Но видеть его в своей постели ты бы не хотел не потому, что он сука. А потому, что «связанным и распяленным». Не гоже ИСТИННОМУ МУЖИКУ И СИЯЮЩЕМУ ХУЕНОСЦУ оказываться в таком положении. А то мяленькяя Дася будет очень горько плаааакать и даже высрется злобненькой статьей о том что, нет, НЕТ, так низзя! Плохое пишут! Злые люди! Пьедестал самца должен быть нерушим. А то самец этот и так – еле на соплях, блядь, держится.
Бэйн был воплощением силы, в нем было мало красоты, только боль и неистовство.
- Сила – это боль и неистовство. Лады. То-то такими оголтелыми свиноебами выглядят «сильные люди», на которых Даша дрочит.
- Что я только что говорил про его «больно», которое служит и оправданием любой еболы, и поводом для сочувствия? Рядом с сучкиным «больно», которое тю-тю-тю - такое смешное и жалкое, что «сильный человек» в ответ на него может только лихо приосаниться у гроба и дать понять, что он слишком крут для жалости к такой хуйне?
А вот Имс был красивым, ладно сложенным. Его даже татуировки, набитые бессистемно и нелепо, не портили. На Имса было приятно посмотреть.
- Как татуировки могут испортить сложение?
- Бессистемно? Серьезно? Ну хоть к чему-то Даша могла худо-бедно тщательно подойти? Она же типа – эй, дерзкая чика-томбой? Что-то должна понимать на эту тему, это ж круто, есть возможность приобщиться к ребятам с яйцами (в ее ущербно-ярлычном мирке)? Или в Марике татушки не канают – бабки у подъезда не одобрят?
Артур подтянулся на локтях, прикоснулся губами к гладкому, теплому боку. Имс снова дрогнул
Имс вздрогнул, хуелог. Дрогнул чтец: три раза подряд, в разные дни этого месяца, и ни хуя не стал писать обзор на твою последнюю главу.
а Артур не устоял перед соблазном и от души вцепился зубами
Может, я чего не понимаю в горячем-жгучем секасе, но какое, на хуй, «не устоял – и ВЦЕПИЛСЯ зубами»? У нас тут Ганнибал-каннибал ненароком окопался? А кусок он из него выдрать не хочет? Тайсон, блядь.
Имс замычал, выгибаясь на лопатках, мотнул головой и звякнул наручниками, но Артур стискивал челюсти, пока во рту не появился медный привкус.
Ко всему прочему, Тайсон, вероятно, еще и беззуб, если ему долго нужно было стискивать челюсти, чтобы просто где-то в одной точке прокусить кожу: до «привкуса».
Укус всего секунду был бледно-белым
Если кровь уже попала тебе в рот – то нет, не был он бледно белым.
а потом за мгновение порозовел и заплыл багровым кровоподтеком
Это даже краше, чем подцепление кишков через «дыру в брюшине» у прошлого чтеца. Кто-нибудь, вырвете этой ебанашке хобот, она скоро дыру в другое измеренье еболы им прокопает.
- Готов? – спросил он ехидно.
Имс брыкнулся и попытался скинуть его, но Артур укусил его за другой бок, еле сдерживаясь, чтобы не дернуть головой, вырывая кусок мяса.
Просто запомните этот момент.
Имс стоял на лопатках, громко, жалобно мыча. Артур облизнул второй укус, подул на него и отодвинулся в сторону. Укусы были совершенно одинаковыми, только левый размещался на два дюйма выше правого. Артур, оглаживая их пальцем, вдруг подумал о том, что это даже символично. Они сами с Имсом были такими – израненными, но очень похожими, и почему-то никогда не могли пересечься, хотя совпадали, как два кусочка паззла.
Нет, они с Имсом были пидор, который запер своего коллегу в лимбе, насиловал его, наносил ему тяжкие телесные, держал его в заложниках, пиздел ему, на чем свет стоит, а потом сделал все, чтобы не дать ему сбежать.
«Почему-то не могли пересечься». «Почему-то», блядь. «Пересечься» не могли.
Знаете, я очень долго не хотел читать этот кусок. Ну, то есть – естественно, знаете, я последний раз ни то в декабре, ни то в ноябре набегал. Но с одной стороны – с ним все не так, на хуй. Абсолютно все. Вздымающийся Водолей просто. Катализированный. А с другой стороны – я все на эту тему уже десять раз говорил. И вот я вроде как повторяюсь – но даже десятой части пиздеца мои обычные комментарии почему-то не перекрывают.
Артур схватил за веревки и подтащил Имса чуть ближе к краю кровати. Имс буркнул что-то, запястья у него захрустели, а Артур чуть не надорвался.
Если у него захрустели запястья, и он при этом не старый дед-пердед с артритом, то поздравляю, ты их сломал, теперь у него есть более серьезные проблемы.
- Ладно, - пробормотал он, скатываясь с кровати.
Какую-то секунду Артур мстительно вспоминал, не завалялась ли у него на кухне бутылка оливкового масла,
После синяков и кровоподтеков на члене, который был перемотан веревкой, после порванной жопы, после полугода в заложниках, после сожженной руки и публичного унижения, масло – это все, за что ты хочешь ему отомстить? Серьезно?
однако кровать была его, матрас тоже, так что Артур, который отлично знал, что бывает после масла, пожадничал и схватил первый попавшийся крем.
- Мне нравится, что желание сберечь кровать от превращения в матрас миакори называется «пожадничать». И это же так смешноооо, ведь Артур еврей, и «Зильберман нашел шекели».
- Еще мне нравится, что Артура в принципе ебет это масло. Это как КОЛЕНО. Вообще не важно, но герою всралось. И нет, это не маленькая деталь, на которой герой фиксируется в средоточие пиздеца, чтобы мы лучше оценили масштабы. Это Водолей. Все.
- И особенно мне нравится, что оливковое масло считается каким-то убер-лубрикантом в сравнении с кремом (дерзкая чика, запиши: нет, это тоже не так)
PS: я надеюсь, возле кровати у Артура – который почему-то, к слову, держит в квартире до хуя кремов, - валялась «звездочка». Удачи, Имс.
то был крем для сухой кожи на ногах, он резко пах розами и клубникой, однако Артур рассудил, что Имсу должно быть все равно.
Да и тебе должно быть все равно, масляный ты наш страдалец.
Про крем ничего говорить не буду, имеет право мужик следить за собой, как ему нравится, хуй с ним. Единственно, мне кажется, Имсу она бы эту хуйню на тумбочку не положила. Но Артур же у нас – в рамках водо-мира – баба, с вагиной от Оркл.
Имс даже подпрыгнул, когда ему на промежность потекла густая белая струйка.
Он лежит на спине связный, так что чо тут скажешь – уморительно. И примечательно, что когда из него кусок мяса вырывали, он не прыгал.
- Согласись, я имею право отомстить, верно? – культурно поинтересовался Артур, смазывая член дрожащими пальцами.
Вот тут и начинается пиздец. Тот есть сверх-пиздец. Пиздец-поболе. От которого у чтеца при каждом подходе дымится жопа.
Он и хотел бы подольше поиграть с Имсом, раз уж тот был такой покорный и раскрытый для любых игр
Он не был покорный, он был связанный по рукам и ногам, как не странно, это разные вещи.
однако у Артура даже в голове мутилось от желания вставить, засадить гадкому Имсу до яиц и вытрахать из него все негодяйские порывы.
Ко-ко-комбо, блядь.
- Тоже мне, громила-великан, - проворчал Артур, отшвырнув баночку.
Тю.
Имс повернул голову набок и ткнулся носом в свое плечо. Он больше не дрожал, не вздрагивал и не мычал, только напрягся и часто сглатывал. Артур напоследок поцеловал его в бедро, устроился между ног и принялся вталкивать палец, измазанный белесыми потеками. Имс сжался внутри, но Артур упрямо пропихнул палец и согнул его, ощупывая Имса. Тот был тугой, ненормально горячий и чуточку влажный. Артур резковато вытащил палец и засадил уже два. Имс сжался еще сильней, но вдруг расслабился.
И обосрался.
Простите, я должен был. Но у меня дичайшее чувство от Додо, будто к двадцати семи годам наша дерзкая чика ни то, что не трахалась, даже в миссионерской позе, но еще и шликала только в одежде и зажмурив глазки. Иначе я такую поебень раз за разом объяснять ничем не могу.
Артур проследил, как содрогнулось его горло, как будто Имс всхлипнул.
- Мне кажется, у тебя не должно быть претензий! – громко заявил Артур, чувствуя себя преступником. – Ты делал со мной тоже самое.
Имс не отреагировал, а Артур, который начал сомневаться, развел пальцы, пару минут трахал ими Имса, пока узенькая дырка не поддалась. Артур бы добавил еще крема, но баночка укатилась куда-то под кровать, а искать ее было не с руки.
(то есть ты хуй забил)
н оперся на колени, просунул ладонь Имсу под лопатки, чтобы придержать
Твоя рука – под ним. Если он начнет метаться – он ее просто придавит, ты никого не придержишь.
Имс не начал, даже когда Артур приставил член и надавил.
Наверное, если бы он дожидался согласия, если бы он видел толком лицо Имса, он бы входил медленно, щадя и оберегая. Однако все это было местью, актом возмездия.
«Насилия», - шепнул Артуру внутренний голос.
Вот тут-то мы и остановимся.
Меня смущают –
Не, не так.
Меня выносят ровно два момента:
- Я понимаю, когда герой мстит, потому что дошел до точки сборки и «у цыган охуенное противодействие»
- Я понимаю, когда герой не мстит, потому что в отличие глав-гада – он, блядь, нормальный человек, и для него такая хуйня не работает.
- Я понимаю, когда герой не мстит, потому что он слишком сломан или напуган для ответки. Так тоже бывает.
Водолей изобрел четвертый вариант.
- Никакого сострадания и перекрывающих моральных принципов у этой мрази нет. Эта мразь – водолеевский герой.
- Ни что не заставляет его отвязать Имса, когда он находит его связанным.
- Ни что не заставляет его сказать «да ну на хуй», когда он понимает, что это подарок Фишера, определенного рода.
- Ни что не мешает ему ВЦЕПИТЬСЯ, БЛЯДЬ, В ИМСА ЗУБАМИ. И даже мацать его за яйки.
Это не вопрос милосердия, не вопрос порядочности, не вопрос принципиальности. Сучка просто не должна сметь сунуть самцу в очко, и это прописано у нее в подкорке: а то мир наебнется, лошади начнут пожирать друг друга, а Дашенька зарыдает и будет сучить ножками.
Сучка не может сверху.
Это единственное, что блокирует Артура.
Никакого чувства вины, когда он хочет зубами выдрать из живого человека кусок мяса. Колоссальное чувство вины и неправильности происходящего, на каждом шаге, когда он хочет Имсу присунуть.
И чему же это должно научить нас, мальчики и девочки?
Вся поебень говна, которая происходит здесь и в любом другом водолеефикле – это нормальный ход вещей. То есть, да, конечно, такие мелочи, как групповое изнасилование, прижигание руки и КОЛЕНО – это бантики для красоты и «кинки», но основная модель – это то, как праааавильно. Как наааадо. Когда самец ебет сучку, а она подбирает слезки, зашивает гладью разорванную жопу и идет обниматья с фонариком – это так мииило, сучка просто еще не поняла, что ее ставят на ее исконное, реальное место, но она поймет, и все станет хорошо. А вот если сучка попробует поменяться с самцом местами – то нет-нет-нет, будет не хорошо, будет фик «Четверг», отожранная лопатка Тора, кромешный пиздец и полное нарушение традиционных ценностей. Но главное – глупая – ты же сама так не сможешь. Это нелепо. Противоестественно. Это не в твоей женской природе. И заодно – это как бы причина и оправдание, по которой самец может бегать с хуем на перевес и совать его без спроса во все дыхательные и пихательные. Это матушка природа. Закон мироздания. Блядский ветхий и новый завет в одном флаконе. Ты же так НЕ МОЖЕШЬ, все твое существо этому сопротивляется, и не должна, и твое место за печкой, а он МОЖЕТ, и значит ему и НАДО, и никак иначе быть и НЕ ДОЛЖНО, и умудренный опытом водолейс сейчас расскажет тебе, что и думать не надо о том, как бы этот порядок сломать.
Я не разбирал письмо Дарьи Танкистовны, у меня выдались непростые времена и на холиварке я бываю редко. Но здесь без него никак не обойтись.
Какаши-кун страшно хочет себе Ируку-тяна, поэтому затаскивает его в мир иллюзий и приучает к порядку.
Ирука-тян ломается, приучается, дальше я мотаю-мотаю, потому что читать эту галиматью невозможно, в конце Ирука-тян восстает из пепла и бьет Какаши-куна табуретками по голове.
Я прямо не могу описать свое лицо в процессе чтения.
Ей-богу – да ее ломать начинает. Ей не то, как Алексу, мозги промыли, ни то моя догадка подтверждается – и она действительно нечеловеческое сущетво. Оцените отдельно: разъеб и насилие здесь называется «приучать к порядку» (о чем и речь), а все, что не разъеб и насилие, - это галиматья, которую читать невозможно, потому что мозг сопротивляется, и у Дашеньки начинается истерика.
Все адекватные люди понимают, что реаловое изнасилование - это ужасно. Это плохо и так с людьми поступать нельзя.
Все еще адекватные люди понимают, что наши игры в тексты - это никаким образом не реаловые изнасилования, это игра в куклы, способ рассказать сказки, и тут можно.
Какие, на хуй, «сказки» ты пытаешься рассказать вот этой хуйней?
Также: не-не-не. Не «все адекватные люди понимают, что реаловое изнасилование – это ужасно».
Потому что даже в твоих текстах, реаловое изнасилование самца – это преступление. И так думает «насильник»-сучка. А изнасилование сучки – сказка. Примерно здесь же лежат «мальчики», которые изнасиловали девушку, и девушка, о которой водолейка отозвалась со-овсем иначе.
И даже не зазорно на самом деле, никто не страдает, все счастливы, и внутренние кинки тешатся (а они могут быть странными и аморальными, но они есть).
Мне вот это «а они могут быть странными и аморальными, но они есть» прямо с первого прочтения в душу запало. «а они могут быть странными и аморальными, но они есть». То есть кинки могут-то быть самыми разными, но ЕСТЬ они у всех одни. На изнасилование сучки самцом. Потому что всеееее грезят об изнасиловании сучки самцом. Мир вращается вокруг изнасилования сучки самцом.
То есть, всегда найдется лицемерная ебанашка, которая будет кричать "ах, как можно, как вас боженька терпит, хуесосов, а если бы с вами так", при этом все понимают, что втихаря эта же ебанашка тоже жадно усасывает эти фички, иначе как она будет в курсе-то?
Даша двумя абзацами выше рассказывает, что она вполне себе в курсе про фик, который вроде как жадно не усасывала, так что будем считать, что этот аргумент отметен самой Дашей. Что остается?
Каждый.
Вообще каждый.
Еще точнее – каждая баба, потому что речь о бабах.
Дрочит на самцесучек.
И хочет, чтобы самец насиловал сучку.
И все кинки – это самец насилует сучку.
И нет женщины, которая жадно не вожделела бы таких отношений и не хотела бы такой сказки.
Это – закон. Природы и господа нашего.
И да: это потому, что все бабы – сучки.
Проблема автора в том, что если он пишет про героя-насильника, героя-чудовище, то свое авторское осуждение он должен засунуть себе в задницу.
Нет ни слова о том, что если он пишет, например, героя-шлюху или «еврейскую-сучку», он должен засунуть свое осуждение себе в задницу. Женщина – это нормальный объект осуждения. Автор не должен сметь осуждать самца. А то у Даши припадок будет и она в трусы обоссытся от ужаса.
Автора тошнит от своего "плохого" героя, автор всячески пытается показать - это он плохой, а я против, я осуждаю.
Да всем насрать, что ты там осуждаешь, тебя вообще не должно быть в тесте.
Даша есть в каждом своем тексте, с очень четкими оценками касательно каждого шага сучки. Но повторюсь: автор не должен сметь подавать голос и не должен сметь критиковать самца. А то у Даши оба глаза уже дергаются.
Нельзя писать фикло про героя, который тебе противен, это туфта и лажа.
Про героя. Не про героев. Про героя. Потому что герой любой истории для Водолея - тот, кто мудовее всего себя ведет. И все это - "про" него и ДЛЯ него. А сучка - послушный придаток, который ни в коем случае не должен из этой роли выходить.
Нужно либо сразу себе говорить "я хочу написать урода, не буду его осуждать, и не буду его одобрять, я просто покажу морального урода и его способ выживать в этом мире смертной любви" - либо не писать на подобные темы вовсе.
Ты можешь либо написать о том, что если герой агрессор и уебок – то это его способ выживать в мире смертной любви, либо не писать вообще. А то Даша порвется.
Порядок вещей нельзя нарушать. Схему самцесучок нельзя трогать, ни мизинчиком. Глав-хуя нельзя называть хуем, если только это не делает смешная и нелепая сучка, которая «визжит», «сопит», «бурчит» и «дергает ножками», то есть ОЦЕНОЧНО подается автором, как персонаж, которого слушать НЕ НАДО.
Ноги Имса безвольно висели на веревочных путах, Артур лихорадочно погладил его по колену, принялся толкаться быстрее и ритмичней, и сдернул в порыве милосердия розовую маску с лица.
Наверное, этого делать не стоило. Наверное, надо было сделать это сразу. Артур замер, когда на него посмотрели тусклые от боли, прищуренные от света серые глаза. Пушистые ресницы слиплись от влаги, а когда Имс повернул голову, по его виску скатилась прозрачная слезинка. Артур обмер и застыл, застряв в Имсе, как в капкане. Тот, впрочем, отвернулся и снова ткнулся носом в свою руку, но Артур больше не мог так. Член у него разом обмяк, зато начало сильно тянуть в груди, даже дыхание перебило. Артур осторожно вышел, лег рядом и принялся развязывать веревки. Стоило бы начать с кляпа, но Артуру отчего-то стало страшно, он боялся услышать, что Имс ему скажет.
- Имс не боялся услышать, что ты ему скажешь, ему вообще насрать, что ты скажешь, ты же просто кусок мяса с двумя дырками.
- Имс прекрасно мог «так», и раз, и два, и три, и тридцать, и вообще не планировал останавливаться.
- Никто не обмер, когда ты рыдал и орал, потому что, повторюсь, твоя боль не стоит висячего хуя – в отличие от его боли, перед которой обязаны расступиться горы.
Ты – мусор на асфальте. Он – подарок от господа.
Даша, почему тебе так до уссачки страшно, когда кто-то вот эту поебень подвергает сомнению?
Или споунзов 
Анон, не топчи мои эдельвейсы, я по этому пейрингу встречал только гроб гроб кладбище драмаЪ сирца и пони.
Или Кью пусть вякает. Или во - Дейта сопит в бочину Лору!
Люди не имеют права мнение высказать?
Мы-то знаем, что это одно и то же на примере Додо, но тут вопрос самопозиционирования.