- Вам не холодно, Всеволод Алексеевич? Может быть, отопление прибавить?
- Мне отлично, но, если ты мёрзнешь, прибавь, - не отвлекаясь от своего занятия, отвечает Туманов.
Он сидит за письменным столом, прямо напротив окна. В очках и фиолетовом халате поверх рубашки и домашних брюк – утеплился по случаю отвратительной погоды. На столе горит лампа: всего десять утра, а на улице темень. Дождь то и дело срывается, периодически переходя в мокрый снег, ветер гоняет по двору картонные коробки, которые Сашка накануне вынесла и сложила у крыльца. Они вчера вместе на почту ходили, очередной заказ его сладостей без сахара забирали. И была же чудесная, абсолютно весенняя погода, пятнадцать градусов. А к вечеру резко похолодало и полило. И, конечно, сокровище неважно себя чувствует, после такой смены температур, а на дождь у него традиционно ноет колено. Сашке и самой не слишком хорошо, но она таблеток наглоталась, втихаря от него, и дальше радуется жизни. А Всеволод Алексеевич доковылял до стола и закопался в свои бумажки. Мемуары пишет. Подробностей даже Сашка не знает, он ей пока не показывает. Ну и она лишних вопросов не задаёт, дабы не спугнуть творческий порыв. Она ведь давно ему предлагала, он отказывался. А теперь что-то пишет, сочиняет, периодически устремляя затуманенный взгляд в окно.
- И прибавлю. Если будет душно, скажете, хорошо?
Сашка замерзает гораздо быстрее, чем он. Её воля, она бы на все плюс тридцать газовый котёл настроила и ходила бы, кайфовала. И ещё тёплые полы бы сделала, чтобы даже зимой на полу сидеть и босиком шастать. Но для его астмы парилка так же опасна, как и морозный ветер, ему комфортно при двадцати с небольшим градусах.
- Угу…
Кажется, даже не слышал, что она сказала. Литературное творчество его прям-таки увлекло. И слава богу. Всё лучше, чем кататься по Верхним Ебеням и петь на полянках.
Вход в котельную через улицу, и Сашка прикидывает, надевать ли куртку или так проскочить. Переобуваться точно придётся, её домашние тапки-панды промокнут за полсекунды. Сашка тянется к шкафчику с обувью, когда раздаётся звонок. Сашка цепенеет. Это стопроцентно кто-то чужой. Кнопка звонка у них установлена на калитке, ведущей во двор. Но никто из местных такими глупостями не пользуется – тут все привыкли кричать в окно или через забор. В крайнем случае, если вот такая погода и все окна наглухо закрыты, по телефону звонят. Сашка уже и забыла, что у них эта кнопка прикручена.
Она накидывает куртку, уже забыв переобуться, и выходит во двор. До калитки пять шагов. Ну и ветруган. Всё же зима в Прибрежном может быть мерзейшей. Какой-то смешной минус один, а ощущается, как лютый холод.
- Кто там? – Сашка старается перекричать ветер, а сама уже открывает засов.
Ну правда, это же Прибрежный. Все свои, все друг друга знают. Самое страшное, что может случиться, это нашествие журналистов. Но вроде повода нет, день рождения Туманова давно прошёл, да и погода не особо располагает…
Сашка распахивает калитку и столбенеет. Потому что она ждала этого визита много лет. Ждала и боялась. Хотя Всеволод Алексеевич уверял, что её страхи безосновательны, что такого никогда не случится, что это просто глупо и наивно. И тем не менее, перед ней стояла Зарина Аркадьевна. Туманова.
Сашка не видела её уже лет… много. Но сложно было бы не узнать человека, чьи фотографии ты рассматривала всё детство. Сколько бы она ни сделала пластик и подтяжек, у неё остался всё тот же восточный разрез глаз и насмешливый взгляд. И даже фигура не особо изменилась, не поплыла. На Зарине была чёрная шубка с рукавом три четверти. Особо актуальная под дождём Прибрежного, конечно…
- Ну здравствуй, Александра Тамарина, - усмехается Зарина и обводит её взглядом, останавливаясь на тапочках-пандах. – Пропустишь в дом или сюда его позовёшь?
Можно не уточнять, кого именно. Сашке отчаянно хочется проснуться, потому что этот сон она видела сотни раз. В нём Зарина вот так появлялась на их крыльце, а потом выходил Всеволод Алексеевич с чемоданом, брал жену под руку и возвращался вместе с ней в свою обычную, нормальную жизнь.
- Проходите, - Сашка делает шаг в сторону.
А варианты? Кидаться на неё, что ли? Выпроваживать, как настырных журналистов? Она жена Туманова. Всё ещё. И навсегда останется женщиной, с которой Туманов прожил половину жизни.
- А вы не шикуете, я смотрю, - произносит Зарина, цокая каблуками по дорожке к дому. – Что так скромно-то? Всего один этаж.
- Ему тяжело по лестницам подниматься.
Сашка сама себе удивляется. С чего она даёт объяснения? С чего вообще цепенеет, словно кролик перед удавом?
- Проходите.
Сашка распахивает перед Зариной дверь.
- Вот тут вешалка для верхней одежды.
- Может быть, ты мне ещё и тапочки подашь? – усмехается Зарина.
Откровенно говоря, Сашка как раз собиралась тапочки предложить. Холодные же полы, а в уличной обуви у них не ходят, потому что астма… Сашка обрывает поток мыслей. Хватит. Ты что, не видишь, что над тобой издеваются? Пусть идёт в своих сапогах, да хоть бы и в шубе своей намокшей.
- Он в зале. Вторая дверь направо. Всеволод Алексе…
Сашка осекается, потому что Туманов появляется в коридоре. И вот теперь ей становится по-настоящему страшно, ибо взгляд у него…
- Как ты здесь оказалась?
Да, и тон тоже… Гвозди можно забивать. Туманов прекрасно знает, что она его, такого, боится, поэтому при ней крайне редко переходит на этот леденящий душу тон.
- Прилетела, Севушка. Самолётом. А потом доехала на такси. К счастью, в вашей деревне каждая собака знает, как найти твой дом.
- Зачем?
Сашка пытается тихо слинять из коридора хоть куда-нибудь, например, в спальню. Но Всеволод Алексеевич стоит в проходе, и двигаться явно не собирается.
- Потому что ты не берёшь трубку. Ты меня в чёрный список добавил, что ли?
У Сашки глаза на лоб лезут. Ничего себе новости. Она и не в курсе. Кстати, сокровище само в чёрный список добавлять не умеет, а если бы её попросил добавить номер Зарины, Сашка наверняка бы заметила.
- Нет, просто перестал брать. Я ведь всё тебе сказал, к чему ходить по кругу?
- Ох, Севушка, как у тебя глаза-то сверкают. Прямо как в лучшие времена. Буквально на лице написано, как ты рад меня видеть. Подпиши бумажки, и я успею на обратный рейс. Полагаю, приличной гостиницы в вашей деревне не найдётся.
- Не подпишу. Я же сказал, квартиру на Арбате ты не сдашь. Она моя, точка.
- Мне нужны наличные. Ты знаешь, во сколько обходится содержание частного дома? Нормального, а не вот этого вот сарая, - Зарина обводит рукой коридор.
- Знаю, я его двадцать лет и содержу.
- Слушай, чего ты упёрся? Зачем она тебе сейчас-то, квартира эта? Ты когда в ней был последний раз? Ну я понимаю, раньше ты туда б…ей своих водил, пока я за городом. А сейчас зачем? Ты, может, в Москву больше и не приедешь никогда.
- Ждёшь, когда я наконец помру? Ну вот дождёшься, тогда и сдашь.
Всеволод Алексеевич уже даже не злится. У него какой-то усталый и бесстрастный тон. Сашка делает робкую попытку протиснуться мимо него в спальню.
- Куда собралась? – он останавливает её, ловя за локоть. – Сашенька, будь радушной хозяйкой, сделай нам чайку, что ли. Зоря, ты так в коридоре стоять и будешь? Пошли на кухню, почаёвничаем.
Сашка даже прикрывает глаза. Ей кажется, что Зарина сейчас разразится потоком брани и предложениями засунуть себе этот чай куда-нибудь. Он ведь, фактически, проигнорировал её просьбу, ради которой она не поленилась прилететь из Москвы. Потому что он игнорировал её по телефону. А теперь чай предлагает. С печеньками. Потрясающе просто. Однако, самообладанию у Туманова всегда хотелось поучиться.
- Сегодня ты всё равно уже никуда не улетишь, - флегматично добавляет он и подходит к жене, чтобы помочь ей раздеться. – Ты посмотри, как льёт. И ветер. Аэропорт однозначно закроют, пока эта свистопляска не закончится. Тут взлёт над морем, и в хорошую погоду болтает.
- Сева, а если я подам на развод? Через суд? – тоже спокойно говорит Зарина, позволяя снять с себя шубу. – И через суд начну делить имущество? Тебе нужен такой скандал?
- Мне вообще всё равно, что напишут газеты. Думаю, сейчас я им уже совершенно не интересен, - пожимает плечами Туманов. – Ну попробуй. Дом оформлен на тебя, квартира на меня. Ты что, думаешь, что суд пожалеет несчастную брошенную женщину, и отдаст ей ещё и квартиру? А меня, который всё это заработал, оставит на улице?
- А эта избушка?
- А эта избушка Александры Николаевны. Она, кстати, разговаривать умеет, иногда, - ехидно добавляет Всеволод Алексеевич. – Саш, ты бы хоть голос подала? А то Зарина Аркадьевна решит, что ты немая.
- Мы уже пообщались, - изрекает Сашка и идёт на кухню.
Чай с печеньками так чай с печеньками. Она ещё и плюшку на стол поставит, творожно-черничную, вчера испечённую. Ей не жалко. Ей даже буквально интересно, чем это всё кончится. С того момента, как стало ясно: Зарине нужна квартира, а не её хромающее сокровище, у Сашки от сердца отлегло. И теперь она была готова хоть банкет тут организовать, если Всеволод Алексеевич хочет.
- Сева, ты еле ползаешь, - замечает Зарина, когда они оба усаживаются за стол. – Жить с молодой оказалось не так просто?
- Да колено замучило, - морщится Всеволод Алексеевич, пропуская шпильку мимо ушей. – Как дожди, так начинается.
Сашка накрывает на стол, а сама ловит каждое слово, сказанное обоими. Потому что ничего подобного она ещё никогда не видела. С любым другим человеком Всеволод Алексеевич уже бы взорвался. Он же отнюдь не милый и покладистый, он умеет чайной ложкой мозг выесть, если ему надо. И хамского отношения к себе никогда не спускает. И на Зарину он был сильно обижен за последние годы их совместной жизни – сколько Сашке приходилось, да и до сих пор приходится заглаживать последствия. И тем не менее они спокойно говорят друг другу обидные вещи, даже не повышая тона, разбавляя их какими-то совершенно житейскими фразами. И Сашка вдруг понимает, что никогда и не видела, как общаются люди, много лет прожившие вместе. Если только родители… А, ну да. Вот их пример Сашка и считала универсальным. Их образец и пыталась натянуть на Всеволода Алексеевича и Зарину. Не учла, что Туманов далеко ушёл от её родственников. Да и Зарина тоже, судя по всему.
- Вкусный кекс, - Зарина отщипывает от большого куска маленькие кусочки, умудряясь не уронить ни крошки мимо блюдца. – Сама печёшь?
- Да, - отвечает Сашка и поражается, как спокойно звучит её голос.
- Севе же нельзя.
- Там сахарозаменитель и безглютеновая мука.
- О как. Возишься с ним, значит?
- Заботится, - спокойно поправляет Всеволод Алексеевич.
- Как я не смогла, да, Севушка?
- Как ты не захотела.
- Ну да, - Зарина задумчиво крутит в пальцах чайную ложку, и Сашка невольно отмечает, какой у неё роскошный маникюр. – Рассказал ей, какое я чудовище? Как бросала тебя в спальне с ингалятором? Не лечила, плюшки не пекла. Все девки на эти истории покупаются, да? А как ты гулял направо и налево, рассказал? Как вернулся однажды с каких-то гастролей, по твоим словам, а потом выяснилось, что от очередной б..ди, с воспалением лёгких? И как я две недели вокруг тебя плясала, выхаживала. Рассказал?
- Зоря, это было в семьдесят восьмом году. Ты бы ещё дедушку Ленина вспомнила.
- Вот именно. Это было уже в семьдесят восьмом году. Представь, - Зарина поворачивается к Сашке, - сколько лет продолжалось. Всему есть предел, знаешь ли. И тебе, девочка, надоест когда-нибудь.
- Не успеет, - припечатывает Всеволод Алексеевич и с невозмутимым видом протягивает пустую тарелку. – Сашенька, а можно мне ещё кусочек?
***
Погода портится всё больше и больше, и уже совершенно очевидно, что никакие самолёты сегодня никуда не полетят.
- Боюсь, что даже такси сейчас не приедет, - говорит Всеволод Алексеевич, поднимаясь из-за стола. – Снег ложится, ты посмотри. В местных условиях один сантиметр снега – уже катастрофа. Летняя резина же у всех, да ещё и горы косогоры. Понесёт машину на перевале и привет. Оставайся у нас, пока не распогодится.
- С ума сошёл? – фыркает Зарина. – Поищу гостиницу.
- Не дури. Зимой тут работают от силы две. И обе чёрте где. Пешком точно не дойдёшь. Оставайся, у нас есть гостевая комната.
Сашка переводит взгляд с одного на второго. Сюрреализм какой-то. Шведская семья, натурально.
- Пойдём, я тебя провожу, всё покажу. Отличная комната, с телевизором, с Интернетом, все условия, - усмехается Всеволод Алексеевич. – Ох ты ж, чёрт…
Колено. Сделал шаг и схватился за спинку стула. Сашка тяжело вздыхает.
- Идите полежите, а? Я сама.
Всё равно он не знает, где у них чистое постельное бельё лежит. И уж точно сам не перестелит. А Зарина Аркадьевна стоит, как будто тоже не может понять, как ей реагировать. Сашка проходит мимо неё, и уже в коридоре слышит шаги за спиной. Шаркающие – это Туманов бредёт до своей спальни, и чётко отбивающие ритм – это Зарина идёт за Сашкой.
- Проходите, - Сашка открывает дверь и заходит первой. – Всеволод Алексеевич ошибся, кстати, телевизора тут нет. Телевизор в гостиной. Но я могу дать вам планшет, чтобы скучно не было.
- У меня есть свой. Почему ты ему до сих пор «выкаешь»?
Зарина пересекает комнату и усаживается в кресло у окна, наблюдая, как Сашка вытаскивает из шкафа чистое постельное бельё и начинает застилать кровать.
- Я не могу говорить «ты» человеку, который старше на сорок лет.
- Спать с ним тебе сорок лет не мешают.
Сашка застывает с простынёй в руках.
- Мешают. И я бы никогда не посмела первой…
- Не оправдывайся, - Зарина обрывает её жестом. – Я знаю. И ещё не видела ни одной, кто смог бы Севушке отказать. Много я его б…ей повидала. Ты как-то сильно от них отличаешься, я уже даже готова Севушку зауважать.
- Я не …
Сашка уже хочет сказать в ответ что-то резкое, плюнув на все правила гостеприимство и то, что перед ней сидит, чёрт бы её побрал, Зарина. Ещё один идол её детства. Да, не сохранивший своего места на пьедестале, как Туманов. И тем не менее… Сашка открывает рот, но в последний момент резкая фраза меняется на совершенно другую.
- Зарина Аркадьевна, а вы себя нормально чувствуете?
- Голова немного кружится и подташнивает. Надеюсь, не от твоей плюшки с сахарозаменителями, - язвит Зарина, но как-то не особенно охотно. – Я плохо переношу перелёты. И бывшего мужа.
- Почему бывшего? Он всё ещё ваш муж, - пожимает плечами Сашка. – Давайте-ка я принесу тонометр.
- Ты лечишь всё, что движется, что ли?
- И то, что не движется тем более, - кивает Сашка и исчезает за дверью.
Чёрт побери, ей нравится Зарина. Нравится! Её манера держаться, её язвительность, её умение сохранять достоинство даже в такой странной ситуации. И этот надменно-спокойный взгляд нравится. И её откровенная недоброта, без попыток изобразить из себя то, чем не является. Они же… Они же похожи! Если бы у Сашки жизнь сложилась немного иначе. Если бы она всегда была за каменной стеной успешного и популярного мужа. Если бы…
Ошарашенная собственным открытием, Сашка входит в их со Всеволодом Алексеевичем спальню, лезет в тумбочку, где хранятся глюкометр, тонометр и прочая артиллерия, даже не обратив внимание на сокровище. Что сокровище, мягко говоря, шокирует.
- Сашенька, что случилось?
- А? Что?
Он лежит на кровати, держа в руках планшет, и очень заинтересованно смотрит на Сашку.
- Да у супруги вашей, мне кажется, давление поднялось. Хочу уточнить этот момент. Что вы на меня так смотрите? Потом займусь вашим коленом, хорошо?
- Можешь не спешить, я обезболивающее выпил, - хмыкает Туманов. – Ну, собственно… Зарина Аркадьевна тоже не девочка, чему я удивляюсь…
- А вы удивляетесь?
В его картине мира заботиться должны только о нём, ага. Когда они вместе попадали в больницу, он тоже искренне удивлялся, если кто-то по коридору шёл не в его палату. Центр мироздания же.
- Давайте измерим давление, - Сашка возвращается к Зарине. – Вы какие-то лекарства постоянно пьёте?
На вид ей примерно как Сашке. Ну чуть-чуть побольше. Это если близко не подходить. А если сесть напротив, на расстоянии вытянутой руки, чтобы удобно было манжетку тонометра надевать, то видно глубокие морщины возле глаз и пигментные пятна на шее, которую, в отличие от лица, не заштукатуришь косметикой.
- Пью, от повышенного. И ещё гормональные.
Зарина перечисляет лекарства, Сашка измеряет давление. Оно, внезапно, оказывается пониженным.
- Резкая смена климата, перелёт, просто устали и понервничали. Вы ложитесь, отдыхайте, я вам кофе сейчас принесу и шоколадку. У вас есть, во что переодеться?
Вот будет весело, если нет. Потому что Зарина шире Сашки раза в два. Если только футболку Туманова ей предложить.
- Всё у меня есть, дорожная сумка в коридоре осталась, - говорит Зарина, осторожно перебираясь на кровать. – Полежу пять минут и схожу за ней.
- Да я принесу, лежите.
Зарина качает головой. Но Сашка уже не замечает этого жеста. Идёт варить кофе и искать шоколадку из запасов Всеволода Алексеевича на случай резкого падения сахара. С ним такое случается редко, поэтому шоколадка обнаруживается аж у задней стенки холодильника, за кастрюлей с супом и банкой солёных огурцов. На обратном пути прихватывает вещи Зарины, слегка удивившись существованию такого предмета, как дорожная сумка. Нечто среднее между чемоданом и женской сумочкой, но весьма удобная и симпатичная штука, надо признать. Кожаная, с большими ручками. Вместительная, но не громоздкая, как привычный чемодан. Тоже такой обзавестись, что ли.
- Вот ваш кофе, - Сашка ставит чашку на прикроватную тумбочку. – Шоколадку ешьте. Вы не курите?
Зарина отрицательно качает головой.
- Посидеть с вами или будете отдыхать?
Для Сашки вопрос абсолютно естественный, но Зарина смотрит так, будто она спросила, слетать на Марс или не стоит.
- Саша, если не сложно, присядь на минуточку.
Сашка садится в кресло у окна.
- Что с тобой не так, детка?
У Сашки вопросительно изгибается бровь.
- Только не говори, что это врачебная этика, тебе положено лечить и прочую дребедень. Кофе варить ты точно не обязана. Ты же меня ненавидеть должна.
- Скорее вы меня.
- С чего вдруг? Если бы я хотела его удержать, я бы удержала, поверь мне. Ты была не первой и даже не пятой. Но я уже не хотела. Я от него устала. У меня просто не оставалось сил на него, ни физических, ни моральных. А вот ты, наверное, считаешь, что я его предала. Так откуда такая забота, а, тётя доктор?
Сашка вздрагивает. Откуда она-то знает? Ну вряд ли Всеволод Алексеевич рассказывал. Впрочем, может быть, в газетах писали. Какое-то издание, ещё в самом начале, что-то подобное опубликовало. Кто-то из медперсонала алтайской больницы интервью дал, не иначе. Слил подробности непростых взаимоотношений заезжего артиста и местного светила пульмонологии.
- Он же вас любил, Зарина Аркадьевна. И, наверное, до сих пор любит. Ну или хотя бы уважает.
- Интересный вывод. А главное, поражающий своей логичностью.
Опять язвит. Но кофе и шоколад, видимо, подействовали. У Зарины стал более естественный цвет лица, пугающая бледность исчезла.
- А если завтра тут соберутся все его бывшие бабы, ты им тоже будешь кофе варить и давление мерить?
Сашка пожимает плечами.
- Если Всеволод Алексеевич скажет…
- Детка, - Зарина тяжко вздыхает и ставит пустую чашку на тумбочку. – Тебе никто не сказал, да? Никого нельзя любить больше, чем себя. Тем более, ни одного мужика. Ты из него бога сделала, что ли? «Всеволод Алексеевич скажет…». Саша, он обычный старый дед, с мерзким характером к тому же. Такой же, как сотни других. И то, что конкретно этот умеет извлекать более приятные звуки, чем все остальные, ещё не делает его…
- Вот я так и знал, что вы споётесь, - раздаётся тот самый приятный звук знакомого баритона. – Ты посмотри, они уже подружились.
Всеволод Алексеевич стоит на пороге, держась за ручку двери.
- А я жду, жду, пока на меня внимание обратят, безрезультатно. Конечно, кому какое дело до моего несчастного колена, когда можно языками почесать. Что обсуждаем? Последние новинки от Шанель или весеннюю коллекцию Лагерфельда?
- Боюсь, это несколько не тот собеседник, - фыркает Зарина. – Сева, ну уж если ты взял ребёнка под своё крыло, ты бы хоть его уму-разуму поучил. Дитё дитём же.
- В сравнении с тобой? Не переживай, Зоренька, если это дитё зубки покажет, всем ещё уколы от бешенства делать придётся.
Всеволод Алексеевич по стеночке проходит в комнату. Сашка тут же подрывается с кресла, уступая ему место.
- Сядете? Мы тут кофе балуемся, вам сварить?
- А свари, Сашенька, - охотно соглашается он.
Сашка кивает и идёт на кухню, радуясь возможности исчезнуть из комнаты. Зарина и Всеволод Алексеевич провожают её взглядами.
- Сева, - тихо говорит Зарина, когда Сашка исчезает из виду. – Старый ты чёрт, ты что натворил?
- Я? – Всеволод Алексеевич разводит руками. – Ты, конечно, не поверишь… Но оно само. Натворилось.
***
- Ну и зачем ты приехала?
- Я же тебе сказала.
- Серьёзно?
- Сева, ну какой смысл, что она простаивает? Давай хотя бы напополам сдадим. А так мы ещё и за коммуналку платим. Ты ею когда пользовался последний раз?
- Полгода назад. Мы приезжали на съёмки «Голоса».
- Вдвоём?
- Ну а как? Я один уже давно не справляюсь.
Сашка подслушивает самым бессовестным образом: дверь в гостевую спальню осталась открытой, а голос-то у сокровища поставленный, громкий.
- Тебе девочку не жалко? Ты вообще видел, как она на тебя смотрит?
- Не слепой.
- Очередная загубленная судьба. Сева, тебя черти будут ещё лет сто жарить.
- Не всё так однозначно. Давай не будем Сашу обсуждать. Так зачем ты приехала?
- Сказала же. Ой, ну хорошо. Я хотела узнать, жив ли ты тут вообще. Раз телефон не берёшь.
- В газетах бы написали.
- И посмотреть наконец своими глазами, как ты тут живёшь.
- Зоренька, скажи просто, что соскучилась.
У Сашки глаза на лоб лезут от их пикировки. Нет, она прекрасно знает, как Всеволод Алексеевич умеет язвить. Но не ожидала, что Зарина интересный собеседник. И в беззлобном переругивании старых супругов есть некое неуловимое очарование. И как-то даже забываешь, увлёкшись, что сегодня с утра сбылся один из твоих самых страшных кошмаров. А теперь этот кошмар, переодевшись в розовую флисовую пижаму, лежит в комнате для гостей, то есть твоей бывшей спальне, и ведёт беседы с сокровищем. Кошмар и сокровище. Милейшее сочетание.
Так, ладно, хватит. Усилием воли Сашка заставляет себя уйти из коридора. У неё полно дел: со стола на кухне надо убрать, об ужине позаботиться. Раз уж ещё один едок на голову свалился. А снег всё ещё идёт. И дорожку к калитке уже замело, и на проводах снег лежит. Хочется надеяться, что ничего не отключится, свет там или вода. В Прибрежном снег – это натурально катастрофа, сразу все блага цивилизации отваливаются. Так что посуду лучше помыть, да и воды набрать в самую большую кастрюлю, а то мало ли.
Сашка возится по хозяйству, стараясь больше не думать о Зарине и о том, что Всеволод Алексеевич прекрасно проводит с ней время. Жена. Уважать. Не оценивать.
Интересно, а что она ест? Сашка собиралась на ужин потушить капусту с варёными яйцами. Она такое вообще будет? У них тут всё же не ресторан. Судя по рассказам Всеволода Алексеевича, для Зарины еда готовилась отдельно, а для Туманова отдельно.
Сашка заглядывает в холодильник. Молоко закончилось, йогурт всего один. А если вечером Всеволод Алексеевич захочет перехомячить? В таких ситуациях йогурты очень выручают. Как-то не ожидала она, что температура резко опустится, и дождь превратится в снег. Может, дойти до магазина? Ну присмотрит за ним жена полчасика? Как-то же раньше справлялась.
Но прежде, чем она успевает додумать эту мысль, сокровище само появляется на кухне.
- Во-первых, мне никто так и не намазал колено, - заявляет он. – Я так понимаю, что в связи с появлением Зарины Аркадьевны меня больше не любят, и заботиться не будут?
Тон шутливый, а глаза серьёзные.
- Господи, Всеволод Алексеевич! Простите, ради бога, у меня голова уже кругом. Всё как-то так… слегка неожиданно.
- Слегка, да, - хмыкает он. – А, во-вторых, нужно заправить инсулин в дозатор, он мигать начал.
- Хорошо, идите в спальню. Я сейчас приду.
Сашке очень стыдно. Он про колено с самого утра говорит, а она так и не удосужилась к нему подойти. Ну да, Зарина со своим давлением, и что? В стационаре у тебя было одновременно и пять больных, и даже десять. Как-то же успевала за всеми сразу смотреть?
Она открывает холодильник, привычно тянется к кармашку на дверце, в котором лежат ампулы инсулина. И понимает, что кармашек пуст. Это как так? Сашка никогда не допускает, чтобы не было запаса. Если берёт последнюю ампулу, тут же идёт в аптеку.
- Всеволод Алексеевич, а как могло получиться, что у нас запаса инсулина нет? Была же ещё ампула.
Туманов, уже начавший путь по коридору к спальне, останавливается, оборачивается с несчастным видом.
- Ой… Я её разбил, вчера. Случайно. Хотел тебе сказать и забыл.
- Как разбили?
- Резко дверцу холодильника открыл, она покатилась и разбилась.
Потрясающая история. Это насколько резко надо было дверцу открыть? Рвануть в отчаянии, умирая от голода, что ли? И ведь убрал за собой, что примечательно.
- Понятно. Так, быстро мажем колено, и я пошла в аптеку. Всеволод Алексеевич, ну вы даёте, конечно…
- Не ругайся.
- Господи, да когда я на вас ругалась?
- Вот и не начинай. Двух мегер под одной крышей я не переживу.
Сашка тяжело вздыхает. В спальне быстро разбирается с его коленом, потом заглядывает к Зарине, немного смущаясь. Мало ли, вдруг спит человек. Но Зарина даже дверь не закрыла. Лежит с телефоном, что-то в нём смотрит. Даже без очков. Линзы у неё, что ли, или зрение корректировала?
- Зарина Аркадьевна, мне нужно в аптеку за инсулином. Вы присмотрите за Всеволодом Алексеевичем?
- Как быстро мы перешли к формату шведской семьи, - раздаётся ехидный комментарий. – Присмотрю, Саша.
Сашка хмыкает и торопливо идёт к выходу. На улице первым делом достаёт пачку сигарет. Это дело надо перекурить.
***
Как Сашка и предполагала, снег парализовал весь город. Машины не ездят, люди не ходят или ходят, но очень медленно. Сашке вспоминаются годы на Алтае, где засыпало каждую зиму и на все четыре-пять месяцев. А не раз в три года и на два дня, как здесь. Но к хорошему всё же быстро привыкаешь, и она тоже старается идти аккуратно по ставшей скользкой плитке. В ближайшей аптеке инсулин только отечественный, так что приходится топать до следующей. В обычной ситуации взяла бы такси, но что-то подсказывает, что ни одно такси сейчас не приедет, быстрее пешком.
Она не успевает дойти до аптеки, как раздаётся телефонный звонок.
- Да, Всеволод Алексеевич?
- А ты скоро?
- Что, уже плохо? – пугается Сашка.
Мигать дозатор начинает заранее, это раз. Без инсулина он может обходиться около часа, это два. Ну и если не жрать тортики, запивая газировкой, то так быстро ничего фатального не случится, это три.
- Мне грустно. Лежу тут, такой одинокий, никому не нужный.
Ничего себе, предъявы.
- К жене сходите, развлекитесь, - не удерживается она, чтобы не съязвить.
Нет, ну правда. Он же не один остался. Они прекрасно общались с Зариной, наверняка ещё не все темы обсудили.
- Не могу, - серьёзно возражает Всеволод Алексеевич. – У меня же колено намазано. Только согрелось и отпускать начало. Сейчас встану и всё сначала. И кушать уже хочется.
- Так, вот с «кушать» давайте потерпим, пока я инсулин не принесу, хорошо? Я быстро, Всеволод Алексеевич.
Сашка кладёт трубку и нервно закуривает, забыв, что почти дошла, и придётся либо стоять на пороге аптеки докуривать, либо бросать почти целую сигарету в урну. Ну честное слово, её нет дома двадцать пять минут, а он уже названивает. И не один ведь. Или поэтому и названивает?
Покупает сразу двадцать ампул инсулина. Больше нельзя – у него не такой долгий срок хранения. Традиционно прихватывает леденцы для сокровища и, секунду подумав, таблетки для стабилизации давления. Для Зарины Аркадьевны. Едва выходит на улицу, как телефон снова звонит. Берёт, не глядя.
- Да, Всеволод Алексеевич.
- Это Зарина. Саша, он требует еду, говорит, сахар падает. У него правда руки дрожат. Что можно ему дать?
- О господи! Зарина Аркадьевна, мёд в холодильнике стоит. Ложку или две. А потом горячего чаю, сладкого. Только обязательно горячего. А мёд прямо сейчас, пока чайник греется. Точно падает? Не поднимается? Он же без инсулина. Хотя, если руки дрожат… Глюкометр у него на тумбочке. Я сейчас приду.
Вышла на полчаса, называется. А если бы Зарины дома не было? Впрочем, тогда бы она не вышла, скорее всего. А что делала? Без инсулина его не оставишь, а с собой по такой погоде не потащишь. Может, предложить Зарине Аркадьевне переехать? Домик у моря, как-никак. Чем чёрт не шутит? Они уже неплохо ладят.
Сашка добирается до дома за рекордные десять минут. Проходит, не разуваясь, оставляя мокрые снежные следы на полу.
- Ну что у вас тут?
У них тут уже всё в порядке. Всеволод Алексеевич сидит в постели, пьёт чай. В одной руке чашка, в другой ложка. Вазочка с мёдом на пузе стоит. Зарина пытается включить глюкометр, но явно не может разобраться в куче кнопочек. У них самый навороченный, почти компьютер, так что ничего удивительного. Что забавно, этот засранец прекрасно знает, как глюкометр включить. Но молчит, делает вид, что не в курсе. Видимо, не очень хочет, чтобы ему лишний раз пальцы кололи.
- Всеволод Алексеевич, что за показательные выступления? Как можно уронить сахар без инсулина? Как? Вы чудо природы.
- А вы бы меня ещё реже кормили, - беззлобно огрызается Туманов, с явным удовольствием облизывая ложку. – Две женщины в доме, а куска хлеба не допросишься.
- А шанежки тебе не приготовить? Или трубочки с яблочным повидлом? – хмыкает Зарина.
- Что? Какие ещё шанежки?
Сашка, убедившись, что ситуация не критическая, раздевается, после чего забирает у Зарины глюкометр.
- Давайте я. Всеволод Алексеевич, руку, пожалуйста. И не надо такое лицо делать. Может, у вас всё-таки высокий сахар, а вы сладости трескаете. Так, и маечку поднимите, я дозатор заправлю с вашего позволения.
- Обыкновенные, - Зарина внимательно следит за её действиями. – Приезжает он как-то с гастролей, спрашивает, что на обед. А на обед был суп какой-то, щи, вроде. И плов на второе, кажется. В общем, что-то банальное. И он заявляет, мол, ты ничего вкусного не готовишь, фантазии никакой. Есть же интересные рецепты. Шанежки, например, на дрожжах. Так и сказал, на дрожжах. Как будто их на чём-то ещё можно приготовить.
- А что это вообще?
Сашка привычно прокалывает ему палец, набирает капельку крови на полоску, вставляет полоску в глюкометр, обрабатывает место прокола и, так же привычно, уже машинально касается пострадавшего пальца губами. В последний момент сообразив, что они с Тумановым не одни. И замирает. Всеволод Алексеевич хмыкает, заметив её замешательство и слегка сжимает её руку. Сашка тушуется ещё сильнее. А Зарина невозмутимо продолжает.
- Ватрушки это, несладкие. С картошкой. Финно-угорское блюдо. Ничего особенного, просто название экзотическое. И нужны ему были эти ватрушки, как козе баян. Кто-то повыпендриваться захотел. Вот как сейчас. Мне было гораздо интереснее, где он таких слов набрался, и кто ему эти шанежки готовил. На гастролях-то.
- Да никто. Угостили нас где-то, на всё тех же гастролях, - ворчит Всеволод Алексеевич. – Почему меня сразу подозревают в чём-то плохом? Ай! Сашенька, можно понежнее?
Это Сашка стала дозатор заправлять, не отсоединяя, и чуть задела канюлю.
- Господи, да с тобой и так как с писаной торбой носятся, - закатывает глаза Зарина. – Саша тебе только что в задницу не дует. Святая девочка.
В нервном кашле, подавившись воздухом, заходятся и Сашка, и Туманов. Они оба знают степень Сашкиной «святости».
- Да-да, - кивает Зарина. – И нечего паясничать. Другая тебя бы придушила ночью ненароком. И жила бы счастливо. Так, ну всё? Ты помирать передумал? Нянька при тебе. Я могу пойти и полежать наконец-то?
- Спасибо, Зарина Аркадьевна, - вполне искренне благодарит Сашка. – Отдыхайте, через часик ужинать будем.
Зарина тяжко вздыхает, качает головой.
- Где ж вас таких делают-то…
И уходит к себе.
***
Сашка не любит гостей. Весь её опыт гостеприимства заканчивался печально, особенно после того, как они стали жить с Тумановым. Если одна Сашка ещё как-то могла смириться с подселившейся к ней Нурай или гостившей Тоней – гости нарушали её одиночество и раздражали, но в то же время вносили какое-то разнообразие в её жизнь. Но теперь, когда они вдвоём, ей никто больше не нужен. И всё время кажется, что любой посторонний человек его побеспокоит или стеснит. Достаточно того, что ванная комната у них одна, а сокровищу она требуется довольно часто.
И если радоваться присутствию гостей, тем более внезапных, Сашка не может в принципе, то всё-таки признаёт, что Зарина Аркадьевна далеко не худший вариант. Снег по-прежнему валит, не оставляя надежды, что завтра всё растает, и дороги будут свободны, а самолёты полетят. Ещё и температура стала падать, в доме ощутимо прохладно, и Сашка всё-таки сходила в котельную и прибавила мощность котла. Ей бы рвать и метать, что в доме враг номер один. Но ни рвать, ни метать не хочется. Зарина спокойна как танк, иронична, как сама Сашка, и не доставляет никаких неудобств. Да и сокровище её присутствие как-то бодрит. За ужином Сашка с интересом слушала их очередную перепалку, достаточно беззлобную, а потому для Туманова не опасную. Всё ту же квартиру на Арбате обсуждали и, внезапно, журналистов. Зарина жаловалась, что её по-прежнему донимают звонками, зовут на телевидение, предлагают бешеные деньги за сенсационное признание о семейной жизни с Тумановым. Но она держится. И «Севушка» мог бы быть сговорчивее в отношении квартиры, чтобы она и дальше держалась. Всеволод Алексеевич усмехался в стакан с чаем и говорил, что Зарина может идти на любой канал, как только вернётся в Москву. Он сам с удовольствием послушает, что она там расскажет. Мол, новый виток популярности ему не помешает, вон, уже в Верхние Ели с гастролями съездил, а после её интервью, глядишь, ещё куда-нибудь позовут. Всё развлечение.
Сашка только головой качает, слушая их обоих. И, на всякий случай, незаметно от Всеволода Алексеевича глотает таблетку успокоительного.
После ужина желают друг другу спокойной ночи и расходятся по спальням. Обычно Сашка и Всеволод Алексеевич ещё пару часов сидят в зале у телевизора, но и колено у него ноет, и сахар сегодня скакал, и наобщался он сегодня сверх меры, так что Сашка вполне понимает и даже разделяет его желание быстрее лечь. Телевизор можно и в спальне посмотреть. Но, когда дверь спальни закрывается, Сашка останавливается посреди комнаты в нерешительности.
Всеволод Алексеевич уже залез под одеяло и теперь старается устроить все свои четыре подушки поудобнее. Гнездуется. А Сашка стоит. Думает.
- Планируешь вечерний обход палат? – хмыкает Всеволод Алексеевич. – Судя по трём сожранным порциям десерта, Зарина Аркадьевна прекрасно себя чувствует и больше в медицинской помощи не нуждается.
- Двум, - машинально поправляет Сашка. – Вам жалко, что ли?
На десерт Сашка делала молочное желе. Один из самых безопасных для Туманова десертов, зато очень вкусных. Она и сама с удовольствием его наворачивает. И Зарине Аркадьевне понравилось, так что добавки попросила.
- Конечно жалко! Теперь вот на завтра не осталось.
- Господи! Да я ещё сделаю, вот проблема.
- Я шучу, Сашенька, - неожиданно серьёзно говорит он. – Что с тобой?
- Ничего.
- Я вижу. Нет, я понимаю, что присутствие Зарины для тебя, мягко говоря, неприятно. Но мне показалось, или вы нашли общий язык?
- Нашли, - кивает Сашка и садится на диван, который так и стоит в их спальне, давно уже всем мешая. – Всеволод Алексеевич, может, я сегодня тут посплю? Или лучше в зале. Да, наверное, в зале. Вы же нормально себя чувствуете?
Он резко выпрямляется, и уже ни капли не похож на забавного взъерошенного домовёнка, коим казался ещё несколько минут назад, когда, в очках, сползших на нос и домашней футболке вил гнездо из подушек. Очки всё те же, волосы всё так же взъерошены, но глаза смотрят пристально и серьёзно.
- Саша, что за странные разговоры?
- Мне неудобно, Всеволод Алексеевич. Под одной крышей с вашей женой и в постели с вами. И потом… Может быть, вы захотите…
- Что я захочу? – рявкает он гораздо громче, чем следовало бы. – Трахнуть свою жену, раз она так удачно к нам заглянула? Мне же только это последние годы мешало. Расстояние от Москвы до Прибрежного.
- Ну зачем вы так грубо…
- А ты по-другому не поймёшь. Ну-ка марш в постель сию секунду. На счёт «три» гашу свет.
- У меня в телефоне фонарик. И телевизор светится, - ворчит Сашка, но всё же идёт к нему.
Забирается на свою половину, но он тут же притягивает её поближе.
- Я почитать хотела…
- Тебе читать вредно. От чтения в мозгах лишние тараканы заводятся, а тебе своих девать некуда. Телевизор вон смотри.
- Ага. Баскетбол. Мне так интересно…
- Считай, что наказана. Надо же такое придумать, Саша! Ну ты свои нервы не жалеешь, мои хоть пожалей, а? Мне вот только семейных сцен и не хватает сейчас. Колено никто не намазал, опять же.
- Мазали же сегодня уже. Болит?
- Болит!
- Давайте обезболивающее разведу, выпьете.
Сашка порывается снова вылезти из постели, но Всеволод Алексеевич легко её удерживает.
- Стоять. Ничего у меня не болит. Просто пытаюсь тебя в чувство привести. Не хочешь баскетбол, давай кино посмотрим. Или выбери что тебе интересно.
В итоге они смотрят какой-то отечественный фильм про собак на границе. Мыло мыльное, но на военной тематике они более-менее сходятся в интересах. Сашка оставляет при себе мнение, что наши не умеют ни снимать, ни играть, дабы не будоражить сокровище, которое слегка поворчало на качество сценария, а потом начало дремать. Сашка собирается досмотреть серию, но телевизор внезапно гаснет. Вместе с ночником в форме Спасской башки. Всеволод Алексеевич невозмутимо переворачивается на бок, натягивая одеяло повыше. Сашка задумчиво хмыкает. Электричество вырубили. Ничего удивительного в такую погоду. Может, снег на провода налип, линию оборвало. А может быть и столб повалило. Но проблема в том, что без света не работает газовый котёл. И очень скоро в доме будет холодно.
Сашка осторожно вылезает из постели.
- Даже не вздумай, - раздаётся сонный голос.
- Что?
- На диван собралась?
- Бог с вами, Всеволод Алексеевич. Электричество вырубилось. Пойду генератор заведу.
- Кому он нужен ночью?
- Котёл же. Замёрзнем.
- Тьфу ты…
Сашка слышит в его голосе досаду. Тут очень скользкий момент. Генератор они купили и установили на улице возле котельной после очередного отключения, когда вот так же мёрзли и топили камин. Всеволод Алексеевич выбрал самый дорогой, на ключе, который легко завести. Но есть проблема – заправлять генератор всё равно может только Сашка, ибо запах бензина слишком сильный, чтобы быть для него безопасным. А канистры с бензином тяжёлые, и их надо держать на весу, пока заправляешь бак. Всеволод Алексеевич и днём-то чувствует себя виноватым, а уж ночью… Он остаётся в тёплой кровати, а Сашка топает таскать тяжести на снегу.
- Всё нормально, Всеволод Алексеевич. Я быстро. Может, захватить вам что-нибудь с кухни? Яблочко? Раз уж вы всё равно проснулись.
- Ну захвати.
Сашка слышит, что он тоже встаёт.
- Ну а вы куда?
- В заведение. Раз уж проснулся.
Началось в колхозе утро, одним словом. Это их нормальная, привычная жизнь. Тем более, под грохот генератора не так уж приятно спать. Сейчас он разгуляется, потом попросит чай, потом опять заведение, потом дадут свет, Сашка пойдёт генератор выключать. Под утро, может быть, угомонятся. Зарину Аркадьевну бы не разбудить. Ей, наверное, такие приключения менее привычны. Хотя…
Возясь с генератором, Сашка размышляет, как строился их быт с Зариной, когда Туманов активно работал. Он ведь часто возвращался домой ночью. И наверняка часто ночью из дома уезжал на очередные гастроли. Даже если у них были разные спальни. Зная Туманова, легко предположить, что он поднимет на уши весь дом.
Канистра замёрзла, замок никак не поддаётся. Сашка возится с ним дольше, чем хотелось бы, стоя в халате и ботинках на босу ногу под всё ещё падающим снегом. А главное, вариантов-то никаких. Если она не сделает, никто не сделает. Так что давай, доктор Тамарина, старайся лучше. А то замёрзнет и сокровище, и его дражайшая супруга. В тёплом южном городе, ага.
Наконец канистра открыта. Ещё пять минут на то, чтобы залить бензин в бак, удерживая тяжёлую железяку на весу. Надо было пластиковую канистру покупать. Но пластиковые не на всех заправках принимают. А бегать по заправкам, с учётом, что у них нет своей машины, тоже удовольствие сомнительное.
Сашка с облегчением опускает канистру, закручивает крышку бака, поворачивает ключ. Да будет свет, да сгинет тьма. Теперь в котельную, переключить котёл на резервное питание. И заодно всё освещение в доме.
Когда она возвращается, Всеволод Алексеевич встречает на пороге. Яблочко он уже сам добыл, грызёт. Тоже в халате. Озабоченный.
- Замёрзла?
- Нет, не успела. Ну вы чего вскочили? Пойдёмте спать.
Сашка косится на дверь в спальню Зарины и очень надеется, что они её не разбудили. Генератор работает на улице, но в доме его слышно. Не слишком громко, но всё же.
- Телевизор включить?
- Нет, я его под этот гул всё равно не слышу. А на полную не выкрутишь, там Зарина Аркадьевна, чёрт бы её побрал, - ворчит Туманов, укладываясь. – Спать будем. Если сможем.
Зря он в себе сомневается. Через десять минут уже сопит. А у Сашки уже ни в одном глазу. Полежав и поворочавшись, она осторожно вылезает из кровати и идёт на кухню, делать себе чай. И обнаруживает там Зарину.
Зарина Аркадьевна сидит за столом. От чайника идёт пар, от её чашки тоже.
- Удачно, - хмыкает Сашка и тянется за чистой чашкой.
- А у вас тут весело, - замечает Зарина. – Прям скучать не приходится.
- Мне с ним вообще скучать не приходится. Безотносительно электричества, - машинально отвечает Сашка, слегка забыв, с кем именно разговаривает. – Вас генератор разбудил? Простите, но мы без него замёрзнем все.
- Меня этот слон разбудил! Он топает, как будто в нём килограммов двести. Ещё и разговаривает сам с собой. Куда его среди ночи понесло? Генератор заводить?
- За яблочком, на кухню. Генератор я завожу, там же бензин, резкий запах.
Зарина качает головой.
- Детка, ты зачем такой крест на себя взвалила? Ты же надорвёшься.
- Справляюсь.
Звучит резко, хотя в последний момент Сашка удерживается от откровенного хамства. Всё же Зарина. Жена. Уважать.
- Любишь его, - утвердительно. – Видно. В каждом слове видно, в каждом взгляде. В желе этом молочном, в генераторе. Ты ведь замёрзнуть не боишься, верно? Ты переживаешь, как бы он лишний раз не чихнул.
Сашка пожимает плечами. Она давно уже старается не разговаривать на такие темы.
- У нас во дворе сирень росла, - неожиданно и как-то совсем невпопад говорит Зарина. – На старой ещё даче, самой первой. Сева такой гордый был, что удалось участок получить – тогда ещё получали. Построил какую-то хибару, сейчас у нас сарай для садового инструмента лучше. Но жить можно было, в тёплое время года. И вот приехала я на дачу как-то, одна, без него. Он на очередных гастролях был. И смотрю, сирень зацвела. Красивая такая, а пахнет как! А Сева не видит, Сева в какой-то тьмутаракани, поёт про счастливое будущее нашей родины. И приедет только через месяц, когда сирень давно уж отцветёт. И мне так грустно стало, так горько. Что сирень без него цветёт, представляешь? И сижу я на лавочке, на сирень эту смотрю и реву в три ручья. Вот ведь дура, а?
Сашка молчит. Потому что точно такая же дура. Только немножко моложе.
- А знаешь, как надо было поступить? Надо было нарвать этой сирени, сделать букет, поставить в воду и наслаждаться. Самой! Для себя букет.
Сашка мрачно смотрит в свою чашку. Ну да. Теперь у Зарины и сирень, и розы, и что там ещё растёт на их новом, огромном участке, только для неё. Сильно она стала счастливее от этого?
- Потому что он там, на гастролях, жил. Давал концерты, общался с поклонниками, заводил новых друзей и даже баб. А я сидела и ждала. И ревела. А потом вдруг раз, и жизнь пролетела. И он еле ползает, и ты пугаешься отражения в зеркале. Жизнь – она очень быстро пролетает, Саш.
- Я знаю. Поэтому ценю каждый день.
- Но сирень не рвёшь, да?
- Да.
Молчание. Сашка допивает свой чай. Ставит чашку в раковину. На секунду задерживается, не зная, надо ли что-то говорить. Неудобно оставлять гостью одну.
- Иди, - усмехается Зарина. – Ты же переживаешь, вдруг он там проснётся, а тебя нет. Одеялко некому поправить. Иди, укрой его получше. Только не выше груди.
- Я знаю.
- Ну конечно ты знаешь. Даже не сомневалась.
Сашка уходит из кухни. Всеволод Алексеевич спит, одеяло на месте, поправлять не надо. Сашка тянется за электронной читалкой с сожалением думая о бумажной книге, которую сегодня так и не удалось почитать. В читалке её нет, так что придётся в электронке читать одно, а в бумаге другое. Но всё лучше, чем маяться от бессонницы до утра. И Сашка погружается в надуманные страдания очередного лирического героя, пока её собственный герой спокойно спит. И время от времени бросает взгляд в окно, где на снегу отражается свет из окна кухонного. Либо Зарина забыла выключить электричество, либо ей тоже не спится. И Сашка даже знает, почему.
