Я хочу спать. И жить. Поэтому стараюсь не заснуть за рулем.
это - ПОВ Сомца, который добирается до дома сквозь Синситиуполь, не включив печку:
Темно, ветер швыряет в окна мокрый снег. Машина буксует на сугробах, и я примерзаю к сидению
Сомец жалуется на мороз, который непонятно как сочетается с мокрым снегом, и мечтает о том, чтобы заняться истинно сомцовыми делами, то есть пердеть на диване и жрать:
Эх, завалиться бы спать до полудня. А потом пощелкать пультом перед телеком…Вместо этого - пара часов сна и работать. Зараза. Полцарства сейчас отдам за ванну, постель и ужин. Не обязательно в такой последовательности. Хотя можно схватить в зубы бутерброд и залезть по шею в горячую воду. И спать-спать-спать.
когда к патологоанатому привозят труп человека, который подавился бутербродом, заснув в ванне и утонул, тот сразу понимает, что перед ним сомец.
тем временем, наш герой добирается до дому:
В прихожей светло. Ой, нет! Не надоооо…
Вот так всегда, когда я злой, вымотанный и раздражительный, мой мальчишка является отношения выяснять.
нет, Сомец - не отец-одиночка, у него просто уже есть сучка. Причем не какая-нибудь, а самадуравиноватая:
А я не всегда даже успеваю понять, что уже не на работе. А он, придурок, меня доводит до белого каления, пока я со злости не рявкаю на него, лишь бы он заткнулся.
хорошо, хоть пиздюлей с порога не прописывает. Хотя, подождите...
-Привет, сладенький, а я у тебя переночую, – у меня на шее виснет тяжелое, горячее и полуголое мальчишеское тело.
Это мои зубы так скрипят? Жуть. Сдираю его с себя, а он вцепился руками и хихикает. Типа игра, да?
Кто не спрятался – я не виноват…

в те темные времена Додо экономила даже на пустых абзацах, поэтому Сомец без предупреждений телепортируется:
Я балдею в ванной, дожевывая бутерброд. Пацан расстилает постель и преувеличенно громко всхлипывает. Ну, не так уж я и сильно его отшвырнул.
и вообще, чего он без заточки по дому ходит.
закончив валяться в ванне, Сомец решает попросить прощения:
Пальцами стираю следы слез со щек:
- Не плачь. Извини.
Не годен я сейчас для секса. Хоть это-то он понимает. Юркает под одеяло, ерзает и устраивается у меня подмышкой, положив узкую мордочку мне на грудь.
но зря вы надеетесь, что Сомец сожительствует с котом. Судя по всему, он все же педофил:
Мальчишка спит, лежа на животе, посапывает во сне. Одеяло сползло ему на талию, худенькая спинка светится белизною под тусклым уличным светом.
Сомцу то спится, то не спится, он нервно бьет рукой по спинке кровати, и, наконец, в грезах к нему приходит Багоас:
Я засыпаю снова. На секунду, на секундочку, перед глазами вспыхивает другое лицо. Взрослее. Жестче.
судя по описаниям каррентной сучки, быть взрослее и жестче - нетрудно.
У меня еще не было таких. Ну, послушных. Покорных и доверчивых. Правда! Когда он стонал подо мною, он совершенно открылся для меня, отдался целиком, хоть в узлы вяжи, великолепно отвечал. А потом хотел меня убить. Экзотика…
хуетика.
я не могу придираться к логике этого прекрасного персонажа. Действительно. Жесткий, но доверчивый, доверчивый, но пытается убить. Чего бы и нет.
Я проваливаюсь в сон, вспоминая парня, с которым познакомился в другом городе.
вы можете спросить, что это за Инсепшн, если Сомец проваливается в сон, уже заснув, но, конечно, нам никогда не ответят на него.
новые три звездочки переносят нас вперед:
Я выхожу из кабинета начальника, и только тогда начинаю рычать. Это нечестно!!! Я собирался провести эти выходные дома, перед телеком, на диване. Позвать своего мальчишку…Культурно отдохнуть, то есть.
не знаю, как у вас, а у меня случился вьетнамский флэшбэк про Гиви и Колбасу с их культурным отдыхом.
Ранним утром мне надо быть в одном далеком городке. Всю субботу проторчать на ужасно длинном и скучном официальном мероприятии. И рано утром в воскресение выехать обратно, чтобы к вечеру быть дома. Гррр. Ненавижу этот мир.
можешь по дороге развести несколько фанерок. Ох уж эти люди-ублюди и мерзкий мир, ими населенный.
по пути в городок, Сомец вспоминает Багоаса и спрашивает себя, не стоит ли заглянуть на огонек:
Глупо, конечно, - он меня наверняка не помнит. И он – до сих пор убивает, если, конечно, его еще не поймали. Но мне было хорошо с ним в постели.
стать очередной жертвой, конечно, Сомец не боится, тем более, что его так манит встреча:
я несусь на сумасшедшей скорости. Нравится мне так. Ночь. Почти полночь. Как хорошо, как прекрасно иметь топографическую память! По крайней мере, есть, где бесплатно заночевать. Я нахожу тот бар за пятнадцать минут. Городок небольшой, сколько тех баров – раз, два и обчелся… Проезжаю дальше. Белая стена. Я ее помню.
если вам кажется, что Сомца заклинило в режиме Шерлока Холмса, то вам не кажется. Дальше будет только хуже.
Дверь открывается. Он смотрит на меня. Я – на него. Он взмокший и встрепанный. На бедрах простыня. Большие удивленные глаза. Совсем свежий укус на губе.
- Пустишь?
- Проходи, – он отодвигается. – Только я не один.
Сомца не тревожит и это, он отважно скидывает ботинки и бежит на кухню, мимо темной спальни, из которой решает что-то вякнуть жертва номер три с половиной:
- Кто там? – Глухой голос. Почти пожилой мужчина, судя по голосу, с пузиком и отдышкой. Хм, могу даже больше сказать: наверняка би, жене изменяет. С шлюшками надоело, пресытился, поэтому перешел на мальчишек.

Багоас говорит жертве, что это кто-то ошибся дверью (а шагов на кухню, видимо, глуховатый пожилой мужчина не услышал) и идет к нему.
Этот парень похож на дымчатого котенка. Резкий, порывистый, с умными глазами, с этими забавными мурчащими интонациями.
да, именно так и выглядят дымчатые котята.
Я слышу стоны из спальни. Судя по всему, хозяину этой квартирки плевать – будет ли на него смотреть кто-то посторонний.
Оказывается, я – вуайерист. Я подкрадываюсь к приоткрытой двери. «Только загляну - и сразу назад».
с этой светлой мыслью Сомец палит ахуенный секс:
Я не вижу мужика, что лежит на спине, да мне и не интересно. Только чуть раздвинутые ноги, покрытые темными волосками. Котенок сидит верхом. Изогнутый, напряженный. Я облизываю взглядом худую стройную спину, изгиб поясницы, ягодицы и сильные бедра.
Багоас потеет, жертва сопит, Сомец наблюдает:
Чужие толстые пальцы ложатся на его влажные узкие бока. Темп увеличивается. Котенок явно не успевает, сбивается. Дышит тяжело и отчаянно. Стонет жалобно. А во мне поднимется глухая темная ярость. Котенок устал, а его совсем не жалеют. Мужик совершенно спокойно заездит его. Сейчас я тоже способен убить.
алло, гараж, в вашу предыдущую встречу ты его изнасиловал, угрожая оружием, а теперь ты волнуешься, что он переутомится в процессе ебли? Серьезно? Ты можешь быть хоть немного последовательным, сраный ты Кристиан Пронин в рыжем парике?
у меня даже сил нет придираться к этим ебучим котятам и прочей латентной зоофилии.
Худое тело вдруг выгибается сильно, голова совсем запрокидывается, чуть ли не доставая затылком до лопаток.
тут могла бы быть очередная шутка про "Who you gonna call?", но ей-ей, это тоже уже не смешно: то, насколько за десять лет у Додо не изменилось не только содержание фиков, но и форма. Все эти Ортуры, Стайлзы, Джулианы, Криденсы, Фаллены, имя им легион, продолжают вести себя во время секса так, как будто вот-вот начнут плеваться эктоплазмой и выть о том, что Сатана пирует душами абортированных младенцев.
ахуенный секс тем временем заканчивается и Сомец отворачивается.
- Ты такой сладенький мальчик…
Ага, знаю я эти разговоры. «Мы можем встречаться время от времени…я богатый человек…бла-бла-бла…». Фишка в том, что Котенок старше, чем кажется. По-моему, он даже старше меня.
ага, Багоас не просто карлик, а кто-то вроде той карлицы из "Темного дитя", которая притворялась ребенком, удочерялась и пыталась трахнуть отчима. Лучше бы Додо оттуда сюжет спиздила.
Подушка. Глухой выстрел пистолета.
мы рады, что Багоас стрелял сквозь подушку, а не сквозь Сосису. Тем временем закипает чайник, Сомец наливает чай, очевидно не опасаясь травануться, думает о том, что не будет спать в кровати, где кого-то только что убили, наконец, приходит Багоас:
Он утомлен: осунулось лицо, острее подбородок, под глазами тени, губы припухли. Штаны съезжают вниз, когда он тянется к верхней полке за чем-то, и я вижу наливающиеся темнотой пятнышки на бедрах.
Мы молчим.
Пьем чай.
с конфетами. И с диалогом, который так же ахуенен, как секс:
- Мне стыдно, – Действительно, скулы заливает румянец.
- Почему? – я дую на чай и глотаю понемногу.
- Ты видел, как я убиваю.
Он меня поражает. Он ведь не псих, нормальный парень, но какой-то заворот в нем сидит, однако.
-И что? – я пожимаю плечами. – Я тоже убивал. Я в Чечне воевал.
в принципе, не будь все настолько тупо и примитивно, это мог бы быть сносный сюжет: мент, у которого из ушей лезет военный ПТСР и он не может жить нормальной жизнью, и маньяк, пытающийся самоутвердиться с помощью убийств. И все очень плохо.
видимо, Додо пыталась изобразить тут "Прирожденных убийц", но у нее кончился ресурс.
Я поднимаюсь, чтобы поставить чашку в раковину. Шестым чувством осознаю опасность и успеваю увернуться. Нож с глухим стуком втыкается в дерево шкафчика.
Кухня маленькая. Два шага – и он распят на столе.
Понтий Пилат покинул здание.
Одной рукою я удерживаю его запястья. Я – сильнее. Я зол. И я хочу его.
Котенок бьется в моих руках, пытается лягнуть, шипит. Не могу сдержать улыбки: просто шерсть дыбом стоит. Если я его отпущу, он меня в клеточку расцарапает
не ебите котов. Пожалуйста. Не ебите котов.
Свободной рукою стаскиваю неуклюже с него штаны. Он пытается пнуть меня. Зубы клацают в сантиметре от моего носа, поэтому я резко отстраняюсь. Он совсем легкий. Перевернуть на живот – нефиг делать. Я торопливо расстегиваю ширинку. Шлепаю его по ягодицам.
внимание, смертельный номер на арене нашего блядского цирка: сомец отказывается насиловать сучку!
- Не надо, – короткий всхлип. Почти ненарочный. Случайно вырвавшийся. Губы крепче смыкаются, не пропуская крики страха и бессилия. Я заглядываю в его глаза – в них плещется такой непостижимый ужас, что я невольно отпускаю его.
Кажется, я знаю, почему он убивает тех, с кем спит.
не спрашивайте. Просто он знает. Ванганул с разбегу.
Сомец утешает Багоаса, спрашивает у него, где в доме диван, и несет к нему:
Я подхватываю Котенка на руки. Он совсем легкий. И сопит мне на ухо. Хихикать хочется, но я давлю смех. «Ты у меня сегодня помурлыкаешь», - обращаюсь мысленно. Губы сами кривятся в предвкушающей ухмылке.
но Багоас снова решительно отказывает:
- Я устал. – Признается.
- Никаких фокусов, – я уже знаю, что больше он не попробует, но так, на всякий случай. – Я чутко сплю.
Он вздыхает и забирается на меня, укладывается сверху, обняв руками за талию. Маленький послушный котенок. С ядовитыми когтями.
герои с сопением засыпают и вторая часть на этом заканчивается.
третья начинается с того, что Багоас коварне, Сомец - дерзкий дебил, а у меня опять флэшбэк про Колбасу:
Да, я идиот. Кто бы спорил? Утро. Мне пора собираться. Котенок сидит верхом на мне, тонкое лезвие ножа упирается мне в грудь.
пилы Уэйза в доме нет, приходится импровизировать.
– Боишься?
- Ага, – я чуть мотаю головой. – Если я сегодня опоздаю, с меня шкуру сдерут. А тебя – не боюсь.
У него очень выразительное, «говорящее» лицо. Легко понять, о чем он думает.
отличная фишка для маньяка-убийцы.
- Ты сегодня дома будешь? – я стараюсь говорить спокойно, чтобы он не услышал напряжения в голосе. – Я хочу потом переночевать у тебя.
Из больших светлых глаз на меня льется изумление и надежда, растерянность, радость и вдруг - подозрение.
- Ты точно вернешься?
Сомец заверяет Багоаса, что обязательно вернется к ужину,
– Я не хотел, чтобы ты ушел. Я совсем один…
Он замолкает, думая, что эти слова звучат глупым оправданием, учитывая его… эммм, сексуальные привычки.
и это правда. Я понимаю, что странно придираться к здравомыслию районного Протожаспера, но, с другой стороны, очевидно же, что от маньячности его вылечат, в принудительно-добровольном порядке лишив одиночества.
Он исподлобья смотрит на меня, утвердительно мотает головою и сползает. Без его легкого веса на моем паху становится как-то неуютно.
что ты такого делаешь на своем паху, что можешь оценить его уютность?
сбой во времени-пространстве перекидывает нас куда-то вперед:
Возвращаюсь неживой. Шесть долгих часов болтовни. Почему-то руки трясутся, от злости? Котенок открывает мне дверь и, ни о чем не спрашивая, пропускает в квартиру. Я не очень учтив, но на приветствия нет сил. Голова раскалывается, есть хочу, спать, под душ, в туалет, и почему-то хочется соленых огурцов. Просто во рту печет, так хочется.
ты не мог залететь, ты сомец. Брось эти штучки.
конечно, Багоас приготовил своему оладуху ужин и все остальное, ведь убийства - убийствами, но Хорошая Семейная Жизнь сама себя не сделает:
Я благодарно посматриваю на Котенка, молча пережевывая котлету. Он в одних штанах. На кровати лежат презервативы и тюбик геля, что ж, он правильно понимает мои взгляды. Голова даже перестает болеть, я торопливо доедаю, посматривая на его обнаженные плечи.
перформанс Правильной Сучки продолжается:
- Иди в душ. Я сам посуду помою, – Котенок послушно уходит. Жду его уже в спальне, грею в ладонях тюбик. Когда он вернется, я его отымею. Я трахаться хочу. А потом обниму и буду слушать.
так и вышло(с).
Котенок маленький, удобно помещается подо мною. Я хочу видеть его лицо, мне нравится, как он сосредоточенно хмурится, когда я вхожу в него. И как он облизывает губы. Он так раздвигает ноги, что я дурею от непристойного и желанного вида. Подхватываю его под коленки, чтобы приподнять выше. Тугой и упругий. Горячий. Я с силой пробиваюсь вперед, завоевывая, покоряя его.
Багоас сопит и потеет, Сомец сомцует, ебля продолжается:
Я просто теряю контроль. Бедра с похабным хлюпаньем сталкиваются, его спина выгибается, он вспотел, обессилел, но улыбается. И я улыбаюсь.
естественно, без элементов бодихоррора не обходится:
Я сдавливаю его в объятиях, кончая сам. И тогда только он кричит и обмякает, растекается по мне горячим мокрым тельцем.
посткоитальное чвирканье подводит нас к теме окончательности установившегося пейринга:
- Я не хочу, чтобы ты уезжал, – говорит Котенок, почти уснув.
- Я тоже не хочу уезжать, – мне действительно не хочется возвращаться в свой город. – Я еще приеду к тебе, если захочешь.
заодно Багоас рассказывает свой ориджн:
- Давно, я еще совсем пацан был… - его голос становится глуше и мрачнее. – Меня изнасиловали. И чуть не задушили, – он молчит, ожидая от меня возгласа удивления или гадливости. Я тоже молчу, только ласкаю его нежнее. – А я выжил. Ну, с этого времени…Сначала это было местью. Всем парням. За то, что никто из них: нежных, злых, нетерпеливых, никто, короче, не защитил меня. Они даже себя защитить не могли. А потом…это стало страхом…что кто-то из них обязательно попробует убить меня. Ты бы знал, как мне страшно становилось!
Он переворачивается, смотрит на меня требовательно и выжидающе. Что я могу ему сказать? Ничего.
действительно. Что может милиционер сказать человеку, который признался, что убивал людей на протяжении многих лет? Разве что снова его выебать:
Я подхватываю его поперек, чтобы удержать – от моих толчков он слетает с кровати. Может, ему будет больно потом, может, ему больно и сейчас, но кричит он от удовольствия. Котенок, как угорь в руках, гибкий, мокрый, извивается и бьется, хрен удержишь. Мы сталкиваемся со шлепком, хлюпающие звуки смущают его…а меня нет. Совершенно. Я слушаю его хриплые стоны и чувствую себя…эээ…супергероем. Потому, что я трахаю его.

наебавшись всласть, герои падают в кровать и засыпают.
Постель – теплый кокон из одеял, подушек и Котенка. Впрочем, как раз последнего «компонента» нет.
Имс бы сказал, что Котенок был, но Имс бы ничего не сказал, поскольку Котенка не было.
Теплые острые лопатки, похожие на оборванные крылья, которые я обнимал всю ночь, куда-то исчезли.
я смогу не доебаться до лопаток.
я смогу не доебаться до лопаток.
...
я не смогу не доебаться до лопаток. Ладно, хрен с ним, с тем фактом, что словосочетание "лопатки исчезли" не совсем считывается как признак исчезновения обладателя лопаток. Хрен даже с тем, что лопатки, похоже, кости-побратимы коленных чашечек и сакрализированы в додоверсе по самое дальше некуда. Но помните это сраное сравнение в Додограде? Я даже напомню цитатой:
"Мирон закивал. Его худые лопатки торчали, словно варварски обломанные крылья". Понимаете, эта метафора не просто стара, как говно мамонта, ее Додо лично употребляет уже больше десяти лет, в одном и том же виде, и ничего ей не жмет.
Я пытаюсь сесть на кровати, не открывая глаз. Руки запутались в какой-то тряпке, что-то мелодично звенит.
Эттто еще что такое??!!! Кровать рядом с батареей. Цепь пропущена через несколько звеньев батареи и прикреплена к моим запястьям. Я дергаю руками, скорее инстинктивно, не разорву же я сталь, в самом деле. Осматриваю хитроумные крепления – как замки на руках, без ключа не откроешь.
а потом пришел Багоас, зарубил его топором, скормил своему ручному дракону, сомцова сучка поплакала, да и нашла себе мужика получше. И все, пиривет.
нет, на самом деле, Багоас пришел с другой целью:
– Это что такое? – я протягиваю ему скованные руки.
- Я не хочу, чтобы ты уезжал, – тихо и настойчиво говорит он. Подходит, усаживаясь у моих ног, кладет голову мне на колени – Я не хочу…
но было бы наивно надеяться, что Сомец станет частью человеческой многоножки. Вместо нее нас ждет новый ахуенный секс:
Он раздвигает мои колени и усаживается между ног, облизывает тщательно губы и опускает голову. Я отклоняюсь назад, опираясь на локти, запрокидываю голову. Ноги сами собою раздвигаются еще шире, давая ему больший доступ. Но уже через минуту мне хочется сжать его голову коленями, чтобы он никогда не уходил. Горячий влажный рот из меня душу высасывает.
дементоры тоже уже не те.
Меня трясет и выгибает над кроватью. Котенок крепко обхватывает руками мои бедра, выпивая все, что я могу ему дать, пальцы крепко держат за мои ягодицы. А когда я поднимаю голову с подушки, еле-еле переводя дыхание, вижу его обдолбанные глаза, как будто это ему сейчас отсосали, а не мне.
естественно, Багоас творит это все просто от одиночества, и боится отпустить Сомца, ведь где еще такого найти.
-Ты уедешь, – протестующе говорит он.
Я вдруг понимаю, как ему страшно остаться одному. И как он одинок. Потому что боится остаться с кем-то рядом. Как он соскучился по простому разговору, вот так, валяясь и лениво поглаживая друг друга. Как ему нужно было кому-то рассказать. Мда…
- Я вернусь на выходных – он тоскливо сморит на меня. – И привезу тебя кошку…котенка.
Багоаса эта мысль очень радует, поскольку он сам, очевидно, не мог догадаться, что котенок поможет ему бороться с одиночеством.
он сразу же отпускает Сомца и даже обещает больше не таскать домой мужиков с целью убийства. Зачем? У него теперь есть бочина для сопения. Сомец собирает манатки и на прощание обнимает Багоаса:
я поворачиваюсь к нему и обнимаю. Мы чуть покачиваемся на месте.
- Я люблю тебя, – признается он. Молчу. Я в растерянности. И не знаю, что сказать.
- Я тоже тебя, – потому что это похоже на правду.
да он не может любить тебя!
простите, нервное.
на этой радостной мысли Сомец загружается в машину и едет домой, ковыряясь в хэппиэндных мыслях о вечном:
Кажется, я действительно вернусь к нему. Как…как привязанный. Потому, что… мне не верится, но…действительно…я влюбился. В него. Я его люблю. Вот.
Деревья мелькают по обе стороны дороги. Весна пришла.
хорошо бы грачи-убийцы прилетели.