Холмы, окружавшие Дизраэль, вальенская армия заняла с первых же дней осады. На каждом из них размещался сторожевой пост, где день и ночь дежурили часовые и горели сигнальные огни. Один из этих холмов, самый высокий, очистили для переговоров.
с холма открывается отличный вид на окрестности, в связи с которым в читателей летит кусок пейзажа с оттенками рефлексии и только потом мы возвращаемся к переговорам:
Холм пометили белым флагом, как временной нейтральную территорию
это скользкий момент, но все же занятно, как во всех фэнтази-мирах всегда работают правила и законы из нашего мира, когда они нужны. Небось, у них и Женевская Конвенция в действии.
кстати, я вынужден признаться, что асилел только ту часть цикла, главу из которой мне отдали на читения и, возможно, в какой-то из предыдущих объясняется, почему "Уилл" и "Фернан", а также отирающиеся с ними вместе "Витте", "Гольгар" и "Кейрис" тусят в географическом пункте "Сидэлья" (Уилл, судя по всему, правда понаехал, но с остальным сложнее). Может, на самом деле, это - отсылка к легенде о Вавилонской башне или что-нибудь в этом роде, а не просто собрание имен собственных, показавшихся автору наиболее кросивыми. Возможно. Но скорее всего это просто кросивые имена. А че, Камше же можно.
полотнище развернулось на ветру и хлопало, словно гигантская птица, расправившая крылья, но привязанная к земле
а вот не надо привязывать полотнище за середину, чтобы у него было два конца для хлопанья. Поскольку одним концом "как птица" не получится при всем желании.
Рядом с флагом разбили шатёр: Риверте предложил простой тент, но Альваро потребовал, чтобы помещение было закрытым.
естественно, ведь если это "помещение", то оно должно быть закрытым, иначе не подходит под значение этого слова. С шатром тоже спорно, но ладно, сойдет.
Арбалетчики с обеих сторон неотрывно наблюдали за вершиной холма
обе стороны грозятся при малейших признаках того, что дело идет не туда, расстрелять шатер из арбалетов. Вместе со всеми, кто там внутри. Стратегия так себе, но для любовного романа, наверное, сойдет. Так что арбалетчики готовы:
если что-то пойдёт не так, открыть огонь, не думая ни о ком и никого не щадя.
а еще они безжалостно изобретут колесо. Нет, в этом мире уже есть порох, но огонь из арбалетов открыть все равно нельзя.
Не то чтобы Уилл ждал спасения, нет - но он был уверен: Риверте что-то задумал, иначе не шёл бы в ловушку так легко и даже охотно. Альваро стоило бы понимать это, а не кривить губы в улыбке торжества
если бы обзор этого ориджа делал бы Ностальгирующий Критик, в углу висел бы счетчик признаков Типичного Сьюха. И сейчас он бы звякнул: о, да, конечно, сьюхов враг не так уж умен, и тот это пронзает сразу же, по одной ухмылке.
рассматривая Витте (которого называют то по имени, то по фамилии, поскольку заместительные синонимы - это круто), Уилл удивляется, как это он прохлопал, что тот вовсе не был наивным влюбленным, за которого себя выдавал:
то ли в Альваро Витте погиб гениальный лицедей, то ли сам он, Уилл Норан, так и не поумнел и ничему на свете не научился.
вот во второе верится очень легко.
Витте идет в шатер, Уилл со связанными руками - с ним.
Шатёр пустовал. На столе стояла бутылка вина и три бронзовых кубка. Альваро издал короткий презрительный смешок, схватил бутыль и, размахнувшись, швырнул её вниз.
Зря это он - насколько Уилл знал Риверте, там не могло быть яда. Просто средство немного снять напряжение, или, может, завязать разговор в непринуждённой дружеской обстановке.
действительно, куда уж дружественнее и непринужденнее, чем в шатре под прицелом, да еще и во время затяжной осады. Не говоря уж о том, что Витте явно знает Риверте хуже, чем Уилл, и вряд ли может сходу вангануть, есть ли в бутылке яд.
Уилл просит его развязать, Витте предпочитает отказаться и посмотреть на закатный пейзаж. И так они сидят час. Точнее, Уилл сидит, а Витте стоит, и, видимо, это важно для сюжета (спойлер: вряд ли).
наконец, Риверте прибывает и Витте готовится его поприветствовать:
он твёрдо упёр в землю широко расставленные ноги, заткнул большие пальцы за пояс, нацепил на лицо презрительную полуулыбку. Это была настолько картинная, настолько показушная поза, что Уилл посмотрел на него в искреннем изумлении. Он что, намеревается так произвести на Риверте впечатление? Кажется, он совершенно не знает графа...
сьюхосчетчик напоминает нам, что Типичный Сьюх не должен упускать возможность приосаниться над оппонентом.
Риверте входит:
Обычно на переговоры с противником его милость сир граф наряжался, словно на бал. Это бесило всех его врагов, а ему давало лишний повод поупиваться собственной неотразимостью
это как Кристиан Грей, который на всякий случай даже рандомной студентке, пришедшей за интервью, сопел в ухо, что он крут и таинственен. Мало ли, вдруг пригодится.
весь час Уилл думал о том, как именно его ебырь нарядится для переговоров. Нет, он не настолько отъехал кукушечкой, это защитный механизм:
эти нелепые, дико неуместные мысли - беспомощная попытка его сознания хоть как-то заблокировать панику.
стилизация в этом фике - как мед: то она есть, то ее сразу нет.
впрочем, на этот раз Риверте пришел в простом черном камзоле. Уилл отваливает кирпичей по этому поводу.
- Добрый вечер, господа, - услышал он, словно издалека, голос Фернана Риверте. - Чудесная нынче погода. Уильям...
Граф осёкся. Уилл заставил себя взглянуть ему в глаза и в ужасе понял, что Риверте чудовищно близок к тому, чтобы утратить столь необходимое ему сейчас хладнокровие.
горка кирпичей под Уиллом растет, но он улыбается Риверте, намекая на то, что все норм.
- А меня вы не поприветствуете, сир Риверте? Не снизойдёте?
одно из трех: либо Витте глухой, как пень, либо тупой, как пень, либо Уилл потратил на взгляд в глаза Риверте еще пару часов, поэтому предыдущая реплика уже забыта.
Они никогда не встречались, во всяком случае, за время этой войны. Но вот уверенность Уилла в том, что они видят друг друга впервые, вдруг улетучилась.
не встречались, но, возможно, виделись. По скайпу, вероятно.
- Надо же, - протянул он странно повеселевшим тоном. - Вот это встреча. Нет, в самом деле! Дьявол меня забери!
тысяча чертей!
- Вы знакомы? - выдохнул Уилл, позабыв о своей роли бессловесного предмета торга.
- О да! - живо отозвался Риверте, не дав Альваро времени раскрыть рот. - Кстати, Уильям, я невежлив, надо же вас представить. Познакомьтесь с сиром Альваро Вителли, племянником моего старого знакомца Родриго Вителли. Чем вам так досадили ваши родичи, сир, что вы решили отказаться от их имени? Хотя, согласен, "капитан Витте" - более звучно. Настоящее прозвище главаря разбойничьей банды, кем вы и являетесь.
экспозиция уровня: "ты уже вернулся из Киева, где ты жил у своей бабушки".
Витте поясняет за сюжет:
- (...) Когда-то давно я был пажом господина графа. Если точнее, двенадцать лет назад, незадолго до того, как он решил завести себе постоянную ручную собачку. - Уилл не сразу понял, о чём, вернее, о ком он говорит, а потом невольно вспыхнул под его презрительным взглядом. - Сказать по правде, я удивлён, что сир Риверте изволил вспомнить столь малозначительное знакомство. В те времена, - добавил Альваро, вновь устремив пронизывающий взгляд на Риверте, - сир граф не отличался постоянством
на тот случай, если этот намек слишком тонок, автор устами Риверте разжевывает:
- (...) Наш друг Альваро, со свойственной ему скромностью, не упомянул тот факт, что, будучи моим пажом, он неоднократно оказывал мне услуги любовного свойства.
хорошо, что ты есть, Капитан Очевидность.
Уилл пытается осмыслить тот факт, что все это время сюжет был построен исключительно на том, кто, когда, почем и сколько раз:
всё слишком хорошо складывалось, слишком много было совпадений. Та ночь на сеновале. Встреча в трактире. Совместный путь в Сидэлью, и он отпустил тебя, зная, что ты вернёшься к Риверте... вернёшься и раскаешься во всех грехах. И это станет концом ваших отношений, потому что сир Риверте не из тех, кто подбирает объедки с чужого стола.
я понимаю, что между героями пролегает пропасть классовых различий, но просто забавно, как автор упорно старается втюхать читателю под видом не лишенных проблем, но вполне себе романтичных отношения, построенные на таком неравенстве.
Да, так бы всё и сложилось, если бы Уилл нашёл в себе тогда силы во всём признаться.Они с Риверте расстались бы окончательно и бесповоротно, и он бы побитым псом вернулся к Альваро - вернулся бы, потому что собаке нужен хозяин.
а другого хозяина найти не судьба, ведь хоть и Сьюх, Уилл - унылое говно, которое в компаньоны нормальным людям, видимо, не нужно.
и тут эти мысли подводят Уилла к разгадке сюжетного поворота, такого же предсказуемого, как новогодняя речь президента:
- Ты влюбился в него, - продолжал Уилл, глядя не на остолбеневшего от бешенства Альваро Вителли, а на Риверте, - и отчаянно хотел хоть что-то для него значить. Но он всегда был чем-то занят, чем угодно, только не тобой.
поскольку, возможно, еще не все начали блевать от пафоса, Уилл продолжает срыв покровов:
- Ты думал, что отнимешь меня у него и сделаешь ему этим больно? Но тут дело во мне, а не в тебе, разве не ясно? Это я причинил ему боль, а не ты.
трудно поверить, но факт: судьбы данного унылого пафосного мира вершат хуйцы и жопы, и можно развязать военный конфликт тупо из-за того, что недополучил от сомца конфет и букетов. Какая ж это хуйня, господи. Это как "Гитлер начал Вторую мировую из-за того, что его картины не оценили", только не в шутку, и не в рамках пьяного бреда зрителя Рен-Тв, оппившегося незамерзайкой, а серьезно, как сюжет, блядь.
ебаный стыд.
Витте не выдерживает первым и бьет Уилла по ебалу.
Уилл упал, впрочем, несильно - натянутая ткань палатки смягчила удар. Он краем глаза увидел, как рванулся вперёд Риверте, и крикнул, не пытаясь подняться:
- Стойте! Не троньте его! Там же арбалетчики, заметят драку, и нам всем конец!
они уже должны были заметить, потому как ты, олух царя небесного, вперся в ткань, пока падал. Нет, к несчастью для читателей, арбалетчики не то слепые, не то тупые и, сквозь великолепную метафору:
граф обратил на Альваро взгляд, тяжёлый, как те пять пушек, что сейчас стояли в его лагере под надежной охраной
...продолжается выяснение отношений:
- (...) к противоречивой гамме чувств, которые вызывает у меня ваша персона, закономерно присоединяется искренняя жалость.
у Витте бомбит от этого "мневасжаль", но Риверте продолжает, поскольку на его стороне все авторские выразительные средства:
- Которая, однако, - продолжал тот кремниевым тоном, от которого голос Альваро иссяк и затих, как затихает ручей, заваленный каменной глыбой, - совершенно не помешает мне выпустить вам кишки при первом удобном случае.
я не хочу жить на планете, где взрослый человек путает слова "кремниевый" и "кремневый".
герои пытаются вернуть разговор из мелодрамы обратно в историю с войной, но получается не очень, все опять сводится к постели. А Уилл, наблюдая за Витте, неожиданно понимает, что тот - злодей.
Стремясь сбежать от Риверте, он всё же подсознательно верил, что все люди, которых он встретит, именно таковы, как Фернан. Что за их жёсткостью кроется рассудительность, за насмешливостью - великодушие, за цинизмом - способность любить. Но люди не таковы. Или, по крайней мере., не таков Альваро Вителли.
во-первых, точка. Во-вторых, очаровательно, что Уилл рассматривает человека, от которого ожидал выпизживания на мороз за измену, как носителя великодушия и способности любить. Ну, и в-третьих, Уилл тут явно пересекает грань, разделяющую очаровательную наивность юнца от умственной отсталости.
Витте предлагает решить вопрос по-мужски:
- Всё будет честно. Ваши люди против моих. И никаких пушек. Если вы попытаетесь хоть как-то использовать порох, ему, - он не оборачиваясь указал на Уилла, - сразу же перережут глотку.
- И в самом деле, чрезвычайно честная сделка. У вас сейчас, судя по мои сведениям, порядка двенадцати тысяч людей. У меня около двадцати, но большая их часть рассеяна по стране. Полагаю, вы захотите биться немедленно?
- Завтра на рассвете.
естественно, Риверте этот расклад не радует:
Скулы Риверте на миг затвердели.
но потом он, видимо, возвращается в желеобразное состояние, а Витте добавляет, что победитель еще и заберет себе Уилла, ведь любовный роман тут или где. И, для подтверждения серьезности своих намерений, позволяет Риверте обнять Уилла:
Риверте шагнул к Уиллу, положил ладони ему на плечи и притянул к себе.
Уилл зарылся лицом ему в плечо со вздохом, напоминающим всхлип. Связанные руки неловко ткнулись Риверте в грудь, и Уилл прижался к нему всем телом, чувствуя, как предательская дрожь начинает всё-таки бить его тело. "Я подвёл тебя, - думал он. - Ты так меня обидел, но потом я тебя подвёл, и мы оба виноваты, и я по-прежнему злюсь на тебя, но как же я жалею, Фернан, я так жалею, что уехал".
не даром Уилла недавно называли "собачкой". Это выглядит как внутренний монолог какого-то Бобика, которого хозяин пнул ногой за съеденный кусок колбасы.
Риверте решает засосать Уилла на месте:
- Убеждаюсь, - короткий поцелуй в шею, заставивший Уилла закрыть глаза, - что он в порядке. Такой был уговор.
- Но вы... вы... - Альваро, вынужденный наблюдать, как руки Риверте уверенно и спокойно ласкают Уилла, лишился дара речи.
- Что вы там блеете, капитан Витте? Завидуйте молча.
ох уж эти гопографья.
- Или присоединяйтесь, если посмеете.
Он бросил это прежним небрежным тоном, но Уилл заметил в его глазах что-то такое, от чего кровь застыла в жилах... а потом разлилась по всему телу подобно пылающей лаве, жучим потоком хлынула к паху и начисто вымела все связные мысли.
как вы сами понимаете, Витте недолго пытался сохранять нейтралитет:
Альваро схватил Уилла за руки и рванул на себя. Но не грубо, как перед тем, когда он бил Уилла, толкал или связывал. Это было движение, исполненное всё той же бурной, неудержимой страсти, которой Уилла накрыло и захлестнуло тёмной ночью на сеновале. Уилл успел заглянуть ему в глаза, когда его крутануло на месте
эти три озабоченных дебила замотались в край палатки, арбалетчики допетрили, что дело неладно, пальнули из стапятисот арбалетов разом, превратили дебилов в сраный кебаб, забухали на радостях, что конфликт решился сам собой и установили в регионе демократию. Хэппиэнд.
а, нет. Там еще девять тысяч слов.
спиной к Риверте, обхватившему Уилла за пояс и просунувшему ладонь в прорезь его бриджей, лицом к Альваро, который схватил его, всматриваясь в него со смесью ненависти и неутолимой, обречённой на вечные муки жажды.
интересно, а если бы автор писала исторический роман о Ялтинской конференции?
Альваро рванул на Уилле рубашку, задирая до самого подбородка, и жестоко стиснул Уиллу соски, впиваясь в них пальцами, заставляя его корчиться и по-прежнему заткнув ему рот своим языком. И контрастом к этой напористой страсти были ласки Риверте, неторопливые, такие привычные: вот знакомая ладонь легко и неспешно оглаживает ягодицы, кончик пальца дразнит задний проход, а мягкие губы бережно, словно боясь поранить, целуют шею. Уилла выгнуло дугой и затрясло в этом двойном захвате страсти и нежности, желания и обладания. Он коротко вскрикнул раз, потом другой, и выстрелил, содрогаясь от сильнейшего оргазма
и застрелил одного из ебак, так что проблема решилась сама собой. Ну, или сам застрелился:
Они оба держали член Уилла, пока он кончал, забрызгивая их и себя и умирая от наслаждения и стыда.
но если вы надеетесь, что на этом порнография кончилась - то напрасно.
Риверте легко отпустил его, отступил на шаг - Уилла словно молнией ударило осознание этого разорванного прикосновения, но он не обернулся, не перестал целовать Альваро, веря в Фернана, веря не головой, а сердцем... и чем-то ещё, если уж на то пошло.
фокал окончательно охуевает и пытается сбежать из головы Уилла, но получается совсем ненадолго:
Тот обмяк у Уилла в руках, теперь уже не сам целуя его, а отвечая на поцелуй, его ладони неуверенно легли Уиллу на плечи. И тут он выдохнул, его глаза распахнулись, когда он почувствовал руки графа Риверте, обхватившие его сзади. На секунду он наверняка подумал о нападении, его рука рванулась к поясу - но Риверте лишь спокойно накрыл ладонью его живот(...)
одно из двух: либо у нас тут ебутся горилла и анорексик, либо автор не знает значения слова "накрыть". Я не знаю, что более вероятно.
(...)другой рукой развязывая завязки его штанов. Уиллу вдруг стало ужасно смешно. О да, сир Риверте такой - он научит плохому!
честно говоря, сначала я подумал: раз Уилл с Риверте в половых отношениях уже десять лет, не мог ли Риверте начать поебывать Уилла когда тому было от года до двух? Потом вспомнил, что возраст Уилла таки прописан прямым текстом: ему двадцать семь. Так что, видимо, он все-таки умственно-отсталый.
Уилл позволил себе мгновение полюбоваться побагровевшим от крови членом, подрагивающим напротив его лица, а потом взял его в рот так глубоко, как сумел, нежно посасывая и постанывая от удовольствия.
занимательный факт: банальнейшая путаница в деепричастных оборотах добавляет любому тексту элементы боди-хоррора. Вот и тут: в рот еще не взял, а сосать начал. Видимо, кроссовер с "Чужим".
Уилла валят на землю, Витте над ним нависает, Уилл продолжает сосать, эта ебля, видимо, никогда не кончится.
Альваро стоял перед Риверте на четвереньках, выгибая спину, пока Уилл старательно обрабатывал ртом его член, а сам Риверте неторопливо, ритмично и безостановочно вводил в Альваро палец - один или несколько, а может быть, всю руку целиком, понять было нельзя.
всю руку сразу, когда из смазки только собственные слюни и сопли. Почему бы и нет. Можно туда же и ногу засунуть, и голову. Жалко, бутылку выбросили.
Витте кончает, Уилл вылезет из-под него, и пристраивается сзади, вместо перебежавшего на другой конец Риверте:
Альваро тотчас же покорно раскрыл рот. Риверте вложил в него свой член, и в то же мгновение Уилл ввёл свой член в Альваро сзади.
Теперь они брали его вместе, с двух сторон - человека, который загнал их в угол, разлучил их, обрёл на время власть над ними.
я понимаю, что стилизация, жанровые особенности, но можно хоть на время ебли сияние пафоса с 146% приглушить до 110%?
нельзя, конечно.
Он смотрел на Уилла. А Уилл смотрел на него. Движения его члена внутри Альваро стали механическими - Уиллу всё ещё было хорошо, но он вдруг словно отделился от себя самого, оставив свою ненасытную, развратную, неугомонную плоть там, в Альваро, а душу вложив во взгляд, направленный на Риверте. Избавленный от наслоений похоти и обиды, этот взгляд был чистым, и искренним, и полным бесконечной печали. И ещё он был полон любви - Уилл знал это, потому что взгляд синих глаз Фернана Риверте отражал его собственный.
Риверте и Уилл целуются, это почему-то работает как мелдинг и в процессе поцелуя они транслируют друг другу в головы всякие "я тебя люблю".
Уилл кончает, Риверте кончает, занавес, финита ля ебля.
- Поделитесь с нами, каково это - переспать одновременно со своим заклятым врагом и возможным трофеем.
Сонное блаженство, в котором всё ещё пребывал Уилл, мигом развеялось. Сон разлетелся вдребезги - кончено, всё это было слишком удивительно, слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.
но это было правдой. Вы трахались на самом деле. По абсолютно рандомной причине вспыхнув похотью, тупо забив на то, что задев край шатра любой из вас вызвал бы шквал арбалетных болтов, и так далее. Но, при всей тупости этого поступка, он был правдой.
может быть, конечно, имеется ввиду, что Уилл в процессе обсасывания хуя решил, мол, теперь-то они заживут втроем, долго и счастливо, но в текст эти мысли не попали. Так что решайте сами, что там автор с Уиллом имели ввиду.
- Ты мне на враг, Альваро. А Уилл - не трофей, - сказал он.
с этими словами и вечной памятью бете, если она тут была, Риверте целует Уилла и съебывает из шатра.
после пустого абзаца Уилла провожают на нейтральную территорию представители сторон, а он теребит свою рефлексию по пути:
Они оба не заговаривали ни с ним, ни друг с другом, но по взглядам, которые его удостаивали конвоиры, Уилл без всяких слов мог судить об их крайне невысоком мнении. И если для Диего он был просто-напросто ничтожной пешкой, то неприязнь капитана Ортандо объяснялась куда более личными причинами. Увы, Уилл не мог отрицать очевидного: он поставил Риверте, которому и так нелегко приходилось на этой войне, в крайне невыгодное положение.
да неужели. Зато ты с пафосом убежал в ночь темную, как и положено обиженке. Мне вот интересно: чуваку под тридцать, он треть жизни крутится в высших кругах. Как он умудряется сохранить наивность деревенского дурачка? В смысле, в контексте ситуации было понятно, что прыжок в чью-то постель может привести к тому, что тебя и твою абиду ебаную используют против твоей любимки. Неужели нельзя было выразить протест как-нибудь не попадая в патовую ситуацию?
Уилл почти с нетерпением ждал, когда же они наконец доедут до места, где, он надеялся, ему позволял остаться в одиночестве и предаться сладостному самоуничижению,
Остановились очень резко.
настолько резко, что даже предложение порвалось. Дальше герои пешкодралом добираются до пункта назначения:
Вскоре за деревьями забрезжил какой-то бревенчатый сруб. Диего втолкнул в него Уилла и ступил следом. Внутри было сумрачно, пахло плесенью и запустением. Прежде, чем Уилл успело разглядеть внутреннее убранство, Диего нагнулся и сильным движением откинул крышку люка, вделанного в пол.
конец немного предсказуем:
- Что вы... - начал Уилл - и вскрикнул, когда Диего схватил его за шиворот и бесцеремонно спихнул вниз.
лестницу дизайн-документ не предусматривал, поэтому все, что остается Уиллу - сидеть на заботливо подстеленном сене, слушать лязг задвижки и очередное разжевывание сюжета для самых недогадливых:
- Кто завтра победит, тот за ним и вернётся, - сказал Диего капитану Ортандо. Уилл едва разбирал его голос, приглушённый толстыми деревянными досками.
- А если убьют нас обоих? - спросил тот. - Что тогда?
- Ну, тогда, значит, парню не повезло, - бросил Диего, и Уилл услышал их удаляющиеся шаги.
Уилл вздохнул и откинул голову на сено.
Уиллу темно и скучно, поэтому он думает о Риверте и о только что состоявшейся ебле. И о том, что определенно не умеет собирать мозаику, судя по вот этому описанию:
Он не вполне понимал, зачем Риверте это сделал, зачем спровоцировал их обоих - но в любом случае ничуть не жалел о случившемся. Это как будто помогло ему что-то понять, что-то важное, словно он долго и безуспешно собирал мозаику, путая формы и цвета, и вдруг в мешанине разбросанных осколков увидел законченную картину, так ясно, как будто она всегда там была. Всегда была и только ждала того, кто всё поставит на место.
то задремывая, то снова просыпаясь во все тех же мыслях, Уилл дожидается момента, когда за ним приходят
Стукнула щеколда, люк откинулся в сторону. Уилл зажмурился от ударившего в глаза света, и не сразу разглядел раскрытую пятерню, протянутую ему сквозь отверстие в полу
зачем открывать люк, если руку ты протягиваешь сквозь отверстие в полу? А, не, погодите, это просто очередное заместительное. Расходимся.
Уилл вцепился в ладонь капитана Ортандо и через несколько мгновений оказался наверху.
Он уже хотел спросить об исходе битвы, и тут же понял, что в этом нет смысла. Вокруг дома стояли сумерки, но это были сумерки предрассветные - они рассеивались, а не сгущались, и над деревьями пробивалась зыбкая лента розовой зари. Уилл просидел в погребе всю ночь, и перед рассветом Риверте послал за ним своего человека, нарушив договорённость с Альваро.
логично. Зачем вообще нужны какие-то договоренности? У вас тут что, война что ли, и кого-то могут порешить, если их нарушить?
- Ясно же было, что вы не останетесь в этой дыре до окончания битвы. Граф Риверте отправил меня вас забрать и предупредил, чтобы я поспешил, потому что капитан Витте наверняка сделает то же самое. Я вернулся с ребятами через час после того, как Диего Нерино запихнул вас в этот чёртов погреб, и мы просидели в засаде всю ночь, дожидаясь этих молодчиков.
в пизду "Песнь Льда и Пламени", к чертям "Полутрилогию" и "Первый закон" с ней вместе. "Игры Жоп" - вот что заслуживает внимания. Люди гибнут за хуец!
- Капитан, бой уже начался? Какие у нас шансы?
- А то вы не знаете, какие. Хреновые.
да у вас тут все хреновое. Впрочем, этот персонаж мне даже нравится:
- Сир Норан! Граф приказал мне проводить вас на тот холм, где вы вчера трепались с этим сучим потрохом Витте. Вы можете раз в жизни поступить по уму и дать мне слово, что подниметесь сейчас на этот холм и смирно просидите там, пока всё не кончится?
- Капитан...
- Обещайте мне, чёрт вас дери!
с одной стороны, типичный "боцман", с другой - именно это и выделяет его выгодно на фоне всех остальных: он не стродает, не размазывает сопли, не сияет сверкающим, как медный таз, пафосом из трусов. Нет, он - простой как три рубля вояка. Кстати, было бы интересно взглянуть на историю в его ПОВ.
но довольно радоваться. Уилл обещает, Ортандо вдаряет по съебушкам, оставляя очень одинокого петуха в лагере. Тот, любуясь очередным пейзажем, высирает порцию размышлений:
Пора взглянуть жестокой правде в лицо: из Уилла Норана никогда бы не вышло сносного воина, и в любом сражении он будет лишь обузой, бесцельно крутящейся под ногами, причиняющей куда больше вреда, чем пользы. Оглядевшись в последний раз, Уилл тронул пятками бока коня, направляя его к каменистому холму, у подножия которого стоял лагерь. В это время дня, перед рассветом, склоны холма обычно заливало солнце, но сейчас их накрыла густая тень сумерек и тумана.
конечно, природа любезно подогнала вам дым-машину, чтобы саспенс был погуще.
Уилл залезает на пригорок, ложится в траву, как крапивинский мальчик-переросток и наблюдает карту из любой РТС:
Равнина была поделена на три неравные части. Две из них образовывали люди, третья, самая большая, разделяла этих людей. Уилл непонимающе нахмурился, разглядывая войска двух армий, проводивших рекогносцировку перед боем - он не понял, как вышло, что они поменялись местами... и через миг его ударило ужасающим пониманием, что никто ничем не менялся. Просто армия, шедшая со стороны холмов, армия мятежников Сидлэльи, была почти вдвое больше горстки людей, вышедших из лагеря вальенцев.
удивительно, правда? В более многочисленной армии больше народу. Кто бы мог подумать. Ну уж точно не тупая сучка, у которой на уме одни хуи и пердаки.
тем временем, наконец, начинается войнушка:
Два человеческих моря медленно задвигались, стекаясь по направлению друг к другу, словно они были разными полюсами магнита, и их влекла друг к другу неодолимая, беспощадная сила. Авангард вальенской армии стал вытягиваться в клин: это выстраивалась вальенская конница, собираясь смести ряды сидэльской пехоты. Армия мятежников строй не меняла - они стояли сплошной стеной, почти такие же мощные и неприступные, как стены непокорённого Дизраэля. Тем временем клин вальенской конницы становился всё тоньше, всё уже, напоминая теперь стремительно растущее копьё, направленное на врага. А потом плотину прорвало - медленное течение стало бурным потоком, и клин кавалерии врезался в сомкнутые ряды мятежников, ломая их ровный строй.
стоп олени, стоп сани, стоп я.
одни чуваки стоят стеной, другие - клином прут на них. В этом контексте "плотину прорвало" может означать только какое-то движение в тылах стоящих - либо им отвесил поджопник незамеченный отряд врага, либо у них там какой-то марш несогласных. Но нет, каким-то образом "плотину прорвало" - это столкновение никем не сдерживаемого клина со вполне стабильной стеной.
возможно, автор не совсем понимает, как работает плотина.
Конница Риверте смяла мятежников, но они быстро восстановили боевой порядок, и ровный клин раскололся, словно копьё сломалось надвое.
мало кто знает, но сломавшиеся надвое копья размазываются по тому, обо что сломались. Ну, судя по описанию той хуйни, что тут происходит.
Уилл пытается углядеть Риверте, не может, поэтому на него тоже нисходит сияние Капитана Очевидность:
Уилл очень быстро понял, что исход битвы предрешён. Он был предрешён ещё вчера, и Альваро прекрасно понимал это, выдвигая Риверте ультиматум. Он знал, что граф ни за что не примет его вызов в открытом поле в столь невыгодных для себя условиях. И нашёл способ заставить его принять этот вызов. Уилл почти безотчётно укусил себя за кулак, так сильно, что во рту остался металлический привкус крови. Нет смысла себя винить. Это было решение Риверте. Он сделал то, что считал правильным, и даже если бы Уилл валялся у него в ногах, не изменил бы решения. Он сделал это не для Уилла. Или во всяком случае, не для него одного.
он сделал это не для Уилла, но по причине того, что Уилл был в заложниках. В лучшем случае, тут логическая дыра. В худшем случае - Риверте настолько забойный мудак, что собственное ЧСВ для него важнее даже Неба и Аллаха.
После первого получаса битвы преимущество мятежников стало очевидным.
еще более очевидным? Оно подошло к Уиллу, ударило его по лицу и заорало: "смотри, мазафака, я есть!"?
но, в двух словах, у имперцев все очень плохо, конница разбита, армия бежит. Буквально:
(...)то, что развернулось сейчас перед неверящим взглядом Уилла - это было не отступление, это было паническое бегство. Люди бросали оружие и опрометью неслись прочь, а за ними с победными воплями мчались сидэльцы, чтобы добить почти окончательно поверженного врага. Это было осуществлением самого худшего кошмара для любого из вальенских воинов, и значить могло лишь одно: их полководец мёртв. Граф Риверте, блистательный Фернан Риверте, не знавший себе равных ни на войне, ни в дипломатии, ни в любви - погиб. Погиб от руки своего бывшего пажа, по вине своего бестолкового хроникёра и ещё более бестолкового любовника.
эта фраза настолько идиотична, что Уилл начинает орать, и орет он до сих пор, пока не понимает, что хоть имперцы и драпают, как школьные хулиганы от завхоза, это вовсе не паническое бегство:
Армия Риверте бежала к стенам Дизраэля. Для тех, кто находился на поле боя, это было совсем незаметно в общем хаосе, но Уилл наблюдал сверху и мог видеть, как горстка уцелевших вальенцев пересекает поле битвы ровно по диагонали, срезая дорогу и кратчайшим путём двигаясь к крепостному валу у города.
и суть маневра вот в чем:
Риверте заманивал врага к крепостным стенам.
Вальенцы добежали до вала, перебрались через него и попрыгали в ров. И в тот же миг на примчавшихся за ними следом мятежников со стен Дизраэля обрушилась туча арбалетных стрел.
Уилл опять закричал, на сей раз от изумления и восторга. Но как же... как он это сделал?! Ведь Дизраэль - на стороне мятежников!
хороший вопрос. Если вы надеетесь получить на него полноценный ответ, то напрасно. То есть вроде как он будет, но не ждите от него слишком многого.
Стрелы с южной городской башни сыпались ливнем, и вскоре среди них замелькали огоньки - нежданные союзники Риверте поджигали стрелы, пуская их в заметавшееся войско мятежников.
Из-за холма вылетел новый отряд. Уилл сразу узнал кроваво-красные попоны с жёлтыми звёздами - отборный отряд Риверте, который он всегда держал в резерве и выпускал только в самых критических ситуациях.
отряд маленький, но удаленький:
Отряд был не слишком велик, он насчитывал всего двести солдат, тогда как мятежников уцелело не меньше тысячи
из двенадцати тысяч, напоминаю. Поле-поле, кто тебя усеял фаршем из статистов? Даже не начиная о причинах этого сраного месилова, просто оцените смертность: минимум 90%. И это у превосходящей по численности стороны. То ли автор слишком близко к сердцу принимает явно пристрастно написанные средневековые хроники, где отряд из трех благословенных господом рыцарей без базара крошил в капусту сорок тысяч супостатов-мусульман, то ли очень смутно представляет себе, как проходили сражения до широкого распространения современного огнестрела и оружия массового уничтожения.
короче, двести чуваков убивают оставшуюся тысячу с гаком "меньше чем за четверть часа".
Долина воняла кровью, потом и смертью. Кричали люди, страшно ржали раненые лошади, кто-то стонал, проклинал, звал мать и Бога. Уилл пробежал через всё поле
#паркурнахуй
побежал он, блядь, через все поле, на котором валялось минимум пятнадцать тысяч человеческих трупов, и еще кони.
Он вальенской армии тоже почти ничего не осталось, но такова война. Господи, подумал Уилл, война - вот такая. И это его жизнь. И я либо люблю его таким, либо нет.
большого ума юноша. Годам к сорока он понял, что вода - мокрая и его мозг взорвался от обилия информации.
Он увидел наконец белого коня и его всадника, и чуть не заплакал от облегчения. Риверте сам повёл в бой свою отборную часть
вырезку или шейку? Огузок?
Кровь покрывала его доспехи с головы до ног, но он держался в седле совершенно ровно и даже не выглядел уставшим.
естественно, он ведь прибыл уже к концу этого побоища, чисто чтобы поперерезать глотки с истинным великодушием господина в белом плаще.
Уилл в миг оказался возле него и ухватил его коня за стремя. Риверте сгрёб его одной рукой, как щенка, и усадил в седло перед собой.
двадцатисемилетнего лба он сгреб одной рукой. Не припомню, чтобы где-нибудь говорилось, что Уилл - карлик. С другой стороны, Риверте у нас титан, одной ладонью накрывающий чужой живот. Может, все и норм.
Потом выхватил арбалет у одного из пробегавших мимо солдат и сунул Уиллу в руки.
- Я подумал, может, вы захотите сами, - сказал граф, когда Уилл непонимающе обернулся к нему.
А потом указал вперёд, и тогда Уилл увидел - маленькую, стремительно удаляющуюся фигурку на рыжем коне, уже почти скрытую пеленой тумана.
я надеюсь, арбалет был с оптическим прицелом?
Уилл, впрочем, не может заставить себя выстрелить по Витте не потому, что это адски сложно, а по причине собственного благородства.
- Дайте сюда! Вы что, успели с утра напиться? Ещё промахнётесь.
Он вогнал свой меч в ножны, легко вскинул к плечу арбалет и нажал на крючок.
Рыжая лошадь упала вместе со всадником.
Уильям успевает понервничать, мол, как же так, неужто Риверте пришиб своего бывшего? Но тот посылает в сторону Витте выжившего Ортандо и уточняет:
- (...) Лошадь, Уильям. Я убил лошадь. Ну что, вы достаточно налюбовались этой живописной битвой? Можем ехать домой?
после пустого абзаца, Уилл осматривает город, разбрасывая фразочки из туристических путеводителей:
Не такой огромный, как Сиана, не такой пышный, как столицы Асмая и Рувана, не обладающий суровым духом тысячелетней древности, как столица родного Хиллэса, Дизраэль отличался собственным, уникальным очарованием. Это был довольно юный город, насчитывавший едва три столетия - но он уже обрёл свой характер, отражавшийся в очень узких, запутанных улочках, многие из которых заканчивались тупичками, в которых здесь было принято разбивать цветники.
но не все так радужно:
Голод ещё не начался, и погибших было немного - во всяком случае, в пределах городских стен, - но после взятия города его защитники пали духом, и за весь прошедший день Уилл не встретил ни одного улыбающегося лица. Впрочем, это вполне объяснимо - они боялись кары.
Витте привели в город в цепях, временное правительство сдалось, по этой причине Уилл ходит и думает:
(...)глядя на измождённые, осунувшиеся лица горожан, на испуганных худых детей, жмущихся к материнским подолам, Уилл подумал, что конец войны - это всегда к лучшему, не важно, кто победил, а кто проиграл.
вот интересно, если бы Риверте таки прострелили жопу, Витте снес бы его пустую башку с плеч и вывесил над замковыми воротами, как напоминание о том, что ебля - еблей, а война по расписанию, Уилл бы тоже ковырял в носу с мыслью "не важно, кто победил"?
Весь следующий день горожане хоронили павших.
надеюсь, у них была пара экскаваторов для этой цели. Поскольку если нет, то хреновые их дела.
В Дизраэль отправили только небольшой гарнизон, достаточный для поддержания порядка и демонстрации силы. Остальные же имперские воины вместе со своими недавними противниками подбирали раненых и предавали земле погибших. Изумительные улочки Дизраэля наполнились изувеченными людьми, между которых носились городские лекари. Город полнился вонью естественных нечистот и крови
но Уилл все равно смотрит в будущее с оптимизмом, поскольку главное - что жизнь продолжается. Ну, для тех, кто выжил - это главное. Для тех, кто умер, видимо, нет, но сами дураки виноваты.
Сам губернатор - дальний родственник прежнего, убитого мятежниками, временно назначенный графом Риверте сидэльским наместником, - был чрезвычайно рад развитию событий. Он не успел вовремя выбраться из города, и всю осаду прятался у своей любовницы-белошвейки на чердаке, а когда вальенцы вошли в город, первым кинулся Риверте в ноги. Риверте терпеть не мог людей подобного толка, но на безрыбье выбирать не приходилось.
людей какого толка? Тех, кто отсиживается за пригорком до тех пор, пока не становится точно ясно, что им ничего не угрожает? Или типа Риверте незауважал чувака, поскольку тот, как лох, сидел у белошвейки, а не у отряда крутых вояк, прибегающих устраивать добивание утыканной стрелами пехоте?
не поймите меня неправильно: я не говорю, что полководец обязан с шашкой наголо бросаться на врага в первых рядах, нанизываться на чужие копья и умирать в корчах. Нет. По возможности он должен выжить, поскольку он тут главный. Но соседство этих двух эпизодов просто, блин, великолепно: по сути, эти два персонажа сделали одно и то же - выбежали к публике в наиболее выгодный для себя момент. Но один - молодец, а второй - червь.
Риверте вырывает Уилла из плена размышлений, неожиданно обняв сзади и завязав тупой диалог:
- Разве вы не должны сейчас быть с губернатором?
- В сущности, должен.
- Он вроде бы собирался устроить сегодня пир в вашу честь?
- Да, собирался.
- Разве вы не обещали там присутствовать?
- Обещал.
- Так что вы в таком случае здесь делаете?
- Стою и выслушиваю ваши дурацкие вопросы.
https://www.youtube.com/watch?v=a6EnPGE80Wc
некоторое время Уилл млеет в объятьях Риверте, но потом герои решают, что, наверное, нужно объяснить читателям, что за хуйня произошла в батальной сцене:
- (...) У вас... у вас что, не было плана?!
- Тогда - нет, - честно сказал Риверте. - Ну только если не считать планом твёрдое намерение вытащить вас из этой передряги любой ценой.
вот настолько хуйня: у него вообще не было плана, он, блин, просто импровизировал. К счастью для главных героев, тупые тут не только они:
- (...) Практически всё время, что мы стояли под стенами, я вёл тайные переговоры с представителями Маркезини и Сабатела, засевшими в городе. Пытался стравить их друг с другом, каждому сулил золотые горы, только бы они открыли ворота. Но я выбрал неверный путь. Они слишком рассчитывали на своего ненаглядного капитана Витте с его головорезами, и не стали бы вмешиваться, пока не ощутили бы непосредственную угрозу для себя. Так что этот навязанный бой сыграл мне на руку. Я отправил им ультиматум: либо они помогут мне во время битвы, либо, в случае разгрома Витте, я сравняю Дизраэль с землёй и вырежу на корню их семейства.
- Вы бы этого не сделали.
- Что толку теперь гадать? Вся их самоуверенность строилась на том, что они не боялись штурма, а долгая осада - совсем не то же, что перспектива скорой и жестокой смерти. К тому же они не располагали точными сведениями о соотношении сил. Словом, я сумел убедить и Маркезини, и Сабатела, что их помощь не повредит, но в крайнем случае я выиграю и без неё.
я даже не знаю, как это прокомментировать.
так или иначе, Реверте повезло, представители Маркезини и Сабателы не захотели ему наврать в ответ и перестрелять его гавриков, бегущих к уютным стенам города, а то было бы весело.
- (...) Я сделал это предложение обоим кланам, Маркезини отказались, но Сабатела мне удалось убедить. Их сейчас в городе представляет женщина, престарелая сира Мелиса, и это, полагаю, сыграло свою роль.
я даже не знаю, маркировать это как пятиминутку мизогинии или не надо. Уилла тем временем опять накрывает рефлексия:
- Все эти люди, - сказал Уилл, кидая взгляд за окно, - погибли из-за меня.
- Глупости. Бросьте вы это, Уильям. Совсем даже напротив - вы спасли тысячи жизней, когда попались нашему приятелю сиру Вителли. Я не шучу, - заверил Риверте, когда Уилл бросил на него подозрительный взгляд. - Если бы он не вынудил меня на этот бой, я бы использовал пушки.
и тогда смертность была бы уже 200% видимо.
- Кстати, - сказал он, помолчав, - а почему вы не использовали пушки? Ведь вы же знали, что Ортандо забрал меня... ну, с той нейтральной территории?
- Как вы, однако, тактичны и деликатны, - вздохнул Риверте. - Всегда в вас это любил. Вы хотели сказать - из той выгребной ямы, куда вас запихнули? Вас вытащили оттуда слишком поздно. Я надеялся вас дождаться, но Ортандо задерживался, а пока я не убедился, что вы действительно в безопасности, нарушить условия договорённости с Витте было бы слишком рискованно. Ведь оставался шанс, что Ортандо не удалось вас отбить, или что люди Витте вернулись за вами первыми. Поэтому я дал приказ выступать, а когда Ортандо явился и сообщил, что вывез вас, бой уже начался, и вернуться за пушками не представлялось возможным.
чем было слишком опасно выкатить пушки с самого начала? Очевидно, убийство Уилла было не в интересах Витте, значит, он не послал бы никого резать ему глотку. Ладно, это не самое спорное тактическое решение в данном тексте.
тем более, что герои, вдоволь поговорив о войне, решают включить режим "Дом-2" и поговорить, наконец, о своих отношеньках:
- Нам нужно кое-что обсудить, - сказал Уилл, не двигаясь с места.
- Да, - ответил Риверте, пригубив вино. - Я знаю. Вы так долго пытались со мной поговорить, и нам всё время что-то мешало - то война, то Альваро Вителли, то я.
- Вы - больше всего, - напомнил Уилл, не пытаясь смягчить резкость в голосе.
дальше - четыреста с гаком слов (да, я посчитал) Риверте егозит, пытаясь уйти от разговора в стиле: "я боюсь правды" - "вы способны бояться" - "ах, конечно же". Наконец, Уиллу эта хуйня надоедает и он решает говорит открыто, прямо в лицо:
- Во-первых, вы использовали меня. Как минимум дважды.
- Вы всё о том злосчастном монастыре? Тут мы с вами вряд ли придём к единому мнению.
почему? Во-первых, потому что дело сучки - сопеть в бочину и не вякать, во-вторых, потому что даже Риверте понимает: Уилл не очень умный:
- (...) А мне сдаётся, вы стали бы жарко спорить. А потом вообще отказались бы от моего предложения, или, того хуже, предупредили монахов о том, что случится, если они вас не послушают. Кончилось бы это тем, что мне всё же пришлось бы брать монастырь штурмом. Я старался думать на шаг вперёд, Уилл, я всегда так делаю, иначе войны не ведут и тем более не выигрывают.
- Допустим, - проворчал Уилл. - Но это ещё не всё. Вы использовали меня, чтобы дезинформировать Альваро и провезти ваши пушки через Бастардову долину. Кстати... вы ведь знали, что я был у него?
конечно, Риверте знал, ведь он не первый день людей пытает и войска в бой ведет:
- (...) Но что этот ваш "кто-то" - мятежник, я понял во время допроса лазутчика. В какой-то миг он посмотрел на вас, явно узнавая, а вас прошибло холодным потом. Я понял, что вы контактировали с мятежниками. А когда лазутчик даже под пытками вас не выдал, стало ясно, что либо вас приставили шпионить за мной, либо он так думает. В любом случае, это означало, что вы познакомились с кем-то из ближайшего окружения Витте или даже с ним самим. А учитывая ваше явное намерение вскоре меня покинуть... грех было не использовать такую возможность.
- То есть снова меня подставить
вот это, наверное, самый прекрасный момент: Уилл даже не один это проговаривает, Риверте с ним охотно соглашается, но все равно что-то идет не так:
- Отчасти. Да. Я виноват, Уилл. И это не далось мне легко.
конечно! Он тоже стродал. Ему это далось нелегко, понимаете ли.
опять же: я не говорю, что ради своей любимки полководец должен послать в хуй все "Искусство войны" и только сидеть в палисаднике, эту самую любимку окучивая. Вообще-то нет. Но тут возникает повествовательный диссонанс: если у нас тут реалистичное дарк-фэнтази, где головы барабадают с плеч почем зря и не зря, то извольте во главу угла ставить все-такие военные действия, а не посылать одного из лучших вояк с отрядом спасать эту тупую дырку, а если у вас тут любовный роман в антураже - то давайте не будем бить себя пяткой в грудь и кричать, что хуйня любовь, главное - война.
Уилл вспомнил вдруг их последний вечер вместе, перед нападением Альваро на лагерь вальенцев. Риверте тогда тоже пил... пил и, о ужас, играл на гитаре.
хуево же он играл.
- (...) Я сперва решил, что вы просто воспользовались суматохой, чтобы по-тихому удрать, тем более что ваши новые друзья могли сопровождать вас. Но потом пришёл ультиматум от Витте... и потом я вас увидел в той треклятой палатке. - Он протянул руку и коснулся лба Уилла, над шишкой, которая ещё побаливала, но уже почти не напоминала о себе. - Вряд ли вас так приложили из большой любви.
- Если честно, не помню, - вздохнул Уилл. - Я бросился в бой, и меня ударили, а очнулся я уже у Альваро.
Уилл признается, что хотел уйти, и раскрывает, что у него тоже все не особенно чисто, ведь он посмел заинтересоваться другим ебырем:
- Тогда вы были им слишком увлечены, - негромко сказал Риверте. - Я понимаю.
В самом деле понимает? Уилл всё ещё сомневался в этом. Он почувствовал, что краснеет - несмотря ни на что, несмотря на то безумие, что они устроили втроём в палатке для переговоров. Сир Риверте понимает? Да неужели?!
- Я бы не увлёкся им, - отрывисто сказал Уилл, - и вообще его не встретил, если бы не то, что вы сделали в замке Калленте! С этим проклятым маркизом Лизордо!
в принципе, конечно, я бы с радостью продолжил гнуть линию, что Уилл тут - самая пострадавшая сторона, но есть одна небольшая проблема: этот самый его побег в ночь темную без шапки, который стал важной составляющей всей этой военно-полевой хуйни.
- А что я сделал в замке Калленте?
Это уж было слишком. Уилл невольно сжал кулаки.
- А то вы не знаете! Оргия!
Уилл не сдерживает чувств и выкладывает все как на духу:
- Знаете, сир, я понимаю, что вы человек более чем свободных нравов! И что вы всегда позволяли себе развлекаться так, как вам хотелось. И что я вам не графиня Риверте, хотя вы и с чувствами графини не слишком считаетесь. Но я не железный, сир Риверте, я железным никогда не был! Вы спите... со всеми подряд! С пажами, поварятами, знатными дамами, горничными, с королём! И со мной! И мне приходится всё принимать как должное!
да. И десять лет тебе было норм. Но как только дело дошло до ситуации, в которой твоя ответная измена, на которую, конечно, ты имел полное моральное право, смогла стать частью военного конфликта и привести к смертям тысяч людей - вот тут-то ты побежал за чужими штанами.
- Вы вернулись пьяный, и потом от вас разило, как от скаковой лошади!
- Да, потому что там было чертовски жарко. Это была комнатушка без окон, в ней горело два камина и добрая сотня свечей. Я тогда понял, почему в этом треклятом замке стояла такая дубарина, господин маркиз все дрова стащил в эту чёртову комнату. Ему-то ничего, он был голый, но я, Уильям, - я не раздевался. Я был единственный там, кто не снял одежды, понимаете?
а ебаться в одежде воз нева эн опшн, поэтому Уилл верит.
Он ни с кем там не спал. Он не изменил Уиллу.
технически, он все еще ебался налево и направо со всеми десять лет. Но какая разница, если именно в ту ночь не изменял, правда?
- Послушай, пожалуйста, просто послушай меня. Мы никогда это не обсуждали, и видит Бог, я не устаю изумляться твоему такту и твоему бездонному терпению. Но раз мы всё-таки сейчас об этом говорим, я скажу. В первые годы я действительно продолжал вести прежний образ жизни. Привычки не меняются в одночасье. Но со временем это сошло на нет. Каждый раз, гуляя на сторону, я всё яснее понимал, что по сравнению с тобой всё остальное теперь кажется скучным и пресным. А значит, бессмысленным. С тех пор, как я женился на Лусиане, у меня не было других любовников, кроме тебя и Рикардо.
да и с Рикардо он не спит почти, и Лусиану трогает только ради деторождения, и вообще что давно было - то уже прошло. И чем дольше этот спич продолжается, тем больше он становится похож на речь пьяного мужа из анекдота, который заверяет жену, что вот честно-честно никогда и никак, ни с кем, кроме Люськи из третьего подъезда, да и то не считается. Но при этом чем карикатурнее становится исповедь, тем сильнее ей верит Уилл.
- Я изменил тебе.
- Уилл. Не надо.
- Я изменил, и мне понравилось.
и Риверте тоже нравилось тебе изменять, ага. В чем проблема? Ах, ну конечно в том, что у них разный статус, и что позволено Юпитеру, от того бык обязан краснеть и со стыдом драпать.
- Я собирался уйти к нему! - закричал Уилл. - Считал его лучше тебя! Считал себя лучше тебя!
но потом я отказал ему! Сказал, что люблю тебя! Да я люблю тебя!
Он рванулся к двери - не мог, не хотел больше здесь находиться, не мог смотреть на него, не имел права ничего от него ожидать. Риверте поймал его в прыжке, сгрёб в охапку, сжал в железном кольце рук и держал, пока Уилл трепыхался, отбивался и только что не лягался, вырываясь изо всех сил.
наконец, спустя еще несколько абзацев ненужной хуйни, Уилл успокаивается:
Прошло ещё какое-то время, прежде чем Уилл окончательно успокоился. И опомнился, обнаружив, что сидит на кровати, а руки Риверте его больше не удерживают. Он мог встать и уйти, но ноги перестали слушаться, и на тело навалилась свинцовая усталость - неизбежная спутница нервного срыва
"нервный срыв" - просто идеальный термин в такой ситуации. Наверняка во времена, когда порох еще был диковинкой, не вошедшей в широкое употребление, только так и говорили.
- Не важно, что случилось и чего не случилось в замке Калленте, - сказал Риверте внешне очень спокойно. - Ты всё равно прав. Все эти десять лет ты видел от меня слишком много обид и слишком мало радостей. Но я не могу давать тебе больше, чем даю. Я не изменюсь
погоди, ты же только что втирал, что изменился.
Уилл вспоминает, как клялся никогда не уходить, все пускают трогательные зеленые сопли, поскольку до хэппи-энда остались считанные сотни страниц, нужно только доползти.
- Если ты захочешь уйти, - продолжал Риверте, - я пойму. Необязательно навсегда, но ты можешь уехать на несколько лет, посмотреть мир, узнать его лучше... и тогда сам решишь, где твоё место. Я приму это. Мне придётся. Хотя это и будет чертовски... ну... нелегко...
- Хватит, - сказал Уилл, вставая. - Хватит, замолчи ты уже наконец.
- Вы так долго меня вызывали на этот словесный поединок, сир Норан, и вот теперь - замолчи? Я вас не по... м-м-м, - сказал Риверте, когда Уилл ухватил его за загривок и заткнул ему рот жадным, отчаянным поцелуем.
Уилл вцепился в него изо всех сил - не пущу, не уйду, никогда, ни за что, ты только мой, - и пил его дыхание так, словно это были последние глотки воздуха в погибающем мире.
он дышит углекислым газом? Он - растение? Ну, это кое-что объясняет.
Когда они насытились - Уилл не смог бы сказать, но солнце успело окончательно сесть, и они стояли теперь, вцепившись друг в друга, в полной темноте. Какое-то время стояла тишина, нарушаемая только их слаженным, звучащим в унисон дыханием. Потом Риверте сказал, не разжимая рук:
- Нам придётся тут зазимовать.
- Ладно, - ответил Уилл.
знаете, это как концовка из "Возвращения короля", или скорее даже из "Влюблен по собственному желанию", когда вроде бы все сюжетные линии закончились, но герои продолжают о чем-то трепаться, а в кадре снова и снова мелькает какая-то левая хуйня. Только тут это происходит не только в затянутой концовке, а на протяжении всего, блин, текста.
И пусть Риверте никогда не победить себя, не одолеть своих наклонностей и гордыни, Уилл постарается победить свою, и это будет его жертва за них обоих. Его самая важная, самая главная победа.
да. Вот это - победа: забить на собственные чувства, сложить губешки и продолжить целовать в зад бесполезного гондона, который мамой клянется, что не изменяет.
зато не один, есть в чью бочину сопеть, да еще и на обеспечении пожить можно.
Эти ваши омегаверсы еще только в англофандоме зарождались, любителям сомцесучек приходилось изобретать с нуля
Потому как такой классический любовный роман смотрелся бы просто прелесть как, особенно в части, где героиню сильный мужественный сомец сначала просто собирался выебать на глазах чужого мужика, а потом охотно ею поделился бы с врагом, ибо не убудет же от нее. 