Отблески Этерны и другие книги Камши

Анон · 2014-08-24 16:42:40

Кто-то ещё это не бросил?

▼Основные ресурсы⬍

▼Фэндомные ресурсы⬍

▼Часто спрашиваемые ссылки⬍

▼Если вы хотели почитать про Алву и Дика, но не хотите читать все остальное:⬍

▼Чтения цикла в треде⬍

По итогам обсуждения в треде вводятся следующие правила:
— Повышенные требования к культуре общения. В случае нарушения санкции могут быть строже, чем в других тредах.
— Запрет на обсуждение личности Камши в отрыве от книг: её личной жизни, политических и моральных качеств, а также любых высказываний вне контекста книг.
— Запрет на оскорбление и коверканье имен реальных людей
— Категорический запрет на обсуждение современной политики.
— Категорический запрет на обсуждение и хейт внешности любых людей вне контекста фильма.

▼Примеры⬍

— Запрет на любые пронзания ПЧ/НПЧ, залетных троллей на зарплате, сммщиков, фашистов и т д. Разведение срачей такого типа приравнивается к злостному дерейлингу треда.
— весь НСФВ-контент, включая текстовые накуры выкладываются под внятно подписанным катом, Ограничений на темы, сюжеты и кинки нет. Не забывайте, что чей-то сквик — это чей-то кинк и наоборот.
— В теме запрещено провоцировать срачи по поводу того, был ли слэш в каноне или нет. В виду невозможности прийти к единому мнению оба варианта считаются допустимыми. Любые попытки спровоцировать такой срач будут считаться дерейлингом.
— Запрещены любые попытки переводить обсуждение на лаверов, хейтеров (и прочие обобщения "противоборствующей" группы анонов) и количество обсуждений определённых тем, а также попытки выгнать не нравящиеся темы.

В треде НЕ запрещены:
— Хейт персонажей до тех пор, пока он сформулирован адекватно и без проблем с культурой общения.
— Критика книг, творческого процесса Камши, сценария, сюжета, визуала сериала и т д.
— Мат, как и на всей остальной Холиварке.

Нарушение определяется и трактуется модератором на глаз.

В связи с постоянными нарушениями правил в данном треде нарушителям может быть навсегда отключен раздел.

NB! По просьбам анонов в треде вводится строгий контроль за оверквотингом: цитаты из книг, а также цитаты из интервью, постов в соцсетях, касающиеся книг, убираются под кат. Цитирование большого поста или нескольких средних постов - тоже под кат. Если ваш ответ занимает несколько абзацев, тоже убирайте часть под кат. Видео тоже под кат, картинки, если их больше одной - под кат. Если картинка большого размера, ее тоже под кат. Нарушения определяются модератором на глаз, если не уверены, лучше спрячьте под кат.

Пример, как надо: https://holywarsoo.net/viewtopic.php?pi … #p17463176
Без ката вот такой пост не постите: https://holywarsoo.net/viewtopic.php?pi … #p17462215

Ссылки на родственные треды:
Мирного обсуждения ОЭ тред
ОЭ-фэндом

Анон · Вчера 21:29:08

Анон пишет:

И при этом она имитирует согласие

Так она его не имитирует, ей реально это нормально и она просто считает, что должна терпеть. Другой вопрос, адекватно ли такое согласие.

Анон · Вчера 21:29:54

Анон пишет:

Анон пишет:
выбор самой Мэл
То есть, изнасилование перестает быть таким, если жертва выбирает терпеть. Мда...

Как Альдо может понять что это насилие если Мэл добровольно соглашается? Как он может понять что она терпит а не получает удовольствие?

Анон · Вчера 21:32:32

да, мы уже поняли, что глаза он снял и оставил где-то рядом с троном :hmm:

Анон · Вчера 21:32:49

Анон пишет:

адекватно ли такое согласие.

Неадекватно. Если женщину растить, например, в борделе, она тоже будет думать, что обязана на все соглашаться и таков путь. Это не перестает быть изнасилованием. Терпеть боль, галлюцинации и при этом считать себя ненормальной и убогой - показатель наглухо сломанного человека. Как-то списывается со счетов, что нормальный человек на месте Альдо в процессе секса понял бы, что ей не норм и прервался бы даже после словесного "нет, все ок".

Анон · Вчера 21:34:59

Анон пишет:

да, мы уже поняли, что глаза он снял и оставил где-то рядом с троном

1) Он пьян
2) Он не делает с Мэл ничего такого чего не делал бы с любой другой женщиной в постели. Например с Вицей.
То есть, для него всё идёт по сценарию к которому он привык.
Если бы Мэл сказала что ей больно, анон считает что Альдо остановился бы. Но если Мэл молчит значит для Альдо всё идёт хорошо.

Анон · Вчера 21:36:50

Анон пишет:

1) Он пьян

И это так-то является отягчающим обстоятельством в нормальном мире

Анон · Вчера 21:36:55

Анон пишет:

Он пьян

Пьянство считается отягчающим в современном праве, и стало таковым неслучайно. Пьяный сам выбирает пить и в пьяном виде совершаются очень всратые преступления.

Анон · Вчера 21:37:50

Анон пишет:

То есть, для него всё идёт по сценарию к которому он привык.

А понимание, что он трахает зажатую странную девочку, которую перекосило и она плачет? Не, не завезли? Все его любовницы такие, что ли?

Анон · Вчера 21:40:59

Анон пишет:

Анон пишет:
То есть, для него всё идёт по сценарию к которому он привык.
А понимание, что он трахает зажатую странную девочку, которую перекосило и она плачет? Не, не завезли? Все его любовницы такие, что ли?

Вообще женщина в постели может плакать от удовольствия. Анон знает точно так как сам практикует слезы во время оргазма.
Отказ это всегда то, что должно озвучиааться словами через рот и не оставлять возможности для двойных трактовок.

Анон · Вчера 21:41:33

Анон пишет:

А понимание, что он трахает зажатую странную девочку, которую перекосило и она плачет? Не, не завезли? Все его любовницы такие, что ли?

У него так выглядит первый раз. Он никогда с девственницами не трахался, вот так для него это и выглядит.

Анон · Вчера 21:41:56

Анон пишет:

А давайте под катом внесем обе сцены, и с Альдо, и с Лионелем. А то обсуждаем, как Мойша напел, а так оно будет перед глазами. Пожалуйста, если кто-то может, потому что у меня сейчас с собой книг нет(.

▼Альдо⬍

Четвертая ночь разлуки, четвертая ночь без страха, четвертая ночь надежды и ожидания… Мэллит выдержала больше, глядя на полные тайн горы и незнакомые города, вслушиваясь в чужие слова и шум дорог. Она шла к любимому и умирала с ним и за него сорок тысяч раз, но первородный Альдо победил. Луна не властна над солнцем, огненные лучи растопили лед клятв и выжгли траву заклятий, нужно только ждать встречи, верить солнцу и забыть о грозящей луне. Она бессильна, потому и зла. Ничтожная Мэллит, баронесса Сакаци, пригладила отросшие кудряшки и открыла шкатулку с золотыми куницами на крышке. Так решила царственная, одарив гостью похожим на звон хрусталя именем и родовым знаком. Гоганы не знают гербов, рознящих внуков Кабиоховых, но рыбы, полюбив, становятся птицами, а камни – цветами. Мэллит вручила душу первородному, а он оправил жалкий дар в золото и осы́пал самоцветами. Гоганни прикрыла глаза и наугад выдернула ожерелье. Круглые матовые бусины казались дикими вишнями, но были тверды и не имели запаха. Девушка лукаво улыбнулась и положила драгоценность на блюдо с яблоками и горькими орехами, что так любил «кузен Альдо». Так первородный велел себя называть, и Мэллит старалась, даже оставаясь одна.
– Ты ешь камни? – Тихий смех за спиной заставил Мэллит вздрогнуть. – Не знал… Нужно дарить тебе больше драгоценностей, может, поправишься наконец.
– Альдо!.. Пришел к…
– Кузен Альдо, – перебил любимый и вновь засмеялся, громко и странно. – Кузен пришел к кузине. Соскучился и пришел. Ну ка, скажи: «Здравствуй, кузен, как я рада тебя видеть!»…
– Здравствуй, кузен Альдо, – послушно повторила гоганни, глядя в обожаемые, покрасневшие от забот глаза, – недостойная счастлива…
– Достойная! – отрезал любимый. – Достойная, славная, сладкая и рыжая! Надень камешки, раз уж вытащила, а тряпку сними, лишняя она.
Губы первородного изгибала улыбка, но брови были сведены, скулы опалил злой румянец, и в смехе не было радости.
– Первор… Альдо устал? – спросила гоганни, послушно снимая расшитую хвостатыми звездами шаль. – Ушедшие дни принесли много тревог?
– Подлость они принесли. – Названный Альдо тяжело опустился на стул. – Предательство и глупость… Мэллит, ну почему у меня если не змея, то баран или мерин?!
– Где змея? – не поняла Мэллит. Каменные вишни холодили шею, а сердце сжималось от тревоги и чего то непонятного и жгучего. – Где она, Альдо?
– Одна гадюка – в Нохе, – мощная рука играла золотыми цепями, как судьбами, – еще две удрали, а бараны не сумели их прикончить! Даже Нокс… А уж обещаний было, можно подумать…
Альдо потянулся к кувшину с лимонной водой, сверкнула бегущая через плечо лента.
– Проклятая кислятина! Такое только утром пить…
– Кузен Альдо желает вина? – поняла Мэллит. – Но здесь его нет.
– Ничего, обойдусь, – махнул рукой первородный. Ему было плохо, а у Мэллит не было кэналлийского. В Агарисе она знала, где взять вино и куда идти. Гоганни котенком юркнула вперед, опустилась на ковер возле замшевых сапог и подняла глаза. Любимый улыбнулся, его пальцы скользнули вниз, тронули вишневое оже релье.
– Суд над неприятным закончен? – спросила Мэллит, убивая тяжелую тишину.
– Закончен. – Какой глухой и гневный голос, словно ропот горного потока. – Эта тварь вывернулась! Вот уж у кого ни стыда, ни разума, ни чести, одна дерзость! А кое кто у мерзавца на поводу идет, даже твой Иноходец…
– Блистательный Робер верен не ничтожной, а своему повелителю. – Мэллит положила подбородок на колени первородного и замерла. Так они сидели в про́клятом луной Агарисе и в замке, который нужно называть родным, сидели и говорили о старых тайнах, грядущем величии и любви. Зачем тем, кто любит, дворцы и цен ности, довольно золотых роз на полу… Только названный Альдо не волен в своих желаниях, и путь его – путь величия и славы.
– Робер за меня умрет, не задумается. – Твердая ладонь коснулась волос девушки, скользнула по шее и замерла, вцепившись в плечо. – И за Матильду тоже, но Иноходец глуп, как и положено коню, вот его и запутали. Ну и Повелители мне достались, но до Ворона я доберусь! Смеялся над гальтарским – поплачет над варитским! Пусть полюбуется, как марагонское отродье усядется на кол, а когда хомяк сдохнет, займет освободившийся… трон. По воле колченогого Эрнани и великого Франциска! И по нашей воле! Я сказал, а ты слышала, Мэллит… Так и будет, слышишь, куничка?! Так и будет!
– Первородный сказал, а ничтожная слышит, – пролепетала Мэллит. – Первородный повергнет своих врагов в прах.
– Повергну, – свел брови любимый. – Ты – умница, куда умней этих… Проклятье, ну почему у тебя нет вина?!
– У ничтожной… У меня нет ничего, – прошептала девушка, – все приносят слуги…
– Нет бы догадаться, что внучке Матильды касера всегда пригодится, – захохотал Альдо, рывком поднимая гоганни с ковра. – Сейчас мы… Знаешь, что мы сделаем?
– Первородный…
– Альдо! Для тебя я – Альдо, раздери тебя кошки! Ты – не гоганни, ты – приемыш Матильды! Неужели трудно запомнить раз и навсегда?! И брось это свое дурацкое… Даже не знаю, как назвать… Тоже мне «ничтожная!» Ты – красотка, ты – умница, ты мне нравишься, ну так живи без вывертов.
– Я буду, – выдохнула враз опьяневшая Мэллит. – Я не гоганни, я сделаю все… Все по воле любимого…
– Так то лучше, и не вздумай плакать. Не терплю слезливых женщин, они носом шмыгают. – Губы первородного были близкими и горячими, они пахли можжевельником и чем то непонятным.
– Говоришь, любишь? – шептали они. – Любишь?
– Жизнь ничтожной, – выдохнула Мэллит, запрокидывая голову, – прах под ногами первородного…
– Под ногами? – Цветы и птицы на потолке стали ближе и закружились, пол ушел из под ног, качнулись и замигали свечи. – А вот и не угадала… Хорошо, что ты тощая… Сейчас хорошо, скоро будет плохо.
– Альдо, – выдавила из себя девушка, – кузен Альдо…
Глупое тело дрожало, не понимая, что происходит, любимый громко дышал. Мэллит замерла, боясь шевельнуться и спугнуть свершавшееся. Альдо подмигнул девушке, шагнул к столу, пошатнулся, ударился о край, одна из свечей выпала из шандала и погасла. Как звезда.
– Свеча упала, – пробормотала Мэллит и оказалась на розовой скатерти.
– Глупости, – шепнул любимый и отбросил шпагу. – Она просто погасла… Не бойся! Ты ведь не станешь бояться?
– Клянусь родившей меня. – Руки сами по себе вцепились в рытый бархат, что то глухо застучало. Яблоки… Это посыпались на ковер яблоки… Мэллит сама не поняла, что вырывается, но ее прижали к столешнице.
– Успокойся, – велел первородный, – все хорошо…
– Мое сердце спокойно, – солгала Мэллит, узнавая и не узнавая любимого. Первородный был прекрасен, как сын Кабиохов, сошедший к избранным, его глаза сияли, а грудь вздымалась. И ничто не могло сломить волю его и встать на пути его.
– Куничка!.. Моя куничка!..
Рывок – и склоненное лицо стало ближе, в спину впилось что то жесткое… Край стола… Ноги соскользнули в пустоту, но Мэллит не упала, ей не позволили упасть.
– Тихо! Лежи тихо!..
– Альдо…
Треск раздираемого атласа, холод, жар, боль и кивающая тень на потолке – огромная, черная, гривастая… Тень нависает над ними, мерно качается, и вместе с ней растет и качается боль, она тяжела, как жернов, и горяча, как печь.
– Куничка, – приоткрытый рот, раздувающиеся ноздри, слипшиеся волосы… Неужели это любимый? Неужели это высочайшее счастье и тайна тайн?!
– Молодец, малышка, – выдыхает незнакомый. – Умница… Ты…
– Ты?! – Это она кричит или рвущаяся в окно луна. – Ты?!
Черная тень замирает, тает в мутно зеленых волнах, сквозь которые проступает другое лицо – спокойное, гладкое, мертвое. Откуда оно?!
– Ты… – шепчут белые губы. – Ты…
– Ты… – У камина встает кто то в плаще и шляпе, руки скрещены на груди, лица не видно. – Ты…
– Ты… – Лунные волны накатывают на серый берег, растут, несут на плечах бледных и спящих. Их много, очень много.
– Ты… – Бескровные пальцы тянутся вперед, по зеленоватой коже ползут медленные капли. – Ты…
– Что ты кричишь? – Нет луны, нет страшного лица, нет незнакомца у камина, есть боль и любимый. – Так всегда бывает, когда первый раз. Потом привыкнешь…
– Первородный!.. – Надо утереть глаза, но пальцы не разжимаются, а слезы текут и текут. Сами.
– Да оставь ты своих первородных! Ты сама хотела, а теперь хныкать поздно…
– Яблоки рассыпались…
– Ну и кошки с ними! Хочешь, чтоб я ушел, так и скажи! Мне вранья не нужно.
Как сказать любимому, что ей пригрезился лунный мертвец, что у камина стоит чужой и гневный, что сама она тонет в боли и ужасе? Первородному хватит его тревог и его войны. Мэллит улыбнулась:
– Ничтожная забыла себя… от великой радости…
– Вот ведь! – Губы любимого, живые и красные, трогает улыбка. – Не ожидал… Хотя тихие, они все такие… Мы еще с тобой порадуемся, куничка… Ну, иди ко мне… Вот и умница.
– Кузен Альдо, – выдохнула Мэллит, закрывая глаза, чтоб не видеть напряженного, чужого лица, – мой кузен Альдо…

▼после раз⬍

Кровавые пятна пришлось залить чернилами. Сперва Мэллит хотела разрезать испорченную скатерть на лоскутья и потихоньку вынести в сад, но не решилась. Гоганни научилась добывать и прятать от родных одежду еще девочкой, но в Агарисе к ее услугам был весь дом, а комнаты царственной не покидали любопытные женщины.
Осталось начать письмо и проявить неловкость. Мэллит написала несколько слов «милостивой и дражайшей покровительнице», а потом опрокинула чернильницу. Красно бурое утонуло в черном, словно грозовая туча скрыла вечерние облака. Девушка поднесла к глазам измазанную руку, на запястье проступали синяки – Первородный не знал своей силы, а она не сказала ни о боли, ни о стоящем у камина, ни о лунном приливе. Ничтожная промолчала, и любимый, уходя, упрекнул ее…
Мэллит отбросила перо и закусила лопнувшую ночью губу. Тело ломило, словно лунные дни пришли раньше времени или царственная вновь обучала нерадивую верховой езде. Сзади что то скрипнуло, и девушка торопливо глянула за камин, там не было никого… Никто не посмеет пройти мимо стражи, и только любимый знает, как обойти ее, но до ночи слишком далеко.
От золы тянуло дымной горечью – так пахнут осенние листья, когда их хоронят в огне. Листья – огню, корабли – морю, людей – земле, а песни – ветру…
– Госпожа баронесса, – женщину со скучным лицом и рыбьими глазами Мэллит не любила, но вошла именно она, – поздний завтрак готов.
– В Малой столовой?! – Любимый зовет ее, значит, она станет улыбаться и наденет вишневые бусы, те самые… Кузен Альдо больше не скажет, что у его кунички холодное сердце. Никогда не скажет!
– Стол накроют, где прикажет госпожа баронесса. – Скучная увидела пятно и поджала губы. – Его величество выехал в Ноху и велел его не ждать.
Любимый не придет раньше ночи! Воины, послы и вельможи без остатка съедают дни государей, так было и так будет…
– Я не голодна, – твердо сказала Мэллит, – скажите, чтобы сменили скатерть…
– Да, сударыня. – Женщина присела в принятом у первородных поклоне. – Госпожа баронесса не заболела?
– Просто я не хочу есть.
– Может быть, лекарь…
– Я не хочу! – выкрикнула гоганни. – Уйди!
Похожая на рыбу ушла, и Мэллит испугалась. Себя самое. Раньше она не кричала, а у лекаря есть настойка, глушащая боль, и притирания от синяков, но он бы все понял… Ничтожная будет терпеть: боль телесная гаснет, это душа плачет вечно, но о чем ей плакать сейчас? Мэллит любит и любима, лишь тело ее не создано для счастья. Едва первородный шагнул за порог, она упала у камина, словно отравленная, зажимая рот ладонями, и лежала долго.
Зачем обрекать на одиночество красивых и сильных, если можно отдать слабую? Зачем отбирать нареченных у счастливых женихов, если есть ненужная? Потому то дочь достославного Жаймиоля и избрали Залогом. Старейшие женщины не знали, что внуков Кабиоховых пленяет иное…
– Госпожа баронесса, разрешите убрать стол?
– Да.
Служанка вынесла испорченную скатерть, ту самую… Стань Мэллит женой достославного Гайраоля, как мечтал отец дочери своей, она бы до конца супружества своего хранила впитавшую девственность ткань, но для Мэллицы из Сакаци гоганские обычаи ничто. Она любит сердцем, а тело подчинится, лишь бы был счастлив любимый.
– Госпожа баронесса желает розовую скатерть или желтую?
Кузен Альдо никогда не увидит ее боли, и боль растает, но как плохо они расстались! Любимого ждала погоня, а она думала только о себе, и он ушел без поцелуя и без молитвы. Теперь мысли первородного полны горечи. Что вспоминает он, торопя коня? Женщина, не согревшая любовью господина сердца своего, грешна в глазах Кабиоховых, но не упавшая в ноги уходящему грешна четырежды…
– Сударыня, так розовая или желтая?
– Нич… Мне все равно… Я… Я желаю знать, когда вернется его величество.

▼после два⬍

Темно красные камни на золотом атласе, словно ягоды в осеннем саду… Синяки сойдут, кровь остановится, боль станет привычной, а вишневое ожерелье останется памятью начала начал. Любимый увидит его и все поймет. Мэллит погладила согретые ее теплом шарики и вышла из комнаты.
– Госпова бавонесса, – толстая Мэтьюс отскочила от стола, ее губы блестели, а за щеками таились сласти, – госпова бавонесса желает куфать?
– Госпожа баронесса желает видеть его величество, – твердо сказала Мэллит. – Укажите дорогу.
– Но… – Мягкая шея суетливо дернулась. – Госпожа баронесса… Его величество занят. Он может разгневаться…
Любимый будет гневаться, услышав слова любви? О нет! Он гневался ночью, когда ничтожная не нашла в себе сил улыбнуться и сказать о своем счастье и своей верности.
– Гнев государя и одобрение его падут на приказавшую, – успокоила гоганни ту, чья дочь недавно дала жизнь сыну. – Где он?
– Сейчас, сударыня. – Розовая Людовина смотрела грязными глазами, и Мэллит вспомнила хозяина таверны, где первородный ожидал недостойную. Там их губы произнесли то, что сердца знали всегда, там на пол упали золотые розы, и как же их было много! Мэллит не жалела об оставшихся в доме отца ценностях, но присланные любимым цветы… Как же она плакала, оставляя их умирать.
– Госпожа баронесса, – зубы Людовины были белыми, а волосы желтыми, ее называли красивой, – его величество должен быть в Гербовом кабинете. Вас сопроводить?
– До дверей. – Гоганни вовремя вспомнила, что воспитанница царственной не может идти одна.
– Сударыня, – на лице Мэтьюс были страх и сомнение, – надо послать гимнета. Он доложит, что вы просите аудиенции.
– Нет, – улыбнулась Мэллит, и они с Людовиной пошли меж белых и золотых статуй и подобных им воинов, и было воинов больше, чем обычно.
– Сударыня, – шепнула Людовина, – соизвольте взглянуть направо. – Гоганни повернулась и увидела любимого в белых одеждах и на белом коне. Ветер развевал полные солнца волосы и золотой плащ, а в небе распластал крылья дарующий Силу Зверь.
– Как прекрасен его величество на новом портрете, – сказала Людовина, пробуждая Мэллит от солнечных снов.
– Да, – ответила гоганни, гордясь и печалясь. Мастер, изобразив государя, был правдив и честен – он не знал того, что знала Мэллит. Первородный ведал и боль, и сомнения. Слишком тяжела была его ноша, и слишком мало достойных было рядом, даже царственная, не поняв его замыслов, бежала, а вчерашний день принес две раны. Первую нанесли враги, вторую – возлюбленная, подменившая золото пеплом, а благодарность – слезами.
– Сударыни… – Офицер с красными глазами замер на пороге круглого зала. За широкими плечами виднелась дальняя дверь и двое воинов по бокам. – Прошу меня простить, – сказал страж, – его величество занят.
Мэллит взглянула в хмурые глаза.
– Он ждет, – сказала она. – Он меня очень ждет, и я иду.
Воины не шелохнулись, их алебарды были скрещены, а лица угрюмы. Мэллит не знала, что будет, когда в ее грудь упрутся железные острия, она не думала об этом, просто шла, и гимнеты шагнули в стороны, а двери распахнулись.
Любимый сидел в кресле у окна. Он был не один. Тучный старик в коричневом платье торопливо поднялся. Первородный обернулся, удивленно поднял брови, и Мэллит бросилась к нему.
– Ваше величество, – голос гостя был спокойным и добрым, – я прошу позволения удалиться.
– Да, граф, оставьте нас. Мы скоро вас пригласим.
Старик исчез, и Мэллит опустилась на ковер у ног любимого. Как вчера.
– Зачем ты пришла? – Как холоден этот взгляд, рана оказалась глубже, чем она думала. – Кто тебе позволил?
– Ночью недостойная не сказала слов любви… Первородный ушел оскорбленным.
– Ну и чушь! И ты из за этого ворвалась ко мне, когда я занят?
– Я не могла ждать, зная, что… кузен Альдо не уверен в… моем сердце.
– Сядь, – велел названный Альдо, – по человечески сядь, в кресло. И учти, ты явилась сюда в первый и последний раз. У нас все было хорошо… и еще будет, но я не позволю никому, слышишь, никому лезть со всякими глупостями в мои дела! Каждый должен знать свое место. Поняла?
– Мое место рядом с любимым. – Почему он так смотрит? Случилось что то страшное, что то сжегшее душу и замутившее глаза.
– Ну нет, милая, – и голос, голос тоже другой, – рядом со мной тебе не бывать. Не хотел тебя огорчать, но раз уж пошло начистоту… Ты мне очень нравишься, куничка, я тебе благодарен за вчерашнее… Ты нам всегда помогала, я это помню, но я скоро женюсь. Моей невесте вряд ли будет приятно, что во дворце живет молодая красивая девушка, а нашу связь не утаишь. Есть придворные, есть слуги, есть гимнеты. Рано или поздно кто нибудь догадается, так что тебе придется уехать.
– Я уеду, – это сон, бред, месть обманутой луны, любимый не может так говорить, так думать, так смотреть! – сейчас уеду… Я вернусь к царственной!
– А вот этого не будет! – Теперь он смеется, но как страшен этот смех. – Я тебя никому не отдам, тем более этой старой дуре! Ты будешь жить в Тарнике, а я буду тебя навещать. Согласна?
– Я уеду, – губы не слушались, но слез не было, – я вернусь в племя свое.
– И разболтаешь все, что знаешь? Не выйдет. Твои родичи мне враги, а мы с тобой связаны какой то дурью. Ты останешься здесь. Поняла? И учти, криков я не потерплю. Ты сама решила, я тебе ничего не должен.
– Первородный мне ничего не должен, – чужим голосом повторила девушка. – Первородный женится, ничтожная уйдет. Ей не место рядом с любовью.
– Вот и договорились. – Ставшая чужой рука надавила на плечо, принуждая сесть. – А я то думал, гоганни поумнее наших дур, ан нет! Юбка есть юбка, ложка ума, бочка ревности.
– Ничтожная не ревнует первородного. Ничтожной не место рядом с ним…
– Если это не ревность, то я не Ракан. – Этот смех будет ей сниться, смех и луна. – Так и быть, я тебя успокою. Я урготских курочек не люблю и вообще видел только на портрете. Если мазила не врет, в служанки они сгодятся. В служанки, в королевы, но не в любовницы. Старшая – тощая, младшая малость посмазливей… До Кла… До кунички им далеко, но у Фомы золота больше, чем у всех агарисских гоганов, а в приданое я возьму меч Раканов. Ты понимаешь, что это значит?
– Ничтожная не может знать важного.
– Запомни раз и навсегда – я не отдаю то, что принадлежит мне, никому. Меч Раканов дороже всех принцесс мира. Когда он будет у меня… Одним словом, я женюсь на дочери Фомы, а к тебе буду приезжать. Если не станешь плакать и говорить глупости.
– Дочь отца моего не будет плакать. – Мэллит встала и поклонилась, как ее учили женщины из дворца. – Я прошу прощения у кузена Альдо и прошу меня отпустить.
– Вот и хорошо. – На губы названного Альдо вернулась улыбка. – Ты у меня умница. Иди, вечером я постараюсь к тебе зайти. Стой, куда? Без поцелуя я куничек не отпускаю….

▼Лионель⬍

Звезды висели на ветвях, будто каштаны, и, как каштаны, они срывались и падали, превращаясь в иглу, за которой тянется мерцающая нить. Мэллит пыталась узнать созвездия, что висели над Агарисом, но северное небо было другим. Гоганни куталась в шаль и думала о том, что добрая Бренда все еще плоха, а в доме мало хлеба и ночуют двое мужчин, которые встанут голодными. Если они будут долго спать, можно успеть на рынок, только будут ли там достойные куры?
Становилось все холодней, пора было закрывать окно, задвигать смешную заслонку на печной трубе и готовить постель. Девушка отвернулась от звезд и тронула непривычно большой башмак. Она обещала полковнику перевязать сбитые ноги, но отдирать присохшую ткань не хотелось, а в доме отца негнойные раны тревожили раз в день. Когда Мэллит разогнулась, звезды заступила высокая тень. Мужчина стоял на той самой развилке, что так помогла утром.
– Сударыня, – сказал гость, и гоганни узнала Проэмперадора, – вас не затруднит посторониться?
Мэллит отшагнула; она ставила ноги ребром, но все равно стало больно, и боль помешала заметить прыжок.
– Выйти таким путем легче, чем войти, – первородный Лионель закрыл окно, – тем не менее вы рисковали.
– Я умею, – сказала гоганни прежде, чем подумала, и ей пришлось продолжить: – В Агарисе я выходила из своей спальни через окно, но там дерево росло ближе. Я боялась, только другой дороги не было.
– Одна из великих истин, – спокойно подтвердил победитель дриксов. – Если нет другой дороги, приходится прыгать. Вам лучше сесть.
– Да…
– Так садитесь. Сегодня выдался странный день, давайте и закончим его странно.
– Первородный Лионель поднялся из сада?
– Нет, прошел по карнизу, в детстве мы с братом часто так развлекались – правда, башенки Сэ заметно выше.
– Но почему… первородный отверг дверь?
– Потому что открыто было окно.
– Я должна что то вспомнить?
– Не думаю. Ночь, открытое окно и свет в нем притягивают мужчин. Разве вы этого не знали? И разве вы смотрели на звезды просто так, ничего и никого не ожидая? О чем вы думали?
– Завтра вы и брат Селины будете голодны, – тихо сказала Мэллит. – Я думала о том, как успеть на рынок.
– Неправда.
– Я думала об этом.
– Несомненно, вы собирались на рынок, но, обдумывая завтрак, не кутаются в шаль, не поднимают лицо к звездам, не выходят к перекрестью дорог, а окно – это всегда перепутье, граница между «остаться» и «уйти». За порогом всегда ждет дорога, но за окном их три.
– Так говорит ваша Кубьерта?
– Так молчите вы… Я люблю смотреть чужими глазами. Вы пытались узнать агарисские звезды и жалели о доме, которого больше нет. Не жалейте, просто помните.
– Я помню… – Первородный Лионель слышит безмолвное, такое бывает. Он знает о правнуках Кабиоховых то, что они забыли сами. Первородный скоро уйдет. Жаль… – Я нужна?
Не ответил, подошел к печи, пошевелил угли, вернулся.
– Еще рано закрывать вьюшку. И думать про утро тоже рано, сударыня. Не будем оскорблять ночь, она сделала что могла, остается принять ее подарок.
Взглядом можно удержать, и названный Лионелем удержал. Мэллит не могла не смотреть в черные глаза, и тьма в них была иной, чем у нареченного Робером. Теперь гоганни поняла, зачем он пришел, но разве можно забыть омерзительнейшую из правд? Сны, приходившие в Хексберг, были приятны, но лживы и не имели конца, а истина в гадких кровавых пятнах гнила в Олларии. Гоганни вздернула подбородок.
– Я жгу свечи, но я не зову! У меня разбиты ноги. Я лягу спать и утром пойду на рынок в больших башмаках. Ценит ли первородный кур?
– Не сейчас.
На лице Альдо была бы ярость, на лице Робера – грусть, а нареченный Чарльзом стал бы сетовать, не словами – голосом и душой. Проэмперадор улыбнулся.
– У меня нет сердца! – выдохнула Мэллит. – У меня больше нет сердца…
– Сударыня, если б оно у вас было, я никогда не посмел бы предложить вам себя. Так вышло, что у меня сердца тоже нет.
– Разве первородного топили в грязи? Разве он отдал все и обрел пустоту?
– Все было проще. – Он не приближался, напротив, отступил в глубь комнаты. – Я таким родился. Каждый чем то да обделен, но сын моего отца понял: человек бессердечный не должен приближаться к человеку с сердцем. Иначе он его вырвет, и другому станет очень больно.
– Так и было, – призналась гоганни. Душа хотела забыть, тело помнило и боялось. – Я вижу сны, но я не смогу…
– Вы так уверены?
– Глаза нареченной Сэль стали звездами, когда вы вошли. Я – пепел, она – цветок! – Мэллит лгала и говорила правду. – Как я останусь с подругой, украв ее мечту? Это исполненная зла захотела взять за свою любовь – вашу.
– Она больше не хочет ничего. Разве Селина говорила, что я ей нужен?
– Нет… Она говорила, что вы – добрый человек, такой же добрый, как Повелевающий Ветрами и та, что называлась королевой Талига.
– Пожалуй. – Большое покрывало расстилали с помощью палки, Проэмперадор сдернул его одним рывком. – Мы и вправду многим похожи, и завтра станем похожи еще сильнее. Может быть… Сударыня, я не стану класть между нами шпагу, она холодная и сквозь сон может показаться змеей. Кроме того, я предпочитаю заточенное оружие, а одалживать на одну ночь тупое было бы странно. Клянусь своей кровью, я не трону вас без вашего на то желания. Более того, я не коснусь вас первым. Идите сюда.

***

Нареченный Лионелем не солгал, он уснул, не коснувшись недостойной и не раздеваясь, спящий был прекрасен, его вид радовал взгляд, но смущал душу. Мэллит осторожно коснулась плеча первородного, и тот, не открывая глаз, накрыл ее руку своей. В Хексберге гоганни снились улыбки и легкие, как весенний ветер на берегу, поцелуи; это было прекрасно, но потом раздавался звон, будто от разбитого хрусталя, и берег моря становился смятыми простынями. Проснувшись, гоганни долго лежала, глядя на свечу и пытаясь вернуть радость, но возвращалась лишь гадкая ночь с мертвой любовью. Сегодня не было свечи, и берега с розовой пеной тоже не было, волосы гостя золотил масляный ночник, и все равно она спала и видела сон. Разве стал бы Проэмперадор входить в окно и говорить как правнук Кабиохов? Талигойцы скрывают потаенное, они молчат или лгут, пряча желание, а потом хватают ту, что не убежала и не затворила двери. Мужчина, не удовлетворивший свою страсть, не уснет рядом с женщиной, это Мэллит знала от сестер… Девушка осторожно высвободила руку и села, обхватив коленки. Сон был таким ясным, и он пришел после полного событий дня. Дерево под окном спасло три жизни, оттого оно и приснилось полным звезд, но грезы затянулись, и в них прорастала горечь.
Губы Мэллит пересохли, и сердце стучало так, будто она вновь бежала пустой улицей. До воды было не дотянуться, и девушка встала, помня о многом, но не о сбитых ногах. Боль тут же провела по ступне раскаленными когтями; боль не снится, она будит, однако все осталось по прежнему – слабый золотистый свет и спящий с лицом огнеглазого Флоха… Кто скажет, как сыны Кабиоховы входили к дочерям человеческим? Может быть, те, кто изведал их любовь, думали, что спят? Может быть, они спали?
Мэллит тихонько взяла ночник и, забившись в уголок, сменила повязки. Что делать дальше, она не представляла, все было слишком странно, но бежать не тянуло – напротив. Ей хотелось знать, многих ли брал ночами за руку названный Лионелем и что он им говорил? У свободных мужчин, если они знатны и богаты, всегда будут женщины, только первородный не хочет принести слезы той, что даст ему мимолетную радость. Селина говорит, он добр, и он сумел увидеть в Кубьерте былые беды…
Дитя должно быть сыто, даже если мать голодна, но сколько без хлеба продержится худая? Пояс невесты породила нужда; тех, кто жил в Золотых землях, не изгоняли в пустыни, и у них иная память и иная красота. Здесь Мэллит красива, а подобный Флоху будет красив всюду. Девушка тихонько вернулась на свой край постели, та скрипнула, и на этот раз мужчина приоткрыл глаза.
– Первородный меня простит, мне не спится.
– Я догадался… Надеюсь, не по моей вине. Мне говорили, что во сне я спокоен.
– Это так. Я думала об услышанном. Я росла больной, я не принесу первородному радости и не получу ее. Так бывает.
– О Кабиох, и все потомки его! – Названный Лионелем приподнялся на локте и, смеясь, смотрел на Мэллит. – И кто же вам такое сказал? Наверняка какой нибудь глупый лекарь… Пичкал вас соком восьми и одной лягушки и бормотал заумную чушь… Лекари, дай им волю, объявят смыслом жизни клистир и теплое молоко с пенкой. И с маслом. От такого и впрямь затошнит, только это не значит, что затошнит от вина.
– Первородный Лионель… Меня в самом деле… Я молчу, почему вы меня слышите?!
– Я – первородный из дома Молнии, а вы, похоже, отмечены именно Флохом. Альдо вел род от бастарда Придда, ваша ара ответила не ему, а Эпинэ. Как вышестоящему.
– Повелевающему Молниями?
– Да. Ну а вас по ошибке связали то ли с Волной, то ли просто ни с чем. Неудивительно, что вам было дурно, но почему вам должно стать плохо сейчас? Вы потеряли, я никогда не имел. Мы не причиним друг другу вреда и, кто знает, возможно, сможем вспоминать эту ночь с нежностью. Сейчас очень скверные времена, сударыня, было бы обидно потерять то красивое, что нам еще доступно, и унести в никуда память о боли.
– Первородный…
– Именно, прекрасная Мэллит. Флох нас с вами не оставит.
Протянутая рука легла на одеяло в волоске от коленей Мэллит, сверкнуло одинокое кольцо. Алый камень словно подтверждал сказанное. Как было не коснуться его?
– Смелее, сударыня… Вы позволите помочь вам развязать пояс?
– Я… Да.
– Не бойтесь. Должен же кто то вас и впрямь научить. Так что вам говорил глупый лекарь?
– Недостойная не спрашивала лекарей, – пролепетала Мэллит, понимая, что теперь не уйти.
– Если нет лекаря, зачем бояться? – удивился непостижимый.
– Что мне делать? – прошептала гоганни.
– Ничего. – Чужие губы легонько коснулись ее собственных. – Вернее, делайте что нравится… Остальное забудьте.
И она забыла, вернее, оно забылось само. Мэллит думала о любви, ждала любви, ненавидела любовь и ничего не знала о том, чего же она хотела и от чего бежала. Гоганни летела на звездных качелях, и первый ветер стонал, вскрикивал, смеялся ее голосом, а второй что то отвечал, но девушка не слушала, пока тот, кто был с ней, не откинулся на спину.
– И что вы скажете теперь? Много правды сказал ваш лекарь?
– Первородный… Такого не бывает… Но я… Вам понравилось?
– Главное, чтобы понравилось вам. – Нареченный Лионелем говорил тихо, словно засыпая. – Запомните главное правило: женщине хорошо, когда ей хорошо, а мужчине, если он мужчина, хорошо, когда хорошо женщине. Вы меня поняли?
Мэллит не ответила, боясь спугнуть и так уходящее. Проэмперадор был прав, в ее жизнь вошло много бед и лишь один мужчина – тот, кого она сейчас обнимала и кого вряд ли обнимет еще раз. Дело было не в том, что ей не хотелось бежать, бежать и бежать, и не в том, что она забыла обо всем, кроме ласкавших ее рук. Все началось, когда человек с ликом сына Кабиохова поклялся кровью не касаться ее первым. За несколько часов Мэллит поняла больше, чем за все прожитые в пустоте годы. Теперь она знала и то, зачем рождаются, и то, что она так и ушла бы в то никуда, что пожирает всех, ушла, думая, что навеки обделена.
– Ну вот, – горячие пальцы убрали слезинки со щеки, – а говорите, хорошо…
– Я…
– Вы. Я. И целая вечность до рассвета. Не правда ли, это радует?

Анон · Вчера 21:42:28

Анон пишет:

И это так-то является отягчающим обстоятельством в нормальном мире

У нас Кэртиана-неЗемля. Там даже проникновение в чужой дом не считается оттягчающим.

Анон · Вчера 21:44:08

Анон пишет:

Вообще женщина в постели может плакать от удовольствия.

Может. Но это не самая распространенная вещь, к тому же, Мэллит девственница. Какое такое удовольствие от грубого первого секса?

Анон пишет:

Отказ это всегда то, что должно озвучиааться словами через рот

А как быть, если жертва психически не того или боится? В этом как раз и беда. Изнасилование далеко не всегда выглядит как "ее хватали, она отбивалась". Если человеку противно, но он терпит, а второй видит это "противно" и продолжает, то он насильник.
Я уже говорил и повторю. Альдо не male!Мэллит, он взрослый мужчина с большим опытом.

Анон · Вчера 21:44:41

Анон пишет:

При чем тут первый раз или десятый, когда дело в человеке? Пьяный мужик грубо ее взял, не обращая внимания на невербалику, причем, зная, как она к нему относится. Когда ей стало плохо, секс не прекратил.

При том, что никто не обязан быть телепатом. При том, что первый раз болезненный у многих, но это ожидаемо обоими партнёрами, и большинство не бросает "это все", если это не действительно невыносимо. При том, что мало кто точно отличит стон удовольствия от стона боли. Для этого и существуют слова, а Меллит через рот говорила другое. Более того, если человек привык вербально выражать свои желания, он того же ожидает от другого, и у него способность "читать" невербалку может быть гораздо ниже, чем у "невербалика". Анончик, ты смешиваешь нечуткость и насилие, а это разные вещи.

Анон · Вчера 21:45:46

Анон пишет:

Он никогда с девственницами не трахался,

М, и даже не слышал, что с ними надо понежнее? Меня умиляет эта попытка сделать из Альдо честного лесного дурачка, который "просто не понимает". И эмоции не считывает, и девственницу от опытной женщины не отличает, и много что еще. Хотя и с таким это было бы изнасилование.

Анон · Вчера 21:51:19

Анон пишет:

Анон пишет:
При чем тут первый раз или десятый, когда дело в человеке? Пьяный мужик грубо ее взял, не обращая внимания на невербалику, причем, зная, как она к нему относится. Когда ей стало плохо, секс не прекратил.
При том, что никто не обязан быть телепатом. При том, что первый раз болезненный у многих, но это ожидаемо обоими партнёрами, и большинство не бросает "это все", если это не действительно невыносимо. При том, что мало кто точно отличит стон удовольствия от стона боли. Для этого и существуют слова, а Меллит через рот говорила другое. Более того, если человек привык вербально выражать свои желания, он того же ожидает от другого, и у него способность "читать" невербалку может быть гораздо ниже, чем у "невербалика". Анончик, ты смешиваешь нечуткость и насилие, а это разные вещи.

+++
Альдо как любовник видимо не очень в плане чуткости и заботе о удовольствии женщины. Но и не насильник.
Интересно, если бы первый раз был с Лионелем и Мэл бы не зашло ( а наверняка не зашло, потому что первый раз реально почти у всех отстой) , но она терпеоа бы, назвали бы Лионеля насильником?

Анон · Вчера 21:53:45

Анон пишет:

Анон пишет:
Вообще женщина в постели может плакать от удовольствия.
Может. Но это не самая распространенная вещь, к тому же, Мэллит девственница. Какое такое удовольствие от грубого первого секса?
Анон пишет:
Отказ это всегда то, что должно озвучиааться словами через рот
А как быть, если жертва психически не того или боится? В этом как раз и беда. Изнасилование далеко не всегда выглядит как "ее хватали, она отбивалась". Если человеку противно, но он терпит, а второй видит это "противно" и продолжает, то он насильник.
Я уже говорил и повторю. Альдо не male!Мэллит, он взрослый мужчина с большим опытом.

Если видит. Тут очень тонкая грань. Для меня всё решает была ли озвучена через рот просьба прекратить или хотя бы быть осторожнее или нет.

Анон · Вчера 21:55:15

Анон пишет:

Анон пишет:
выбор самой Мэл
То есть, изнасилование перестает быть таким, если жертва выбирает терпеть. Мда...

Если "жертва" хочет и согласна, но по какой-то причине процесс ей не нравится, а она это не озвучивает, то изнасилование даже и не начиналось))
Некий человек очень хотел попробовать брамбубет, заказал его в ресторане, начал есть, но брамбубет ему не зашёл. Но, чтоб не обидеть повара, человек мучается, но грызет кактус. Виноват повар?

Анон · Вчера 21:58:24

Анон пишет:

. Если человеку противно, но он терпит, а второй видит это "противно" и продолжает, то он насильник.

А он точно видит? У нас есть его ПОВ?

Анон · Вчера 22:01:57

Анон пишет:

Изнасилование далеко не всегда выглядит как "ее хватали, она отбивалась". Если человеку противно, но он терпит, а второй видит это "противно" и продолжает, то он насильник.

Анон, у изнасилование предполагает либо страх жертвы за свою жизнь/здоровье/репутацию либо жизнь/здоровье/репутацию своих близких, либо беспомощное состояние (опьянение/наркотики/недееспособность по причине проблем с расудком). И это неотъемлемая часть данного преступления - либо насилие/угроза насилия, либо беспомощное состояние жертвы. Даже если жертва в результате действий насильника испытала оргазм.
Если кто-то соглашается сам, без угроз и агрессивного физического воздействия и подтверждает свое согласие через рот в процессе, будучи в трезвом уме и осознавая, что происходит, это не насилие. Даже если процесс этому кому-то не понравился.
Альдо бессословно мудак и херовый любовник, но он не насильник. Меллит согласилась сама, прекрасно зная, что происходит и подтверждала в процессе, и ни для нее самой, ни для ее близких никаких угроз, чтобы добиться ее согласия на секс, от Альдо не поступало. Более того, не смотря на то, что ей неприятно, больно и точно, ни страха она испытывает только страх разочаровать Альдо, а не страх за свои жизнь и здоровье, если вдруг откажется. Так что это просто плохой секс с херовым бревнистым эгоистичным любовником. Тоже так себе опыт для юной девушки, но не изнасилование.

Отредактировано (Вчера 22:04:08)

Анон · Вчера 22:03:48

Анон пишет:

он точно видит

Альдо уо или аутист? Нет. Он в своей жизни не общался с людьми, не занимался сексом? Нет, общался и занимался. Как можно не заметить, что женщина зажимается и плачет? Как можно счесть это нормальной реакцией? У него нулевая эмпатия, и вот это, сложенное с продолжением секса, как раз и делает насильником.

Анон · Вчера 22:07:59

Анон пишет:

Анон пишет:
он точно видит
Альдо уо или аутист? Нет. Он в своей жизни не общался с людьми, не занимался сексом? Нет, общался и занимался. Как можно не заметить, что женщина зажимается и плачет? Как можно счесть это нормальной реакцией? У него нулевая эмпатия, и вот это, сложенное с продолжением секса, как раз и делает насильником.

Альдо же вроде в тексте книги говорил, что никогда не спал и не хочет спать с девственницами? То есть, можно допустить что девственницы у него не было и он может считать (не без оснований) что зажиматься в первый раз это нормально.
Возможно, если бы это был второй раз Мэл с Альдо у неё была бы совершенно другая реакция на происходящее. В первый раз больно и страшно всём.
Но изнасилованием это становится когда через рот выражена просьба остановится, а партнер не реагирует

Анон · Вчера 22:09:06

Анон пишет:

наверняка не зашло, потому что первый раз реально почти у всех отстой

Нет, не у всех. :really: Это зависит от дохуя вводных, включая прелюдию и темперамент. Чаще всего в плохом первом сексе виноват мужчина, которому похуй на то, возбудилась ли женщина, а на прелюдию он вообще забил.

▼матчасть про еблю⬍

И да, если б со всеми теми же вводными, что у Альдо, был Лионель, я б сказал, что он насильник.

Отредактировано (Вчера 22:09:25)

Анон · Вчера 22:09:46

Анон пишет:

Как можно не заметить, что женщина зажимается и плачет? Как можно счесть это нормальной реакцией? У него нулевая эмпатия, и вот это, сложенное с продолжением секса, как раз и делает насильником.

Анон, тут приводили примеры, когда и слезы, и стоны, и даже реакция типа зажатости может быть нормальной и не означает, что женщине плохо. И в любом случае низкая эмпатия не равно насилию

Анон · Вчера 22:10:55

Анон пишет:

В первый раз больно и страшно всём

Нет :facepalm: Боже, этот тред меня пугает.

Холиварофорум

Объявление

#1 2014-08-24 16:42:40

Отблески Этерны и другие книги Камши

#482176 Вчера 21:29:08

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482177 Вчера 21:29:54

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482178 Вчера 21:32:32

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482179 Вчера 21:32:49

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482180 Вчера 21:34:59

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482181 Вчера 21:36:50

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482182 Вчера 21:36:55

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482183 Вчера 21:37:50

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482184 Вчера 21:40:59

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482185 Вчера 21:41:33

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482186 Вчера 21:41:56

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482187 Вчера 21:42:28

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482188 Вчера 21:44:08

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482189 Вчера 21:44:41

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482190 Вчера 21:45:46

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482191 Вчера 21:51:19

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482192 Вчера 21:53:45

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482193 Вчера 21:55:15

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482194 Вчера 21:58:24

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482195 Вчера 22:01:57

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482196 Вчера 22:03:48

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482197 Вчера 22:07:59

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482198 Вчера 22:09:06

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482199 Вчера 22:09:46

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

#482200 Вчера 22:10:55

Re: Отблески Этерны и другие книги Камши

Подвал форума