1.
В неоне тонут стены. Потолок – синяя вязь. Пол – шахматная серо-синяя плитка.
Коктейль в моем бокале – прозрачный. Но под слепящей синей лампой - он аквамариновый.
Я сам – цветное пятно в темноте. Цвет падает отовсюду, расчерчивая одежду и кожу. И эти дурацкие блестки…Липнут, режут глаза вспыхивающими молниями, когда попадают в лучи света. Вот черт.
Он темноволос. Спокоен. Пьет что-то, посматривая в зал из-под ресниц. На его скуле блестка. И несколько на волосах. Он в светлой жилетке, штаны в обтяжку. Рожа бандитская. На руке татуировка, но я не вижу, что это, какая-то завитушка.
Почему бы и нет. Я один сегодня. И он один. Один плюс один – это не два, а нечто большее. Основы монтажа. Эйзенштейн. Умный мужик был. Я подхожу, вроде бы просто так. Взгляд. Еще один – теперь долгий. Слово за слово. Его рука на моем плече. Я улыбаюсь, позволяя. Губы на шее, пррриятно.
Я живу недалеко от бара. Поэтому мы идем ко мне. Рука на моей талии. Он прижимает меня к стене магазина. Горячие жадные губы, пахнут сигаретным дымом. Руки под одеждой, пальцы гладят по горлу, я провожу ногтями по его спине, мышцы сокращаются под кожей. Он подтягивает меня выше, приподнимает ладонями под ягодицы. Рисует языком мокрые линии, я вздыхаю от удовольствия... После секса я зарываюсь лицом в подушку. С меня пот градом течет, кожа липкая, дыхание – как у загнанного зайца. Темноволосый парень щелкает зажигалкой.
- Не кури в спальне, – прошу я. – Я не люблю.
-Да? – он затягивается и выпускает длинную струю дыма. Мне в лицо. Видимо, для него это пикантно и сексуально.
Я отворачиваюсь, снова падаю на постель, потягиваюсь всем телом.
Рука на талии. Такое…хозяйское прикосновение. Он думает, что у него есть какие-то права на меня.
Только мне уже это не нравится. Ныряю рукою под подушку – пистолет или нож? Нож. Во-первых, если взять пистолет - придется накрывать голову подушкой – мне не хочется пачкать наволочку. Во-вторых, я хочу видеть его лицо.. Поворачиваю чуть голову, скашиваю глаза. Он курит, расслабленно раскинувшись на кровати. У него что-то кошачье в чертах лица. Карие глаза, наглые и беспечные. Он чуть ухмыляется, думает, раз поимел меня, значит я – его собственность?
- Думаешь, раз оттрахал меня, я – твоя собственность? – его глаза расширяются. А потом я с наслаждением наблюдаю, как они тускнеют.
В одном из тарантиновских фильмов негр сказал: «Чтобы убить человека, мне придется постараться». Чистая правда: если не уверен в силе удара, проще перерезать горло. Сердце – вовсе не слева, и никак не справа, оно посередине. Прикрыто ребрами. Поэтому нужно сразу бить сильно, пробивая. Иначе лезвие скользнет по ребру и оставит только длинную царапину.
Я сажусь сверху на его бедра, смотрю в мертвое лицо. Он еще теплый. Хм, в каком-нибудь фильме мне бы пришлось целовать остывающие губы. Еще чего – это мерзко. Я просто смотрю. Нож торчит из грудной клетки, вбит по самую рукоять. Если вытащить – польется кровь. Только я не хочу марать постель, а потом выбрасывать простыни.. Другое дело, когда я убиваю своих любовников в душе…
Я звоню своему другу. Ну, не совсем другу – знакомому. Торговцу органами на черном рынке. Через двадцать минут черноволосый навсегда исчезает из моей квартиры. Можно пафосно сказать: «Из моей жизни».
***
Новый клуб. Новый коктейль и новый парень. Блондин. Скучающе смотрит на танцующих людей. Волосы – в хвост, весь в черной коже, на руках шипастые браслеты. Экзотика, блядь. Глаза – синие озера, длинные соломенные ресницы, брови – потемнее – ржаные. Красивый, но больно уж хищный. Однако делать мне все-равно нечего…
- Привет.
- Привет.
Взгляды и двусмысленные слова. Рука на моей ширинке. Другою – полуобнимает меня за плечи. Игривые поцелуи, запах спиртного.
Мы идем ко мне. И он притискивает меня к белой стене магазина. Как все. Никто не может пройти мимо спокойно. Может, у меня на лбу написано красными буквами: «Зажми меня у этой стенки»? Этот заходит дальше всех: футболка трещит, когда он запускает ладони, я сам прогибаюсь тетивой в его руках. Кажется, он прямо тут меня хочет. Ага, щяз!
- Куда ты?
- Ко мне, пойдем…
- Да и тут хорошо.
- Не глупи, пойдем, у меня широкая кровать.
Он почти несет меня на руках. Да это не трудно, в общем-то, я маленький и худенький. Чертовски приятно, когда тебя, взрослого парня, тащат на руках, умудряясь поглаживать.
- Ложись на спину…
Что-то новенькое. Честно говоря, я ожидал от «металлиста» если не жестокости, то грубости, но он гладит меня кончиками пальцев по груди, по шее, прикасается к губам. Я целую его пальцы, раздвигаю ноги непроизвольно. Я так возбужден, что почти больно. Блондин обхватывает мой член ладонью. Черт! Я вскидываю бедра все выше и выше, толкаясь навстречу руке. Чеееерт!!! Приходится думать о фигне всякой: о диалектологии, и своей старой учительнице по химии, о соседском коте и…аааххх…только не о том, что перепачканные гелем пальцы готовят меня. Гооосподи….
- Готов, маленький?
- Даваааай уже…
Я не очень люблю лицом к лицу: во-первых, я не акробат, во-вторых, не хочу видеть их лица. Но сейчас плевать. У меня невольно слезы текут. Кажется, рву блондину плечи ногтями. Ну и похрен. В висках стучит. Хорррошоооо. Чудовищно, просто дьявольски хорошо. Сладко во рту. Ой, бля, кажется, я себе губу прикусил.
Я вытягиваюсь на постели, ноги приятно ноют, сердце все еще бешено стучит. Руки гладят по лопаткам, ласкают. Я не хочу сейчас видеть улыбчивого лица. Ладонь уже готова сжать рукоять ножа
- Иди сюда, малыш…- меня тащит в мощные объятия. Блондин зарывается лицом в мои волосы. – Ты такой клевый. Такой узенький…
Я не успеваю мявкнуть, как меня переворачивают лицом вниз. Ни хрена себе потенция! Впрочем, все прекрасно. Медленно и нежно, лопатки – мокрые от поцелуев. Губы раз за разом выцеловывают «кошачье местечко». Я могу так трахаться вечно…
Я снова не могу дотянуться до ножа.
- Иди в душ, маленький. Я подожду здесь.
Он не хочет со мною. Жаль. В ванной тоже есть нож. Он переворачивается на живот, зарывается лицом в подушку. Я молча ухожу в душ. Какая разница, в конце-концов, живым он все-равно не уйдет.
Только споласкиваюсь, не больше. И захватываю с собою нож. Он сидит на кровати, рассматривая пистолет. Поднимает голову: Такое удивленное лицо…
- Что эт… - приподнимает, даже не наставляя на меня. А я, нервный парень, с перепугу швыряю в него нож снизу, даже не успев толком сообразить. Лезвие послушно входит в горло, чавкающий звук, кровь толчками выплескивается из раны, течет вниз по его груди. Я оживаю и бросаюсь к нему. Вовсе не за тем, чтобы спасти. Его уже не спасешь – горло взрезано. В человеке четыре литра крови и я не хочу, чтобы они растеклись по моей кровати. А еще я не хочу видеть, как он умирает. Впервые в жизни не хочу видеть смерть своего любовника. Поэтому тащу его в ванную. Швыряю вниз, на дно. И ухожу.
Даже не догадываюсь, что плачу. Замываю полы, кое где кровь, капли и темные дорожки. Простыня и немного на наволочке. Только когда слезы обжигают руки, я замечаю, что всхлипываю. Мне почему-то жаль этого парня. Он был добр ко мне. И я собирался убить его безболезненно, сразу. Я слышу, как он бьется в ванне, задыхаясь. Меня самого колотит. Я не мучаю тех, кто попадает в мою постель, я убиваю их одним ударом. А он мучится. И удары о фаянсовые бока ванны заставляют меня вздрагивать. Господи, когда же уже это закончится?!! Он хочет жить, поэтому бьется и бьется. А я плачу навзрыд от страха и отчаяния. И жалости. Когда решаю пойти туда, хотя у меня коленки подкашиваются, все, наконец, смолкает. Блондин лежит на животе, как я его и швырнул, он весь изогнут в судороге. Мне становится действительно страшно. Я накрываю его окровавленной простыней и дрожащими руками звоню, куда надо. Я не хочу, чтобы его видели обнаженным. Он ведь не сделал мне ничего плохого, только пошел сегодня со мною.
Черт. Я растерян, ошарашен и оглушен. Теперь не скоро выберусь в очередной клуб за очередной жертвой.
***
Фигассе!!! У стены на высоком стуле сидит просто потрясающий парень. Нет, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО потрясающий. Красив, как…черт, да, как черт. Рыжие длинные волосы, темные глаза, может зеленые, может синие - не видно. Твердый подбородок. Острые скулы. Блин, словами не опишешь. Фантастически удачное сочетание черт. Красавец. Среди разряженной толпы в шортиках и топиках он, в белом костюме, действительно хм…белая ворона. Скучающее выражение лица, бокал в руках.
Когда я подхожу ближе, а он поднимает на меня глаза, свет падает прямо на нас. Глаза у него зеленые. Упрямая складка у губ, морщинки у глаз. Вот только не похоже, что от смеха – слишком суровый и спокойный взгляд. Люди, которые так смотрят, не очень-то и улыбчивы.
- Привет.
Молчаливый кивок.
Ну, надо же, гордый…
- Ты не против, если я посижу с тобой?
- Мне пофиг, – равнодушное пожатие широкими плечами. У меня слюнки текут. Приятный голос, только слишком холодный.
- Тебе не скучно?
Он поворачивает голову и окидывает меня непроницаемым взглядом.
- Нет.
Ну и ладно. Мы сидим на соседних стульях, молчим. Мне еще не попадались такие принцы. Надо же, волосы – огонь, а сам – ледяной.
- Ты один?
- Нет.
Хм. Кажется, парень с кем-то. Тогда надо отваливать. Но почему он просидел минут пятнадцать, пока я на него пялился из своего угла, в одиночестве? На месте его любовника, я бы не оставлял такую красоту – подберут.
- Ты не хочешь потанцевать?
Он снова смотрит на меня, как на чокнутого. Что я такого сказал?!!
- Ладно. Пошли.
Ура! Мы только выходим на танцплощадку, как музыка затихает. А потом начинается медляк. Депеш мод – Home? И я готов зубами скрипеть от злости: сейчас подойдет френд этого рыжего, а я скромно буду стоять в уголочке. Очень мило.
Но Рыжик поворачивается ко мне, притягивает к себе. Обнимая за талию. Фигассе! Он намного выше меня. Я дышу ему в грудь. Нагло укладываю голову, чувствуя щекою крепкие выпуклые мышцы. Ням. И мы танцуем. Я танцую с бесподобным парнем, и я счастлив. Потому что знаю уже, что разведу его на секс. И что буду с ним целоваться у белой стены магазина. И что буду смотреть, как он засыпает. Потому, что стрелять или резать такое сокровище я не смогу, он слишком прекрасен. А вот насыпать кое-чего в чашку чая смогу. Ему совсем не будет больно – он просто уснет, накрытый моим одеялом. А я буду лежать рядом.
***
Мы медленно идем по улице. Холодно все-таки. Снег. Я веду его за руку, потому что мне хочется, чтобы все знали – сегодня этот парень идет ко мне. А завтра он уже ни к кому не пойдет. Он сам шагает чуть позади меня. И, по-моему, ему пофиг на все. Он не пробует лапать меня, не лезет целоваться. Я чуть торможу у стены магазина, но он спокойно продолжает идти дальше. И я замираю…
Сколько лет уже – каждый из тех, кого я уводил, останавливался здесь. Никто им не говорил, я тоже не намекал, они сами считали, что это – неплохое местечко, чтобы завести друг-друга. А это рыжее чудо спокойно и чуть насмешливо смотрит на меня:
- Почему мы стоим?
- Да так, ничего…
Я иду дальше. Странно. Хм, наверное, кажется, будто я тащу его, но на самом деле он идет сам, и постоянно притормаживает, потому, что двигается быстрее меня.
Он не бросается на меня, как только закрываются двери квартиры. Он снимает обувь, приподнятой бровью спрашивает, где спальня. Медленно и чувственно раздевается, пока я зачарованно смотрю на него, прислонившись к двери. Белокожий, большой, покрытый золотистыми волосинками, худой, но не тощий, складный, изящный. О, черт. Он лежит на постели, раскинувшись, абсолютно спокойно и бесстыдно позволяя мне рассматривать себя. Он почти не возбужден. Но в глазах чертики скачут. Я снимаю одежду непослушными руками. Забываю про чай. Блин, потом. Рубашка почему-то не слушается. То пуговицы не собираются расстегиваться, то ткань липнет к коже, не снимаясь. А что будет, когда я доберусь до штанов?!!
- Иди сюда, – наконец говорит Рыжий, снисходительно улыбаясь.
Пальцы у него прохладные. И совсем неторопливые. Он расстегивает молнию, опрокидывает меня точным движением на кровать и снимает штаны и белье.
Ффсе. Мы просто лежим рядом, плечо к плечу, смотрим друг другу в глаза. Я задыхаюсь от желания, восхищения и предвкушения. Он тоже начинает тяжело дышать, я чувствую, как он возбуждается. Просто чувствую – не вижу – я не отрываюсь от темных-темных глаз.
Он приподнимается на локте и подтягивает меня к себе – под себя. Подминает молча и сосредоточенно. Наверное, от его сильных пальцев останутся синяки. Ну и плевать.
Когда он опускает голову для поцелуя, у меня перед глазами начинает все кружиться еще до того, как наши губы соприкасаются.
- Перевернись, – шепот отрезвляет. Я выплываю. Черт…это…это было сильно. Я так отъехал от его ласк, я просто потерялся в самом себе. Кто я? Где я? Кто он? Он же не человек – человек, мужчина, не может так зачаровывать…
Я переворачиваюсь и невольно всхлипываю, когда он опускается сверху. Щелкает латекс презерватива, шуршит отвинчиваемая крышечка флакона с гелем. Я прижат к постели, зажат между нагревшейся простынею и его горячим гладким телом. Его соски давят мне в спину, дыхание ерошит волосы. Греческий поцелуй – тот, который дарят через плечо. Я себе чуть шею не вывихиваю, чтобы дотянуться до его губ.
Это не больно. С ним – не больно. Тяжесть его тела, хоть он и опирается на выпрямленные руки и колени… Его напор и сила, он горячий и чертовски длинный, меня как будто выворачивает раз за разом наизнанку…Его рыжие пряди прилипают к моему лицу, я захватываю их губами и несильно тяну. Он почти не стонет, только всхлипывает иногда, когда я подаюсь ему навстречу.
Я счастлив. Я вымотан. Уже вымотан, даже не кончив. Я тихо ойкаю и рыдаю от удовольствия. Кто бы он ни был, пусть сам черт - я отдам ему душу за такой секс.
У меня подламываются руки, и я падаю лицом в подушку, она глушит крики. Он еще держится, но по дрожанию его рук, я вижу, что уже скоро. Удар его тела выбивает из меня воздух. Он тяжелый и очень горячий. Дрожит. Дышит быстро-быстро. А когда скатывается, я замечаю, что глаза у него совсем светлые, почти серые. Ну, надо же…
- Хочешь чаю? – как бы ни было хорошо…
- Не хочу.
- А кофе?
- Не хочу.
- Сок? Воды?
- Нет. Полежи со мною.
Я прижимаюсь к нему. Ладно. Успею еще. Он пахнет восхитительно. Мужчины всегда после секса пахнут ярче – парфюм и пот, мускус. От жара кожи запахи становятся дурманящими. Он пахнет железом. Серьезно. Я утыкаюсь в его грудь лицом и хмыкаю. Он пахнет горячим, нагретым в руке железом. Я сразу же думаю о пистолете, спрятанном под подушкой.
Его волосы спутались, слиплись в прядки, и я разбираю их, а он лениво поглаживает меня по животу. Ёёёё, живот – мое слабое место. Я мурчу, а Рыжий улыбается.
- Точно ничего не выпьешь?
Он отрицательно мотает головой.
- Не, я посплю пару часиков, а потом пойду. У меня дела.
На несколько секунд мне становится обидно за себя. А потом за него. Такой красивый…Мне не хочется стрелять в это лицо. Не хочется уродовать. И я никому не отдам его потом. Отволоку к ментовке. Но только не на органы. Я всматриваюсь в него. Он серьезно смотрит на меня. Как будто догадывается, что я прикидываю: куда стрелять, чтобы не изуродовать. В висок под углом, чтобы вылетело из затылка. Там не так видно будет. Эх….
Рыжик засыпает. Ровное дыхание. Мне тоже хочется спать. Я прижимаюсь к нему теснее, и он обнимает меня сильно-сильно, даже рукою не пошевельнуть. Мне бы хотелось спать в его объятиях. Я никогда не спал с другим мужчиной. Но я не могу. Жду, пока он совсем уснет. А потом медленно отвожу руку назад. Не получается. Он держит меня крепко, если я начну сильно двигаться, - он проснется. А я не хочу этого. Приходится медленно-медленно запрокидываться назад, чтобы дотянуться до пистолета.
Он открывает глаза, когда щелкает предохранитель. Я не успеваю выстрелить. Каким-то хитроумным способом он выбивает у меня пистолет и ловит в воздухе, а меня, бросившегося за ножом, отшвыривает в дальний угол спальни. Я бьюсь с размаху о паркет и замираю, ожидая выстрела. А потом поднимаю голову. Он уже сидит на кровати по-турецки, пистолет нацелен на меня, причем, по тому, как он его держит, я сразу понимаю – этот парень привык с ним обращаться. Черт, я попал. Рыжий сбрасывает подушку, вертит в руках нож, подбрасывает и ловит за лезвие. Ни фига себе!
Он даже не смотрит в сторону шкафа, когда метает туда мой ножик. И я понимаю, что при всем желании мне его не вытащить – засел по рукоятку. Вот это сила удара!
Мне не страшно. Мне весело. Меня, убийцу, похоже, сейчас прикончат.
- Что ты собирался подсыпать мне в чай? - он жутко ухмыляется, у меня мороз по коже просто. Вот теперь мне становится страшно.
- Кто ты такой? – я требую ответа, не отвечая ему.
- Майор милиции… - ошарашенный званием, я пропускаю его имя. Вот черт. – Я слышал о тебе. То есть, о маньяке, который похищает мужчин. Вот, что с ними происходит, значит. А куда трупы деваешь? В кладовку, как Синяя Борода?
- Не твое дело. – Огрызаюсь я. Хотя на самом деле это его дело. Мне холодно на полу. Я, вообще-то, голый, мать его.
Он хмыкает.
- Как тебя зовут?
Я отвечаю, угрюмо посматривая на него.
- Страшно?
- Нет.
- А че ты трясешься?
- Холодно.
- Ах, бедненький, замерз… - издевательский голос. Я готов убить его голыми руками, но не справлюсь. Он свернет мне шею, а не я ему.
- Повяжешь меня? - вздыхаю про себя: идиот, как же сразу не разглядел эту выправку и глаза…почуял же сразу, что не то что-то…
-Неа, – он ухмыляется. – Я вообще не из этого региона. Пусть здешняя ментура разбирается, нафиг мне это надо?
Я дурею, дорогая редакция. Защитник отечества, да?
-Но за то, что хотел выстрелить, ты мне ответишь, котенок.
Очень смешно.
- Ползи сюда.
Я фыркаю и демонстративно усаживаюсь поудобнее. Он сощуренными глазами осматривает пистолет (а он у меня с глушителем), и, почти не целясь, стреляет в паркет передо мною. Щепки отлетают, чуть не впившись мне в пах.
- Ноги поотстреливаю, –тихо говорит он, и я уже торопливо ползу. Потому что – поотстреливает. По взгляду вижу. Черт, черт, черт!!!
Дуло упирается мне в лоб, но он ставит пистолет на предохранитель. Свободной рукою берет за затылок и резко швыряет на себя. От неожиданности я падаю лицом ему в пах, руки рефлекторно обхватывают его бедра.
Он гладит меня по волосам. «Ты знаешь, что надо делать» - холодный ответ в темно-зеленых глазах.
Я смотрю ему в глаза все время, пока сосу, облизываю и обвиваю языком. Только в глаза. А он опускает мою голову, рыжий треугольник волос щекочет нос. Мне приходится смотреть на то, чего я не хотел бы видеть. Я делаю минет. Пальцы зарываются в мои волосы. Он стискивает меня коленями. Отшвыривает пистолет, бесполезная теперь обойма падает в нескольких сантиметрах от меня. Рыжий обнимает мои плечи, впивается пальцами. А я…я растерян. Впервые мне не удалось убить. Впервые меня обхитрили, он сильнее меня. И он меня обыграл.
- Ложись на спину, –он швыряет меня на кровать и сам наваливается сверху. Почти грубо приподнимает мою ногу, чуть не выкручивая. На его плечах как будто специальные выемки для моих лодыжек. Он рвет упаковку презерватива и шлепает мне между ног порцию геля. А потом так стремительно врывается, что я прикусываю язык. Но рыжий майор милиции вовсе не груб. Движения замедляются, пока не становятся совсем ленивыми, размеренными, точными и донельзя сладострастными. Ох, ты ж черт…
Я – долбанная жертва изнасилования, сам приподнимаю бедра, чтобы он входил глубже. Я вижу свое отражение в его глазах: раскрасневшийся, большеглазый, с приоткрытым ртом, растрепанный.
И все-таки, он не человек. Потому что невозможно так трахать. Долго. Изощренно. Доводя до сумасшествия. Меня он довел до обморока.
Двигался и двигался, останавливался, когда я был совсем на грани, иногда выходил и долго целовал в шею, грудь, живот. А потом опять устраивал мои ноги на плечах. Я пытался кончить. Я же не железный. Я не могу так больше. Он мне не позволял. Запускал руку вниз, пережимая мой член у основания – и улыбался хищно, заглядывая мне в глаза.
А когда он отпустил – я даже не понял, что кончаю. Мне просто стало так хорошо, так сладко…И я бухнулся в обморок, как барышня. Мило.
И уснул.
А утром его уже не было. Первый, кто выжил…Он свалил, не став меня будить, ничего мне не оставив на память. Только пару рыжих волос на подушке.
2.
Я хочу спать. И жить. Поэтому стараюсь не заснуть за рулем. Темно, ветер швыряет в окна мокрый снег. Машина буксует на сугробах, и я примерзаю к сидению: «Только не останавливайся!!!». Но обходится.
Изредка выплывают в свете фар другие машины, прибившиеся к обочине.
Холодно. Мороз даже в салон проникает. Почему я не курю? В самый раз бы.
С утра на работу. Эх, завалиться бы спать до полудня. А потом пощелкать пультом перед телеком…Вместо этого - пара часов сна и работать. Зараза. Полцарства сейчас отдам за ванну, постель и ужин. Не обязательно в такой последовательности. Хотя можно схватить в зубы бутерброд и залезть по шею в горячую воду. И спать-спать-спать.
Я, полуживой от усталости, еле добираюсь до дверей квартиры. В прихожей светло. Ой, нет! Не надоооо…
Вот так всегда, когда я злой, вымотанный и раздражительный, мой мальчишка является отношения выяснять. А я не всегда даже успеваю понять, что уже не на работе. А он, придурок, меня доводит до белого каления, пока я со злости не рявкаю на него, лишь бы он заткнулся.
-Привет, сладенький, а я у тебя переночую, – у меня на шее виснет тяжелое, горячее и полуголое мальчишеское тело.
Это мои зубы так скрипят? Жуть. Сдираю его с себя, а он вцепился руками и хихикает. Типа игра, да?
Кто не спрятался – я не виноват…
Я балдею в ванной, дожевывая бутерброд. Пацан расстилает постель и преувеличенно громко всхлипывает. Ну, не так уж я и сильно его отшвырнул. И мне совершенно не стыдно. Какая у меня совесть?
Какая-то, наверное, есть, потому, что обмотанный полотенцем, чистый, благодушный, я выползаю из ванной и притягиваю его к себе. Пальцами стираю следы слез со щек:
- Не плачь. Извини.
Не годен я сейчас для секса. Хоть это-то он понимает. Юркает под одеяло, ерзает и устраивается у меня подмышкой, положив узкую мордочку мне на грудь. С ним теплее. Он засыпает почти мгновенно, забросив ногу мне поперек паха. Я не могу уснуть от усталости. Бывает такое: хочется спать, знаешь, что пару часов осталось полежать, нужно хоть подремать, а мышцы ноют, и не спится.
Я отчетливо слышу щелчок предохранителя слева. Ладонью выбиваю пистолет из руки и скатываюсь на пол, прикрываясь кроватью.
Темно. Тихо. Мальчишка спит, лежа на животе, посапывает во сне. Одеяло сползло ему на талию, худенькая спинка светится белизною под тусклым уличным светом.
Я, ошарашенный, растерянный и взъерошенный, сгруппировавшись, сижу на полу. Ладонью я грохнул по спинке кровати спросонья, и содранная кожа саднит. Хм. Значит, я во сне головою на спинку надавил, она скрипнула…нервы ни к черту. Руку ободрал.
Я забираюсь обратно под одеяло, устраиваю ободранную кисть на груди. Костяшки сбил. Бооольно. Прижимаю мальчишку к себе – под бок. Свет узкими полозками ложится на его ресницы, лоб, губы, скулы, подбородок.
Я засыпаю снова. На секунду, на секундочку, перед глазами вспыхивает другое лицо. Взрослее. Жестче. Широкие полоски русых бровей, пухлые, какие-то детские губы; светлые глаза, спокойные и чуть печальные, отстраненные. У меня еще не было таких. Ну, послушных. Покорных и доверчивых. Правда! Когда он стонал подо мною, он совершенно открылся для меня, отдался целиком, хоть в узлы вяжи, великолепно отвечал. А потом хотел меня убить. Экзотика…прямо страсти по-мексикански. Я проваливаюсь в сон, вспоминая парня, с которым познакомился в другом городе.
***
О, нет. О, нет. Нет-нет-нет. Только не опять. Я выхожу из кабинета начальника, и только тогда начинаю рычать. Это нечестно!!! Я собирался провести эти выходные дома, перед телеком, на диване. Позвать своего мальчишку…Культурно отдохнуть, то есть.
Вместо этого я в два счета добираюсь домой, переодеваюсь и снова бегом в машину. Ранним утром мне надо быть в одном далеком городке. Всю субботу проторчать на ужасно длинном и скучном официальном мероприятии. И рано утром в воскресение выехать обратно, чтобы к вечеру быть дома. Гррр. Ненавижу этот мир.
Через два часа езды я вспоминаю этот городок. И русоволосого парня, который методично занимается истреблением мужского населения. Хм. Почему бы и не заехать?
Глупо, конечно, - он меня наверняка не помнит. И он – до сих пор убивает, если, конечно, его еще не поймали. Но мне было хорошо с ним в постели. А суббота намечается очень уж мерзопакостная. Так что развлечься не помешает. А если он меня-таки убьет – не придется никуда идти. Черный юмор…
Я добираюсь раньше, чем думал. Все-таки, дороги расчищены. А я несусь на сумасшедшей скорости. Нравится мне так. Ночь. Почти полночь. Как хорошо, как прекрасно иметь топографическую память! По крайней мере, есть, где бесплатно заночевать. Я нахожу тот бар за пятнадцать минут. Городок небольшой, сколько тех баров – раз, два и обчелся… Проезжаю дальше. Белая стена. Я ее помню. Дом. Подъезд. Выглядываю в окно машины – окна светятся. Значит, дома.
Дверь открывается. Он смотрит на меня. Я – на него. Он взмокший и встрепанный. На бедрах простыня. Большие удивленные глаза. Совсем свежий укус на губе.
- Пустишь?
- Проходи, – он отодвигается. – Только я не один.
Пожимаю плечами.
- На кухне посижу.
Упрямо запрокинутый подбородок.
- Ты же знаешь, чем это закончится!
Знаю, конечно.
- Да мне пофигу.
Я разуваюсь и прохожу на кухоньку. Он пожимает плечами и возвращается в спальню.
- Кто там? – Глухой голос. Почти пожилой мужчина, судя по голосу, с пузиком и отдышкой. Хм, могу даже больше сказать: наверняка би, жене изменяет. С шлюшками надоело, пресытился, поэтому перешел на мальчишек.
- Ошиблись адресом, улицу перепутали.
Этот парень похож на дымчатого котенка. Резкий, порывистый, с умными глазами, с этими забавными мурчащими интонациями. Не удивительно, что все идут с ним. Вроде бы – ничего особенного, но как зачаровывает. Чайник греется. Я слышу стоны из спальни. Судя по всему, хозяину этой квартирки плевать – будет ли на него смотреть кто-то посторонний.
Оказывается, я – вуайерист. Я подкрадываюсь к приоткрытой двери. «Только загляну - и сразу назад». Замираю, не могу просто глаз отвести.
Я не вижу мужика, что лежит на спине, да мне и не интересно. Только чуть раздвинутые ноги, покрытые темными волосками. Котенок сидит верхом. Изогнутый, напряженный. Я облизываю взглядом худую стройную спину, изгиб поясницы, ягодицы и сильные бедра. Голова запрокинута. Я не вижу лица. Жаль. Наверняка облизывает губы и жмурится. Он мокрый, кожа блестит от света люстры. Одной рукою судорожно вцепился в простынь, другою гладит себя.
А мышцы на ногах напрягаются, когда он приподнимается и со стоном падает вниз.
Чужие толстые пальцы ложатся на его влажные узкие бока. Темп увеличивается. Котенок явно не успевает, сбивается. Дышит тяжело и отчаянно. Стонет жалобно. А во мне поднимется глухая темная ярость. Котенок устал, а его совсем не жалеют. Мужик совершенно спокойно заездит его. Сейчас я тоже способен убить.
Худое тело вдруг выгибается сильно, голова совсем запрокидывается, чуть ли не доставая затылком до лопаток. Но он не кончил. Он быстро двигает рукою, всхлипывая. Капля пота медленно ползет по ложбинке позвоночника. Я хочу слизнуть ее, но не имею права. Это его игры.
Наконец, Котенок без сил опускается на грудь партнеру. Я не хочу видеть самодовольное, полное лицо, поэтому отступаю на шаг назад.
- Ты такой сладенький мальчик…
Ага, знаю я эти разговоры. «Мы можем встречаться время от времени…я богатый человек…бла-бла-бла…». Фишка в том, что Котенок старше, чем кажется. По-моему, он даже старше меня.
Подушка. Глухой выстрел пистолета.
Я возвращаюсь на кухню как раз вовремя. Чайник закипел. Он с кем-то разговаривает по телефону в коридоре. Кто-то приходит, что-то выносят. Я пью чай с пофигистичным лицом.
Спать на той кровати я сегодня не буду. Лучше на каком-нибудь диванчике. Хоть в кресле, без разницы. Блин, да хоть на полу, только не на кровати! Котенок заходит на кухню в одних штанах. Он утомлен: осунулось лицо, острее подбородок, под глазами тени, губы припухли. Штаны съезжают вниз, когда он тянется к верхней полке за чем-то, и я вижу наливающиеся темнотой пятнышки на бедрах.
Мы молчим.
Пьем чай.
- Ты все видел, – наконец тихо говорит он, не поднимая глаз от чашки.
-Ага, – какой смысл скрывать? У меня стояк и глаза блестят. – Только, ты, кажется, сам этого хотел.
Он пожимает плечами:
- Мне стыдно, – Действительно, скулы заливает румянец.
- Почему? – я дую на чай и глотаю понемногу.
- Ты видел, как я убиваю.
Он меня поражает. Он ведь не псих, нормальный парень, но какой-то заворот в нем сидит, однако.
-И что? – я пожимаю плечами. – Я тоже убивал. Я в Чечне воевал.
-Это не то!!! - неожиданно взрывается Котенок. Хм. – Это не так. Я убиваю беспомощных! – он вдруг замолкает. – Мне стыдно. Это нечестно.
-Ты только сейчас это понял? Что тебе стыдно? – я на всякий случай убираю подальше от него нож.
-Ага, – он закрывает лицо руками.
Хм. Точно, заворот нехилый.
Я поднимаюсь, чтобы поставить чашку в раковину. Шестым чувством осознаю опасность и успеваю увернуться. Нож с глухим стуком втыкается в дерево шкафчика.
Кухня маленькая. Два шага – и он распят на столе. Кружка, солонка, перечница, пачка салфеток, разделочная доска, что-то еще - все летит на пол. Одной рукою я удерживаю его запястья. Я – сильнее. Я зол. И я хочу его.
Котенок бьется в моих руках, пытается лягнуть, шипит. Не могу сдержать улыбки: просто шерсть дыбом стоит. Если я его отпущу, он меня в клеточку расцарапает, поэтому я перехватываю его запястья поудобнее, склоняюсь над ним, придавливая своим весом. Свободной рукою стаскиваю неуклюже с него штаны. Он пытается пнуть меня. Зубы клацают в сантиметре от моего носа, поэтому я резко отстраняюсь. Он совсем легкий. Перевернуть на живот – нефиг делать. Я торопливо расстегиваю ширинку. Шлепаю его по ягодицам. Он все еще бьется, несмотря на то, что я почти лежу на нем грудью. Он ерзает и нечаянно трется спиною о мои соски. Это крышу срывает.
- Не надо, – короткий всхлип. Почти ненарочный. Случайно вырвавшийся. Губы крепче смыкаются, не пропуская крики страха и бессилия. Я заглядываю в его глаза – в них плещется такой непостижимый ужас, что я невольно отпускаю его.
Кажется, я знаю, почему он убивает тех, с кем спит.
- Шшш…- я притягиваю к груди его голову. Обнимаю его, попутно следя краем глаза, чтоб он не схватил в руки чего-нибудь острого и блестящего. – Тихо. Все. Все. Перестань.
Он дрожит, иногда вздрагивает всем телом и втягивает ртом воздух. Я держу его, потому, что от пережитого страха у него коленки подкашиваются.
- Где диван?
Он на секунду с удивлением смотрит на меня, а потом неохотно выдает, спрятав лицо у меня на груди:
-По коридору до конца. Вторая комната. У стены.
Я подхватываю Котенка на руки. Он совсем легкий. И сопит мне на ухо. Хихикать хочется, но я давлю смех. «Ты у меня сегодня помурлыкаешь», - обращаюсь мысленно. Губы сами кривятся в предвкушающей ухмылке.
Диван узкий. На одного. Ничего, подойдет.
-Как ты? – он неопределенно мотает головою. – Сможешь еще раз?
Какое-то непонятное выражение проскальзывает на лице. Как будто радость, но так быстро и непонятно…
- Мы можем просто поспать…
Он думает, а потом мотает утвердительно головой.
- Я устал. – Признается.
- Никаких фокусов, – я уже знаю, что больше он не попробует, но так, на всякий случай. – Я чутко сплю.
Он вздыхает и забирается на меня, укладывается сверху, обняв руками за талию. Маленький послушный котенок. С ядовитыми когтями. Он засыпает, тихонько сопя. А я смотрю в темный потолок. Просто так.
3.
Да, я идиот. Кто бы спорил? Утро. Мне пора собираться. Котенок сидит верхом на мне, тонкое лезвие ножа упирается мне в грудь.
- Доброе утро.
Он сосредоточенно, серьезно смотрит мне в лицо. Улыбка полна торжества, злобы и показного превосходства.
- Доброе утро, – он чуть качается вперед, как будто хочет поцеловать меня, но откидывается назад. Острие упирается в кожу. Больно, но терпеть можно. – Боишься?
- Ага, – я чуть мотаю головой. – Если я сегодня опоздаю, с меня шкуру сдерут. А тебя – не боюсь.
У него очень выразительное, «говорящее» лицо. Легко понять, о чем он думает. Сейчас – детское удивление, обида и легкая насмешка, нерешительность.
- Ты сегодня дома будешь? – я стараюсь говорить спокойно, чтобы он не услышал напряжения в голосе. – Я хочу потом переночевать у тебя.
Из больших светлых глаз на меня льется изумление и надежда, растерянность, радость и вдруг - подозрение.
- Ты точно вернешься?
Я стараюсь не хмыкнуть.
- Приду, конечно. Так, что на двоих ужин готовь – да, я наглый рыжий оболтус, который дружелюбно разговаривает с маньяком, стараясь не морщиться от боли. И я горжусь собою. Потому что другого выхода нет: дернись я - и он вырежет мне сердце. А оно мне еще нужно.
Нож отодвигается. Котенок виновато опускает голову, наклоняется, облизывая мою царапину.
-Извини, – он говорит почему-то шепотом. – Я не хотел, чтобы ты ушел. Я совсем один…
Он замолкает, думая, что эти слова звучат глупым оправданием, учитывая его… эммм, сексуальные привычки.
Я поднимаю руку, чтобы почесать его за ушком.
-Ты мне расскажешь вечером, ладно?
Он исподлобья смотрит на меня, утвердительно мотает головою и сползает. Без его легкого веса на моем паху становится как-то неуютно.
Теплый душ, Котенок лениво разбирает свой стол, складывая по стопкам книги, диски, какие-то бумаги. На кухне дымится горячий чай; на тарелке разложены бутерброды . Я успеваю чмокнуть приподнятый подбородок и вылетаю на улицу.
Возвращаюсь неживой. Шесть долгих часов болтовни. Почему-то руки трясутся, от злости? Котенок открывает мне дверь и, ни о чем не спрашивая, пропускает в квартиру. Я не очень учтив, но на приветствия нет сил. Голова раскалывается, есть хочу, спать, под душ, в туалет, и почему-то хочется соленых огурцов. Просто во рту печет, так хочется. Хм.
Котенок меня не трогает, перебрасывает мне свой халат. Маловат, конечно, в плечах, коротковат, но это лучше, чем в костюме ходить. Я благодарно посматриваю на Котенка, молча пережевывая котлету. Он в одних штанах. На кровати лежат презервативы и тюбик геля, что ж, он правильно понимает мои взгляды. Голова даже перестает болеть, я торопливо доедаю, посматривая на его обнаженные плечи. У него соски напряжены, и его это смущает. Он терпеливо ждет, пока я наемся, хотя его трясет от желания. Ах, какой я соблазнительный!
- Иди в душ. Я сам посуду помою, – Котенок послушно уходит. Жду его уже в спальне, грею в ладонях тюбик. Когда он вернется, я его отымею. Я трахаться хочу. А потом обниму и буду слушать. Это моя работа – слушать.
Он заглядывает в спальню, смущенный, обмотанный полотенцем. Шлепает босыми ногами и запрыгивает на кровать, подползает ко мне ближе, обнимает за талию, отчаянно, просяще смотря серыми глазами мне в лицо. И я не могу ему отказать.
Котенок маленький, удобно помещается подо мною. Я хочу видеть его лицо, мне нравится, как он сосредоточенно хмурится, когда я вхожу в него. И как он облизывает губы. Он так раздвигает ноги, что я дурею от непристойного и желанного вида. Подхватываю его под коленки, чтобы приподнять выше. Тугой и упругий. Горячий. Я с силой пробиваюсь вперед, завоевывая, покоряя его. Он упирается ладонями в простыню, чтобы податься ко мне резче. Стонет громко, почти плачет, когда я наклоняю голову, всасывая по очереди его соски, маленькие и твердые. Для него это слишком много. Я отпускаю его, совсем, отталкиваю от себя. Он сопит смешно, не понимая, что со мною. Когда я подтягиваюсь к краю кровати и свешиваю ноги, Котенок бросается ко мне, обнимает сзади за спину, с ужасом ожидая, что я уйду. А я и не собираюсь. Схватив его в охапку, усаживаю на свои колени. Лицом к лицу, грудь к груди, живот к животу. Он медленно опускается, а я целую его бешено в припухшие губы. Я просто теряю контроль. Бедра с похабным хлюпаньем сталкиваются, его спина выгибается, он вспотел, обессилел, но улыбается. И я улыбаюсь. Даю ему время отдохнуть, глажу пальцами по плечам и лопаткам.
-Ты мне нужен, – выдыхает вдруг Котенок, всхлипывает, начиная опять движения.
Он держится до последнего, упрямый отчаянный мальчишка. Я сдавливаю его в объятиях, кончая сам. И тогда только он кричит и обмякает, растекается по мне горячим мокрым тельцем.
-Ты не куришь? – я лежу на боку, прижав его к себе. Может, отдохнув, мы займемся любовью еще раз, но сейчас просто валяемся, как сонные кошки, прижавшись друг к другу.
-Курю, – признается он. – И очень даже. Никак не брошу. Но в спальне – нет. А ты если хочешь - кури.
Я отрицательно мотаю головою.
- Я вообще не курю.
Он вздыхает, ерзает, трется об меня спиной. Я подтягиваю его ближе, поглаживая его круговыми движениями по животу и по макушке – другою рукою.
- Я не хочу, чтобы ты уезжал, – говорит Котенок, почти уснув.
- Я тоже не хочу уезжать, – мне действительно не хочется возвращаться в свой город. – Я еще приеду к тебе, если захочешь.
Он кивает.
- Я буду тебя ждать.
- Расскажи мне, – я прошу, уткнувшись лицом ему в затылок. Он, закинув руку назад, гладит меня по волосам.
- Давно, я еще совсем пацан был… - его голос становится глуше и мрачнее. – Меня изнасиловали. И чуть не задушили, – он молчит, ожидая от меня возгласа удивления или гадливости. Я тоже молчу, только ласкаю его нежнее. – А я выжил. Ну, с этого времени…Сначала это было местью. Всем парням. За то, что никто из них: нежных, злых, нетерпеливых, никто, короче, не защитил меня. Они даже себя защитить не могли. А потом…это стало страхом…что кто-то из них обязательно попробует убить меня. Ты бы знал, как мне страшно становилось!
Он переворачивается, смотрит на меня требовательно и выжидающе. Что я могу ему сказать? Ничего. Только поцеловать. Сначала совсем легко и нежно, а потом все сильнее и сильнее, пока он не начинает задыхаться.
Я как будто с цепи срываюсь. Котенок жалобно стонет подо мною, тяжело дышит, распластанный на животе, прижатый к постели моим телом. Я придерживаю рукою его горло, поднимая лицо, дотягиваюсь с поцелуями. Его губы соленые от слез и крови. То ли я ему губу прокусил, то ли он себе. Поцелуи получаются короткими и жгучими. Я подхватываю его поперек, чтобы удержать – от моих толчков он слетает с кровати. Может, ему будет больно потом, может, ему больно и сейчас, но кричит он от удовольствия. Котенок, как угорь в руках, гибкий, мокрый, извивается и бьется, хрен удержишь. Мы сталкиваемся со шлепком, хлюпающие звуки смущают его…а меня нет. Совершенно. Я слушаю его хриплые стоны и чувствую себя…эээ…супергероем. Потому, что я трахаю его. И ему это нравится.
До изнеможения, до потери пульса, до полного опустошения. Я в нем, он подо мною. Все так правильно.
Мы почти сразу засыпаем, даже простыни не меняем – сил нет.
***
Просыпаться не хочется. Постель – теплый кокон из одеял, подушек и Котенка. Впрочем, как раз последнего «компонента» нет. Я не слышу его мурчащего дыхания. Теплые острые лопатки, похожие на оборванные крылья, которые я обнимал всю ночь, куда-то исчезли. Я пытаюсь сесть на кровати, не открывая глаз. Руки запутались в какой-то тряпке, что-то мелодично звенит.
Эттто еще что такое??!!! Кровать рядом с батареей. Цепь пропущена через несколько звеньев батареи и прикреплена к моим запястьям. Я дергаю руками, скорее инстинктивно, не разорву же я сталь, в самом деле. Осматриваю хитроумные крепления – как замки на руках, без ключа не откроешь. Шаги шуршат по полу, Котенок осторожно заглядывает и потом, увидев, что я не сплю, заходит.
- Доброе утро. Я сейчас завтрак сделаю…- он поворачивается, чтобы уйти, и я ору ему вслед:
- Стой!!! – он снова разворачивается ко мне, посматривает виновато, но упрямо – Это что такое? – я протягиваю ему скованные руки.
- Я не хочу, чтобы ты уезжал, – тихо и настойчиво говорит он. Подходит, усаживаясь у моих ног, кладет голову мне на колени – Я не хочу…
На секунду мне становится страшно. Так, страшно, что даже во рту пересыхает, и волосы дыбом становятся. Я, совершенно беспомощный, в руках у маньяка. А он, с его наклонностями, может меня на чипсы порезать. От большой любви. О, е-мое…
Он раздвигает мои колени и усаживается между ног, облизывает тщательно губы и опускает голову. Я отклоняюсь назад, опираясь на локти, запрокидываю голову. Ноги сами собою раздвигаются еще шире, давая ему больший доступ. Но уже через минуту мне хочется сжать его голову коленями, чтобы он никогда не уходил. Горячий влажный рот из меня душу высасывает. Я как-то сразу забываю гнев, страх, злость, возмущение и отчаяние. Ему нравятся мои стоны, он поднимает голову, прислушиваясь, улыбается, слизывает с губ прозрачную солоноватую смазку, дышит на мой член, и я готов умереть. Вот же скотина! Стыдно толкаться бедрами, стыдно умолять жалобным урчанием, стыдно всхлипывать от остроты чувств, но если он не продолжит – я умру на месте. И ведь даже не могу положить руки на его затылок, чтобы заставить, насадить до самого горла. Чеееерт! Ненавижу быть беспомощным.
Меня трясет и выгибает над кроватью. Котенок крепко обхватывает руками мои бедра, выпивая все, что я могу ему дать, пальцы крепко держат за мои ягодицы. А когда я поднимаю голову с подушки, еле-еле переводя дыхание, вижу его обдолбанные глаза, как будто это ему сейчас отсосали, а не мне.
-Иди сюда, - зову его, и он забирается ко мне, устраивается под боком – Отпусти меня.
-Ты уедешь, – протестующе говорит он.
Я вдруг понимаю, как ему страшно остаться одному. И как он одинок. Потому что боится остаться с кем-то рядом. Как он соскучился по простому разговору, вот так, валяясь и лениво поглаживая друг друга. Как ему нужно было кому-то рассказать. Мда…
- Я вернусь на выходных – он тоскливо сморит на меня. – И привезу тебя кошку…котенка. У тебя нет аллергии на шерсть?
Он почти машинально отрицательно мотает головой, смотрит на меня огромными, полными недоверия и скрытой радости глазами.
- Пока меня не будет, ты будешь не один, – я едва успеваю подхватить его, когда он бросается мне на шею. – Котенок, – зову я его, и русая голова вопросительно задирается. – Не приводи сюда больше никого, хорошо?
Он серьезно кивает головой. Прикасается нежно губами к моему небритому подбородку.
- Если ты не вернешься, я сам тебя найду, – он совершенно серьезен и правдив. – И убью.
Изо всех сил прячу улыбку.
-Я приеду, – обещаю еще раз. Он неохотно расстегивает цепь, растирает мои запястья.
В душ мы идем оба, он прижимается ко мне сзади под струями обжигающе горячей воды. Упирается лбом между лопаток.
-Что? – я поворачиваюсь к нему и обнимаю. Мы чуть покачиваемся на месте.
- Я люблю тебя, – признается он. Молчу. Я в растерянности. И не знаю, что сказать.
- Я тоже тебя, – потому что это похоже на правду.
У двери он, нахохлившийся и угрюмый, вздыхает иногда. Я останавливаюсь на минутку. Притягиваю его к себе, чтобы поцеловать. Мы просто выпадаем из действительности на это время.
- Я буду ждать тебя – в его голосе такое отчаяние, что мне страшно.
- Я буду в пятницу ночью, – шарю ладонями по его телу, по лицу, по рукам. – Или в субботу ранним утром, как доберусь.
Останавливаюсь у машины, оборачиваюсь. Так и есть, стоит у окна. Машу ему рукою и, дождавшись ответа, сажусь за руль.
Пока еду обратно - не вижу ничего. Перед глазами обрывки воспоминаний, голос, слова, стоны и плач. Тепло кожи, взгляды, запахи. Мне еще надо кота дымчатого где-то найти.
Кажется, я действительно вернусь к нему. Как…как привязанный. Потому, что… мне не верится, но…действительно…я влюбился. В него. Я его люблю. Вот.
Деревья мелькают по обе стороны дороги. Весна пришла.
)
$еребристый водолей, еще раз спасибо!
