, а в его здоровье. Но чем, спрашивается, поездка в Тулу с концертом тяжелее поездки в Прагу или даже Париж? Без концерта, с комфортным перелётом, со свободным графиком, когда им никуда не надо к определённому времени. Если не брать никаких экскурсий, а просто поехать, своим ходом. Будет у него настроение и хорошее самочувствие, тогда гулять. А не будет, так с ним и в номере проваляться для Сашки в радость. Лишь бы рядом.
- Я бы уже чего-нибудь пожевал, - задумчиво сообщает Всеволод Алексеевич. – Где у них тут меню рум-сервиса?
Сашка оглядывается по сторонам, но никаких бумажек не обнаруживает. Заглядывает в ящики всех тумбочек, даже в платяной шкаф – ничего.
- Вот вам и пять звёзд, Всеволод Алексеевич. Уж рум-сервис сейчас везде есть, ну кроме хостелов, может быть. Придётся вам сушить волосы и одеваться, пойдём искать обычный ресторан.
- Ни за что, - фыркает Туманов. – Я только согрелся и расслабился, никуда я не пойду. Пошлю вредную принцессу в магазин, добывать старому больному дракону колбаску и кефирчик.
Сашка выразительно выгибает бровь, демонстрируя, что она думает по поводу колбаски с кефирчиком вместо ужина, и тут замечает прилепленную на стол наклейку с qr-кодом.
- А это ещё что такое?
Она тянется за телефоном, наводит на наклейку камеру.
- Хм. А вот вам и рум-сервис. По коду приложение открывается, а тут меню. И звонить никуда не надо, сразу в телефоне можно всё заказать. Удобненько!
- Кому? – фыркает Всеволод Алексеевич. – Я бы в жизни не догадался. Это только вы, молодёжь, в телефонах живёте. Ну давай, заказывай.
Меню приятно отличается от Верхних Елей, Сашка без труда находит подходящую еду для Туманова. Себе традиционно берёт то же самое, чтобы дракона не нервировать. Хотя он уже само благодушие. Лежит себе, телевизор смотрит, салат с тунцом жуёт. Идиллия. Ещё бы не требовалось завтра концерт работать, совсем хорошо было бы.
Прежде, чем улечься, Сашка выносит грязную посуду за дверь.
- Повесь там табличку, чтобы не беспокоили, - уже сонным голосом командует сокровище, закапываясь в одеялки. – Мало ли, до скольки мы завтра продрыхнем.
- С вами продрыхнешь, - ворчит Сашка. – В восемь утра подорвётесь, как обычно. А таблички тут нет.
- Как нет?!
- Очень просто. Кнопки есть, сенсорные. «Не беспокоить» и «уберите у меня». Видимо, сигнал куда-нибудь на пульт уборщицам придёт, если нажать.
- Совсем офонарели, - возмущается Всеволод Алексеевич. – А унитазы у них тоже по qr-коду смываются, интересно? А фотографии садящихся на них задниц ещё не делают? По сенсору. А то вот было бы здорово. И автоматом в эти ваши социальные сети бы рассылали. Отмечая аккаунты их обладателей.
Сашка хрюкает от смеха. Где он слов таких понабрался? От неё, что ли?
- Какой у меня продвинутый дракон! - Она удобно устраивается у него под боком, на своём привычном месте. – Уверена, что ваша задница собрала мы миллион просмотров.
- И вышла в тренды, - соглашается он. – Спокойной ночи.
***
С утра идёт дождь. Сашка просыпается от стука капель по стеклу. Да уж, стеклянный потолок – это красиво, но не слишком практично. И, как она предполагала накануне, чересчур светло, несмотря на отсутствие солнца. Сашка поворачивается ко Всеволоду Алексеевичу, чтобы по привычке уткнуться ему в грудь, заодно спрятавшись от лишнего света. Он долго не мог поверить, что ей действительно удобно так спать. А ей удобно и спокойно.
Он ещё спит, ему ни свет, ни дождь не мешают. Хорошо, что они приехали накануне. Организаторы изначально предлагали прилететь в день концерта, с утра. На лишние сутки в гостинице тратиться не хотели. Но Туманов настоял на своём, мол, можете вычесть из гонорара. И правильно, не ради денег он соглашается сейчас на концерты, а ради эмоций, чувства востребованности. Зато не надо никуда торопиться, и на концерте Всеволод Алексеевич будет бодрый и свежий. Наверное. Сейчас с ним не угадаешь, слишком много переменных, от атмосферного давления до уровня сахара у него в крови. Но по крайней мере выспится.
Концерт в семь вечера, значит, в зал они поедут часам к пяти, не раньше. Он должен настроить звук, переодеться, загримироваться. Если оборудование в зале хорошее, то управятся и за полчаса. А целый день чем заниматься? Сашка с удовольствием бы погуляла, она никогда в Туле не была. Город-то старинный, наверняка есть, что посмотреть. Кремль там, храмы, самовары. Можно купить каких-нибудь сувениров, те же пряники, и пусть их никто не станет есть – Всеволод Алексеевич по понятным причинам, а Сашка просто потому, что не любит. Но как же в Туле пряник не купить!
Всеволод Алексеевич вздыхает во сне и переворачивается на спину. Сашке приходится слегка отодвинуться, теперь ей хорошо видно его лицо. Он хмурит брови, в уголках рта глубокие складки, на щеках проступила седая щетина. Лицо не расслабленное, как дома, а непривычно суровое. Свет мешает? Или матрас неудобным оказался? Сашке, вроде, было удобно, но у неё вес-то поменьше, раза в два, под ней пружины не продавливаются. А может быть, переживает из-за концерта, и ему снится предстоящее выступление.
Да, пряники, самовары… Разбежалась ты, Сашенька. Это тебе всё интересно, а он в Туле был, наверное, раз пятьдесят за свою жизнь. И пряников ему дарили тонну, и на кремли-соборы во всех городах он насмотрелся, новых-то не построили, и даже если и построили, что ему до них? Сколько можно-то?
- Проснулась? А чего не будишь?
Сашка аж вздрагивает от неожиданности.
- А зачем вас будить? Мы никуда не торопимся.
- Как это не торопимся?
Всеволод Алексеевич садится в постели, тянется за телефоном, чтобы посмотреть время.
- Ну вот, уже десятый час. А позавтракать? Шведский стол обычно до десяти работает.
- До одиннадцати, я посмотрела.
- Да? Раньше везде до десяти было. А потом погулять надо. Покажу тебе Тулу.
Сашка хмыкает. Неожиданно.
- Да погода-то не лётная, по такой только гулять.
- Растаешь под дождиком? Я куртку брал, ботинки тоже непромокаемые. Ты, насколько я помню, тоже что-то тёплое клала в сумку?
Сашка кивает.
- Всеволод Алексеевич, а вы нормально себя чувствуете? Вы точно хотите гулять до концерта, а не в номере отлежаться?
Бледный он какой-то, бледно-серый. Или тут просто свет непривычный? И глаза у него явно не светятся жаждой приключений и прогулок. А ради неё не надо подвиги совершать. Подвиг уже то, что он сюда приехал и собирается целый концерт отработать.
- Я в полном порядке, Сашенька. Кто первый в ванную комнату?
- Вы. Я ещё валяюсь.
- Эх, молодёжь, - он качает головой и медленно вылезает из кровати. – Через пятнадцать минут построение на завтрак. А то всё самое вкусное сожрут.
- Кто?!
- Другие постояльцы. Ты думаешь, мы тут одни, что ли?
Сашка думает, что в хороших гостиницах блюда шведского стола обновляют. Всё же не столовая какого-нибудь совкового пансионата. Но от комментариев воздерживается. Как не комментирует и то, что они могли бы завтрак в номер заказать или в кафе пойти, не по расписанию, а когда захочется. Не разорились бы. Но может быть, он соскучился по шведскому столу? Тоже развлекуха своего рода.
Сашка оказывается права, Туманову просто хотелось разнообразия. Давно не гулял с тарелкой вдоль столов с кастрюльками и мисками, заглядывая непременно в каждую. В итоге набрал фруктов и йогуртов, и с удовольствием всё это трескал, рассматривая пейзаж за окном. К нему трижды подходили: один раз за автографом, два раза сфотографироваться. Трижды он откладывал ложку и вставал позировать и расписываться. И всё это без капли раздражения. Похоже, дракон таки выспался и в добром расположении духа. Чего нельзя сказать о Сашке. На третьего почитателя Тумановского таланта она так зыркнула, что он сделал три ошибки в имени Всеволода Алексеевича и резко начал заикаться. Ну а сколько можно? Поесть сокровищу надо или как?
Пока они завтракали, дождь прекратился, но на улице всё равно сыро и ветрено. Сашка берёт Туманова за локоть, теснее к нему прижимаясь. Так и теплее, и уютнее. Тем более, что такси он вызывать не спешит. Выйдя из отеля, на секунду застывает на лестнице, задумчиво смотрит по сторонам, после чего решительно сворачивает направо.
- Мы пешком?
- Конечно. А куда тут ехать? До Кремля пять минут, до главной улицы города ещё пять.
- И вы вот так помните? Без навигатора?
- Сашенька, это ваше поколение без волшебной говорилки в трёх соснах заблудится и с голоду умрёт, потому что доставка пиццы не работает.
- Нет, я понимаю, что вы тут когда-то были. Но вы правда помните, куда идти?
Всеволод Алексеевич пожимает плечами и спокойно шагает по тротуару. Они доходят до Кремля. Сашка с интересом разглядывает высоченную колокольню и тянется за телефоном.
- Новодел, - припечатывает Туманов, тоже колокольню рассматривая. – Пять лет назад её тут не было.
- Да ладно! Архитектура века шестнадцатого, не позже.
- А ты проверь в волшебной говорилке, - усмехается Всеволод Алексеевич.
Сашка тыкает в телефон и через минуту поднимает на Туманова глаза:
- Откуда вы знали? Колокольню ещё большевики взорвали. А несколько лет назад её возвели заново по старым чертежам.
- Я не знал. Просто помнил, что раньше её не было. В храм пойдёшь?
Всеволод Алексеевич кивает на стоящий поодаль храм, огромный, бело-синий, с золотыми куполами. Сашку храмы и церкви интересуют исключительно как культурный объект, на убранство внутри она бы взглянула, но на ней джинсы, да и платка нет…
- А вы?
- Что я? Я в такие места не хожу, Сашенька. Боюсь, что подо мной пол провалится. Или икона какая на башку упадёт. А оклады у них тяжёлые, серебряные да золотые.
Сашка хихикает.
- Вообще-то это моя шутка. Это я всегда шутила, когда вы на День семьи, любви и верности в Муроме выступали, что под вами сцена провалится или крест на вас упадёт. Потому что ну нельзя же так богохульствовать. Вы и День любви и верности! Что курили организаторы?
- Мои интервью, я полагаю, - он обаятельно улыбается, как будто перед ним журналисты. – И кто бы говорил? Не ты ли свою девичью спальню обставляла нашими с Зариной Аркадьевной совместными фотографиями? Не ты ли молилась на «святой союз» четы Тумановых?
- И теперь вы будете использовать мои рассказы против меня же? – фыркает Сашка. – Пошли дальше, не стану я в храм заходить, судьбу испытывать. Потом в Интернете фотографии посмотрю, что там внутри. Смотрите, магазинчики какие-то…
- Торговые ряды, - важно кивает Всеволод Алексеевич. – Там всякие сувениры продают. И пряники.
- Хотите пряник?
Улыбается, качает головой.
- Не хочу. Но пойдём, посмотрим, что там интересного дают.
Особым разнообразием магазины здесь не радуют: пряники и самовары, самовары и пряники. Иногда встречается пастила, платки и хохлома, затесавшиеся из соседних городов.
- Ничего интересного, - фыркает Сашка. – Одни игрушки.
- А тебе чего бы хотелось?
- Ну как… Мы же в Туле! Где винтовки Мосина? Где Тульский-Токарев?
Теперь фыркает Всеволод Алексеевич.
- Да, а я, наивный, собирался тебе куколку купить. Смотри, какие нарядные!
Он кивает на витрину с куклами в русских народных костюмах. Сашка кривится.
- Ой, смотри, солдатики! – вдруг оживляется Всеволод Алексеевич. – А они из чего?
Это уже к продавщице.
- Есть из бронзы, есть из латуни, - женщина отрывается от смартфона и подходит к ним. – Вам какого именно показать?
Сашка замечает, как в её глазах появляется узнавание. Но, к счастью, тётка адекватная, визжать от счастья и требовать автограф не спешит. Только улыбается шире.
- Мне не показать, - Всеволод Алексеевич лезет во внутренний карман за очками. – Что их показывать, я и так вижу. Мне продать.
- Какого?
- Всех. Сколько их тут разных? Раз, два, три, четыре…
Солдатиков оказывается двадцать три штуки. И ещё миниатюрная тачанка в придачу. Сумма на кассе выходит астрономическая, Сашка аж невольно сглатывает. Но у Всеволода Алексеевича такой счастливый вид! Он рассматривает солдатиков, расставляет их на прилавке, пока продавщица ищет упаковочную бумагу и пакет, и просто сияет. Что это с ним? Сашка прекрасно знает, как равнодушен он к сувенирам. За годы на сцене ему подарили всё, что только можно. А что нельзя, то он сам себе купил. Он как-то рассказывал, что большую часть даров не забирал домой, даже в гостиницу не забирал. Всё оставалось в гримёрках, и коллектив растаскивал, если хотел. А тут солдатики… Ну симпатичные, конечно, тонкая работа, и всё-таки из драгметалла. У Сашки в детстве тоже солдатики были, пластмассовые и отлитые по одной форме. С этими не сравнить. Но не слишком ли большой мальчик, чтобы так радоваться безделушкам? Что он с ними делать собрался? В войнушку с Сашкой играть? В кровати, ага. Как Пётр Третий с Екатериной Второй.
Спросить Сашка не решается даже когда они выходят из магазина. Ждёт, чтобы он сам заговорил. И он говорит.
- В моём детстве игрушек почти не было. Ну какие игрушки, война шла. Потом война закончилась, но перед советской промышленностью задачи поважнее стояли, чем солдатики и машинки. Надо было настоящих солдатиков и их семьи одевать, обувать, обеспечивать элементарными ложками и кастрюлями. Да и денег лишних не водилось. У меня любимой игрушкой был половник. Алюминиевый половник, которым на нашей коммунальной кухне суп разливали. Я его на плечо клал, как ружьё, и с ним вышагивал, вроде как на параде. А солдатиков себе из палочек делал, из веточек. Только не реви!
Он так резко переходит с воспоминаний на реальность, что Сашка не сразу понимает, что последняя фраза адресована ей.
- Что? Да я даже не собиралась.
- Точно? – он наклоняется, чтобы заглянуть ей в глаза. – Ну ладно! А то знаю я тебя! Стоит мне детство вспомнить, и слёзы ручьём. Начнёшь сейчас жалеть обездоленного малыша, с опозданием лет на семьдесят… пять.
Сашка хихикает. Вообще-то он прав. Но конкретно сейчас она не успела проникнуться жалостью.
- В детстве никакой трагедии по поводу игрушек не ощущалось, потому что их не было ни у кого. Все мои сверстники играли с чем придётся, и ущемлёнными мы себя не чувствовали. А вот когда мне исполнилось уже лет тридцать, я поехал в одну из первых зарубежных поездок, на гастроли, кажется, это была Германия, ФРГ. И там в витрине магазина я увидел солдатиков. Примерно таких же, как мы сегодня купили, из металла, с мельчайшей детализацией. Только, понятно, немецкой армии. Стоили они каких-то баснословных денег, по-моему, я за три дня получал столько суточных, сколько один солдатик стоил. Конечно, я мог накопить хотя бы на одного, мы в зарубежных поездках всегда экономили на еде, только бы привезти что-то: концертную одежду, хорошую обувь, бельё жёнам. Но на таможне нас тщательно досматривали. И если бы советский певец привёз фигурки немецких солдат… Боюсь, меня бы неправильно поняли.
Всеволод Алексеевич замолкает. Они уже вышли за территорию Кремля и теперь идут по набережной какой-то реки. Сашка попутно оглядывается в поисках кофейни или хотя бы лавочки, сокровищу давно следовало бы передохнуть, где-нибудь посидеть. Но пока ничего подходящего не наблюдается.
- И? – Сашка замечает возникшую паузу. – Почему вы потом, после перестройки не купили солдатиков?
- Да забыл как-то. На глаза не попадались. А сегодня вот попались. Ну правда же славные?
Сашка кивает. Обалденные просто. Мечта всей жизни. Главное, что сокровище счастливо. А если ему для счастья нужна сцена, шведский стол средней паршивости или взвод латунных солдатиков, ну что ж… Значит, всё это у него должно быть.
- Теперь надо тебе подарок купить, - вдруг сообщает он. – Мне купили, теперь тебе. Пошли искать, где тут винтовки продают.
- А что, «Саша, ты же девочка» не будет? А как же куколки?
- И куколку тебе купим. Будешь в неё из винтовки стрелять!
***
Они ещё с полчаса бродят по центру, и Сашка предлагает идти в гостиницу. Или даже вызвать такси.
- Да какое такси? Наш отель за поворотом, - хмыкает Всеволод Алексеевич. – А что так? Нагулялась?
Сашка кивает. Холодно, промозгло, не хватало только его простудить. К тому же она прекрасно видит, что он старается ради неё, её выгуливает. Ну ему-то что тут может быть интересно? Набережная с велодорожками? Киоск с пельменями и будочка с пирожками из печки? При том, что ему ни то, ни другое нельзя. Очередная кофейня с пряниками? Он показал ей улицу Металлистов, что-то даже вспомнил про тульских оружейников и про подвиг города во время войны. Надо полагать, восстановил в памяти какую-нибудь экскурсию, на которую его самого водили в очередной приезд. Но Сашка чувствует, что сам он уже мыслями на концерте, и ему не очень-то гуляется. И пару лишних часов до концерта он с гораздо большим удовольствием в кровати полежит, спортивный канал посмотрит.
- Пообедать ещё надо, - замечает она. – В номер закажем или в ресторан пойдём?
- Себе заказывай, Сашенька. Я же не ем перед концертом.
Сашка подвисает. Они заходят в гостиницу, Всеволод Алексеевич вызывает лифт, невозмутимо шествует к их двери, открывает своей карточкой, распахивая дверь перед Сашкой. Потом с явным облегчением снимает ботинки и куртку и растягивается на постели.
- Если сделаешь мне чаёк, буду очень благодарен. Ты на концерте в зале хочешь сидеть или в кулисах? Сказать организаторам, чтобы нашли тебе место в партере?
- А? Что? Простите, Всеволод Алексеевич, задумалась. Я в кулисах буду. Сейчас сделаю вам чай. Может быть, с салатиком? Или даже с бутербродиком?
- Саша, я не ем перед концертом! Полный желудок давит на диафрагму, и петь становится сложнее в разы. Да и просто тяжело себя таскать по сцене, сытого. Для тебя это новость, что ли?
Не новость. Вот только один нюанс. Он раньше не ел перед концертом. А после концерта кидался на еду. Этот момент даже в райдере прописывался, организаторы накрывали ужин точно к окончанию концерта. Только раньше у него и диабета не было. А сейчас, если он вовремя не поест, да потом ещё кучу сил на концерте потратит… То есть дозатор инсулина надо снимать. Но в целом всё это Сашке совершенно не нравится. Нельзя такие эксперименты над собой ставить, особенно сейчас.
И что теперь делать? Напомнить про диабет? А то он не знает, ага. Рассказать про последствия? Добавить ему хорошего настроения перед концертом. Или правда снять дозатор и молиться, чтобы обошлось. Так не обойдётся, при большой нагрузке сахар всё равно начнёт падать, а то, что двухчасовой концерт для него большая нагрузка, даже сомнению не подлежит.
- Всеволод Алексеевич, - осторожно начинает Сашка. – Но вы ведь в Верхних Елях не постились перед концертом.
- Так там и не полноценный концерт был, - спокойно замечает он. – А так, маленькое выступление.
- И перед съёмками…
- А съёмки не считаются, там петь не нужно.
М-да, нашла с кем поспорить. Ладно, попробуем по-другому.
- Понятно, Всеволод Алексеевич. Больше вопросов нет.
Сашка с самым нейтральным выражением лица переодевается, готовит и подаёт ему чай без каких-либо добавок и закусок, даже помогает найти нужный канал. Потом так же спокойно достаёт из шкафа гладильную доску, возится с утюгом незнакомой конструкции, раскладывает на доске его концертные брюки.
- Да я бы сам, Сашенька, - подаёт голос сокровище.
- Лежите отдыхайте. Научилась я уже стрелки делать.
Правда научилась. Штук десять видеороликов на Ютубе посмотрела, а потом Туманов ещё лично мастер-класс проводил. И экзамен принимал. Хотя дома всё равно чаще он брюками занимается.
- А мы можем посмотреть в волшебной говорилке, сколько билетов на сегодня продано? – вдруг нарушает он воцарившееся молчание.
- Можем. Продано девятьсот семь билетов. Мест в зале тысяча сто.
Молчание. Сашка невозмутимо отутюживает воротник рубашки. Потом поднимает на него глаза.
- Что? Заранее посмотрела. Знала, что вы спросите. Свободные места на самых дальних рядах, на балконах. Считайте, что солд аут.
- Что?
- Аншлаг, говорю. Будет. Вас помнят, вас любят, вас ждали в этом городе. Всё хорошо.
Сашка вешает рубашку на вешалку, смотрит на часы. Скоро уже выезжать. Лезет в свою сумку, достаёт большую косметичку, которая лежала на самом дне. Собираясь на гастроли, Сашка искренне надеялась, что она не понадобится, и даже клала её так, чтобы не привлекать внимания Туманова. Но сейчас ей наоборот, внимание нужно привлечь.
Она вытаскивает из косметички ампулы, одноразовые шприцы, жгут, пачку спиртовых салфеток. Всё это добро нарочито спокойно расставляет на столике, прекрасно понимая, что Туманов следит за её действиями.
- Всеволод Алексеевич, а вы браслет свой дома оставили?
- Да, зачем он мне здесь?
Браслет диабетика в Прибрежном он надевает, когда куда-то уходит без Сашки: в магазин, на почту, просто прогуляться. Постоянно не носит, ему мешает. Ну и на гастроли не брал, он не собирался отдельно от неё тусоваться.
- Очень жаль. Надо было брать. Так, давайте я сниму дозатор. И канюлю тоже сниму, если что, ночью новую поставим.
У него вытягивается лицо. А Сашка держит нарочито спокойный, деловой тон. Как будто всё идёт по плану.
- Зачем? Два дня назад меняли. Что за акт садизма? А дозатор зачем снимать? Он вполне успешно пиджаком прикрывается, а раздеваться я на сцене не планирую.
- Ну как зачем… Вы не ели уже пять с половиной часов. Сейчас пока доедем, пока саунд-чек, пока концерт. Итого получится часов восемь. С физической нагрузкой. С инсулином вам станет плохо уже на саунд-чеке. Без инсулина есть шанс протянуть до конца концерта, но это не точно. Если на сцене вы рухнете в обморок, я может быть успею вам вколоть глюкозу раньше, чем организаторы вызовут вам Скорую. Но если всё-таки вызовут, и мы не сможем от неё отбрехаться, вас заберут в местную больницу. Меня туда, скорее всего, не пустят. Чем я докажу, что ваш врач? У меня даже диплома с собой нет. Да и даже если бы был… Браслет, если бы вы его взяли, помог бы разобраться с типом диабета и в целом диагнозом, если меня никто слушать не захочет или не успеет. А канюля…
- Так, всё! Тащи бутерброды, несносное создание!
Сашка спокойно пожимает плечами и идёт заказывать еду через рум-сервис. То-то же.
***
Сашка стоит в кулисах и ловит себя на мысли, что уже как-то наблюдала оттуда концерт. Кажется, тогда она познакомилась с Тоней, а заодно увидела изнанку «волшебного мира», оказавшуюся не такой уж волшебной. Сколько же лет прошло? Лучше даже не вспоминать. Тогда она цветы у него забирала. Сегодня тоже забирает, и цветы, и всё, что ему ещё подарить хотят. Какой-то мужик конверт с письмом передал, маленькая девочка пряник тульский вынесла. Всеволод Алексеевич всё забирает, кажется, машинально. У него абсолютно отсутствующий взгляд, когда он к кулисам подходит и Сашке все дары сгружает. На пряник вообще сказал: «Спасибо за пирожок». Забыл, что они в Туле? Какой, к чёрту, пирожок? Только днём же про эти пряники говорили.
Сашке вообще не нравится всё, что происходит между песнями. Поёт он где-то под плюс, где-то сам, большей частью под плюс. И пока звучит музыка, всё хорошо: улыбается, в фонограмму попадает, даже пританцовывает. И публика нормально принимает. На ушах не стоят, конечно, не тот возраст. Но все пришли по купленным билетам, в зале не праздные зеваки, как в Елях, соответственно и приём лучше. Цветочки вот дарят. Дешёвенькие, кто-то умудрился три гвоздики принести. Спасибо, что не четыре. Но главное же внимание!
А вот между песнями Всеволод Алексеевич общается с залом, и Сашке это общение не нравится категорически.
- Ну что вам спеть? – обращается он к публике.
- «Комсомольцы-добровольцы», - кричит кто-то, и ещё несколько человек тут же эту идею подхватывают.
Сашке даже сбоку видно, как каменеет лицом Туманов. «Комсомольцы-добровольцы» - коронный номер Рубинского. А Туманов эту песню даже не пел никогда. То есть аудитория их путает. Нет, а что он удивляется? Средний возраст сидящих в зале – лет восемьдесят. Они уже могут путать, как их детей зовут. Или даже их самих. А уж перепутать двух мамонтов советской эстрады ничего не стоит. Они же не знают, что у Туманова личное, что ему буквально в душу плюнули сейчас.
- Что вам спеть? – повторяет он вопрос. – А, всё равно не слышу. Давайте споём «Вечную весну».
С чего бы он вдруг стал плохо слышать? Видит плоховато, да, зал не освещён. Сашка уже несколько раз дёргалась, когда он к краю сцены подходил, чтобы цветы забрать. Но обходится без происшествий.
Работает без антракта, чтобы разом отстреляться. Трижды подходит к Сашке попить, и даже не делает ей замечания, что в чашке не вода. Сашка ему сока налила, сладкого. На всякий случай, расход энергии же бешеный. А ему всё равно, он два глотка сделал и назад. Рубашка уже насквозь мокрая, но сменную не брали. Это раньше он мог и переодеться, и передохнуть, когда коллектив был. Бэк-вокал что-нибудь сольно исполнял, пока он себя в порядок приводил. А теперь один на один с залом.
Сашка поминутно смотрит на часы и считает песни. Вроде бы дело близится к концу, больше двух часов он и в лучшие годы не работал. Только бы не бисировали, не вызывали его на поклоны и повторы. Совсем тревожно ей становится, когда Всеволод Алексеевич решает посвятит зрителей в историю только что спетой песни.
- И впервые прозвучала она в фильме…
Запинается. «Открытый космос», - шипит Сашка из кулис, но разве он её услышит? А зрители и подсказать не могут, откуда они знают.
- Ну да неважно, - машет рукой Туманов. – Голова уже не соображает. Ну возраст, что вы хотите…
Зал одобрительно хлопает. Они ничего не хотят, они понимают. Они тоже уже забывают такие мелочи. А вот Сашка хочет – чтобы он нормально соображал, а не терял мысль то ли от усталости, то ли от колебаний сахара. А ещё хочет, чтобы не гробил себя ради не понятно чего.
Наконец финальная песня, поклоны, аплодисменты. Вроде бы улыбается, руки поднимает, как бы отдавая энергию залу. Но на самом деле забирает, это Сашка точно знает. Он вампир, он подпитывается. И если концерт прошёл с успехом, если зал покорён, то и ему будет хорошо. По крайней мере, так было раньше, и Сашка очень надеется, что так и осталось. Что она не получит сейчас еле живую тряпочку, которую надо как-то довезти до номера и реанимировать к завтрашнему утру, когда за ними приедет машина и повезёт в Москву, в аэропорт.
Сашка встречает его с новой порцией сока и мокрым полотенцем, чтобы хоть лицо вытер. Сразу ведёт в гримёрку переодеваться в сухое и удобное.
- Ну как? Всё хорошо?
- А ты не видела?
- Вам хорошо, я имею в виду? То, что зал в восторге, я видела. Пейте-пейте, весь стакан.
- Сладкое.
- Я в курсе. Так задумано. Могу вам даже пряника отломать, хотите? Тут вам подарили. Какой это пирожок, кстати?
Дёргает плечом. Глаза пустые-пустые. Меньше всего он сейчас настроен анализировать. Всё, надо быстро добраться до гостиницы. Нормально его покормить, искупать и уложить спать. М-да… Ну и зачем ей куколки? Вот, вполне себе лялька, играйся.
Но на выходе из концертного зала их ждёт сюрприз. У служебного выхода стоят пять или шесть человек, явно чего-то от Туманова хотящих. У кого-то в руках телефоны, а у кого и афиши. За автографами и совместными фотографиями пришли. Сашка даже теряется. Первая мысль – не пущать, разогнать. Сокровище устало, он не хочет общаться, он, увидев толпу, аж вздрогнул и шагу прибавил. И Сашка уже открывает рот, чтобы сказать что-то резкое, но осекается. Да, Александра Николаевна, как быстро власть развращает. Вы теперь на месте Рената? И как легко переняли его манеру общения. Сразу забыли, что когда-то тоже стояли у служебки, надеясь ещё минуточку посмотреть на любимого артиста? А вместо автографа получали три ведра хамства от директора.
И Сашка молчит. Потому что Ренатом быть совсем не хочется. Но ведь он, чёрт возьми, был прав. Нет у Туманова сил на общение с публикой. Всё, что должен, он отдал на сцене. А в индивидуальном порядке не обязан. И ресурса у него лишнего просто нет.
Всеволод Алексеевич молча проходит через толпу, делая какой-то неопределённый жест рукой, тихо говорит что-то про поезд, на который они опаздывают. Какой поезд? Они завтра самолётом улетают из Москвы. Да неважно. Важно, что он уже в машине. Сашка быстро залезает со своей стороны. Двери закрылись, поехали.
- Верхний свет не включай, - просит Всеволод Алексеевич, входя в номер. – Телевизор тихонечко, ладно? Я в душ. Потом бы поел чего-нибудь.
Сашка ошарашенно кивает. Вот таких подробностей она не знала. Устал от яркого света и громких звуков?
- Сашенька, - он останавливается на пороге ванной комнаты. – А почему у тебя такой испуганный вид был, когда мы к машине шли?
Надо же, заметил.
- Не испуганный. Растерянный. Мне же надо было, наверное, разогнать всю эту толпу. А я вдруг подумала, что буду как Ренат. Противно стало.
Всеволод Алексеевич удивлённо поднимает брови, непривычно яркие, подкрашенные перед выступлением. Потом усмехается, качая головой.
- Детка, тебе до Рената… Да, надо же такое придумать…
Прикрывает за собой дверь ванной комнаты, но не до конца. Так что Сашка слышит остаток фразы:
- А дихлофос всё же надо купить. Новый подвид тараканов травить.
Сашка хмыкает и тянется за телефоном. Заказывать ужин для довольного, но усталого дракона. Ну и для его вредной принцессы заодно.
ленивая жопа ещё и не сможет на багиню зайти и будет тут всех заёбывать А КАК ЖЕ ЭТО СДЕЛАТЬ 
