Мёрдок может абсолютно точно сказать, когда всё это началось — вернее, началось тогда это как нечто совсем ещё другое, куда более невинное и забавное, и кто мог предположить, что оно однажды приведёт их обоих к такому итогу. Но именно этот день отложился в памяти Мёрдока чёткой зарубкой, когда всё разделилось на до и после.
Кирк — тогда он ещё проходил у него не как «Кирк», разумеется, хотя Мёрдок и знал его имя, а как «белобрысая малявка из дома через дорогу» — казалось, с самого рождения сохранял одно и то же выражение лица, упрямо-высокомерное и немного возмущённое, будто мир вокруг своим несовершенством причинял ему невыразимую боль, но он отказывался считать это проблемой своей, а не мира. Мёрдок всерьёз не стал бы удивляться, будь у него такая физия на младенческих фотках (не то чтобы у него есть шанс их когда-то увидеть, конечно). Это выражение не менялось в принципе ни разу — ни когда Кирк, учась под саркастичные смешки наблюдающего Мёрдока кататься на велосипеде, упал и ободрал колено до крови, ни когда он сосредоточенно лупил рюкзаком дразнившего его одноклассника на заднем дворе школы, ни когда он сидел у них за столом и спокойно уплетал сготовленный его матерью ужин, потому что О’Райли-старший в очередной раз нажрался и не впустил сына в дом. Это было что-то, ну, неизменное в его картине мира.
И он совершенно не ожидал результата, который получил, когда, вытряхнув из пачки сигарету, протянул её Кирку.
Тот, смерив её, как и всё на свете, упрямо-возмущённым взглядом, настороженно повертел в руках, понюхал и всё же решился взять в рот.
— Молоток, — одобрил Мёрдок, поднеся зажигалку. — Мужик!
Сделав первый вдох, Кирк оглушительно раскашлялся и согнулся пополам, уперевшись ладонями в колени. Сигарета, разумеется, полетела в траву.
Мёрдок, конечно же, расхохотался. Но потом Кирк поднял голову, и у Мёрдока самого чуть не спёрло дыхание, потому что такое выражение лица Кирка он видел впервые — чистейший шок и охренение человека, обманутого в лучших ожиданиях.
— Какой пиздец, — с чувством и толком, которым позавидовали бы иные взрослые, выдала десятилетняя белобрысая малявка.
— Да, это надо привыкнуть, — не стал спорить Мёрдок. — Но не хочешь — не надо, мне больше достанется.
Кирк быстро выпрямился, и бледная ручонка с непомерно длинными пальцами ловко выхватила из всё ещё протянутой пачки новую сигарету.
— Размечтался. Ещё давай.
Его лицо уже успело принять привычное выражение. Мёрдоку отчего-то вспомнился гребешок из увиденной им недавно документалки; на секунду приоткрывшийся и показавший жемчужину внутри себя, только чтобы снова захлопнуться. Вот только поздно.
И Мёрдок, в высшей степени заинтригованный этой новой, искренней и эмоциональной, стороной Кирка, был готов тыкать метафорической палочкой в метафорическую раковину сколько потребуется, чтобы вновь заставить показать уязвимое нутро, озарённое жемчужным блеском.
Ему не терпелось увидеть больше.
— Привет, — просто сказал Мёрдок, и Кирк обернулся.
Мёрдок покинул Сэнтфилд четыре года назад, с тех пор они больше не виделись, и Мёрдок был готов, что Кирк его даже не сразу узнает. К чему он не был готов — так это к тому, что вечно хмурую рожу Кирка мгновенно прорежет широкая улыбка, а глаза сверкнут влажным блеском. Казалось, даже мир вокруг него стал чуточку ярче, осветившись жаром неподдельной, несдерживаемой радости.
Господи боже.
— Мёрдок! — выкрикнул он на выдохе, явно себя не контролируя.
И затем всё же опомнился, взял себя в руки, выставил привычное забрало; улыбка стекла обратно в тонкую линию поджатых губ. Вот только предательский блеск остался на месте.
— Кхм, — он нарочито неспешно сошёл к Мёрдоку со школьного крыльца. — Привет.
Никто никогда так не радовался Мёрдоку, включая родного брата.
Господи.
Это будет ещё веселее, чем он думал.
— Хороший выстрел, — Мёрдок одобрительно хлопнул его по плечу, когда Кирк опустил винтовку.
Мёрдок видел, как Кирк реагирует на похвалу от других людей — сухим «спасибо», всем видом показывая, что и не сомневается в своих способностях.
Но ни перед кем из этих самых других людей он не показывал свою искреннюю сторону, в этом Мёрдок уверен, как ни в чём другом.
И, возможно, он специально задержал руку на его плече чуть дольше, чем следовало.
— Кхм. Спасибо, — сглотнул Кирк, отвернувшись, пальцы на стволе и прикладе заметно напряглись.
Лишь какой-то случайно затесавшийся в его душу грамм милосердия не дал Мёрдоку поинтересоваться, знает ли Кирк, что у него мгновенно краснеют кончики ушей, выдавая своего владельца с головой.
Знает ли Кирк, как вообще выглядит его поведение.
Кирк прекрасно всё знал — это Мёрдок понял, когда длинные пальцы зарылись в волосы на его затылке, а к губам прижались неуклюжим и пахнущим виски, но старательным поцелуем.
Твёрдо схватив Кирка за плечи, он отвёл его от себя — и, что ж, теперь Мёрдок знал, как выглядит полупьяный Кирк с затуманенными жаждой глазами.
— Ты пьян.
— Не настолько, чтоб ничего не соображать, — Кирк моргнул пару раз, обхватил его за локти, пытаясь податься вперёд, и досадливо, жалобно вздохнул, когда Мёрдок не позволил ему это сделать. — Ну в чём дело? Не ври, что не хочешь. Я вижу, как ты смотришь на меня. Всё-ё-ё вижу.
На последних словах его голос всё же подломился, обнажая предательские неуверенные нотки, будто Кирк пытался убедить сам себя в собственной правоте.
Что ж, врать себе нет смысла, нужно было быть либо слепым, либо тупым, чтобы не заметить, как невинная подростковая восхищённая привязанность, старательно подкармливаемая столь же безобидным озорным разводом на эмоции, обрела далеко не невинные ноты, а Мёрдок, по счастью, проблемами с глазами или восприятием реальности не страдал. Мёрдок давным-давно понял, что однажды этот день придёт — просто он думал, что будет первым, кто начнёт действовать, первым, кто скажет и сделает, что нужно, припрёт Кирка с его тоскливым взглядом к стенке и возьмёт дело в свои руки.
Но... это же Кирк. Чьи тени эмоций, бушевавших под высокомерно-хмурым фасадом, прорываются на божий свет непредсказуемо и хаотично.
И чёрт побери, если Мёрдок не обожал это в нём.
— Не в этом дело, — поморщился он. — Проспись и почисти зубы, продолжим, когда будешь пахнуть по-человечески.
— А, — выдал Кирк, опустив взгляд.
Он заставил Кирка раздеться и лечь в кровать, сидел рядом, гладя по встрёпанным волосам, пока глаза свернувшегося калачиком Кирка не закрылись, а дыхание не стало спокойным и размеренным.
Кирк первым проснулся от звонка Августа ранним утром.
И потом всё завертелось так быстро, что не было ни одной минуты для спокойного разговора, не то что для обещанного продолжения — вплоть до аэропорта.
— Эй, — уличив секунду, Мёрдок зарылся пятернёй в белые волосы и, притянув Кирка к себе, выдохнул на ухо: — Мы всё нагоним, когда я вернусь из этой жопы мира, лады?
Замерший под его прикосновением Кирк чуть ощутимо кивнул.
Мёрдок шёл к самолёту не оглядываясь, но знал, что Кирк провожает его глазами.
Когда Мёрдок впервые увидел Кирка в Асулбурге, он решил, что наконец сошёл с ума. Принять равнодушное лицо какого-то случайно заглянувшего в окошко камеры охранника за того, кого увидеть ещё хоть раз нет никаких шансов — это ли не сумасшествие?
Он успел смириться, что ему не вырваться. Побег, когда криворукая охрана умудрилась расколотить эту огромную колбу, куда его совали после... опытов, был скорее автоматическим порывом. Даже в таком состоянии он понимал всю безнадёжность и бессмысленность этого — но просто не мог не попытаться, как брошенная из воды в рыбацкую корзину рыба трепыхается до последнего.
А потом он увидел Кирка снова.
Прекрасного, упрямого Кирка, который действительно пришёл за ним на край света, как, блядь, чёртова Герда за Каем.
И в первый раз за очень, очень долгое время в его душе вновь зажглась надежда.
Он не слышал, что говорит Кирк, и всколыхнувшаяся вода помешала прочесть по губам — но горькая решительность на его лице сообщила Мёрдоку всё, что нужно.
Тело очень плохо слушалось — но он, собрав все силы, всё же смог приподнять руку и клацнуть когтями удлинившихся пальцев по стеклу, напротив прижатой с другой стороны ладони.
Они сидели на кровати Кирка, и Мёрдок не мог отвести от него глаз, а Кирк, казалось, всё никак не мог замолчать, остановиться, будто за один раз пытаясь нагнать все годы неслучившихся разговоров. Он пытался при этом стягивать свою бронированную униформу, но периодически забывался, принимаясь добавлять к речи краски жестикулированием. Его нервы, очевидно, всё ещё были натянуты после собора, а от новости в виде вышедшего встречать его Мёрдока Кирка совсем развезло, и он радостно тараторил обо всём, совершенно не стесняясь играющей на губах улыбки.
Как можно было не обожать его.
— Я обожаю тебя, — брякнул Мёрдок, первые слова после их рукопожатия, как раз когда Кирк с довольным смешком стукнул ладонью об край кровати, изображая, с каким звуком приклад врезался в генератор на спине Хольта.
Кирк замолчал, тупо глядя на него.
— Кха, — выдавил наконец он. — Кха.
Его непонимающие глаза наполнились влагой, и первая слеза скатилась на щёку.
Вторая.
Третья.
— Блядь, — сипло ахнул Кирк, схватившись за лицо.
Плачущий Кирк — сама концепция выглядела так чужеродно, что Мёрдок даже не сразу осознал, что происходит.
— Не... — начал было Кирк, но подавился рыданием. Он попытался отодвинуться от Мёрдока — как будто его слёзы были чем-то мерзким и недопустимым, что Мёрдоку никак нельзя было позволить увидеть.
Мёрдок был иного мнения.
— Куда, — он рывком притянул Кирка к груди, обхватив оба его запястья одной рукой и обняв второй, прижался щекой к макушке. Будь Кирк твёрдо намерен вырваться, он бы, конечно, ничего не смог поделать — он всё ещё чувствовал себя чертовски слабым после излечения. Но, к счастью, Кирк, как всегда, не стал ему сопротивляться.
— Я обожаю тебя, — повторил он, колыхнув дыханием непривычно тёмные волосы, и Кирк тихонько взвыл, как раненый зверь, уткнувшись ему в грудь. Мёрдок почувствовал, что его бьёт дрожь, и прижал его ещё крепче, будто пытаясь своими прикосновениями заглушить, утихомирить объявшую Кирка панику.
Они сидели так, покачиваясь, ещё долго, и Мёрдок то тихо, но не допускающим пререканий тоном рассказывал обо всём, что любит в Кирке, любит невыносимо, до боли, и что теперь у них всё будет хорошо, всегда, то целовал спутавшиеся волосы, шею, приоткрытое плечо.
Когда выплакавшийся до дна Кирк уснул в его руках, Мёрдок осторожно и не без труда окончательно избавил его от униформы, уложил на кровать и закутал одеялом, как закутывал когда-то успокоенного после ночных кошмаров Криса.
Погладив его по волосам, Мёрдок некоторое время сидел в ногах, а затем придвинул свою кровать, поплотнее, чтобы не было зазоров, и лёг рядом, обняв Кирка одной рукой.
Потому что одновременно измученный и успокоенный спящий Кирк выглядел так, что оставлять его было невыносимо. Даже лишь на ночь.
— Ну, — хмыкает Кирк, чокнувшись с его банкой пива своей фляжкой, — с Рождеством, что ли. Уж извини, что без подарка.
За окнами дешёвого мотеля валит снег, глухие отзвуки назойливой рождественской песенки пробиваются даже сквозь запертую дверь, от холода в номере не спасает дышащий на ладан обогреватель, а чуть заметный запашок гниения подбивает перевернуть матрас и посмотреть, не спрятан ли в кровати труп. Но, по крайней мере, они живы, они вместе, они ещё на пару шажков приблизились к Крису. И наконец-то ночь под крышей, а не в машине.
И это их первое Рождество вдвоём, чёрт возьми. Первое Рождество новой жизни.
— Ничего, — Мёрдок подтягивает его к себе за пояс джинсов, чем вызывает довольную усмешку и выжидательный взгляд блестящих, как чистейший жемчуг, глаз. — Думаю, мы и так можем отлично отпраздновать. Приступим?
Ему ещё многое предстоит увидеть. Как выглядит сонный и довольный Кирк утром после насыщенной ночи в нормальной кровати. Как выглядит Кирк в дурацком рождественском свитере, разворачивающий свой подарок под украшенной не менее чем пятью горящими гирляндами ёлкой. Как выглядит Кирк, мирно засыпающий на его плече под дурацкий сериал.
Как выглядит счастливый много лет Кирк.
И ему не терпится увидеть всё это.
Очень здорово, анончик! Спасибо за милоту 
:newyear:
