– А давай мы тоже? – Вальдес по своему обыкновению не потрудился объяснить, о чем речь, и был прав, потому что Лионель понял: адмиралу охота поискать Шарли.
– Давай, он мог забрать к северу.
Или к югу, или к западу, а то и вовсе застрять перед какой-нибудь наглотавшейся талой оттепельной воды речонкой, все равно ждали теперь уже не его; вернее, не только его. «Вороных» в затеваемой мистерии отлично заменяли витязи Коломана, так что всё теперь зависело от свободного дукса. Подоспеет Шарли прежде, чем объявится Салиган, – отлично. Нет – перед разведчиками Заля махнут медвежьими плащами алаты.
– Я так и думал, – обрадовался Ротгер, – Так мы на север?
– На север, – подтвердил Ли и потянулся за курткой. Адмирала следовало промять, слишком уж он напоминал Грато, проторчавшего неделю в деннике над полной кормушкой. Еще немного – разобьет дверь и пойдет куролесить.
Уехать, однако, не удалось: набравшийся адъютантского шика Мишель доложил, что к господину адмиралу рвется какой-то клирик. Зачем, не говорит, но настаивает просто ужас как.
– Ну во-от, – протянул Вальдес, – впрочем, аспиды так мило доносят… Пустите.
Дверь кэналлиец Савиньяк распахнул лично.
– Входите, святой отец. Только недолго.
– Да-да… – Еще не старый худощавый священник, придержав свой балахон, торопливо шагнул через порог. Он наверняка держал в уме хотя бы первую фразу, но при виде Вальдеса смог лишь всплеснуть руками и замереть.
Успевший устроиться на столе Ротгер величественно кивнул.
– Вот я, – представился он. – Мне нравится сидеть на столах и подоконниках, а Проэмперадор обладает королевскими полномочиями, так что я сижу совершенно законно. Кого желаете прикончить? И за что?
– Простите, – замялся клирик, – я… Я до конца не уверен, хотя… Понимаете, у меня только… предположения…
– Хорошо, давайте!
– Что?
– Предположения давайте. Взяток я не беру.
– Мне трудно говорить…
– Вообще, или когда я на столе?
Святой отец растерялся окончательно; он до такой степени не походил на аконского епископа, что Ли почувствовал к гостю симпатию, пока еще легкую. Вальдес, кажется, тоже.
– Неважно, – заявил он, спрыгивая на пол и разворачивая кресло. – Садитесь. Когда сидишь, трудно упасть, так о чем, бишь, мы беседовали?
– Господин Вальдес, – клирик был то ли умен, то ли слишком потрясен, но без «сына» и «брата», он обошелся, – я… я ни в чем не уверен, но, если я прав, то… то надо что-то делать!
– Ну, стало быть, сделаем. – Бешеный проверил пистолет и принялся осматривать кинжалы. – Заодно и прогуляемся, так и так собирались. Если вы стесняетесь, я расспрошу про вас какую-нибудь сплетницу, только представьтесь.
– Не надо!
– Ага, о вас таки говорят!
Об этом в самом деле говорили. Краснея и путая слова, гость, носивший незамысловатое имя Кассиан, объяснил, что его беспокоит судьба прихожанки, молоденькой небогатой вдовы, вышедшей замуж за состоятельного вдовца и почти сразу же переставшей посещать храм.
– Она не могла отвернуться от Создателя, – убеждал ходатай, – и не могла отрешить от Него свою дочь, а ее супруг… Про него говорят очень… про него и его покойную жену…
– Предыдущую? – деловито уточнил альмиранте. – Вы не пробовали навестить вашу вдову?
– Лилиан больше не вдова… Да, я приходил трижды. Первый раз меня провели в гостиную, она вышла и под взглядом мужа сказала, что счастлива, но очень занята по дому и просит ее не тревожить. Девочку я не видел. Второй раз я говорил лишь с супругом, третий – со слугой, и меня не пустили дальше ворот.
– Четвертый раз вы говорите со мной, в этом есть что-то сказочное… Мы идем или едем?
– Супруги живут через улицу от храма, но, понимаете… Я в некотором смысле… Меня подвез прихожанин, у него в городе были дела и…
– Верхом ездите?
– С трудом.
– Труд есть благо, так, по крайней мере, меня убеждали мои бергерские родичи. Не могу сказать, что убедили, но вас эта мысль утешит.
Утешенный или нет, на лошадь отец Кассиан залез самостоятельно. Ни объяснять, ни объясняться он не пытался, но Савиньяк как-то понял, что неведомая Лилиан клирику дорога, и отнюдь не как прихожанка.
****
Каштан рядом с добротным двухэтажным домом внезапно напомнил о другом дереве и другом окне. И о просьбе не умирать. О любви Мелхен не просила, а Ли ничего ей не обещал, но пока обходился без женщин, хотя в Западной Придде готовых к приключениям красоток хватало. В благополучных провинциях всегда много скучающих женщин, возможно потому, что мужчины, с которыми не заскучаешь, уходят туда, где вода течет, а не зацветает.
– Лилиан живет здесь, – сообщил мужественно вытерпевший строевую рысь отец Кассиан. – Ее муж богат, пожалуй, богаче всех в приходе. Он прежде был негоциантом…
– Надеюсь, не контрабандистом. – Вальдес с явным интересом оглядел забор, дерево и крышу, но сдержался и повернул коня к воротам. – Отправьте кого-нибудь объехать заставы: вдруг именно сейчас наш ушастик захочет капустки.
– Господин Вальдес, – торопливо забормотал под удаляющийся топот клирик, – я считаю господина Гуго суровым негодяем, но он никогда не преступал закон.
– Тем лучше, – Ротгер поглубже нахлобучил шляпу. – Врываться к контрабандисту, пусть и бывшему, мне было бы не в радость, среди них много очень милых людей. Надеюсь, вы будете вести себя прилично, в том смысле, что не станете меня увещевать?
– Я бы вообще предпочел… Не участвовать… Не видеть.
– Ну уж нет, кто доил, того и сливки! Так, по крайней мере, считают в Бергмарк.
– Я знаю эту пословицу, но она подразумевает другое!
– А я подразумеваю, что вы будете маячить за моей спиной молча. – Ротгер тронул поводья, и жеребец залихватски саданул копытом в окованные медью створки. Отозвались сразу же.
– Мне нужны хозяева, – Вальдес оттер конем дюжего привратника и преспокойно въехал во двор. Бывший не контрабандист держал не только стража, но и пару цепных псов, но на Ротгера собаки если и наскакивали, то желая облизать. Эти, впрочем, сидели на цепи.
– Господин… – привратнику явно не хватало слов. – Господин Гуго…не велели… пускать… этих… которые…
– Парни, – Вальдес потихоньку начинал веселиться, – выясните, не собирается ли «этот который» драться. Если собрался, удовлетворите. Святой отец и шестеро со мной. Нет, восьмеро! Как-никак, логово сурового негодяя, я боюсь.
Суровый негодяй ждать себя не заставил и вышел на крыльцо сам. Выглядел он сообразно, с такой внешностью запросто сойдешь за отставного судью, но Лионелю отчего-то вспомнился покойный Арамона, вернее, его манера подбочениваться и громогласное «ха!» Ничего подобного Гуго, разумеется, не делал, не был он, скорее всего, и бесноватым, но что-то в рубленой физиономии заставляло думать, что клирик не ошибается.
– Господин Проэмперадор, не угодно ли вам пройти в дом, – «судья» был само спокойствие. – Ваша свита может подождать во флигеле.
Войти Вальдесу было угодно, расстаться со свитой – нет. Швырнув шляпой и плащом в выскочившую из какого-то чулана служанку, адмирал, обогнав хозяина, но не Мишеля с Ли, взлетел на второй этаж.
– Предъявите вашу жену, – заявил он с порога забитой тяжелой мебелью гостиной. – Ходят слухи, что вы ее то ли съели, то ли доедаете.
– Ложь, – припечатал «судья». – И я даже знаю, чья.
– Ложь меня не интересует, – осклабился Ротгер, – в отличие от поедания вдов и сирот. Это я, как Проэмперадор, должен пресекать.
– Ложь, с вашего разрешения, я пресеку сам.
– Ваше дело.
– Благодарю вас. Извольте немного подождать.
– В вашем обществе. У вас громкий голос, супруга вас услышит.
– Как вам будет угодно, – Гуго распахнул дальнюю дверь и заорал вглубь дома: – Лилиан, выйдите, у нас важные гости. Господин Проэмперадор, вы торопитесь, или я могу предложить вам вина?
– Это может сделать ваша супруга.
– Лилиан сделала бы это с огромной радостью, но ей нездоровится. Ничего зловещего в этом нет, напротив. Что мне будет за сведение счетов с доносчиком и лжецом?
– Я не силен в богословии.
– Я тоже, и не стремлюсь, но свое доброе имя защитить намерен.
– А, вот вы о чем… Защищайте, сколько угодно.
– Благодарю вас. Разрешите представить вам мою супругу. Лилиан, господин Проэмперадор желает удостовериться, что мы счастливы, что бы про нас ни болтали.
– Да, господин Проэмперадор, – бледненькая молодая женщина сделала красивый реверанс, – мы очень счастливы.
– Вы в этом уверены?
– О да, – она улыбнулась, показав ровные белые зубки, десны были бледноваты, – Гуго… Мой муж – человек резкий и не любит бесцельного времяпрепровождения, но он очень… очень добр и ко мне, и к моей дочери.
– С Лилиан быть злым просто нельзя, – вмешался муж, – но ей в самом деле нездоровится. Разрешите ей вернуться к себе, а я и мой погреб в полном вашем распоряжении.
– Я с удовольствием выпью за здоровье Лилиан, – в глазах Ротгера мелькнула синяя искра. – Мне нравится смотреть в глаза счастливым женщинам. Сударыня, неужели вы меня не поцелуете перед уходом? Святой отец выйдет…
– Сударь, я, право… Гуго…
– Лилиан, – засмеялся муж, – подойди и поцелуй.
Женщина торопливо поправила шейную косынку и то ли случайно, то ли нет столкнулась глазами с клириком, тот повернулся и почти выбежал. Гуго поморщился и спросил, какие вина предпочитает Проэмперадор.
– Кровь, – бросил Вальдес, – само собой, я предпочитаю кровь, причем дурную. Сударыня, так что же?
Она больше не спорила, и глаз тоже не поднимала. Родовитые дамы, если б их казнили публично, так поднимались бы на эшафот.
– Это не больно, – заверил альмиранте, – вы вытерпели гораздо больше.
Шейный платочек шарахнулся в сторону серебристой бабочкой, женщина рванулась, но вырваться от Вальдеса? На всякий случай Ли шагнул к мужу, тот был спокоен и продолжал улыбаться. Неприятно, но от скверной улыбки до белых глаз, как от доноса до погромов.
– Лилиан, – мурлыкнул Вальдес, – откуда у вас столько синяков?
– Ударилась.
– Вы примеряли хомут? И кандалы на запястья?
– У меня… слабые жилы.
– Тем более их стоит беречь. Где ваша дочь?
– В детской…
– Приведите ее. Или нет, я не хочу расставаться со счастьем, пусть и чужим.
– Господин Проэмперадор, – Гуго больше не улыбался. – Должен…
– Стоять. – Ротгер не кричал, а скорей по-кошачьи шипел, но дернувшийся было Гуго остался на месте. – Лилиан, где ваша дочь?
– Она… здесь.
– Где?
– В доме...
– Лилиан не…
– Молчать. Лилиан, в какой комнате девочка?
– Не знаю…
– Так и попадаешь в сказку, – адмиральский оскал был ослепителен. Наверняка именно так он улыбнулся своему Бермессеру. Напоследок. – То, что человек не знает в своем доме, принадлежит закатной твари, то есть мне. Парни, найдите девочку. Быстро.
Муха с Мишелем бросились вглубь дома, Егоза – в прихожую. Муж дернулся, и Ли шагнул к нему, тоже улыбаясь, чужое счастье заразительно, хоть и не так, как желание убить…
Все замерло, кроме часов и метнувшегося по стене таракана. Муж буравил глазами жену, жена смотрела в пол, не пытаясь ни вырываться, ни оправдываться, ни оправдывать. Вроде бы чистый дом, вроде бы счастливые хозяева, и вдруг таракан и синяки. Аллегорично, но гнездо разворошено, бросать его просто так нельзя, придется отбирать счастливую жену у доброго мужа и куда-то девать заварившего кашу клирика. Как раз хватит до начала настоящего дела.
Муха вернулся быстро и один.
– Пусто, – доложил он. – Как-то непохоже, чтоб там ребятенок был… Уж больно в порядке все… хоть бы кукла какая валялась!
– Лилиан, где ваша дочь?
– Не знаю…
– Гуго, где ваша падчерица?
– В детской. Если нет, выскочила и спряталась. Она любит так делать.
– Парни, – Вальдес сощурился не хуже матери, – помогите доброму отчиму… вспомнить. Лилиан, они это умеют, ведь пленные дриксы так забывчивы.
– Лотти… наказана… – прошептала внезапно Лилиан. – Она… взяла чужое…
– Здесь есть чужие? Тогда зачем вам собаки?
… Девочку с заплывшими от побоев и плача глазами отыскал Мишель. В запертом чулане. Дочка Лилиан вцепилась в солдата, как цепляются утопающие, из глаз «фульгата» глядела смерть.
– Не надо, – прошептала мать, – не надо… Гуго…
– У вашей дочери ваши жилы, сударыня, – холодно заметил Ротгер. – Весной я ее у вас отберу и отправлю в Бергмарк к своей тетушке, здешнее воспитание не идет ей на пользу. Кажется, я говорил, что предпочитаю дурную кровь? Говорил или нет?
– Говорили, – Гуго пытался понять, что имел в виду Проэмперадор, но так и умер, не поняв. Из пистолета Вальдес промахивался не чаще Рокэ, а Рокэ не промахивался никогда.
– Кто-нибудь, позовите клирика, – Бешеный подбросил и поймал разряженный пистолет. – Бергеры учат дочерей говорить «нет» и в случае необходимости бить обидчиков. Кулаком. Если девочка обучится правильно складывать пальцы, ее отказ будет выглядеть убедительно. Подумать только, мне с Марикьяры это казалось грубостью и излишеством... О, а вот и святой отец.
Олларианец, надо отдать ему должное, при виде трупа не закричал и лицо руками не закрыл, глянул мельком на развалившегося в кровавой луже Гуго и дальше смотрел только на замершую женщину. Если он на свои иконы смотрел так же, его молитвы не могли остаться без ответа. Разве что отвечать было некому.
– Монсеньор, – доложил приведший священника «фульгат». – Тут от Рединга… Так что нашелся… нашлась пропажа! Вечерком подтянутся.
– Я почти счастлив и сейчас буду очень занят. – Альмиранте перехватил взгляд клирика. – Сударь, вы это затеяли, вам и разгребать. Вдова ошиблась, с кем не бывает, я знавал людей, которые вдовели больше двух раз, и ничего… Браслета на вас нет, так что женитесь.
– Кто? – клирик казался растерянным. – Когда?
– Вы и сейчас. Я, как это ни печально, начинаю торопиться, – объявил Ротгер и принялся перезаряжать судьбоносный пистолет. Начиналась настоящая игра, в которой мещанкам с восковыми незабудками и влюбленным священникам места не оставалось, хотя сегодняшнее приключение давало повод задуматься. О пристреленном Гуго, вернее, о десятках и сотнях вполне живых мерзавцев, которым, чтоб расцвести пышным цветом, нужна не сама скверна, а возведенное в обычай зверство, без которого в нынешней заварухе не обойтись. Единственное, что может сейчас спасти, это скорость. «Бесноватых» нужно передавить прежде, чем к вербовщикам потянутся любители чужого страха. Этим и займемся, а философия ждет.
Кэналлийский охранник подавил усмешку и вслушался в лепет священника. Отец Кассиан, если и подумывал жениться, то явно не столь скоропалительно.
– Так сразу…– блеял он. – До похорон… Без оглашения…С этими… жуткими синяками!
– Свечей не зажигайте, только и всего, – посоветовал, орудуя ершиком Вальдес. – В полутьме все равно будет красиво. Слушайте, вы… влюбленный! Лилиан, если ее прямо сейчас не схватить, примется носить траур и лить слезки, пока не появится новый негодяй и не загонит ее в новый угол. Она кивнет, а вы приметесь страдать и надоедать Создателю, потому что Проэмперадоры с пистолетами в вашей глуши – редкость. Возблагодарите Его за то, что Он послал вам меня, и вперед! Подарочек к свадьбе я пришлю, хотя хозяйство теперь ваше.
– Я не стану здесь жить! – Лилиан в первый раз повысила голос, кажется, она собиралась рыдать. – Нет, только не здесь!
– Глупости! – Ротгер уже встал на другой след, а прошлое, хоть бы и недавнее, его не волновало никогда. – Столы и стулья не виноваты, и потом, им тоже хочется чего-то доброго. У них отняли небо, ветер, шелест листьев и птичьи голоса, так дайте им взамен немного человеческого счастья.