Начинается всё с божественного отрывка, который уже приносили нам.
В самом начале их было трое, а три – неравное число. Три не делится на два, и треугольник – фигура неустойчивая. Возможно, давняя традиция в клане воспитывать детей вместе тут плохо сработала. Возможно, если все трое были парнями – жизнь пошла бы иначе. Если бы все трое были девушками – жизнь обязательно бы потекла иначе, ибо не существует женской дружбы, равной мужской. Полноценно, как это ни парадоксально, женщина может дружить, дружить по-настоящему, только с мужчинами. И только среди них женщина поймет, что такое настоящая дружба.
Просто насладитесь им, держа в голове образ дерзкого томбоя со штопаными бочинами и финками в варежках.
Их треугольник разбился вовсе не из-за женщины. Их треугольник разбился по вине одного из них.
Они: Джирайя, Цунаде, Орочимару. Цунаде – женщина, одна из них. Но треугольник разбился не по вине одного из них. А, похуй.
Орочимару ушел, много чего сказал при этом и гораздо больше – умолчал. И, может быть, их дружба распалась не потому, что изначально был треугольник, а потому что не удержали, не поняли, не смогли и не захотели понять. Какой смысл теперь говорить об этом?
Вот не знаю, что за тяжелые отношения у авториц с треугольниками и не знаю в самом деле, какой смысл об этом говорить. Вы авторы, вам виднее.
Говорят, что по статистике мужчин и женщин во всем мире – равное количество. Возможно, если в целом – так оно и есть. Однако у Джирайи была своя статистика. Когда он был совсем молод, когда участвовал в отдельных стычках – вокруг были парни, ребята, мужчины и подростки. Все, практически все – мужского пола.
Вот это что сейчас было? Парни, ребята, мужчины и подростки практически все мужского пола. Наверное среди подростков затесался один коварный шпион женского пола, или Саня Белый был не особо уверен в гендере. Короче, сосисочное пати, ок, ну хоть Серёга не рожает.
В телохранители Джирайя-сама всегда брал только мужчин, поскольку влюбленная девушка абсолютно непригодна как оружие.
У меня столько вопросов «почему», на которые ответят только аноны с кафедры додоизма, спецы по ковырянию в говне в Дашиной голове. Или в Маузерской. В общем, Белый чувствовал себя лишним среди сосис, и хочется даже подбодрить его, чувак, ты же в фике Водолея, иди присунь какому-нибудь мимокрокодилу. Иногда правда Саня Белый брал отпуск и ехал в город. А там:
Вокруг, как море цветов, колыхавшихся в поле весной — вокруг были девушки, девушки, женщины.
Должно быть, первым словом должно было быть «девочки». Или девушек было слишком много. Короче, Саня Белый проводил отпуска в Иваново. Но вместо того, чтобы съесть эклер в кафе «Снежинка» или посмотреть архитектурные памятники эпохи конструктивизма, он ебался.
И, как цветы весной, можно было сорвать, полюбоваться – и отбросить, а иначе что еще можно делать с сорванным цветком.
Я бы предложила гербарий. Или поставить в вазочку. Или сделать варенье. Или чай. Да дохуя чего можно сделать с сорванным цветком, если ты не долбоёб.
Он никогда не останавливался на достигнутом, неизвестно что наверстывал, меняя и отбрасывая девушек, как салфетки.
Я думаю, изначально тут была «использованная туалетная бумага», но авторы ограничились таким изящным эвфемизмом.
Врал, изворачивался, сбегал. Тогда он выбросил из своей жизни не только своих заклятых друзей, но и воспоминания, мысли о них. Тратил свою жизнь, раздвигая женские ножки – иногда податливые, иногда почти недоступные. И, вне зависимости от того, как сложно досталось – отбрасывал, сминая.
Экий затейник, прям гинеколог, который спутал вагину с лотерейным билетом. Эх, а ведь Эро-сенин был таким забавным. Не то что этот стрёмный ёбырь-террорист. Однако не всё коту масленица, и Саня натыкается на мудроженщину.
- Возвращайся, - сказала она, мягко улыбаясь и подтягивая покрывало.
- Зачем? – прямо спросил Джирайя, натягивая узкие брюки – в то время он носил только облегающую одежду.
Хипстер ёбаный.
- Надо. Возвращайся.
- Я не могу и не умею любить одного человека, - проговорил Джирайя, усмехаясь. Он знал, что не вернется, но разговор забавлял его. – Я люблю многих.
- Люби. – Сказала она, застегивая пуговицы на его рубашке. – Я не буду запрещать.
- Посмотрим, - неожиданно для себя сказал он.
Мудроженщина однако быстро смекает, что лучше синица в руках, чем Саня Белый в ебенях, поэтому быстро выходит замуж и превращается в домохозяйку.
На ней был кошмарного цвета домашний халат с запахом талька и молока.
А ещё бигуди и огуречная маска. У Сани Белого бугурт, и он даже сам от этого охуел. Плюс мудроженщина успела родить, и он посчитал, что это либо его сын, либо ему изменяли. Естественно, у самца припекает, и он не находит ничего лучше как отомстить. Но перед этим он кутается в павлопасадский платок, который спиздил у Артура, и думает о Нём. О доме, в смысле.
Случившееся навело его на мысль о том, что пора иметь не просто дом, куда он возвращался поесть и поспать, а нечто большее. Сделать дом, наконец, своим. Иметь своих детей, в отцовстве которых нельзя будет усомниться. Иметь жену, которая будет ему верна, и никогда не придется больше чувствовать это мерзкое чувство предательства. В его жизни предательств было не так уж много, но и одного – больше, чем достаточно.
Уже после этого Белый мстит свою мстю, убив мужа мудроженщины. Это настраивает его на романтический лад, и пахан начинает поиск невесты, а автор демонстрирует виртуозность владения словом.
Вначале ему хотелось, чтобы его жена непременно была девственницей. Но Цунаде девственницей не была.
А была недевственницей, потому что девственницей не была.
К счастью, Джирайя был настолько в курсе этого обстоятельства, что мог даже вспомнить, в какой позе это случилось. Как она извивалась под ним, и умоляла то ничего не делать, то продолжать, то глубже, то быстрее, пожалуйста, быстрее. Воспоминания были довольно приятными. И, хотя Джирайя не чувствовал в своем сердце любви к Цунаде, он решил сделать ей предложение.
В общем, тут Цунаде такой лох, что в множество не входит, потому что ранее Джирайя говорил, что любит многих. Возможно, ей и повезло.
Апрель 1970 года. Хонсю, столичный округ Токио, Минато, Адзабу,
особняк старого Сенджу.
Старый господин Хаширама сидел в саду, наблюдая, как ветер обрывает цветки сакуры, уносит вдаль белоснежно-розовый вихрь. Ветер не мог удержать всех лепестков, ронял их на гладь небольшого озерца, где они уплывали, кружась и покачиваясь на воде. Крохотный ручеек не стеснялся говорливо журчать в стоявшей тишине, в отличие от Джирайи, который не знал, куда деть себя, впервые чувствуя себя неудобно — так и стоял на пороге, отодвинув легкие седзи.
А вы знаете, я рада, что Джирайя стеснялся говорливо журчать. Хаширама – первый хокаге, если что. На всякий случай процитирую один отрывок из нарутопедии: «Он очень снисходителен и понимающий, у него мягкая манера речи и он очень весёлый и жизнерадостный. Пришёл в восторг лишь от того, что увидел Четвёртого хокаге. Являлся в свое время Героем, которому подражали многие шиноби. Главное в его жизни - это защита и развитие своего родного селения, этому он посвятил всю свою жизнь. И защищая её, он был готов умереть. Во время 4 мировой войны, стаёт известно, что он очень часто баловал свою внучку Цунаде, и, что именно от него она унаследовала тягу к азартным играм. Также, он очень любит справедливость и людей». Запомните это хорошенько. Понятно, что тут надругались над каноном очень хорошо, но вот это особенно круто потом проявится.
Хаширама не хрен собачий, а понтовый мужик в лёгком шёлковом кимоно. На его фоне Джирайя в джинсах чувствует себя ковбоем, хоть джинсы были дорогими, но при этом «узкие джины впивались в тело». Потому что не надо пытаться со своим 60 размером влезть в 46, чай не мальчик уже. Джирайя отмечает, что Хаширама выглядит молодо, поэтому Цунаде тоже будет молодой долго, и это хорошо. Они ведут клюквенные беседы о сакуре:
- Иногда я сомневаюсь, - произнес вдруг Хаширама, и Джирайя, который считал себя опытным бойцом, едва не вздрогнул. – Возможно, я зря оставил сакуру. Она была посажена в саду еще до меня.
Хаширама посмотрел на Джирайю. Тот неуверенно улыбнулся, склонил голову в неглубоком, формальном поклоне.
- Чересчур быстро отцветает, - сказал Хаширама. – Чересчур кислые плоды.
- И зачем же она вам? – спросил Джирайя, только что бы не молчать.
- Вот и я думаю. – Ответил Хаширама. – У тебя есть просьба, верно?
Я всё ещё пытаюсь сделать скидку тому, что это глыба, вычитать её невозможно, но уже сдерживаться тяжело. В общем, пахан просит руки Цунаде, Хаширама как старая матрона переживает, что не сможет впарить попорченную девку. И вся ирония в том, что сорвал цветочек его внучки именно Джирайя. Накал страстей достигает уровня комедий с Адамом Сэндлером. Но окончания разговора мы не узнаем, потому что потому.
Май 1970 года. Хонсю, столичный округ Токио, Тюо, Гиндза,
особняк дома Сенджу.
Мужчина прикрыл лицо искалеченной рукой, как будто это могло его защитить. С нагинаты Шикаку на его лицо капала кровь.
Шикаку – папа Шикамару.
- Последний раз спрашиваю, - негромко проговорил Джирайя, облокотившийся о подоконник.
Джирайе «давит хрудь падакоонник», и он спрашивает, «где ж ты бродишь, мужчина»? Но увы, нет.
– Кто приказал тебе следить за мной?
- Я… я не могу сказать этого, - ответил мужчина невнятно, выплевывая расколотые зубы.
- Шикаку, - произнес Джирайя. – Кончай с ним.
- Погодите, Джирайя-сама, - ответил Ибики.
Этот парень видит на шее у чела кулон странного вида, срывает его, а Шикаку заворачивает находку в салфетку. Оказывается, это память об умершей жене, как сказал сам мужик. Но кого волнует его мнение, поэтому пахан спрашивает.
– Что это такое?
- Я не уверен, но, возможно, вы дадите мне время подумать? – произнес Шикаку, потер круглый подбородок.
Впервые Джирайя встретил Шикаку на фондовой бирже. Мальчишка работал от брокерской конторы, в которой его весьма ценили. Но Джирайя сумел переманить его, расписав прелести жизни в клане. Ему не было еще и двадцати лет, кажется. Несмотря на отличное обращение с нагинатой, он был не просто клинок, нечто большее. Темные, слегка раскосые глаза и брови вразлет – и умные не по годам рассуждения.
- Разбирайся, - махнул рукой Джирайя, вернул ему кулон обратно. – Поговори с Ибики, пусть поможет — у него есть опыт в таких делах.
Шикаку согласно кивнул и развернул салфетку, задумчиво рассматривая кулон.
По канону он умный и ленивый, как и Шикамару. Тут просто умный, и нам это специально выпячивают, чтобы не «вякали» о каноне, сучки.
Следующая сцена. Кагетсуя (если честно, я так и не вспомнила кто это. Канонисты, хелп) мчится на мотоцикле и думает.
Кагетсуя прикусил язык и в очередной раз подумал о том, что он вчера мог, просто прекрасно мог придти и спокойно сдать все документы.
Придти, господи! Филологи, блядь, писатели, сука. Кагетсуя приезжает куда-то, снимает митенки. А сам при этом в светлом костюме и в «удобных мотоботинках». Ну прям томбой в вечернем платье и говнодавах. Потом мы выясняем, что работает чел на Джирайю, кто-то вроде секретаря, привёз какие-то документы с отсрочкой на один день, но их всё равно взяли, о боже, как всё скучно и непонятно. Каге приезжает домой, встречает Шикаку, они вместе идут к своим товарищам-гопникам, но приходят домой к Шелдону и Леонарду из ТБВ.
Судя по белым квадратным коробкам, лежавшим на полке, вчера у ребят был день китайской кухни.
И вечер витнажных игр. Дальше без комментариев, просто наслаждайтесь атмосферой.
Несмотря на то, что солнце еще не село, на полу было разложено несколько футонов. Два сятэя, Ибики и Котора, устроившись на диване, играли в карты, в кресле кто-то дрых, накрывшись газетой. Молодежь лет шестнадцати сидела под большим вентилятором и резалась в маджонг.
- Это что? – спросил Нара, заходя в комнату. Парни оглянулась на него.
- Акиджиро, не спи, бля! – выругался Раизобуро, темноволосый широкоплечий парень ростом выше Нара.
- Сейчас, - буркнул Акиджиро, потянулся к фишкам.
- Смотри, что творится, - пробормотал Кагетсуя, пнул коробку из-под еды, - Блядь, разведут тараканов.
- Ребят, - сказал Шикаку, вышел на середину комнаты, - Парни, вы тут убирать собирайтесь или как?
- Или как, - усмехнулся Котора, кинул карту, - Знаешь ли, Нара, нам тут с тряпками ползать по статусу не положено.
- А кому положено?
- Им вон предложи, - Котора кивнул на молодняк. Те играли в маджонг, будто ничего и не слышали. Кагетсуя пнул еще одну коробку, скривился и пнул футон, случайно спихнул покрывало и вскрикнул от неожиданности – внутри обнаружилась полуголая плоскогрудая деваха, которая прошипела что-то невнятное и вновь завернулась в футон с головой. Кагетсуя закрыл рот и посмотрел на Шикаку.
- Полы кто сегодня моет? – спросил Шикаку в очередной раз, потихоньку заражаясь настроем Кагетсуи.
- Слушай, Нара, - зевнул Акиджиро, - Тебе надо, ты и мой.
- Ты охр-ренел! – рявкнул Шикаку, пинком разбросал фишки по полу, - Живо, блядь!
- А чего ты психуешь, чего ты выступаешь? – заныл Акиджиро, - Я что, крайний?!
- Пошел мыть, ты, жертва аборта! – заорал на него Шикаку, брызгая слюной, выхватил короткий боккен из перевязи на спине Ибики. Акиджиро отполз от Шикаку, поднялся, подтянул короткие шорты. Поплелся прочь, ругаясь себе под нос. Остальные уставились на Шикаку, застывшего с боккеном в руке.
- Нара, - зевнул Садамицу, скинул с себя газету. Достал зеркало из заднего кармана, поправил высоко начесанные надо лбом темные волосы, - У тебя в уголках рта не бывает таких ранок?
- Каких ранок? – не понял Шикаку.
- Ну, таких ранок, знаешь, в углу тут, - показал Садамицу, - Не бывает?
- А это ты к чему?
- Так бывает или нет?
- Бывает, - сказал Шикаку, опуская боккен.
- Я так и знал, - усмехнулся Садамицу, - Знаешь, отчего?
- Отчего? – поинтересовался он. Садамицу сполз с кресла, поправил черную кожаную куртку с нашивками, лениво подошел к нему и приобнял за плечи.
- Хуй берешь не по размеру, - доверительно проговорил он. Ребята заржали, а у Шикаку дернулась тонкая бровь.
- Слушай меня, ты, Элвис, - начал он, подошел вплотную к Садамицу и взял его за грудки.
- Э-э-э, куртку не замай! – воскликнул Садамицу, попытался оттолкнуть его от себя, но ничего не вышло. Шикаку мгновенно перекинул отвороты его рубашки крест-накрест, тут же потянул в разные стороны, отчего Садамицу покраснел и начал задыхаться. Кагетсуя сдавленно охнул, а Садамицу начал хрипеть, царапая ногтями руку Шикаку. Тот отпустил его, оттолкнул от себя, и Садамицу налетел на Акиджиро, который ползал по полу с тряпкой. Ведро с грохотом перевернулось, вода выплеснулась, и Акиджиро мгновенно вскочил на ноги.
- Ты что сделал, урод! – рявкнул он гортанно, врезал Садамицу по уху, - Моя футболка вся в этой грязной воде, я тебя урою!
- Иди на хер! – Садамицу треснул мальчишку по шее, тот разъярился еще больше и закричал:
- Пошли вы на хрен со своей гребаной уборкой!
И швырнул грязной тряпкой в Шикаку, но промазал, мокрая вонючая тряпка съездила по щеке Кагетсую. Тот взвыл и заорал что-то несвязное про налоговую, бумаги и документы, отбросил грязную тряпку в сятеев, сидевших на диване.
- Наш красавчик разозлился, - усмехнулся Садамицу, - Ты заботишься о своей внешности, как девка, Кагетсуя, может, ты и есть девка?
- Да пошел ты! – рявкнул тот, не сдержал обиды, выхватил кунай, и оттолкнул от себя Котору, явно желавшего съездить ему по роже этой тряпкой еще пару раз, - Сейчас я с тобой разделаюсь!
- Стоять всем! – перекрывая ор, завопил Шикаку, но Акиджиро усмехнулся:
- А ты что тут раскомандовался! Кто тебе вообще право давал? Ты и.о. оябуна, что ли, я не понял?
Шикаку с низкого старта бросился на Акиджиро, примял его к полу и сдавил потную шею мальчишки, Кагетсуя пырнул кунаем Садамицу, пропоров рукав куртки, и тот так ему врезал, что Кагетсуя отлетел, столкнув по пути Ибики и Котору. Вакасабуро рванулся на защиту Акиджиро, заломил Шикаку руку, тот заорал матом, поминая всех родных парня до седьмого колена. Ругань, ор, вопли стояли до потолка, в мальчишеские голоса вклинился бас Джирайи. Он пинками разогнал мальчишек, со звоном треснул никак не унимавшегося Вакасабуро ведром по башке, отодрал плюющегося и шипящего Шикаку от хрипящего Акиджиро. Шикаку вырывался, пытался достать парня ногами, но Джирайя вывернул его руку до упора, тонкая ткань пиджака треснула по шву.
Насладились? Прекрасно. Не нашла фотокарточек других гопников, так что, можете представлять себе пиздоту Саши Белого. Или Тоху с Вованом. Или кого хотите.
Приходит Саня Белый, разгоняет гопоту, выясняет, что Кагетсуе испортили «склерозник», видимо это календарь, поэтому он просрал время похода в налоговую, а Шикаку всех заебал, потому что командуеть, поэтому Дзирайя назначает его дежурным по роте, или звеньевым, или старостой класса. Короче, сятэйгасирой. У всех баттхёрт, включая Шикаку, но пахан решает, что этого недостаточно и делает Шикаку своим вакагасирой. А потом все сели пить чай с конфетами.
Хоботом землю роет, ага.