Бальная зала сверкала тысячью хрустальных люстр на потолках, тысячью драгоценных камней на платьях, перевязях, шеях, тысячью фальшивых улыбок на припудренных и нарумяненных лицах. Воздух переливался десятком трелей, издаваемых невидимыми скрипачами, десятком запахов, источаемых надушенными дамами и подвыпившими господами, десятком голосов, смеявшихся, шептавшихся, ворковавших. Огромное, необозримое пространство залы было до отказа, до последнего дюйма забито этим сверканием, запахом, трелями, смехом, и во всём этом нестерпимо пёстром и ярком месиве не оставалось ни единого глотка чистого воздуха, которым можно было бы свободно наполнить грудь.
Как видите, мы тут очень любим считать всякую хуету. Настолько, что со временем глаза автоматически начинают пропускать целые абзацы, а то и страницы текста. После «бальная зала сверкала» уже как бы всё понятно, но 60к слов сами себя не напишут, поэтому давайте подсчитаем всё ещё раз, вдруг мы упустили сотню-другую чего-нибудь эдакого.
Уилл вздрагивал всякий раз, когда проносившийся мимо лакей обдавал его волной сотен ароматов, впитавшихся в ливрею.
Спасибо, мистер пiдрахуй.
Теперь можно и начинать. Мы находимся на балу у императора в Сиане, столице Вальены. Люстры сверкают, люди галдят, глупый Норан робко прячет тело жирное в утёсах:
Уилл стоял у стены, между вычурным трёхножным канделябром и громоздким старинным доспехом, заложив руки за спину и сцепив пальцы в замок со всех своих физических сил, и задыхался.
Уилл мысленно твердил себе, что должен быть сильным; он же сам всего этого хотел - ведь хотел?..
Нет, он так страдает не потому, что внезапно скрутило живот и нужно не подать виду. Просто он няша-стесняша, а вокруг люди, да ещё и какая-то мадама начинает доёбываться:
Шесть дней на дорогу сюда из самого Мартеля - шесть дней, говорю я вам, по такой жаре! - и вот, приехав сюда и, разумеется, немедленно направившись в наши апартаменты, что я вижу? Что она заняты! Заняты - фамильные апартаменты рода Висконе в королевском замке, более двух веков закреплённые за нами, заняты - и кем?! Какими-то ничтожными, безродными Малене - да их фамилия по меньшей мере на четыре поколения младше нашей.
Выясняется, что эти нонеймы Малене каким-то образом пролезли в свиту Риверте, а потому им законы больше не писаны — живут, где хотят, развешивают носки по батареям и в одних трусах ночью на кухню выходят. Естественно, такое поведение возмущает достопочтенную мадаму:
Висконе сосланы на задворки, а в их апартаментах вальяжно расположились конюхи Риверте, поденщики Риверте, собаки Риверте и любовники Риверте! Уму непостижи...
Тут она замечает Норана, запрятавшего своё тело недостаточно хорошо, и ему приходится с позором съябывать и искать себе другой утёс.
Уилл осторожно, не расцепляя заведённых за спину рук, шагнул из ниши - и облегчённо вздохнул, когда канделябры, доспех и сира Висконе остались позади. Ещё шаг - и его поглотило людское море: дамы, господа, дети, лакеи, собаки, ручные хорьки и ещё какая-то многочисленная живность топталась, толкалась и двигалась по нескончаемому пространству залы, суетясь, галдя и совершенно непостижимым образом умудряясь не задевать друг друга локтями и не отдавливать друг другу ноги.
Как я уже упомянул ранее, сэр Уилл Норан — категорически бесполезный кусок говна в проруби. К его достоинствам относится разве что наличие жопы и рта. Ну, и ещё он умеет краснеть, запинаться, мямлить, смешно падать с подоконников, опрокидывать всё на своём пути, наступать людям на ноги и быть слоном в посудной лавке. Граф Риверте утверждает, что полюбил его именно за эти замечательные качества.
Уилл догадался, что эта наука - ловко лавировать в таком количестве людей, никого не задевая - нарабатывается многолетней практикой пребывания при королевском дворе, однако, за неимением такой практики, он этим искусством не владел и немедленно наступил на чью-то кошку. Кошка пронзительно заверещала, вслед за ней ещё пронзительней заверещала её хозяйка, а вслед за хозяйкой - её супруг, ринувшийся в толпу в поисках негодяя, чтобы немедленно вызвать его на дуэль.
Да, эти господа припёрли в бальную залу, до отказа набитую аристократами и сотнями их аристократических запахов, кошку. И поставили её на пол на все её четыре кошачьих лапы. Могло ли что-то пойти не так?!
Уилл убигает от разгневаных хозяев кошки и нам наконец рассказывают, нафига он, собственно, припёрся на этот бал, где ему так нехорошо. Дело в том, что Риверте и императору Вальены нужно было поговорить с глазу на глаз, а делается это непременно перед балом. А Уилл туда припёрся, потому что потому. Ну прост он милый такой, такой неуклюжий, оттоптал котану лапу, уняня.
За шесть лет, что Уилл следовал за ним - из города в город, из замка в замок - сир Риверте ни на один день не оставлял свои замашки светского льва, ни на йоту при этом не умаляя своего в высшей степени саркастичного отношения к этому самому свету.
Шесть лет ходит на балы, но всё никак не привыкнет, такой социофоб, уняня. Кстати, балы в столице вовсе не такие, как в Нижнезажопинсках:
Он не мог толком сказать, в чём именно заключалась эта разница - знал только, что, хотя общество гостей графа Риверте редко бывало ему приятно, находиться среди них и находиться здесь - это было всё равно что находиться в обществе простодушных сельских пастушков в сравнении с компанией волчьей стаи.
Но почему? Может быть, эти волки задумали коварный план по свержению действующего монарха? Может, они строят козни и каждый из них стремится растоптать своего товарища и занять его место? Может, они способны распустить слухи, которые навсегда уничтожат чью-нибудь репутацию? Может, они хотя бы выгонят тебя с бала, если ты не наберёшь минимум 50 очков одобрения?
Не, не может. Они прост опасные. А те не оч. А эти опаснее. Всё. Кина не будет.
Глупый Норан снова прячет своё тело за портьерой.
Хочет тихо отсидеться, чтоб никто его не видел.
Вот беда! На горизонте реет чей-то кандибобер.
Скрыться вновь не получилось, стало ясно — будет буря.
Там, где ещё мгновенье назад никого не было, внезапно возникла (или правильней сказать - взгромоздилась) самой фантастическая фигура из всех, какие Уилл успел увидеть в этом удивительном месте за прошедший час. Судя по голосу, существо сие было мужского пола - однако взгляд утверждал иное: это было очень пожилая дама, точный возраст которой мешал определить по меньшей мере дюймовый слой пудры на крохотном сморщенном личике. Левую половину этого личика чуть ли не целиком занимал здоровенный монокль, вставленный в глазницу так глубоко и основательно, что, пожалуй, изъять его можно было бы только при помощи лома, а за моноклем рассеянно моргал круглый бесцветный глаз. На голове дамы громоздилось чудовищное сооружение кирпично-рыжего цвета, пышностью своей наводящее на серьёзные подозрения в естественном происхождении. Атласная юбка своими размерами лишь немногим превосходила это сооружение, а в складках юбки, крепко удерживаемое сухонькими ручками старухи, вертелось и задушенно тявкало какое-то маленькое, вертлявое и абсолютно лысое создание.
А за спиной этой старой каракатицы стоит ещё шесть человек, значит. И все пялятся на Уилла. В упор. Ну, вы знаете, эти столичные балы, аристократы, утончённость манер, элегантность...
И что же надо этой мадаме, спросите вы. Конечно же, обосрать Уилла. Тут так принято — сначала Уилл прячется, потом его ищут всем двором и обсирают, а потом он убегает и снова прячется. Повторять до бесконечности.
- А! - изрекла сира Фиола, щуря на Уилла глаз за стеклом монокля. - Тот самый Норан? Юный содержанец графа Риверте? Ну надо же! Какой он бледненький. И как дурно одет! Граф что же, совсем за ним не смотрит? Но всё равно - он такой хорошенький, правда, милочка?
Но потом она таки добавляет, что не прочь с ним познакомиться. На что её свита отвечает, что не ей, старой карге, его пялить. Ну, или что-то в этом роде. Она соглашается:
- Ах, бросьте, неужто я совсем дура и не понимаю? Я же сказала - хотела бы! Но нет, что вы, конечно, нет. А всё же жаль, жаль, мальчик такой хорошенький...
А Уилл всё это время стоит и молча смотрит на них, да. Ну не ебанутые ли все они там?
Но тут появляются император, его жена — королева (жена козлика — овечка, жена бычка — собачка, жена императора — королева, всё верно же, чего я доебался), и его рокэ алва — граф Риверте, сего имени шышнадцатый.
Дамы и господа кидаются кто куда, трибуны ревут, кони рыгают, дети бросают цветы, кошки орут дурным голосом... Госсподи, бедные кошки, зачем они припёрли ту кошку в этот балаган, я никак не пойму.
Дамы мгновенно оказались рядом со своими мужьями, отцами или братьями, при этом вальенские семейства расположились по старшинству - наиболее древние и знатные оказались ближе к дверям, которые распахнулись, впуская императорских герольдов, наименее знатные столпились в самом конце залы, куда королевская чета, очевидно, дойти никак не могла. Там-то и оказался Уилл, не знавший, куда ему надлежит встать, а потому тут же запутавшийся в чьём-то подоле.
Небольшая иллюстрация. Уилл отправляется на бал в свойственной ему манере:
Вдоволь наспотыкавшись, Уилл начинает рассматривать императора, который теперь у нас уже король.
Портреты, разумеется, безбожно льстили. Король оказался заметно ниже ростом и уже в плечах, королева - заметно круглее лицом и плотнее в талии. И только Риверте придворные портретисты изображали абсолютно точно, потому что льстить этому человеку было бесполезно - он всё равно оказывался лучше любой лести, которую можно было про него измыслить.
...а все жалкие попытки художников и скульпторов увековечить его неземную красоту вызывали лишь горькие улыбки, ведь не может человек смертный и порочный отобразить бессмертное, вечное и неземное, не исказив его суть, не упростив многогранность образов, как не может скудный ум человеческий постигнуть бесконечность красоты и благолепия, приблизиться к идеалу настолько, чтоб суметь передать хоть малую его частицу своим непосвящённым собратиям, чтоб подобрать слова, способные описать хотя бы тень его величия, хотя бы слабый отзвук его всеобъемлющего великолепия...
его костюм казался почти скромным - хотя утром, увидев небрежно брошенный на кровать лиловый камзол и ослепительно белоснежную сорочку с кружевными манжетами и аметистовыми запонками, Уилл подумал, что всё это чересчур вычурно даже для сира Риверте, никогда не отличавшегося скромностью в одежде. Он не учёл того факта, что если в провинции этот костюм казался бы чрезмерно роскошным, то здесь, в Сиане, где алый камзол с салатовыми панталонами считался высшим шиком, костюм графа Риверте может показаться неуместно скромным.
Алый камзол и салатовые панталоны?!
О, эти жалкие смерды недостойны даже взгляда нашего монсеньора, который, кстати,
вовсе не выглядел так, будто чувствует себя скромным и неуместно выглядящим - да он, по правде, никогда таким не выглядел.
Ну и хуй с ним, сколько можно.
Король, значит, идёт, придворные, значит, все как один восхищаются цветом лица королевы. Видимо, тоже ало-салатовым, потому что иначе смысла говорить о нём вообще нету, лицо и лицо. Как вдруг внизапне
Уилл невольно взглянул - и увидел, что король шагнул дальше, а затем остановился и, окинув зал взглядом, спросил с лёгким удивлением:
- А где же сир Норан?
Тут сир Норан и понял, что ему пиздец.
Боже, нет! В памяти мгновенно ожил тот вечер в Даккаре, когда граф Риверте буквально за шкирку выволок Уилла из его убежища на подоконнике и поставил под перекрёстный огонь любопытных взглядов.
Небольшой флешбек:
В тот вечер в Даккаре Уилл по обыкновению спрятался за портьеру, а потом по обыкновению наебнулся и опрокинул канделябр, чем привлёк внимание всех гостей. Гости шоу не оценили, поэтому их диалог с Уиллом вышел примерно таким:
- Ой, это же сир Уилл Норан, батю которого заебашил наш дорогой монсеньор!
- Ничоси, сам сир Уилл Норан, батю которого заебашил наш дорогой монсеньор?!
- Сир Норан, это правда? Вашего батю правда заебашил наш дорогой монсеньор?
- Что, прям вашего батю? Прям заебашил? Прям наш дорогой монсеньор? Прям насмерть?
- Прям у вас теперь нету бати, потому что вашего заебашил насмерть наш дорогой монсеньор?!
Поэтому нет ничего удивительного в том, что Уилл немного напрягся, услышав, что его зовёт король-император.
А мистер совершенство грфаф Риверте шышнадцатый изволит шутить:
- Отчего бы не поискать в начинке к праздничному пирогу, сир? Боюсь, за время нашего отсутствия ваши добрые придворные могли съесть сира Норана, или во всяком случае приступить к разделке.
Вап-вап-вап-ваааап.
Какие-то уёбы толкают Уилла в спину и ему приходится таки подойти к королю империй и императору королевств.
- Сир Норан, - прозвучал над его головой приятный голос короля Рикардо. - Сир Уильям Норан, сын лорда Бранда Норана, о котором мы столько наслышаны, и брат лорда Роберта Норана, доставившего нам столько хлопот. Не покривив душой, искренне приветствую вас в Сиане.
Потом они улыбаются, целуются в дёсны, публика рукоплещет, вся хуйня.
- А для меня - большое удовольствие, что граф Риверте наконец перестал прятать вас от наших любопытствующих глаз, - улыбнулся король Рикардо, и в груди у Уилла вдруг что-то предупреждающе ёкнуло. Но он не успел задуматься над этим странным ощущением, потому что тут заговорила королева:
- О да, и я понимаю, почему граф это делал. Он боялся, что вас у него сманят - и теперь, видя вас, я вполне разделяю его тревогу.
- Её величество льстит мне, подозревая в подобной скромности, - лениво отозвался Риверте. - Будь я кем-то другим, я бы, разумеется, опасался, что сира Норана кто-нибудь у меня сманит - например, граф Риверте. Но будучи графом Риверте, я совершенно спокоен.
Как же ты, блядь, не лопнул ещё нахуй от того, насколько ты совершенен? Да так, чтоб без ложной скромности, чтоб по всей Вальене ошмётки разнесло.
Наконец начинаются танцульки, королева приглашает Уилла, они кружатся, на них смотрят тысячи глаз, вокруг них сотни голосов, между ними десятки местных пiдрахуев стоят и считают всё на свете, блаблабла. И никто его больше не осуждает, ведь он гостинной при свечах танцевал как бог. Но потом, естессно, менялся на глазах, опрокидывая всё, что мог, но кому теперь какое дело, раз его королевское императорство одобрил его.
Поразительно, подумал Уилл, как мало... или, напротив, как много нужно этим людям, чтобы резко сменить мнение о человеке. Всего лишь пара благосклонных слов от короля и один танец с королевой. Он должен был испытать облегчение, но почему-то от этой мысли на душе у него стало ещё тяжелее.
Риверте, конечно же, окружён толпой фанаток и фанатов, поэтому протиснуться к нему Уилл не может. Что нужно делать в таком случае? Прятаться за портьерой и страдать!
Уиллу снова сделалось неуютно. Он мог бы пригласить кого-нибудь ещё - скорее всего, теперь ему не отказала бы ни одна дама. Но он никого здесь не знал, и не был уверен, что приглашать незнакомок в Вальене считается учтивым
А я напоминаю, что он уже шесть леть живёт в Вальене, а его ёбырь — светский лев, который устраивает балы чуть ли не каждый день.
Короче говоря, он таки решает протиснуться поближе к нашему сиятельному грфафу и подслушивает разговор, который я обязан процитировать полностью:
- А я всем отвечаю - что вы, это же такой вздор! - воскликнула блондинка с изумрудами, довольно талантливо изображая простодушие. - Его императорское величество никогда не будет столь опрометчив - я хочу сказать, столь неосторожен... ах, ну вы меня понимаете! - словом, никогда он не станет нападать на Аленсию с моря, это же очевидно любому, кто хоть что-нибудь смыслит в глобальной стратегии. Куда выгоднее нам торговать с ними, тем более что они не так уж много просят за свою шерсть. А их потребность в нашем зерне очевидна, ведь при столь неплодородной почве и небрежном ведении сельскохозяйственной политики они уже и теперь зависят от наших поставок больше, чем то было бы возможно, стань они частью империи. Я всего лишь глупая женщина, - захлопав своими изумительными зелёными глазами, добавила она. - Но даже для меня это очевидно.
- Вы наговариваете на себя, сира Ирена, - вкрадчиво сказал Риверте, чуть склонив голову набок и неприкрыто любуясь этой гибкой золотоволосой красавицей. - Я более чем уверен, что добрая половина ваших слушателей ничего не поняла из того, что вы сейчас сказали.
- Но не это ли только подтверждает мою глупость! - воскликнула сира Ирена и небрежно расхохоталась, демонстрируя столь трогательно ироничное отношение к своей особе, что Уилл почувствовал себя виноватым.
Неплохо разбираться в чём-то, но при этом считать себя тупицей и подчёркивать это — это у нас трогательно ироничное отношение к себе. Так и запишем.
Уилл съёбывает наконец из бальной залы и идёт к оконцу, как внизапне раздаётся: «О, а я тебя повсюду ищу. Тебе просили кое-что передать. Лично в руки. Так, посмотрим... О, письмо от короля императора! Ну всё, мне пора.»
Проходит несколько часов.
Скульптурна группа фонтана
зустрiла нашого Уiлла замicть короля-iмператора, котрий десь задiвся та й взагалi не прийшов. Тому Уiлл прийнявся роздивлятися на ту скульптурну группу йобану. И пялился он на неё на протяжении двух абзацев, состоящих из 597 слов. А всё почему? Потому что там целующиеся сёстры-лесбиянки.
Согласно мифу, они были сёстрами и любовницами, символом женской дружбы - и весьма двусмысленном символом, поскольку, согласно легенде, в конце концов между ними вторгся мужчина, и одна из них (Уилл не припоминал толком, какая именно из двух) зарезала некогда возлюбленную сестрицу из ревности, а затем сама бросилась грудью на тот же клинок. Графу Риверте очень нравился этот миф, хотя он и утверждал, что всякая толика правды в нём обрывается со смертью первой из сестёр - ибо любая женщина способна зарезать соперницу, но ни одна женщина на свете, избавившись от помехи, не покончит после этого с собой в припадке внезапной совестливости.
Нам, вне всякого сомнения, очень важно мнение грфафа Риверте, потому что грфаф везде был, всё видел, может говорить от лица кого угодно и знает заранее, как поведёт себя любой человек в тех или иных обстоятельствах. Собственно, именно по этой причине Риверте так страдал от скуки всю свою жизнь — все люди казались ему абсолютно предсказуемыми, из его жизни полностью исчезла загадка. Но потом он встретил Уилла и был поражён. Вот он, человек, которого он не понимает! Таинственный юноша, действия которого невозможно предугадать! Что он опрокинет первым: фикус, кресло, тумбочку, мамину любимую вазу?! Да сам чёрт лысый охуевает от такой непредсказуемости!
Короче, Уилл ещё немного рассуждает на тему «совсем ебанулись, повыставляли тут похабщину, ещё и дрочат на неё поди, безбожники» и замечает наконец приближающегося посланника императора королей.
молчаливый провожатый Уилла свернул к западному крылу, отведённому для королевской семьи, куда вход простым дворянам был закрыт. Они прошли садом, потом поднялись длинной узкой лестницей, теряющейся под сенью деревьев, совершенно чёрных в безлунной летней ночи; потом была длинная галерея и снова лестница, теперь уже под крышей, и опять галерея. Уилл понял, что его нарочно водят кругами, чтобы он не запомнил дорогу
Замечательно, не правда ли? Высшая степень конспирации. Показывать любовнику главнокомандующего, где в королевском замке находятся королевские покои, слишком опасно, да. А как же быть с горничными, камердинерами, поломойками, оруженосцами, портными, пажами, лекарями, пажами пажей и всей той толпой людей, которая обслуживает этого самого короля? Они не могут рассказать всем на свете, как добраться до его покоев, не? Или они украшают все комнаты, приносят в каждую еду и водичку для мытья ног, а король потом втайне рандомно выбирает одну из этих самых комнат?
В общем, Уилл ожидает, пока король империй освободится, и подслушивает его разговор с кембывыдумалеее?!
С грфафом, конечно же.
- Если знал одну женщину - считай, что знал всех.
- Ты женоненавистник, Риверте. Я всегда это подозревал, - смеясь, сказал король Рикардо, и граф Риверте ответил:
- Ничего подобного, сир. Женоненавистники - это как раз те остолопы, кто женщин совсем не знают. Зная их, не любить их нельзя, и не предвидеть их действия нельзя тоже. Если хотите знать, что, на мой вкус, самое лучшее в женщинах - это их упоительная предсказуемость.
Кто б ещё так рассуждал. И да, водили ли и его кругами, или он таки знает прямую дорогу и может рассказать о ней Уиллу хоть прям щас?
Он только теперь заметил, что дверь, сквозь которую вышел его провожатый, осталась чуть приоткрытой. Света сквозь щель не лилось, но похоже, что следующая дверь в том помещении, что находилось за ней, была распахнута настежь, и Уилл мог слышать каждое слово, сказанное находящимися в ней людьми - Фернаном Риверте и королём Вальены Рикардо Четвёртым.
Удача удач, потеря потерь, совпадение совпадений. Вы б ещё у него над ухом с рупором встали и начали орать: «У нас секретный разговор в секретном месте! Никто нас тут не может услышать!»
Сначала господа обсуждают Аленсию, а точнее, стремление Риверте на эту самую Аленсию напасть. У Риверте есть такое хобби — выбирает одну из соседних стран, а потом «давай нападём, ну давай нападём, ну даваааай, ну нападёёёём!11» Польза от этого хобби неоспорима. Во-первых, королю больше не нужны министры внешней политики, обороны, экономики, физиогномики и всего, чего угодно. Во-вторых, королю не нужно участвовать во всяких там унылых переговорах, заседаниях и советах. Ему даже советник не нужен. «Нападём?» - «Не.» - «Нападём?» - «Не, мы с ними торгуем.» - «Ну го нападём.» - «Ну лан, заебал.» И никакой бюрократии! Идеальный государственный строй. Хотелко-графовская империя. Триумвират короля, графа и графового эго.
Уилл начинает думать о сути отношений Риверте и короля императоров. Риверте называет короля своим другом, они вечно переписываются, подъёбывают друг друга, знакомы с детства, а вдруг они ещё и ебутся?! И тут, как на зло:
- Ты невыносим. Где мой пояс?
- Понятия не имею. Вероятно, там же, где мои подвязки. Поглядите под диваном... о, да вот же они.
Уилл вздрогнул и невольно отшатнулся, не осознавая, что вскидывает ладонь к губам.
Фернан, предатель подлыыыый!
Презренный эээ... изменник?
Ну, если честно, то ни для кого не секрет, что этот самый Фернан как ебал всё, что движется, так и ебёт, но вот только мальчиков из деревень он больше не ебёт, потому что у него есть Уилл. Вот это верность! А теперь — такое! Какой удар, какой позор, обосраться и не жить.
Ну, а вообще, ебутся ли Фернан Риверте и королевский император имперских королевств — это такая интрига, загадка всего магнум опуса, на которой построена личная трагедия Уилла. Но я могу спойлернуть.
▼Скрытый текст⬍
А не похуй ли?!
Ну ок, на самом деле там
▼Скрытый текст⬍
50 на 50, я пока не дочитал до момента истины, извините, что наебал. Я знаю, что вы очень переживаете за их отношения. Но я ничего не могу сказать по этому поводу, потому что карочи пошли они нахуй, ну ебутся и ебутся, кто я такой, чтоб судить 
- Помоги мне закрепить перевязь.
- Сию минуту, сир, - сказал Риверте таким тоном, словно делал своему монарху чрезвычайно любезное одолжение. Король хмыкнул.
Но этот спор Уилла уже не занимал - он только и мог теперь думать, что о поясе короля, о перевязи короля, о подвязках Риверте, о руках Риверте, с лёгким изяществом скользящих по плечам и спине короля Рикардо, по мускулистым лопаткам, проверяя, надёжно ли закреплена перевязь, задевая кончиками пальцев бугорки позвоночника...
Ты ещё подрочи прям там, человек, который полчаса назад нос ворочал от голой статУи. Но у статУи, как известно, нету хуя, а значит, она порочна и низменна. А тут высокие отношения двух самцов, можно наяривать.
Дверь, занавешенная тяжёлой гардиной, распахнулась, и в глаза Уиллу ударил свет - такой яркий, что он ослеп на миг, прежде чем понял, что в руке у стоящего перед ним мужчины всего лишь небольшой канделябр с двумя тонкими свечами в нём.
- Сир Норан, - улыбаясь, сказал император Вальены. - Простите, что заставил вас дожидаться. Идёмте.
И заходят они, значит, в императорско-королевские покои, а граф-то того, тютю. Через окошко выскочил, наверно, затейник эдакий.
- Садитесь, сир Норан. К сожалению, я не могу даровать вам права сидеть в моём присутствии официально - по древней вальенской традиции, этого права наши подданные удостаиваются лишь за особые личные заслуги. Но я пригласил вас сюда нарочно, чтобы мы могли побеседовать в неформальной обстановке, потому садитесь, не робейте.
Очередная замечательная традиция. Как хорошо, что у них нет парламента. Только представьте себе 400 парламентариев, стоящих весь день, как хуй на именинах. Да, я знаю, эта традиция была и в Европе, но что-то мне подсказывает, что король всё же имел право сказать своим гостям на какой-нибудь пирушке: «А давайте вы не будете жрать стоя, как дауны?»
Уилл садится и начинает пялиться на короля. Потому что так принято в Вальене, да. Сидеть нельзя, прожигать взглядом дырку на королевском еблете можно.
Как мужчина он был не особенно красив, но было в его лице что-то запоминающееся, что-то остро врезающееся в память: резко очерченные скулы, слишком, пожалуй, крупный орлиный нос, вытянутый заострённый подбородок, внимательные серые глаза под едва намеченными светло-рыжими бровями. Раз увидев это лицо, его не забудешь - хотя, вдруг понял Уилл, ничего приятного и располагающего в этом лице вовсе не было. Может быть, именно поэтому оно так запоминалось - оно поражало, это лицо, своей дисгармонией и ловко запрятанным в этой дисгармонии достоинством. Что же это за человек, если у него такое лицо, подумал Уилл - и внезапно понял, что уже без малого минуту пялится на императора Вальены, беззастенчиво его разглядывая. А следующей мыслью пришло осознание того, что император Вальены точно так же беззастенчиво разглядывает его самого, только с заметно меньшим замешательством - словно он увидел именно то, что и ожидал увидеть.
"Он знает, что я слышал их разговор, - подумал Уилл, и по его спине прокатилась волна дрожи. - Он знал, что я стою там... и нарочно велел Фернану уйти через другую дверь, чтобы мы не встретились".
Да ты чтоооааа!
А я-то думал, что сеньор Фернан испарился, а таинственный слуга, водивший тебя кругами, просто забыл закрыть дверь случайно, с кем не бывает. И что пригласили тебя сюда сразу после твоего Фернана, потому что у короля нет времени на поебаццо и он очень беспокоится о твоей жопе, которую иначе никак не усадить за стул. А тут такое! Скандалы, интриги, расследования!
Далее следует просто невероятный диалог, который я процитирую почти полностью:
- Ну, и как вам нравится в столице? - внезапно спросил король.
- Это прекрасный город, ваше величество. Я не слишком много повидал свет, но, уверен, в нём мало найдется мест, столь... значительных и... впечатляющих.
- Ещё бы, - фыркнул король. - Вот уже четыреста лет мой род свозит сюда лучших архитекторов, декораторов, художников и прочих иждивенцев, собаку съевших на умении пускать пыль в глаза. Как думаете, им это хорошо удаётся?
- Я мало смыслю в истории искусств, сир. Могу судить лишь с позиции провинциала, впервые узревшего самый большой и роскошный город из всех им виденных. И если мастера, вами упомянутые, стремились сделать так, чтобы увидевший Сиану чужеземец вовек её не забыл - они не зря проедали свой хлеб.
- Это чудесно, - теперь король Рикардо улыбался по-настоящему, - но вы не ответили на мой вопрос, сир Норан. Я спросил, нравится ли вам в столице?
- Это город, попасть в который мечтал бы почти любой человек, рождённый в иных землях. И почти каждый был бы счастлив и польщён любезным приёмом, оказанным ему при дворе вашего величества, - медленно сказал Уильям.
Король Рикардо хлопнул ладонью по изогнутой ручке кресла, откинул голову и отрывисто расхохотался.
- Клянусь богом, он был прав! - воскликнул король - и Уилл опасался, что знает, кто этот "он". - Вы удивительно создание, сир Норан - так ловко уходить от ответа и при том ни единым словом не покривить душой.
Небольшая иллюстрация #2. Как разговаривают дворяне в мире этого фика:
- Сэр, вы любите мясные котлетки?
- О, мясные котлетки! Известейшее из блюд, изобретённое ещё в древности! О, это многообразие рецептов и способов приготовления, эти простота и изысканность в одном флаконе! Мясные котлетки украшают столы дворян, ими же пируют простолюдины и даже собакам достаются объедки, настолько универсально и популярно это блюдо! Мясные котлетки занимают значимое место в...
- Значит, любите? Или лучше рыбные?
- О, рыбные котлеты! Пища богов древности и людей современности, элегантное и простое решение для любого праздненства! Есть ли на свете человек, который никогда не ел рыбных котлет, не восхищался их ароматом, не откусывал торопливо, но осторожно хрустящий кусочек, боясь напороться на кость, не...
- Сэр, вы будете котлеты, или нет?!
- О, котлеты, несомненно, одно из лучших изобретений человечества! Кем же был тот человек, что первым додумался смешать фарш, яйцо и хлеб, добавив пригоршню...
- Да чтоб ты подавился нахуй. Сиди и жри сосиски из туалетной бумаги тогда, сэр ебаный.
Ну почему этот кретин не может сказать прямо, нравится ли ему столица? Чем так опасен этот банальный вопрос? Если ты на такую глупость так витьевато отвечаешь, то что ж ты скажешь, когда король империй спросит, где твои подвязки и его подтяжки?!
Но император королевств продолжает восхвалять таланты Уилла:
Знаете, а из вас получился бы прекрасный царедворец.
Вы, блять, что, издеваетесь надо мной, уёбы?! Совсем охуели там?
А царь императоров и королей всё продолжает и продолжает:
Могу спорить, науку тонкой и, что важнее, искренней лести вы бы изучили в рекордно короткий срок.
О, не стоит умалять важность умения тонко и искренне льстить! Искренность — первый шаг на пути к трону, даже не думайте выиграть в битве престолов, будучи лживым и хитрожопым манипулятором. Все мы с вами помним историю некоего Эддарда Старка, выходца из глубинки, приехавшего покорять столицу. Неспособный очаровать всех присутствующих своими манерами, Нэд Старк выражался излишне прямо и даже позволял себе односложно отвечать на вопросы, и это, к сожалению, было далеко не самой худшей его ошибкой. Недалёкий мужлан явился на приём к королеве и сказал прям с порога: «Дети твои не от короля вовсе, а от брата твоего, поэтому даю тебе сутки, чтоб бежать из столицы.» А королева ему: «Как-то ты грубоват, Нэд Старк. Как-то маловато искренности в твоих словах, не хватает в них заботы, простой человеческой теплоты в них нет, нет сострадания. Так давай мы тебе лучше голову отхуярим к херам собачьим, и всё?»
Будьте же искренними, господа!
Уилл сидел неподвижно, сцепив зубы и изо всех сил сохраняя на губах вежливую смиренную полуулыбку. Он мог бы вернуть его величеству комплимент - тот и сам сейчас то ли льстил ему, то ли его оскорблял, да так, что нельзя было придраться ни к единому слову. Это вдруг напомнило Уиллу его разговоры с графом Риверте в первые недели их знакомства - разговоры, во время которых он нервничал и потел, как мышь, а потом выползал в коридор с таким чувством, словно продержался десять раундов в кулачном бою против безжалостного тяжеловеса. Тогда тоже было чувство опасности, чувство хождения по тонкому льду - Риверте играл с ним, как кошка с мышью, хотя и не собирался в конечном итоге съесть, о чём Уилл тогда, конечно же, знать не мог.
Существует ли в мире что-то опаснее, чем вопрос «Понравилась ли тебе столица?» Я даже не знаю. Может быть, белая акула. Или белая акула, задающая вопрос «Понравилась ли тебе столица?»
- Знаете, вы совсем не похожи на вашего брата. По правде, я этого опасался, хотя, зная сира Риверте, мог бы и догадаться, что его никоим образом не привлекло бы существо, хоть отдалённо похожее на лорда Роберта. Кстати, как он? Я надеюсь, в добром здравии?
- Не могу знать, сир. После его возвращения из плена в Тэйнхайл мы с ним не поддерживаем никакой связи. Я вёл одно время переписку с нашей матерью, но она скончалась три года назад, и с тех пор я о Тэйнхайле ничего не знаю.
- Вот как. Соболезную вам.
- Благодарю вас, сир.
Да, матушка скопытилась, оказывается. Но если Уиллу насрать, то насрать и нам, не правда ли? Меня вот гораздо больше волнует то, что Уилл называет короля царств и империй сиром. Какой он тебе сир, гнида чёрножопая?!
- Стало быть, - снова заговорил король, - у вас в Хиллэсе никого не осталось. Кроме брата, который вас ненавидит и считает предателем. Вам не кажется, что всем было бы проще, если бы я казнил его, а вы стали лордом Тэйнхайла?
- Нет, сир.
- Вы так быстро ответили. Должно быть, много думали об этом.
- Напротив, сир. Совсем не думал. Не о чем тут было думать.
Смотрите, как просто живётся людям, у которых из родных и знакомых только батюшка, матушка и брат. Ни тебе двоюродной тёти по маминой линии, ни тебе троюродного дяди, который хочет стать лордом и мутит воду, ни тебе нянюшки, которая воспитывала тебя с детства, ни тебе одногодок, несколько менее благородных, чем ты, но с которыми ты рос и которые стали тебе друзьями. Никого. Сиротинушка(
Король задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику. Потом закинул ногу на ногу. Взгляд Уилла невольно упёрся ему в колено, а оттуда перешёл на пояс, усыпанный жемчугом и алмазами. Уилл сглотнул, пытаясь не слишком торопливо отвести глаза.
Давайте на секунду снова вернёмся к несчастной статуе.
Статуя ему не нравилась. Не потому, что он был ханжой - ничуть. Но он по-прежнему верил в единого Господа Бога, хотя и оставил мысли о том, чтобы посвятить служению свою жизнь. Такое бесстыжее любование языческим мифом, притом мифом не самым благопристойным, коробило его.
Записывайте, значит. Любоваться неблагопристойным языческим мифом нельзя. Любоваться чужим «поясом» можно и нужно, но только если тебя не запалят.
- Но так или иначе, вам некуда возвращаться. Король Хиллэса присягнул нам, но мне известно, какие там бродят настроения. До бунта вряд ли дойдёт, всё же Хиллэс - не Руван, однако вас там не жалуют, считают перебежчиком... И это правда, не так ли, сир Уильям?
- Смотря с какой стороны посмотреть, ваше величество. Вероятно, можно сказать и так.
Недостаточно кучеряво!
- Смотрите, давайте посмотрим и пристальным осмотром осмотрим ситуацию, смотря со всех сторон, осматривая и так и эдак, смотря поверхностно и всматриваясь сквозь. Возможно, похоже, что вероятно и, пожалуй, видимо, наверно, что можно сказать и так.
Лучше же стало, ну.
И тут внезапно на голову Уилла сваливается откровение:
- Я имею в виду, Уильям, что вы - каприз Фернана Риверте, и вы, я вижу, довольно умны, чтобы вполне это понимать, как ни неприятна вам эта мысль. Дослушайте, - улыбнулся король, видя, что Уилл, забыв все приличия, уже готов возразить. - Тем более что вы и так всё это знаете сами, хотя, быть может, и не хотите признавать. Наш общий друг Фернан, как вы, бесспорно, не могли не заметить - крайне противоречивая натура. Он редко привязывается к кому-то, а когда это происходит, он может казаться довольно постоянным в своей привязанности. Но это не оттого, что его стесняют какие-то... м-м... чувства, - не вполне уверенно закончил король, словно считая это слово не самым уместным. - Вы могли заметить, что у сира Риверте сильно развито чувство ответственности, так же как и едва ли не детское упрямство. Да что я вам рассказываю - вы ведь были сами в замке Даккар, вы видели, как он едва не угробил себя и, кстати говоря, вас, спасая свою челядь и холопов из окрестных деревень. Это не потому, что они дороги ему, вовсе нет. Просто если бы он отдал их на растерзание Рашану Индрасу, это означало бы, что он проиграл. Сир Риверте не любит проигрывать, ему нужно всё и сразу, а особенно - если это нелегко получить.
Вы только посмотрите, да у этой шляпы двойное дно! Говоря «шляпа», я имею в виду нашего императора царских королевств, конечно же. С одной стороны, царь империй королей говорит всё это, конечно же, потому что он ревнивый рыжий кусок говна. Но ведь с другой стороны он прав на все 146%! Беги от него, Уилл!
Но Уилл не понимат.
- Я не понимаю, зачем вы говорит мне всё это, сир.
А адекватности царя королевских империй хватает ненадолго. Сначала он перечёркивает весь свой предыдущий монолог о злобном грфафе заявлением о том, что грфаф не расстаётся с Уиллом только из жалости, которая грфафу не свойственна вовсе.
Вы и сами задаётесь вопросом, отчего сир Риверте таскает вас за собою повсюду вот уже шесть лет. И сами знаете ответ: он это делает лишь потому, что вам некуда больше идти. В своей стране вы принадлежали к высшей знати, и оказаться теперь на улице, без сильного покровителя, для вас - смерть, причём позорная смерть. И вы не какой-то низкородный пажёнок, которого можно пристроить в свиту к престарелой герцогине и тем обеспечит вашу будущность, облегчив этим свою совесть и удовлетворив своё чувство ответственности. Вы уникальны, Уильям, тем, что, куда ни отправь вас сейчас, после шести лет рядом с ним - для вас это будет позором и унижением. Он знает это. И вы это знаете.
Уилл охуевает без остановки, всё глубже погружаясь в пучины этого самого оухевания. Как же так?! Он ведь особенный! Монсиньор его любит!
Как же так? Почему, публично оказав ему свою милость, надёжно обезопасив от насмешек и презрения своего двора, король теперь так немыслимо унижает его с глазу на глаз?
Можно подумать, тебе стало бы легче, выскажи он всё это публично прям в твою харю.
Вы не в тягость ему, потому что вы умны, и, осознанно или нет, сами делаете всё, чтобы не докучать ему сверх меры. Но в глубине души вы понимаете, что давно превратились для него в обычное развлечение из сотен тех, что у него были, есть и будут.
Вы милый, красивый, чистый юноша, вы редкая драгоценность, спору нет - но вы ему не ровня. Фернан Риверте, что бы о нём ни болтали глупцы - человек великий, и пару ему может составить только тот, кто в состоянии с им сравниться. Все остальные всегда будут теряться в его тени, а потому он рано или поздно неизменно будет утрачивать к ним интерес. Быть с ним рядом всегда, сопровождать его во всём может только равный ему.
Вот и пиздец нашему Фернану, прозябать ему теперь всю жизнь в тоске и одиночестве, потому что до клонирования людей наука ещё не дошла, а другого такого на свете нет.
Карочи, царский король империй мешает Уилла с говном, Уилл говорит кагжитаг, имперский царь королевств продолжает мешать Уилла с говном, и конца-края этому не видно. А потом император царственных королей становится мудрой женщиной и начинает втирать совсем уж дичь:
Я говорю вам всё это как друг того человека, в жизни которого вы занимаете больше места, чем должны. Вы ведь любите его, Уильям. А раз так, вы не должны ему мешать.
Если любишь — кобель не вскочит, если вернётся — даст бог и лужайку, сучка не захочет — значит, твоё. Или как там. Я путаю это говно иногда.
Я ни к чему не принуждаю вас, Уилл, - добавил король очень мягко. - Видит бог, я мог бы отнять вас у него силой. Бросить вас в такую тюрьму, о которой он даже не слышал - он не поверил бы, но и такие ещё остались, - или просто велеть утопить в пруду, как котёнка... или выдать вас вашей стране.
И я вовсе не угрожаю вам, Уилл. Если бы я угрожал вам, я привёл бы сюда двух палачей и маленького палачонка в придачу. Вот они, кстати. И связал бы вам руки вот этой верёвкой. А потом мы бы порубили вас на маленькие куски, примерно вот такие, и добавили б придворным в суп, вот в этот вот. И никто бы никогда не узнал. Но я вам не угрожаю, Уилл. Где вы, кстати? Только не говорите, что вы в супе, не будьте столь наивны. Я вовсе не собирался вам угрожать.
Но это сделает его несчастливым, потому что сейчас он считает себя ответственным за вашу судьбу. Посему всё, что вы сочтёте нужным предпринять, вы должны будете сделать сами.
Это сделает его несчастливым, вы только поглядите. А если вы бросите его сами, он будет плакать от счастья, да.
Это же просто монолог престарелой авдотьи ефросиньевны, сыночка которой нашёл себе какую-то шльондру, которая обязательно разобьёт ему сердце. Ишь, чего она о себе возомнила! Я тебе покажу, прошмандовка, против слова матери не попрёшь!
Почему идея с супом настолько плоха, вы мне только скажите. Я понимаю, что суп будет хуёвым - там одни кости, даже бульона не получится. Но, как говорит моя дорогая тётушка, «мертвi бджоли не гудуть», что переводится с украинского как «ну так убей да закопай, если он тебе мешает, ты же король ебаный! Ты за каждым говном вот будешь бегать, не закрывать двери, намекать, утютю, он тебя не любит, ты его любишь, ты его бросишь, да он тебе не пара, да я люблю его и блаблабла?»
А теперь идите, в самом деле, и хорошенько выспитесь - я знаю, вы не привыкли полуночничать, и, должно быть, чертовски устали. Хотя погодите, я вызову камергера, чтобы он вас проводил.
Всё, нахуй. Уилла наконец выставили за двери и проводили в его покои.
Небольшая иллюстрация #3. Уилл идёт в свои покои в свойственной ему манере:
Когда слишком тесные штаны, слишком узкий жилет и слишком просторная рубашка - ох, одна беда с этой столичной модой - наконец оказались на спинке кресла, Уилл, всё так же ощупью, влез в постель, зарываясь в одеяла...
И завопил от неожиданности, ткнувшись ладонью в твёрдое плечо, лежащее там, где он надеялся найти подушку.
Скажите, люди вообще так делают? Ну, вопят от неожиданности? Не вздрагивают, не подскакивают, не вскрикивают, не орут от ужаса, увидев мутную рожу потусторонней поебени в ночи, а вот прям аААааААААаа!11 плечООООооооаАаААААа!11 от неожиданности?
Мне кажется, не делают они так никогда.
- Отчего вы так громко орёте, Уильям? Вы мне не рады? - осведомился граф Риверте из полной тьмы, и Уилл, подскочив, заметался по кровати.
- С-сир! В-вы! Я вас не ждал...
- Я так и понял. Перестаньте скакать у меня по ногам, будьте любезны.
Теперь он мечется по кровати. Тоже, видимо, от неожиданности. Давай, начни ещё сальтухи крутить, станцуй нам что-нибудь...
- Уильям, если вы будете продолжаться пялиться на меня так, я решу, что вы мне и впрямь не рады.
- Что вы здесь делаете? - выдохнул Уилл.
- Сплю, как видите. Или пытаюсь спать - это недурно мне удавалось, пока вы не принялись тут топтаться. Никакого снисхождения, а я ведь пашу с утра до ночи на благо империи, как вол, - проворчал он, и Уилл, повысив голос, сказал:
- А почему вы решили выспаться именно в моей постели?!
Потому, что мы с тобой ебёмся, блять. Уже шестой год мы ебёмся с тобой, как ты думаешь, нахуя я к тебе пришёл? Чтоб сожрать твой пододеяльник и обмазать говном стены, может быть?! Каждый раз одно и то же, блять, почему ты тут спишь, нахуй, зачем ты пришёл, а что такое «ебаться», а что такое «жопа», а научи меня срать... Один вропрос лучше другого просто. Да пошёл ты нахуй отсюда, я не хочу уже ничего. Почему я решил выспаться в его постели, блять. Чтоб ты спросил меня об этом, дебил придурковатый. Давай, поори ещё от неожиданности. И на голове на своей пустой обойди комнату по периметру.
- И верно, Уильям, мне трудно припомнить, когда я в последний раз высыпался в вашей постели. - Голос Риверте был как мёд, льющийся из глиняного кувшина на свежий душистый хлеб. - Но, видите ли, вернувшись в свои апартаменты - очень удобные, надо сказать - я обнаружил в собственной постели сиру Ирену.
- Так вы её не приглашали? - Уилл не смог побороть прозвучавшее в голосе облегчение, и Риверте фыркнул.
- Приглашал? Вот ещё. Это Сиана, Уильям, здесь не размениваются на такие мелочи, как испрашивание позволения, прежде чем забраться в чужую постель.
В Сиане не просто самый идеальный государственный строй из всех существующих. В ней настолько хорошо живётся, что на улицах нет ни одного бомжа! Ну ок, это не потому, что живётся так хорошо, а потому что бомж сладко спит в твоей постели, пока ты тусуешься на балу. Спокойной тебе ночи.
- Ну? - спросил Риверте; Уилл чувствовал, как губы графа движутся у него в волосах. - И где вас носило полночи?
- Я гулял, - пробормотал Уилл, закрывая глаза.
- Гуляли, вот как? И где же?
- Всюду. Я заблудился.
Сначала мялся у портьеры, как сиротинушка, а потом осмелел и гулял до пяти часов утра. Чо б и нет. Ничего подозрительного.
- Это Сиана. Хотели - получайте.
В последних словах едва заметной тенью мелькнуло раздражение. Уилл промолчал. Хотел ли он в Сиану? Со стороны, быть может, так и казалось. Он давно просился сюда - Риверте ездил в столицу раз пять или шесть за последние два года, с тех пор, как Руван сдался и война за расширение Вальенской Империи временно прекратилась. Уилл всякий раз просился с ним, и всякий раз Риверте ему отказывал и уезжал один. Но на этот раз сам король приказал Риверте привезти с собой Уилла, и почему-то граф подчинился. Может быть, он хотел, чтобы Уилл увидел наконец, куда рвётся, и перестал стремиться сюда. На самом деле Уиллу вовсе не хотелось ехать в Сиану. Ему было любопытно, спору нет, однако истинная причина была не в том, что он хотел в столицу, а в том, что не хотел расставаться с Риверте. Была бы его воля - он не отставал бы от него вообще ни на шаг, нигде, никогда.
Но это была не та жизнь, которую Риверте мог бы ему обещать.
Нерадивый сомец не может пообещать своей сучке пялить её каждую секунду, не прерываясь ни на что. Вот уёбок.
- Вам здесь не нравится, Уильям, да? - спросил Риверте странно задумчивым, почти отсранённым тоном.
Нет, блять, не надо. Не начинай это снова, не заводи эту шарманку, ты её потом не остановишь, не заткнёшь. Никогда не спрашивайте ни у кого, нравится ли им столица!
- А вам? Нравится? - ответил Уилл вопросом на вопрос.
На нахуй. Конечно, это уже не тот уровень владения словом, который был продемонстрирован царственному королю императоров, но тоже сгодится.
- Временами. Я рос в этом городе. Должно быть, во мне слишком много от него. А в нём - от меня.
Ну я даже не знаю, что его светлость тут хотел сказать. Он выебал целый город мб?
- Мне показалось, в этот приезд вам тут не очень рады. Я слышал разговоры... - Уилл неловко замолчал, не зная, есть ли смысл пересказывать сплетни.
Да они мне просто завидуют, говорит грфаф.
- Меня здесь не любят, - вырвалось у Уилла - и ему немедленно стало стыдно от того, как жалобно и по-детски обиженно это прозвучало.
Да они тебе просто завидуют, говорит грфаф.
- Скажите, - неожиданно для самого себя проговорил Уилл, - я правда был дурно одет?
Риверте выгнул бровь.
- Кто вам сказал такую глупость?
- Не мне, - заливаясь краской, объяснил Уилл. - Там была одна сира... кажется, сира Фиола... такая немолодая, с лысой собачкой...
А кому она это сказала, господу богу? Она стояла напротив тебя, пялилась на тебя в свой монокль, да и кому какое дело вообще, обсудите ещё расцветку придворных клопов и то, как старшая кухарка учила младшую кухарку варить гречку.
- Вздор. Вы были прекрасно одеты, я ведь сам подбирал вам костюм. Просто он войдёт в моду только на будущий сезон - благодаря тому, собственно, что в нём были вы.
Как же здорово, наверно, быть Уиллом Нораном. Я бы на его месте специально одевался, как идиот, а потом орал с придворных. Хоть какое-то развлечение в этом богом забытом месте.
Когда ж вы уже поебётесь и задрыхнете, мать вашу перемать.
- Что слышали, Уильям - с будущего сезона вы официально входите в моду. Да вы уже вошли, буквально через час после того, как станцевали с императрицей. Вы разве не обратили внимания на сиру Ирену?
- Сиру Ирену? - Уилл был совершенно сбит с толку.
- Сиру Ирену, - терпеливо повторил Риверте. - Ту самую, что спит сейчас в моей постели. Она блондинка, изящного телосложения, умело строит невинность и совершенно глупа. И она липла ко мне сегодня наглее всех, потому что именно такие особы, по всеобщему мнению, в моём вкусе.
Да она единственный человек на всю главу, который сказал что-то связное и осмысленное! И рассказал о геополитическом и экономическом положении вашей страны в пять раз больше, чем все вы вместе взятые.
- Вы только что назвали меня глупцом.
- Назвал. Уильям, я просто дразнюсь.
Вторая здавая мысль за всю главу, и на этом пора остановиться.
А впереди нас ещё ждёт ёбля, так что не переключайте и берегите своих близких.
Имхо, король просто импульсивная истеричка и не знает, чего хочет. И чем так плох Уилл. Потому что ни Риверте, ни его отношение к королю никак не поменялись с появлением Уилла и никогда не поменяются.
Твои чтения самые восхитительные и искрометные! Господь триединый, надеюсь, после окончания конкурса ты поведаешь, в чьей теме ты читаешь, потому что я жажду припасть!